CC BY
24
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 5
С.Н. Зенкин
ОБРАЗ «ВОЛШЕБНОЙ ВОДЫ» В «ПОВЕСТИ О ПРИКЛЮЧЕНИЯХ АРТУРА ГОРДОНА ПИМА»
Частное, относительно слабо связанное с общей символикой романа Э.А. По упоминание о «волшебной воде» в его последней главе воплощает глубокую антропологическую интуицию - представление о жидкой, но густой, непрозрачной и действенной субстанции, подобной субстанции человеческой плоти и с субстанциями сакрального.
Ключевые слова: Э.А. По, «Приключения Артура Гордона Пима», жидкие субстанции, сакральное.
The description of a strange kind of water, seemingly weakly related to the whole symbolism of E.A. Poe's book, manifests in fact a profound anthropological insight, i.e. the idea of a dense, opaque and efficient liquid, similar to the substance of human flesh and to sacred substances.
Key words: E.A. Poe, 'Narrative of A. Gordon Pym', liquid substances, the sacred.
Фантастический эпизод, о котором пойдет речь, содержится в главе 18 «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» (1837) Эдгара Аллана По. В ходе своих морских странствий герой-рассказчик попадает на доселе неизвестный остров, расположенный недалеко от Южного полюса; остров населен опасными, коварными туземцами, и на нем текут ручьи и реки, состоящие из странной субстанции - то ли воды, то ли не воды:
Вода была какого-то странного вида, и мы не последовали его примеру [туземного вождя Ту-Уита, пившего эту воду. - С.З.], предположив, что она загрязнена, и лишь впоследствии мы узнали, что она именно такова на всех островах архипелага. Я затрудняюсь дать точное представление об этой жидкости и уж никак не могу сделать это, не прибегая к пространному описанию. Хотя на наклонных местах она бежала с такой же скоростью, как и простая вода, но никогда не казалась прозрачной, как ей свойственно, за исключением тех случаев, когда падала с высоты. И тем не менее на самом деле она была столь же прозрачная, как и любая известковая вода на свете, - разница была только во внешнем виде. С первого взгляда, и особенно на ровном месте, она по плотности напоминала густой раствор гуммиарабика в обычной воде. Но то было лишь наименее примечательное из ее необыкновенных качеств. Она не была бесцветной, но не имела и какого-то единообразного цвета; она переливалась в движении всеми возможными оттенками пурпура, как переливаются тона у шелка. [...] Набрав в посудину воды и дав ей хорошенько отстояться, мы заметили, что она вся расслаивается на множество отчетливо различимых прожилок, причем у каждой был свой определенный оттенок, что они не смешивались и что их сцепление было плотным между их собственными частицами и не совсем плотным между отдельными прожилками. Мы проводили ножом поперек прожилок, и они немедленно
смыкались, как бывает с обыкновенной водой, а когда вынимали лезвие, все следы мгновенно исчезали. Если же аккуратно проводить ножом между двумя прожилками, то они совершенно отделялись друг от друга, и сила сцепления не сразу сливала их вместе. Это явление было первым звеном в длинной цепи кажущихся чудес, среди которых мне предстояло находиться в течение длительного времени1.
Этот пассаж знаменит тем, что привлек к себе внимание нескольких выдающихся толкователей. Психоаналитик Мари Бонапарт писала, что красный цвет «воды» и ее «прожилки» отсылают к крови, а конкретно к материнской крови, питающей младенца в пренатальном состоянии2. Философ Гастон Башляр, опираясь на наблюдение М. Бонапарт, включил данный эпизод в более общую тематику «тяжелой», «смертельной» воды, постоянно фигурирующей в творчестве американского романтика3. Аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес приводил тот же текст в пример «магической» (т.е. не каузальной, а ассоциативной, понимая магию как ассоциацию идей по Дж.Дж. Фрэзеру) поэтики романного повествования; окрашенность обычно бесцветной воды он рассматривает как следствие общей тенденции По, «тайным двигателем которого» является «чувство омерзения и страха перед всем белым»4. Наконец, теоретик французского «нового романа» Жан Рикарду, подвергнув критике все эти интерпретации как слишком частные, не объясняющие всех характеристик «волшебной воды»5, предложил свою собственную, еще более смелую: согласно ей, слоистая структура воды изображает письменный текст, состоящий из отдельных строчек, сама вода есть образ чернил, а все последние, волшебно-мистические главы «Приключений Артура Гордона Пима» представляют собой аллегорию литературного письма6.
Автореференциальная трактовка Рикарду соответствует общему направлению мысли теоретиков, группировавшихся в 60-е годы вокруг журнала «Тель кель». Ср. впервые опубликованную там же в 1968 г. работу Жака Деррида «Фармация Платона», где он вслед за греческим философом разрабатывает метафору письма-«снадобья» (pharmakon), то лекарства, то яда - характерно амбивалентной и действенной субстанции:
Этот «pharmakon», «лекарство», снадобье, одновременно целебное и ядовитое, уже вводится в тело дискурса во всей своей амбивалентности [...]. Pharmakon - это
1 По Э. Избранное / Пер. Г. Злобина, с уточнениями. Т. 2. М., 1996. С. 340-341. Ср. оригинал: Pое Edgar Allan. The Narrative of Arthur Gordon Pym. N. Y., 1838. P. 155.
2 Bonaparte M. Edgar Poe: Etude psychanalytique. T. 1. Paris, 1933. P. 418.
3 См.: Башляр Г. Вода и грезы. М., 1998 [1942]. C. 92-94.
4 Борхес Х.Л. Повествовательное искусство и магия (1932) / Пер. А. Матвеева // Сочинения: В 3 т. Т. 1. Рига, 1994. С. 77-78.
5 По Э. Указ. соч. С. 342.
6 Ricardou J. Le caractère singulier de cette eau.» // Ricardou J. Problèmes du nouveau roman. Seuil, 1967. P. 193-207.
своего рода субстанция, со всеми возможными коннотациями этого слова, то есть с идеей вещества, обладающего тайными свойствами, потайной глубины, чья амбивалентность не поддается анализу, открывающей поле действий для алхимии, если только не пойти дальше и не признать в ней самой анти-субстанцию - то, что противится всяким философемам, что бесконечно выходит за их рамки своим не-самотождественным, не-сущностным, не-субстанциальным характером, тем самым оказывая им неисчерпаемо упорное сопротивление своим богатством и бездонностью7.
Говоря о «pharmakon'c», Деррида имеет в виду абстрактно-интеллектуальную деятельность письма, но описывает ее как сакральную субстанцию - действенное, амбивалентное вещество, не до конца поддающееся рефлексивной рационализации. На наш взгляд, эта метафора заслуживает дальнейшего рассмотрения.
Проблема волшебной субстанции как сущности сакрального активно обсуждалась в различных науках с конца XIX в., после того как этнологи описали у разных народов представления о «мане» - силе, играющей особенную роль в магических действиях и ритуалах. По словам А. Юбера и М. Мосса («Набросок общей теории магии», 1902-1903)8, для магического «производства ex nihilo» мана служит универсальной энергией, применяемой в разных формах и для разных операций, подобно тому как в современной промышленности для работы всевозможных машин, химических процессов, перемещения грузов и т.д. применяются разные формы энергии, преобразуемые одна в другую. Впоследствии теоретики традиционных культур (К. Леви-Стросс, М. Дуглас) пытались объяснить идею маны структурно-классификационными затруднениями и смешениями, которые
9
эта идея призвана разрешить ; однако такое интеллектуалистское истолкование недостаточно раскрывает непосредственный опыт, переживаемый «туземцами» (в числе коих нередко оказываются и вполне цивилизованные люди) при столкновении с магической субстанцией. Этот опыт выражается в построениях некоторых современных философов, исследующих - часто без всякой оглядки на «первобытные» культуры - феноменологию жизненного опыта людей, и в частности контакт человека с вещами и веществами. Так, у Ж.-П. Сартра (в трактате «Бытие и ничто», 1943) вязкие субстанции рассматриваются в категориях «фактичности», неосвоенности, неосмысленности внешнего мира, который уже затем, именно в силу своей неосвоенности субъектом, может расцениваться как классификационный сбой, как «неправильная жидкость» или «расплавленное
7 Derrida J. La pharmacie de Platon // Derrida J. La Dissémination. Seuil, 1972. P. 78-79.
8 См.: Мосс М. Социальные функции священного. СПб., 2000. С. 107-232.
9 См.: Леви-Строс К. Предисловие к трудам Марселя Мосса [1950] // Мосс М. Указ. соч. С. 426 след.; Дуглас М. Чистота и опасность: анализ представлений об осквернении и табу. М., 2000 [1966].
твердое вещество». Владимир Янкелевич («Чистое и нечистое», 1960) и Поль Рикёр («Символика зла», 1960) анализируют субстанциальные представления через понятия осквернения и пятна, возникающих именно от соприкосновения с «заряженной», «нечистой» субстанцией. Однако антропологи и философы (Эмиль Дюркгейм, Марсель Мосс, Роже Кайуа, Жорж Батай) отмечают, что такая субстанция амбивалентна и может фигурировать и в негативном и в позитивном контексте - как злотворная скверна и как благотворная святость. В этом смысле мана - образцовое выражение сакрального, которое не сводится к божественному и охватывает также внерелигиозную сферу магических представлений и практик. Субстанция маны соединяет в себе континуальность и дискретность: с одной стороны, она дискретно отделена от реальных вещей, которые отмечены («запятнаны») ею извне, с другой стороны, она континуальна внутри себя самой, так что ее части равны целому, как в жидкости или газе (чтобы произвести мощный эффект, достаточно крохотной частицы магического вещества).
Реальными аналогами такой «квазисубстанции» часто служат в магии вещества и выделения человеческого тела; они принимают некоторые психологические и обрядовые характеристики маны, но, разумеется, не совпадают с нею полностью. Выделенное место среди них занимает кровь, на чем и основана психологическая убедительность субстанциальной интерпретации «волшебной воды» у Мари Бонапарт и особенно у Башляра10. Однако кровь - лишь частное, особо яркое выражение представлений о мане; текст «Приключений Артура Гордона Пима» подтверждает, что перед нами более общее, более многостороннее явление.
Эдгар По выдумал поистине «волшебную», небывалую субстанцию, чья двойственность отсылает к двойственности субстанций сакральных. Густота и вязкость «волшебной воды», а одновременно ее окраска делают ее пятнающей, как о том писали Сартр и Мери Дуглас, - ведь гуммиарабик представляет собой клейкое вещество и используется именно для производства клеев. Правда, в повествовании По эта потенция прямо не реализуется, «волшебная вода» никого не пачкает. Но при первом же ее упоминании сказано о замешательстве путешественников, которые брезгают пить эту воду, «предположив, что она загрязнена» (в оригинале - polluted, слово, которое может также означать «осквернена»); т.е. она сразу
10 О сакральной, магической функции крови писали многие социологи и антропологи (Дюркгейм, Леви-Брюль, Кайуа, позднее - Рене Жирар, Лаура Макариус, которая в своей книге «Сакральное и нарушение запретов» (1974) прямо связывает кровь с маной). Магическому применению крови в культуре и медицине раннего Нового времени посвящена книга Пьеро Кампорези: Camporesi P. Juice of Life: The Symbolic and Magic Significance of Blood. N.Y., 1995 [1988].
вызывает к себе амбивалентные чувства - изумление и отталкивание. В контексте дальнейших событий ее описание может служить одним из первых предостерегающих сигналов об амбивалентном гостеприимстве пьющих такую воду туземцев: на вид искреннее и радушное, оно на самом деле скрывает в себе жестокие и коварные намерения - в стране, где даже вода в ручьях грозит прилипнуть к телу, отношения между людьми заражены злом. Что же касается парадоксальной слоистой структуры этой жидкости, то в ней ясно проступает сущностная двойственность всех магических действенных субстанций - одновременно континуальных и дискретных. Кстати, слоистой, дискретно-рассыпчатой структурой обладает на этом острове и другая стихийная субстанция - земля: «Скалы состояли из множества как бы наложенных друг на друга пластов, которые раскалывались по вертикали при малейшем естественном толчке»11. Такая субстанция не покоится прочной твердыней, а грозит обрушиться и погрести под собой неосторожных людей - что и происходит с попавшими в ловушку путешественниками.
В последней главе «Приключений Артура Гордона Пима» (уже после приключений на острове) сгущенные, вязкие, полужидкие субстанции начинают решительно преобладать: морская вода становится горячей и густой, как молоко, с неба сыплется какая-то летучая пыль (то ли дискретная, то ли сплошная), а воздух заполняют густые непрозрачные пары, из которых в финале материализуется устрашающая фигура гиганта в белом саване.
Ассоциация «волшебной воды» с кровью, предложенная Мари
Бонапарт, не объясняет всех свойств таинственной жидкости и даже
прямо противоречит некоторым из них. В самом деле, кровь течет
по жилам и прожилкам, но не содержит их в себе, а волокнистая
структура чудесной воды заставляет вспомнить скорее об устройстве
мышечной ткани. Отсюда несамоочевидная затея «резать» ее ножом:
опыт естественный применительно к мясу, а не к крови. Ср. в одном
из предыдущих эпизодов странную реакцию туземцев: увидев, как
кок-европеец случайно повредил топором палубу своего судна, они
«12
начинают «сочувствовать» ей, гладить и поливать водой ее «рану» . Впрочем, в дальнейшем это почтение к «живой плоти» корабля не помешало им разграбить и разбить его вдребезги.
И все-таки ассоциация с кровью возникает закономерно, она подсказана общей поэтикой текста: в мире «тяжелых» (Башляр), вязких, потенциально пятнающих субстанций, да еще и связываемых либо с человеческим злом и насилием (кровожадные дикари), либо с мистическим ужасом смерти (гигант в саване), идея крови и
11 По Э. Указ. соч. С. 351.
12 Там же. С. 338.
кровопролития приходит на ум сама собой, по мере того как образность морского и авантюрного романа в последних главах мало-помалу сменяется поэтикой романа готического. Мотив «волшебной воды» открывает собой эту жанровую перенастройку текста («это явление было первым звеном в длинной цепи кажущихся чудес.»), а кровь - самое расхожее, самое аффективно нагруженное и самое традиционное в литературной топике воплощение выявляющейся сакральной энергии.
Таким образом, частное и относительно слабо связанное с общей символикой романа Э. По упоминание о «волшебной воде» содержит в себе глубокую антропологическую интуицию - представление о жидкой, но густой, непрозрачной и действенной субстанции, подобной субстанции человеческой плоти. Данный пассаж наводит на мысль, что именно в соотнесении с телом, с телесными переживаниями человека и с их социализацией в культуре содержится ключ к проблеме сакрального.
Список литературы
Башляр Г. Вода и грезы. М., 1998 [1942].
Борхес Х.Л. Повествовательное искусство и магия (1932) / Пер. А. Матвеева // Сочинения: В 3 т. Т. 1. Рига, 1994. Дуглас М. Чистота и опасность: анализ представлений об осквернении и
табу. М., 2000 [1966]. Мосс М. Социальные функции священного. СПб., 2000. По Э. Избранное / Пер. Г. Злобина, с уточнениями. Т. 2. М., 1996. Bonaparte M. Edgar Poe: Etude psychanalytique. T. 1. Paris, 1933. Derrida J. La pharmacie de Platon // Derrida J. La Dissémination. Seuil, 1972. Camporesi P. Juice of Life: The Symbolic and Magic Significance of Blood.
N.Y., 1995 [1988]. Гое Edgar Allan. The Narrative of Arthur Gordon Pym. N.Y., 1838. Ricardou J. Le caractère singulier de cette eau.» // Ricardou J. Problèmes du nouveau roman. Seuil, 1967.
Сведения об авторе: Зенкин Сергей Николаевич, докт. филол. наук, профессор кафедры общей теории словесности. E-mail: serge.zenkine@mtu-net.ru
