CC BY
126
3. Mahlberg M., Stockwell P., de Joode J., Smith C., O'Donnell M.B. CLiC Dickens: Novel uses of concordances for the integration of corpus stylistics and cognitive poetics. Corpora. 2016; № 11 (3): 433 - 463.
4. Mays K. The Norton Introduction to Literature. Las Vegas: University of Nevada, 2016.
5. Багаутдинова ГГ. Семантическая структура концепта «блаженный» в очерке И.А. Гончарова «Пепиньерка». Проблемы исторической поэтики. 2021; Т. 19, № 2: 81 - 91.
6. Makhloof S. The Character Development of Louisa Gradgrind in Charles Dickens's Hard Times: A Statistical Syntactic Analysis of Sentence Type. Available at: https://www. journals.aiac.org.au/index.php/alls/issue/view/251
7. Ruano S. A corpus-stylistic approach to Dickens' use of speech verbs: Beyond mere reporting. Language and Literature. 2016; № 25 (2): 113 - 129.
8. Ruano P. A corpus-based approach to Charles Dickens's use of direct thought presentation. Corpora. 2018; № 13 (3): 319 - 345.
9. Hanson M. Dickens and the Death of Childhood. PhD Thesis. Oxford Brookes University, 2007.
10. Yekini I. Industrialisation and Human Social Development: Charles Dickens' Hard Times as a Conscience to Sciences. International Journal of English Literature and Social Sciences (IJELS). 2018; Vol. 3: 1227 - 1228.
11. Marroni M. Against the Return of Fagin. Dickens and the Persistence of the Principle of Goodness. Annali di Ca' Foscari. Serie occidentale. 2020; № 54: 239 - 254.
12. Ozutku H., Tekinkaya Y., Viral T. Reflections of Industrial Revolution on Work Life in England and Its Projections in Literature: An Analysis on Charles Dickens's Hard Times. Business and Economics Research Journal. 2018; Vol. 9, № 4: 839 - 853.
13. Бячкова В.А. О парадоксах женских и детских образов в романах Ч. Диккенса: к постановке проблемы. Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2016; № 1 (33): 86 - 82.
14. Иванова Ю.В. Синкретизм анализа художественных концептов (на материале произведений Ч. Диккенса). Филологический вестник Сургутского государственного педагогического университета. 2020; № 4: 33 - 43.
15. Иванова Ю.В. Особенности перевода когнитивных признаков субконцепта «зрелость», вербализованного в произведениях Ч. Диккенса. Вестник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарные исследования. 2020; № 4: 73 - 77.
16. Попова З.Д., Стернин И.А. Семантико-когнитивный анализ языка. Воронеж: Истоки, 2007.
17. Катермина В.В. Номинации человека: национально-культурный аспект (на материале русского и английского языков). Москва: Флинта, 2016.
18. Томберг О.В. Аксиологические характеристики художественных образов в англосаксонской поэтической лингвокультуре. Диссертация ... доктора филологических наук. Волгоград, 2019.
19. Авдеева О.А. Средства выражения концепта «возраст» в английском языке. Дигсертация ... кандидата филологических наук. Санкт-Петербург, 2007.
20. Dickens Ch. The complete works. London: Chapman & Hall. New York: Oxford University Press Collection.
21. Cambridge dictionary online. Available at: https://dictionary.cambridge.org/
22. Merriam Webster Dictionary. Available at: http://www.merriam-webster.com
23. Стрельцова Е.В. Сильные позиции художественного текста: начало и конец произведения (на материале произведений Р Даля). Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. 2018; № 1: 31 - 37.
24. Oxford Dictionary Online. Available at: https://www.lexico.com
References
1. Cheremohina D.A. Tvorcheskaya lichnost' v individual'no-avtorskoi kartine mira V.S. Vysockogo. Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye nauki. 2021; T. 163, Kn. 1: 170 - 179.
2. Kartashova E.P., Gardfel'der Yu.M. Koncept Bog v povesti A.S. Pushkina «Kapitanskaya dochka». Vestnik Mariiskogo gosudarstvennogo universiteta. 2020; T. 15, № 1: 98 - 103.
3. Mahlberg M., Stockwell P., de Joode J., Smith C., ODonnell M.B. CLiC Dickens: Novel uses of concordances for the integration of corpus stylistics and cognitive poetics. Corpora. 2016; № 11 (3): 433 - 463. https://www.euppublishing.com/doi/abs/10.3366/cor.2016.0102
4. Mays K. The Norton Introduction to Literature. Las Vegas: University of Nevada, 2016.
5. Bagautdinova G.G. Semanticheskaya struktura koncepta «blazhennyi» v ocherke I.A. Goncharova «Pepin'erka». Problemy istoricheskoipo'etiki. 2021; T. 19, № 2: 81 - 91.
6. Makhloof S. The Character Development of Louisa Gradgrind in Charles Dickens's Hard Times: A Statistical Syntactic Analysis of Sentence Type. Available at: https://www. journals.aiac.org.au/index.php/alls/issue/view/251
7. Ruano S. A corpus-stylistic approach to Dickens' use of speech verbs: Beyond mere reporting. Language and Literature. 2016; № 25 (2): 113 - 129.
8. Ruano P. A corpus-based approach to Charles Dickens's use of direct thought presentation. Corpora. 2018; № 13 (3): 319 - 345.
9. Hanson M. Dickens and the Death of Childhood. PhD Thesis. Oxford Brookes University, 2007.
10. Yekini I. Industrialisation and Human Social Development: Charles Dickens' Hard Times as a Conscience to Sciences. International Journal of English Literature and Social Sciences (IJELS). 2018; Vol. 3: 1227 - 1228.
11. Marroni M. Against the Return of Fagin. Dickens and the Persistence of the Principle of Goodness. Annali di Ca' Foscari. Serie occidentale. 2020; № 54: 239 - 254.
12. Ozutku H., Tekinkaya Y., Viral T. Reflections of Industrial Revolution on Work Life in England and Its Projections in Literature: An Analysis on Charles Dickens's Hard Times. Business and Economics Research Journal. 2018; Vol. 9, № 4: 839 - 853.
13. Byachkova V.A. O paradoksah zhenskih i detskih obrazov v romanah Ch. Dikkensa: k postanovke problemy. Vestnik Permskogo universiteta. Rossiiskaya i zarubezhnaya filologiya. 2016; № 1 (33): 86 - 82.
14. Ivanova Yu.V. Sinkretizm analiza hudozhestvennyh konceptov (na materiale proizvedenij Ch. Dikkensa). Filologicheskij vestnik Surgutskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. 2020; № 4: 33 - 43.
15. Ivanova Yu.V. Osobennosti perevoda kognitivnyh priznakov subkoncepta «zrelost'», verbalizovannogo v proizvedeniyah Ch. Dikkensa. Vestnik Omskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. Gumanitarnye issledovaniya. 2020; № 4: 73 - 77.
16. Popova Z.D., Sternin I.A. Semantiko-kognitivnyjanalizyazyka. Voronezh: Istoki, 2007.
17. Katermina V.V. Nominacii cheloveka: nacional'no-kul'turnyj aspeki (na materiale russkogo i anglijskogo yazykov). Moskva: Flinta, 2016.
18. Tomberg O.V. Aksiologicheskieharakteristikihudozhestvennyh obrazov vanglosaksonskojpo'eticheskojlingvokul'ture. Dissertaciya ... doktora filologicheskih nauk. Volgograd, 2019.
19. Avdeeva O.A. Sredstva vyrazheniya koncepta «vozrast» v anglijskom yazyke. Discertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Sankt-Peterburg, 2007.
20. Dickens Ch. The complete works. London: Chapman & Hall. New York: Oxford University Press Collection.
21. Cambridge dictionary online. Available at: https://dictionary.cambridge.org/
22. Merriam Webster Dictionary. Available at: http://www.merriam-webster.com
23. Strel'cova E.V. Sil'nye pozicii hudozhestvennogo teksta: nachalo i konec proizvedeniya (na materiale proizvedenij R. Dalya). Vestnik Volzhskogo universiteta imeni V.N. Tatischeva. 2018; № 1: 31 - 37.
24. Oxford Dictionary Online. Available at: https://www.lexico.com
Статья поступила в редакцию 19.11.21
УДК 821.161.1
Ding Yihong, postgraduate, Department of History of Russian Literature, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia),
E-mail: d.yihong@yandex.ru, IRID: 257638686
THE IMAGES OF DOCTORS IN THE PLAY BY A.P. CHEKHOV'S "IVANOV" AND THE STORY "WARD NO. 6". The article compares images of doctors in works of A.P. Chekhov: young zemstvo doctor Lvov from the play "Ivanov" and doctor Ragin from the story "Ward No. 6". The main criterion for the correlation is their possession of the qualities of activity or inactivity. It is noted that doctor Lvov is a very active person who is sincerely concerned about the condition of his patient. At the same time, he is honest and straightforward, but limited, has a narrow mind, is not able to understand the depth of the human personality. Doctor Ragin, on the other hand, is an inactive person, from whose passivity patients suffer, and things in the hospital go badly. Nevertheless, he has an inner depth, is able to understand the dialectics of life, its complexity and variability. External activity and internal passivity of Lvov are contrasted with external inactivity and internal activity of Ragin. Both states are not positive, but it is Lvov's activity that leads to the most disastrous consequences: his words push the hero to commit suicide. Ragin's inactivity turns out to be dangerous, first of all, for himself: he is declared insane and dies.
Key words: image of doctor, activity, inactivity, Russian literature, Anton Chekhov, story "Ivanov", story "Ward No. 6", Lvov, Ragin.
Дин Ихун, аспирант, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва, E-mail: d.yihong@yandex.ru
ОБРАЗЫ ВРАЧЕЙ В ПЬЕСЕ А.П. ЧЕХОВА «ИВАНОВ» И РАССКАЗЕ «ПАЛАТА № 6»
В статье сопоставлены образы врачей в творчестве А.П. Чехова: молодого земского врача Львова из пьесы «Иванов» и доктора Рагина из рассказа «Палата № 6». Основным критерием соотнесения стало обладание данными персонажами качествами активности или бездеятельности. Отмечается, что доктор Львов очень активный и деятельный человек, которого искренне заботит состояние его больной. При этом он честен и прямолинеен, но ограничен, обладает узостью мышления, не способен понять глубину человеческой личности. Доктор Рагин, напротив, бездеятельный человек, от пассивности которого страдают больные, а дела в больнице идут плохо. Тем не менее он обладает внутренней глубиной, способен понять диалектику жизни, её сложность и изменчивость. Внешняя активность и внутренняя пассивность Львова противопоставляется внешней бездеятельности и внутренней активности Рагина. Оба состояния не являются позитивными, однако именно активность Львова приводит к наиболее губительным последствиям: его слова подталкивают героя пьесы Иванова к самоубийству. Бездеятельность же Рагина является опасной, прежде всего, для него самого: он оказывается в палате умалишённых и умирает
Ключевые слова: образ врача, активность, бездеятельность, русская литература, Антон Чехов, пьеса «Иванов», рассказ «Палата № 6», Львов, Рагин.
Актуальность статьи определяется целым рядом факторов. Профессия врача является одной из важнейших на земле, поскольку деятельность доктора изначально характеризуется как гуманная и гуманитарная. Образы врачей создают разные авторы, и практически в любом произведении художественной литературы они выполняют важные содержательные, идейные, эмоциональные функции [1; 2; 3]. Каждый из образов врачей, встречающихся в творчестве великого русского писателя А.П. Чехова, отражает одну из сторон личности врача, демонстрирует какой-то вариант существования человека в рамках данной профессии. Образы врачей выделяются в творчестве писателя и неизменно привлекают к себе внимание исследователей, которые анализируют их диалектический характер [4], нравственную составляющую [5] и другие особенности. Научная новизна исследования состоит в том, что в нём предпринимается попытка рассмотреть такие качества изображённых А.П. Чеховым врачей, как активность или бездеятельность. Анализ этих черт характера продуктивнее всего провести на материале пьесы «Иванов» и рассказа «Палата № 6», поскольку изображённые в данных произведениях образы врачей наилучшим образом воплощают названные качества (или их отсутствие).
Цель статьи - рассмотреть образ Львова в пьесе А.П. Чехова «Иванов» и Рагина в рассказе «Палата № 6» в рамках их деятельности/бездеятельности. В соответствии с целью были поставлены задачи: 1) выявить особенности проявления персонажами данных качеств; 2) определить важность данных качеств для создания образа в целом. Исследование и его результаты имеет в первую очередь теоретическую значимость, поскольку позволяют проникнуть в творческую лабораторию А.П. Чехова, увидеть особенности его работы над образами персонажей на примере главных героев.
Исследователи характеризуют деятельность и бездеятельность как качества человека, обладающие «экзистенциальной диалектикой» и связанные с «активными и пассивными формами человеческого бытия» [6, с. 7], при этом действие понимается как «поступок, направленный на собственное бытие в мире» [6, с. 7]. В деятельности или же в бездеятельности проявляется не только характер человека, но и его существование в рамках общества, под влиянием которого данные черты характера могут претерпевать трансформации.
Пьеса А.П. Чехова «Иванов» была написана в 1887 году. Один из её героев - Евгений Константинович Львов, молодой земский врач. На первый взгляд, он выглядит второстепенным персонажем, однако его роль в развитии действия и интерпретации поступков главного героя, Иванова, оказывается весьма значительной.
Образ Львова в пьесе «Иванов» - это образ врача активного и деятельного, стремящегося влиять на окружающих людей, ясно выражающего свою жизненную позицию. Ему практически не свойственны сомнения, а для каждой ситуации, какой бы сложной они ни была, у Львова есть решение, причём в глазах общества и с точки зрения морали данное решение выглядит как образцовое.
Евгений Константинович, видя, что его пациентка, Анна Петровна, больна чахоткой, тут же находит верное решение, сообщает его окружающим и начинает предпринимать всё возможное для его исполнения. Он говорит Иванову, мужу Анны: «...Ей немедленно нужно в Крым ехать» [7, т. 12, с. 11]. Когда выясняется, что Анна Петровна отказывается от поездки, Львов решает и эту проблему, выясняя причину отказа, и сообщает Иванову: «Она не соглашается ехать в Крым, но с вами она поехала бы» [7, т. 12, с. 13]. Узнав о том, что препятствием к поездке является отсутствие денег, Львов старается помочь в решении и этой проблемы. Активность, оживлённость доктора является и психической, и эмоциональной, и даже физической: «Не могу я сидеть» [7, т. 12, с. 20]. Позиция Львова - это мнение врача, честно исполняющего свой профессиональный долг.
Честность вообще - наиболее характерное качество характера Львова, которым он гордится, но которое нередко вызывает иронию у окружающих. Так, Анна Петровна говорит ему: «Послушайте, господин честный человек! Нелюбезно провожать даму и всю дорогу говорить с нею только о своей честности!» [7, т. 12, с. 39].
Ещё одно свойство характера Львова - прямолинейность. Он не старается смягчить свои суждения и прямо высказывает их. Так, он объясняет Иванову
причину болезни его жены напрямую, не выбирая выражений: «Самое главное лекарство от чахотки - это абсолютный покой, а ваша жена не знает ни минуты покоя. Ее постоянно волнуют ваши отношения к ней. Простите, я взволнован и буду говорить прямо. Ваше поведение убивает ее» [7, т. 12, с. 13]. Львову даже не приходит на ум, что такая прямолинейность граничит с бездушием, хотя он и осознаёт эту особенность своего поведения, предупреждая Иванова: «...Буду говорить прямо, без обиняков» [7, т. 12, с. 16].
Прямолинейность доктора тесно связана с узостью его восприятия: ему не приходит в голову, что действительность может быть гораздо сложнее, чем ему кажется, что у каждого явления может существовать второй план. В стремлении быть прямым и честным Львов становится ограниченным, что проявляется в первую очередь в его желании обвинить и уличить Иванова. Другие герои, пусть они и не являются такими деятельными и прямолинейными, видят мир гораздо глубже. Так, Анна Петровна говорит Львову об Иванове: «Откуда вы его знаете? Разве за полгода можно узнать человека? Это, доктор, замечательный человек, и я жалею, что вы не знали его года два-три тому назад» [7, т. 12, с. 22]. Кажется, что сложность, неоднозначность человеческой натуры очевидны для всех персонажей пьесы, кроме Львова, для которого, с узостью его восприятия, человек только «простая и немудреная машина» [7, т. 12, с. 54]. Иванов, которого так строго изобличает доктор, пытается объяснить это ему: «Нет, доктор, в каждом из нас слишком много колес, винтов и клапанов, чтобы мы могли судить друг о друге по первому впечатлению или по двум-трем внешним признакам» [7, т. 12, с. 54].
Возможно, активность и прямота Львова обусловливаются его молодостью, тем, что он пока ни разу не столкнулся с такими жизненными обстоятельствами, которые смогут поколебать уверенность доктора. Именно в таком контексте воспринимает деятельный характер врача Иванов: «Вы, милый друг, кончили курс только в прошлом году, еще молоды и бодры, а мне тридцать пять» [7, т. 12, с. 16].
Львов очень эмоционален, способен испытывать сильные чувства, и именно они побуждают его проявлять активность. Поняв, что Анна Петровна больна, а Иванов не спешит вывозить её к морю, дабы помочь организму жены бороться с болезнью, он ощущает злость на него, настолько сильную, что это даже мешает доктору вести беседу: «Проклятый характер... Опять упустил случай и не поговорил с ним как следует... Не могу говорить с ним хладнокровно!» [7, т. 12, с. 17].
Доктору кажется, что он выгодно отличается от окружающей его среды; он считает других людей бессодержательными и банальными. Обращаясь к Анне, Львов восклицает: «...Что у вас общего с этою пустою, пошлою средой?» [7, т. 12, с. 21]. Действительно, впечатление об отличии Львова от среды может создаваться благодаря его активности и той заботе, которую он проявляет по отношению к пациентке. Однако быть деятельным ещё не значит обрести содержание: внешняя активность не способна заменить огромной внутренней деятельности, необходимой человеку для того, чтобы вырваться из пошлости своего окружения.
Одним из важнейших мотивов в пьесе «Иванов» является мотив скуки, который вообще характерен для чеховской драматургии. Я.С. Швецова и Н.М. Па-хомова отмечают: «Вне зависимости от гендера, социального статуса и места жительства все герои пьес, так или иначе, подвержены "скуке жизни"» [8, с. 219]. Показательно, что доктор Львов является чуть ли не единственным героем, которому не свойственна скука. Он сам это понимает: «Мне некогда скучать» [7, т. 12, с. 20]. Погружённый в активную деятельность и не скучающий Львов выделяется на фоне других героев пьесы, однако данный образ не может быть охарактеризован полностью положительно как идеальный и образцовый для остальных персонажей.
Львову не хватает тонкости восприятия, умения понять человека, увидеть не только его действия, но и причины этих действий, почувствовать внутренние терзания других людей. Доктора нельзя назвать чутким, участливым, душевным, хотя отзывчивость и внимание ему свойственны. Да и в других он не принимает бездушия, так, доктор обвиняет Иванова: «В вашем голосе, в вашей интонации, не говоря уж о словах, столько бездушного эгоизма, столько холодного бессер-
дечия...» [7, т. 12, с. 16]. Львов ослеплён собственной динамичностью, ему кажется, что активность не может соседствовать с бессердечностью, если побуждается заботой о других людях.
Активность не даёт Львову смириться с несправедливостью, именно она побуждает его вызвать Иванова, который после смерти супруги снова женится, на дуэль прямо во время свадьбы. Настоящим обличителем Львова с его прямотой и честностью в конце пьесы становится Саша, невеста Иванова. Услышав от Львова демонстративное обвинение жениха в подлости, она отвечает ему: «Вошли вы сейчас сюда, как честный человек, и нанесли ему страшное оскорбление, которое едва не убило меня...» [7, т. 12, с. 75]. Саша пытается объяснить, что честность, которая уничтожает и оскорбляет, утрачивает свою ценность. Но настоящим подтверждением этой мысли становится самоубийство Иванова, к которому подталкивает его активная деятельность и обвинения Львова.
В рассказе А.П. Чехова «Палата № 6», написанном в 1892 году, главным героем является врач Андрей Ефимович Рагин. Его попечению вверена больница, и активность, деятельность могли бы способствовать тому, чтобы работа больницы стала более эффективной. Однако герой не проявляет этих качеств.
Рагин намного старше, чем Львов, возможно, его бездеятельность объясняется именно этим, однако напрямую о том, что обстоятельства жизни значительно изменили доктора, заставив его отказаться от активности, автор не говорит. Напротив, в рассказе звучит мысль о том, что для доктора жизнь одинаково постыла и в прошлом, и сейчас: «Прошлое противно, лучше не вспоминать о нем. А в настоящем то же, что в прошлом» [7, т. 8, с. 91]. Вряд ли можно говорить о том, что в молодости доктор Рагин был более деятельным, и это проявляется в том, как А.П. Чехов описывает его первый визит в больницу. Сначала доктор «пришел к заключению, что это учреждение безнравственное и в высшей степени вредное для здоровья жителей» [7, т. 8, с. 83], но затем он решил, что не стоит ничего делать, чтобы это изменить, поскольку «на земле нет ничего такого хорошего, что в своем первоисточнике не имело бы гадости» [7, т. 8, с. 84]. Умение видеть «мерзости» не заставляет молодого врача начать активную деятельность с целью их устранения, как это, несомненно, сделал бы Львов из пьесы «Иванов».
Доктор понимает, что он бездеятелен и что это негативно влияет на его работу, на дела в больнице. Он изучает современную медицинскую литературу и знает, что в последние годы наука продвинулась далеко вперёд, что успешно диагностируются и лечатся многие болезни, в том числе психические: «Психиатрия с ее теперешнею классификацией болезней, методами распознавания и лечения - это в сравнении с тем, что было, целый Эльборус» [7, т. 8, с. 92]. Однако это не мешает ему оставаться бездеятельным. Внутри Рагин хочет быть энергичным, мечтает изменить что-то в лечении своих больных, а внешне не начинает проявлять активности.
Противоположны Львов и Рагин и с точки зрения такого качества, как честность. Львов не только честен, но и постоянно всем об этом заявляет; честность - это один из принципов его существования. Рагин понимает, что нечестен, хотя и страдает от этого: «Я служу вредному делу и получаю жалованье от людей, которых обманываю; я нечестен» [7, т. 8, с. 92]. Бездеятельность мешает Андрею Ефимовичу что-то изменить в своей жизни, в том числе прислушаться к голосу совести и стать честным. Вместо этого он находит для себя оправдание: «Значит, в своей нечестности виноват не я, а время...» [7, т. 8, с. 93].
В рассказе отчётливо звучит мотив скуки и отсутствия интереса к жизни, которые испытывает Рагин: «На приемке скоро ему прискучают робость больных и их бестолковость...» [7, т. 8, с. 86]. Он делится с единственным приятелем, почтмейстером Михаилом Аверьянычем: «...На этом свете всё незначительно и неинтересно, кроме высших духовных проявлений человеческого ума» [7, т. 8, с. 88]. Данный мотив отличает образ Рагина от образа Львова, успешно противостоящего скуке благодаря своей активности.
Библиографический список
Неважность для Рагина деятельности стала, кстати, причиной того, что во многих исследованиях этот образ трактуется как однозначно отрицательный, например: «Он безразличен, не готов делать добро, тем самым способствует злу» [9, с. 90]. Однако мы не стали бы судить о докторе Рагине столь однозначно. А.П. Чехов хотел передать этим образом нечто гораздо большее, чем просто порицание бездеятельного человека. Его привлекает противоречивость Андрея Ефимыча, сочетание в нём внешней пассивности и постоянной внутренней работы.
Отличие доктора Андрея Ефимыча от Львова также в том, что Рагин гораздо проницательнее и тоньше. Он глубже видит характер человека, умеет судить о нём неоднозначно, понимает, что человек - сложное существо, в котором могут скрываться различные, подчас противоположные качества, что нет людей, полностью плохих или абсолютно хороших. Рагину подвластно понимание того, что всё в мире относительно - здоровье и болезнь, жизнь и смерть, логика и нелогичность, нравственность и безнравственность. Он говорит душевнобольному Ивану Дмитричу: «В том, что я доктор, а вы душевнобольной, нет ни нравственности, ни логики, а одна только пустая случайность» [7, т. 8, с. 95].
Рагин сосредоточен на своём внутреннем мире, для него гораздо важнее то, что происходит там, а не во внешнем мире. Читая и раздумывая, он понимает, что необходимо развивать своё мышление, проникать в тайны собственной души и душ других людей: «Свободное и глубокое мышление, которое стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете мира - вот два блага, выше которых никогда не знал человек» [7, т. 8, с. 97]. В этом, по-видимому, и состоит истинная причина его внешней бездеятельности. Любая деятельность, активность кажется доктору бессмысленной, поскольку она не связана с внутренним развитием.
Образы врачей, созданные А.П. Чеховым в пьесе «Иванов» и в рассказе «Палата № 6», противоположны по таким качествам, как активность и бездеятельность. Львов деятелен, активен, а Рагин - бездеятелен. Автор показывает, что каждое из этих качеств не может быть охарактеризовано как полностью положительное или целиком отрицательное.
На первый взгляд, положительным качеством является активность, однако образ Львова показывает, что одной активности недостаточно для того, чтобы врач стал настоящим целителем душ. Активная деятельность, по А.П. Чехову, утрачивает свою ценность, если не сопряжена с сердечным пониманием окружающих людей, стремлением разобраться в их побуждениях и нравственных страданиях.
Бездеятельность, напротив, может быть изначально охарактеризована как негативное качество, тем более что из-за неё страдают больные доктора Рагина, а в больнице плохо идут дела, ведь бездеятельность мешает врачу развиваться, следовать за новыми достижениями медицины. Однако даже бездеятельный человек может обладать тонкой душой, глубоким пониманием жизни и других людей.
У Львова мы видим внешнюю активность и внутреннюю пассивность, неспособность проявить настоящую сердечность. Рагин, напротив, бездеятелен внешне, но обладает активной душой и глубоким мышлением. Сложно сказать, какое именно проявление активности для А.П. Чехова более ценно и приемлемо. Скорее, автор всё же на стороне Рагина, поскольку в финале пьесы «Иванов» страдает другой человек (происходит самоубийство Иванова), что, несомненно, происходит по вине деятельного земского врача, а в финале рассказа «Палата № 6» наказан сам доктор, то есть отсутствие у него внешней активности отражается в первую очередь на нём самом.
Перспективы настоящего исследования состоят в анализе различных образов врачей, созданных А.П. Чеховым, и выявлении черт, которые определяют положительную или отрицательную трактовку данных персонажей писателем.
1. Иванова Е.А. Традиции и новаторство в изображении образа врача в современной литературе. Динамика языковых и культурных процессов в современной России. 2016; 5: 828 - 833.
2. Телекулова А.М., Агапова Г.Х. Врач как знаковая фигура в русской литературе. Альманах молодой науки. 2016; 1: 15 - 18.
3. Фатеева Ю.Г Образ врача в русской классической и современной литературе: несколько слов о преемственности. Новая наука: Проблемы и перспективы. 2016; 6-3 (85): 145 - 147.
4. Федорова В.Г., Торопчина О.В. Диалектика образа врача в творчестве А.П. Чехова. Автор - текст - читатель: теория и практика анализа: материалы VII Международных научных чтений. Калуга: КГУ, 2020: 653 - 661.
5. Зайцев А.И. Отображение нравственного образа врача в произведениях М.А. Булгакова и А.П. Чехова. Научный альманах. 2019; 1-2: 156 - 158.
6. Снитько Д.Ю. Мужество и страх в контексте оппозиции деятельности и бездеятельности человека: экзистенциальный аспект. Антрополо^чн вим'ри ф/лософських до^джень. 2013; № 4: 7 - 17.
7. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Москва: Наука, 1974 - 1982.
8. Швецова Я.С., Пахомова Н.М. Реализация мотива скуки в пьесах А.П. Чехова на примере драмы «Иванов». Actualscience. 2016; Т. 2, № 11: 219 - 220.
9. Молнар А. Система персонажей повести А.П. Чехова «Палата № 6». Практики и интерпретации: журнал филологических, образовательных и культурных исследований. 2018; Т. 3, № 1: 83 - 94.
References
1. Ivanova E.A. Tradicii i novatorstvo v izobrazhenii obraza vracha v sovremennoj literature. Dinamika yazykovyh i kulturnyh processov v sovremennoj Rossii. 2016; 5: 828 - 833.
2. Telekulova A.M., Agapova G.H. Vrach kak znakovaya figura v russkoj literature. Al'manah molodojnauki. 2016; 1: 15 - 18.
3. Fateeva Yu.G. Obraz vracha v russkoj klassicheskoj i sovremennoj literature: neskol'ko slov o preemstvennosti. Novaya nauka: Problemy iperspektivy. 2016; 6-3 (85): 145 - 147.
4. Fedorova V.G., Toropchina O.V. Dialektika obraza vracha v tvorchestve A.P. Chehova. Avtor - tekst - chitatel': teoriya ipraktika analiza: materialy VII Mezhdunarodnyh nauchnyh chtenij. Kaluga: KGU, 2020: 653 - 661.
5. Zajcev A.I. Otobrazhenie nravstvennogo obraza vracha v proizvedeniyah M.A. Bulgakova i A.P. Chehova. Nauchnyjal'manah. 2019; 1-2: 156 - 158.
6. Snit'ko D.Yu. Muzhestvo i strah v kontekste oppozicii deyatel'nosti i bezdeyatel'nosti cheloveka: 'ekzistencial'nyj aspekt. Antropologichni vimiri filosofs'kih doslidzhen'. 2013; № 4: 7 - 17.
7. Chehov A.P. Polnoe sobranie sochinenijipisem: v 30 t. Moskva: Nauka, 1974 - 1982.
8. Shvecova Ya.S., Pahomova N.M. Realizaciya motiva skuki v p'esah A.P. Chehova na primere dramy «Ivanov». Actualscience. 2016; T. 2, № 11: 219 - 220.
9. Molnar A. Sistema personazhej povesti A.P. Chehova «Palata № 6». Praktiki i interpretacii: zhurnal filologicheskih, obrazovatel'nyh i kul'turnyh issledovanij. 2018; T. 3, № 1: 83 - 94.
Статья поступила в редакцию 19.11.21
УДК 81.2 (571.52)
Kara-ool L.S., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Theory and Methodology of Language Education and Speech Therapy,
Tuva State University (Kyzyl, Russia), E-mail: lkaraool61@mail.ru
LEXICON OF POSTNATAL RITES IN THE TUVINIAN LANGUAGE. The article is written with the financial support of the RFBR grant "Transformation processes in the onomastics of the peoples of Central Asia: history and modernity (on the example of Tuva, Tofalaria, Kalmykia and Mongolia" (No. 19-012-00073). The vocabulary of postpartum rituals in the Tuvan language is a relatively closed lexical-semantic group that has evolved over several centuries. At the moment, it is observed that many words and stable phrases leave the active vocabulary of the Tuvan language, while others are used as dialectisms or are supplanted by new formations. The relevance of the study is due to the need to systematize and correct the vocabulary of postpartum rituals in the Tuvan language. The researcher uses materials from the language of ethnic Tuvans - Tsengel, Tsagaan-Nuur (Mongolia) and Kok Monchak (China), compactly living outside Tuva in the indicated countries.
Key words: vocabulary, postpartum rituals, description, Tuvan language, field materials, phrase combination, dialect, dialect.
Л.С. Кара-оол, канд. филол. наук, доц., Тувинский государственный университет, г. Кызыл, Е-таИ: lkaraool61@mail.ru
ЛЕКСИКА ПОСЛЕРОДОВЫХ ОБРЯДОВ В ТУВИНСКОМ ЯЗЫКЕ
Лексика послеродовых обрядов в тувинском языке представляет собой относительно замкнутую лексико-семантическую группу, которая складывалась в течение нескольких столетий. На данный момент наблюдается то, что многие слова и устойчивые словосочетания уходят из активного словарного запаса тувинского языка, а другие используются как диалектизмы или вытесняются новообразованиями. Актуальность исследования обусловлена необходимостью систематизации и корректировки лексики послеродовых обрядов в тувинском языке. В работе использованы материалы из языка этнических тувинцев - цэнгэлских, цагаан-нуурских (Монголия) и кок мончакских (Китай), компактно проживающих за пределами Тувы в указанных странах.
Ключевые слова: лексика, послеродовые обряды, описание, тувинский язык, полевые материалы, фразеосочетание, диалект, говор.
Статья написана при финансовой поддержке гранта РФФИ «Трансформационные процессы в ономастике народов Центральной Азии: история и современность (на примере Тувы, Тофаларии, Калмыкии и Монголии» (№ 19-012-00073)
История изучения лексики родильного обряда в тувинском языке рассмотрена нами в статьях «Лексика предродовых обрядов и магических действий в тувинском языке» [1, с. 256] и «Лексика родильного обряда в тувинском языке» [2, с. 1145], которые исследуются также этнопедагогами [3, с. 64 - 86] и этнографами [4, с. 596].
Целью данной статьи является изучение лексики послеродовых обрядов в тувинском языке с описанием обрядовых действий, что может дать ценную лингвистическую и историко-этнографическую информацию.
Работа написана на основе полевых материалов автора, собранных во время диалектологических и комплексных экспедиций (1999-2020 гг), а также лексических материалов, которые были извлечены из словарей тувинского языка, из научных статьей этнографов, лингвистов, изучающих данную тему.
Лексика послеродовых обрядов, как мы уже отметили, рассматривается через описания самих обрядов, связанных с ребенком, и они состоят из нескольких этапов:
- уруг дою 'праздник в честь новорожденного';
- кавай ёзулалы'колыбельный обряд';
- ат тыпсыр ёзулал 'обряд имянаречения';
- чаш хылбыктаар ёзулал 'обряд первого обрезания волос, или первой стрижки волос';
- уругнуц дижээри 'выпадение молочных зубов ребенка'.
I. Уруг дою 'праздник в честь новорожденного'
В честь новорожденного устраивают праздник - уруг дою [5, с. 124; 6, с. 17]. Время проведения уруг дою разное: после отпадения пуповины и выздоровления роженицы, через неделю или месяц.
Уруг дою (букв.: 'праздник в честь новорожденного' [7, с. 167]), т.е. родины -праздник в честь рождения младенца.
В разговорном тувинском языке используется фразеосочетание уругнуц теруттунгенин демдеглээр (букв.: 'отметить рождение ребёнка').
Наравне с рассмотренными примерами активно, особенно в последние десятилетия, используется фразеосочетание дежек дою (букв.: 'праздник подстилки', т.е. 'праздник пеленки'), включающее тюркский изафет дежек [теъжэк] 'подстилка', 'постель', 'тюфяк', 'подставка' [7, с. 176].
В данном примере дежек употребляется в переносном значении - 'пеленка', которое не зафиксировано словарях тувинского языка. Дериват слова деже-('стлать, растилать', 'настилать', 'подкладывать') [7, с. 177] имеет соответствия общетюркского характера (см. душе- с основным значением 'стелить, стлать') [8, с. 333].
Рождение ребенка в традиционной тувинской семье большое событие: к семье, к роду прибавился новый человек - продолжатель рода 'терел белуктуц салгакчызы', поэтому отмечали его очень пышно, как настоящий праздник. И в
кодан ышкаш агартыр кырызын. Ажы-телу кевей болзун, азыраан малы арбын болзун. Аттыг-алдарлыг чорзун, Ак сеткилдиг чорзун. Улуг назы назылазын, удаан чыргалдыг болзун (уургайга дужуп елзун).
этом празднике находим такое отражение этической нормы, как взаимопомощь, обусловленная условиями кочевоИ жизни. Родственники, соседи приносили в подарок шкурки ягнят, козлят в качестве пеленок, которых называли 'уруг тут-куужу' [9, с. 226] (букв.: 'держатель ребенка'), а более зажиточные дарили скот Мальчикам дарили уздечку, седло, а девочкам - серьги, кольца, бисер, пуговицы. Подарки обязательно сопровождались благопожеланиями, например, Чаактыгга чаргызын алыспас, Пусть будет непобедимым в спорах, чарынныг амытаннъщ алдынга не знает поражения перед теми, кто чытпас болзун имеет лопатки.
Хойгулаштыр калбара семирзин, Пусть будет полным в шир, как овца,
состариться до белои седины, как заяц. Пусть будет много детеи, пусть будет тьма скота. Пусть будет славным, пусть будет благородным. Пусть доживет до глубокои старости, пусть будет сон блаженным (пусть умрет, сорвавшись с обрыва, т.е. легкоИ смертью) [10, с. 214].
На этом празднике оказывали особое почтение хин иези (повитухе) и в знак уважения перед неИ ставили грудинку баранины 'теш', одаривали кадаком 'тонким мягким шелком в форме широкой ленты' [7, с. 215]. Подобное отношение к повитухе отмечается у алтайцев и бурят [11].
II. Кавай ёзулалы 'колыбельный обряд'
У тувинцев издавна существовал кавай ёзулалы 'колыбельный обряд', который подробно описан в «Священных традициях тувинского народа» [6, с. 36]. Колыбельный обряд справляли скромно, в кругу семьи.
Тувинцы-кочевники по-особому изготавливали колыбель ребёнка 'кавай', чтобы его можно было положить на кровать 'орунга салыр', покачать на крючке, подвесив люльку 'ааткыышка аадар', и чтобы всадник мог взять и положить колыбель с ребёнком перед собой в седле 'уцгерер'.
Колыбель 'кавай [каъвай] (прям. и перен. 'колыбель', 'люлька') [7, с. 213], а также эвфемизм табуированного слова хааржак 'ящик', 'гроб'. По происхождению данного слова Б.И. Татаринцев предположил, что оно сначала имело признаковую семантику 'закрытый, укрытый', которая отразилась в значении тувинской глагольной основы кавай-ла 'пеленать ребенка' [12, с. 24].
Обычно колыбель изготавливали или заказывали для первого ребенка дун тел: дун 'первый' (о ребенке), 'первородящая' (о женщине) [7, с. 183], др.-тюрк., см. tun oyul 'первый ребенок' (~ мальчик) [13, с. 586].
Перед тем как положить ребенка в колыбель, а в нее клали щенка 'эник кавайлаар', чтобы ввести в заблуждение нечистую силу, которая могла навредить
