CC BY
22
Новый филологический вестник. 2022 №3(62). --
И.С. Урюпин (Москва)
ОБРАЗ ЦАРЯ ДАВИДА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ СОЗНАНИИ И.А. БУНИНА
Аннотация. В статье в широком историко-культурном и нравственно-философском контексте рассматривается творчество И.А. Бунина, выявляются его религиозно-онтологические и аксиологические константы, определяющие художественную картину мира писателя, сформировавшуюся под мощным влиянием прецедентных текстов древнейших цивилизаций Ближнего Востока, среди которых наибольшей мифо-суггестивной валентностью обладают книги Ветхого Завета, признающиеся сакральными для иудаизма, христианства и ислама. Проблема духовного влияния Священного Писания на миропонимание и жизнеотно-шение И.А. Бунина, давно поставленная в литературоведении, получает новый аналитический ракурс осмысления, связанный с выявлением конкретных форм и способов репрезентации библейского материала в разножанровых произведениях художника, в которых современность постигается через выявление идейно-смысловых аналогий и параллелей с древностью. Образы ветхозаветных пророков и духовных учителей человечества на протяжении всей жизни неизменно привлекали внимание И.А. Бунина, в творчестве которого особенно значима фигура библейского царя-псалмопевца Давида. В художественном сознании писателя царь Давид выступает как искатель истины, совершающий в процессе своего духовного поиска нравственные восхождения и падения. Проецируя героев своих произведений на фигуру Давида (и наоборот), И.А. Бунин определяет морально-этический потенциал современного человека. Аллюзии и реминисценции, связанные с жизнью и служением царя Давида Богу и миру, образуют культурно-философский фон творчества И.А. Бунина, который становится неотъемлемой частью духовно-интеллектуального пространства русской литературы ХХ века, интегрируя в него факты и артефакты библейской истории.
Ключевые слова: И. А. Бунин; царь Давид; Библия; библейский текст в русской литературе; художественное сознание.
I.S. Uryupin (Moscow) The Image of King David in the Artistic Consciousness of I.A. Bunin
Abstract. The article examines the work of I.A. Bunin in a wide historical, cultural and moral-philosophical context, reveals its religious-ontological and axiological constants that define the artistic picture of the writer's world, formed under the powerful influence of precedent texts of the oldest civilizations of the Middle East, among which the books of the Old Testament, recognized as sacred to Judaism, have the greatest mytho-suggestive valence. The problem of the spiritual influence of Holy Scripture on I.A. Bunin's worldview and life attitude, which has long been raised in
literary studies, receives a new analytical perspective of reflection, associated with the identification of specific forms and ways of representation of the biblical material in the writer's multigenre works, in which modernity is perceived through the identification of ideological and semantic analogies and parallels with antiquity. The images of the Old Testament prophets and spiritual teachers of mankind invariably attracted the attention of I.A. Bunin throughout his life. In Bunin's works the figure of the biblical psalmist king David is especially significant. In the artistic consciousness of the writer, King David acts as a seeker of truth, making moral ascents and falls in the process of his spiritual search. Projecting the heroes of his works onto the figure of David (and vice versa), I.A. Bunin determines the moral and ethical potential of a modern person. Allusions and reminiscences related to the life and service of Tsar David to God and the world form the cultural and philosophical background of the work of I.A. Bunin, which becomes an integral part of the spiritual and intellectual space of Russian literature of the twentieth century, integrating into it the facts and artifacts of biblical history.
Key words: I.A. Bunin; King David; the Bible; biblical text in Russian literature; artistic consciousness.
Размышляя о феномене И.А. Бунина, о его миропонимании и жизне-отношении, о его философских исканиях и прозрениях, о самой попытке постичь суть человеческого бытия, И.А. Ильин настаивал на том, что писателю была свойственна «настоящая религиозность»: «Бунину действительно присуще это чувство, именно как страшное чувство, уводящее его в глубину темного, родового и всемирного опыта» (курсив И.А. Ильина. -И.У.) [Ильин 1996, 219]. Отсюда его интерес к духовным традициям разных культур и цивилизаций, к онтологическим первосмыслам, которые содержат в себе сакральные тексты древних народов, аккумулирующие знания о микро- и макрокосме. И.А. Бунин хорошо разбирался в Священном Писании, к чтению которого приобщился в детстве, а потому «библейские образы неизменно присутствуют в его творчестве» [Мальцев 1994, 33], актуализируя глубинные пласты архаического сознания, оказывающиеся востребованными современностью.
Миф и реальность настолько сильно переплетаются, что само понимание настоящего невозможно без погружения в легендарное прошлое, в этом неоднократно убеждался И.А. Бунин, проецируя события священной истории на текущую общественную ситуацию, обнаруживая сущностные параллели и внутренние закономерности в развитии человечества. Обращаясь к фактам и артефактам величайших религиозных учений древности, писатель сопрягает в духовно-аксиологическом континууме тот самый «родовой и всемирный опыт», который выражается в емких культурных знаках (именах и реалиях), образующих «ассоциативно-вербальную сеть», которую С.Л. Андреева считает «полевой текстовой категорией, формирующейся из совокупности нескольких многократно пересекающихся тематических номинативных цепочек» (курсив С.Л. Андреевой. -И.У.) [Андреева 1998, 5]. В творчестве И.А. Бунина со всей очевидностью обнаруживается такая «библейская тематическая сеть» [Андреева 1998, 5],
реализующаяся через реминисценции и аллюзии к Священному Писанию, мотивы и образы которого, трансформируясь в произведениях писателя, организуют особый сверх- и метатекст [Урюпин 2020], проявляющийся на разных уровнях художественной структуры произведений - от нарративной (через сюжет и жанр) до когнитивно-семантической (через антропо-нимикон и концептосферу).
В художественном мире И.А. Бунина, открытом для духовно-интеллектуальных систем прошлого и настоящего, концентрирующих важнейшие экзистенциальные проблемы человеческого бытия, причудливо соединяются культурные коды Востока и Запада, авраамических религий (иудаизм, христианство, ислам) и мистико-эзотерических практик вне-конфессионального толка (пантеизм, теософия, антропософия). Все это преосуществляется в литературных образах, чрезвычайно сложных по своему генезису, поливалентных по своим функциям в тексте. Для писателя, православного по вероисповеданию, укорененного в русской народно-национальной почве, как ни парадоксально, определяющим в его личностном становлении явилось тяготение к древнейшим пластам мировой цивилизации, которые оказались источниками вдохновения художника и основой его ценностно-смысловой картины мира. Г.Ю. Карпенко утверждает, что в «кругу религиозно-философских произведений», повлиявших на И.А. Бунина, «центральное место принадлежит ближневосточным по происхождению текстам - Ветхому Завету и Корану» [Карпенко 2005, 7] (выделено Г.Ю. Карпенко. - И.У.).
Ветхозаветные образы выступают системообразующими константами бунинского универсума, последовательно реализуя весь заключенный в них идейно-содержательный потенциал. К числу наиболее мифо-сугге-стивных образов, вокруг которых образуется мощнейшее религиозно-этическое и культурно-философское поле, покрывающее собой весь Ветхий Завет, относятся образы праотцев - Авраама [Урюпин 2021] и Давида, с которых начинается «генеалогия Христа» [Аверинцев 2006, 93] и история духовного пути человечества к Богу / нравственному Абсолюту.
Фигура царя Давида, «окруженного ореолом помазанника Бога» [Тант-левский 2005, 193] (на что указывает и само имя идеального правителя Древнего Израиля: «"возлюбленный", "друг" [Господа]» [Тантлевский 2005, 183]), богодухновенного певца и пророка, создателя поэтически совершенных молитвословий, в которых аллегорически представлен круг земного и небесного бытия, на протяжении всей жизни волновала И.А. Бунина, обращавшегося к псалмам в минуты радости и скорби. Лирический герой стихотворения «Псалтирь» (1916), мотивно-образная структура которого позволила О.А. Бердниковой соотнести его с 138 псалмом, в котором «речь идет о Всеведении Господа, уразумевшего с высоты помыслы человека» [Бердникова 2012, 321], взывает к Творцу: «Укажи мне прямые пути / И в какую мне тварь низойти» [Бунин 2005-2007, II, 65].
Выбор «прямого пути» к Богу - центральная тема псалмов Давида, в которых прославляется свобода человека в его жизненных исканиях:
«Путь истины избрал я и судов Твоих не забыл» (Пс. 118: 29), - восклицает постигший цену искушений и соблазнов мира сего библейский царь. В рассказе И.А. Бунина «На даче» (1897) «живой толстовец» Каменский, пытающийся на деле осуществить божественное призвание человека -трудом возделывать ниву жизни, в числе духовных ориентиров видел царя Давида, изречения которого «были приклеены хлебом» на простенке мельницы среди цитат других учителей человечества. «Печатные рассуждения под разными заглавиями: "О Слове", "О любви", "О плотской жизни"» дополнялись выдержками «из псалмов Давида: "Ты дал мне познать путь жизни; ты исполнишь меня радостью перед лицом твоим!"» [Бунин 20052007, I, 362]. Только вот указанные слова отнюдь не «из псалмов Давида», а из Деяний апостолов, в которых священнописатель вспоминает царя-псалмопевца и приводит его моление из пятнадцатого псалма (Пс. 15: 1011): «Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим» (Деян. 2: 28). В Деяниях апостолов этот псалом стилистически и грамматически трансформирован, лишен тех акцентов, которые в нем содержатся: «Ты укажешь мне путь жизни: полнота радостей пред ли-цем Твоим, блаженство в деснице Твоей вовек» (Пс. 15: 11). За библейской цитатой в бунинском рассказе проступает серьезный подтекст, актуализируемый только при целостном восприятии Деяний апостолов, особое внимание в них уделяется царю Давиду, из семени которого, «от плода чресл его» произойдет Христос: «Мужи братия! Да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб у нас до сего дня» (Деян. 2: 29).
Бытие Давида выступает как неопровержимое доказательство истины боговоплощения. Каменский часто апеллирует к фигуре пророка-псалмопевца в спорах со своими оппонентами из числа «дачной» интеллигенции, позитивистски настроенными и скептически воспринимающими духовно-религиозные ценности, доходя в своей интеллектуальной гордыне до богоотрицания, подобно первому царю израильскому Саулу, отвергшему божественный промысел и названному Давидом «безумцем» в тринадцатом псалме (Пс. 13: 1). Именно этот псалом вспоминает Каменский в споре с отставным профессором консерватории Ильей Подгаевским: «А царь Давид вот что: "И рече безумец в сердце своем - несть бога!"» [Бунин 2005-2007, I, 379]. Однако этот аргумент не был принят дачниками. Софья Марковна сразу же попыталась усомниться в состоятельности самого библейского царя как морального авторитета: «Не следует, я думаю, забывать того, что Давид совмещал в себе массу достоинств, но еще более недостатков» [Бунин 2005-2007, I, 379].
Величайшими достоинствами Давида были его «непамятозлобiе и долготерпЬше» [Толковая Псалтирь 1907, 1039], являющиеся, согласно Толковой Псалтири Евфимия Зигабена, проявлением кротости - того «особенного свойства праведника» [Толковая Псалтирь 1907, 599], которое превосходит все прочие добродетели. В очерке И.А. Бунина «"Шаман" и Мотька» (1890) чтение Олимпиадой Марковной «псалма Давида: "Вспо-
мяни, Господи, царя Давида и всю кротость его"» [Бунин 2005-2007, II, 415] умягчает сердце Матвея и спасает помещицу от гнева ее работника. В народно-религиозном сознании утвердился образ царя Давида, немало грешившего в жизни, но сокрушавшегося о своих грехах и искупавшего их пламенной верой в Бога, как утешителя в скорбях и защитника от внешних и внутренних врагов, одолевающих плоть и / или душу. Не случайно в рассказе И.А. Бунина «Иоанн Рыдалец» (1913) на могиле князя, помещика села Грешное, «только перед самой кончиной» примирившегося «с Богом и людьми», «ничто, кроме имени и начала покаянного псалма Давида» [Бунин 2005-2007, III, 256], не напоминало о его грешной жизни. «Ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною» (Пс. 50: 5). Эти слова покаянного псалма, неустанно повторявшиеся царем Давидом, были услышаны Богом, простившим ему все его недостатки и человеческие слабости, о которых повествуется в Священном Писании.
Во Второй книге Царств рассказывается о страсти, охватившей царя Давида к Вирсавии, дочери Елиама, жене Урии Хеттянина: прогуливаясь по кровле дворца, Давид увидел «купающуюся женщину; а та женщина была очень красива»; «Давид послал слуг взять ее; и она пришла к нему, и он спал с нею» (2 Цар. 11: 2-4). Узнав о ее беременности, царь Давид захотел избавиться от мужа Вирсавии, приказав своему военачальнику Иоаву отправить его туда, «где будет самое сильное сражение», «чтоб он был поражен и умер» (2 Цар. 11: 15). Обрекая на неминуемую гибель соперника, Давид до конца своих дней испытывал угрызения совести, слезами и кровью расплачиваясь за счастье земной любви. Но даже за мимолетные мгновения этого счастья человеку приходится страдать, жертвовать собой, ставя на кон саму жизнь.
Это хорошо понимает автор-повествователь в рассказе «Весной, в Иудее» (1946) из цикла «Темные аллеи», вспоминая свою молодость и страсть к племяннице шейха Аида, из-за которой он остался «на всю жизнь хромым, калекой» [Бунин 2005-2007, VI, 201]. В памяти героя навсегда отпечаталась встреча с молодой вдовой-бедуинкой, к которой он испытал сильнейшие чувства в том самом месте, у «древнего "Водоема пророка Иезекииля"», в нем текла «та самая вода, в которой купалась Вирсавия, жена Урия, наготой своей пленившая царя Давида» [Бунин 2005-2007, VI, 205]. «Водоем, в котором Давид увидал купающуюся Вирсавию» [Бунин 2005-2007, XII, 217], в своих мемуарах описала и В.Н. Муромцева-Бунина, сопровождавшая писателя в поездке по Палестине в 1907 г., впечатления от которой легли в основу книги очерков «Тень Птицы», пронизанной «библейским текстом и его комментариями» [Грановская 2020, 25], представляющими собой манифестацию религиозно-философских воззрений автора, выражение его глубокого интереса к Священному Писанию. «Отблеск Палестины», по замечанию Е.Р. Пономарева, «обнаруживается как в дореволюционном, так и эмигрантском творчестве Бунина» [Пономарев 2020, 133], образуя устойчивый мотив поиска обетованной земли, возвращения человека к своим духовным истокам.
Одно из центральных произведений цикла путевых поэм по Ближнему Востоку - очерк «Иудея» (1910). Легендарная библейская земля, колыбель человеческого рода, после долгих веков запустения и еврейского рассеяния «опять понемногу заселяется своими прежними хозяевами, страстно мечтающими о возврате дней Давида» [Бунин 2005-2007, III, 412], представлявшихся золотым веком Израильско-Иудейского царства, в котором все напоминает о жизни и подвигах великого правителя. Весь бунинский очерк об Иудее, чрезвычайно богатой культурными ассоциациями, композиционно выстроен как паломничество по местам царя Давида: от его родового гнезда - Вифлеема - у подножия «Моавитских гор, с которых некогда пришла кроткая праматерь Давида Руфь» [Бунин 2005-2007, III, 416], подвига в битве с филистимлянами в одной из котловин «кремнистой долины», когда «взял посох свой в руку свою Давид и выбрал пять гладких камней из ручья и поразил Голиафа...» [Бунин 2005-2007, III, 413], призвания на царство и обустройства «Иерусалима, устроенного, как одно здание!» до самой смерти и погребения на Сионе, где находится «гробница Давида» [Бунин 2005-2007, III, 416], внезапно распавшаяся при императоре Адриане. На месте упокоения царя Давида В.Н. Муромцеву-Бунину поразила «провалившаяся могила, вся в маках»: «Я сбегаю и срываю целый пук этих прелестных цветов, выносящих лишь одно прикосновение...» [Бунин 2005-2007, XII, 216]. «Провалившаяся могила, густо заросшая маком» [Бунин 2005-2007, III, 416], в очерке И.А. Бунина становится символом бренности человеческого бытия, мнимости величия царств и властителей, ничтожных и уязвимых перед лицом времени: «Вся Иудея - как эта могила» [Бунин 2005-2007, III, 416].
Вообще «мортальные мотивы» [Трубицина 2018, 98] организуют художественное пространство «мертвого города», каким представлен в произведении писателя Иерусалим. «Город Давида» за всю свою историю не раз умирал и воскресал / возрождался вместе с «переходом человечества на новый уровень духовного и нравственного развития» [Ковалева 2015, 515]. И.А. Бунин очень тщательно воссоздает топографию библейского города. По верному замечанию В.Л. Шаровой, «здесь важна каждая точка, каждый символ прошлого» [Шарова 2020, 142]. Из таких «точек» создается сакральный образ Иерусалима: «цитадель Давида с ее рвами и бойницами» [Бунин 2005-2007, III, 414], «улица Давида: узкий, темный, крытый холстами и сводами ход между старыми-старыми мастерскими и лавками» [Бунин 2005-2007, III, 414]. Это описание «Улицы царя Давида» («Одно название чего стоит» - «сразу охватывает трепет» [Бунин 2005-2007, XII, 206], - вспоминала В. Н. Муромцева-Бунина) почти дословно писатель повторит в рассказе «Весной, в Иудее», написанном не одно десятилетие спустя после публикации книги «Тень Птицы»: «.темный, крытый где холстами, а где древними каменными сводами ход между такими же древними мастерскими и лавками» [Бунин 2005-2007, VI, 204].
В художественном сознании И.А. Бунина библейская древность прочно ассоциировалась с фигурой царя Давида, образ которого неизменно сопут-
ствовал размышлениям писателя о смысле человеческого бытия: «весной, в Иудее», в пору пробуждения природы, в душе героя возрождается любовь, величайшая сила жизни. Эту неодолимую силу И.А. Бунин чувствовал в Л.Н. Толстом, осмыслению феномена которого посвятил свой фило-софско-критический трактат. В «Освобождении Толстого» (1937) писатель сравнивает «патриарха» русской литературы с «сыном Давидовым, царем над Израилем и великим "делателем"» [Бунин 2005-2007, VIII, 41] - Соломоном, мудрость которого стала воплощением приземленного миропо-знания - доведенных до рационалистических пределов поэтических откровений Давида-псалмопевца, устремлявшегося в порыве вдохновения к небу. Однако в письме к И.А. Бунину от 5 июля 1944 г. архимандрит Киприан (Керн) настаивал: Л.Н. Толстой запутался «в исканиях, слишком на себя понадеялся, но не отвергал он Бога, не ненавидел Христа. "Заблу-дих яко овча погибшая" - можно о нем сказать словами Давида (пс. 118)» [Бунин 2005-2007, XII, 130]. Царя Давида вспоминал И.А. Бунин и в эссе «О Чехове» (1955), которого Н.С. Лесков «"помазал, как Самуил Давида"» [Бунин 2005-2007, VIII, 159], на писательское поприще, и еще раньше в «Литературном дневнике "Мир Божий". V кн.» (1898), анализируя романтическую лирику А.С. Пушкина, которую «байроновская форма» стесняет, «как оружие Саула - движения молодого Давида» [Бунин 2005-2007, VIII, 259].
И.А. Бунин на протяжении всей жизни находился под обаянием личности легендарного царя-псалмопевца, проецируя события современности на библейскую древность, в которой сосредоточены духовные истоки цивилизации, сконцентрирован колоссальный опыт миро- и богопознания, указаны ориентиры на пути восхождения «ветхого» человека от земной юдоли к горним высотам Богочеловечества. Царь Давид в художественном сознании И.А. Бунина стал тем нравственным маяком, к которому устремлялся писатель в его плавании по «житейскому морю», в напряженных поисках незыблемых основ человеческого бытия, дарующих надежду на вечность и бессмертие.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аверинцев С.С. Собрание сочинений. София - Логос. Словарь. Киев: Дух i лггера, 2006. 912 с.
2. Андреева С.Л. Библейские реминисценции как фактор текстообразования (на материале произведений И.А. Бунина «Тень птицы», «Окаянные дни», «Миссия русской эмиграции»): автореферат дис. ... к. филол. н.: 10.02.01. М., 1998. 18 с.
3. Бердникова О.А. Реминисценции, цитаты и мотивы Псалтири в творчестве И.А. Бунина // Проблемы исторической поэтики. 2012. № 10. С. 315-327.
4. Бунин И.А. Полное собрание сочинений: в 13 т. М.: Воскресение, 20052007.
5. Грановская Л.М. Библейский текст в творчестве И.А. Бунина (к 150-ле-
тию со дня рождения) // Россия Ивана Бунина и культура русского Подстепья (к 150-летию со дня рождения И.А. Бунина): материалы Всероссийской научной конференции. Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2020. С. 23-31.
6. Ильин И.А. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 6: Кн. 1. М.: Русская книга, 1996. 560 с.
7. Карпенко Г.Ю. Творчество И.А. Бунина и религиозное сознание рубежа веков: Учебное пособие к спецкурсу «Литература и религиозное сознание». Самара: Универс-групп, 2005. 68 с.
8. Ковалева Т.Н. Библейский хронотоп в «путевых поэмах» И.А. Бунина «Тень птицы» // Проблемы исторической поэтики. 2015. № 13. С. 507-526.
9. Мальцев Ю.В. Иван Бунин. 1870-1953. Франкфурт-на-Майне - М.: Посев, 1994. 432 с.
10. Пономарев Е.Р. И.А. Бунин и Палестина. К постановке проблемы // Новый филологический вестник. 2020. № 3(54). С. 131-140.
11. Тантлевский И.Р. История Израиля и Иудеи до разрушения Первого Храма. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2005. 402 с.
12. Толковая Псалтирь Евеим1я Зигабена (греческаго философа и монаха), изъясненная по свято-отеческимъ толковашямъ. Юевъ: Типограф1я Юево-Печерской Лавры, 1907. 1164 с.
13. Трубицина Н.А. Геокультурный образ Иудеи в цикле путевых очерков И.А. Бунина «Тень птицы» // Филоlogos. 2018. № 4(39). С. 95-99.
14. Урюпин И.С. Библейский контекст в русской литературе конца XIX - первой половины XX века: учебное пособие. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2020. 294 с.
15. Урюпин И.С. Мифосемантика образа Авраама в художественном мире И.А. Бунина // Филологические науки. Научные доклады высшей школы. 2021. № 3. С. 76-81.
16. Шарова В.Л. Философское осмысление пространства в прозе И.А. Бунина // Философские науки. 2020. Т. 63. № 6. С. 133-145.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Berdnikova O.A. Reministsentsii, tsitaty i motivy Psaltiri v tvorchestve I.A. Bun-ina [Reminiscences, Quotes and Motifs of the Psalter in the Work of I.A. Bunin]. Prob-lemy istoricheskoy poetiki, 2012, no. 10, pp. 315-327. (In Russian).
2. Kovaleva T.N. Bibleyskiy khronotop v "putevykh poemakh" I.A. Bunina "Ten' ptitsy" [Biblical Chronotope in I.A. Bunin's "travel poems" "The Shadow of the Bird"]. Problemy istoricheskoy poetiki, 2015, no. 13, pp. 507-526. (In Russian).
3. Ponomarev E.R. I.A. Bunin i Palestina. K postanovke problemy [Bunin and Palestine. To the Problem Statement]. Novyy filologicheskiy vestnik, 2020, no. 3(54), pp. 131-140. (In Russian).
4. Trubitsina N.A. Geokul'turnyy obraz Iudei v tsikle putevykh ocherkov I.A. Bunina "Ten' ptitsy" [Geocultural Image of Judea in I.A. Bunin's Cycle of Travel Essay "The Shadow of the Bird"]. Filologos, 2018, no. 4(39), pp. 95-99. (In Russian).
5. Uryupin I.S. Mifosemantika obraza Avraama v khudozhestvennom mire
Новый филологический вестник. 2022 №3(62). ----
I.A. Bunina [Mythosemantic of the Image of Abraham in the Art World of I.A. Bunin].
Filologicheskiyenauki. Nauchnyy edoklady vysshey shkoly, 2021, no. 3, pp. 76-81. (In Russian).
6. Sharova VL. Filosofskoye osmysleniye prostranstva v proze I.A. Bunina [Philosophical Understanding of Space in I.A. Bunin's Prose]. Filosofskiye nauki, 2020, vol. 63, no. 6, pp. 133-145. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
7. Granovskaya L.M. Bibleyskiy tekst v tvorchestve I.A. Bunina (k 150-letiyu so dnya rozhdeniya) [Bible Text in I.A. Bunin's Works (Dedicated to the 150th Anniversary of Birth)]. Rossiya Ivana Bunina i kul 'tura russkogo Podstep'ya (k 150-letiyu so dnya rozhdeniya I.A. Bunina) [Russia of Ivan Bunin and the Culture of the Russian Substeppe (Dedicated to the 150th Anniversary of the Birth of I.A. Bunin)]. Elets, EGU Publ., 2020, pp. 23-31. (In Russian).
(Monographs)
8. Averintsev S.S. Sobraniye sochineniy. Sofiya - Logos. Slovar' [Collected Works. Sofia - Logos. Dictionary]. Kyiv, Dukh i litera Publ., 2006, 912 p. (In Russian).
9. Karpenko G.Yu. Tvorchestvo I.A. Bunina i religioznoye soznaniye rubezha vekov: Uchebnoye posobiye k spetskursu "Literatura i religioznoye soznaniye" [The work of I.A. Bunin and the Religious Consciousness of the Turn of the Century: A Textbook for the special Course "Literature and Religious Consciousness"]. Samara, Univers-grupp Publ., 2005, 68 p. (In Russian).
10. Mal'tsev Yu.V Ivan Bunin. 1870-1953 [Ivan Bunin. 1870-1953]. Frankfurt am Main; Moscow, Posev Publ., 1994, 432 p. (In Russian).
11. Tantlevskiy I.R. Istoriya Izrailya i Iudei do razrusheniya Pervogo Khrama [History of Israel and Judea before the Destruction of the First Temple]. St. Petersburg, St. Petersburg University Publ., 2005, 402 p. (In Russian).
12. Uryupin I.S. Bibleyskiy kontekst v russkoy literature kontsa XIX - pervoy poloviny XX veka: uchebnoye posobiye [Biblical Context in Russian Literature of the Late 19th - First Half of the 20th Century: a Textbook]. Moscow; Berlin, Direct Media Publ., 2020, 294 p. (In Russian).
(Thesis and Thesis Abstracts)
13. Andreyeva S.L. Bibleyskiye reministsentsii kak factor tekstoobrazovaniya (na materialproizvedeniyI.A. Bunina "Ten'ptitsy", "Okayannyye dni", "Missiya russkoy emigratsii") [Biblical Reminiscences as a Text-Forming Factor (Based on the Material of I.A. Bunin's Works "Shadow of the Bird", "Shrouded Days", "Mission of Russian Emigration")]. PhD Thesis Abstract. Moscow, 1998. 18 p. (In Russian).
Урюпин Игорь Сергеевич, Московский педагогический государственный университет.
Доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры русской литературы XX-XXI веков Института филологии. Научные интересы: русская литература в историко-культурном и философском контекстах, философия литературы, ми-фообразы в русской литературе и культуре, библейский текст в русской литературе.
E-mail: isuryupin78@mail.ru; is.uryupin@mpgu.su
ORCID ID: 0000-0001-9080-9505
Igor S. Uryupin, Moscow State Pedagogical University.
Doctor of Philology, Associate Professor, Professor at the Department of Russian Literature of the 20th - 21st Centuries of the Institute of Philology. Research interests: Russian literature in historical, cultural and philosophical contexts, philosophy of literature, mythologies in Russian literature and culture, biblical text in Russian literature.
E-mail: isuryupin78@mail.ru; is.uryupin@mpgu.su
ORCID ID: 0000-0001-9080-9505
