CC BY
87
ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ НА ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКУЮ СТРАТЕГИЮ РОССИИ В ПЕРВОМ ТУРЕЦКО-ЕГИПЕТСКОМ КОНФЛИКТЕ (1831-1833 годы)
Ж.В. Петрунина
История взаимоотношений между странами всегда сохраняла политическую и научную значимость и привлекала внимание исследователей. Однако не менее важным является изучение вопросов восприятия обществом государственной позиции в тех или иных вопросах международной жизни. Такой материал является ценным в учебном процессе в высших и средних учебных заведениях, поскольку позволяет отойти от механического заучивания фактов и дать более полную характеристику разным событиям.
Период первой половины XIX века в мировой истории принято считать относительно мирным. Тем не менее, и в то время в некоторых регионах продолжали возникать локальные конфликты. Сложным вопросом во взаимоотношениях государств Европы и Ближнего Востока с конца XVIII века оставалась ситуация в Османской империи [1]. С начала XIX века в различных частях владений турецких султанов вспыхивали очаги национально-освободительных восстаний. Одним из крупных столкновений на Ближнем Востоке стала борьба турецкого султана Махмуда II и египетского паши Мухаммеда Али, которая развернулась в 30-х годах. Паша стремился получить независимость от султана и создать под своим владычеством новую арабо-му-
сульманскую империю. Эти события, так называемый «Египетский кризис», оказали влияние на развитие международных отношений в последующее время.
В орбиту ближневосточных проблем были втянуты военные и дипломатические силы европейских государств и России. Каждая из великих держав различными путями пыталась занять преобладающее положение в регионе. Петербургский кабинет во время и после первого турецко-египетского столкновения (1831—1833 годы) рассчитывал убедить Махмуда II противопоставить союз с Россией замыслам европейских государств. Русским дипломатам важно было найти средства для достижения этой цели, опередив англичан и французов. Несмотря на единичные мнения (генерал Н.Н. Муравьёв), что Россия не 131 имела корысти в регионе, в окружении императора понимали, что реально поддержка Махмуда II являлась средством достижения прочного положения государства на Ближнем Востоке. Согласно позиции начальника в Дунайских Княжествах П.Д. Киселёва, обозначенной в письме к князю М.С. Воронцову, Черноморский флот в Босфоре был предназначен для борьбы с державами, в частности, с англичанами, которые могли бы стать могущественными хозяевами судеб Османской империи, если не принять должных мер [2]. Опасаясь за судьбу Черноморских проливов, в ходе турецко-египетского конф-
ликта начала 30-х годов русское правительство было вынуждено выступить в защиту терпящей поражение Порты и ввести в зону конфликта три военно-морские эскадры. Однако отсутствие единого военного руководства, постоянные распри и нерешительность русских представителей, колебания Порты дали возможность Англии и, главным образом, Франции оттеснить Россию при заключении договора между Турцией и Египтом. Стремясь уничтожить повод для пребывания русских военно-морских сил в Османской империи, правительства Англии и Франции способствовали началу мирных переговоров между Турцией и Египтом, которые, при контроле европейской дипломатии, завершились подписанием между враждующими сторонами Кю-тахийского мирного договора (1833 год). Отсутствие военного конфликта предполагало вывод войск России из региона.
Заключение Кютахийского мира не решило проблему сохранения целостности владений турецких султанов, которая осталась в центре внимания европейских кабинетов. В русском прави-1и2 тельстве давно обсуждался вопрос о возможном распаде Османской империи и о политике отечественной дипломатии в этом случае. Для рассмотрения данной темы еще в 1829 году Николай I учредил особый комитет, который, опираясь на мнение министра иностранных дел России К.В. Нессельроде, постановил, что «выгоды от сохранения Оттоманской империи в Европе, превышают... невыгоды» [3]. Сильное государство под управлением египтян, имевшее в союзницах враждебную Францию, представляло угрозу для южных границ России. Выступая на заседании комитета, К.В. Нессельроде доказывал, что целесообразно «...иметь со-
Преподаватель XXI
седом государство слабое, постоянно угрожаемое революционным духом, которым проникнуты его вассалы, и вынужденное счастливой войной покориться воле победителя. Если же Турция распадется, то восстановление ее будет невозможно...» [4]. Весной 1832 года в одном из писем к К.В. Нессельроде начальник в Дунайских княжествах граф П.Д. Киселёв выдвигал свою концепцию дипломатии России на Ближнем Востоке. Он полагал необходимым разъяснить Махмуду II цели Англии и Франции, а также суметь заинтересовать турецкий кабинет в России как союзнице в борьбе с Мухаммедом Али. Для того, чтобы убедить правительство Османской империи в «справедливости русской политики», П.Д. Киселёв считал возможным предложить Порте материальную помощь. Взамен она должна была признать протекторат России в восточных делах и уступить морскую крепость у входа в Босфор [5]. Николаю I такой план очень подходил. В турецко-египетском конфликте Петербург официально выступил на стороне султана. В начале 1833 года в Константинополь во главе дипломатической миссии прибыл генерал Н.Н. Муравьёв. Н.Н. Муравьёв должен был торжественно продемонстрировать дружественное расположение императора к султану и отрицательное отношение к действиям египетского паши, передав Мухаммеду Али, что «только немедленным прекращением военных действий на суше и на море паша может снова возвратить к себе расположение государя» [6]. В случае же своей победы Мухаммед Али должен будет признать договоры Порты с Россией. Одновременно император не упускал возможности установления дружеских связей и с Мухаммедом Али. В беседе с полковником А.О. Дюгамелем, ко- 1 / 2008
торый отправлялся в Египет в составе миссии генерала Н.Н. Муравьёва, Николай I ставил перед ним задачу «дать понять Мехмету Али, что никто не в состоянии быть ему полезен более меня, лишь бы он не переступал разумных границ» [7]. Важной задачей оставалось попытаться распространить влияние России на весь Ближний Восток, включая Египет. Тщательно взвесив ситуацию, в 1833 году русские дипломаты все же сочли, что отношения с Египтом пока будут иметь второстепенное значение. Гораздо выгоднее для жизненных интересов государства бороться за сохранение Османской империи, поддерживая ее при этом в «слабом и разрозненном состоянии», которое было «самым лучшим поручательством наших южных границ...» [8]. Николай I рассчитывал услугой Турции в критических для нее обстоятельствах «привязать ... Порту прочным чувством благодарности» к России [9]. Он не мог «допустить другим завладеть Царьградом», хотя и видел, что такое приобретение вызовет зависть Англии, Австрии и Франции [10].
После заключения Кютахийского договора Россия оказалась перед угрозой потери своего влияния в Османской империи. Правительство Николая I надеялось еще исправить сложившееся положение. В качестве чрезвычайного и полномочного посла при султане и главного начальника всех русских сил в Турции временно был направлен генерал-адъютант А.Ф. Орлов, который опоздал лишь на два дня к подписанию мира между Турцией и Египтом. «В инструкции, данной Орлову, ему ставилось главною задачей внушить султану и его советникам убеждение, что их спасение зиждется единственно на помощи... и продолжать нашу деятельность в Константи-
нополе на пользу и выгоду России.., не допуская ни вмешательства, ни коллективного посредничества... » [11].
Теперь перед русскими дипломатами остро стояла задача сохранить позиции России на Ближнем Востоке, которые были заняты ею после русско-турецких войн (1768—1774, 1787—1791(92), 1806—1812, 1828—1829 годы), и подписать договор с Портой. Предложения о заключении оборонительного союза, с которыми к русскому посланнику в Константинополе А.П. Бутеневу обратился от имени султана министр иностранных дел Ахмед-паша, были сделаны еще до приезда графа А.Ф. Орлова (апрель 1833 года). Махмуд II не мог заключить подобное соглашение ни с одним из европейских государств, поскольку Англия была удалена территориально, Франция выступала на стороне Мухаммеда Али, пытаясь закрепиться в регионе, Германия и Австрия не имели достаточно сильного военно-морского флота.
Таким образом, Турция была вынуждена заручиться поддержкой России на случай новых конфликтов в Османской империи. Особо подчеркивалось, что инициатором подписания договора выступила турецкая сторона. Петербургские политики внимательно отнеслись к замыслам турецкого правительства. Это был реальный шанс закрепить свое влияние на Востоке, лишив при этом Порту возможности обращаться к какому-либо европейскому государству в случае возникновения международных проблем. Но главное — под контролем России оказывались Черноморские проливы. В начале июня 1833 года. А.Ф. Орлов получил из Петербурга инструкцию, в которой были даны основные положения будущего договора с Турцией. Документом оговаривался оборонительный харак-
133
134
тер соглашения. Планировалась защита только Европейской Турции. «Эта поддержка не распространяется на Африку, куда уже совершено вторжение — взят Алжир» [12]. Большой интерес вызвала секретная статья будущего договора, поскольку она гарантировала безопасность южных провинций России. Наличие документа должно было обеспечить право России держать свои войска в зоне проливов и прекратить колебания Турции насчет союзника. А.Ф. Орлов должен был заключить договор, который стал бы «в глазах Мухаммеда Али препятствием, более серьезным, нежели гористая степь, отделяющая Караманию от Малой Азии» [13]. После того, как Россия 25 июня официально объявила о выводе своих войск с территории Османской империи, 26 июня 1833 года начались переговоры. Со стороны России их вели А.Ф. Орлов и посланник в Константинополе А.П. Бутенев, а Турцию представлял Ахмед-паша. Наибольшие споры возникли по двум вопросам: сохранение целостности Османской империи и секретная статья, оговаривающая режим проливов. По мысли Николая I, необходимо было связать Порту обязательством, обеспечивающим спокойствие южных областей нашего государства. «Это обязательство не налагало бы на Порту никакой новой тяготы, так как, при тех или других обстоятельствах, она по чувству самосохранения сама была заинтересована в том, чтобы вход в Дарданеллы был воспрещен иностранным военным судам» [14]. Прототипом планировавшегося соглашения послужили договоры, заключенные с Турцией в 1798 и 1805 годах.
Стороны смогли достигнуть компромисса, и 26 июня (8 июля) 1833 года в местечке Ункяр-Искелесси между Турцией и Россией был подписан договор
Преподаватель XXI
сроком на 8 лет. Между обеими сторонами устанавливался вечный мир, дружба и союз. Сохранялись условия договоров, заключенных ранее. Вход в Черное море был закрыт для всех иностранных кораблей, при этом в договоре не упоминалось о закрытии выхода из него. Турция не могла запереть проливы для России, иначе Петербург не имел бы возможности выполнить 1 и 3 статьи соглашения. «1833 год принято считать самой блестящей страницей в истории русской политики на Востоке, и не без основания» [15]. Оценивая условия нового русско-турецкого трактата, можно согласиться с позицией русского дореволюционного исследователя С.С. Татищева. Несколько возвеличивая роль Николая I, историк сделал вывод, что «государь, став из грозного противника мощным покровителем Оттоманской империи, хотел изменить лишь средства, отнюдь не цель восточной политики, завещанной ему державными предками. Целью оставалось по-прежнему утверждение за Россией первенствующего положения на Востоке, положения, основанного на праве, поддержанного силой, гласно исповедуемого пред лицом Европы» [16]. Тем самым Россия получала контроль над входом в Черное море и защиту своих южных рубежей, мусульманское население которых выступало на стороне Мухаммеда Али, надеясь дождаться избавления от «христианского ига». Однако, подписывая двусторонний договор и уверяя Махмуда II в искренности своих благих намерений в борьбе с Мухаммедом Али, Николай I не смог уничтожить чувство недоверия Турции к России. В окружении султана понимали, что за благородством русского императора скрывалась его боязнь в случае победы египтян потерять достижения Адрианопольского мира
- 1 / 2008
(1829 год) и вызвать новую войну, в которую будут втянуты силы многих стран. Турция вынуждена была пойти на подписание договора, продолжая ориентироваться на Англию и Францию. Поэтому договор только прикрывал непрочность отношений между Петербургом и Константинополем. «Перевес по необходимости принадлежал России, но без сомнения не навсегда, даже ненадолго, какова бы ни была мера оказанных благодеяний» [17]. Именно поэтому «вечный мир» между государствами ограничивался восьмилетним сроком. Вместе с тем, Турция получала ряд выгод от нового соглашения с Россией. В частности, оно не затрагивало суверенитет Порты.
«Заключенный в экстремальных для Порты условиях, союз был браком не по любви, а по расчету...» [18]. Ун-кяр-Искелессийский договор был подписан Россией в сложный период противостояния великих держав в районе Черноморских проливов. Заключение его вызвало обострение отношений России с западноевропейскими государствами, которые увидели в этом документе ослабление своих позиций на Ближнем Востоке. Для того, чтобы продлить соглашение, а в конечном счете, и сохранить свое положение в регионе, России необходимо было попытаться оттеснить своих соперниц любой ценой из Константинополя.
К сожалению, тайность дипломатии России николаевского периода не позволила своевременно осветить это событие в открытой печати. Тем не менее, обострение противоречий на Ближнем Востоке привлекло внимание русского общества, поскольку в решение международных вопросов, затронувших государственные интересы России, были втянуты военные силы страны. К политике Николая I в
отношении Османской империи русская интеллигенция проявляла интерес на протяжении всего XIX века.
Первоначально обсуждение ближневосточных проблем проходило среди политических и государственных деятелей. В правительственных кругах России Ункяр-Искелессийский договор оценивался положительно. В письме от 8 (20) мая 1833 года к наместнику в Польше князю И.Ф. Паскевичу Николай I отзывался о нем как о вещи, нам выгодной и весьма полезной при сложившихся отношениях с Англией и Францией [19]. Российский консул в Бейруте К.М. Базили полагал, что Махмуд II пошел на подписание документа для обеспечения своего спокойствия. Политик особо выделил III статью соглашения, в которой оговаривалась оказываемая Императорским Двором помощь Блистательной Порте. К.М. Бази-ли попытался снять с русского правительства возможные подозрения в стремлении сделать Россию покровительствующей державой, указывая на взаимовыгодный характер заключаемых договоров. Так как русское государство не могло ожидать от Турции в ответ ни материального, ни морального содействия, то единственным проявлением благодарности последней должно было стать закрытие Дарданельского пролива для военных судов иностранных государств. При этом интересы держав не затрагивались, потому что пролив «никогда не был им открыт» [20]. Таким образом, по мнению К.М. Базили, Россия обратила право султанов не впускать в Черное море военный флот в обязанность, основанную на здравой политике, придерживаясь при этом только принципа равноправия [21]. С восторгом воспринимался Ункяр-Искелессийский договор министром иностранных дел России
135
136
К.В. Нессельроде, который отмечал две несомненные выгоды заключенного соглашения: «Во-первых, он остановит честолюбивые замыслы египетского паши, который не пожелает иметь врагом Россию. Во-вторых, он будет препятствовать тому, чтобы отныне Порта, как она делала в последнее время, колебалась между Англиею, Фран-циею и Россиею, потому что только последняя держава, посредством формального акта, обязалась оказывать ей помощь и покровительство...» [22]. Россия с помощью подписания документа получала законное основание военного вмешательства в дела Турции что, фактически, и являлось ее главной задачей. Мнение другого государственного деятеля Н.Н. Муравьева также отражало правительственную позицию по поводу договора: «...мы распространяли влияние свое без кровопролития, и овладевали проливами без победы. Не мы, а нейтральная держава Турция охраняла для нас доступ к Черному морю, защитой собственной своей столицы. Последствием такого союза с Турцией было непосредственное господствование России в Черном море и неотъемлемая возможность вторгнуться внезапно в Средиземное море с большими морскими силами» [23].
Однако у очевидцев событий 30-х годов ХГХ века существовали и иные точки зрения на проблему Ункяр-Ис-келессийского договора. Русский консул в Египте с 1833 года А.О. Дюгамель не видел никакой пользы от его заключения, ссылаясь на предыдущие русско-турецкие соглашения, по которым Порта была обязана не пропускать чужой флот в Черное море. «Настаивать на этом было все равно что выламывать открытую дверь», — писал он впоследствии [24]. Анализируя положения договора, А.О. Дюгамель зак-
Преподаватель XXI
лючил, что подписанием Ункяр-Иске-лессийского договора Россия просто удовлетворяла свое честолюбие [25]. Договор не гарантировал существование вечного мира с Турцией. В случае же войны султан имел право призвать себе на помощь военно-морские силы любого государства (что и случилось во время Крымской войны), и тогда документ вообще терял свое значение. Одной из причин непризнания Ункяр-Искелессийского трактата русским консулом в Египте могла стать переоценка им этого документа в свете итогов Крымской войны.
Ведущие позиции в России при освещении ближневосточной проблематики занимала пресса. Однако одно из первых упоминаний об Ункяр-Искелес-сийском договоре появилось в газете «Северная пчела» лишь в 1838 году. Несмотря на то, что трактат был представлен в качестве сдерживающего фактора столкновения между Константинополем и Каиром, говорить о том, что это важное для государства соглашение было донесено до широкой публики и обсуждалось русской общественностью, было бы преувеличением. Подписание документа больше интересовало дипломатов и политиков.
Отклик в прессе этот этап восточной политики Николая I получил только в конце 60-х годов ХГХ века. Вероятно, долго сказывались последствия работы секретного комитета по надзору за направлением печати и бдительностью цензуры, организованного 2 апреля 1848 года. После неудачной войны 1853—1856 годов официальные издания не решались выступать в защиту русской дипломатии 30-х годов. Ослабление цензуры дало возможность обсуждать значение Ункяр-Иске-лессийского договора в различных кругах общества. Либералы и западни- 1 / 2008
ки придерживались мнения, близкого к убеждениям А.О. Дюгамеля, сводящегося к тому, что Турция в итоге получила безопасность и спокойствие, которыми Махмуд II мог воспользоваться с выгодой для реализации своих планов, а кабинет Николая I, даже при наличии договора, не получил уверенности в надежной защите своих южных границ. Для России это соглашение не принесло никаких положительных результатов, а только усилило «обычную подозрительность и недоверие к нам Европы» [26]. Знаменитый сербский публицист Святозар Милетич, чьи «Материалы к характеристике политики России в восточном вопросе» появились в либеральных «Отечественных записках» в 1878 году, выдвинул положение, что Россия придерживалась принципов полумер и компромиссов [27]. Заключив договор с Турцией, она не оградила Порту от влияния Англии и Франции, то есть оставила западным державам возможность свести к нулю доминирующее положение России на Востоке. В результате русское правительство постоянно увеличивало число своих врагов. Стремление России «держать Турцию в полной зависимости и приобрести на востоке преобладающее влияние» [28] неизбежно затронуло бы интересы других государств в регионе. Разрешение сложного узла противоречий становилось вопросом времени. Таким образом, сторонники либерально-западнического направления были убеждены, что события 1833 года явились «как бы прелюдией к великой драме, разыгравшейся под стенами Севастополя» [29].
Полное неприятие ближневосточной политики Николая I и Ункяр-Ис-келессийского договора выражали славянофилы. Несмотря на то, что
это была вершина русского влияния на Босфоре, Россия оказывалась в неловком положении по отношению к христианским подданным турецкого султана, поскольку ей приходилось покровительствовать и угнетенным, и угнетаемым.
Официальные издания 50—80-х годов XIX века не сочли нужным вступать в дискуссию относительно пользы Ункяр-Искелессийского договора для России. Только в 1877 году в журнале «Древняя и Новая Россия» было осторожно отмечено, что своевременное вмешательство русской дипломатии в конфликт «предотвратило общеевропейскую войну, или правильнее войну общеевропейской коалиции против России» [30].
В конце ХГХ века консервативно-монархический журнал «Исторический вестник» дал негативную оценку соглашению. Оно явилось зародышем «той всеобщей вражды, которая 20 лет спустя разразилась Севастопольским погромом и потерею всех тех драгоценных преимуществ, которые Россия кровью своею записывала в свои договоры с Турцией, от Кайнарджийс-кого до Адрианопольского» [31]. Наряду с этим автор заметки, в отличие от оппозиционных журналистов, в последующих неудачах на Востоке склонен обвинять не правительство, а русское общество. Он доказывал, что так как общественное мнение в 30— 40-х годах XIX в. положительно отнеслось к реализации принципа подчинения Турции воле России, то есть не высказало открытого протеста, то император был вынужден усвоить себе все стремления народа.
Таким образом, внешнеполитическая задача, которую поставил Николай I перед русской дипломатией в начале 30-х годов, была выполнена. Рос-
137
сия сумела сохранить влияние в ближневосточном регионе, заключив выгодный Ункяр-Искелессийский договор, условия которого, к сожалению, русские политики не смогли сохранить на длительное время. В то же время русское общество было изолировано от новостей и не могло оценить ситуацию и повлиять на принятие решений. Анализ опыта взаимодействия правительства и общества в XIX веке дал возможность извлечь уроки и предотвратить возможные ошибки в аналогичных ситуациях в более поздний период.
ЛИТЕРАТУРА
1. Противоречия между государствами на Ближнем Востоке вошли в историю под общим названием «Восточный вопрос», под которым надо понимать весь комплекс международных проблем, связанных, во-первых, с решением вопроса о режиме проливов Босфор и Дарданеллы, во-вторых, с национально-освободительным движением народов, находящихся под властью турецких султанов, в-третьих, с борьбой ведущих европейских государств за экономическое влияние в регионе. См.: Восточный вопрос во внешней политике России (конец XVIII — начало XX в.)/Под
138 ред. Н.С. Киняпиной. — М., 1978.
2. Архив князя Воронцова. — М., 1892. — Т. 38. — С. 203.
3. Тубе М.А. Исторические корни теперешней войны в эпоху императоров Александра I и Николая I. — М., 1916.— С. 47.
4. Щербатов А.Г. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. — СПб., 1896. — Т. V, приложения к V тому. — С. 92
5. Заблоцкий-ДесятовскийА.П. Граф П.Д. Киселёв и его время / А.П. Заблоцкого-Десятовского. — СПб., 1882. — Т. 1. — С. 400.
6. Татищев С.С. Внешняя политика императора Николая первого. Введение в историю внешних сношений России в эпоху Севастопольской войны. — СПб., 1887. — С. 349.
Преподаватель XXI
7. Дюгамель А.О. Автобиография Александра Осиповича Дюгамеля. — М., 1885. — С. 62
8. Муравьев Н.Н. Турция и Египет в 1832— 1833 годах. — М., 1869—1870. — Т. 3. — С. 2.
9. Феоктистов Е. Указ. соч. — С. 568.
10. Щербатов А.Г. Указ. соч. — С. 158.
11. Горяинов С. Босфор и Дарданеллы. Исследование вопроса о проливах по дипломатической переписке, хранящейся в государственном и С.-Петербургском главном архивах. — СПб., 1907. — С. 28.
12. АВПРИ. — Фонд Канцелярия. — 1833. — Д. 51. — Л. 190.
13. АВПРИ. — Фонд Канцелярия. — 1833.—Д. 196. —Л. 174.
14. Горяинов С. Указ. соч. — С. 31.
15. Нольде Б.Э. Босфор и Дарданеллы / Внешняя политика. Исторические очерки. — Пг., 1915. — С. 75.
16. Татищев С.С. Указ. соч. — С. 385.
17. Базили К.М. Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. — М., 1962. — С. 120.
18. Нольде Б.Э. Указ. соч. — С. 80.
19. Щербатов А.Г. Указ. соч. — С. 164.
20. Базили К.М. Указ. соч. — С. 119.
21. Там же.
22. Мартене Ф.Ф. Россия и Англия в царствование императора Николая I // Вестник Европы. — 1898. — Январь—март. — С. 469.
23. Муравьев Н.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 173.
24. Дюгамель А.О. Указ. соч. C. 69.
25. Там же.
26. Феоктистов Е. Указ. соч. С. 610.
27. Материалы к характеристике политики России в восточном вопросе (по Святославу Милетичу) // Отечественные записки. — 1878. — № 11. — С. 193.
28. Грановский Т.Н. Восточный вопрос с русской точки зрения. — М.: Отт из ..., 1855. — С. 38.
29. Феоктистов Е. Указ. соч. — С. 583.
30. Белов Е.А. Результаты войн России с Турцией // Древняя и новая Россия. — 1877. — № 8. — С. 341.
31. В.Ф. Восточная политика императора Николая I // Исторический вестник. — 1891. — Т. XLVI. — Кн. 11. — С. 354. ■
- 1 / 2008
