CC BY
162 m ч О Д О Л О
ВИДЕТЬ. ПРЕДВИДЕТЬ. ДЕЙСТВОВАТЬ I МАРИНА ГУСЕЛЬЦЕВА
Образы достойного будущего как фактор позитивной социализации детей и подростков: идея гуманизма
Аннотация. Рубеж ХХ-ХХ1 вв. стал временем осознания значимости роли культуры в социальной, политической, экономической, образовательной жизни. В постнеклассической эпистемологии на передний план анализа вышли культурные факторы и постматериалистические ценности, связанные с самоосуществлением человека. Данная статья продолжает серию публикаций о феномене культуры в качестве многоликой и разноуровневой реальности, о неочевидной, но приоритетной значимости идеи культуры и культурно-психологического анализа в образовательной политике, о роли культурных образцов и образов достойного будущего в позитивной социализации современных детей и подростков. В фокусе внимания данной статьи - идея гуманизма и ее роль в становлении идентичности современного человека.
Ключевые слова: методология, культурно-аналитический подход, постматериалистические ценности, идея культуры, социокультурная модернизация образования, дегуманизация и гуманизм.
В предыдущих статьях цикла, посвященного позитивной социализации современных детей и подростков (Гусельцева, 2015а, 2015б), обсуждались роль факторов культуры, актуальность и значимость дифференциации реального и идеального культурно-психологического времени развития цивилизации. С позиции культурно-аналитического подхода была показана необходимость различать идеальное представление о состоянии общества и реальное культурно-психологическое время, в котором оно живет. Согласно нашим конструкциям, Россия не пережила внутренних культурно-психологических этапов Возрождения, Реформации и Просвещения, которые органично пройдены европейскими странами на пути модернизации, а именно: при переходе от феодализма сначала к абсолютизму (централизованному и национальному государст-
ву), а затем к современному (правовому и демократическому) обществу.
Следует отметить, что подобные идеи в наши дни широко представлены в публицистическом дискурсе, что свидетельствует о рефлексии интеллектуалами обозначенной проблематики. Так, показательны в этом отношении рассуждения Л.А. Радзиховского, обсуждающего текущую культурно-психологическую реальность в семантиках «квазисредневековья», постмодернистской «пародии на цивилизацию XIX века» (URL: http://echo.msk.ru/programs/ personalno/1600428-echo/). «Россия живет в самодержавном времени», в состоянии не столько индустриальной, сколько сырьевой экономики. «Самодержавие, православие, народность, сырьевая грубая экономика, политика аннексии и территориальных захватов, пренебрежение к мягкой силе и установка на грубую силу. <...> Полный крах эта политика потерпела. уже в конце XX в. .Многие страны (одни на уровне
к
5
О С О 13
о
Н ш
2
8
об авторе
М.С. Гусель-цева, ведущий научный сотрудник Психологического института РАО, ведущий научный сотрудник ФИРО, кандидат психологических наук
технологии, другие на уровне технологий и социальных отношений, третьи на уровне технологий, социальных отношений и социальной психологии) переехали из Х1Х-го и ХХ-го века в XXI-й век. <.. .> Россия в XXI в. ведет себя в стиле века XIX-го - начала XX-го. <...>. Поэтому вся политика России. - это политика Дон Кихота, который штурмует ветряные мельницы, например, совершает территориальные захваты, искренно считая, что перед ним действительно гигантский великан, и воюет с НАТО, с угрозой натовской сухопутной агрессии, с угрозой нападения на Россию и т.д. .Сервантес не случайно написал "Дон Кихота" в момент, когда начался крах и обвал великой испанской цивилизации, великой испанской империи. Он. описывал государство, людей и системы, которые едут назад, живут в глюко-вом иллюзорном мире. Вот Россия в нем и живет» (Там же). Еще раз обратим внимание на значимость нелицеприятного и критического дискурса интеллектуалов, ибо шанс цивилизационного развития страны заключается в ее социокультурной модернизации прежде всего через систему образования (Асмолов, 2008), а наиболее продуктивной стратегией управленцев здесь является умение воспринимать плохие новости, политика открытости, честности и прямоты (подробнее о последнем см.: Бальдони, 2014).
Как в индивидуальном выстраивании успешной жизни, так и в социальной эволюции важную роль играет принцип обратной связи, позволяющий откорректировать неизбежно возникающие неадекватности поведения. По этой причине открытые системы более устойчивы в своем развитии, нежели закрытые. Важную роль в модернизации социокультурной системы играют так называемые неадаптивные элементы - критически настроенные интеллектуалы, меньшинства, маргиналы, инакомыслящие. Они не только тренируют систему на толерантность к разнообразию (именно последнее обеспечивает стабильное развитие сложных систем), но и нередко находят оригинальные стратегии
преодоления системных кризисов (подробнее на эту тему см.: Асмолов, 2007, с. 102-116; Асмолов, Гусельцева, 2008).
Осмысление интеллектуалами культурно-психологических факторов развития общества играет в процессах модернизации и стратегического планирования образования столь важную роль потому, что образы достойного будущего, обозначенный разрыв между идеалами и реальностью позволяют как подрастающему поколению, так и управленцам, т.е. людям, принимающим решения, формировать картину мира, отвечающую вызовам нового века.
Современная же социокультурная ситуация, сложившаяся в российском обществе к первому десятилетию XXI в., отличается рисками неизжитых и неосмысленных культурных травм, отсутствием общественного согласия (по сути - не прекращающейся на протяжении всего ХХ в. холодной гражданской войной), трендом в архаику как защитным механизмом при столкновении нестабильной социальной системы с повышенной сложностью информационного общества. Все это требует как полномасштабного трансдисциплинарного анализа, так и опережающих конструктивных усилий со стороны системы образования, где творится будущее страны.
Культурно-аналитический подход в этом плане - одна из методологических стратегий, предназначенных для работы со сложными современными реальностями, позволяющая, прежде всего, дифференцировать и интегрировать культурно-психологические аспекты развития последних. Продуктивность культурно-аналитического подхода в качестве постнеклассической методологии обусловлена тем, что он содержит инструментарий, освобождающий сознание из плена социальных мифов и стереотипов, позволяя заглянуть по ту сторону реальности. Культурно-аналитический подход опирается на находки постструктурализма, связанные с защитой сознания от власти идеологии; использует аналитические методы М. Фуко, вскрывшего подоплеку неочевид-
2 т ч О Д О Л О
ных властных отношений в обществе (например, роль власти в производстве знания) и показавшего культурно-историческую относительность тех интеллектуальных конструкций, которые видятся современникам незыблемыми; приемы деконструкции Ж. Деррида и реконтекстуализации Р. Рорти; аналитические стратегии изучения повседневности М. Серто (см.: Гусельцева, 2013). Таким образом, культурно-аналитический подход разграничивает представление о реальности и роль в его производстве устаревших методологических оптик, навязываемых как официальной идеологией, так и традицией сложившихся дискурсов.
Подобного рода стереотипом является привычка находить утверждение там, где следовало бы поставить вопрос: например, пережила ли Россия эпоху Просвещения? Как было показано в нашей предыдущей статье (Гусельцева, 2015б), в качестве культурно-психологического и психотехнического этапа цивилизацион-ного развития эпоха Просвещения предполагает определенную трансформацию массового сознания и становление социокультурной и гражданской идентичности, идеальной моделью которой в наши дни выступает европейская культура1. Иными словами, с эпохи Просвещения берет отсчет культурно-психологическая зрелость человечества (И. Кант). «В качестве основного достоинства Запада всегда признавалась осуществленная им индивидуализация - формирование свободного, автономного и ответственного индивида» (Федотова, 2005а, с. 3). Таким образом, культурно-исторический продукт эпохи Просвещения представляет собой комплексное образование: возникновение гражданского общества и формирование системы гуманистических ценностей (в ходе достижения разумного компромисса по завершении гражданских войн, в основе которых, в свою очередь, лежал конфликт разных жизненных стратегий и обра-
зов государственного устройства); появление правового государства; самоорганизация общества; социализация гражданской идентичности; развитие таких культурно-психологических качеств, как антиномия (баланс) персональной свободы и ответственности, автономии и взаимопомощи, развитые правосознание и солидарность, что создавало в дальнейшем институциональные условия поддержки постматериальных ценностей и налаживания общественного контроля над соблюдением прав отдельной личности.
Для более глубокого освещения этих вопросов далее мы обратимся к европейским моделям социокультурной модернизации, выделяя в культурно-психологическом (и психотехническом) плане такие составляющие, как идеи гуманизма, свободы, права, развитие социальности и гражданственности. Сутью европейского Просвещения, сутью эпохи модерна было воспитание в человеке достоинства, нравственных идеалов и принципов, того социального поведения, которое политолог С.А. Белковский в наши дни удачно охарактеризовал как «банальность добра». Это и есть тот фундамент, на котором прочно и устойчиво зиждется современное европейское общество.
Отвечая же на закономерный вопрос: почему европейская цивилизация, несмотря на присущие ее пубертату риски и опасности, кризисы и недостатки, такие как религиозные войны, лихорадки тоталитаризма, эпидемии массового безумия, до сих пор является идеальной моделью цивилизационного раз-вития?2 - отметим, что в современном мире это единственная система, сознательно культивирующая механизмы эффективного саморазвития (принцип разделения властей; свободы совести, слова, собраний; независимость судов; децентрализованные средства массовой информации; приоритет прав человека и основы его защиты от бездушной ма-
1 Подчеркнем, что модернизация в современном интеллектуальном дискурсе отнюдь не означает вестернизации, однако европейская культура пережила эти процессы раньше иных стран и в этом смысле остается образцом цивилизационного развития (Межуев, 2012; Прохорова, 2014; Фурман, 2010).
к s
L.
о с о
13 О H ш
S
10
шины государства; демократия как поддержка прав меньшинства, система базовых общечеловеческих ценностей и т.д.), находящая способы преодоления встающих на пути развития проблем и олицетворяющая неуклонное движение человечества к гуманизму, свободе и ответственности, становлению планетарного сознания3.
ГУМАНИЗМ КАК ПРИНЦИП ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО РАЗВИТИЯ. ИДЕАЛЬНЫЕ ТИПЫ КУЛЬТУРЫ. ИДЕЯ И ИДЕАЛ ДОСТОИНСТВА ЧЕЛОВЕКА
На протяжении своей истории в движении от варварства к цивилизации человечество осваивало идеи гуманизма, веротерпимости и толерантности, ценности индивидуальности личности, ее автономии и достоинства как факторы эволюции. Гуманизм - «мировоззрение, которое провозглашает ценность человека, его право на счастье, развитие и проявление своих положительных способностей, на свободное и ответственное участие в жизни мира и общества» (Кувакин, 2006).
Первое рождение гуманизма происходило в античную эпоху, в антропологический период развития древнегреческой философии в Афинах УЧУ вв. до н. э.); второе рождение совершалось в эпоху Возрождения. Рефлексия же социальных аспектов гуманизма пришлась на века Просвещения. Важные теоретические вехи в разработке принципов гуманизма отражены в творческом наследии И. Гер-дера и В. Гумбольдта. «Гуманизм - это коллективное мировоззрение и культурно-историческая традиция, зародившаяся в древнегреческой цивилизации, развивавшаяся в последующие века и сохранившаяся в современной культуре
как ее общечеловеческая основа» (Там же). В современном мире гуманизм служит цивилизационной предпосылкой персональных и общекультурных коммуникаций.
На основании принципов гуманизма палитра человеческих обществ может быть распределена между двумя воображаемыми полюсами, обозначенными как тоталитарные и гуманистические типы культур.
Во вводной статье данного цикла (Гу-сельцева, 2015а) культура была представлена в качестве сложной многомерной реальности, в которой мы выделили разные уровни анализа: культура-ноосфера (общечеловеческая культура в целом с позиции макроанализа), культуры-этносы (национальные культуры), культуры-миры (разнообразные конфигурации культуры с позиции микроанализа), культуры-психотехники (цивилизацион-ные этапы развития культуры с позиции изучения ментальности). В плане генетического анализа культура-ноосфера дифференцируется на локальные культурные миры, которые на протяжении всеобщей истории человечества рождаются, достигают расцвета, исчезают либо модернизируются, переходя в качественно иное состояние. Каждая из локальных культур представляет самобытную индивидуальность, сочетая общецивилизационные тенденции развития и исторически «особый путь», нередко «жизненный сценарий» (что в наши дни метафорически называют «генетическим кодом культуры»). Общие закономерности развития и типология локальных культур систематизированы в культурно-аналитическом подходе посредством ряда идеальных моделей - динамическая, феноменологическая, типологическая, структурная (Гу-сельцева, 2007).
2 «Украинцы, сирийцы, ливийцы хотят в Европу. Они хотят в мир, где достигнута максимальная свобода человека и, насколько возможно, защищены его права» (Олег Дорман, URL: https://www.facebook.com/odorman/posts/102048 15826340289?fref=nf&pnref=story).
3 Конструкт «планетарное сознание», характеризующий идентичность человека в качестве жителя Земли, введен в оборот французским ученым Э. Мореном. В данном конструкте соединился гуманитарный, экологический, ци-вилизационный пафос его учения: так, Э. Морен настаивает на необходимости новых цивилизационных отношений между людьми и нациями (civiliser les relations humaines). Из развиваемой им методологии - эпистемологии сложного - выводятся и этические принципы солидарности; сложное мышление предполагает космополитизм как ценность. Сложное мышление - это сопротивление цивилизации наступлению варварства (подробнее см.: Морен, 2012). Ср.: «Только цивилизация, делающая своим приоритетом культуру, решит задачу человеческого единения в планетарном масштабе» (Межуев 2012, с. 351).
2 т
ч О
Д О
Л О
11
Итак, культуры, отнесенные к воображаемым полюсам, представлены нами как тоталитарные и гуманистические идеальные модели. Культуры «полезности» и «страха», с одной стороны, «достоинства» и «совести» - с другой, являются типологическими разновидностями тоталитарных и гуманистических культур соответственно. Между выделенными полюсами в динамическом плане предполагаются переходные этапы - культуры-психотехники, которые получили в нашей модели названия культур «падения», «покаяния» и «воскрешения» (Там же).
В схематической характеристике тоталитарным культурам присущи централизация и иерархическая организация общества; практики принуждения и насилия; пренебрежение к человеческому достоинству, правам и свободам личности; избыточная регламентация общественной и частной жизни. Тоталитарные общества, как правило, люмпенизированы и нравственно разложены; уровни культуры и образованности населения в них низки. Парадоксальным образом, несмотря на декларации коллективизма и призывы к монолитности, это предельно атомизированные общества. «Культура, ориентированная на полезность, прежде всего, стремится к равновесию, к самосохранению. В такого рода культурах сокращается время, отводимое на детство, а старость не обладает ценностью» (Асмолов, 2007, с. 346). К социально-психологическим феноменам таких культур относятся психофашизм4, массовые психозы, «театр абсурда», «охота на ведьм» и т.п.
Гуманистические культуры, напротив, делают приоритетом ценности развития, свободы, индивидуальности, творчества; в них на системном уровне работают институты социальной защиты, культивируется уважение к достоинству, частной жизни и правам граждан; общепризнан приоритет личности пе-
ред государством; распространены поведенческие образцы милосердия, бескорыстия (пресловутая «банальность добра»); исторически поддерживаются благоприятные условия повседневной жизни человека. Одной из ведущих ценностей культур, ориентированных на достоинство, является «ценность личности, независимо от того, можно что-либо получить от этой личности ... или нет. В таких культурах дети, старики и инвалиды священны. Они находятся под охраной общественного милосердия» (Там же). В конституциях демократических обществ закреплены права граждан на стремление к счастью, развитие, свободу.
Феноменология гуманистической культуры представлена в известном, но не утратившем актуальности труде П.А. Кропоткина «Взаимопомощь как фактор эволюции» (Кропоткин, 1907; см. также: Кропоткин, 1922), где исследуются факты нестяжательства, милосердия, заботы, взаимовыручки в различных сообществах от варварства до наших дней. В данной работе показано, что лучшие человеческие качества проявляются при децентрализованных формах жизни (самоуправлении). «Периоды, когда нравы и обычаи, имевшие целью взаимную помощь, достигали своего высшего развития, всегда были периодами величайшего прогресса в области искусств, промышленности и науки, - заключает свой труд автор. - Именно сочетание взаимной помощи,. с широким почином, предоставленным личности в группе в силу федеративного начала. дало человечеству два величайших периода - период городов древней Греции и период средневековых городов; тогда как разрушение учреждений и нравов взаимной помощи, совершавшееся в течение последовавших государственных периодов истории, соответствовало в обоих случаях временам быстрого упадка» (Кропоткин, 1907, с. 287). Гуманистическое
4 Психофашизм - манипуляции массовым сознанием посредством специальных психотехнических практик в тоталитарном государстве (подробнее см.: Адорно, 2001; Арендт, 1996,2003,2008; Зимбардо, 2013; Фромм, 1989). Исследование тоталитаризма представлено также в философских и художественных произведениях, таких как «Роза Мира» Д. Андреева, «Москва 2042» В. Войновича, «Мы» Е. Замятина, «1984» Дж. Оруэлла и др.
к
5
I.
О С О
ч
о н ш
2
12
общество рисует психолог Э. Фромм (1989) в главе «Новый человек и новое общество».
В контексте развития гуманистической культуры поддержку также получают идеи толерантности и достоинства. В методологическом плане важную роль здесь играет понятие когнитивной сложности, объясняющее проблемы взаимопонимания и переводимости опыта культур, находящихся на разных стадиях цивилизационного развития. Так, сложные культуры способны постигать и адекватно интерпретировать картину мира примитивных сообществ, тогда как культуры, не достигшие определенного уровня когнитивной сложности и рефлексивности, отказываются не только принимать, но и признавать устройство мира, отличающееся от их собственного. Также в персональном плане развития человек, игнорирующий ценности гуманизма, свободы, права в строительстве собственной жизни, не способен предположить жизнеутверждающего смысла этих ценностей и в поступках других людей. Иными словами, находящемуся на доконвен-циональном уровне нравственного развития человеку сложно вообразить картину мира постконвенционального уровня нравственного развития5, где гуманизм, порядочность, взаимопомощь, солидарность и честность практикуются в повседневности не с целью избежать наказания или достичь выгоды, а исключительно на основании внутренних жизненных принципов, самоуважения и человеческого достоинства.
ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ ВЫБОР И СТАДИИ МОРАЛЬНО-НРАВСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ
Согласно концепции американского психолога Лоуренса Кольберга (19271987), в персоногенезе могут быть выделены три уровня и шесть стадий морально-нравственного развития (табл.).
На первой стадии доконвенциональ-ного уровня морально-нравственного развития ведущую роль в социализации играет внешний контроль. «Дети считают моральные нормы неизменными установлениями или правилами, созданными авторитетами» (Анцыферова, 2004, с. 263). Однако поведение подчиняется нормам до тех пор, пока субъект находится в поле зрения воспитателя. На второй стадии доконвенционального уровня морально-нравственного развития поведение начинает выстраиваться на основе способности к оценке последствий тех или иных поступков. Ведущими мотиваторами следования нормам являются поощрения и получение социального одобрения.
На третьей стадии конвенционального уровня морально-нравственного развития мотиватором социально желательного поведения становится поддержка референтной группы. Человеком движут опора на групповые моральные авторитеты и стремление к позитивной оценке со стороны окружающих. На четвертой стадии конвенционального уровня морально-нравственного развития происходит усвоение и осмысление системы ценностей, принятых в конкретной социокультурной среде. Поступки и убеждения других людей человек интерпретирует и оценивает в соотнесении с той системой ценностей, которая доминирует в его собственной культуре, но это этика так называемого большинства (где в картине мира представлены позитивно окрашенные «свои» и негативно окрашенные или настороженно воспринимаемые «чужие»). Ведущим мотиватором нормативного поведения здесь становится поддержка социального порядка. Нам же важно отметить еще одну особенность данной стадии - приоритет общества (государства) над личностью. «Сама общественная система рассматривается как более приоритетная, чем права ее индивидуальных членов» (Там же).
5 Иллюстративные примеры нетрудно обнаружить, анализируя блогосферу. Например, открытое письмо К. Зарубина «Евгению Гришковцу, европейцу» демонстрирует ситуацию, где автору представляется прозрачной мотивация поступков Е. Гришковца, тогда как последнему, по-видимому, действительно трудно постичь искренние мотивы обычного европейца. «Вы правда не способны представить себе, что люди, выросшие в современной разноликой Европе, искренне хотят помочь беженцам?» (Зарубин, 2015).
2 т ч
О Д
О Л О
13
Таблица. Уровни и стадии морально-нравственного развития по мотивам концепции Л. Кольберга
Уровни и стадии Интернализация морально-нравственных принципов Особенности и факторы социализации
Доконвенциональный уровень. Стадия 1 Этика реактивного послушания: необходимость подчиняться требованиям во избежание наказаний Практики внешнего контроля и наказаний («кнут»)
Доконвенциональный уровень. Стадия 2 Этика наивного (инструментального) гедонизма: необходимость подчиняться правилам ради личной выгоды и поощрений Практики внешнего контроля и поощрений социально желательного поведения («пряник»)
Конвенциональный уровень. Стадия 3 Этика опоры на авторитеты: необходимость подчиняться правилам во избежание осуждения окружающих людей, ради социального одобрения и хороших межличностных отношений Практики социального конформизма («власть авторитета»). Формирование «культуры стыда»
Конвенциональный уровень. Стадия 4 Этика следования предписаниям власти и законам: необходимость подчиняться правилам во избежание репрессий со стороны носителей власти и чувства вины за неблаговидный поступок Практики социального конформизма («авторитет власти»). Формирование «культуры вины»
Постконценциональ-ный уровень. Стадия 5 Этика инструментальных моральных принципов и убеждений: необходимость соблюдать законы ради достижения общего блага Практики общественного договора, поддержки прав личности и демократически принимаемых законов
Постконценциональ-ный уровень. Стадия 6 Этика свободы совести: самоценность следования универсальным моральным принципам Практики создания индивидуального стиля морально-нравственного поведения
Пятая стадия постконвенционального уровня морально-нравственного развития характеризуется достижением субъектом социально-психологической зрелости. На этой стадии человек способен оперировать универсальными принципами справедливости. «Приоритетными выступают индивидуальные права, которые общество должно максимально поддерживать. Члены социума критически рассматривают общество и высказывают убеждение в необходимости изменить несправедливые законы. Жизнь человека считается наивысшей ценностью» (Там же, с. 264).
На шестой стадии постконвенционального уровня морально-нравственного развития и формируется уже упомянутая нами «планетарная идентичность». Человек способен интерпретировать и оценивать развитие своего общества в системе ценностей человечества в целом. Здесь же формируются такие важные культурно-психологические качества, как толерантность, уважение к человеческому достоинству, планетарная солидарность и поддержка разноо-
бразия. «Каждое общество должно быть открыто всем наивысшим достижениям различных социальных систем, прежде всего в сфере нравственного» (Там же). Важную роль на этой стадии играют общечеловеческие ценности и универсальные принципы. Здесь формируется не только критическое отношение к существующим нормам и правилам, понимание их относительности и ситу-ативности применения, но и индивидуальный стиль нравственного поведения, отрефлексированная гражданская позиция. «Люди, стоящие на шестой стадии, не только поддерживали бы проявления гражданского неповиновения, в случае несправедливых акций, но и сами приняли бы в них участие» (Там же).
Достижениями теоретической модели Л. Кольберга является то, что он показал непрерывность нравственного развития человека на протяжении всей его жизни, а также взаимосвязь нравственного и когнитивного развития. Данная концепция строилась на основе лонгитюдных исследований и уже в 1960-е гг. нашла применение в педагогической практике.
к
5
I.
О
Л
О Д
О
Н ш
2
14
Ее теоретическими предпосылками служили труды И. Канта и работы Ж. Пиаже, который также связывал уровни морально-нравственного развития с общим интеллектуальным состоянием человека (способностью к децентрации, формированием логических и рациональных суждений). В экспериментальном плане Л. Кольбергом были разработаны способы выявления и диагностики стадий морально-нравственного развития - метод моральных дилемм. К сожалению, на русский язык труды Л. Кольберга и его коллег практически не переводились (подробнее об этой концепции см.: Ан-цыферова, 2004; Аткинсон и др., 2007; Крайг, Бокум, 2005; КоЫЪе^, 1984).
Интерпретируя же теоретические представления Л. Кольберга с позиции культурно-аналитического подхода, мы обретаем возможность смены исследовательской оптики с персоногенеза (анализа жизненного пути человека) на культурогенез (социокультурную эволюцию человечества) и рассмотреть данные идеи уже в культурно-психологическом ракурсе.
Согласно нашей конструкции, в традиционных (архаичных) и тоталитарных обществах доминируют стадии докон-венционального и конвенционального морально-нравственного развития, что выражается во внешней регуляции социально желательного поведения посредством системы запретов, наказаний и поощрений (пресловутые «сакральность власти» и «культ начальника»). Векторы же цивилизационного развития простираются от приоритета и ценности государства (социальной системы) к приоритету ценности личности (поддержке индивидуальности и разнообразия).
Аналогичным образом стадии морально-нравственного развития мы можем обнаружить и в сфере политики, где лидеры коррумпированных стран (до-конвенциональный и начальный конвенциональный уровни цивилизацион-ного развития) попросту не способны представить повседневную жизнь, где функционирует правовая культура и
развитое гражданское общество задает рамки принятия тех или иных социально значимых решений (постконвенциональный уровень цивилизационного развития). Например, в современной Швейцарии практически все вопросы решаются на муниципальном уровне посредством референдума. Отметим также, что мотивационный анализ в парадигме полезности (расчеты и выгоды) и в парадигме достоинства (опора на ценности) дает принципиально разные картины и трактовки событий, тогда как когнитивная сложность предполагает способности оперировать разными планами анализа.
Привлекательность и стабильность гуманистической модели развития культуры заключается в том, что этот тип социальных систем активно поддерживает становление личности постконвенционального уровня морально-нравственного развития, тогда как тоталитарные системы не только подавляют инициативы, свободы и самостийное творчество индивидуальности, но и задерживают нравственное развитие массового человека на доконвенциональном уровне. Так, российское государство своей мощью и репрессивной политикой на протяжении практически всей его истории подавляло рождение гражданской нации и становление современной социокультурной идентичности человека - достижения им этики гуманизма, достоинства, свободы и ответственности. «Опыт постсоветского существования показывает, что российское общество необыкновенно креативно и адаптивно отвечает на вызовы модернизации; в тяжелейших условиях развала экономики и государственности в начале 1990-х годов оно сумело самоорганизоваться и не просто выжить, но и заложить основы нового социального устройства. Но как только государство встает с колен, оно сжимает общество в своих медвежьих объятьях, снова навязывая ему архаичную систему управления и социальных отношений. Почему общество в который раз не может дать отпор го-
2 m ч О Д О Л О
15
сударственному произволу и защитить свою автономию от репрессивного давления? Прежде всего потому, что новые жизненные практики не получают символической легитимации в лице моральных оценок и исторических прецедентов» (Прохорова, 2014). В текущей российской реальности модернизация требуется самому государству - от модели архаичной, самодержавной и неповоротливой машины в стиле ХУП-ХГХ вв. к цивилизованному образу государства «с человеческим лицом», соответствующему вызовам постиндустриального мира. В противном случае мы имеем дело не просто с неэффективностью, а с разложением отечественной государственности, выражающейся в распаде систем образования, здравоохранения, социальной защиты и правопорядка. Утрированные бюрократизация, коммерциализация и репрессивность этих систем не должны вводить в заблуждение: это признаки не развития, а разрушения существующих отношений и практического исчезновения государства, его имитационной подмены великодержавным и милитаристским фантомом.
Однако явно депрессивная картина нынешней отечественной реальности не должна повергать в уныние: подобные периоды на протяжении ХХ в. переживало и западное общество. Так, известный британский мыслитель Б. Рассел в 1918 г. был привлечен к суду за распространение пацифистских взглядов и отправлен на несколько месяцев в тюрьму; в американском же обществе времен маккартизма и десятилетием позже, как подтверждают также исследования Л. Кольберга, лишь незначительная часть людей достигала высшей стадии морально-нравственного развития, обществу в целом были присущи такие пороки, как «милитаристский энтузиазм, реакционная идеология, преклонение перед бизнесом и расистские позиции» (Анцыферова, 2004, с. 265). В дальнейшем же все это решительным образом изменилось.
В наши дни именно европейский образ жизни может претендовать на баланс
реального и идеального, где идеалу гуманистического типа культуры соответствуют повседневные практики «банальности добра». Цивилизационный выбор сегодня - это выбор европейских ценностей, которые подразумевают приоритет личности человека перед государством (индивидуализация); научную и правовую рациональность (секуляризация); гуманизм и толерантность, способности критического мышления и свободу, защиту частной жизни и солидарность (гуманизация и глобализация). В западном сообществе к концу ХХ в. возникла критическая масса субъектов постконвенционального уровня развития, т.е. способных «действовать как автономные, свободные люди, руководствующиеся высшими ценностями - уважением к жизни человека и его достоинству» (Там же, с. 269).
Так, исследования Р. Инглхарта выявили во всех современных передовых постиндустриальных обществах «культурный сдвиг», совершившийся вместе с приходом на историческую сцену новых поколений, социализирующихся в условиях стабильных демократических режимов, а именно: движение от «ценностей выживания» к «ценностям самовыражения». «Новые ценности характеризуются возрастающей экологической озабоченностью, подъемом женского движения, настойчивыми требованиями участия в принятии экономических и политических решений» (Инглхарт, 2002, с. 111).
К постматериалистическим6 ценностям относятся ценности доверия, терпимости, творческой самореализации, гуманизма и солидарности. Эти ценности присущи демократически развитым постиндустриальным обществам. Демократия и качество жизни коррелируют между собой: «демократия делает людей здоровыми, счастливыми, терпимыми, доверяющими друг другу», и подрастающие поколения молодых людей при демократии, как правило, приобщаются к постматериалистическим ценностям (Инглхарт, 2002, с. 124). Однако для установления демо-
к s
L.
о с о
13 О н ш
S
16
кратии как стабильной социальной системы, в свою очередь, необходимы просвещенное население и социальный прогресс, готовность населения к гуманистической культуре. Исследования Р. Инглхарта показывают, что для достижения демократии недостаточно ни успехов экономического развития, ни даже политической воли элит. Основным фактором демократического режима является культурное состояние общества, его готовность перехода к постматериалистическим и постконвенциональным ценностям. «Демократию невозможно учредить с помощью институциональных перемен или манипуляций правящей элиты. Ее выживание в основном зависит от ценностных установок и убеждений простых граждан» (Там же, с. 126). «Общества, где преобладают "ценности выживания", отличаются относительно низким уровнем личного благосостояния, невысокими показателями здоровья населения, отсутствием межличностного доверия, нетерпимостью к инакомыслящим, невниманием к равенству полов, повышенным интересом к материальным аспектам жизни, верой в могущество науки и техники, игнорированием природоохранной проблематики, готовностью поддерживать авторитарные режимы. Общества, выдвигающие на первый план "ценности самовыражения", по всем перечисленным позициям придерживаются противоположных взглядов» (Там же, с. 111-112).
В чем принципиальная разница современного состояния российской и европейской культур? В последней имело место несколько волн модернизаций, которые вели к раскрытию более сложных граней социализации и становления идентичности современника переживаемых перемен, хотя и описывались
исследователями с помощью различной терминологии. Для нас же существенна находящаяся по ту сторону научных дискуссий суть происходивших процессов, которую удачно сформулировала В.Г. Федотова: консенсусным описанием произошедших изменений «является признание новых информационных технологий (.постиндустриализм), многообразия и плюрализма информации (... постмодернизм) и новое распределение информации в пользу общества (.новая современность)» (Федотова, 2005б). Постижение усложнившейся идентичности современного человека в стратегическом плане требует оперирования новыми конструктами, такими как «постиндустриальное общество», «человеческий капитал», «экономика знаний», «информационная социализация» и т.п. Не имея возможности в рамках данной статьи обсудить все аспекты становления новой идентичности, связанные с глобальными преобразованиями XXI в., выделим лишь те, связь которых не столь очевидна с разработкой политики образования.
Так, важным инструментом анализа постиндустриального общества является концепция «мягкой силы» (Nye, 1990). Данный конструкт впервые появился в 1990-е гг. в работах Дж. Ная, обратившего внимание на изменение в свете современности парадигмы сверхдержавы, где уже не военная мощь, а новые технологии определяют лидерские позиции той или иной страны; человеческий капитал и экономический рост, а не территории и сырье служат двигателями международного успеха. Дж. Най также отметил ряд трендов в развитии этой новой парадигмы: экономическое сотрудничество разных стран, их кооперация в решении возникающих проблем; развитие транснациональных компаний; возрастающая роль культурно-психологических (эстетических и этических) факторов,
6 «Во всех западных обществах сегодня широко обсуждается проблема изменения и утраты ценностей, новые возможности и опасности, связанные с этими процессами... Эмпирические социологические исследования не оставляют сомнений в том, что за последние десятилетия в высокоразвитых западных странах получили широкое распространение "постматериалистические" ценности» (Йоас, 2013, с. 10—11). Этот переход выражается в движении от ценностей прагматизма (богатство, материальные достижения) к ценностям самореализации либо альтруизма (защиты природы, обездоленных и т.п.). Изменению ценностей посвящен междисциплинарный проект Р. Инглхарта и коллег, о котором речь идет дальше в тексте.
2 т
ч О
Д О Л О
17
в том числе прозрачности, честности и доверия, института репутаций. «Мягкая сила» - способность достигать желаемого посредством притяжения культуры, привлекательности жизненных идеалов и политики, а не принуждения (Там же).
Следует отметить, что конструкт «мягкая сила» относится к сфере новых методологий, следовательно, встречает критику с позиций старой парадигмы (основанную на принципиальном непонимании нового взгляда). Так, аргументы критиков «мягкой силы» сводятся к тому, что это нечеткое и трудно объективируемое понятие. Однако новые методологии и работают с реальностями, которые в силу их сложности и «гума-нитарности» с трудом поддаются верификации и объективации, по крайней мере, средствами старых парадигм.
Ментальным конструктом, отвечающим политико-экономическим преобразованиям в глобальном мире, становится планетарное сознание. Данный конструкт, как уже отмечалось, наиболее ярко разрабатывался в концепции французского исследователя Э. Морена (Морен, 2012).
Другим важным конструктом в сравнительном анализе современности российской и европейской культур является социальная чувствительность. «Люди как биологический вид покорили Землю благодаря способности понимать мышление других людей, а не потому, что. они умеют пользоваться орудиями» (Эпли, 2015, с. 16). Эта способность лежит в основе общественной жизни, ориентированной на сотрудничество. «Именно по этой причине у людей с повышенной социальной чувствительностью более сильные дружеские отношения, более удачные браки, и такие люди, в общем, живут более счастливо» (Там же, с. 17). Так, способность понимать других людей - залог успеха в социальном устройстве современного мира.
Позитивными характеристиками интеллектуально-личностного развития человека в современном мире являются критическое мышление и рефлексивность (рефлексивная сложность)7.
Например, гуманистический психолог А. Маслоу подчеркивал роль рефлексивности в развитии личности и осуществлении успешного жизненного проекта (самореализации). Его описание самоактуализирующейся личности как идеала гуманистической культуры вносит дополнительные краски в представления о постконвенциональном уровне цивили-зационного развития:
1. «Более адекватное восприятие действительности, свободное от влияния актуальных потребностей, стереотипов и предрассудков, интерес к неизведанному.
2. Принятие себя и других такими, какие они есть...
3. Спонтанность проявлений, простота и естественность. Такие люди соблюдают установившиеся ритуалы, традиции и церемонии, но относятся к ним с должным юмором. Это не автоматический, а сознательный конформизм лишь на уровне внешнего поведения.
4. Деловая направленность. Такие люди заняты обычно не собой, а своей жизненной задачей или миссией. Обычно они соотносят свою деятельность с универсальными ценностями и склонны рассматривать под углом зрения вечности, а не текущего момента. Поэтому все они в какой-то степени философы.
5. Они нередко склонны к одиночеству, и для них характерна позиция отстраненности по отношению ко многим событиям собственной жизни. Это помогает им относительно спокойно переносить неприятности и быть менее подверженными воздействиям извне.
6. Автономия и независимость от окружения; устойчивость под воздействием фрустрирующих факторов.
7. Свежесть восприятия; нахождение каждый раз нового в уже известном.
8. Предельные переживания, характеризующиеся ощущением исчезновения собственного «Я».
9. Чувство общности с человечеством в целом.
10. Дружба с другими самоактуализирующимися людьми: узкий круг людей, отношения с которыми весьма глубокие.
к
5
I.
О
С
О
О
Н ш
2
18
Отсутствие проявлений враждебности в межличностных отношениях.
11. Демократичность в отношениях. Готовность учиться у других.
12. Устойчивые внутренние моральные нормы. Самоактуализирующиеся люди ведут себя нравственно, они остро чувствуют добро и зло; они ориентированы на цели, а средства всегда подчиняют этим целям.
13. "Философское" чувство юмора. Они относятся с юмором к жизни в целом и к самим себе, но никогда не считают смешной чью-либо ущербность или невзгоды.
14. Креативность (созидательность), не зависящая от того, чем человек занимается, и проявляющаяся во всех действиях самоактуализирующейся личности.
15. Они не принимают безоговорочно ту культуру, к которой они принадлежат. Они не конформны, но и не склонны к бездумному бунтарству. Они достаточно критично относятся к своей культуре, выбирая из нее хорошее и отвергая плохое. Они не идентифицируются со всей культурой, ощущая себя в большей степени представителями человечества в целом, чем представителями своей страны. Поэтому они нередко оказываются в изоляции в той культурной среде, которую они не желают принять» (цит. по: Асмолов, 2007, с. 405-406).
Индивидуальность, толерантность к разнообразию, когнитивная сложность, рефлексивность - позитивные качества личности в постиндустриальном обществе. Однако эти качества исторически не поддерживались ни государством, ни системой образования в социализации россиянина. Отметим, что проблему неразвитости личностного начала и подавления инициативы и индивидуальности личности в российской истории одним из первых поставил К.Д. Кавелин (Кавелин, 1872).
ГУМАНИСТИЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ И РАЗВИТИЕ ЛИЧНОСТИ В РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ
В истории отечественной психологии судьбоносную роль сыграла дискуссия И.М. Сеченова и К.Д. Кавелина о будущем развитии психологии. В «Задачах психологии» К.Д. Кавелин писал, что психология призвана сделаться наукой, помогающей личности развиться, освободиться от пут архаики (общинного строя жизни), пробудить в ней инициативу и творческое начало. Эти идеи, найдя прикладное воплощение, вероятнее всего могли способствовать эволюционному и гармоничному развитию российской культуры, однако не были обществом восприняты. Куда более востребованной оказалась идеология материализма, марксизма, революционного, быстрого и решительного социального переустройства. В свою очередь, И.М. Сеченов считал психологию прежде всего наукой о поведении, сфокусировав эти взгляды в небольшой статье «Кому и как разрабатывать психологию» (1873). Таким образом, социокультурная ситуация развития страны и доминирующий в качестве идеала рациональности позитивизм не позволили развернуться гуманистическому и историко-культурному подходу к изучению личности. Более того, отечественные культурно-исторические и этнопсихологические исследования развивались в российской интеллектуальной традиции не столько психологами, сколько географами, историками, лингвистами, философами, гуманитариями, а также энтузиастами из отдаленных российских губерний (Гусельцева, 2007). Нам же важно отметить, что вместе с утратой возможности становления гуманитарно и гуманистически ориентированной психологии в постреволюционные годы первой половины ХХ в. не получили развития в россий-
7 Культурно-историческим изменениям рефлексивности посвящен ряд работ современных социологов и философов. «Индивид первой современности рефлективен, т.е. ориентирован на свое отношение с объектом, на объективное знание. Индивид второй современности рефлексивен, т.е. направляет свое сознание на совершение выбора, отвечающего лишь его склонностям и часто несущего дестабилизацию. Его выбор не линеен, не ограничен в прежней мере структурами и нормами, такими как гражданское общество, государство, класс, семья, право, мораль, контракт. Его представления подвижны, ситуативны, иррациональны» (Федотова, 2005а, с. 4).
2 т
ч О
Д О
Л О
19
ском обществе и смыслообразующие конструкты личности, толерантности, права, достоинства. Роль этих культурно-психологических конструктов в преодолении тех или иных общественных кризисов не может быть недооценена.
В ряде наших работ мы обращались к сравнительному анализу американской и российской культур, обсуждая вопрос: каким образом США в начале ХХ в. удалось избежать социальных потрясений и направить творчество масс в созидательное русло при переходе от традиционного (архаического) к индустриальному (модернистскому) типу культуры? Во избежание разрушительных последствий модернизационного кризиса необходимо было социализировать население к изменяющейся культуре, и именно эти задачи решала в США психология. В анализе российской действительности рубежа Х1Х-ХХ вв. не только философы, но и юристы, педагоги, психологи были озабочены разворачивающейся ситуацией социокультурного развития.
Столь разные мыслители, как Г.П. Федотов, В.Н. Сорока-Росинский и С.И. Гес-сен, видели источник национальной катастрофы в том, что в начале ХХ в. в России развитие личности не справлялось со сложностью трансформирующейся культуры, а системы государства и образования не только не участвовали в решении этих проблем, но и не осознавали их значимости. Столетие же спустя российское общество вновь оказалось перед лицом этих так и не решенных проблем: несоответствие развитости государства, общественных институтов и системы образования уровню и требованиям постиндустриальной культуры, а также отсутствие повседневных практик социализации постматериальных ценностей и неразвитость гуманистической культуры.
Насколько актуален в осмыслении современной социокультурной ситуации философский дискурс начала ХХ в., позволяют продемонстрировать следующие строки. Так, российскую культуру Г.П. Федотов характеризовал как «ки-
пящий котел противоречий» (Федотов, 2004, с. 45), где даже герб явился символическим выражением внутренней амбивалентности. «Образ России для внешнего мира и ее же образ для русского общества были совершенно различны. Общество почти не замечало военного характера государства» (Там же, с. 56-57). Свою долю ответственности здесь несла интеллектуальная элита, не отличавшаяся конструктивно-критическим мышлением и не выработавшая оптики самоанализа. Г.П. Федотов также отмечал риски актуализации азиатских (о термине «азиатчина» см. ниже) и архаических слоев культуры, обсуждая культурно-психологическую ситуацию, сложившуюся после революции: «Сам русский человек глубоко меняется психологически и даже физически. В его сложном, славяно-восточном типе все больше проступают монгольские черты» (Там же, с. 65).
«Азиатчина» - аналитический конструкт, введенный Н.Г. Чернышевским в статье 1859 г. «Суеверие и правила логики» для характеристики культурно-психологических особенностей нации: «Итак, найден нами ключ к объяснению всего. Азиатская обстановка жизни, азиатское устройство общества, азиатский порядок дел - этими словами сказано все... Может ли земледелие получить европейский характер при азиатском порядке дел? В самом деле, Азия (под "Азией" мы разумеем здесь не всю ту часть света, которая известна под этим именем в географии, а только те земли в этой части света, которые издавна знакомы нашему народу и по которым составил он себе понятие об азиатст-ве. <...>) представляет обширнейший прототип того земледельческого положения... со всеми причинами, производящими его, т.е. мешающими ему замениться чем-нибудь лучшим... <. > Азиатством называется такой порядок дел, при котором не существует никакой законности, не существует неприкосновенности никаких прав, при котором не ограждены от произвола ни личность, ни труд, ни собственность. В азиатских го-
к
5
I.
О
Л
О Д
о н ш
2
20
сударствах закон совершенно бессилен. <.. .> Кто сильнее, тот безнаказанно делает над слабейшими все, что только ему угодно, а так как у него нет человеческих понятий, то руководится он в своих действиях только прихотями добрыми или дурными. <...>. При безграничном владычестве самодурства каждый азиа-тец в сношениях своих с более сильным человеком руководится исключительно мыслью угождать ему. Угодливость, уступчивость, раболепство - это единственный способ не быть раздавленным от руки сильнейшего. Мы часто обвиняем азиатцев за их раболепство; но что же им делать, когда закон у них, как мы сказали, бессилен? Водворите у них законность, и вы увидите, что они сделаются такими же людьми, как мы, европейцы!» (Чернышевский, 1986).
Итак, российское государство на протяжении исторической традиции подавляло развитие индивидуальности, рождение гражданской нации и становление гражданского самосознания. Однако нерешенные проблемы никуда не делись, и так или иначе их предстоит решать грядущим поколениям. Текущая же социокультурная ситуация характеризуется не только рисками неизжитой культурной травмы, отсутствием исторической рефлексии, критического мышления, неразвитости нравственных начал, но и несформированной ни гражданской, ни социокультурной идентичностью современного россиянина. В управленческом плане это ведет к ошибкам в стратегическом планировании, недооценке рисков (подмене их фантомами) и к цивилиза-ционному отставанию в постиндустриальном развитии в контексте мировой глобальной системы.
Таким образом, в наши дни поддержка процессов индивидуализации (рождение автономной, свободной и ответственной личности), преодоление
идентификации с большинством8 крайне важны в качестве перехода на ци-вилизационный уровень развития, где господствуют постматериалистические ценности9. Подлинные же социальность и солидарность развиваются на основе индивидуализации, в процессе появления автономной личности (концептуально эти положения обоснованы в философско-психологических работах М.М. Рубинштейна и В.А. Роменца, раскрывших диалектику социализации и индивидуализации как приобщения к культурным ценностям человечества (Роменец, 1989; Рубинштейн, 2008)). Путь к социальности (не к советскому коллективизму - коллективизму толпы и стадности, хождению строем) лежит через раскрытие индивидуальности, приватности, лучших личностных качеств и нравственного стержня, внутренней свободы от власти большинства, персональной ответственности (по сути весь этот комплекс характеристик удачно описывается посредством понятия протестантской этики, к которому мы обратимся чуть позже).
ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ ВЫБОР:
ГУМАНИЗАЦИЯ
УБ ДЕГУМАНИЗАЦИЯ
Теоретик культуры М.Н. Эпштейн в одной из последних работ напоминает, что российский философ Н.А. Бердяев прогностически охарактеризовал ХХ в. как «новое средневековье» (см.: Бердяев, 1991). «Его приметы - коммунизм, фашизм, евразийство, идеократия, ин-доктринация масс, отрицание ценностей Нового времени, которое пришло на смену старому средневековью: гуманизма, индивидуализма, рационализма и демократии» (Эпштейн, 2014, с. 142). Данный исследователь полагает, что «новейшее средневековье» возникло в стилистике постмодерна; если идеоло-
8 «...Все так поступали, время было такое. Ты не личность, а часть народа, и находишься в своеобразном симбиозе с властью» (Давыдов, 2015).
9 «...Ценности возникают в опыте формирования и трансцендирования нашей самости» (Йоас, 2013, с. 213). «Мы сможем развиваться во всем своем разнообразии и противоречивости, экспериментируя с ними в игровой манере» (Там же, с. 215), а неопределенное и динамичное состояние современного мира предоставляет «возможность развивать собственную креативность и создавать самих себя в различных контекстах» (Там же).
гией «нового средневековья» выступал фашизм в строгом смысле этого слова, то системный признак «новейшего средневековья» - шизофашизм. «.Фашизм - цельное мировоззрение, соединяющее расовую теорию, империализм, национализм, ксенофобию, великодержавность, антикапитализм, антидемократизм и антилиберализм. Шизофашизм (или фашизофрения) - это расколотое мировоззрение, своего рода пародия на фашизм, но серьезная, опасная, агрессивная пародия. <.> Особо яркая черта шизофашизма - действовать под маской борьбы против фашизма» (Там же, с. 143-144).
Противопоставление элиты и народа - это черта средневекового общества (культурно-психологический анализ последнего исчерпывающе представлен в трудах отечественных историков-медиевистов А.Я. Гуревича и А.Л. Юрга-нова (Гуревич, 1990; Юрганов, 1998)), пресловутый раскол на дворянскую и крестьянскую Россию, просвещенную и архаичную, за который отдельные историки упрекают Петра, есть особенность не столько российской культуры, сколько культуры средневековой. Иными словами, такого рода раскол преодолевается на выходе из состояния Средневековья, в движении Ренессанса (переосмысление и реинтерпретация опыта культуры), Реформации (критическое переосмысление религиозных отношений) и Просвещения (критическое мышление, культивирование научной и правовой рациональности). Культуры-психотехники Ренессанса, Реформации и Просвещения в совокупности создают циви-лизационные основы гуманистической культуры.
Два же вышеописанных культурных типа - «новое средневековье» и «новейшее средневековье» - объединяет такой феномен, как дегуманизация, или расчеловечивание. Дегуманизация - системное состояние культуры, и в этом смысле тоталитарные и гуманистические куль-
туры последовательно демонстрируют социализирующие практики «банальности зла» и «банальности добра».
Как уже отмечалось, банальность зла - конструкт, введенный в работах Х. Арендт (Арендт, 2003, 2008). Банальность добра - удачная находка С.А. Бел-ковского, характеризующая системные свойства современной европейской культуры10. Важно отметить, что гуманистические ценности глубоко интернали-зированы именно в европейской культуре, сделавшись нормами повседневной жизни. На этом основании можно заключить о достижении западным обществом постконвенционального уровня цивилизационного развития.
В свою очередь, с несостоявшимся общественным договором и неотреф-лексированной системой ценностей связаны проблемы идентичности современного россиянина. «Драма русского образованного человека - это мечта стать иностранцем, что в более прикладном плане означает "европейцем", но остаться при этом русским по культуре и языку» (Белковский, 2014). В небольшом очерке С.А. Белковский не без иронии сравнивает пресловутые европейские ценности с глубинными аксиологическими традициями российской культуры.
Система европейских ценностей включает воспитанную веками привычку к повседневному труду (отношение к труду в духе протестантской этики как к спасению; позитивная социализация посредством осмысленной и творческой деятельности; самораскрытие и саморазвитие личности в процессе труда; труд как основа профессионального самоуважения и т.п.). Это устойчивая и очевидная взаимосвязь между вложенным трудом и достижением успеха и достатка (качества жизни). Тогда как в российской жизненной практике «сплошь и рядом можно нелегально черпать деньги из бюджета экскаваторным ковшом... » (Там же). Это правосознание, т.е. осмы-
10 «Центральная европейская идея - это банальность добра. Чтобы делать добро, достаточно платить налоги, заботиться о близких и выкладывать мусор в профильный бак, а не на балкон к соседу. Разрывать на груди рубашку и совершать подвиги во имя добра совершенно не обязательно» (Белковский, 2014).
к
5
I.
О
Л
О
ч
о н ш
2
22
сленное знание и привычка к соблюдению законов. «Вовремя платить налоги и переходить улицу на зеленый свет, а на красный - только стоять» (Там же). Тогда как в российской практике: «законы соблюдаем тогда и только тогда, когда в зоне прямой видимости есть страх полицейского наказания, а во всех остальных случаях - не блюдем и даже этим бравируем» (Там же). Обратим внимание, что данная феноменология соответствует доконвенциональному уровню нравственного развития.
В европейской практике имеет место привычка неуклонно следовать инструкциям и правилам, что иногда препятствует поиску креативных решений, однако в целом создает позитивную стабильность социальной среды. В российской жизненной практике картина диаметрально противоположна: отсутствие развитости системных оснований и институтов цивилизованной жизни компенсируется повышенной креативностью отдельных личностей и профессионалов. Например, в России в принципе не налажено цивилизованное лечение онкологических больных, однако в отдельных случаях врачи «творят чудеса», спасая обреченные жизни. В.Л. Иноземцев отразил эту реальность в следующей афористической формуле: «Россия - это общество, в котором многого можно достичь в одиночку, но ничего коллективно»11 (Иноземцев, 2015). Обратной стороной привычки следовать правилам становится забюрокра-тизированность европейской культуры (культ процедуры). Толерантность и доброжелательное отношение к иному отличает идеального европейца, тогда как угрюмость, агрессивность и нетерпимость - характерые черты среднестатистического россиянина.
Феноменология самостроительства личности в системе постматериальных
ценностей заслуживает отдельного разговора, и важную роль здесь играет антропология повседневности. Репрезентативность изучения публицистического дискурса с целью культурно-психологического и мотивационного анализа получила методологическое обоснование в работах М. Серто (Серто, 2013; СеЛеаи, 1974, 1975)12. Обращение к публицистическому дискурсу позволяет нам наполнить иллюстративным содержанием конструкт «банальность добра», отвечающий постконвенциональному уровню развития нравственности, а также осуществить сравнительную экспресс-диагностику ценностных предпосылок в интерпретации той или иной картины реальности.
Так, политолог С.А. Белковский совершенно справедливо указывает, что «важнейшая проблема России - это отсутствие уважения к закону», отсюда же проистекает и неспособность понять те способы мироустройства и системы ценностей, которые основаны на правосознании и правовой культуре.
В качестве феноменологической иллюстрации обратимся к беседе журналиста К. Соколовой и кинорежиссера В. Тодоровского: «.мы, русские, на самом деле не хотим никаких рамок, ограничений и правил игры, - признается последний. - Это просто особенность национальной ментальности. <. > Нам удобнее жить в ситуации, когда существует огромное количество законов, в том числе совершенно противоречивых, которые не соблюдаются. Так происходит столетиями. Законов написано столько, что человек так или иначе их нарушает. При этом можно решить почти любой вопрос, если знать с кем и как» (Соколова, 2014). К.Соколова соглашается с собеседником: «В прошлом я несколько лет ездила за рулем без водительских прав. Я могла бы легко обза-
11 «Можно договориться об особом отношении к тому или иному бизнес-проекту, откупиться от службы в армии, незаконно перепланировать квартиру и т.д. - так можно сделать практически все. Но расширить права бизнеса массовой акцией, улучшить условия труда забастовкой, добиться пикетами новых законов - все это остается невозможным. Потому что массовое действие девальвирует взятку, а она была, есть и будет основой современной российской системы» (Иноземцев, 2015).
12 Ср.: «Тестирование психологических качеств наших соотечественников дало, в общем, те же результаты, что и их философское осмысление...» (Юревич, 1999, с. 14).
2 m ч О Д О Л О
23
вестись этим документом, но мне проще было каждый раз при встрече с гаишником набрать номер большого начальника и передать трубку. Это неизменно работало, и меня отпускали. Никакого рационального объяснения собственного поведения у меня нет. Кроме того, что я - русский человек. <.. .> Вообще удобно сознавать, что, зная правила местной действительности и обладая связями, можно решить практически любую проблему и не париться» (Там же). «Мы, русские, придумали какой-то уникальный way of life, стиль жизни. И он нам нравится! Мы же - Евразия. То есть выглядим как европейцы, а работают у нас все эти азиатские штучки: хозяин, друг хозяина, его родственник, решальщик вопросов. Такой специфический восточный лоббизм» (Там же).
Другой пример также относится к зарисовкам повседневной жизни. В европейской традиции позитивной социализации детей и подростков существует неявный, но важный пласт антропологии повседневности - институт репутаций. Так, школьнику недостойно списывать (по этому критерию в западных университетах легко узнаются студенты из бывших постсоветских стран)13. В современной же России доминирует беспредельно неприличная индустрия производства фальшивых диссертаций, покупки политиками и начальниками ученых степеней. Как показали исследования сообщества «Диссернет», особой порочностью в этом плане отличаются сотрудники так называемых правоохранительных органов (Пархоменко, 2015). Создание института репутаций - это повседневная рутинная практика, начать творить которую волен каждый, делая свой цивилизационный выбор здесь-и-сейчас.
В этой связи уместен небольшой экскурс на тему, что может сделать Личность в поединке с Системой?
СОПРОТИВЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ
В книге известного социального психолога Ф. Зимбардо (2013), славу которому принес его Стэнфордский эксперимент, идеальная модель тоталитарной культуры обсуждается под именем Системы. Дегуманизированные политика, педагогика, медицина, юриспруденция
- все это плоды такой Системы. Возможно ли сопротивляться Системе и даже ее одолеть? Согласно Ф. Зимбардо, каждому из нас для психологического благополучия необходимо самоощущение: я
- хороший человек. Если же где-то рядом горят костры инквизиции, происходят погромы, холокост, геноцид, сталинские репрессии или на наших глазах конструируют «Болотное дело», то либо это государство правильно борется с «врагами народа», либо эти преступления делают другие плохие люди, а я - хороший человек. Книга Ф. Зимбардо последовательно развенчивает подобные иллюзии. Опыт Стэнфордского эксперимента не только продемонстрировал, как легко «хорошие люди» могут превращаться в жестоких монстров или «патологически пассивных жертв», но и указал на важность ситуационного анализа. «.Всякий раз, когда мы пытаемся понять причину какого-то странного, необычного поведения - собственного или других людей, нужно начинать с анализа ситуации» (Зимбардо, 2013, с. 336).
Одновременно этот эксперимент выявил культурно-психологический феномен дегуманизации (когда другой человек перестает восприниматься в качестве личности). «Дегуманизация -основное положение, объясняющее жестокость человека к человеку. Дегуманизация возникает всякий раз, когда одни люди начинают считать, что моральные нормы, определяющие, что значит быть человеком, к другим людям не относятся» (Там же, с. 461-462). Дегуманизи-руя, мы превращаем субъекта в объект. Однако дегуманизация - не только пси-
13 «Конечно, нельзя обобщать: среди студентов любой страны есть и те, кто не списывают принципиально, и те, кто не прочь подстраховаться. Тем не менее, когда речь о шпаргалках заходит в Германии, особенно часто можно услышать слова "справедливость", "честность", "равные шансьГ» (URL: http://ru.osvita.ua/abroad/higher_school/ germany/24904/).
к
5
I.
О
Л
О
ч
о н ш
2
24
хологический, но и социокультурный процесс, к ней «прибегают государства, подстрекая к насилию своих граждан» (Там же, с. 468). «Национальная пропаганда с помощью СМИ (и с ведома правительства) создает "образ врага"» (Там же, с. 469). В истории практически каждой страны есть позорные страницы охоты на меньшинство (инакомыслящих). «Освенцим был продуктом коллективных усилий» (Там же, с. 362). Впрочем, как и ГУЛАГ. В книге «Банальность зла» Х. Арендт показала, с какой легкостью «социальные силы» побуждают «нормальных людей совершать ужасающие поступки» (Там же, с. 439); так, нацистский преступник А. Эйхман был типичным обывателем, успокаивавшим совесть тем, что «всего лишь выполнял приказы». Эксперименты С. Милграма продемонстрировали, что если создать в стране систему концлагерей, подобную нацистской Германии, то практически в любом городке «не было бы недостатка в желающих в них работать» (Там же, с. 427). «. Бездействие тоже может быть злодеянием, если ситуация требует активной помощи другим, протеста, неповиновения или активного призыва к переменам» (Там же, с. 471).
У психологической науки есть не только призвание помогать отдельным людям и социальная ответственность, но и миссия (как науки о человеке) способствовать гуманизации общества, становлению гуманистической культуры. Могут ли психологи и педагоги не осознавать, что, например, политическое конструирование молодежных движений вроде «Наши» или активизация так называемых православных активистов, творящих погромы художественных выставок и вмешивающихся в театральные постановки, по сути напоминает постстэн-фордские эксперименты, где в заложниках оказывается вся страна? Иными словами, культурно-психологическая безграмотность и безответственность властей любой страны требует анализа и решительного осуждения интеллектуалами, если последние не хотят стать соучастниками «преступного бездейст-
вия». Ф. Зимбардо делает здесь важный для культурно-исторической рефлексии вывод: «"Плохие системы" создают "плохие ситуации", создающие "плохих людей": они провоцируют даже самых хороших из нас вести себя очень плохо» (Там же, с. 631).
Осмысление подобного рода вещей рождает вопрос: каким образом Личность должна оказывать сопротивление Ситуации и Системе? В своей книге Ф. Зим-бардо предлагает краткую «программу сопротивления социальным влияниям», а для более детального изучения темы приглашает на специальный сайт (см: Там же, с. 635). Социальные влияния крайне разнообразны, универсального рецепта нет, а веер вариативных стратегий подразумевает: честность перед собой и другими («я совершил ошибку»), самосознание (культивирование личной стойкости и гражданского достоинства), опору на убеждения и ценности, «превосходящие границы личности», развитие критического мышления и «ситуативной чувствительности», чувство личной ответственности и оценку поступков из будущего, поддержку собственной уникальности, дифференциацию авторитета и власти (не всякая власть достойна уважения), консенсус групповой принадлежности и личной независимости, а также способность не жертвовать настоящей свободой ради будущей безопасности. «Никогда не идите на подобную сделку, никогда не жертвуйте личными свободами в обмен на обещание безопасности, потому что ваши жертвы будут реальными и немедленными, а безопасность - отдаленной и иллюзорной. <. > Классическая книга Э. Фромма "Бегство от свободы" напоминает нам, что это - первый шаг любого фашистского лидера, даже в "демократическом" обществе» (Там же, с. 641). К сожалению, слишком актуально звучат эти слова при анализе российской действительности последних десятилетий. Также Ф. Зимбардо советует, сопротивляясь вертикали Системы, создавать горизонталь солидарности. И снова нам следует отметить, что приведенные выше харак-
2 m ч О Д О Л О
25
теристики Личности, способной оказывать Системе сопротивление, действуют в логике постконвенционального циви-
лизационного развития человека.
*
Постнеклассическая, постмодернистская эпоха оказалась по своим устремлениям синтетической, она предложила широкие возможности интеграции традиции и инновации, классики и современности, полипарадигмального и муль-тидисциплинарного синтезов. Однако российская культура не воспользовалась этими возможностями, с тем чтобы включиться в модернизацию посредством эстетической игры со своими архаическими комплексами, отнестись к ним рефлексивно и иронично. Вместо переинтерпретации и осмысления исторического прошлого в наши дни происходит его бездумная актуализация, реинкарнация и реанимация архаических представлений (см., например: Банников, 2013; Рябов, 2008; Щербинина, 1997; Эпштейн, 2014).
В уже упомянутой выше статье В.Л. Иноземцев рекомендует для понимания будущего развития Россия следить за новостями «из Буэнос-Айреса и Каракаса» (и в таких прогнозах он не одинок): «Все эти страны [Аргентина и Венесуэла] благоволили "сильной власти" и мало задумывались о ценностях демократии; во всех на протяжении большей части истории процветали коррупция, местничество и бюрократический образ правления. Они постоянно вступали в локальные конфликты, чувствуя себя обиженными вследствие отторжения у них тех или иных территорий» (Иноземцев, 2015).
Однако для нормального самочувствия нации необходимы позитивные модели развития, а для социализации детей и подростков - образы достойного будущего. И здесь важную роль играет тот факт, чтобы идеалы не были слишком удалены от реальности: ведь более мотивирующими к действию являются образы достижимого будущего. Так, со стороны теории «множественных модерностей» на сегодняшний день представлены вариативные сценарии модернизации, со-
вершающиеся в разных странах. И нам важно внимательно всмотреться в успешные образы модернизации. В следующей статье мы обратимся к анализу позитивных сценариев социокультурной модернизация (в том числе к опыту Японии и Латинской Америки) и обсуждению роли факторов культуры и образования в этих процессах.
ЛИТЕРАТУРА И ВЕБЛИОГРАФИЯ
1. Адорно Т. Исследование авторитарной личности. М.: Серебряные нити, 2001.
2. Анцыферова Л.И. Связь морального сознания с нравственным поведением человека (по материалам исследований Лоуренса Кольберга и его школы) // Анцыферова Л.И. Развитие личности и проблемы геронтопсихологии. М.: ИП РАН, 2004. С. 260-285.
3. Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом, 1996.
4. Арендт Х. Люди в темные времена. М.: Московская школа политических исследований, 2003.
5. Арендт Х. Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме. М.: Европа, 2008.
6. Асмолов А.Г. Психология личности: Культурно-историческое понимание человека. М.: Смысл, 2007.
7. Асмолов А.Г. Стратегия социокультурной модернизации образования: на пути к преодолению кризиса идентичности и построения гражданского общества // Вопросы образования. 2008. № 1. С. 65-86.
8. Асмолов А.Г., Гусельцева М.С. Феноменология неадаптивной активности в культурно-исторической парадигме // Культурно-историческая психология. 2008. № 1. C. 37-47.
9. Аткинсон Р.Л., Аткинсон Р.С., Смит Э.Е. и др. Введение в психологию. СПб.: Прайм-Еврознак, 2007.
10. Бальдони Дж. Быть лидером. М.: ЭКСМО, 2014.
11. Банников К. Архаический синдром. О современности вневременного // Отечественные записки. 2013. № 1. URL: http://www.intelros.ru/readroom/ otechestvennye-zapiski/o1-2013/19611-
к s
L.
О
с
О
О
H Ш
s
26
arhaicheskiy-sindrom-o-sovremennosti-vnevremennogo.html (дата обращения: 15.11.2015).
12. Белковский С.А. Банальность добра - Чем нас манит и пугает Европа // Московский комсомолец. 2014. URL: http:// www.mk.ru/specprojects/free-theme/ article/2014/03/27/1005042-banalnost-dobra.html (дата обращения: 09.09.2015).
13. Бердяев Н.А. Новое средневековье: Размышление о судьбе России и Европы. М.; Феникс, 1991.
14. Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М.: Искусство, 1990.
15. Гусельцева М.С. Культурная психология: методология, история, перспективы. М.: Прометей, 2007.
16. Гусельцева М.С. Культурно-аналитический подход к социализации личности в транзитивном обществе. // Психолопя особистостк Науковий теоретико-методолопчний i приклад-ний психолопчний журнал. 2013. № 1 (4). С. 20-38.
17. Гусельцева М.С. Образы достойного будущего как фактор позитивной социализации детей и подростков: идея культуры // Образовательная политика. 2015а. № 1 (67). С. 64-79.
18. Гусельцева М.С. Образы достойного будущего как фактор позитивной социализации: идея модернизации // Образовательная политика. 2015б. № 2 (68). С. 6-26.
19. Давыдов И. «Воевать они точно не собираются» // The New Times. 2015. № 27. URL: http://www.newtimes.ru/ articles/detail/101311 (дата обращения: 11.09.2015).
20. Дорман О. Колоссальная турбулентность // Facebook. URL: https:// www.facebook.com/odorman/ posts/10204815826340289?fr (дата обращения: 15.11.2015).
21. Зарубин К. Евгению Гришковцу, европейцу // Сноб. 2015. URL: http://snob. ru/selected/entry/97730 (дата обращения: 15.11.2015).
22. Зимбардо Ф. Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев. М.: Альпина нон-фикшн, 2013.
23. Инглхарт Р. Культура и демократия // Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под ред. Л. Харрисона, С. Хантингтона. М.: Московская школа политических исследований, 2002. С.106-128.
24. Иноземцев В. Ни бунта, ни реформ // Газета.ru. 2015. URL: http:// www.gazeta.ru/column/vladislav_ inozemcev/7743995.shtml (дата обращения: 09.09.2015).
25. Йоас Х. Возникновение ценностей. СПб.: Алетейя, 2013.
26. Кавелин К.Д. Задачи психологии. Соображения о методах и программе психологических исследований К.Д. Кавелина. СПб.: Тип. Ф. Сущинского, 1872.
27. Кропоткин П.А. Взаимопомощь как фактор эволюции. СПб.: Знание, 1907.
28. Кропоткин П.А. Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса. Пг.: Голос труда, 1922.
29. Крайг Г., Бокум Д. Психология развития. СПб.: Питер, 2005.
30. Кувакин В.А. Основы гуманизма // Российское гуманистическое общество. 2006. URL: http://www.humanism.ru/ osnovy-gumanizma/ (дата обращения: 12.08.2015).
31. Межуев В.М. Идея культуры. Очерки по философии культуры. М.: Университетская книга, 2012.
32. Морен Э. Размышления о познании // Вестник Европы. 2012. № 33. URL: http:// magazines.russ.ru/vestnik/2012/33/m30-pr.html (дата обращения: 18.10.2014).
33. Пархоменко С.Б. «Диссернет» пригляделся к погонам, лампасам и мантиям // ЖЖ от 11.09.2015. URL: http:// cook.livejournal.com/278249.html (дата обращения: 13.09.2015).
34. Прохорова И.Д. Светское общество и традиционалистское сознание. Научная лекция // Сноб. 2014. URL: http://snob. ru/selected/entry/84749 (дата обращения: 22.02.2015).
35. Роменец В.А. Жизнь и смерть в научном и религиозном истолковании. Киев: Здоровье, 1989.
36. Рубинштейн М.М. О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории
образования и университетскому вопросу. М.: Территория будущего, 2008. Т. 2.
37. Рябов А. Возрождение «феодальной» архаики в современной России: практика и идеи // Московский центр Карнеги, серия «Рабочие материалы». 2008. № 4. С. 3-14. URL: http://carnegieendowment. org/files/WP_4_2008.indd.pdf (дата обращения: 15.11.2015).
38. Серто М. Изобретение повседневности. 1. Искусство делать. СПб.: Изд-во Европейского ун-та, 2013.
39. Сеченов И.М. Кому и как разрабатывать психологию // Вестник Европы. 1873. Т. 2. С. 550-597.
40. Соколова К. Валерий Тодоровский: «Мы, русские, не хотим никаких рамок, ограничений и правил игры» // Завтраки с К. Соколовой. Сноб. 2014. URL: http://snob.ru/selected/entry/84910/ page/2 (дата обращения: 24.02.2014).
41. Федотов Г.П. Судьба империй // Собр. соч.: В 12 т. \ М.: Мартис, 2004. Т. 9.
42. Федотова В.Г. Факторы ценностных изменений на Западе и в России // Вопросы философии. 2005а. № 11. С. 3-24.
43. Федотова В.Г. Хорошее общество. М.: Прогресс-традиция, 2005б. URL: http://iph.ras.ru/uplfile/root/biblio/ Fedotova_Khor_obsh.pdf (дата обращения: 15.11.2015).
44. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1989.
45. Фурман Д.Е. Движение по спирали. Политическая система России в ряду других систем. М.: Весь мир, 2010.
46. Чернышевский Н.Г. Суеверие и правила логики // Чернышевский Н.Г. Письма без адреса. М.: Советская Россия, 1986. URL: http://az.lib.ru/c/ chernyshewskij_n_g/text_0570.shtml (дата обращения: 22.04.2013).
47. Щербинина Н.Г. Архаика в российской политической культуре / / Полис. Политические исследования. 1997. № 5. URL: http://www. politstudies.ru/index.php?page_ id = 453&id = 2326&jid = 2383&jj = 85 (дата обращения: 15.11.2015).
48. Эпли Н. Интуиция. Как понять, что чувствуют, думают и хотят другие. М.: Азбука-Бизнес, Азбука-Атти-кус, 2015.
49. Эпштейн М. От совка к бобку. Политика на грани гротеска. USA: Franc-Tireur, 2014.
50. Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М.: МИРОС, 1998.
51. Юревич А.В. Психологические особенности российской науки // Вопросы философии. 1999. № 4. С. 11-23.
52. Certeau M. de. La Culture au Pluriel. P.: Union Generale d'Editions, 1974.
53. Certeau M. de. L'ecriture de l'histoire. P.: Editions Gallimard, 1975.
54. Kohlberg L. Essays in moral development. V. II: The psychology of moral development. N.Y.: Harper and Row, 1984.
55. Nye J. Soft power // Foreign Policy. 1990. N 80. P. 153-171.
