CC BY
230
С.А. Чугунова (Тверь) Образ времени в различных культурах: обзор
Ознакомление с современными исследованиями, нацеленными на изучение природы концептуализации времени в рамках когнитивной науки, показывает, что на сегодняшний день в этой области сложились две основные точки зрения, демонстрирующие как сходства, так и различия во взглядах на эту проблему. Первая - феноменологическая - точка зрения опирается непосредственно на философии Ф. Брентано, Э. Гуссерля, А. Бергсона. Основоположниками второго подхода - теории концептуальной метафоры - выступили, как известно, лин-гвисты-когнитивисты Дж. Лакофф и М. Джонсон, опубликовавшие в 1980 г. свой знаменитый труд «Метафоры, которыми мы живем» (Metaphors We Live
By).
Приверженцы феноменологической концепции рассматривают время в качестве фундаментального свойства человеческого мышления, базового внутреннего опыта, который так же, как и внешний сен-сомоторный опыт, реально ощущается и предшествует концептуализации, а не следует из нее [Evans 2004]. Как вездесущая основа восприятия, как физиологический механизм, интегрирующий данные о стимуле из разных модальностей в целостный пер-цепт, а также связывающий последовательные пер-цепты в единый континуум процесса восприятия [Pöppel 1994], темпоральный опыт практически не осознается человеком, поскольку субъективная информация о внутренних (телесно-психических) состояниях проникает в концептуальную систему через визуальный, или пространственный, формат мышления, непосредственная же ее связь с концептуальной системой является сравнительно слабой [Jackendoff 1992; 1996]. Представление об опосредованной связи продуктов внутреннего опыта и концептуальной системы, подготавливающей репрезентации к языковому овнешнению, отвечает на вопрос, почему практически в любом языке мира тем-поральность выражается метафорически в терминах трехмерного пространства и движения: за короткое время, в два часа, she finished the exam in two hours, the relationship lasted a long time, in einem Moment, eine Woche lang, àdeux heures, время летит, the time for a decision has arrived, Christmas is approaching. Вместе с тем темпоральность располагает собственными, не нуждающимися в сенсомоторном опыте концептами, о чем свидетельствуют такие неметафорические лексемы, как время, сейчас, длительность, одновременность, будущее и т.д.
Наоборот, сторонники теории концептуальной метафоры, рассматривающие метафору как прежде всего когнитивный механизм, или способ думать об одной области через призму другой [Лебедева, Зубкова 2006], считают время абстрактным концептом, артефактом, выводимым сознанием через срав-
нение наблюдаемых событий внешнего мира, таких, как восход и закат солнца, смена времен года, колебание маятника, перемещение стрелок часов, вращение колеса и т.д. Как результат восприятия действительности время навязано нам извне. Такой подход согласуется с положениями экологической психологии Дж. Гибсона [Gibson 1979], в соответствии с которыми время - иллюзия, если не поддается непосредственному наблюдению.
На уровне концептуальной системы абстрактная идея, понятие, например, время, - это результат вторичной концептуализации, это концептуальная область-цель (target domain), которая «заимствует» посредством механизма концептуальной метафоры структуру области-источника (source domain), в том числе необходимые для языкового овнешнения слова и выражения. Область-источник представляет собой набор семантически связанных конкретных сущностей, признаков, процессов и отношений, сохраняемых в долговременной памяти человека и выражаемых в языке с помощью различных языковых единиц, которые в лингвистике принято группировать в «лексические наборы» или «лексические поля». Конкретность предполагает только то, что концептуальная область-источник является продуктом отображения внешнего сенсомоторного опыта индивида, например, восприятия движущихся объектов. Последователи теории концептуальной метафоры уверяют, что едва ли найдется абстрактное понятие, идея, которую можно выразить, не прибегая к метафоре. Поскольку за абстрактными понятиями не скрывается непосредственный чувственный опыт, мы постигаем их через призму конкретных примеров [Deignan http://creet.open.ac.uk...].
Безусловно, языковая метафора сыграла свою роль в порождении объективного времени вне человека, а также в тенденции подчинить время пространству и еще дальше - «устранить» время как несущественную особенность первоосновы (о взглядах Архимеда и его последователей см.: [Уитроу 2003]). Но также очевидно и то, что если человек субъективно ощущает время как длящееся слишком медленно или слишком быстро, он невольно приходит к ньютоновскому пониманию «правильного» времени с равномерной, неизменной скоростью движения [Evans 2004; Radden 2003]. Фундаментальная наука настаивает, что исследование времени «без изучения физики - безнадежное предприятие», «поскольку существование восприятия времени не имеет отношения к изучению времени как объективного процесса» [Рейхенбах 2003: 32, 21]. Между тем в физике время существует только на уровне математических исчислений Vt, t2, -t, не исключающих даже возможности величины времени, равной нулю или отрицательного времени [Шпенглер 1998].
Несмотря на кардинальное различие во взглядах на вопрос о происхождении времени, сторонники феноменологического подхода и теории концептуальной метафоры единодушны в признании фундаментальной роли тела как основного источника большинства перцептуальных и концептуальных структур. Оба подхода во многом опираются на теорию мышления М. Мерло-Понти, который одним из первых в наше время обратил внимание на первичность корпореального опыта и участие последнего во всех проявлениях умственной активности субъекта, включая пользование языком, хотя, как указывает А.А. Залевская, «реальная роль тела не утрачивалась никогда и ни в каких культурах, она лишь игнорировалась в теоретических описаниях языка» [Залевская 2005: 246].
По мнению Дж. Лакоффа и М. Джонсона, концептуальные метафоры функционируют на базе иконичности, означающей в данном случае, что их создание и использование вовлекают телесно ощущаемое и воспринимаемое сходство между окружающими вещами и событиями (со ссылкой на [Manjali 2002]). Придерживающийся феноменологического подхода В. Эванс [Evans 2004] также говорит о значении механизма эмпирической корреляции для развития новых концептов и более сложных когнитивных моделей. Так, мы часто наблюдаем соответствие между количеством и высотой: чем чего-то больше, тем оно вертикально выше (вода в стакане, апельсины в корзине). Эмпирическая корреляция вызывает концептуальную корреляцию и, в конечном счете, проявляется в языке: The stock prices went up. His test score wasn't as high as he had hoped for. Примером корреляции времени и пространства на языковом уровне может служить вопрос "How long is the journey?", на который можно ответить и в терминах времени, и в терминах пространства. Выражение длительности как длины является здесь результатом корреляции не поддающегося сознательной рефлексии внутреннего темпорального опыта индивида и сен-сомоторного опыта пересечения пространства. В трактовке сторонников теории концептуальной метафоры темпоральные концепты образуются в результате задействованности примитивных образных схем («перцептивных категорий» в терминах Дж. Мандлер [Mandler 1996]), которые создает мышление как отклик на взаимодействие организма с окружающей средой [Manjali 1996, 2002].
Все же, несмотря на различия в вопросах концептуализации, и те, и другие соглашаются с тем, что время - генетически более позднее понятие, чем пространство. По утверждению О. Шпенглера [Шпенглер 1998], для первобытного человека слово время не имело значения, поскольку он не чувствовал в нем необходимости - время было, но он ничего о нем не знал. Временная ось в языке никак не проявляется, «сливаясь» с координатами пространства, при этом разные языки обнаруживают различия в том, как типология пространства преломляется в темпоральной картине мира их носителей.
Время, представляемое в христианском мире как линия, в сознании представителей различных культур отождествляется с разными пространственными координатами. То, что зачастую это горизонтальная ось, обусловлено биологически -человек изначально передвигается вдоль горизонтальной оси вперед к своей цели, и, следовательно, будущее оказывается перед ним: She has a bright future ahead of her. Don't look back, the past was bleak. Тем не менее, в китайском и японском время ассоциируется с вертикальным измерением: Ср. кит. яз. shanyue (= up month) означает 'прошлый месяц'; xiayue (=down month) означает 'следующий месяц'; кит. яз. мандарин shang-ban-tian (=upper-half-day) означает 'утро'; xia-ban-tian (=lower-half-day) означает 'день'; shang-ban-yue (=upper half of the month) означает 'первая половина месяца'; xia-ban-yue (=lower half of the month) означает 'вторая половина месяца'; яп. яз. ima kara sanbyaku-nu sakanoboru, Edo-jidai dearu now Abl. 300-years ascend-back Conj. Edo-era be (=Ascending 300 years from now is the Edo era). Kamakura-jidai kara yonhyaku-nen kudaru to, Kamakuru-era Abl. 400 years descend Conj. Edo-era dearu be (=Descending 400 years from the Kamakura era is the Edo era) [Evans 2004; Moore 2000; Radden 2003; Shinohara & Matsunaka 2004; Yu 1998]. Примеры показывают, что в сознании носителей этих языков более раннее («старшее») событие оказывается в ы ш е более позднего («молодого»). Считается, что в основе такой концептуализации лежит визуальный опыт склонов (slopes). Когда мы находимся на возвышении, сила гравитации заставляет нас двигаться (катиться) вниз. Движение занимает определенный промежуток времени, в котором крайние временные точки находятся в соотношении «выше/раньше - ниже/позже» [Evans 2004; Moore 2000; Shinohara & Matsunaka 2004]. Для японской культуры соположение образов времени и символа горы (холма) является знаковым, так как горы являют собой наглядную презентацию одной из самых полисемантичных ее мифологем. На ее формирование оказали влияние различные факторы, в том числе и религия: достаточно вспомнить изображения Будды, сходящего с гор, как образ внезапно открывающегося будущего [Костинская 2006]. Г. Радден [Radden 2003] связывает вертикальную модель времени в сознании китайцев с культурной значимостью реки Янцзы. Н. Ю [Yu 1998] полагает, что в основе вертикальной концептуализации времени лежит механизм эмпирической корреляции: когда мы ложимся на живот и движемся вперед, наша голова оказывается впереди, как и у большинства других животных, в то же время голова ассоциируется у нас с верхом.
В английском языке также есть примеры, воплощающие модель вертикального времени по типу «выше/раньше - ниже/позже»: ср. англ. им. сущ. descendant ('потомок'), ascendant ('предок' на генеалогическом древе); или These stories have been passed down from generation to generation. This tradition has lasted down to the present day. Однако
по-английски нельзя сказать: This tradition will last down into the future (в кит. яз. xiàyuè (= down month) означает 'следующий (будущий) месяц'), а только This tradition will last into the future. В двух последних примерах реализуется иная пространственная модель, когда наблюдатель (говорящий) оказывается и над прошлым, и над будущим: The new year is coming up. This year went down in family history. Такая концептуализация строится на антропоцентрической картине мира. Вместе с тем, известны выражения, когда будущее помещается н а д потенциальным наблюдателем: That's up in the future [Radden 2003]. Со своей стороны предположим, что такое разнообразие перцептивно-когнитивных схем в темпоральной картине мира носителей английского языка может быть связано с ярко выраженной подвижностью дейктического центра, о чем также свидетельствует семантика многочисленных видо-временных форм в системе английского глагола.
Из приведенных примеров следует, что потенциальный наблюдатель, может располагаться не только на одном уровне с темпоральным событием (имеется в виду горизонтиальная ось), но и выше, и ниже времен, причем как будущего, так и прошлого. Что касается формы временной оси в образах различных лингвокультурных сознаний, то здесь можно выявить только два геометрических рисунка - прямую и окружность [Radden 2003]. В греческой классической традиции, а также в культуре ацтеков время ассоциировалось с кругом и имело циклический характер, так как связывалось с движением небесных светил. Время как прямая линия - это влияние христианской доктрины, унаследованной от иудейских верований. Это путь, у которого есть конечная цель - спасение души. Но и в современном мире есть культуры, для которых время движется по кругу: индуистская, проповедующая реинкарнацию, малагаси (Malagasy) на о. Мадагаскар [Evans 2004]. На основании изучения языкового ассоциативного поведения носителей английского, русского и казахского языков, а именно на основании анализа их реакций на слова-стимулы, входящие в семантическое поле «Время» С.В. Дмитрюк [2001] делает вывод о цикличном восприятии времени в сознании казахов, линейном -в сознании англичан и циклично-линейном - в сознании русских. Однако представление о времени, претерпевающем движение по кругу, имеет место и в английском языке: Christmas has come around again. Guided tours are offered year-round. Our shop is open round the clock. He slept round the day [Radden 2003].
Таким образом, понимание времени не может не быть обусловленным культурой, что также сближает последователей феноменологического подхода и теории концептуальной метафоры, ибо представления человека о времени формировались на основе его практической и познавательной деятельности, которая всегда несла в себе национально-специфические черты, обусловленные историческими, религиозными, природно-географическими,
социально-бытовыми особенностями [Дмитрюк 2001]. Вместе с тем вариативность темпоральной картины, проявляющаяся в одном и том же языке, как в случае с английским, свидетельствует о том, что, с одной стороны, культурный опыт вынужденно «откликается» на опыт общечеловеческий, биологический, опыт восприятия действительности, продуктом отображения которого в равной мере можно считать и время-линию и время-цикл. С другой стороны, редкий народ живет в вакууме, подвергаясь время от времени «культурным нашествиям со стороны».
Метафорическое представление временных событий как внешних объектов приводит к тому, что человек в качестве дейктического центра ассоциирует настоящее с собой и с тем, что рядом, поскольку тело человека - это не просто объект, это центр мира [Manjali 1996, 2002]: ср. выражения в кит. яз. для «present time»: on hand.existing, just at.front, eye.front, eye.below, eye.underneath, eye.face.front, foot.under [Yu 1998]. Прошлое оказывается у него за спиной (That was way back in 1900), а будущее, предвкушаемая цель, локализуется перед его взором (I look forward to seeing you). Однако в ряде языков выявлено обратное положение дейктических времен относительно предполагаемого наблюдателя - с будущим позади и прошлым впереди. Такая необычная для европейца концептуализация времени зафиксирована в языках индейцев аймара (Aymara), проживающих высоко в Андах на севере Чили, западе Боливии и юго-востоке Перу [Miracle & Yapita Moya 1981], тоба (Toba) в Боливии [Klein 1987], а также малагаси (Malagasy) на о. Мадагаскар [Dahl 1995]; есть также данные о концептуализации будущего позади в культуре Древнего Египта [Núñez R. & Sweetser 2006]. Такая концептуализация, как правило, объясняется тем, что прошлое человек видел и знает, а будущее - нет [Evans 2004; Lakoff & Johnson 1999; Radden 2003].
Так, в языке аймара слово nayra означает 'прошлое', а также 'перед' и 'глаз' (nayra timpu для «the past time» = eye time, i.e., the time before my eyes), а слово q'ipa - 'будущее', а также 'зад', 'спина', 'сзади' (q'ipi uru для «tomorrow» = back day, i.e., the day at my back). Выражение nayra mara, которое означает 'прошлый год', дословно переводится как 'год впереди'. Жестикуляция носителей этого языка подтверждает языковые факты. Имея в виду настоящее, представители этого народа указывают на свою грудь. Имея в виду прошлое, они машут рукой вперед, а будущее - назад, через плечо. Если имеется в виду недавнее прошлое, то аймара указывают прямо перед собой, если далекое прошлое, то они машут далеко вперед. Положение цели перед дейктическим центром не играет здесь никакой роли, хотя для большинства этносознаний оно имеет фундаментальное значение [Evans 2004; Kiderra 2006; Radden 2003; Spinney 2005].
Темпоральная картина мира народа малагаси на о. Мадагаскар характеризуется аналогичным расположением времен. Здесь время движется из
будущего, которое говорящий не видел и не знает, т.е. из-за спины, минует говорящего, т.е. настоящее, и уходит в прошлое, т.е. далеко вперед. Прошлое известно и поэтому оказывается перед глазами. Таким образом, наблюдается высокая корреляция между видением и знанием [Dahl 1995; Evans 2004; Radden 2003].
Темпоральная картина народа тоба в Боливии оказывается еще более сложной для европейского сознания, сочетая «прошлое впереди» с идеей циклического времени, движущегося против часовой стрелки. Здесь настоящее также совпадает с наблюдателем, затем время совершает полукруговое движение и оказывается в недалеком прошлом, чтобы, описав еще один полукруг, скрыться из виду в отдаленном прошлом. И отдаленное прошлое, и отдаленное будущее оказываются как бы над затылком говорящего, так как будущее приходит сзади, также совершая круговое движение. Любопытно, что и тоба, и аймара, говоря о будущем, оглядываются через левое плечо. Феномен «левого плеча» был также зафиксирован в неродственном индейском языке тao, на котором разговаривают в Taos Pueblo на севере штата Нью Мексико (США) [Klein 1987; Radden 2003].
Небезынтересно, что и в некоторых других языках отдельные выражения указывают на концептуализацию будущего сзади и прошлого впереди наблюдателя: ср. кит. яз.: ri.qian = day.front для «a few days ago; the other day»; ri.hou = day.back для «in the future; in the days to come». Однако эти примеры противоречат семантике ряда глаголов в китайском языке, буквально означающих ' look forward, look ahead' для будущего и ' turn around, turn back' для прошлого. Для понимания редких случаев «будущего позади» и «прошлого впереди» необходимо учитывать положение темпоральных событий относительно друг друга и наблюдателя [Radden 2003].
Сознание выстраивает темпоральные события в наших представлениях в таком же порядке, в каком отображает для себя реальные предметы в пространстве. Так, предметы, если у них выражена ось «перед-зад», могут быть обращены друг к другу «лицом» или выстраиваться друг за другом. Точно так же наблюдатель и темпоральные события оказываются или в положении «друг за другом» (intandem alignment), или в положении «навстречу друг другу» (mirror-image alignment) [Evans 2004; Radden 2003]. Очевидно, что человек навязывает свою архитектонику внешнему миру. Иными словами, пространственные характеристики стимула определяются в терминах корпореального пространства [Manjali 1996; 2002].
Если еще раз посмотреть на обсуждавшиеся выше концептуальные модели времени в разных языках, но уже в плане обращенности потенциального наблюдателя и времени (темпоральных событий) с точки зрения оси «перед-зад», то нетрудно заметить, что для большинства языков, включая индоевропейские, характерен вариант «навстречу друг другу». События приходят из
будущего в настоящее, в котором ощущает себя индивидум, и уходят в прошлое, исчезая за его спиной. Однако факты из западно-африканского языка Hausa обнаруживают обратную концептуализацию, т.е. более раннее, предшествующее событие выражается в терминах after/behind, а более позднее, последующее событие выражается в терминах before/in front of: Ranar Talata gaba da ranar Littinin (gaba - in front of / before) = Tuesday is in front of / before Monday; Ranar Littinin baya da ranar Talata = Monday is in back of / after Tuesday (baya - in back of/ after). К. Хилл [Hill 1982] объясняет такую странность с точки зрения европейца тем, что для носителя Hausa объекты, лишенные выраженной оси «перед-зад», например, дерево, камень и т.д., включая временные события, как бы следуют друг за другом. При этом более отдаленный от наблюдателя предмет находится (движется), с точки зрения самого же наблюдателя, перед (in front of) более близким предметом, тогда как более близкий предмет находится (движется) позади (in back of) более отдаленного. Отсюда, носитель языка Hausa, имея в виду the day before yesterday, скажет the day behind yesterday. Любопытно, что по-русски мы так и говорим: поза(ди)вчера. Точно так же, the day after tomorrow, совпадающее, кстати, с русским послезавтра, в Hausa должно звучать как the day before tomorrow. В то же время и в языке Hausa встречаются выражения, овнешняющие «зеркальный» (mirror-image alignment) перцептивный паттерн: Dauda zai zo bayan Saratu ta fita = David will come after Sarah leaves (bayan - later than). Ситуацию, подобную этой, К. Хилл назвал «закрытой» (closed) ([Evans 2004; Radden 2003] - со ссылкой на [Hill 1982]).
Примеры позавчера и послезавтра в русском языке заставляют нас предположить, что для данных примеров в сознании носителей русской культуры реализуется еще одна перспектива - «эгоцентрическая». Эта модель предполагает поворот наблюдателя то в сторону будущего, то в сторону прошлого: ср. фр. яз. arrière-petit-fils (great-grandson) = behind-small-son; arrière-petite-fille (great-granddaughter) = behind-small-daughter; arrière petits-enfants (great-grandchildren) = behind-small-children; arrière-grand-père (great-grandfather) = behind-grand-father; arrière-grand-mère (great-grandmother) = behind-grand-mother; arrière-grands-parents (great-grandparents) = behind-grand-parents. Русскоязычные примеры позавчера и послезавтра соотносятся с итальянскими l'altroieri (=the other.yesterday) и domani l'altro (=tomorrow the other), так как altro означает также 'позади'. Любопытно и то, что l'altro anno может означать и 'следующий год' (next year) и 'прошлый год' (last year). Вместе с этим в итальянском языке овнешняется и традиционный тип отношений («навстречу друг другу»): dopodomani (=after.tomorrow), avantieri (=before. yesterday) [Radden 2003].
Специалисты в области когнитивной метафоры в один голос заявляют, что человек пришел к осознанию времени через движение, последо-
вательность сменяющих друг друга событий. Хорошо известно, что от способности воспринимать движущийся объект зависит его выживание. С самого рождения младенец воспринимает мир вокруг себя как бы в потоке еще до того, как научается самостоятельно передвигаться в пространстве. Таково устройство нашего зрительного аппарата (the optic array), которое не зависит от культурных и географических различий [Gibson 1979]. Экспериментальные исследования показывают, что языковое поведение индивида направляется тем или иным когнитивным сценарием в зависимости от того, воспринимает/ испытывает (только что воспринимал/испытывал) он движение или нет [NMez et al. 2006]. Поэтому чтобы судить наиболее полно о специфике темпоральной картины мира субъекта как носителя определенной лингвокультуры, полезно сопоставлять языковые факты с имеющимися на сегодняшний день моделями темпоральности с точки зрения движения; кроме того, одних языковых фактов бывает для этого недостаточно.
На примере английского и других языков В. Эванс [Evans 2004] выделяет три когнитивные модели темпоральности, построенные на метафоре движения: «модель движущегося времени» (the Complex Moving Time model), «модель движущегося эго» (the Complex Moving Ego model) и «модель временной последовательности» (the Complex Temporal Sequence model). Различение метафор «движущегося времени» и «движущегося эго» началось с работы [Clark 1973]. Дж. Лакофф [Lakoff 1993] обозначил их как TIME PASSING IS MOTION OF AN OBJECT (moving time) и TIME PASSING IS MOTION OVER A LANDSCAPE (moving Ego) соответственно, считая их случаями общей метафоры - TIME PASSING IS MOTION. Метафора «движущегося времени» построена на ассоциации времени с движущимся объектом. Она, как правило, предполагает неподвижного наблюдателя (дейктический центр), относительно которого совершается движение: Time flows by. В метафоре «движущегося эго» дейктиче-ским центром является само время (временное событие); при этом время ассоциируется с неподвижными верстами, вехами, относительно которых субъект осуществляет движение: We are getting close to the start of the school year [Nunez & Sweetser 2006]. Однако, если модели «движущегося времени» и «движущегося эго», построенные на базе выделенных метафор, предполагают обозревателя или в качестве дейктического центра, или в качестве движущегося начала, то «модель временной последовательности» исключает эго, и точкой отсчета для события/времени становится другое событие/время, т.е. разные события оцениваются относительно друг друга: Tuesday follows Monday [Evans 2004].
Обратим внимание, что В. Эванс иллюстрирует «модель временной последовательности» с помощью стрелки, направляя ее слева направо, хотя в «модели движущегося времени» (эгоцентрической модели), построенной на базе английского языка и отвечающей, как считает автор, большинству
языков мира, «стрела времени», направленная из будущего на субъекта, указывает наоборот - справа налево. Таким образом, мы сталкиваемся с двумя противоположными направлениями времени, хотя известно, что метафора предполагает либо движение времени, либо движение субъекта, и время не может двигаться сразу в двух направлениях. При этом известно, что «лево» ассоциируется у нас с прошлым, а «право» - с будущим, что обусловлено анатомией человека. Более 70% всех людей -генетические «правши», и именно за правой рукой закреплена функция целенаправленного поиска неизвестного, т.е. цели. Даже на художественных полотнах известное помещается слева, а новое -справа. Однако есть культуры (например, арабская) с обратной локализацией времен. Исследователи связывают это с традицией написания/чтения текста - не слева направо, как это принято у европейцев, а наоборот - справа налево. Мы не располагаем языковыми свидетельствами, указывающими на темпоральную семантику пространственных отношений «право-лево», но многочисленные языковые факты из разных языков наглядно демонстрируют, что самыми востребованными у темпоральной концептуальной области оказываются корпо-реальные отношения «перед-зад» [Gentner et al. 2002]. Это обусловлено анатомией человеческого тела, навязывающего миру свою асимметричность, которой он не обладает, в отличие от оси «верх-низ» - здесь асимметричность тела совпадает с асимметричностью самого мира как результата гравитации. Кроме того, естественная траектория движения человека - вдоль горизонтальной оси, поэтому случаи усвоения темпоральной концептуальной областью пространственных отношений «верх-низ» (см. вышеприведенные примеры из китайского, японского, английского языков) не являются типичными. Что же касается пространственных корпореальных отношений «лево-право», то в них не усматривается очевидной асимметричности ни с точки зрения строения тела, ни с точки зрения внешнего мира [Tversky 2005]. Возможно, поэтому эта ось оказывается самой незначимой при концептуализации темпоральных отношений, о чем и свидетельствует отсутствие соответствующих языковых выражений.
Возвращаясь к когнитивным моделям темпо-ральности, и, в частности, к примеру из западноафриканского языка Hausa (Ranar Talata gaba da ranar Littinin = Tuesday is in front of / before Monday; Ranar Littinin baya da ranar Talata = Monday is in back of / after Tuesday (со ссылкой на - [Hill 1982]), заметим, что по мнению авторов работы [Nüñez & Sweetser 2006], В. Эванс [Evans 2004], указывая на несоответствие темпоральной картины мира носителей этого языка индоевропейской картине мира, скорее всего, совершает ошибку, так как смешивает две разные модели - эгоцентрическую и лишенную наблюдателя.
Являясь сторонниками теории концептуальной метафоры, эти исследователи считают, что по большому счету мы имеем дело не с тремя когнитив-
ными моделями темпоральности (Moving Time/ Moving Ego / Temporal Sequence), а с двумя - Ego-Reference-Point (Ego-RP) и Time-Reference-Point (Time-RP) (см. также [Nùnez et al. 2006]). Первая модель объединяет две метафоры времени: метафору движущегося времени относительно неподвижного наблюдателя (Christmas is coming) и метафору неподвижного времени в качестве точки отсчета для совершающего движение эго (We are getting close to the start of the school year). И хотя эти варианты не всегда взаимообратимы, т.е. не являются зеркальными, наблюдатель здесь всегда обращен к будущему, а прошлое остается позади (заметим, даже в темпоральной картине Hausa). Одним из объяснений необратимости вариантов может выступать принцип активной детерминации, по которому одни сущности признаются нами более активными по сравнению с другими [Talmy 1996]. Концептуализация в этой модели наблюдателя (эго) приводит к неизбежному формированию в ней концепта «сейчас», ибо субъект всегда ощущает себя здесь и сейчас, и, следовательно, концептов «будущее» и/или «прошлое» относительно себя-сейчас [Nûnez & Sweetser 2006].
Вторая модель-метафора Time-Reference-Point исключает концептуализацию эго и, следовательно, формирование дейктических концептов «сейчас», «будущее» и «прошлое». Более того, движение здесь не играет ключевой роли, но, как и в «модели временной последовательности» В. Эванса, точкой отсчета для одного темпорального события выступает другое событие. При этом пространственный опыт «впереди» перерабатывается в темпоральный концепт «раньше», а «позади» - в «позже»: Christmas follows Thanksgiving. Greenwich Mean Time is lagging behind the scientific standard time. It is now 20 minutes ahead of 1 p.m. Другими словами, здесь важны только отношения «раньше/позже чем». Авторы работы [Nûnez & Sweetser 2006] подчеркивают, что в отличие от их модели, модель В. Эванса не мотивирована первичностью роли системы отсчета, отчего возникают неточности, как в случае с языком Hausa. Важно и то, что их позиция защищает теорию концептуальной метафоры, отсюда с их точки зрения, все формирующие темпоральную модель концепты - это вторичные, производные сущности, копирующие базовую, первичную пространственную модель. В. Эванс позиционирует себя как выразитель феноменологического подхода, у него темпоральный опыт сам по себе концептуально базовый, отсюда его темпоральная когнитивная модель - это отображение не последовательности объектов в пространстве, а последовательности темпоральных событий в их хронологию.
В работе [Nùnez et al. 2006] обосновывается значимость точки отсчета (Reference Point) для метафоры времени - не столько важно понять, что именно движется, важнее понять, относительно чего. Когда носителям английского языка предлагали уточнить день встречи после предъявления им фразы Wednesday's meeting was moved forward two days (назначенную на среду встречу перенесли на
два дня), половина опрошенных отвечала Monday (понедельник), другая половина отвечала Friday (пятница). Обычно считают, что ответ зависит от того, на какую из моделей темпоральности опирается реципиент. Если производилась опора на «модель движущегося эго», то ответом была «пятница», если опирались на «модель движущегося времени», то отвечали «понедельник», так как время и наблюдатель в этих эгоцентрических моделях движутся в разных направлениях - эго из прошлого в будущее (слева направо), а время - наоборот, из будущего в прошлое (справа налево) [Kiderra 2006].
Р. Нуньес и соавторы [NMez et al. 2006] предположили, что за тем или иным ответом реципиента скрывается другая психологическая реальность -или индивид оценивает темпоральное событие относительно собственного положения, или он представляет цепочку событий безотносительно к себе, где forward (вперед) предполагает только «раньше» и больше ничего, т.е. «понедельник раньше среды». Дело в том, что, задавая подобный вопрос, исследователи, как правило, имели в виду будущее, однако если привлечь прошлое, то складывается совершенно иная ситуация (Last Wednesday's meeting got moved forward two days). Другими словами, если испытуемый опирался бы на эгоцентрическую метафору (Ego-Reference-Point), он в этом случае выбрал бы «пятницу», потому что «пятница ближе к нему»; если же его опорой послужила бы метафора, исключающая эго (Time-Reference-Point), ответом всегда был бы «понедельник» - «понедельник раньше среды». При этом одних испытуемых мотивировали движущимися по экрану разноцветными кубиками, другая группа наблюдала неподвижные объекты. Результаты серии экспериментов позволили авторам считать Time-Reference-Point метафору психологической реальностью, управляющей языковым поведением индивида. При этом исследователи уверяют, что этот тип концептуальной метафоры не следует рассматривать как свидетельство «вне(без)телесного» человеческого механизма мышления. Наблюдая объекты действительности, например, цепочку муравьев, в которой следующие впереди насекомые прибывают к месту назначения раньше, чем те, что следуют в конце цепочки, человек не встраивает в эту сцену себя и делает выводы, игнорируя собственное положение. И точно так же, наблюдая перед собой последовательности неодушевленных объектов (включая временные события), лишенных асимметричной оси «перед-зад», он, тем не менее, приписывает им ту же ориентацию. Следовательно, и данный тип мышления является глубоко человечным и глубоко телесным [Op. cit.].
Особый интерес специалистов всегда привлекали межкультурные несоответствия, в том числе в темпоральной картине мира представителей различных сообществ. Языковой материал высвечивает самые разные, иногда неожиданные примеры концептаули-зации времени. При всем при этом авторы статьи [Nunez & Sweetser 2006] настаивают, что для выводов языковых примеров зачастую бывает недоста-
точно, или они неверно истолковываются. Вместе с тем анализ жестикуляции может служить здесь серьезным подспорьем. Специалистами в области психологии языка накоплены убедительные свидетельства тесной связи жестикуляции и речи [Goldin-Meadow 2003; Kendon 2004; McNeill 2005]. Жестикуляция меньше контролируется сознанием, чем даже речь. Так, даже общаясь на испанском, представители аймара (Aymara), имея в виду прошлое, все равно указывают перед собой, и машут назад через плечо, имея в виду будущее. Для авторов [Nunez & Sweetser 2006] более чем очевидно, что жесты, сопровождающие то или иное высказывание, часто опредмечивают ту или иную когнитивную модель.
Выше уже говорилось, что на языке аймара nayra означает 'eye / sight / front', nayra mara(year) - 'last year', дословно 'a year before'. Ancha(a lot) nayra pachana(pacha = time, -na = in/on/at) означает 'a long time ago', дословно 'a long time before'. Nayra pacha/timpu (заимствовано из испанского tiempo) означает 'past time', дословно 'time before'. Высказывая все эти сочетания, носители аймара машут перед собой, имея в виду прошлое относительно себя. Но слово nayra также часто используется в повествовании в значении 'первый', т.е. 'более ранний'. Рассказчик может начать повествование с этого слова, имя в виду «здесь / вначале» без отношения к себе. При этом аймара, как и большинство носителей других языков, часто жестикулируют, указывая слева направо, имея в виду цепочку событий. Отсюда получается, что когда аймара машет перед собой, высказывание nayra mara надо понимать не просто как «a year before», а как «year before now», ancha nayra pachana - не просто как «a long time before», а как «a long time before now» и т.д. Этим самым он овнешняет модель, где точкой отсчета служит эго. Когда же говорящий на этом языке проводит рукой слева направо, произнося слово nayra, то он овнешняет модель мышления, в которой точкой отсчета становится время.
Точно так же, qhipa на аймара означает ' back / behind', qhipuru(uru = day) означает 'a future day', дословно 'a day behind'. Qhipa marana(mara = year, -na = in, on, at) означает 'in the next year', дословно 'a year behind' . Qhipa pacha/timpu означает «future time», дословно «time behind». Говоря это, аймара машет назад через плечо, имея в виду будущее. Этим самым овнешняется модель, где точкой отсчета служит эго. Поэтому qhipuru следует понимать не просто как «a day behind», а как «a day behind now», qhipa marana - не просто как «a year behind», а как «a year behind now», qhipa pacha/timpu - не просто как «time behind», а как «time behind now». Но говоря qhipa uruna(uru = day, -na =
in/on/at), что означает 'on the next day / on a future day', или uka(this) marata(mara = year, -ta= from) qhiparu(qhipa = behind, -ru =to, towards), что означает 'from this year on', аймара проводит рукой слева направо, тем самым показывая, что эти выражения безотносительны к нему, т.е. к «сейчас», и, следовательно, они овнешняют Time-RP метафору, где точкой отсчета для одного темпорального события является другое событие.
Авторы [Nunez & Sweetser 2006] уверяют, что в книге В. Эванса [Evans 2004] имеется еще одна неточность. Последний указывает, что, с точки зрения аймара, время движется из будущего, о котором они ничего не знают, в прошлое, которое они видели и знают. Поэтому время движется из-за спины и скрывается далеко впереди. Другими словами, аймара обращены лицом к прошлому и спиной к будущему, о чем здесь уже говорилось. Ошибка состоит в том, что темпоральное мышление аймара в этом случае не предусматривает движение, образ оказывается статичным. Дело в том, что когда субъект пребывает в покое, не претерпевая движения, он видит лишь половину пространства вокруг себя - то, что находится впереди. Когда же субъект идет вперед, он не знает, что ждет его впереди. А то, что осталось позади, он уже видел, и поэтому он знает, что, собственно, осталось за его спиной. В этом исследователи видят причину исключительности темпорального мышления аймара. Если бы их образ предусматривал движение, то их тип мышления ничем не отличался бы от индоевропейского. Все это говорит о том, какое огромное значение для аймара имеет зрение как источник информации, отчего они грамматически разграничивают личностное знание от знания вообще, используя для этого глагольные окончания и синтаксические структуры. Так, если аймара говорит Вчера моя мама сварила картофель, то он обязательно в речи использует языковые средства для уточнения - он сам это видел или источник информации другой. Если он видел сам, то используется маркер -vna, если не сам, то -tayna. Любопытно, что аймара, особенно немолодые, не любят говорить о будущем, так как не видят в этом смысла.
Дискуссия между сторонниками феноменологического подхода и теории концептуальной метафоры по вопросу концептуализации времени продолжается, но одно для нас не подлежит сомнению, и приведенные выше факты это подтверждают -«любой образ, даже связанный с самой абстрактной идеей, всегда воплощен в чувственном материале, его всегда «исполняет» целый ансамбль осознаваемых и неосознаваемых телесных движений и чувствований» [Василюк 1993: 16].
ЛИТЕРАТУРА
1. Василюк Ф.Е. Структура образа // Вопросы психологии. - 1993. - № 5.
2. Дмитрюк С.В. Этнокультурная специфика образа времени в языковом сознании русских, казахов и англичан: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Москва, 2001.
3. Залевская А.А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. - М.: Гнозис, 2005.
4. Костинская О.С. Концепт времени в японской картине мира // Вопросы психолингвистики. - 2006. - Вып. 3.
5. Лебедева С.В., Зубкова О.С. Медицинская метафора в современном языке. - Курск: Курский госуниверситет, 2006.
6. Рейхенбах Г. Направление времени: Пер. с англ. - М.: Едиториал УРСС, 2003.
7. Уитроу Дж. Естественная философия времени: Пер. с англ. - М.: Едиториал УРСС, 2003.
8. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Том 1. Образ и действительность / Пер. с нем.
- Мн.: ООО «Попурри», 1998.
9. Clark H. Space, time, semantics and the child // T. Moore (Ed.), Cognitive development and the acquisition of language.
- New York: Academic Press, 1973.
10. Dahl 0. When the future comes from behind: Malagasy and other time concepts and some consequences for communication // International Journal of Intercultural Relations. - 1995. - Vol. 19. -
11. Deignan A. Conceptual Metaphor Theory // http://creet.open.ac.uk/projects/metaphor-analysis/theories.cfm?paper=cmt
12. Evans V. The structure of time: Language, meaning, and temporal cognition. - Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Pub. Co., 2004.
13. Gentner D., Imai M. & Boroditsky L. As time goes by: Evidence for two systems in processing space^time metaphors // Language and Cognitive Processes. - 2002. - Vol. 17. - № 5.
14. Gibson J. The ecological approach to visual perception. - Boston: Houghton Mifflin, 1979.
15. Goldin-Meadow S. Hearing gesture: How our hands help us think. - Cambridge, MA: Belknap, 2003.
16. Hill C.A. Up/down, front/back, left/right: A contrastive study of Hausa and English // J. Weissenborn & W. Klein. (Eds.), Here and there: Cross-linguistic Studies on Deixis and Demonstration. - Amsterdam: John Benjamins Pub. Co., 1982.
17. Jackendoff R. Languages of the mind. - Cambridge, MA: MIT Press, 1992.
18. Jackendoff R. The architecture of the linguistic-spatial interface // P. Bloom, M. Peterson, L. Nadel & M. Garrett (Eds.), Language and space. - Cambridge, MA: MIT Press, 1996.
19. Kendon A. Gesture: Visible action as utterance. - Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2004.
20. Kiderra I. Backs to the future: Aymara language and gesture point to mirror-image view of time // http://ucsdnews.ucsd.edu/thisweek/2006/june/06_12_backs.asp
21. Klein H.E.M. The future precedes the past: time in Toba // Word. - 1987. - Vol. 38.
22. Lakoff G. The contemporary theory of metaphor // A. Ortony (Ed.), Metaphor and thought (2nd ed.). - Cambridge: Cambridge University Press, 1993.
23. Lakoff G. & Johnson M. Philosophy in the flesh: The embodied mind and its challenge to western thought. - New York, NY: Basic Books, 1999.
24. Mandler J. Preverbal representation and language // P. Bloom, M. Peterson, L. Nadel & M. Garrett (Eds.), Language and space. - Cambridge, MA: MIT Press, 1996.
25. Manjali F.D. On the spatial basis of conceptual metaphors // Texto ! December 1996 [online] <http://www.revue-texto.net/Inedits/Manjali_Metaphor.html>
26. Manjali F.D. Metaphor and space // H.S. Gill (Ed.), Signification in Language and Culture. - Shimla: Indian Institute of Advanced Study, 2002.
27. McNeill D. Gesture and thought. - Chicago: University of Chicago Press, 2005.
28. Miracle A. & Yapita Moya J. Time and space in Aymara // M. Hardman (Ed.), The Aymara language and its social and cultural context. - Gainsville, FL: University of Florida Press, 1981.
29. Moore K.E. Spatial experience and temporal metaphors in Wolof: Point of view, conceptual mapping and linguistic practice: Doctoral dissertation. - U.C. Berkeley, 2000.
30. Nünez R. & Sweetser E. With the future behind them: Convergent evidence from Aymara language and gesture in the crosslinguistic comparison of spatial construals of time // Cognitive Science. - 2006. - Vol. 30. - № 3.
31. Nunez R., Motz B. & Teuscher U. Time after time: The psychological reality of the Ego- and Time-Reference-Point distinction in metaphorical construals of time // Metaphor and Symbol. - 2006. - Vol. 21. - № 3.
32. Pöppel E. Temporal mechanisms in perception // O. Sporns & G. Tononi (Eds.), Selectionism and the brain: International review of neurology. - San Diego, CA: Academic Press. - 1994. - Vol.37.
33. Radden G. The metaphor «Time as Space» across languages // N. Baumgarten, C. Böttger, M. Motz & J. Probst, (eds.), Übersetzen, Interkulturelle Kommunikation, Spracherwerb und Sprach-vermittlung - das Leben mit mehreren Sprachen. Festschrift für Juliane House zum 60. Geburtstag, Zeitschrift für Interkulturellen Fremdsprachenunterricht [Online]. - Mei, 2003.
- Jahrgang 8. - № 2/3. - S.226-239. Verfügbar: http://www.ualberta.ca/~german/ejournal/ Radden.pdf.
34. Shinohara K. & Matsunaka Y. Spatial cognition and linguistic expression: Empirical research on frames of reference in Japanese // F.J. Ruiz de Mendoza Ibanez (Ed.), Annual Review of Cognitive Linguistics. - 2004. - Vol. 2. - Pp.261-283.
35. Spinney L. How time flies // The Guardian. - 2005. - Thursday, February, 24. // http: //www. guardian. co. uk/life/feature/story/0,13026,1423455,00. html
36. Talmy L. Fictive motion in language and "ception" // P. Bloom, M. Peterson, L. Nadel & M. Garrett (Eds.), Language and space. - Cambridge, MA: MIT Press, 1996.
37. Tversky B. Functional significance of visuospatial representations // P. Shah & A. Miyake (Eds.), Handbook of higherlevel visuospatial thinking. - Cambridge: Cambridge University Press, 2005.
38. Yu N. The contemporary theory of metaphor: A perspective from Chinese. - Amsterdam: John Benjamins, 1998.
