CC BY
115
УДК 322 Е. В. СКРИПКИНА
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
ОБРЯД «ШЕСТВИЯ НА ОСЛЯТИ»
В КОНТЕКСТЕ ЦЕРКОВНОГОСУДАРСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVII в.____________________
Церемонии играли значительную роль в репрезентации верховной власти. Призванные, по большей части, демонстрировать гармонию между светской и церковной властями, церемонии превращались в своеобразный «театр власти», в представлениях которого находили свое выражение основополагающие политические идеи, образы и стереотипы. В контексте церемонии «шествия на осляти» в Вербное воскресенье во второй половине XVII в. соотношение царя и патриарха менялось в зависимости от конкретной политической ситуации. Пока Никон возглавлял Церковь, акценты смещались в пользу патриарха, после его ухода — в сторону Алексея Михайловича.
Ключевые слова: царь Алексей Михайлович, патриарх Никон, обряд «шествия на осляти», «священство» и «царство», митрополит Питирим Крутицкий.
Анализ взаимоотношений светской и церковной властей второй половины XVII в. позволяет представить данную проблему в нескольких аспектах. Одним из таких направлений, безусловно, является рассмотрение проблемы «священства» и «царства» через призму обряда «шествия на осляти», совершаемого в Вербное воскресенье и символизировавшего вход Господень в Иерусалим1.
Удалясь в Воскресенский монастырь (1658 г.), патриарх Никон никого не оставил на своем месте. Наместником патриаршего престола Алексей Михайлович «без собора и неизбранием» поставил митрополита Крутицкого Питирима (с 1656 г.). Крутицкий митрополит по своему положению выполнял роль «правой руки» патриарха и считался местоблюстителем патриаршей кафедры во время отсутствия главы Церкви в Москве или его внезапной смерти. Уроженец Суздаля, Питирим был настоятелем Спасо-Евфимиевой обители. Затем, в 1654 г., он был переведен в столицу, став архимандритом Новоспасского монастыря. В дальнейшем, в августе 1664 г., Пити-рима перевели в Новгородскую митрополию. Он принимал участие в церковном Соборе 1666— 1667 гг., низложившем патриарха Никона, а 7 июля 1672 г. Питирима рукоположили в сан патриарха Московского. Однако период его патриаршества был недолог. В апреле 1673 г. Питирим скончался [1, стб. 36-37, 1036].
Питирим подвергся нападкам со стороны Никона, после того как в Вербное воскресенье 1659 г. совершил обряд «шествия на осляти». В том, что «государь царь под крутицким митрополитом лошадь водит», Никон усмотрел нарушение церковных правил, поскольку традиционно этот обряд мог совершать только патриарх. Никон подал Алексею Михайловичу письмо, в котором сокрушался: «...яко уж некто дерзну седалища великаго архиерея всея Русии олюбодействовати незаконно и непреподобно и святыя недели Вайи деяние действовати, и не вем истинно, аще с волею твоего благородия ее сотворися...». «.и не подобает господне рабу творити ... аще раб царская начнет творити, не точию чести
достоин, но вместо живота смерти достоин той.» [2, с. 3-5]. Никон наложил на Питирима проклятие.
Согласно библейской традиции, Иисус Христос, приближаясь к Иерусалиму, пришел в Виффагию к горе Елеонской. Он послал вперед двух учеников, сказав им, чтобы они шли в селение и привели ослицу и молодого осла. Ученики исполнили просьбу Иисуса. На осла положили одежды, на которые воссел Христос. Встречавший его народ постилал на дороге свои одежды и устилал его путь ветвями деревьев [3].
Как показал Б. А. Успенский, обряд «шествия на осляти» в Вербное воскресенье пришел в Москву из Новгорода. Самое раннее свидетельство об этом обряде, совершаемом в Вербное воскресенье в Москве, относится 1558 г., когда во главе Русской Церкви стоял митрополит Макарий. При патриархе Никоне традиционный порядок «шествия на осляти» был изменен. Если до середины XVII в. шествие совершалось из кафедрального Успенского собора в Покровский собор, где находился придел Входа Господня в Иерусалим, и затем обратно в Успенский собор, то с 1656 г. «шествие» стало начинаться у Лобного места и затем направлялось в Успенский собор. По предположению Б. А. Успенского никоновские нововведения были вызваны стремлением приблизить русские обряды к греческим, при этом здесь речь идет об уподоблении обрядам не константинопольской, но иерусалимской церкви. Кроме того, здесь может актуализироваться ассоциация Кремля с Иерусалимом [4, с. 440-448; 5, с. 169, 173-175].
«Вход Господень в Иерусалим» отмечался с особой пышностью. Процессия двигалась через Спасские ворота к Покровскому собору, где царь и патриарх удалялись в придел Входа в Иерусалим. Здесь государь облачался в царский наряд и менял посох на златокованый жезл. В это время на Лобном месте ставили аналой, покрытый зеленою пеленою. На него водружали Евангелие, иконы Иоанна Предтечи, Николая Чудотворца, иногда Казанской Богородицы. У Лобного места ставили «осля» (лошадь под белым сукном). Тут же находилась кадушка с вербою2.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 6 (102) 2011 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 6 (102) 2011
Верба богато украшалась «винными ягодами», изюмом, грецкими орехами, финиками, яблоками. По ходу шествия выстраивались ратные люди, которые должны были склоняться перед патриархом и государем.
Выход патриарха из Покровского собора к Лобному месту отличался большим великолепием. Далее государь поднимался на помост, крестился, целовал Евангелие и «смирял» себя, т.е. снимал корону и отдавал скипетр. После благословения из рук главы Церкви царь получал «иерусалимскую ветвь (вайю)».
С Лобного места патриарх спускался вниз и садился боком на лошадь, держа в правой руке крест, в левой — Евангелие. Движение от Лобного места приобретало характер шествия с Елеонской горы. Его открывали младшие придворные, наряженные в богатые золотые кафтаны. За ними везли украшенную вербу.
Следом с иконами, горящими кадилами, рапидами шло духовенство и придворные. Затем появлялись высшие чины, которые несли государевы жезл, вербу, свечу и полотенце. Поддерживаемый двумя придворными, царь вел «осля» за конец повода. Патриарх сидел на «осляти», осеняя народ крестом. По всему пути процессии дети расстилали перед государем и патриархом сукна разных цветов, на которые еще кидали кафтаны и однорядки. Чтобы сукна не сбились, подростки лежа придерживали их. Участие в церемонии детей — точное следование апостольскому тексту, в котором дети с неискушенным и несвоекорыстным сердцем приветствуют Мессию. Количество участвующих подростков постоянно возрастало.
Царь и патриарх входили в Кремль через Спасские ворота. Последние символизировали Золотые ворота, ведущие в Град Спасителя — Небесный Град. Миновав Спасские ворота, процессия входила в Кремль. В Успенском соборе патриарх благословлял царя и целовал его в десницу и лоб. Царь, в свою очередь, целовал патриарха в плечо, демонстрируя, таким образом, публичное преклонение светской власти перед властью церковной, пускай символично и вознесенной до образа Христа [6, с. 262 - 268].
С особым великолепием вербу стали украшать при царе Алексее Михайловиче, в первый раз во время пребывания в Москве вселенских патриархов, Паи-сия Александрийского и Макария Антиохийского, именно с 1668 г. С этого времени во всех тогдашних церковных и царских обрядах вообще замечается необыкновенное великолепие и пышность [7, с. 429].
«Шествие на осляти» в Вербное воскресенье переживалось как таинство. Когда в Вербное воскресенье 1659 г. на «осляти» ездил митрополит Питирим, будучи местоблюстителем патриаршего престола, Никон воспринял это как «духовное прелюбодеяние» и посягательство на патриаршую харизму. Повторное совершение Питиримом этого обряда в 1660 и 1661 гг. послужило одной из причин того, что в 1662 г. Никон предал его анафеме. По мнению Б. А. Успенского, в данном случае произошло определенное переосмысление обряда. Акцент стал делаться теперь не на участии патриарха, а на участии царя; между тем ранее главным действующим лицом в Москве был именно патриарх [4, с. 440-448].
Алексей Михайлович еще в феврале 1659 г. послал в Воскресенский монастырь к Никону думного дворянина Прокофия Елизарова с ответом на жалобу Никона, в котором объяснял правомерность отправления обряда в отсутствии патриарха тем, что крутицкие митрополиты подобны наместникам патри-
арха [4, с. 13]. Затем Алексей Михайлович обратился к архиереям с вопросом о правомерности наложенного на крутицкого митрополита проклятия. Все опрошенные епископы осудили Никона, приняв угодное царю решение.
По мнению ряда исследователей, конфликт Алексея Михайловича и патриарха Никона — это противостояние носителей различных взглядов относительно государственного строительства. Столкновение двух моделей государства. С одной стороны — это абсолютистская модель государственной власти, базировавшаяся на божественном ее происхождении и мессианском предназначении. С другой стороны — теократическая модель, где церковная и государственная власть представлена в одном лице, но церковь превыше государства. Разное понимание существа царской власти и земных прерогатив Церкви [8, с. 12-14; 9, с. 219].
Попробуем взглянуть на данную проблему с позиции Никона.
В марте 1659 г. Никон обращается с письмом к Алексею Михайловичу, в котором говорит, что «некто дерзну седалище великого архиерея всея Росии олюбо-действовати незаконно и непреподобно и святыя недели Вайи деяние действовати», т.е. Никон здесь указывал царю на то обстоятельство, что будто бы старинное у нас действо хождения на осляти в неделю Ваий, совершенное тогда крутицким митрополитом Питиримом, было незаконно, так как это действо, знаменующее торжественный вход Христа на осляти в Иерусалим, может совершать только один патриарх, а не простой архиерей, и потому государь поступил неправо, дозволив совершить это действо крутицкому митрополиту [10, с. 410]. «Крутицкой митрополит де в митрополитах меньший: первый архиерей во образ Христов, а митрополиты и архиепископы и епископы о образ учеников и апостол, и рабу на господне седалище дерзати не достоит.» [2, с. 13].
Впоследствии Никон писал, что царь «крутицкому митрополиту отдал матерь свою, соборную великую церковь в прелюбодейство, которая ево помазала елеом радости на царство». Обвинение в прелюбодействе было связано с представлением, что патриарх, рукополагаясь в сан, вступал с церковью в брак. Никон считал, что «без первого архиерея действовати о Ваии митрополитом не достоит; а Крутицкой де митрополит в митрополитах меньший». В своей отписке патриарх укорял царя: «И дивлюсь твоему благородию, како тако попусти священное седалище без совета священаго собора обезчестити? <...> Аще ли с волею твоею, великого государя, бысть сие, Бог тя простит.». Патриарх, с точки зрения Никона, живой образ самого Христа, помазанник Божий, по своему общественному значению и достоинству не только не уступает царю, но в некотором отношении даже и превосходит его [11, с. 130].
Своим протестом против совершения митрополитом процессии в Вербное воскресенье Никон показал, что права местоблюстителя патриаршего престола не распространяются на литургические права патриарха, а только на административные. Никон писал, что когда он сам совершал церемонию в Неделю Вайи, то ему — патриарху — было страшно изображать лицо Христа, а теперь совершал простой митрополит одной из последних по рангу епархий, без согласия патриарха. Рано протестовал Никон, когда узнал, что митрополит Питирим во время богослужения становится на патриаршее место [12, с. 212-213].
В 24-м ответе своего «Возражения» на вопросы С. Стрешнева, Никон писал, что «патриарх есть образ жив Христов и одушевлен, делесы и словесы в себе живописуя истину». «Ныне мнози Антихристи есть, Крутицкий митрополит и прочии подобнии ему». «Он (царь) Церковию обладает, священными вещами богатится и питается, славится тем, что все причетники покоряются ему, оброки дают, работают, воюют; судом и пошлинами владеет. А мы такой привилегии не только не принимаем, но гнушаемся ею, бегаем от нее, как от антихристова узаконения.» [13, с. 184].
В своем письме к Цареградскому патриарху Дионисию (1666 г.), Никон сообщал, что он приказал «правити на время Крутицкому митрополиту Пити-риму». Но по «отшествии нашем, царское величество всяких чинов людем ходити к нам и слушати нас не повеле и потребная от патриаршества давати нам не приказа, токмо указал, кто к нам будет без его царскаго величества указу, и тех людей да истяжут крепко и да сошлют в заключения, в дальния места и сего ради весь народ устрашися. И приказа царское величество «весь патриарший дом и все патриаршеские дела ведать и управлять Крутицкому митрополиту, а нас вопрошати не повеле, токмо вопрошати о всяких архиерейских и духовных делех самого себе» [14, с. 517].
Никон считал, что каждый праздник Господень — плод восхождения от земного к небесному. Эти праздники показывают тайны и представляют первое пришествие во плоти нашего Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, тот есть как Он похоронен, воскрес из мертвых на третий день и как Он вознесся на небо. Каждый праздники Господень есть взращение духовной радости, средство достижения для души ясности и красоты; для духовного украшения и возвеличения Церкви, для неба и земли он есть плод восхождения, переход от низших вещей к высоким и Божественным, восхождение от вещей мирских к вещая надмирным и от вещей телесных к вещам духовным, от вещей чувственных к вещам интеллектуальным, от земных к небесным [15, с. 101].
Различие между царской и иерейской властью Никон видел в том, что престол царский честен, украшен камнями, обложен золотом, но царю дано устроять только то, что на земле, большей он власти не имеет. А престол священства на небеси: что связывает священник на земле, то связывается на не-беси. Он стоит между Богом и людьми и от Бога низводит нам милости, а от нас возносит к Бону молитвы и примиряет нас с Богом. Поэтому и цари помазуются священническою, а не священники царскою и благословляют самую главу царскую, но меньший от большего благословляется. Глава Церкви — Христос, а царь не есть и не может быть главою Церкви, но только один из ее членов, поэтому не может действовать в Церкви. Священство гораздо больше царства. Живительно, как человеколюбие Божие терпит то, что ныне не только сам царь приял на себя сан святительства, но и все находящиеся в его власти то же творят [13, с. 173].
Следуя размышлениям Никона, «священство» выше «царства» в силу превосходства его задач и правомочий, при сравнении двух величин. Царству поручено земное — низшее, священству небесное — высшее. ... Из самого библейского происхождения царства и священства Никон выводит также их неравенство. «Священство не от человек, ни человеком, но от самого Бога, и древнее и нынешнее, а не от царей» [16, с. 196 — 200].
Однако московские власти имели по этому поводу свое мнение. Посланный к Никону думный дворянин Прокофий Елизаров говорил патриарху, что действо было учинено по указу царя и что в прежние годы, еще до учреждения патриаршества, «о Ваий действовали митрополиты», а в межпатриаршество крутицкие митрополиты. Кроме того, Елизаров говорил, что Никон сам, будучи новгородским митрополитом, исполнял этот обряд, так же как и казанский митрополит. На это патриарх отвечал, что «как де он был в Великом Новгороде в митрополитех, действовал де он о Ваий тож неведением, и во время архиерейства своего во многих суетах того исправить не улучил». Это свидетельство источников совершенно ясно показывает, что представления Никона опирались не на традицию [17, с. 205 — 207].
И. Л. Андреев отмечал, что торжественные шествия с участием государя оттачивали образ идеального правителя, демонстрируя то кротость и смирение монарха, то его силу и власть. Церемонии становились зримым напоминанием о предназначении государя — быть посредником между Богом и подданными, защитником православной веры, гарантом справедливости и порядка. Шествующий государь — это идеальный христианин, которому присущи благочестие и совершенство, способствующие сакрализации монарха [6, с. 255].
По предположению В. Саввы, смирение царя, проявляемое им в обряде Вайи, было примером смирения и для подданных его, но это смирение перед властью духовною, которое могло только лишь способствовать усилению авторитета этой власти, а отнюдь не светской, перед нею смирявшейся [5, с 172].
Следует согласиться с И. Л. Андреевым, что для Алексея Михайловича: торжественный вход Царя Небесного в Новый Иерусалим соотносился с преображением рода Романовых в богоизбранную царскую династию. Это было тем более актуальным, что во второй половине столетия идея богоизбранности все более теснит родовое начало. Церемония «работала» и на царскую власть. Несмотря на то, что московские государи демонстративно уступали первенство патриарху, во время шествия подчеркивалась богоизбранная близость монарха. Царь, ведущий под узцы «осля», воспринимался как причастный к Христу. Таким образом, формировался образ вселенского православного монарха, весьма привлекательного для Алексея Михайловича [6, с. 265].
Спустя два года после кончины Алексея Михайловича, церковный Собор 1678 г. вынес исключительное право совершать «шествие на осляти» патриарху [18, с. 308 — 309]. Между тем данное действие до этого времени могло совершаться на местах, где «на осляти» ехал местный архиерей, а вел коня гражданский начальник. Это мотивировалось тем, что обычай «хождения на осляти» в епархиях возник недавно и при этом умалял царское достоинство.
Б. А. Успенский обращал внимание на то, что если Никон протестовал против того, что «на осляти» ехал не патриарх, при участии царя, то для отцов Собора 1678 г. существенно, что коня вел не царь [19, с. 166- 167].
Видно, что церемонии играли значительную роль в репрезентации верховной власти. Призванные, по большей части, демонстрировать гармонию между светской и церковной властью, церемонии превращались в своеобразный «театр власти», в представлениях которого находили свое выражение основополагающие политические идеи, образы и стереотипы [20, с. 18]. В контексте церемонии «шествия на
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 6 (102) 2011 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 6 (102) 2011
осляти» в Вербное воскресенье соотношение царя и патриарха менялось в зависимости от конкретной политической ситуации. Пока Никон возглавлял Церковь, акценты смещались в пользу патриарха, после его ухода — в сторону Алексея Михайловича.
Примечания
1 Вход Господень в Иерусалим, Вербное воскресенье — христианский праздник, отмечаемый в воскресенье, предшествующее неделе Пасхи, т. е. шестую неделю Великого поста.
2 Верба — символ процветающего и вознаграждаемого благочестия.
Библиографический список
1. Строев, П. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской Церкви / П. Строев. — СПб. : Изд. Археограф. комиссии, 1877. — 573 с.
2. Дело о патриархе Никоне. — СПб. : Изд. Археограф. комиссии, 1897. — 453 с.
3. Мф. 21, 1—8.
4. Успенский, Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление) / Б. А. Успенский. — М. : Языки русской культуры, 1998. — 680 с.
5. Савва, В. Московские цари и византийские василевсы / В. Савва. — Харьков : Тип. М. Зильберберг и с-вья, 1901. — 406 с.
6. Андреев, И. Л. Образ шествующей власти. Первые Романовы в церковных и придворных церемониях / И. Л. Андреев // Образы власти на Западе, в Византии и на Руси: Средние века. Новое время. — М. : Наука, 2008. — 443 с.
7. Забелин, И. Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях / И. Е. Забелин. — М. : Языки русской культуры, 2000. — 480 с.
8. Джораева, С. В. Государственно-церковные отношения в России (опыт философско-исторического анализа) : автореф. дис ... канд. филос. наук / С. В. Джораева. — М., 1997. — 23 с.
9. Боханов, А. Н. Самодержавие. Идея царской власти / А. Н. Боханов. — М. : ТИД «Русское слово — РС», 2002. — 352 с.
10. Каптерев, Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. В 2 т. Т. I. / Н. Ф. Каптерев. — М. : Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского м-ря, 1996. — 524 с.
11. Каптерев, Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. В 2 т. Т. II. / Н. Ф. Каптерев. — М. : Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского м-ря, 1996. — 547с.
12. Зызыкин, М. В. Патриарх Никон. Его государственные
и канонические идеи В. 3 ч. Ч. 2. / М. В. Зызыкин. — М. : Ладомир, 1995.---- 384 с.
13. Воробьёва, Н. В. Историко-канонические и богословские воззрения патриарха Никона / Н. В. Воробьёва. — Омск : Изд-во Ом. гос. ун-та, 2008. — 416 с.
14. Письмо патриарха Никона к Цереградскому патриарху Дионисию // Записки отделения русской и славянской археологии императорского русского археологического общества. — СПб., 1861. — Т. II. — 805 с.
15. Мысли русских патриархов от начала до наших дней. — М. : Сретенский монастырь ; «Новая книга» ; «Ковчег», 1999. — 560 с.
16. Карташев, А. В. Очерки по истории русской церкви. В 2 т. Т. 2. / А. В. Карташев. — М. : ТЕРРА, 1992. — 569 с.
17. Лобачев, С. В. Патриарх Никон / С. В. Лобачев. — СПб. : Искусство-СПб, 2003. — 416 с.
18. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Императорской академии наук. — СПб., 1836. — Т. 4. — № 223.
19. Успенский, Б. А. Царь и Бог / Б. А. Успенский // Избранные труды. В 2 т. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. — М. : Гнозис, 1994. — 432 с.
20. Уортман, Р. С. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии / Р. С. Уортман. — М. : ОГИ, 2004. — 605 с.
СКРИПКИНА Елена Владимировна, кандидат исторических наук, доцент кафедры общественных наук филиала в г. Омске Российского заочного института текстильной и легкой промышленности, докторант кафедры дореволюционной отечественной истории и документоведения Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского.
Адрес для переписки: е-шаД: evs705@rambler.ru
Статья поступила в редакцию 13.12.2010 г.
© Е. В. Скрипкина
Книжная полка
Штереншис, М. Евреи: история нации / М. Штереншис. - 2-е изд. - М. : Феникс Исрадон, 2011. - 560 с. - ISBN 978-5-222-18902-3.
История евреев насыщена драматическими событиями и резкими поворотами судьбы. Не раз народ оказывался на грани гибели, но каждый раз необычайным образом возрождался к жизни, всегда готовый к новым необыкновенным приключениям. И каждый раз хватал приключений полной ложкой. «Известно, что каждый народ растет, стареет и умирает». Так писали историки сто лет назад. И для многих народов это правда, но евреи опровергают это правило. Они существуют четыре тысячи лет, а глядя на то, что происходит в Израиле, может показаться, что этот народ лишь в начальной стадии своего развития. Отсюда видны важность темы и необходимость предлагаемой книги.
Головин, Н. Н. Российская контрреволюция в 1917-1918 годах. В 2 т. / Н. Н. Головин. - М. :
Айрис-пресс, 2011. - 1264 с. - ISBN 978-5-8112-4317-4.
Книга видного военного теоретика генерала Н.Н.Головина (1875— 1944) Представляет собой крупнейший обобщающий труд по истории контрреволюционного Белого движения, впервые изданный в эмиграции в 1937 г. Автор рассматривает весь спектр политических и военных организаций, возникших с марта 1917 г. по конец 1918 г. и пытавшихся противостоять разрушению российской государственности. Освещаются события на всех фронтах Гражданской войны, анализируются причины первоначальных успехов и последующих неудач Белых армий. Авторские приложения содержат картосхемы и множество редких документов.
