CC BY
42
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2016, № 6, с. 226-233
УДК 82-1
ОБРАЗ ЖАННЫ Д'АРК В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ КАРОЛИНЫ ПАВЛОВОЙ
© 2016 г. М.В. Цветкова
Высшая школа экономики, Н. Новгород
Поступила в редакцию 01.08.2016
Рассматривается рецепция образа Жанны Д'Арк русским поэтом XIX в. Каролиной Павловой. Выясняется, каким образом фигура Орлеанской девы попала в поле зрения автора, что послужило «встречным течением» для обращения к судьбе французской героини в стихотворении «Jeanne d'Arc», написанном Павловой на французском языке; выявляются мотивы, с которыми связана трактовка этого образа. На основе тщательного анализа текста стихотворения в контексте творческого наследия Павловой в целом делается вывод, что трагическая история Жанны Д' Арк в художественном мире К. Павловой становится одной из метафор судьбы женщины-поэта, поскольку мотивы, сопровождающие раскрытие названной темы, практически полностью совпадают с мотивами, характерными для трактовки образа Жанны Д'Арк.
Ключевые слова: Жанна Д'Арк, Орлеанская дева, Каролина Павлова, мотив, русская поэзия Х1Х в., русские поэтессы Х1Х в.
Исследователи часто отмечают в лирике К. Павловой прозаические тенденции (Шумилина [1, с. 158]; Громов [2, с. 14, 25]). Тенденции эти реализуются различными способами. Так, у Павловой можно обнаружить целый ряд стихотворений, где «прозаизация» происходит за счет того, что в них появляется герой, заведомо далекий от автора биографического (термин Б.О. Кормана [3, с. 126]) по происхождению (пилигрим, см.: стихотворение «Когда один среди степи Сирийской»), роду занятий (рудокоп, см.: «Рудокоп»), полу (монах, см.: «Монах») и т.п. Иногда в качестве героя стихотворения выбирается исторический персонаж, судьбу и психологическое состояние которого автор исследует. Несмотря на небольшой объем, такие стихотворения имеют отчетливо выраженный поэмный потенциал, т.к. обладают, помимо героя, о котором говорится в третьем лице, фабулой и сюжетом (пусть и лирически освоенными). В то же время К. Павлову как лирика интересует не столько история персонажей, сколько родство их внутреннего мира со своим собственным. Будучи объектом описания, такой персонаж оказывается одновременно выразителем субъективных переживаний самого поэта.
П. Громов предлагает называть такого рода стихотворения Павловой «рассказом в стихах» [2, с. 25], определяя его как «особое видоизменение лирики, необходимое для наиболее точного выражения своеобразного содержания» [2, с. 25]. «Это - не лирика в точном смысле слова, -продолжает он, - больше всего потому, что в каждом из этих стихотворений есть свой осо-
бый герой со своим особым жизненным сюжетом. Среди стихотворных жанров они как будто бы близки к балладе. Но это и не баллада, так как ни сюжет, ни характерные особенности судьбы героя не представляют главного предмета повествования, главного интереса для читателя. Все эти вещи слишком лиричны для баллады. Дело тут не просто в особом герое с особой судьбой, но еще и в лирической напряженности психологии этого героя, в проникновении лиризма в самый сюжет. И герой, и сюжет несут тему, которая обычно развивается в жанре лирического стихотворения [2, с. 25]».
Именно к такому типу произведения можно отнести стихотворение «Жанна Д'Арк». Каролина Павлова попала под очарование этого исторического образа, работая над переводом на французский язык одноименной трагедии Шиллера1 . Стихотворение, посвященное Орлеанской деве и написанное Павловой на французском языке, по свидетельству ее самой, явилось следствием работы над этим переводом [4, с. 596]. Какой же предстает легендарная французская героиня в трактовке русского поэта?
Образ Жанны Д'Арк преподносится в стихотворении, прежде всего, как образ жертвы (само слово «жертва» («victim, hostie»2) возникает в тексте четырежды, на этот же образ работают характеристики «добыча палачей3» («en proie à ses bourreaux») и «бледная мученица» («pâle martyre»), а также фраза «О, ты прекрасно знала, покидая свой дом, что тебе придется принести себя в жертву твоему Богу целиком» («Oh! tu le savais bien, en quittant la chaumière, Qu'il
fallait à ton dieu t'immoler toute entière»). Причем ясно, что жертва эта священная: ее благословил сам Господь. О Жанне сказано: «Дух Всевышнего снизошел на (буквально: наполнил) свою жертву» («Le souffle du très-haut a rempli sa vic-tim»).
Уже в первых строчках героиня представлена как «простодушная пастушка» («bergère ingénue»). Такое именование в контексте истории судьбы Орлеанской девы рождает неизбежные ассоциации с агнцем, ведомым на заклание, которые поддерживаются дважды повторенной характеристикой «невинный» («chaste»). Акцент на невинности героини призван дать еще одно измерение ее образу, устанавливая параллели с Пресвятой Девой. Павлова выбирает для характеристики Жанны Д'Арк такие знаковые слова, как «la sainte et la pure», создавая тем самым вокруг героини ореол чистоты и святости, который поддерживается на протяжении всего текста: Бог, «чтобы явить себя, нуждался в ее посредничестве» («pour se signaler voulut son entremise»), «окружил ее лоб пламенным ореолом» («ceindra ton front d'ardentes aureoles»), «бережет» («reserve») ее, «взывает» («réclame») к ней, ее душа «пела ему вечный гимн, как пылающий архангел» («ton âme chantait , comme un ardent archange, / Un cantique éternel»), дело, которому она служит, названо «неземным» («Déjà l'heure a sonné pour l'oeuvre sur humaine»).
В целом обращает на себя внимание частотность образов, связанных с небесами («le ciel», «l'invisible», «l'Esprit», «éternel», «sur humaine» и т. п.), которые противопоставлены образам земного («la terre»), человеческого («humain»). «Глухие звуки внутренних голосов» («le cri sourd des voix intérieures») являются в стихотворении манифестацией божественной силы, избравшей Жанну для осуществления своей воли. Так возникает мотив пророческого дара, полученного свыше. Жанна обретает способность слышать голоса, которые приказывают: «все позабудь, покинь» («laisse tout, quitte tout»). Потому ей - избранной - приходится «отречься от всей радости и всей любви человеческой» («Ignorer toute joie et tout amour humain»), потому ей «на земле приюта не найдется» («pour toi sur la terre il n'était point d'asile»), потому толпа отвергнет и предаст ее: «Все отвернутся от той, чья судьба предопределена» («tous s'écarteront de la Prédestinée»). Отсюда - мотив трагического одиночества, отверженности, отчетливо звучащий в трактовке сюжета о Жанне Д'Арк у К. Павловой.
В связи с избранничеством героини (слова, обозначающие ее «избранность» («Élus», «Pré-
destinée» - с заглавной буквы), повторяются в стихотворении трижды) возникает образ тайного союза с небесными силами. Описание общения Орлеанской Девы с данным ей видением удивительным образом напоминает историю Богоматери:
<.. .> Et seule avec l'Esprit. Elle doit écouter, dans cette longue veille, Son implacable voix qui lui par le à l'oreille; Elle doit revenir demain, comme aujourd'hui, Subir en frissonnant son approche fatale, Durant toute la nuit rester , muette4 et pâle, Face à face avec lui. Elle doit accepter le pacte formidable ,. Ne pas oser fléchir sous le poids qui l'accable, Ignorer toute joie et tout amour humai <.. > В переводе Вс. Рождественского интересующие нас переклички чуть менее развернуты: <...> узнать
Встревоженной душой бесплотное виденье, Чтоб напролет всю ночь в безмолвии,
в смущеньи
Быть с ним наедине опять. Она должна принять союз, ее страшащий, Не гнуться никогда под тяжестью лежащей, Отречься от любви, от радости земной <. > [4, c. 536]
Прочие характеристики Жанны Д'Арк («крестьянка юная» / «la jeune paysanne», «нежное творенье» / «ôfrê le créature», «слабое дитя» / «faible enfant») призваны создать образ простой, юной и слабой женщины, которой приходится взяться за совсем неженское дело: «Так, отдыха не зная, / Девической рукой жестокий меч сжимая, / Свершит она всё то, что рок судил5» [4, c. 538] («sans relâche et sans trêve, / Dans sa débile main l'inévitable glaive, / Elle va poursuivant son chemin jusqu'au bout»). Отсюда мотив тяжести, лежащей на хрупких девических плечах, под которой она не имеет права согнуться («Не гнуться никогда под тяжестью лежащей6» [4, c. 536] / «Ne pas oser fléchir sous le poids qui l'accable»). Мотив этот в какой-то момент трансформируется в мотивы крестного пути («погибнешь под крестом избранных» / «tu succomberais sous la croix des Élus») и крестной муки, которые усиливают образ Жанны-агнца, священной жертвы:
Вставай, последний путь к мучению
свершая,
О дева чистая, народа вождь, святая, Всходи на страшный свой костер7! [4, c. 539] Lève-toi! va subir ta dernièr etorture! Toi, la libératrice et la sainte et la pure, Marche au bûcher ardent!
Мотивы крестного пути и крестной муки сплетены в стихотворении с мотивом избранни-
чества, которое прямо названо: «избранья крест» («la croix des Élus»). О нем говорится как о неумолимом роке, как о «назначении» жертвой свыше, которому невозможно противиться, поскольку невозможно умолить Господа, чтобы тебя миновала «чаша сия» (образ чаши знаковым образом возникает в заключительной строфе: «Что ж, бедная, спеши из чаши зла напиться, / Пусть долг ужасный твой сегодня завершится8!» [4, c. 539] («Eh bien, pâle martyre, achève ton calice! / Que l 'épreuve terrible aujourd'hui s'accomplisse!»). Подобно Христу, Жанна изображается покорной, подчиняющейся приказу божественного голоса «без возраже-нья» («sans murmure»), преданно ждет» («Dévouée, elle attend»), хотя и испытывает ужас перед нечеловеческими муками, на которые обрекает ее избранничество. Слова с семантикой страха («formidable», «terrible», «redoubtable», «l'effroi», «la profonde horreur») обладают в стихотворении повышенной частотностью. Следование голосу Всевышнего, к каким бы страшным последствиям это ни привело, воспринимается героиней Павловой как миссия, как путь, которым она следует до конца.
Интересным образом поворачивается в стихотворении мотив предательства, также связывающий образ Жанны Д'Арк с образом Христа. Жанну предают не только люди (толпа), не только король, которого она венчала на царство, но, похоже, и сам Господь, отчего участь ее становится особенно горькой:
Son destin s'accomplit impitoyablement. Dieu pour se signaler voulut son entremise: Aujourd'hui l'oeuvre est faite, il permet que l'on
brise
L'inutile instrument. Безжалостно ее судьба довершена: Бог в облике ее явил свои веленья. Но дело сделано, и вот без сожаленья Разбита навсегда она9 [4, c. 538]. В оригинале обращает на себя внимание слово «инструмент» («l'instrument»), которое подчеркивает неагентивность Жанны Д'Арк. Она - лишь исполнитель воли Господа, чья собственная воля полностью подчинена этому предназначению («страшный инструмент божественного мщения» / «redoutable instrument des vengeances divines»). Когда же миссия выполнена, инструмент оказывается бесполезным, и от него - за ненадобностью - избавляются.
Еще одним ключевым мотивом в трактовке образа Жанны Д'Арк у К. Павловой становится мотив огня. Значимость этого мотива подчеркнута обилием слов, так или иначе с горением связанных: от трагического финала, когда героиня восходит на «пылающий костер» («bûcher
ardent»), до косвенных метафорических анти-ципаций этого финала, где Жанна показана юной девой, когда ее «душа пела как пылающий архангел» («Où ton âme chantait, comme un ardent archange»), или когда она изображается в бою «среди огня и крови» («Parmi les feux, le sang»), или когда о даре героини говорится: «Бог окружил твой лоб пылающим ореолом» («dieu ceindra ton front d'ardentes auréoles»), а глаза пророчествующей Жанны Д'Арк описываются как «пылающие» неведомым («brilleront d'une flamme inconnue»). Мотив внутреннего горения, как и мотив обреченности крестной муке, преподносится в стихотворении как результат избранничества.
Таким образом, пристальное внимание к мо-тивной структуре, лексическому строю стихотворения К. Павловой позволило выявить, что ключевыми в ее трактовке образа Орлеанской Девы становятся мотивы избранничества, которое заставляет героиню отказаться от мирских радостей, и божественного дара, трактуемого как состояние горения, который в случае с Жанной Д'Арк доведен до своего логического финала: она физически сгорает в этом огне.
Перечисленные мотивы сплетены с мотивом святости и соподчиненными ему мотивами тайного союза с небесными силами и искупительной жертвы; мотивом неминуемости чаши, предначертанной свыше, покорности судьбе и одновременно ужаса перед неизбежным, а также мотивом крестного пути и крестной муки, прохождение с честью через которые преподносится как миссия (параллели с образом Пресвятой Девы и Христа). Мотив дара, полученного благодаря союзу с тайными силами, задает также мотивы отверженности и одиночества героини, мотив предательства (поддержанный параллелью с образом Христа), а также мотив неженского тяжелого дела, на которое небесные силы толкают героиню и которое была бы невыполнимо, не будь эти силы ей оплотом.
Следующим закономерным вопросом нашего исследования является вопрос о том, что привлекло Каролину Павлову в образе французской крестьянки, обретшей способность слышать голоса, возглавившей французское войско в борьбе против англичан и закончившей свою жизнь на костре? Иными словами, каково было «встречное течение» (термин А.Н. Веселовско-го [5, c. 115]) для рецепции образа Жанны Д'Арк в жизни и творчестве автора? Детальный анализ стихотворения показывает, что этот образ, вписавшись в художественное пространство поэтического мира Павловой, приобрел метафорическое звучание, сделавшись одним из вариантов реализации центрального лейтмотива
творчества поэта - трагической судьбы женщи-
10
ны-творца .
Одна из стихотворных вставок очерка К. Павловой «Двойная жизнь» ярко обрисовывает переживания женщины, чей внутренний мир намного богаче того, что может предложить ей действительность:
Оставь меня, о строгий гений! Ты всё печальней и мрачней; Боюсь твоих я откровений, Любви безжалостной твоей. Пускай к вседневной, пошлой доле Свою я душу приучу: Я не хочу предвидеть боле, Я боле ведать не хочу! Зачем напрасно рвешь от мира Немую узницу его И без земного жить кумира Земное учишь существо? [4, с. 287] Хотя речь в очерке не идет напрямую о чувствах поэта, автор явно проецирует ее судьбу на себя. Именно более тонкая организация души, чем у обычных людей, которая, собственно, и является в понимании Павловой основой творческого дара, делает творца изгоем среди людей, а женщину, в условиях патриархального XIX века, вдвойне11. Неудивительно, что Жанна Д'Арк, которой, благодаря полученному ей пророческому дару, удавалось вести за собой целые армии во времена, когда женщина имела гораздо меньше прав и возможности быть услышанной, становится для К. Павловой символом архетипической судьбы женщины-творца.
В полном соответствии с легендой об Орлеанской Деве, Павлова связывает ее славную и одновременно трагическую судьбу с пророческим даром. Мотив яснослышания и ясновидения возникает у Павловой и в связи с образом поэта, о котором она пишет в стихотворении Stances («Стансы», тоже написанном на французском языке и входящем с «Жанной Д'Арк» в единый цикл из 8 французских стихов), что его «душа полна небесной тайной12» [4, с. 535] («dans son âme habite un doux mystère» [4, c. 499]), «в сердце голос неземной поет» [4, c. 535] («une voix résonne dans son coeur [4, c. 499]»), а «виденье дух его тревожит» [4, c. 535] («une image à ses yeux vient paraître» [4, c. 499]).
Показательно, что дар Жанны трактуется совершенно в тех же категориях, что и дар поэтический, сопровождаясь мотивом ночи как времени поэтов и пророков, когда их чувства особенно обострены, а также мотивом одиноче-ства13 как обязательного спутника творческого состояния (см., например, стихотворение «Стансы»: «Когда один в ночи поэт мечтает
<...> / Когда один, дорогою случайной, / Он от насмешек ваших в даль идет» [4, с. 535] Seul dans la nuit quand rêve le poète, <...> / Suivant , pensif , un sentier solitaire, / Quand il a fui loin du monde moqueur [4, c. 499],). Эти мотивы неизменно возникают у Павловой при размышлениях о судьбе поэта вообще и женщины-поэта в особенности.
Мотив избранничества, обозначенный выше в связи с трактовкой Жанны Д'Арк как один из центральных, в соответствии с которым героиня отворачивается «от мира сего», становится глухой ко всему, кроме небесного зова, характерен и для трактовки образа творца в творчестве Павловой14. Особенно ярко он представлен в стихотворении «Рудокоп». Судьба героя, зачарованного зовом земных недр настолько, что он предпочел оставить радости подлунного мира и навсегда остался в шахте, под землей, вполне может быть интерпретирована как метафора роковой власти дара над творцом, а также творчества как каторжного труда, на который поэт обрекает себя добровольно и от которого, несмотря на всю связанную с ним запредельную муку, не в силах отказаться.
Правда, ситуация в этом стихотворении перевернута: антитеза здесь не «земное и небесное», а «земное и подземное». Тем не менее сюжет, отсылающий нас к традиции немецкого
15
романтизма , прекрасно вписывается в художественное видение Павловой, для которой источник дара всегда «внеземного» происхождения, в то время как земное, человеческое противопоставлено наделенному даром избраннику.
Именно в углубленном ощущении «двойствен-
16
ности жизни» , в присутствии в ней эмпирического и идеального начал, «внешних узоров дней» и «сокровенной содержательности духа» [6, с. 21, 151] видит Айхенвальд эстетическое своеобразие поэзии Павловой.
Сравним отрывок из стихотворения «Жанна Д'Арк» в переводе Вс. Рождественского: <.. > она идет из дома, Из шумного села, где песнь подруг слышна, Туда, где старый дуб свои раскинул руки, И, опустив чело, забыв земные звуки, Внимает божеству одна» [4, с. 536] -с эпизодом стихотворной вставки из очерка «Двойная жизнь»:
Но божества душа коснулась, Но тайны в ней нашли язык, Но бесконечность распахнулась, И взгляд в нездешнее проник. <...>
На миг трепещущие души В священных силах закали; Да видит взор, да слышат уши,
И смолкнут ропоты земли! » [4, с. 296] Ощущение двойственности жизни обусловливает еще один характерный мотив, связанный в творчестве Павловой с образом поэта и проявивший себя со всей очевидностью в трактовке образа Жанны Д'Арк, - это мотив роковой отверженности божественного избранника, чья одержимость непонятными обычным людям силами, страшит их:
«Ведь отвернутся все от избранной судьбою, Затем что ужасом и тайной ты полна»17» [4, с. 537],- сказано о Жанне.
«Несешься ты в житейской мгле, Знакомая, но всё чужая, Всё недоступная земле [4, с. 295]»,- сказано о героине очерка «Двойная жизнь».
Присутствует в лирике Павловой и мотив предательства, звучащий в связи с образом Жанны Д' Арк. Примером может служить стихотворение «Дрезден»:
О господи! Услышь молитву эту Тяжелую, из сердца глубины: Не дай опять поверить мне привету, Не дай опять мне те же видеть сны; Не дай забыть безумному поэту Мучительных уроков старины! [4, с. 218]. Ощущением двойственности жизни продиктован и мотив противопоставления избранного судьбой толпе, которая представлена как бесчувственная, враждебная, неспособная понять высоких устремлений пророка / поэта. «Не преклонения тебе так жаль слепого / Бесчувственной толпы, которая готова / Тебя же тотчас рас-терзать»18, - говорится о Жанне Д'Арк» [4, с. 538]. В других стихотворениях Павловой возникают похожие образы:
В толпе взыскательно холодной Стоишь ты, как в чужом краю [4, с. 124] («К***») или:
Всё объясню: пишу не для потомства, Не для толпы, а так, для никого [4, с. 148]. («Laterna Mag^a»)
Мотивы дара как предопределения свыше, как тяжкого бремени, от которого невозможно отказаться, обнаруженные в трактовке образа Орлеанской Девы, часто сопровождают размышления лирической героини Павловой о судьбе творца. См., например, стихотворение Laterna Magka:
Знать, суждено иным уж свыше это, И писано им, видно, на роду, Предать свои бесценнейшие лета Ненужному и глупому труду; Носить в душе безумный жар поэта Себе самим и прочим на беду [4, с. 148].
Мотив избранности и осененности даром как крестного пути также актуализируется в творчестве Павловой в связи с описанием жизни творца, хотя и не столь эксплицитно, как в связи с историей Жанны Д'Арк:
И не найдя ни в чем себе отрады Среди полей бесплодных и пустых, Остановясь, просила я пощады И падала под грузом дней моих. В бессилии своем я понимала, Что на меня закон бессмертный лег, Что тень вокруг еще темнее стала И что земля уходит из-под ног [4, с. 534535].
(«Твердила я»)
Эти размышления созвучны горьким раздумьям стихотворной вставки из очерка «Двойная жизнь», что позволяет экстраполировать судьбу творца на судьбу мыслящей женщины в целом: И у конца томительной дороги Спроси, к чему так много тяжких дней, Зачем творца веления так строги И немочных зачем удел трудней [4, с. 260]! Прохождение этого пути, принятие крестной муки расценивается К. Павловой как святой долг. Стихотворение «Когда один, среди степи Сирийской...», развивающее метафорический образ пилигрима, потерявшего последние силы на роковом пути, Павлова завершает такими словами: «Будь тверд твой дух, честна твоя работа, / Свершай свой долг, и - бог тебя крепи» [4, с. 157]!» Ему вторят строки стихотворения «Не пора!»:
Нет, не пора! Хоть тяжко бремя, И степь глуха, и труден путь, И хочется прилечь на время, Угомониться и заснуть. Нет! Как бы туча ни гремела, Как ни томила бы жара, Еще есть долг, еще есть дело -Остановиться не пора [4, с. 197]. Мотив жертвы, трагичности (в классическом понимании этого слова, когда над героем довлеет рок, который он не в силах предотвратить) судьбы Жанны Д'Арк, заставляет вспомнить отношение лирической героини Павловой к собственной судьбе:
О былом, о погибшем, о старом Мысль немая душе тяжела; Много в жизни я встретила зла, Много чувств я истратила даром, Много жертв невпопад принесла [4, с. 170]. («О былом, о погибшем, о старом») В приведенном отрывке обращает на себя внимание слово «немая». В стихотворении «Жанна Д' Арк» героиня перед казнью именуется «la уюйше muette». Мотив немоты в целом
занимает значительное место в художественном мире К.Павловой: Н. В. Шумилина обнаруживает у нее целую группу стихотворений о «немых поэтах» [1, с. 142-144]. Данный мотив можно считать составной частью трактовки темы, выделенной Святополком-Мирским как центральной в творчестве Павловой и обозначенной им как «мужество скрытого страдания» [7, с. 195-196].
Интересно, что с судьбой Жанны Д'Арк К. Павлова не связывает никаких позитивных ассоциаций. Отношение же к творческому дару в ее художественном мире амбивалентно: он одновременно и проклятие, и благословение («роковой благодатью» назван поэтический дар в стихотворении «Ты, уцелевший в сердце нищем» [4, с. 154], в стихотворении «Была ты с нами неразлучна» он представлен в виде оксюморона как «Горьких мук благословенье, // Жертв высоких благодать» [4, с. 154]).
Способность к творчеству, поскольку она
18
замешана на чувствах, на страстях , нередко связывается в художественном мире Павловой с образом огня, с мотивом горения, который был обнаружен и в ее трактовке образа Орлеанской девы. Примеры использования «огненных» образов в творчестве Каролины Павловой множественны («пыл души» [4, с. 259] («Две жизни»); «безумный жар поэта»» (Ьа1егпа Ма§юа: [4, с. 148]). «непокорный, жаркий ум» («А.В. Плетневой» [4, с. 541]), «В огне страданий и волнений / Перегорит душа твоя.» («Была ты с нами неразлучна» [4, с. 105]) и т.п.).
Звучит в творчестве Павловой в связи с образом женщины-поэта и мотив творчества как тяжелого, неженского занятия. Не случайно о занятии поэзией говорится как о ремесле (стихотворение «Ты, уцелевший в сердце нищем»), то есть теми же словами, что о занятии рудокопа из одноименного стихотворения, о котором говорилось выше. Кроме того, поэзия часто обозначается словами «труд» и «дело»: «скромный труд» (стих. «Мы современницы, графиня» [4, с. 134]), «художника труд» («Ужин Поллиона» [4, с. 193]), «тихий труд, смиренное <...> дело» («Дрезден» [4, с. 218]).
Показательным является стихотворение «Твердила я», где переплетаются многие мотивы и образы, отмеченные прежде в связи с трактовкой образа Жанны Д'Арк. Только здесь Павлова размышляет о собственной судьбе: Есть среди нас и агнцы для закланья, Которых шлет господь на землю к нам, Чтоб доказать порочному сознанью, Что к лучшим человек идет мирам. <...>
Им должно жить, и будет век их прожит,
Хоть радости в нем вовсе не видать, Но лучше, чем счастливому, быть может, Понятна им молитвы благодать. Они, в покорности, духовным взором Уходят ввысь, лишь верою дыша, И боль для них — чистилище, в котором Для неба омывается душа. Так шла и я кремнистою дорогой, Судьбы своей суровой не кляня, Не отступив пред будущностью строгой, Прозрев душой все обольщенья дня. Я видела, как радость ликовала, Как нежных слов вставал веселый хор, Но, проходя, глаза я отвращала, Заткнувши уши, опускала взор. И не найдя ни в чем себе отрады Среди полей бесплодных и пустых, Остановясь, просила я пощады И падала под грузом дней моих. [4, с. 534] («Твердила я»)
Отмеченные в связи с образом Жанны Д'Арк ключевые мотивы: избранничества, пророческого дара как проклятия, крестного пути и крестной муки, священной жертвы, покорности судьбе, слышания голосов и ясновидения как проявления дара, обреченности из-за этого дара на несчастье, противопоставления толпе, горения - являются ключевыми для всего художественного мира Павловой, и именно они неизменно маркируют тему поэта, и творчества в частности, и судьбы творческой женщины в патриархально настроенном Х1Х в. Таким образом, можно заключить, что К. Павлову в образе Жанны Д'Арк привлекла созвучность судьбы французской героини с судьбой поэта-женщины, которая в художественном мире Павловой трактуется как подвиг.
Примечания
1. О восхищении, возникшем у нее по отношению к героине трагедии, Павлова писала в письме к А.И. Тургеневу [4, с. 595].
2. Здесь и далее стихотворение Jeanne d'Arc цитируется по Полному собранию стихотворений Каролины Павловой [1, с. 500-503].
3. Здесь и далее, когда точность перевода важнее художественного впечатления, перевод автора статьи. Прочие случаи оговорены особо.
4. Слова «немой», «безглагольный» - знаковые для творчества Павловой. На эту знаковость указывает, в частности, Шумилина Н.В., связывая эти слова с мотивом «непонятости поэта», «отчужденности его от социума» [1, с 142]. Д. Грин связывает мотивы немоты и безглагольности напрямую с положением поэта-женщины в Х1Х в. [8, с. 103].
5. Перевод Вс. Рождественского.
6. Перевод Вс. Рождественского.
7. Перевод Вс. Рождественского.
8. Перевод Вс. Рождественского.
9. Перевод Вс. Рождественского.
10. С.Б. Рассадин в предисловии к сборнику стихов Каролины Павловы, сравнивая ее с М. Цветаевой, очень точно указывает, что Павловой был свойственен тот же «нескончаемый вопль одиночества, порожденный эпохой и обстоятельствами» [9, с. 19].
11. Шумилина Н.В. В диссертации, посвященной сравнительному изучению творчества Е.П. Ростопчиной и К. К. Павловой, проанализировав мнение литературоведов [10; 11] об отношении к женскому творчеству, приходит к выводу, что во второй половине XIX в. «преобладало представление о литературе как преимущественно мужском занятии» [1, с. 24].
12. Перевод Вс. Рождественского.
13. «...узнать / Встревоженной душой бесплотное виденье, / Чтоб напролет всю ночь (выделено мной. - М.Ц.) в безмолвии, в смущеньи / Быть с ним наедине (выделено мной. - М.Ц.) опять». Перевод Вс. Рождественского [1, с. 535].
14. Изусина Е.В. обозначает его как «мотив самоотречения во имя служения искусству» [12, с. 13].
15. Подробнее об этом см.: Шумилина Н.В. [1, с. 149, 152].
16. В этом смысле говорящим оказывается название очерка Павловой «Двойная жизнь».
17. Перевод Вс. Рождественского.
18. Перевод Вс. Рождественского.
19. Метафорическая сила страстей положена Павловой в основу сюжета стихотворения «Блещет дол оледенелый», где повествуется о том, как огонь в печке зачаровал ребенка своей стихийной красотой и мощью и добился того, что тот устроил ему «мост» из дров на волю, в результате чего и дом, и сам ребенок погибли в огне.
References
Список литературы
1. Шумилина Н.В. Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве Е. П. Ростопчиной и К. К. Павловой: Дис. ... канд. филол. наук. Томск, 2014. 224 с.
2. Громов П. Каролина Павлова // Каролина Павлова. Полное собрание стихотворений; вступ. ст. П. П. Громова, подгот. текста и коммент. Н.М. Гайденкова. М.-Л., 1964. С. 5-72.
3. Корман Б.О. Избранные труды по истории и теории литературы. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1992. 236 с.
4. Павлова К. Полное собрание стихотворений; вступ. статья П.П. Громова, подгот. текста и ком-мент. Н.М. Гайденкова . М.-Л., 1964. 622 с.
5. Вселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. 405 с.
6. Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей: В 2 т. М.: Терра: Республика, 1998. Т. 1. 287 с.
7. Святополк-Мирский Д. П. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года / Пер. с англ. Р. Зерновой. London, 1992. С. 195-196.
8. Greene D. Gender and Genre in Karolina Pavlova's «A Double Life» / Essays on Karolina Pavlova. Evanston, 2001. P. 99-118.
9. Рассадин Б. Каролина Павлова // Павлова К.К. Стихотворения. М., 2001. С. 5-20.
10. Kelly C. A History of Russian Women's Writing 1820-1992. Oxford, 1994. С. 24-25.
11. Greene D. Nineteenth-Century Women Poets: Reception vs. Self-Definition, in: Women Writers
in Russian Literature / Ed. by Toby W. Clyman & Diana Greene, Westport et al. Praeger, 1994. Р. 95-109.
12. Изусина Е. В. Лирическая героиня в русской лирике XIX века: На материале творчества А. П. Буниной, К. К. Павловой, М. А. Лохвицкой: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Орел, 2005. 21 с.
4. Pavlova K. Polnoe sobranie stihotvorenij; vstup.
JEANNE D'ARC IN THE POETIC WORLD OF KAROLINA PAVLOVA
M. V. Tsvetkova
The artide forases on the reception of Jeanne d'Arc by Karolina Pavlova, a Russian poet of the 19th century. It investigates how the author became interested in the figure of Jeanne d'Arc, what was the source for this interest in the views of Pavlova and how the image of the Fre^h medieval heroine is treated in the poem «Jeanne d'Arc» written by Pavlova in Fre^h. Close reading of the poem allows us to identify and desoibe the motifs whrch a^ompany the image of the Maid of Orleans. Based on the TOn^ast^ analysis of these motifs with the key motifs related to the theme of ^eat^y in the work of Pavlova, the гопс1шюп is made that they are nearly identrcal, whkh means that the trag^ story of Jeanne d'Arc wuld be seen as a metaphor for the destiny of a woman poet.
Ключевые слова: Jeanne d'Arc, Maid of Orleans, Karolina Pavlova, motif, Russian poetry of the 19th century, Russian women poets of the 19th century.
1. Shumilina N.V. Vzaimodejstvie poehzii i prozy v tvorchestve E.P. Rostopchinoj i K.K. Pavlovoj: Dis. ... kand. filol. nauk. Tomsk, 2014. 224 s.
2. Gromov P. Karolina Pavlova // Karolina Pavlova. Polnoe sobranie stihotvorenij; vstup. st. P.P. Gromova, podgot. teksta i komment. N.M. Gajdenkova. M.-L., 1964. S. 5-72.
3. Korman B.O. Izbrannye trudy po istorii i teorii lit-eratury. Izhevsk: Izd-vo Udm. un-ta, 1992. 236 s.
stat'ya P.P. Gromova, podgot. teksta i komment. N.M. Gajdenkova . M.-L., 1964. 622 c.
5. Vselovskij A.N. Istoricheskaya poehtika. M.: Vysshaya shkola, 1989. 405 s.
6. Ajhenval'd Yu.I. Siluehty russkih pisatelej: V 2 t. M.: Terra: Respublika, 1998. T. 1. 287 s.
7. Svyatopolk-Mirskij D.P. Istoriya russkoj literatury s drevnejshih vremen do 1925 goda / Per. s angl. R. Zernovoj. London, 1992. S. 195-196.
8. Greene D. Gender and Genre in Karolina Pavlova's «A Double Life» / Essays on Karolina Pavlova. Evanston, 2001. P. 99-118.
9. Rassadin B. Karolina Pavlova // Pavlova K.K. Sti-hotvoreniya. M., 2001. S. 5-20.
10. Kelly C. A History of Russian Women's Writing 1820-1992. Oxford, 1994. S. 24-25.
11. Greene D. Nineteenth-Century Women Poets:
Critical Reception vs. Self-Definition, in: Women Writers in Russian Literature / Ed. by Toby W. Clyman & Diana Greene, Westport et al. Praeger, 1994. R. 95-109.
12. Izusina E.V. Liricheskaya geroinya v russkoj liri-ke XIX veka: Na materiale tvorchestva A.P. Buninoj, K.K. Pavlovoj, M.A. Lohvickoj: Avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. Orel, 2005. 21 s.
