CC BY
17Ученые записки Таврического национального университета им. В. И. Вернадского Серия «Филология. Социальные коммуникации». Том 25 (64). № 2, ч. 2. 2012 г. С. 40-47.
УДК 821.161.1=03=512.19
ОБРАЗНЫЙ СТРОЙ ПОЭМЫ А.С.ПУШКИНА «БАХЧИСАРАЙСКИЙ ФОНТАН» В ПЕРЕВОДЧЕСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ Э. ШЕМЬИ-ЗАДЕ
Эмирсуинова Н. К, Умерова Л. Р.
РВУЗ «Крымский инженерно-педагогический университет», Симферополь, Украина e-mail: enurija@rambler.ru, lenie.umerova.89@mail.ru
В статье представлен сопоставительный анализ поэмы А. Пушкина с её переводом, выполненным Э. Шемьи-заде. Определяются филологические и историко-культурные аспекты перевода поэмы «Бахчисарайский фонтан» на крымскотатарский язык.
Ключевые слова: компаративистика, перевод, романтическая поэма, исходный текст, конечный текст.
Сопоставительный/компаративистский анализ оригинала пушкинской поэмы и её перевода позволяет выявить моменты близости и различий в интерпретации центральных образов и крымских реалий носителями разных культур. Такой анализ помог бы выяснить, каковы пути сохранения стилевых признаков романтического произведения при переводе на язык той культуры, которая в целом была далека от традиций европейского романтического литературного направления.
Цель данного исследования - приступить к решению важной и до сих пор не исследованной научной проблемы: определить филологические и историко-культурные аспекты перевода поэмы «Бахчисарайский фонтан» на крымскотатарский язык. В статье пушкинская поэма сопоставляется с её переводом, выполненным видным крымскотатарским поэтом и переводчиком Э.Шемьи-заде в 1937 году.
В пушкинистике прочно утвердилась традиция изучения антитезы женских образов поэмы «Бахчисарайский фонтан» как основы её романтического художественного мира; в трудах В. Жирмунского»[1], Б.Томашевского [7], Н.Фридмана [9], подробно описаны и стилистические приёмы их создания.
Э. Шемьи-заде, переводя на крымскотатарский язык романтическую поэму, стремился сохранить пленительный стиль, роскошный восточный колорит, воссоздать женские образы по-пушкински, но в переведённом тексте неизбежно проявляются особенности его национального художественного мышления. В исходном тексте (ИТ) о Марии сказано: «Она цвела в стране родной», а в конечном тексте: «Озь юртунда чечекдайын ачылгъан»(на родине своей раскрылась, как цветок). Традиционное со времён ханской поэтической речи сравнение женской красоты с распустившимся цветком не нарушает стилистическую окраску образа и вполне уместно в данном контексте. Это одно из многих свидетельств чуткости переводчика к пушкинской стилистике, которая ещё и сочетается с аллюзией на поэтику газелей. Э. Шемьи-заде единичное слово «цвела» переводит целым сравнительным оборотом. Так поддерживается выбранная с самого начала особая переводческая тактика: ради сохранения общей восточно-романтической стилистики пушкинского текста коли-
ОБРАЗНЫЙ СТРОЙ ПОЭМЫ А.С.ПУШКИНА «БАХЧИСАРАЙСКИЙ ФОНТАН» В ПЕРЕВОДЧЕСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ Э. ШЕМЬИ-ЗАДЕ
чество слогов в конечном тексте (КТ) увеличивается, и стихотворные строки удлиняются. Это впервые было замечено Л. Р. Умеровой при сопоставлении ИТ и КТ начальных строф поэмы, посвящённых хану Гирею [8].
Сопоставительный анализ фрагментов, в которых идёт речь о польской княжне, выявляет также стилистические различия, вызванные лингвокультурными причинами. В пушкинском тексте читаем:
«Седой отец гордился ею
И звал отрадою своею» »[3, 135].
Эти строки крымскотатарский поэт переводит так:
«Чал бабасы эп онынънен гурурланды,
Дар дюньяда къуванчымдеп оны сайды»[4, 17].
Слово «отрада» на крымскотатарский язык переведено как «радость». Это, во-первых, не соответствует точному значению пушкинского слова, во-вторых, не передаёт возвышенную стилистику ИТ. «Отрада» - слово из русской народной поэтической речи и не имеет точного или близкого соответствия в крымскотатарском языке. Поэтому Э. Шемьи-заде даёт расширение пушкинского определения: для отца Мария была «дар дюньяда къуванч»(во всём мире единственной радостью).
В переводе несколько иначе, чем в ИТ, представлены следующие моменты: «Для старика была законом Её младенческая воля » [3, 135], а в КТ:
«Къарткъа тек озь Мариясы якъын эди, Тек къызынынъ истеклеризакон эди» [4, 17].
Образное словосочетание «младенческая воля» переводится просто как «къызынынъ истеклери»»желания дочери). При этом в переводе исчезает возрастной контраст, намеренно подчёркнутый в оригинале: «старик» отец - «младенческая воля» дочери. Но русское слово «закон», данное в КТ без перевода, позволяет довольно точно истолковать изображённые А.Пушкиным взаимоотношения отца и дочери.
Э. Шемьи-заде для перевода одного русского слова использует словосочетания, если это обусловлено нормами крымскотатарского языка.
ИТ:
«Одну заботу ведал он:
Чтоб дочери любимой доля
Была, как вешний день, ясна...»[3, 135].
КТ:
«Истей эди о, къызынынъ башязысы
Ильк баарьнинъ кунидайын айдын къалсын...» [4, 17].
Слово «доля» переведено как «баш язысы», поскольку в языковой картине мира крымских татар этому русскому понятию соответствует именно такое сочетание из двух слов.
Переводчик стремится сохранить пушкинский стилевой контраст при интерпретации образов Марии и Заремы. О Марии русский поэт писал:
Все в ней пленяло: тихий нрав,
41
ЭМИРСУИНОВА Н. К, УМЕРОВА Л. Р.
Движенья стройные, живые И очи томно-голубые [3, 135-136].
Сочетание эпитетов в портрете Марии крымскотатарский поэт переводит почти дословно. Но иногда он не находит в традиционном крымскотатарском поэтическом словаре эквивалент для перевода сложного психологического эпитета: «томно-голубые,» он переводит как «тонукъ мавы» (неярко-или тускло-голубые). При этом теряется романтическая выразительность пушкинского образа, остаётся только описание цвета глаз, но не передаётся настроение героини. Э. Шемьи-заде тем не менее на своём языке последовательно воссоздал образ пушкинской Марии, сохранив поэтический ореол идеальной чистоты и совершенства, но опустил некоторые определения, характерные для пушкинской романтической стилистики: «волшебная арфа» стала просто «арфой», а сочетание «движенья стройные, живые» осталось без эпитетов.
Автор ИТ писал о Зареме - сопернице юной Марии, в духе подчёркнутой романтической экспрессии. В «Татарской песне», исполненной обитательницами гарема, где впервые упоминается прекрасная грузинка, этот стиль поддержан не только семантикой высоких слов, но и прямым обращением к героине. Образ Заремы полностью сливается с миром гарема. Это слияние помогает русскому поэту передать атмосферу гаремной жизни, где всегда есть лучшая или красивейшая. ИТ: «Но тот блаженней, о Зарема, Кто мир и негувозлюбя, Как розу в тишине гарема Лелеет, милая, тебя» [3, 134]. КТ: «Алайындан бахытлыдыр, эй Зарема, Омюрини зевкъ-сефагъа берген адам. Аремлернинъ тынчлыгъында сени гульдай Эсиргелеп, севип, охшапджурген адам» [4, 16].
Переводчик не находит в родном языке слов таких же высоких, которые смогли бы передать нюансы романтических значений. Слово «бахытлы» - лишь приблизительно передаёт значение слова «блаженный», а слова «зевкъ-сефа» (удовольствие-наслаждение), хотя и очень близки по значению, но не являются точным переводом слова «нега» в пушкинском значении, да и «севип»(любя) не означает «лелеять».
Сопоставив описание внешности Заремы в ИТ и КТ, можно заметить, что выражение: «Поникла юной головою...» у Э. Шемьи-заде переводится развёрнутым словосочетанием: «Бойнын буккен тик башыны тёбен алгъан» (согнулась всем телом, склонила голову). Определение «юной» переводчик опустил. Для него здесь важен не возраст, а выражение горя в позе героини, и он стремится максимально заразить своего читателя этим настроением.
Большим, чем у А.Пушкина, драматизмом исполнен и перевод таких строчек,
как:
«Ни, чтоничто не мило ей, Заремуразлюбил Гирей» [3, 134].
КТ:
«Юрегини дертлер саргъан, ёкъ дерманы:
42
