CC BY
9
Экономические науки Economic sciences
УДК 930.1.23
ОБРАЗЫ ЧЕЛОВЕКА В РОССИЙСКОМ СОЦИАЛЬНОМ ЗНАНИИ В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИДЕЙ
Г. СПЕНСЕРА
Н.В. Демьяненко
Ивановский филиал Российского государственного гуманитарного университета
Представленная статья поднимает важные проблемы экономической и политической свободы. Проблема образа человека в меняющейся экономической жизни остаётся актуальной в настоящее время. В то же время, в статье рассматриваются вопросы экономических реформ в России, акцентируется внимание на исторических работах Г. Спенсера. Как адепт позитивной философии, Спенсер включал в свой социологический анализ общества многие экономические проблемы. Он детально исследовал причины экономических изменений, которые меняли самого человека. В настоящей статье обсуждается главная идея зависимости экономических изменений и характера современного человека в нашей стране.
Ключевые слова: образ человека, анархическое общество, либеральное общество, развитие, цивилизация, свобода, образ жизни, западный мир, социальное устройство, государство, власть.
На протяжении обозримого исторического процесса лучшие умы человечества думали об общественном устройстве, наилучшим образом приспособленном для жизни человека. В современную эпоху динамичных социальных изменений по-прежнему остается проблематичным понимание сущности человеческой природы, без чего невозможен поиск пути оптимального общественного развития. Правомерен вопрос: каким должен быть человек в этом наилучшем обществе, его базовый тип? Дело в том, что образ человека является тем знанием, которое могло бы руководить нами в социальной или иной сфере жизни, например: указать правильный способ ведения политики, выработать ориентиры культурного развития. Образы, в которых предстает перед нами человек, порождены нашим опытом и
убеждениями, почерпнутыми из самых разных областей жизни. Однако, целесообразно обратиться к социально-философским построениям, чтобы приблизиться к выявлению формообразующих констант общественной жизни.
Уверенность в знании общества приобретается из повседневного существования в нем. В условиях стабильности привычный порядок обыденной жизни воспроизводится повторением, традицией, памятью поколений и представляется людям естественным, даже если он им не нравится. П. Бергер и Н. Лукман показывают, что общее чувство реальности достигается тем, что в ней есть пласт само собой разумеющегося знания, социальной признанности, и тогда повседневная жизнь выступает как упорядоченная реальность. Ее феномены уже систематизи-
рованы в образцах, которые кажутся независимыми от субъективного понимания [1]. Сделаем попытку рассмотреть исторические образы человека в отношении к современной судьбе России с целью выявить возможные проекции дальнейшего развития страны. Базовый тип личности задает свои ориентиры в выборе этих проекций.
Так, в органической теории английского социолога Г. Спенсера выделяются три преобладающих типа-образа природного, или «естественного», человека. Первый тип - это хищники, то есть натуры с необыкновенно сильными инстинктами. Они питаются необыкновенно роскошно, насколько им позволяет возможность. В случае неимения питания в достаточной для них мере они готовы силой добыть то, что им необходимо, хотя бы им для этого нужно уничтожить другого человека. Здесь напрашивается аналогия с волком. Другой тип - это обманщики, то есть люди, склонные добывать необходимое им посредством обмана, хитрости и разных лисьих, плутоватых уловок. Наконец, третий тип, - это люди с развитым чувством симпатии к другим людям, добрые существа, на которых держится свет. Спенсер указывает, что названные черты характера трех базовых типов ослабляются и изменяются под влиянием образования и воспитания, но никогда вполне не исчезают, а только видоизменяются под действием тех или иных обстоятельств [2].
Подобный «естественный» образ человека, как природный феномен, наталкивает на необходимость создания государства, той «сильной и жесткой руки», которая разделит, изолирует «зверей» друг от друга для их же самосохранения. Однако, такое «жесткое», авторитарное государство вовсе не «вписывалось» в либеральную концепцию Г. Спенсера, поэтому, несмотря на «естественность» этих человеческих типов, составляющих «естественное» общество,
ученый все более склоняется к либеральной концепции естественных прав.
Английский социолог выступил с критикой теории общественного договора Т. Гоббса, утверждавшего, что «когда люди не жили под одной общей властью, держащей их в страхе, они находились в состоянии, называемом войной друг против друга» [3, с. 343]. По убеждению Г. Спенсера, это не соответствовало действительности, так как существовали нецивилизованные общества, где без единой общей власти, держащей их в страхе, царствовал более глубокий мир и большая гармония, нежели в обществах, где эта власть существовала. Гоббс утверждал, что правительственная власть в обществах первоначально была основана на стремлении поддерживать в них порядок. Спенсер опровергал, что в действительности эта власть обычно рождалась из потребности подчинения вождю во время наступательной или оборонительной войны и вначале не имела ни теоретически, ни фактически никакого отношения к поддержанию порядка в ассоциации, созданной индивидами [4].
Как известно, уже во второй половине XVII в. возникает особая форма критики абсолютизма и сословного государства, основанная на той мысли, что без индивидуальной свободы невозможно правильное устройство социальной жизни. Сторонники этого убеждения вначале осторожно, а затем все настойчивее стали доказывать, что не усиление регламентации, а увеличение гарантированной законом свободы составляет сущностную предпосылку мира и процветания государства. Конкретные требования звучали так: равенство основных прав, свобода торговли, форма правления, основанная на разделении властей и опирающаяся на представительные органы.
Этот образ мышления в конце XVIII в. породил соответствующие политические программы, а в XIX в. инспирировал политические движения; в том
числе и политическую концепцию Спенсера, в наши дни историки политических процессов обозначают его как либерализм. Для нарождающегося третьего сословия на Западе свобода личности понималась, прежде всего, как право на неограниченную экономическую инициативу и неприкосновенность частной собственности со стороны государства; осуществление прав человека оказывалось невозможным без существования государства, обязанности которого не превышали бы обязанностей «ночного сторожа» социальной жизни, тем самым предполагалась минимизация государственного присутствия.
Образ человека, лежащий в основе либеральной мысли, играл при этом важную роль. Речь идет об индивидуализме, эгоизме, атомизации человеческого существа. В этом смысле, К. Маркс говорит о монадах, изолированных индивидах, как исходной точке буржуазно-либеральной теории. Предполагается, что индивиды в либеральной теории Спенсера мыслятся как разумные, расчетливые и эгоистичные существа, для которых другие люди суть лишь средства для достижения цели - максимизации их собственного потребления. Если этим эгоистам дать свободу торговать и заключать договоры друг с другом, тогда, согласно либеральным воззрениям, воцарится всеобщая гармония интересов. Вседозволенность, или «laissez-faire», объявляется принципом либеральной экономической политики.
В уповании на спасительные механизмы рынка, буквально с помощью «невидимой руки» (А. Смит) или «всехит-рейшего провидения» (К. Маркс), всеобщее благосостояние, мир и порядок установятся сами собой. Подобному построению государственного порядка консервативные критики противопоставили предположение, что на практике либерализм вместо права и свободы получит анархию или «правление худших», или систему
деспотического и неестественного равенства.
В этой связи, уместно сделать небольшой экскурс в историю анархистских идей. В России эти идеи не осуществились: их утопичность была очевидна с самого начала их возникновения. Тем не менее, представляется интересным анархистский образ человека, претендующий на естественность. На теоретическом фоне анархизма вырисовывается оппозиционная ипостась традиционного облика России, связанная с поклонением вольнице и стихийному духу свободы, которые подспудно присутствовали в массовом сознании, исторически выражаясь в явлении вольного казачества и крестьянского протеста против усиления экономического закрепощения.
Этот виртуальный запрос масс нашел свое выражение в анархических учениях XIX века. Так, по мнению теоретика русского анархизма П.А. Кропоткина, «анархизм представляет собой творческую созидательную силу самого народа, вырабатывавшего учреждения народного права, чтобы лучше защититься от желающего господствовать над ним меньшинства» [5, с. 246]. Анархия - идеал масс. Никаких властей, владычества человека над человеком, никакой неподвижности в жизни, каждому отдельному лицу свобода действий для развития своего, личного, особенного; никакого навязывания действий под угрозой общественного наказания или сверхъестественного общественного возмездия, - вот к чему призывает анархизм [6].
Основоположник идей анархизма в России М.А. Бакунин отрицал свободу, данную государством, противопоставляя ей свободу природную, которая есть отражение «человечности» и «человеческого права» в сознании всех свободных людей, относящихся друг другу как братья и как равные. Его точка зрения опиралась на авторитет и традиции естественно-правовой идеи [6]. Поэтому, когда произносят расхожее выражение «анархия -
мать порядка», в нем не следует видеть противоречие. Дело в том, что Бакунин и анархисты предлагали порядок безгосударственный, строящийся на принципиально другой основе, - как исходящий не из единого центра, а, что называется, «с мест», с единичных личностей.
По мнению русских анархистов, человек в своей основе есть не агрессивное, а кооперативное существо, предназначенное не для конфликтов, а для мира [7]. Он может наслаждаться природной свободой и быть при этом самодостаточным или добровольно подчиняться общей воле группы своих единомышленников; может свободно помогать другим [8].
Анархический образ человека строится на теории свободы власти, исходящей из того, что человек по природе способен жить совсем без власти [5, с. 246]. Идеал анархизма - общество без власти и управления. Однако, простейшие апелляции к действительности свидетельствуют: там, где сходятся хотя бы два человека, уже необходимо управление.
В общих вопросах, русская анархическая мысль солидарна с западной, она привнесла много своего в мировую сокровищницу анархизма, главная критика которого была направлена против государства как формы приобщения к власти определенных социальных групп, как сверхбюрократизированного сосредоточения управления местной жизни из одного центра, как формы «присвоения многих отправлений общественной жизни в руках немногих» [7].
Именно анархический идеал свободы, понятой по-российски, реанимирует ныне уже известный русский тип человека-странника. Кроме того, история страны показывает, что Россия - самая безгосударственная, анархическая страна в мире, анархизм - явление русского духа. Поэтому, в русском языке уживаются, на первый взгляд, два идентичных понятия воли и свободы. Однако «свобода» - понятие европейское, предполагающее ограничен-
ность неких действий правовыми рамками (свобода слова, собраний и т.д.), а понятие воли апеллирует к никем и ничем не ограниченному непокорству («вольные люди», казачья вольница, партия «Народная воля»). Воля - концентрированный образ русского «приволья», где может разгуляться душа молодецкая.
Россия, по Бердяеву, самая не буржуазная страна в мире, земля странников, искателей Божьей правды. Странник - самый вольный человек на земле, свободный от быта, семьи и обязанностей перед обществом. В душе народной происходит «некое бесконечное искание невидимого града Китежа, абсолютной божественной правды и спасения для всего мира». Традиционное странничество наблюдается в образе жизни, например, российских хиппи, которые в основу своей жизни, в отличие от западного прообраза, положили «дорогу без начала и конца», цели и смысла. Не всегда экономическая неустроенность и объективные обстоятельства жизни приводят их к «выпадению» из социальной среды и неприятию нормативного поведения, в их сознании есть и этнопсихологическая потенция именно такого образа жизни, считает исследователь З.В. Сикевич [9, с. 152].
Человек ощутил ценность своей свободы. Если в прежние исторические периоды он нуждался в правилах для коллективного выживания и совместной жизни в обществе, то сегодня, за пределами задач выживания, нужда в этих правилах ослабевает или отпадает. По мнению Спенсера, свобода следовать склонности не мешает выживанию индивида и может не задевать других. Чужой образ жизни может быть толерантно воспринят, изобретаются новые формы жизни. Например, сегодня в России происходит реанимация некогда забытого русского странничества как образа жизни, но уже на другом качественном уровне, причем данный феномен характерен и для реалий западного мира.
Ныне восприятие и осмысление
пространства происходит в образе кочевника. Идея организации пространства коррелирует с понятием места обитания и обживания. Так, древняя догосударст-венная Русь времен собирания славян олицетворялась с «местом для романтического набега». Однако, представление о современном номаде кардинально меняется. Ситуация постмодерна последних лет демонстрирует невозможность господства в пространстве: напротив, пространство диктует человеку постановку новых целей, продуцирование нечто нового и другого в каждом вновь обживаемом месте кочевничества, обладать здравым смыслом и обнаруживать собственное лицо. Модерн для номада означает «быть в пути» [10, с. 241]. «В таком мире все жители - номады», - констатирует немецкий исследователь Й. Райхертц [11, с. 171]. Повсеместно современный номад не сам определяет свою деятельность, «дорогу» и цель, а, исходя из условий внешнего мира. Но перед другими он со всей страстной силой показывает самостоятельность своего выбора, осознанность выбора места «бродяжничества». В этом смысле, современные люди ведут рискованную двойную игру, скрывая собственное лицо и надевая маску идентичности, то есть тождественности самому себе в обитаемой точке пространства.
Современная история номада повторяет старую мифологему «вечного возвращения», но на принципиально ином уровне и в других социальных условиях. Центральным критерием впечатления о номаде становится дифференцирование между внутренним, личным, «приватным» и внешним образами его аутентичности. Конкретное различение этих двух образов не задается чисто антропологическими свойствами, оно перманентно изменяется и структурируется в результате совместной жизни членов общества в историческом процессе взаимоотношений. По мнению З. Баумана, в жизни играемая роль может не совпадать
с идентичностью, если последняя не соответствует его образу в целом [12].
В целом, либерально-анархическая идеология, как обоснование безбрежной свободы, удивительно удачно вписывается в обоснование образа жизни современных странников-номад, для которых свобода есть самоосвобождение от обязанностей, от привязанности к людям и, одновременно, от создания лично обжитого социального пространства, персонального локала.
Моральной теорией, ставшей основой либеральной модели Спенсера и сформированным им образом экономического человека, явилась концепция утилитаризма И. Бентама. Она положила в основание морали общее благо как счастье большинства людей, под которым понимали общую пользу. Примат утилитаризма, т.е. пользы и выгоды, сам по себе подхлестывает стремление к удовольствиям, которые, как оказалось, можно просчитывать. Человек начинает действовать эгоистически, другие люди интересуют его лишь как средства для возрастания его собственной пользы. Тем самым предметы и, главным образом, деньги получают власть над людьми. Деньги становятся «шифром удовольствия и могущества». Французский социальный философ С. Московичи свидетельствует, что, «заключая в себе все человеческие аппетиты, деньги оказывают на индивидуальный и коллективный разум своего рода очаровывающее воздействие, превращающее их в единственный одновременно демонический и божественный компонент нашей многовековой цивилизации, господствующей над всеми другими».
Именно в деньгах берут начало сознательные и бессознательные корни «человека экономического». Деньги становятся важнейшим элементом образа буржуазного общества: страсть к обогащению любой ценой, вкус к предпринимательству, любовь к наживе, поиски бла-
госостояния и материальных радостей являются его «двигательными рычагами» и стимулами. «Деньги превращают личные отношения в безличные, и человек становится вещью для другого человека», - констатирует опасную тенденцию С. Московичи [13]. Образ жизни западного общества, его «дух» прямо вытекают из капиталистической идеологии, научно оформленной Спенсером: свобода действий, передвижения, функционирование частной собственности и защита ее со стороны закона, безопасность предпринимательства, гласность судопроизводства. Итак, в рамках классических западных либерально-экономических теорий и теории утилитаризма получает свое обоснование образ буржуазного, или капиталистического, общества.
Эти теории оказали влияние и на Россию, где политические идеи Спенсера и либерализм в целом исповедовали как идеологию и практику реформирования экономики. Возобладала уверенность, что из современного системного кризиса можно выйти, активизируя радикальную либеральную политику. Последняя позволит перейти к устойчивому конкурентоспособному росту экономики и, как следствие, к обществу всеобщего благосостояния. Такое убеждение основывалось на вере в огромные природные богатства, колоссальный интеллектуальный потенциал России и зарубежные инвестиции, которые модернизируют экономику и выведут страну в число высокоразвитых индустриальных стран. Важно избавить экономику и общественную жизнь от административного произвола, бюрократических методов руководства, предоставив общественным силам полную свободу действий, а дальше «невидимая рука» рынка сама укажет верную дорогу к вечному процветанию [14, 6].
Следует напомнить, что западное общество достигло, причем небыстро, своего нынешнего уровня развития не только благодаря благотворному распро-
странению и внедрению идей либерализма. На этот уникальный исторический процесс повлияла система социальных норм и религиозных ценностей, в частности, протестантская этика. Так, Вебер писал не о капитализме вообще как модели хозяйственной деятельности, а об одной конкретной, именно западноевропейской модели, успехи которой всегда завораживали Россию и инициировали многочисленные попытки, начиная с Петра I, создать нечто подобное на российской почве [7]. Для России идеалом и образцом всегда был капитализм не восточного, азиатского, типа, а именно западного типа, в наименьшей степени удававшийся как в прежние, так и в нынешние времена. Посевы западной экономической культуры на российской почве дают совсем не те всходы или не прививаются вовсе. Современный исследователь В.Г. Найму-шин указывает, что в России не наступило «экономическое чудо» и не сформировалось общество всеобщего благоденствия [10].
В России наблюдается весь «набор» изменений, характерных для западной модели развития и связанных с либеральными требованиями Спенсера, практически неограниченной свободы, а именно: утрата человеком контроля над социальными процессами; незащищенность его перед переменами, которые он не в состоянии контролировать, и перед ситуацией неопределенности, в которой он должен жить; отсюда, неспособность человека к планированию и достижению долговременных целей, жизненных стратегий и подмена их немедленными, пусть и не столь существенными, результатами. З. Бауман фиксирует появление в индивидуализированном обществе индивида, которого было бы уместно назвать «негативным» - отчужденным от социальной жизни, от мысли о «другом», от ощущения ограниченности собственной свободы другими индивидами, лишенным чувства солидарности и ответственности,
ставящим только краткосрочные задачи [15, с. 52]. Негативный неукорененный индивид - тоже своего рода странник, не имеющий связи ни с прошлым, ни со структурами индустриальной эпохи, находится в ситуации потери норм и ценностей и изоляции. Усвоение или, по крайней мере, демагогизация в России спен-серовской либеральной модели, аппли-цированная на образ человека и уклад его жизни, дает в результате такого неукоре-ненного, «отвязанного» от жизненных реалий индивида, который, путем отказа от упорядочения собственного приватного пространства, игнорирует и социальную жизнь в целом. Экономическая свобода предпринимательства и передвижения в либеральной западной модели, предложенной Спенсером, понятая в ракурсе традиционной российской мен-тальности и усвоенная на уровне духа, приводит к появлению свободного от гражданских и личных обязанностей человека.
Свою роль здесь сыграла и глобализация: являясь победой неолиберализма во всемирном масштабе, победой капитала над национальными интересами, она внесла в Россию идею экономического человека. Неолиберализм убеждал Запад и российских граждан, что сущность любого человека - стремление к максимизации удовлетворений и минимизации издержек. В стороне оставались проблемы морали, социальности, солидарности. Как отмечает В.Г. Федотова, по отношению к постиндустриальному развитию либеральный процесс характеризуется в России преждевременностью, поскольку Россия не обеспечила себе объективных экономических источников неограниченной свободы [16].
В настоящее время поиск лучшего социального устройства в России осложняется динамичными и масштабными изменениями в современном общественном миропорядке, связанными с тенденцией объединения человечества в единое це-
лое. Перед лицом глобализации Россия не только не сумела воссоздать на своей почве передовой капитализм западноевропейского образца, но, наоборот, по мнению В.Г. Наймушина, имеет все больше шансов скатиться к латиноамериканскому варианту развития с присущими ему перманентными экономическими и политическими кризисами, усилением централизации, обусловленной необходимостью подавления преступности, коррупции и, как следствие, - бюрократизацией всей общественной жизни [10, 11]. Получается противоположное призывам либералов и, в том числе и идеалу Спенсера: чем больше свободы, тем больше требуется контроля и бюрократических строгостей. Во всяком случае, функция государства, как высшей упорядочивающей структуры и носителя символических значений, остается для России актуальной.
Кроме того, устоявшийся образ жизни в России также нуждается в некотором обновлении, выработке новых форм. Россия неоднократно становилась спасительницей человечества от попыток насаждения диктата со стороны претендентов на мировое господство. Сегодня локомотивы глобализации базируются на западной модели цивилизации, включающей процессы секуляризации и культ «золотого тельца», о чем свидетельствует главенство финансового капитала в мире. Однако, противостояние глобализации грозит замкнуть Россию в ее государственно-национальном изоляционизме от остального, «преуспевающего» мира. Мировая отверженность, ощущение утраты будущего, потеря перспективы и ожидание еще большей нестабильности существования делают проблематичным как таковое рассуждение о социально-экономических ориентирах для России.
Если мы хотим опровергнуть разного рода апокалиптические предсказания, то должны обратиться к исходным принципам жизни, экономической жизнеспо-
собности, а не смерти и всеобщего умирания. Достичь этого возможно, лишь определив достойные условия для жизни страны, обеспечив доступ к жизнеобеспечивающим ресурсам и создав эффективную систему принятия решений на всех структурных уровнях. При условии, что участие в данном процессе не будет изначально спонтанным, страна сможет взять на себя жизненно важную роль сознательного и ответственного определения горизонтов своего развития. В этом напряженном процессе, как предполагается, и будут состоять перспективы российского будущего.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бергер П., Лукман Н. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Наука 1995. - 344 с.
2. Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика // Бакунин М.А. Государственность и анархия. - М., 1989. - С. 331-332.
3. Гоббс Т. Избранные сочинения. Т. 1. - М.: Логос, 2004. - 450 с.
4. Спенсер Г. Личность и государство. - СПб.: Тип. «Вестник знания», 1908. - 84 с.
5. Кропоткин П.А. Современная наука и анар-
хия. - M.: Наука, 2000. - 388 с.
6. Бакунин M.A. Анархия и порядок. - M.: Асток-пресс, 2000. - 277 с.
7. Капустин А.В., Астраханцева И.А. Критический анализ динамических теорий структуры капитала // Современные наукоёмкие технологии. Региональное приложение. - 2014. - №4 (40). -С. 58-б8.
8. Кропоткин П.А. Взаимопомощь среди животных и людей. - Mинск, 200б. - 148 с.
9. Сикевич З.В. Русские: «образ народа» (социологический очерк). - СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 199б. - 252 с.
10. Наймушин В.Г. Mакс Вебер и проблема самоопределения российского капитализма // Экономическая наука современной России. - 2004. -№ 2. - С. б.
11. Reichertz Jo. Der Nomade als medial geschulter Darstellung vermeintlicher Aufrichtigkeit? - Berlin, 1994. - S. 171.
12. Bauman Z. Parvenü und Paria. - Berlin, 1994. - S. 241.
13. Mосковичи С. Mашина, творящая богов. - M.: MTy, 1998. - 423 c.
14. Спенсер Г. Автобиография как предмет изучения Ч. 1. - СПб.: Знание, 1902. - 352 с.
15. Бауман З. Индивидуализированное общество. - M.: Логос, 2002. - 255 с.
16. Федотова В.Г. Факторы ценностных изменений на Западе и в России // Вопросы философии. -2005. -№ 11. - С.20, 21.
Рукопись поступила в редакцию 17.02.2015.
HUMAN BEING IMAGES IN RUSSIAN SOCIAL KNOWLEDGE IN THE CONTEXT OF H. SPENCER
SOCIAL AND ECONOMIC IDEAS
N. Demyanenko
The article presented discusses the important problems of economic and politics freedom. The problem of human being images in changing economic life is considered to be actual and modern one. At the same time the article deals with the questions of economical reforms in Russia and is specificated on English sociologist H. Spencer's historical works. As an adept of positive philosophy Spencer included many economic problems in his sociological analisis. He researched in details the reasons of economic changing which change the human. In this article the main idea of economic changes influence on our country modern human character is discussed.
Key words: human being image, anarchic society, liberal society, development, civilization, freedom, way of life, western world, social order, state, power.
