CC BY
97
Б01: 10.18503/1992-0431-2019-2-64-128-139
ОБРАЗ СОБАКИ В НАСКАЛЬНОМ ИСКУССТВЕ НАРОДОВ ЮЖНОЙ СИБИРИ И МОНГОЛИИ (ЭПОХА БРОНЗЫ И СКИФСКОЕ ВРЕМЯ)
1 Кемеровский государственный университет, Институт экологии человека ФИЦ
УУХ СО РАН; Кемерово, Россия
2Кемеровский государственный университет, Кемерово, Россия [email protected]
Аннотация. В статье дан первый опыт исследования образа собаки в наскальном искусстве Южной Сибири и Монголии (эпоха бронзы и скифское время). Обозначена сложность в определении видовой принадлежности изображений семейства канисовых и выделены изобразительные признаки для решения этой проблемы. Анализ памятников наскального искусства, а также мелкой пластики позволил заключить, что это возможно сделать по материалам петроглифов, благодаря включению образа собаки в композиции. Отмечена вероятность изображения конкретных пород древних собак, существовавших у народов тайги и лесостепи северной периферии Центральной Азии. Итогом исследования являются выводы о поразительной популярности этого образа в искусстве Монголии, Саяно-Алтая и Среднего Енисея; о принадлежности изображений исключительно композициям; о преимущественном месте собак в производственных сценах. Замечено, что, начиная с эпохи бронзы, довольно многочисленны изображения собак в наскальном искусстве Центральной Азии, где они представлены в ярких динамичных сценах. Анализ памятников наскального искусства Среднего Енисея, Алтая-Саянского нагорья и Монголии, позволяет сделать вывод о наибольшей популярности этого образа в наскальном творчестве населения монгольских степей. На петроглифах Саяно-Алтая и в искусстве населения Среднего Енисея он встречается реже. Изображения собак (персонажа «второго плана»), нередко включены в качестве активных участников, помощников человека, также в мифологические композиции и бытовые сцены. В зависимости от этого следует воспринимать смысловое значение образа. Требует объяснения отсутствие изображений собак в неолитическое время обозначенного субрегиона и исследование хронологической принадлежности этих изображений на петроглифах Сибири и Центральной Азии.
Ключевые слова: собака, искусство скифского периода, звериный стиль, петроглифы, Южная Сибирь, Монголия, эпоха бронзы и скифская эпоха, эпоха ранних кочевников
Данные об авторах: Бобров Владимир Васильевич - доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой археологии Кемеровского государственного университета; заведующий отделом гуманитарных исследований Института экологии человека ФИЦ УУХ СО РАН; Моор Наталья Николаевна - старший преподаватель кафедры археологии Кемеровского государственного университета.
Работа выполнена в рамках государственного задания Министерства образования и науки РФ (проект № 33.2597.2017/ПЧ).
РгоЪкту istorii, filologii, 1шР1шу 2 (2019), 128-139 © The Author(s) 2019
Проблемы истории, филологии, культуры 2 (2019), 128-139 ©Автор(ы) 2019
В В. Бобров1' 2, Н.Н. Моор1
В многотысячелетней истории человечества собака - первое живое существо, которое появилось рядом с человеком, помогая ему преданной службой. Собаки и в наш век урбанизации, глобализации и других ... заций выполняют свой долг спасателей, поисковиков, охранников, пастухов; появились даже породы для «душевного утешения». История общения человека с собакой знает примеры невероятной верности последних, которые воплощены в киноискусстве, скульптуре и литературных произведениях. О роли собаки в жизни человека периода допись-менной истории, а также об этносах, сохранивших традиционный уклад жизнеобеспечения и природопользования, написано немало научных работ1. Значительно меньше научной продукции, посвященной образу собаки в древнем искусстве.
В VIII в. до н.э. на обширных пространствах Евразии сформировалась свита археологических культур, которые объединял один из ярких признаков - искусство звериного стиля. Оно находило воплощение преимущественно в декоре оружия, отлитого из бронзы; на скальных плоскостях (святилища); в монументальных памятниках, в частности, такого особого вида антропоморфной скульптуры, как оленные камни (в специальной литературе их еще обозначают как культуры ранних кочевников).
Искусство скифского мира от Причерноморья до Маньчжурии наполнено образами хищных животных. Из пернатых в искусстве ранних кочевников господствует грифон. Особое предпочтение ему было оказано у народов Южной Сибири (Горный Алтай, Саяны, Хаксско-Минусинская котловина). Популярным изобразительным образом являлся олень (лось), хотя он не из разряда хищников. Из семейства канисовых волк занимал ведущее место в искусстве практически всех народов скифского времени, населявших степи и лесостепи Евразии. Но если у воинственных народов Поволжья, Приуралья, Северного Причерноморья и Кавказа изображение головы волка украшали предметы конской упряжи, бляшки, некоторые бытовые предметы, то население тагарской культуры (Средний Енисей, Республика Хакасия) использовало этот образ для декора ножей и кинжалов2. Несмотря на общее стилистическое и иконографическое своеобразие, обусловленное как восприятием образа, так и технологией литья, заметны некоторые отличия в передаче головы животного. Связаны ли эти отличия с изображением другого вида канисовых - собаки - сказать трудно. В.Д. Кубаревым и Д.В. Черемисиным были выделены иконографические признаки, характеризующие изображение волка в скифо-сибирском искусстве звериного стиля3. Не все исследователи приняли этот методический принцип. Е.В. Переводчикова, анализируя существенные признаки изображений животных в искусстве скифского времени, приходит к выводу о невозможности определения видовой принадлежности среди изображений хищников4. Однако, на наш взгляд, стилистические и иконографические особенности среди изображений хищников семейства канисовых в искусстве скифо-сибирско-го мира позволяют выделить изображения собак. Анализ памятников наскального творчества и мелкой пластики показывают, что это можно сделать, но только по
1 Миллер 1922, 287-324; Сергин 1971, 195-200; Новиков 1995, 63-71; 1997, 112-115; Кузнецов 1998.
2 Богданов 2006, 236-237; Моор 2017, 106-116.
3 Кубарев, Черемисин 1987, 103-110.
4 Переводчикова 1994, 42.
материалам петроглифов, благодаря включению образа собаки в композиции, что открывает перспективу для осмысления содержания образа. В мелкой пластике искусства скифо-сибирского мира канисовые животные представлены в основном в виде одиночных, а еще чаще редуцированных изображений. Среди них практически невозможно выделить образ собаки. Это удается лишь в крайне редком случае. В качестве примера можно привести уникальное изображение собаки в очень динамичной сцене охоты на золотой бляхе, обнаруженной в центральных районах Западных Саян (Республика Тыва) (рис. 1, 1). Она была найдена возле распаханного кургана могильника Тээрге II. А. Д. Грач5 включал это изделие в круг изделий хорошо известной Сибирской коллекции Петра I. Композиция представляет собой сцену охоты. На ней запечатлен стоящий охотник, поражающий кинжалом кабана. Помогая человеку, в ногу животного крепко вцепилась зубами охотничья собака. Это, пожалуй, единственное изображение собаки в мобильном искусстве ранних кочевников не только северной периферии Центральной Азии. Относительную популярность этот образ приобрел в наскальном творчестве и отчасти на объектах монументального искусства.
Впервые небольшую группу изображений собак выделил Д.Г. Савинов на оленных камнях6. Характерно, что они выбиты на камнях Северного Кавказа (курган у Зубовского хутора), Западных Саян (Тыва, пос. Элегест), Горного Алтая (Юстыд), Монголии (Ушкийн-Увэр). При этом исследователь справедливо отмечал, что выделяемый образ условный. Это замечание усиливает то обстоятельство, что изображения собак нанесены на своеобразные антропоморфные изваяния, которые имели иррациональную смысловую нагрузку. Поэтому можно допустить, что изображения на скальных плоскостях будут иметь иконографические отличия. По крайней мере, только в единичных случаях на петроглифах Монголии зафиксированы изображения, идентичные собакам оленных камней монгольско-забайкальского типа. Особенности изображения собак на монументальных камнях-обелисках позволяют провести их поиск на петроглифах Южной Сибири и Центральной Азии.
Определение видовой принадлежности изображений к собакам в таком многообразном и многоплановом творчестве, как наскальное искусство, к тому же подверженному естественному природному и антропогенному воздействию, дело непростое. Возможно, в силу субъективных факторов, но нам неизвестны работы в области петроглифоведения, в которых были бы обоснованы изобразительные признаки образа древнего «друга» человека, за исключением совместной монографии В.Д. Кубарева, Д. Цэвээндоржа и Э. Якобсон7. В этой работе они сведены к тому, что, в отличие от волка, изображения собаки имеют задранную вверх голову, короткое туловище, высоко поднятый и закрученный крючком хвост8. Решение этой процедурной проблемы требует учета одного, на наш взгляд, первостепенного обстоятельства. Проведенные в начале 2000-х гг. исследования ДНК собак и волка, их сопоставление, позволили специалистам сделать вывод о том, что из 400 пород собак, существующих в современном мире, только 14 можно
5 Грач 1980, 81, рис. 117.
6 Савинов 1980, 319-328.
7 Кубарев и др. 2005.
8 Кубарев и др. 2005, 71.
отнести к самым древним. В какой-то степени их возраст, по крайней мере, до-скифский, подтверждается археологически9. В связи с обозначенной темой статьи важное значение приобретают некоторые экстерьерные различия, вероятно, обусловленные селекцией животных с качествами, соответствующими конкретным ландшафтным условиям. Отличия наблюдаются между помощниками таежных и степных охотников. Но если среди таежных пород больше сходства, то степные популяции обладают разительными особенностями экстерьера. В качестве примера достаточно привести бурят-монгольского волкодава и ближневосточного салюки, напоминающего русскую борзую. Вполне вероятно, что при нанесении изображения на камень древний художник - созидатель прекрасного - стремился передать конкретный образ, который ему знаком с детства и который он наблюдал в повседневной жизни. Отчасти этим объясняется разнообразие изображений собак на петроглифах Южной Сибири и Монголии. У всех «древних» таежных собак экстерьер идентичен или близок к стати волка, но характерным отличием у них является закинутый на спину и закрученный хвост. Такое же расположение хвоста можно наблюдать у некоторых других пород, сформировавшихся за пределами таежной зоны. Например, тибетский мастиф. У салюки длинный хвост, конец которого тоже загнут вверх крючком. На петроглифах Центральной Азии известны изображения животного с длинными, тонкими телом и лапами, а также хвостом, как у салюки. Вывод из приведенных соображений напрашивается сам собой.
Одним из главных признаков, позволивших специалистам среди многочисленных образов на скальных «полотнах» древних святилищ выделить изображения собаки, являлся закинутый за спину вытянутый вперед или загнутый крючком хвост. Определение видовой принадлежности животного по такому признаку встречаем в работах А.П. Окладникова и В. Д. Запорожской, в частности, при описании изображений на писанице Нурин-Хундуй в Джидинской группе наскальных памятников Забайкалья10. Идентичный признак использован М.А. Дэвлет для трактовки изображенных образов на плоскости горы Алды-Мозага, которая в настоящее время скрыта от современников XXI столетия водами Саянского рукотворного моря11. Аналогичный подход к интерпретации образа собаки демонстрируют при исследовании петроглифов Монголии В.Д. Кубарев, Э. Якобсон и Д. Цэвээндорж12. Но если бы древний художник изображал собаку, близкую породе бурят-монгольского волкодава, то это изображение вряд ли нашло бы отличие от изображения волка. В таких случаях об изображении образа собаки будет свидетельствовать ее участие вместе с человеком в сцене охоты, выпасе скота, каком-либо другом производственном или ритуальном действии.
Сложность определения вида вряд ли обусловлена хронологической принадлежностью изображений. Скорее всего, в этом кроется отражение признаков породы и их близость общим чертам семейства канисовых. Наиболее ранние изображения собак на скальных плоскостях Южной Сибири и Монголии, по мнению
9 Цалкин 1970, 191-194.
10 Окладников, Запорожская 1969, 40.
11 Дэвлет 1998, 38, табл. 11.
12 Кубарев и др. 2005, 71.
Рисунок. 1 - могильник Тээрге III (по: Грач 1980, рис. 117); 2 - Тепсей V (по: Советова 2005, рис. 28); 3 - Цагаан-Саала V (по: Кубарев и др. 2005, рис. 749); 4 - Калбак-Таш (по: Kubarev, Jakobson 1996, рис. 275); 5 - Устю-Мозага (по: Дэвлет Е., Дэвлет М., 2005, рис. 256); 6 - Цагаан-Салаа II (по: Кубарев и др. 2005, рис. 132); 7 - Багаа-Ойгур III (по: Куба-рев и др. 2005, рис. 1014); 8 - Устю-Мозага, камень 16 (по: Дэвлет 2013, рис. 2); 9 - Цагаан-Салаа IV (по: Кубарев и др. 2005, рис. 637); 10 - р. Елангаш, участок 1 (по: Окладников и др. 1979, табл. 9, 2). 1 — золото
специалистов, относятся к эпохе ранней бронзы13. Судя по изображению собак в жанровых сценах, большая часть их может быть датирована ранним железным веком. Сводка всех изображений собак конкретных памятников Цагаан-Салаа, Бога-Ойгур, Баянлиг-хада, т.е. только Монголии, представлена в двух монографиях14. Первая включает 86 изображений собак и 53 изображения волков и собак, а вторая - таблицу с 47 изображениями волков, собак и лисиц. Практически все изображения собак эпохи бронзы и скифского времени выполнены в технике выбивки. Изобразительная трактовка животного условная, с реалистическими элементами и тенденцией к схематизму. Обычно у фигуры собаки только по одной передней и задней лапе. Как правило, у изображаемой собаки обозначены оба, торчащих вверх, уха, нередко расположенных в виде латинской буквы V. Более разнообразно передан хвост животного, который приподнят или закинут над спиной. В последнем случае конец хвоста может быть направлен вперед или закручен, напоминая крючок. Если хвост трактован в приподнятом и вытянутом виде, то его линия приобретает s-видную форму, но иногда слабо выраженную. Различия в изобразительной трактовке образа собаки могут быть также связанными с передачей состояния животного (покой, бег, агрессия, поза внезапной остановки и т.д.). На петроглифах достаточно много изображений собак, все они участвуют в разных жанровых сценах (рис. 1-10).
Сцены с колесницами. В сценах с колесницами собаки выступают достаточно редкими участниками развернувшейся перед зрителем картины. Главный герой этих сцен - антропоморфный персонаж на колеснице, преследующий либо стадо зверей, либо определенного животного - оленя. Собаки в этих композициях играют периферийную роль, помогая человеку в своеобразной «погоне» (рис. 10). Такие изображения известны в Монгольском Алтае и Горном Алтае на плоскостях святилищ Цагаан-Салаа IV, Бага-Ойгур IV, Устю-Мозага, а также на р. Елангаш15, участке 1. Хронология композиций с повозками и колесницами в основном соответствует позднебронзовому веку16.
Бытовые и производственные сцены. Изображения собак нередко были включены древними «художниками» в различные бытовые изобразительные сцены, такие, как сцены из жизни поселка. На Большой Боярской писанице изображена картина из жизни населения бассейна Среднего Енисея в эпоху раннего железного века, а если точнее в тагаро-таштыкский переходный период17. На переднем плане изображено несколько домов и котлов на поддоне, выше (в перспективе) - три быка, четыре, вероятно, козла. Среди них изображен человек с луком и, скорее всего, посохом. Рядом с ним находится маленькое животное, которое можно принять за собаку. Нередки композиции, отображающие выпас скота, в котором обычно участвуют собаки. Такая композиция украшает плоскость комплекса Калбак-Таш18. Композиция представляет собой сюжет, включающий антропоморфный персонаж, ведущий за собой двух козлов, а также трех собак, расположенных по
13 Кубарев и др. 2005, 32.
14 Кубарев и др. 2005, рис. 58-60; Деревянко и др. 2008, табл. 17.
15 Кубарев и др. 2005, рис. 588, 624, 637, 1142; Дэвлет Е., Дэвлет М. 2005, рис. 179; Окладников и др. 1979, табл. 9, 2.
16 Шер 1980, 107; Дэвлет Е., Дэвлет М. 2005, 40, 57.
17 Дэвлет 1976, 9, табл. V, 1.
18 Kubarev, Jacobson 1996, fig. 275.
периметру композиции, которые таким образом помогают человеку в выпасе и охране скота (рис. 4). Менее понятен смысл композиции на плоскости святилища Калбак-Таш, представляющую сцену из антропоморфных фигур в грибовидных головных уборах и вереницы животных, среди которых есть изображения, которые можно интерпретировать как собак19.
Возможно, к этой же жанровой сцене следует отнести «мотив тропы», сцены перекочевки. Так, на некоторых из этих изображений, например, выполненных на плоскостях комплексов Бага-Ойгур III, Хана-хад в Монголии (рис. 3), помимо вереницы животных, изображены, по нашим представлениям и ряду признаков, собаки20. Наиболее представительна среди них многофигурная композиция, обнаруженная на южном склоне комплекса Бага-Ойгур III, представляющая многофигурную сцену перекочевки алтайских скотоводов-охотников. В композицию включены изображения 27 диких и домашних животных, а также три антропоморфные фигуры. Активными участниками картины выступают пять собак, четыре из которых запечатлены нападающими на барана и лося. У трех из них пасть открыта (оскалена). По результатам исслеования В.Д. Кубарева, эта сцена относится к эпохе ранней бронзы21. Показательно, что у собак переданы четыре лапы.
Начиная с эпохи бронзы, наиболее многочисленны композиции в наскальном искусстве Центральной Азии, изображающие сцены охоты с собаками. Основываясь на данных петроглифов Монгольского Алтая, В. Д. Кубарев отмечает, что «уже во II тыс. до н.э. получает широкое распространение облавная охота и загонная охота с собаками»22. Такие сцены многочисленны как на указанной территории, так и в более широком географическом пространстве. Одна из ярких впечатляющих сцен, это, конечно, сцена загонной охоты (Цагаан-Салаа II, Бага-Ойгур III2323, Калбак-Таш24). В композиции загонной охоты на лося, выполненной на плоскостях святилища из Цагаан-Салаа II, представлена сцена, в которой принимают участие 27 (!) собак (свора) (рис. 6). Две собаки из них ведет на поводках человек. Композицию, видимо, следует отнести к бронзовому веку, судя по особенностям сопутствующего изображения лося. Не менее впечатляюще выглядят более поздние по времени сцены на петроглифах Бага-Ойгур III и Калбак-Таша, на которых изображена загонная охота на оленя, но с гораздо меньшим количеством участников (рис. 7). Стилистические и иконографические особенности изображения оленей позволяют отнести композицию к эпохе раннего железного века.
На композиции, воплощенной на плоскостях Сырнах-Гозы25, в которую включены множество домашних и диких животных, представлена сцена охоты на животных с собаками. На ее хронологическую принадлежность косвенно указывают особенности изображения оленей, выполненные в характерной аржано-майэмир-ской традиции. Собака могла являться и главным персонажем в сценах охоты без участия человека (Устю-Мозага, Калбак-Таш II и др.)26 (рис. 8).
19 Кубарев 2010, рис. II.
20 Дэвлет, Дэвлет 2005, рис. 177, 1; Кубарев 2007, рис. IX.
21 Кубарев 2007, 275-285.
22 Кубарев и др. 2005, 115.
23 Кубарев и др. 2005, рис. 132, 1014.
24 Kubarev, Jacobson 1996, fig. 28.
25 Кубарев 2012, рис. 2.
26 Дэвлет 2013, рис. 2; Кубарев 2010, рис. IV
Композиции батального содержания. Наиболее известное изображение, на котором собака представлена в качестве участника батальных сцен, защитника человека, его помощника в борьбе с общим врагом, зафиксирована на плоскостях горы Тепсей, расположенной в среднем течении р. Енисей. На ней запечатлена композиция, которая передает сражение с великанами (рис. 2). Принадлежность ее скифскому времени и тагарской культуре не вызывает сомнения. Подробный анализ этой сцены и обоснование ее принадлежности к эпохе раннего железного века по комплексу вооружения и проведенным иконографическим параллелям с изображениями на могильных плитах курганов тагарской культуры был предложен О.С. Советовой в специальной научной статье27. Исследовательница предположила, что изображена сцена противоборства двух племен или представителей «своих» и «чужих». Среди пеших воинов и всадников, вооруженных чеканами и булавами, в технике выбивки изображены пять небольших животных. У трех из них короткая шея, поджарое туловище, а также закрученный кольцом хвост. Есть основания полагать, что эти животные - собаки. Несомненно, они участники и помощники людей в битве, запечатленной на наскальной плоскости.
Ритуальные сцены. Наконец, еще одно изображение запечатлело собаку в качестве помощника человека, вероятно, шамана. На скале Устю-Мозага в Западных Саянах в композиции с человеком и животными выбито существо с длинным туловищем, загнутым вверх хвостом, четырьмя лапами, опущенной вниз головой с открытой пастью (рис. 5). В нем относительно отчетливо угадывается образ собаки28. Примечателен показ четырех лап животного, открытая пасть и удлиненные пропорции тела.
Собака могла являться косвенным участником погребальных обрядов. В археологических памятниках Среднего Енисея кости собак нередко засвидетельствованы в составе погребальных комплексов, в особенности тагарской и тесинской культур29. А в могильнике Барсучий Лог, отнесенном к раннесарагашенскому времени, была обнаружена стела, на которой изображены антропоморфные персонажи в окружении собак. Некоторых из собак люди как бы держат на поводках30. Рисунки датированы О.В. Ковалевой в широком хронологическом диапазоне VII-III вв. до н.э.31
Несмотря на малочисленность изображений собак на петроглифах эпохи бронзы и скифского времени в северной периферии Центральной Азии, животные являлись участниками мифологических композиций, бытовых и производственных сцен. В зависимости от этого следует воспринимать смысловое значение образа собаки. Анализ не полной, но достаточно представительной выборки памятников наскального искусства Среднего Енисея, Алтая-Саянского нагорья и Монголии, позволяет сделать вывод, что образ собаки был наиболее популярен в наскальном творчестве населения монгольских степей, меньше он встречается на петроглифах Саяно-Алтая и в искусстве населения Среднего Енисея.
27 Советова 1987, 173-176.
28 Дэвлет, Дэвлет 2005, рис. 256.
29 Кузнецов 1998.
30 Ковалева 2013, рис. 8.
31 Ковалева 2013, 102.
ЛИТЕРАТУРА
Богданов, Е.С. 2006: Образ хищника в пластическом искусстве кочевых народов Центральной Азии (скифо-сибирская художественная традиция). Новосибирск.
Грач, А. Д. 1980: Древние кочевники в центре Азии. М.
Деревянко, А.П., Петрин, В., Цэвээндорж, Д., Мыльников, В.П. 2008: Святилище с наскальными рисунками Баянлиг хад в Монголии. Новосибирск.
Дэвлет, Е.Г., Дэвлет, М.А. 2005: Мифы в камне. М.
Дэвлет, М.А. 1976: Большая Боярская писаница. М.
Дэвлет, М.А. 1998: Петроглифы на дне Саянского моря. М.
Дэвлет, М.А. 2013: Утес под Енисеем. К юбилею Николая Владимировича Леонтьева. Научное обозрение Саяно-Алтая 1 (5), 17-27.
Ковалева, О.В. 2013: Рисунки на плитах и стелах кургана Барсучий Лог. Научное обозрение Саяно-Алтая 1(5), 91-112.
Кубарев, В. Д. 2010: История изучения святилища Калбак-Таш (республика Алтай). Древности Сибири и Центральной Азии 3 (15), 44-60.
Кубарев, В. Д. 2007: Палеоэкономика населения монгольского Алтая (по петроглифам и этнографическим источникам). В сб.: В.Е. Ларичев (ред.), Алтае-Саянская горная страна и соседние территории в древности. Новосибирск, 275-285.
Кубарев, В.Д., Черемисин, Д.В. 1987: Волк в искусстве и верованиях кочевников Центральной Азии. В сб.: И.Н. Гемуев, А.М. Сагалаев (ред.), Традиционные верования и быт народов Сибири. Новосибирск, 98-117.
Кубарев, В.Д., Цэвээндорж, Д., Якобсон, Э. 2005: Петроглифы Цагаан-Салаа и Бага-Ой-гура (Монгольский Алтай). Новосибирск-Улан-Батор-Юджин.
Кубарев, Г.В. 2012: Петроглифы Сырнах-Гозы. В сб.: Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Материалы итоговой сессии ИаиЭ СО РАН. XVIII. Новосибирск, 195-199.
Кузнецов, Н.А. 1998: Погребение собак на среднем Енисее как археологический источник: автореф. на соиск. уч. степ. канд. ист. н. Новосибирск.
Миллер, А. А. 1922: Изображения собак в древностях Кавказа. Известия Российской академии истории материальной культуры II, 287-324.
Моор, Н.Н. 2017: Изображения волка в декоре тагарских ножей и оружия. Вестник Новосибирского государственного университета 16-7, 106-116.
Новиков, А.В. 1995: Погребения собак в материалах новосибирского варианта кулайской культуры (к вопросу интерпретации). В сб.: В.И. Молодин (ред.), Археология вчера, сегодня, завтра. Новосибирск, 63-71.
Новиков, A.B. 1997: Собаки в системе питания населения Азии. В сб.: Л.М. Кадырова, Н.А. Томилов (ред.), Интеграция археологических и этнографических исследований. Материалы V Всероссийского научного семинара, посвященного 155-летию со дня рождения Н.М. Ядринцева. Омск-Уфа, 112-115.
Окладников, А.П., Запорожская, В. Д. 1969: Петроглифы Забайкалья. Ч.1. Л.
Окладников, А.П., Окладникова, Е.А., Запорожская, В.Д., Скорынина, Э.А. 1979: Петроглифы долины реки Елангаш (юг Горного Алтая). Новосибирск.
Переводчикова, Е.В. 1994: Язык звериных образов. Очерки искусства евразийских степей скифской эпохи. М.
Савинов, Д.Г. 1980: Изображения собак на оленных камнях. В сб.: Д.Г. Савинов (ред.),
Скифо-сибирское культурно-историческое единство. Материалы I Всесоюзной археологической конференции. Кемерово, 319- 328.
Сергин, В.Я. 1971: Об одной гипотезе одомашнения собаки. Советская археология 1, 195200.
Советова, О.С. 1987: Сюжет с великанами на скалах Тепсея. В сб.: А.И. Мартынов, В.И. Молодин (ред.), Скифо-сибирский мир. Искусство и идеология. Новосибирск, 173-176.
Цалкин, В.И. 1970: Домашняя собака в неолите Забайкалья. В сб.: В.Е. Ларичев (ред.), Сибирь и ее соседи в древности 3. Новосибирск, 191-194.
Шер, Я. А. 1980: Петроглифы Средней и Центральной Азии. М.
Kubarev D., Jakobson, E. 1996: Sibérie du sud 3: Kalbak-Tash I (Republique de l'Altai). Repertoire des Petroglyphes d'Asie Centrale. Fascicule №3. Paris.
REFERENCES
Bogdanov, E.S. 2006: Obraz khishchnika v plasticheskom iskusstve kochevykh narodov Tsentral'noy Azii (skifo-sibirskaya khudozhestvennaya traditsiya) [The image of invader in the plastic art of the nomadic people of Central Asia (Scythian-Siberian artistic tradition)]. Novosibirsk.
Grach, A.D., 1980: Drevnie kochevniki v tsentre Azii [Ancient Nomads in the Center of Asia]. Moscow.
Derevyanko, A.P., Petrin, V, Tsehvehehndorzh, D., Mylnikov V.P. 2008: Svyatilishche s naskal'nymi risunkami Bayanlig khad v Mongolii [Rock art sanctuary Bayanlig had in Mongolia]. Novosibirsk.
Devlet, E.G., Devlet, M.A. 2005: Mify v kamne [Myth in stone]. Moscow
Devlet, M.A. 1976: Bol'shaya Boyarskayapisanitsa [Big Boyarskaya Pisanitsa]. Moscow.
Devlet, M.A. 1998: Petroglify na dne Sayanskogo morya [Petroglyph on the bottom of the Sayan See]. Moscow.
Devlet, M.A. 2013: Utes pod Eniseem. K yubileyu Nikolaya Vladimirovicha Leonteva [The cliff under Yenisei. For the anniversary of N.V Leontyev. Scientific survey of Sayan-Altai].
Nauchnoe obozrenie Sayano-Altaya [Scientific survey of Sayan-Altai] 1 (5), 17-27.
Kovaleva, O.V 2013: Risunki na plitakh i stelakh kurgana Barsuchiy Log [Representation on the slabs and steles of Barsuchiy Log kurgan]. Nauchnoe obozrenie Sayano-Altaya [Scientific survey of Sayan-Altai] 1 (5), 91-112.
Kubarev, G.V. 2012: Petroglify Syrnakh-Gozy [Syrnakh-Gozy Petroglyphs]. In: Problemy arkheologii, etnografii, antropologii Sibiri i sopredel'nykh territoriy. Materialy itogovoy sessii IAiEH SO RAN [Problems of archeology, ethnography, anthropology of Siberia and adjacent territories. Materials of the final session of the Institute of Archaeology and Ethnology of the Siberian Branch of Russian Academy of Sciences] XVIII, 195-199.
Kubarev, V.D. 2007: Paleoekonomika naseleniya mongol'skogo Altaya (po petroglifam i eht-nograficheskim istochnikam) [Paleo-economics of the Mongolian Altai population (for petroglyphs and ethnographic sources)]. In: V.E. Larichev (ed.), Altae-Sayanskaya gornaya strana i sosednie territorii v drevnosti [Altai-Sayan mountain country and border territories in ancient time]. Novosibirsk, 275-285.
Kubarev, V.D. 2010: Istoriya izucheniya svyatilishcha Kalbak-Tash (respublika Altay) [History of Kalbak-Tash sanctuary research (Altai Republic]. Drevnosti Sibiri i Tsentral'noy Azii [Antiquities of Middle and Central Asia] 3 (15), 44-60.
Kubarev, V.D., Cheremisin, D.V. 1987: Volk v iskusstve i verovaniyakh kochevnikov Tsentral'noy Azii [The wolf in the art and beliefs of the nomads of Central Asia.]. In: I.N. Gemuev, A.M. Salagaev (eds.), Traditsionnye verovaniya i byt narodov Sibiri [Traditional believes and everyday life of Siberian peoples]. Novosibirsk, 98-117.
Kubarev, V.D., Tsehvehehndorzh, D., Yakobson, E.H. 2005: Petroglify Tsagaan-Salaa i Baga-Ojgura (Mongol 'skiy Altay) [Petroglyphs of Tsagaan-Salaa and Baga-Oygura (Mongolian Altai)]. Novosibirsk-Ulaanbaatar-Yudgin.
Kubarev D., Yakobson, E. 1996: Sibérie du sud 3: Kalbak-Tash I (Republique de l'Altai). Repertoire des Petroglyphes d'Asie Centrale. Fascicule №3. Paris.
Kuznetsov, N.A. 1998: Pogrebenie sobak na srednem Enisee kak arkheologicheskiy istochnik [Dog burial in the Middle Yenisei region as an archaeological source]: PhD Thesis. Novosibirsk.
Miller, A.A. 1922: Izobrazheniya sobak v drevnostyakh Kavkaza [Dog representations on ancient objects from Caucasus] Izvestiya Rossiyskoy akademii istorii material'noy kul'tury [Proceedings of Russian Academy of Material Culture History] II, 287-324.
Moor, N.N. 2017: Isobrazheniya volka v dekore tagarskikh nozhey oruzhiya [The image of a wolf in the decor of Tagar knives]. Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta [Bulletin of Novosibirsk state University] 16-7, 106-116.
Novikov, A.V. 1995: Pogrebeniya sobak v materialakh novosibirskogo varianta kulayskoy kul'tury (k voprosu interpretatsii) [Burials of dogs on the materials of the Novosibirsk version of Kulai culture (on the question of interpretation)]. In: VI. Molodin (ed.), Arkhe-ologiya vchera, segodnya, zavtra [Archaeology yesterday, today, tomorrow]. Novosibirsk, 63-71.
Novikov, A.B. 1997: Sobaki v sisteme pitaniya naseleniya Azii [Dogs in the Asian Nutrition System]. In: L.M. Kadyrova, N.L. Tomilov (eds.), Integratsiya arkheologicheskikh i et-nograficheskkih issledovaniy [Integration of archaeological and ethnographic research]. Omsk-Ufa, 112-115.
Okladnikov, A.P., Zaporozhskaya, VD. 1969: Petroglify Zabaykal'ya [Trans-Baikal petro-glyphs]. Pt. 1. Leningrad.
Okladnikov, A.P., Okladnikova, E.A., Zaporozhskaya, V.D., Skorynina, E.A. 1979: Petroglify doliny reki Elangash (yug Gornogo Altaya) [Petroglyphs of Elangash River valley (South of Altai Mountains]. Novosibirsk.
Perevodchikova, E.V 1994: Yаzyk zverinykh obrazov. Ocherki iskusstva evraziyskikh stepey skifskoy epokhi [Language of animal images. Essays about the art of Eurasian steppes of Scythian Period]. Moscow.
Savinov, D.G. 1980: Izobrazheniya sobak na olennykh kamnyakh [Images of dogs on deer stones.]. In: D.G. Savinov (ed.), Skifo-sibirskoe kul'turno-istoricheskoe edinstvo [Scythian-Siberian cultural and historical unity. Materials of the First All-Union Archaeological Conference]. Kemerovo, 319-328.
Sergin, V.Ya. 1971: Ob odnoy gipoteze odomashneniya sobaki [On one idea of domestication of a dog]. Sovetskaya arkheologiya [Soviet archaeology] 1, 195-200.
Sher, Ya.A. 1980: Petroglify Sredney i Tsentral'noy Azii [Petroglyphs of Middle and Central Asia]. Moscow.
Sovetova, O.S. 1987: Syuzhet s velikanami na skalakh Tepseya [The plot with the giants on the rocks of Tepsey]. In: A.I. Martynov, V.I. Molodin (eds.), Skifo-sibirskiy mir. Iskusstvo i ide-ologiya [Scythian-Siberian World. Art and ideology]. Novosibirsk, 173-176.
Tsalkin, V.I. 1970: Domashnyaya sobaka v neolite Zabaykal'ya [Domestic dog in the Neolithic Transbaikalia]. In: V.E. Larichev (ed.), Sibir 'i ee sosedi v drevnosti [Siberia and its neighbours in the Ancient Time] 3. Новосибирск, 191-194.
AN IMAGE OF DOG IN SOUTH SIBERIA AND MONGOLIA PEOPLES' ROCK ART (BRONZE AGE AND SCYTHIAN PERIOD)
Vladimir V. Bobrov1' 2, Natalya N. Moor1
1 Kemerovo State University, Kemerovo, Russia
2 Institute for Human Ecology of the Federal Research Center of Coal and Coal
Chemistry SB RAS, Kemerovo, Russia
Abstract. The article deals with the first experience of research of the dog theme in South Siberia and Mongolia peoples' rock art (Bronze Age and Scythian period). The paper shows the difficulty of genus determination for Canis and outlines the representative attributes to solve this issue. The analysis of the rock art sites and decorative metal allowed concluding that it is possible to determine the type of animal' mainly based on the materials from petroglyphs' where there are images of dogs in the composition. The probability that certain breed of ancient dogs living with Taiga and forest-steppe peoples of Northern periphery of Central Asia is noted. Having carried out the research the author highlights the remarkable popularity of the dog theme in Mongolia, Sayan-Altai and Middle Yenisei art; the images belonging exclusively to the compositions; the predominant role of dogs in production scenes. It is noticed that since the Bronze Age the most numerous are the images of dogs in the rock art of Central Asia, where they are represented in bright dynamic scenes. They are less common on the petroglyphs of Sayano-Altai and in the art of the Middle Yenisei population. The images of dogs (second person character), are often included not only in the scenes of active assistance to the human, but also in mythological compositions and domestic scenes. Depending on it, it's necessary to perceive the semantic meaning of the image. The absence of Neolithic dog representations in this subregion and chronological determination of petroglyph dogs still requires the explanation.
Keywords: dog, art of Scythian Period, animal style art, petroglyphs, South Siberia and Mongolia, Bronze Age and Scythian period, early nomads' culture
