CC BY
25
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 28 (166). История. Вып. 34. С. 60-64.
т. в. любчанская
образ профессионала в экспедиционном фольклоре челябинских археологов
В статье сделана попытка выделить неформальный дискурс археологического сообщества, отраженный в экспедиционном фольклоре челябинских археологов и направленный на формирование образа профессионала.
Ключевые слова: археологический фольклор, образ археолога-профессионала.
Изучение научных археологических сообществ неизбежно подводит исследователя к необходимости рассмотрения профессиональной субкультуры. Специфика организации археологии как науки создает особый микроклимат коллективов, формирует своеобразный стиль поведения и общения внутри сообществ. Все это позволяет рассматривать отдельные корпорации с точки зрения теории субкультур1, что дает возможность отметить и внутренние ценности сообщества, и социокультурные связи в коллективе и за его пределами. В данной статье мы попытаемся выделить неформальный дискурс археологического сообщества, отраженный в экспедиционном фольклоре челябинских археологов и направленный на формирование образа профессионала.
Фактически все уральские школы археологии можно отнести к научно-образовательным школам (по классификации М. Г. Ярошевского2). Связано это с двумя моментами: во-первых, формирование археологических коллективов на Урале во второй половине ХХ в. шло в условиях малочисленности местных археологов при наличии огромных неисследованных территорий, и функция подготовки профессиональных кадров становилась наиболее важной; во-вторых, археологические коллективы первоначально складывались в уральских вузах, что также определяло их образовательную направленность.
Кроме того, мною уже отмечалось, что по характеру внутренней организации в уральской археологии научные школы коммуникативного типа доминируют над лидерскими3. На наш взгляд, различие этих школ не только или не столько в наличии или отсутствии ярко выраженного лидера, но в способе приобщения к профессии. В лидерской школе руководитель определяет не только тему, направление исследования, но и в целом знаниево-
умениевый комплекс будущего специалиста - т. е. прежде всего «делает» профессионала, и уже наличие профессионализма открывает последнему возможность приобщиться к сообществу, к системе ценностей коллектива. В школах коммуникативного типа процесс идет от обратного: сначала неофит принимает ценностную ориентацию корпорации, становиться частью этой корпорации и уже тогда ему как «своему» сообщество открывает секреты профессии.
Таким образом, можно сказать, что для всех уральских археологических сообществ приоритетной является передача из поколения в поколение элементов субкультуры, формирование через них комплиментарного образа профессии. Необходимым элементом корпоративной субкультуры является профессиональный фольклор, так как создается коллективом, ощущающим потребность в «неофициозном» самовыражении4. Именно он передается из поколения в поколение как отражение ценностных ориентировок сообщества.
В данной статье рассматривается экспедиционный фольклор челябинских археологов, поскольку именно он, на наш взгляд, наиболее полно отражает специфику профессии археолога. В корпоративной среде достаточно прочно существует мнение о том, что археологов нужно разделять на «полевиков» и «теоретиков». Однако автору не удалось увидеть воочию «чистых» теоретиков, более того, в уральском археологическом сообществе существует убеждение, что археолог - не полевик - «не совсем археолог», «неправильный археолог» или даже «совсем не археолог». На наш взгляд, действительно возможно некое деление внутри сообщества, например, на «производственников» (тех, кто занимается непосредственно полевой и камеральной работой, не стремясь к научной интерпретации
материала) и «ученых» (соответственно, тех, кто воспринимает полевую работу как этап первичного накопления знания, собирания источниковой базы для дальнейшего исследования).
Под экспедиционным фольклором понимается область неформального дискурса - совокупность текстов, актуальных в контексте экспедиции и обладающих качествами стереотипности (повторяемости на уровне жанра, сюжета, мотивов, речевых формул и лексических маркеров), традиционности (т. е. воспроизводимости стереотипов во времени), бытующих в профессиональной среде и имеющих в ней статус фольклора (или его жанровых форм: баек, анекдотов и т. п.)5.
Основу материала исследования составил архив автора. Это нарративы (байки, рассказы о случаях); стихотворные тексты; экспедиционные песни (собрание челябинских экспедиций). Большинство из них записывались в ситуации «включенного наблюдения» на протяжении достаточно длительного периода с 1980 по 2008 г. в Урало-Казахстанской археологической экспедиции (ЧелГУ), экспедиции Челябинского государственного пединститута, экспедиции специализированного Центра «Аркаим». Всего использовано более 100 текстов. Отдельный пласт источников составила мемуарная и публицистичная литература, а также творчество археологов.
На основе этого материала сделана попытка рассмотреть, каким представляется образ профессионала внутри корпорации челябинских археологов. Здесь становятся важными представления о нормах отношений, моделях поведения во время полевых исследований, социальные позиции и роли участников экспедиции.
Сюжетная основа экспедиционного текста - это «путешествие за Знанием». Процесс «осюжетивания» можно схематично представить следующим образом: от неделимого жизненного континуума (1) к выделению и отбору событий - фабула (2), связыванию и экзегезе событий - сюжет (3), наконец, к материализации в конкретно нарративной форме (4)6.
В широкой теме «поля» можно выделить наиболее распространенные экспедиционные события (событием называется любое нарушение нормального течения жизни):
- природные катаклизмы;
- трудности работы;
- бытовые трудности полевой жизни;
- питейные практики;
- болезни, эпидемии, несчастные случаи;
- сексуальные и любовные похождения;
- столкновения с местными жителями.
Таким образом, событийный ряд археологического фольклора - это лишения, беды, неприятности, трудности, встречающиеся археологу в экспедиции и требующие героического преодоления. В целом экспедиция воспринимаются как испытание, раскрывающее истинную сущность человека. «Мы не просто, не просто романтики, / Мы истории волонтеры». Определение «наш - не наш» часто можно трактовать как - подходит человек для поля или нет, а сами экспедиции рассматривать как вид профессиональной инициации.
Для того, чтобы принять человека в сообщество, необходимо оценить его возможности исповедовать подлинные ценности коллектива, увидеть обладает ли неофит качествами, которые обязательны должны быть присущи археологу. Археологический фольклор фиксирует «истинные» ценности полевой жизни, собственно то, что должно приниматься членом коллектива:
- самоотверженный труд на благо сохранения памяти, прошлого, истории («Здесь вам раскоп, / А не в парке гулянье. / Так оставьте все ваши желанья /Опрокинуть стаканчик-другой / В пивной»; «Пусть я погиб под Кулевчами, /Пускай костьми на бровку пал, / Пускай мой труп вперед ногами / В молчанье вынесут в отвал... /Да только пожили б века»; «Мы не золото едем искать, / Расчищая эпохи руками, / Нам бы только найти и понять, / Что так скупо хранилось веками»);
- «джентельменство», «рыцарство»
(многочисленные рассказы о запретах со стороны мужчин носить тяжелые носилки слабой половине; разведочные рассказы о том, как мужчины несли по два рюкзака; как переносили на руках женщин через реки и т. п.);
- бескорыстие (настоящий материал приходит к археологу, только тогда, когда уходит насущная потребность в этом материале - после защиты диссертации или отказа от темы);
- проявление волевых качеств (Например: «Конечно, ребята уставали, но никогда не просили поблажек. Девчонки были более выносливыми, а может просто более терпеливыми. Много лет спустя, Лена
Татаринцева вспоминала о том, как на перекурах не могла распрямить ладошки. И после перекура просто вставляла черенок лопаты в отверстия рук... Запомнился на Ильинке Володя Потапов: стоит с лопатой у бровки и уныло ее долбит, без результата, просто так - на другое сил нет»1);
- способность прийти на помощь (Гаяз проколол консервным ножом вену. И тихо так говорит: Я вену проколол. Мужики тоже, не паникуя, молча, встали. Таиров записал на бумажке время. Стал жгут накладывать. Стас Григорьев кроссовки надел, побежал Катангу в баню, туда Стас Кудрин на машине уехал...);
- остроумие (Аркаимский лагерь, наверно, в метрах 100 от нас находился. Там начальником был Витя Красуский. И должен был шеф подъехать. Вот Витя к нам приходит. Мы ему говорим: «Ну, что, Витя, приготовил лагерь к приезду шефа?» А он: «Да не совсем, туалеты хлоркой посыпали, чеснок купили. Теперь учу детей кричать: Надоело это сало!»);
- толерантность (На Аксаке было много всего интересного. Нас было немного, начальником был Костя Бабенков. Помню, что мы долго обсуждали этнический состав отряда, причем кажется, как раз тогда, когда Рыбалко уехал. Там, как-то так получилось, что люди были ну совсем разные: и по национальному составу - три татарина - Гаяз, Шамиль и Валерка Мухамадеев; украинцы-казаки - Рыбалко, Славик Евсеев, Мацына (еще Рыбалко Костю Бабенкова все в хохлы записывал - объяснял ему, что буква «в» в конце фамилии у него явно случайно появилась); немка - Ирка Гехт; Танька Епимахова все говорила, что она полька; Кутепов - что он русский князь. Ну и по социальному происхождению тоже разница чувствовалась. Но жили как-то очень дружно, хотя тема национальной принадлежности все время в ходу была - все друг другу объясняли какие национальные черты они ценят);
- романтизм и авантюризм (Костя Коваленко мне говорил, что в разведку надо ходить только в одиночку. Есть время подумать о душе, о жизни. Правда, и сложности есть: так, уйдешь в разведку где-нибудь в мае, случись с тобой что - только в ноябре хватятся.);
- «чутье», «нюх» (...как мы ни напрягали зрение, на поверхности не удалось просле-
дить ни единого бугорка - оплывшего кургана. Первые рекогносцировочные траншеи пришлось закладывать наугад. Эта попытка не привела к успеху... Мы разошлись по обширной площадке, и каждый испытывал свою судьбу, закладывая новые и новые шурфы и траншеи. Я обратил внимание на Руслана Галиулина, который в отличие от всех не спешил начинать раскоп... То ли он что-то просчитывал, то ли слушал голос крови, но вдруг, резко остановившись, воткнул штык лопаты и поднял прицельную планку буссоли... Лишь только из его траншеи был выброшен пахотный слой, в грунте показалось круглое дно крупного горшка. Руслан победно поднял сияющее лицо и вполне по-деловому заметил: «Что и требовалось доказать»8);
- удачливость (фактически в каждой экспедиции есть «удачники» и «неудачники»; «золотые мальчики» - если они в отряде, обязательно будет золото).
Интересно, что сюжетов, отражающих профессионализм, в фольклоре археологов крайне мало, они скорее работают на антитезе, т. е. чаще высмеивается непрофессионализм, чем восхваляются профессиональные качества. В качестве «показательного непрофессионала» обычно выступает либо студент, либо человек с периферии сообщества: «Помню, как-то уехали в разведку, оставили Робоша яму вскрывать. Приезжаем, а у него все на бровке кучками разложено: отдельно кости, отдельно бронза... - Витя, это что? - Начальник, ты не ругайся, я точно помню, что где лежало. И начал все на вычищенной площадке раскладывать».
Как показывает анализ ценностей, наиболее часто встречающихся в экспедиционных текстах, фольклор отражает рефлексию археолога, не столько как специалиста по изучению древностей, сколько «настоящего мужика». В основном, качества, присущие настоящему полевику, - это качества, традиционно приписываемые романтическому мужскому образу. Хотя есть цикл в экспедиционном фольклоре, который можно охарактеризовать как отношения «профессионал - объект». Эти отношения нашли отражение в ритуалах, стереотипах поведения, суевериях, приметах. (Например, нельзя заранее готовить коробочки под находки - это плохая примета - не будет материала. Выход на могильную яму обязательно сопровождается каким-либо катаклизмом, чаще всего, природным). В какой-
то степени с этими представлениями связаны и мифические персонажи, схожие с Черным Альпинистом и Белым Спелеологом в туристской демонологии. Чаще всего, это Белый человек, Белая Женщина, Сарматская Бабушка. Так же как и у туристов, от них можно ожидать как помощи, так и причинения смертельного вреда. У казахстанских археологов в качество «хтонического» персонажа в байках и рассказах фигурирует Ботайская Собака. Суть всех страшилок сводится к потревоженному духу умерших, которые могут наказать археологов. К той же серии относятся и рассказы о скоропостижных и непонятных кончинах археологов. Справедливости ради, надо отметить, что эти рассказы в челябинских экспедициях мало распространены, большинство археологов только слышали, что они существуют.
Для археологов крайне важно осознавать тот факт, что их работа трудна и опасна. Героизм присутствует в экспедиции ежедневно - «в жизни всегда есть место подвигу». Причем в рассказах об этих трудностях - демонстративное равнодушие: Ураган. Березу срезало, так, что она в старый сортир мужской попала. - И что вы делали? - Что делали? Лагерь спасали. - Как спасали? - Да как... Выгнали всех в чисто поле, приказали всем лечь. Вот и все, через полчаса ураган закончился. - Ничего героического. - Ничего. -Только Ванька Ульянов в палатке сидел, держал ее, ему обидно было, если восемь налитых стопок пропадут. Тут был героизм - он же водку спасал.
Героическое иногда создается в самых обычных житейских ситуациях: Да, а еще же был героический момент. То есть, когда ты дежурил, тебе выдавали три морковки и одну луковицу. И вот ты втихаря крадешься в погреб, тыришь еще пару морковок и луковицу. Втихаря же режешь, и добавляешь в подлив, и вроде ничего такого, а вкус-то уже совсем другой. И ты уже суперповар, ты - герой. И ты вечером всем, опять же втихаря, рассказываешь, как ты достиг такого выдающегося результата. Причем заметь, никто и никогда не запрещал брать эту лишнюю морковку и лишнюю луковицу, но просто взять -это ж... ну, не подвиг же.
В добывании знаний археологу постоянно кто-то мешает, его Высшая Миссия - спасение прошлого от рук современных вандалов, разного рода невежд, иногда от бездуховных чиновников, иногда от самих себя. Археологи
всерьез приравнивают свою профессию к тем, в которых ошибка исключена: «...так как, исследуя памятник, археолог, извлекая из него артефакты и информацию, необратимо уничтожает его. Следовательно, вместе с этим либо уничтожается (если исследование произведено некачественно), либо сохраняется овеществленная память многих людей, живших когда-то и оставивших свою память»9. Т. е. ошибка археолога приводит к повторной смерти ушедших поколений. Отсюда постоянная метафора боя, войны; экспедиция представляется как боевой отряд; а ежедневный труд - как подвиг - не подвиг, но что-то героическое. И даже в костюме археологов ясно прослеживается «стиль милитари» (могут происходить различные изменения в «моде» археологов - «треники» сменяются дранными джинсами; х/б платки - банданами; но военные элементы остаются всегда: гимнастерки, бушлаты, берцы, камуфляж, солдатские ремни и т. п.).
Если рассматривать субкультуру как формирование новой идентичности, то у челябинских археологов, безусловно, присутствует героическая самоидентификация. С ней же, вероятно, связан и подбор бардовских песен, обыгрывающих романтический мужской образ, и военных песен, поющихся в экспедициях.
Такая самоидентификация неизбежно приводит к разведению гендерных конструктов. Пол персонажей в рассказах об экспедиции указан в нашей источниковой базе в 110 случаях: в 70 (63,6 %) текстах фигурируют мужчины, в 4 (3,6 %) - женщины. В 18 (16,3 %) случаях - совместное упоминание о женщинах и мужчинах. Прямые указания на статус начальника мужчины встречаются 25 раз (22,7 %), женщины - 3 (2,7 %). Таким образом, можно сказать, что главный герой в фольклоре челябинских археологов - мужчина. При общем количественном раскладе уже не обязательно указывать на пол начальника, он как бы сам собой подразумевается. Более того, рассказы о женщинах-начальниках, скорее подчеркивают исключительность, неординарность ситуации (рассказчики и сами удивляются, что это вообще возможно). Такая же картина складывается и при анализе песенных текстов, персонифицированных с конкретными участниками экспедиций. Здесь также чаще присутствуют имена мужчин (. и пускай гадает Мосин шелль или ашель; не пу-
скайте Русика во палеолит; получил по морде Серый Кормишаев; опять ты, Степа, зарядил про свое и др.). Среди «женских» персонажей только два: «жена лейтенант Петрова», «И не слыхать уж Надежды Оттовны опять»; причем в первом случае - сам текст посвящен мужчине, и женский образ скорее должен подчеркнуть маскулинность главного героя; второе имя упомянуто в «сборной солянке» среди мужских персонажей. Не удивительно, что сегодня среди полусотни действующих челябинских археологов женщин менее 10 человек; среди 20 археологов, имеющих ученые степени, 3 женщины; среди шести докторов наук женщин нет вообще.
В целом образ археолога-полевика, представленный в экспедиционном фольклоре, характеризуется следующими чертами: это мужчина, в возрасте до 50 лет, сильный, надежный, настоящий друг, умеющий преодолевать препятствия, как ежедневные бытовые, так и катастрофические; не теряющий головы и чувства юмора в самых сложных ситуациях; обладает знаниями в различных науках; любит и умеет выпить; пользуется успехом у женщин; обладает различными талантами (хорошо рисует, поет, сочиняет стихи, играет на музыкальных инструментах и т. п.); либерален и демократичен. Во внешнем облике обязательными атрибутами являются усы и борода, длинные волосы (или на контрасте -голова должна быть полностью выбрита); в одежде - элементы военной формы.
Таким образом, фольклор челябинских экспедиций создает образ профессионала, привлекательный для романтически настроенной молодежи. С этой точки зрения он полностью выполняет свою основную функцию привлечения неофитов в профессию.
Примечания
1 См.: Каган, М. С. Философия культуры. СПб., 1996.
2 См.: Петровский, А. В. Основы теоретической психологии / А. В. Петровский, М. Г. Ярошевский. М. : ИНФРА-М, 1998. С. 116.
3 См., например: Любчанская, Т. В. Научные школы в уральской археологии // Цивилизации народов Поволжья и Приуралья : сб. науч. ст. по материалам междунар. конф. Т. 1. Проблемы археологии и этнографии. Чебоксары : ЧувашГПУ им. И. Я. Яковлева, 2006. С. 131-132.
4 См.: Гусев, В. Е. Фольклор как универсальный тип субкультуры // В диапазоне гуманитарного знания : сб. к 80-летию профессора М. С. Кагана. Сер. «Мыслители». Вып. 4. СПб. : Санкт-Петерб. филос. об-во, 2001.
5 См.: Щепанская, Т. Б. Мужские персонажи в экспедиционном фольклоре // Гендерные исследования в контексте социологического образования. СПб. : Скифия, 2005. С. 195-205.
6 См.: Веселова, И. С. Жанры современного городского фольклора: повествовательные традиции : автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2000. URL : // http: // www.ruthenia. ru / folklore.
7 Зданович, С. Я. Петропавловское начало // Время. Степь. Дороги. Челябинск : ООО «Жираф», 2007. С. 9.
8 Боталов, С. Г. Призраки Граултры (башкиры) // Боталов С. Г. Номады. Челябинск : Рифей, 2000. С.105-106.
9 Боталов, С. Г. В поисках себя // Степные дороги : традиционное мировосприятие коренного населения полевых лагерей Урало-Казахстанской археологической экспедиции за последние 40 лет. Челябинск, 2007. С. 103.
