CC BY
15
DOI 10.54770/20729316-2023-1-188
А.А. Косарева (Екатеринбург)
ОБРАЗ ОДРАДЕКА В РАССКАЗЕ Ф. КАФКИ «ЗАБОТЫ ГЛАВЫ СЕМЕЙСТВА»
Аннотация
Статья посвящена исследованию одного из самых загадочных образов европейской литературы - персонажа по имени Одрадек из рассказа Ф. Кафки «Заботы главы семейства». Автор статьи рассматривает разные гипотезы о генезисе образа, выдвигавшиеся за последние сто лет литературоведами и философами, и предлагает свою версию с опорой на текст и факты биографии Ф. Кафки. Увлечение Ф. Кафки Каббалой, трудами Платона и сочинениями Ф. Ницше ложатся в основу интерпретации, согласно которой Одрадек - персонификация каббалистического учения и описываемой в нем модели Вселенной, а рассказчик, «отец семейства», -Господь Бог, с недоумением и тревогой взирающий на неполное и деформированное отражение своего творения. Имя «Одрадек» - не что иное, как неполная анаграмма слова «додекаэдр» (здесь проявляет себя ирония Кафки над стремлением каббалистов приблизиться к Богу, переставляя буквы в словах): согласно Платону и Каббале, Творец создал Вселенную в виде додекаэдра, который позже был использован для «вышивания» небесных созвездий. Именно поэтому Одрадек представляет собой обмотанную разноцветным нитками шпульку. Дерево, составляющее, по мнению рассказчика, природу Одрадека - это каббалистическое Древо Жизни; смех Одрадека - шелест перелистываемых страниц рукописей; его нежелание отвечать на вопросы - каббалистическая установка на избегание как вопросов, так и ответов; отсутствие фиксированного места жительства -горькая ирония как над отсутствием у евреев собственной родины, так и отсутствием единой родины у созданных ими эзотерических текстов; лестница, по которой спускается к людям Одрадек - каббалистическая Лестница Иакова. Важным звеном предлагаемой интерпретации становится аллюзия на «Веселую науку» Ф. Ницше: Бог в «Заботах главы семейства» знает о том, что в будущем может «умереть» в умах людей, и с грустью думает о том, что не отражающее ни Его, ни Его Замысла каббалистическое учение, в итоге, увы, сможет его пережить.
Ключевые слова
Кафка; Одрадек; «Заботы главы семейства»; Каббала; Древо Жизни; Лестница Иакова; иудаизм; эзотерика; мистицизм; гностицизм; Платон; додекаэдр; Ницше; рассказ; религиозная символика; юмор; ирония.
A.A. Kosareva (Yekaterinburg)
THE IMAGE OF ODRADEK IN F. KAFKA'S SHORT STORY "THE CARES OF THE FAMILY MAN"
The article is devoted to the study of one of the most mysterious images of European literature, a character named Odradek from F. Kafka's short story "The Cares of the Family Man". The author of the article examines various hypotheses about the genesis of the image, put forward over the past hundred years by literary critics and philosophers, and offers her own version based on the text and facts of F. Kafka's biography. F. Kafka's passion for Kabbalah, the works of Plato and the writings of F. Nietzsche form the basis of the interpretation, according to which Odradek is the personification of the Kabbalistic teaching and the model of the Universe described in it, and the narrator, the "family man", is God, looking at incomplete and deformed reflection of his creation with bewilderment and anxiety. The name "Odradek" is nothing more than an incomplete anagram of the word "dodecahedron" (here we can see Kafka's irony over the desire of Kabbalists to approach God by rearranging letters in words): according to Plato and Kabbalah, the Creator created the Universe in the form of a dodecahedron, which was later used for "embroidery" of the celestial constellations. That is why Odradek is a spool wrapped in multi-colored threads. The tree that, according to the narrator, constitutes the nature of Odradek is the Kabbalistic Tree of Life; the laughter of Odradek is the rustle of turning pages of manuscripts; his unwillingness to answer questions is a Kabbalistic attitude to avoid both questions and answers; the absence of a fixed place of residence is a bitter irony both over the absence of homeland for the Jews and the absence of homeland for the esoteric texts they created; the staircase that Odradek uses to descend to people is the Kabbalistic Jacob's Ladder. An important point in the proposed interpretation is the allusion to the "Die fröhliche Wissenschaft" by F. Nietzsche: God in "The Cares of the Family Man" knows that in the future He may "die" in the minds of people, and sadly thinks that the Kabbalistic teaching that does not reflect Him, nor His Plan, in the end, alas, will be able to survive Him.
Key words
Kafka; Odradek; "The Cares of the Family Man"; Kabbalah; Tree of Life; Jacob's Ladder; Judaism; esotericism; mysticism; Gnosticism; Plato; dodecahedron; Nietzsche; story; religious symbolism; humor; irony.
На протяжении почти ста лет образ Одрадека из рассказа Ф. Кафки «Заботы главы семейства» (1919) оставался в истории литературы загадкой. Кто такой Одрадек - вещь или живое существо? Откуда он? И почему рассказчик, глава семейства, досадует, что Одрадек его переживет? Вальтер Беньямин назвал Одрадека «формой, которую вещи принимают в забвении» [Benjamin 1996, 811], а Теодор Адорно - «товаром, пережившим свое предназначение», «примером того, как существуют вещи при
капитализме» [цит. по: Snoek 2012, 71]. Гарольд Блум увидел в образе Од-радека провокацию («он провоцирует главу семейства на сверхъестественные размышления, которые, возможно, являются кафкианской пародией на стремление к смерти по Фрейду» [Bloom 2010, 10]), «детское творение, бесцельное и поэтому не подверженное влечению к смерти» и «фрейдистское возвращение вытесненного» [Bloom 2010, 10], а Иэн Флайшман в статье «Шорох антропоцена: Одрадек Кафки как экокритическая икона» выполнил обзор исследований, посвященных Одрадеку как иллюстрации новейших подходов в гуманитарных науках об окружающей среде. Например, для философа Т. Мортона Одрадек - пример «попытки концептуализировать объекты настолько огромные и всеобъемлющие (такие, как изменение климата), что они, казалось бы, находятся за пределами человеческого восприятия» [Fleishman 2017, 43], а для Д. Беннетт - символ всех не замеченных человечеством существ, населяющих экосистему планеты [Fleishman 2017, 53]. Дж. Хиллис Миллер видит в Одрадеке «модель саморазрушающихся неорганических технологических структур», «бесцельную процедуру» и новый способ осмысления окружающего мира [цит. по: Fleishman 2017, 59-60], а философ Вернер Хамахер - «ловушку», «искушение искать более глубокий смысл, чем тот, который мы могли бы понять» [цит. по: Fleishman 2017, 61]. Сам Флайшман полагает, что Од-радек - не сущность, а «язык, способный выражать невыразимое и концептуализировать непостижимое» и «то, как заканчивается наш мир - не взрывом, а шорохом» [Fleishman 2017, 44]. Йохан Шимански и Стивен Вулф в монографии «Эстетика границ: концепции и пересечения» предположили, что Одрадек - «пограничное существо», которое «берет с собой границу во многие места» [Schimansky, Wolfe 2017, 118], или, возможно, метафора некой эстетической категории: «В терминах Канта эстетическое (как бескорыстное) не может быть использовано. Но в кафкианских терминах оно связано с идеей использования, хотя и непонятным образом» [Schimansky, Wolfe 2017, 120]. А. Брюс и Р. Марч, рассматривая образ Од-радека, пришли к выводу, что этот персонаж, отдаленно напоминающий Звезду Давида, не имеет, тем не менее, «ни цели <...> ни религиозной или культурной значимости» [Bruce, March 2007, 162]. Г. Сафран Наве назвала Одрадека «страдающей душой» [Naveh 2000, 146], К. Дуттлингер - воплощением «границ человеческого познания и самой человеческой жизни» [Duttlinger 2013, 85], Д. Сучов - еврейской культурной традицией [Suchoff 2011, 22], а М. Некула увидел функцию Одрадека в подрыве веры в «фиксированную, подлинную, "органическую" и, следовательно, осмысленную еврейскую идентичность» [Nekula 2016, 40]. Рональд Хэйман предположил, что образ Одрадека мог быть как-то связан с уроками иврита, которые Кафка брал как раз в период написания «Забот главы семейства», а Джон Хоулз выдвинул гипотезу, согласно которой этот рассказ мог быть пародией на священный текст - возможно, Талмуд, в котором есть сорок девять уровней смысла, которые необходимо различать: «Столкнувшись с полиморфным излишком формы, пусть и в образе скромного Одраде-ка, герменевтика безнадежно хромает» [Hoyles 1991, 207]. С наличием
пародийного элемента соглашается и Г. Блум: «Одрадек явно был сделан изобретательным ребенком c хорошим чувством юмора, подобно Иегове, создавшему Адама из красной глины. Трудно не видеть в таком творении, как Одрадек, пародию» [Bloom 2009, 177]. Цель этой статьи - предложить новую гипотезу о генезисе образа Одрадека с опорой на факты биографии Франца Кафки и учетом как наличия возможного религиозного контекста в рассказе, так и предполагаемой юмористической составляющей.
Некоторые исследователи пытались найти разгадку сущности Одраде-ка в его имени, перебирая созвучные «одрадеку» слова в чешском и немецком языках. Сам рассказчик (а с ним, вероятно, и автор) недвусмысленно дает понять, что попытки найти ключ в чешском или немецком обречены на провал: «Одни говорят, что слово "одрадек" славянского корня и пытаются на основании этого объяснить образование данного слова. Другие считают, что слово это немецкого происхождения, но испытало славянское влияние. Неуверенность обоих толкований приводит, однако, к справедливому, пожалуй, заключению, что оба неверны, тем более что ни одно из них не открывает смысла этого слова» [Кафка 2000, 251]. Тем не менее, необычность имени «Одрадек» шутливо приглашает нас к интерпретации и, вероятно, такой, которая выходит за пределы серьезных лингвистических методов. Предположим, что Одрадек - это анаграмма и / или часть какого-то более длинного слова. Перестановка букв в словах и создание анаграмм для постижения сути тех или иных явлений тонкого мира - излюбленный метод каббалистов, изысканиями которых на протяжении жизни интересовался Кафка. Рассказчик отмечает, что, рассматривая Одрадека, можно предположить, что «это творение имело прежде какую-то целесообразную форму, а теперь просто сломалось» [Кафка 2000, 252], но «нет никаких признаков этого; нигде не видно ни отметин, ни изломов, которые бы указывали на что-то подобное; при всей кажущейся нелепости тут есть своего рода законченность» [Кафка 2000, 252]. Если предположить, что Одрадек все же является законченной формой, но той, которая раньше была частью чего-то более крупного, противоречие разрешится. Само название существа - Одрадек (нем. Odradek) - может намекать на то, что оно является частью додекаэдра (нем. Dodekaeder), в форме которого, согласно Платону и каббалистической традиции, Бог создал Вселенную.
Образ Вселенной, созданной в форме додекаэдра, впервые появляется у Платона, сочинения которого вдохновляли Кафку на протяжении десятилетий. М. Блум указывает, что Кафка читал Платона в оригинале, а в одном из своих дневников анализировал «Республику» [Blum 2011, 11]. Соответственно, и с платоновской концепцией устройства Вселенной Кафка вполне мог быть знаком. Священный додекаэдр Платона украшен вышивкой: «Предполагалось, что двенадцатигранный додекаэдр представляет (или является) космосом с его двенадцатью знаками Зодиака. Платон объяснял, что Творец использовал додекаэдр для вышивания созвездий всего неба» [Tubbs 2009, 37]. Если Одрадек - часть священного додекаэдра, использовавшегося для вышивания созвездий, то становится ясно, почему он имеет форму шпульки с нитками, которые волочатся за ним,
когда он перемещается из одной точки в другую: «На первый взгляд оно походит на плоскую звездообразную шпульку для пряжи, да и впрямь кажется, что оно обтянуто пряжей; правда, этого всего лишь какие-то спутавшиеся и свалявшиеся обрывки разнородной и разномастной пряжи <...> Значит, и под ноги моим детям и детям детей он еще будет когда-нибудь скатываться с лестницы, волоча за собой нитку?» [Кафка 2000, 251-252]. «Звездообразная» форма шпульки, - отсылка к Звезде Давида, а значит, именно к еврейскому контексту. Кафка, с увлечением изучавший Каббалу и даже мечтавший о создании собственной ее версии, мог задумать Одра-дека как материальное воплощение именно каббалистической традиции. Согласно Каббале, материальный мир не только был создан в виде додекаэдра [Reuchlin 1993, 209], но и имеет двенадцать измерений. Кроме того, у Бога есть двенадцать областей влияния, имя Бога существует в двенадцати комбинациях, а дети Божии - двенадцать колен еврейского народа: «В Каббале двенадцать колен называются Колесницей Бога, а также Божественной Печатью. Вместе они образуют крепкое средство передвижения для духовного тела еврейского народа, которое содержит весь спектр энергий, необходимых для Божьей работы» [Glick 2015, 82]. Приведенный выше фрагмент объясняет и подвижность Одрадека («крайне подвижен», «может стоять прямо, словно на двух ногах» [Кафка 2000, 252]): он не только часть созданной когда-то Богом двенадцатигранной вселенной, но и, пусть и несколько деформированная, каббалистическая Колесница Бога и Адам Кадмон.
Одрадек постоянно перемещается из дома в дом, и в этом тоже присутствует каббалистический смысл, ведь дом в Каббале - отражение присутствия Бога в материальном мире: «Первое отражение божественных сфер в материальном мире - это духовные силы человека. Второе - тело. Третье - одежда на теле. Четвертое - это дом, в котором обитает человек, его тело и его одежда. Божественное присутствие в человеческом мире далеко не абстрактно: конечное отражение, "дом", не мистический символ, а вполне материальный, знакомый всему Средиземноморью, с внутренним двориком» [Weinstein 2016, 74-75]. «Дом» в Каббале - это место, где реализуются религиозные практики Каббалы и протекает семейная жизнь, а также жизнь общин и братств. Неудивительно, что Одрадек, олицетворяющий каббалистическое учение, переходит из дома в дом: без него обучение новых поколений невозможно.
Каббала представляет собой собрание древних рукописей, в которых представлена метафизическая схема, известная как каббалистическое Древо Жизни: эта схема описывает структуру и динамику существования. Когда рассказчик высказывает догадку, что дерево составляет природу Одрадека, речь идет о Древе Жизни. Каббалистическое толкование проясняет и то, почему Одрадек скатывается вниз по лестнице. Лестница в Каббале - символ человека: «Человек - это лестница, поставленная на землю, вершина которой достигает неба. Этот образ <...> рассматривает душу как сущность человека и как лестницу, соединяющую небо и землю» [Ariel 2006, 19]. Одрадек, съезжающий вниз по лестнице, - метафора освоения
человеком каббалистического учения. Остается вопрос: почему Одрадек выглядит именно осколком священного додекаэдра (модели вселенной), таким крошечным и неказистым? Вероятно, потому, что в среде каббали-стов принято считать, что величайшие тайны Каббалы были утеряны еще в далекой древности, и те тексты, которые дошли до Кафки и его современников, были лишь крошечной частью того объема исследований, которые раскрывали природу Бога и созданной им Вселенной.
И здесь следует обратиться к образу рассказчика - отцу семейства. Если предположить, что отец - это Бог (в оригинале рассказчик - «Hausvater», а «Vater» в немецком - не только «отец», но и «творец», «создатель»), то становится ясно, почему Каббала в том виде, в каком она доходит до людей, вызывает у него тревогу. Бог смотрит на остатки священного додекаэдра и не узнает его. Это не та модель Вселенной, которую он когда-то создал, и ему тревожно оттого, что до «его детей и детей детей» [Кафка 2000, 252] - то есть людей - дойдут лишь деформированные фрагментарные знания об устройстве его творения. Неполное знание ущербно, и оно не выполняет своего назначения, однако это не значит, что оно обречено на исчезновение: «Разве он может умереть?» [Кафка 2000, 252]. О том, что под отцом семейства подразумевается именно Бог, может свидетельствовать и видение евреями фигуры Творца: «Иегова не является ни основателем, ни сторонним наблюдателем, хотя иногда его можно принять и за то, и за другое. Его основным тропом является отцовство <...> и его вмешательство - вмешательство заговорщика, а не зрителя» [Bloom 2009, 179]. Однако если рассказчик - это Бог, то почему он тревожится о том, что обрывочные эзотерические знания об устройстве Вселенной могут пережить его самого («представить себе, что он меня еще и переживет, мне почти мучительно» [Кафка 2000, 252])? Ведь Бог по определению бессмертен. Здесь прослеживается влияние Фридриха Ницше, занимавшего в жизни Кафки особое место: «Ницше не только обрисовал ряд критических вопросов, актуальных для поколения интеллектуалов Кафки; для Кафки он, Ницше, сам составлял важнейшую проблему» [Corngold 2009, 228]. Ницше говорил о «смерти бога» как о неизбежном следствии развития человеческой цивилизации - наука и технический прогресс, по мысли философа, должны были вытеснить религию. Смерть Бога подразумевала исчезновение понятия «Бог», и в рассказе об Одрадеке Кафка со свойственной ему иронией показывает читателю восприятие Богом такого мировоззрения: когда он, Бог, «умрет» в сознании людей, религиозные трактаты о нем (жалкая попытка описать Его и созданное Им) будут продолжать жить. По сути, это иллюстрация слов Ницше: «Бог мертв: но такова природа людей, что еще тысячелетиями, возможно, будут существовать пещеры, в которых показывают его тень» [Ницше 2001, 159]. Такой «пещерой» в понимании Ницше была и Каббала, и другие священные тексты. Кафка читал Ницше с интересом, и образность философа, очевидно, его вдохновляла, однако с тем же увлечением он читал и каббалистические тексты: «Мировоззрение Кафки было глубоко пронизано каббалой, точнее, гностической каббалой, которая была древней формой еврейского эзотеризма» [Leavitt 2012, 13-
14]. Г. Шолем даже рекомендовал желающим постигнуть Каббалу, читать Кафку [Idel 2010, 118].
Томас Манн однажды назвал Кафку «религиозным юмористом», который стремился «быть рядом с Богом, жить в Боге, жить правильно и по воле Бога», но который «чувствовал себя очень далеким от безопасности в Боге и воли Божьей» [цит по: Han 2011, 191]. Г. Сафран Наве также отмечает свойственный Кафке тонкий юмор: «<...> Кафка писал из чувства радикальной безнадежности, в эпоху упадка, потери смысла и эрозии традиции. <...> Литературный ответ Кафки, кажется, приобрел два интересных оттенка: каббалу и иронию» [Naveh 2000, 146]. О том, что, несмотря на интерес к религии, Кафка относился к ней с известной долей юмора, свидетельствует и его рассказ «Посейдон», в котором, задействовав основанную на омофонии игру слов - "Gott der Meere" (бог морей) и "Gott der Mehre" (бог доходов) - писатель изобразил Посейдона в образе прилежного бухгалтера. Посейдона, труженика и перфекциониста, задевает мнение людей, который считают его бездельником: «Больше всего он сердился <...> когда слышал, каким его себе представляют люди: будто он непрерывно разъезжает со своим трезубцем между морскими валами. А на самом деле он сидит здесь, в глубине мирового океана, и занимается расчетами» [Кафка 2000, 282]. Людям не хватает знаний, чтобы судить о Посейдоне справедливо, и он обижается на не соответствующие действительности оценки. Сходная ситуация представлена и в «Заботах главы семейства»: Бога уязвляет, что, не зная, какой Он на самом деле и каким изначально было его творение, люди будут судить о Нем, глядя на неказистого Одрадека - передающееся от одного поколения к другому каббалистическое учение. У Одрадека нет «определенного местожительства», потому что нет фиксированного «жилья» у Каббалы, а смех его подобен «шороху в упавших листьях» [Кафка 2000, 252], потому что этот смех -шелест перелистываемых страниц бумажных рукописей: в немецком языке Blättern - это и листья деревьев, и листки бумаги, и процесс перелистывания страниц. Каббала, как и любая книга, конечно, по-своему «говорит» с читателем, но, согласно традиции, не спешит отвечать на вопросы, как и Одрадек: «<...> ведь каждому вопросу предшествует сомнение, и от сомнения не свободен ответ. Цепочка вопросов и ответов, в основе своей, - цепочка сомнений» [Safran 1975, 211]. Одрадек никогда не производил никаких действий, так как мудрость Каббалы не требует «практики каких-либо обычаев или ритуалов» [Laitman 2005, 312], и рассказчик сравнивает его с ребенком, так как Каббала (Адам Кадмон) - такое же «дитя» человека, как человек (Адам) - дитя Бога. Г. Сафран Наве писала, что «комизм у Кафки заключается в явной ошибке, заключающейся в любом утверждении, которое может быть сделано о мире» [Naveh 2000, 146]. В этом смысле рассказ «Заботы главы семейства» - образец такого рода комизма, ведь источником юмора здесь является и человеческая ограниченность в познании Вселенной, и самодовольство, заставляющее людей думать, что они могут постигнуть и описать все, что пожелают.Некоторые исследователи пытались найти разгадку сущности Одрадека в его имени, перебирая созвуч-
ные «одрадеку» слова в чешском и немецком языках. Сам рассказчик (а с ним, вероятно, и автор) недвусмысленно дает понять, что попытки найти ключ в чешском или немецком обречены на провал: «Одни говорят, что слово "одрадек" славянского корня и пытаются на основании этого объяснить образование данного слова. Другие считают, что слово это немецкого происхождения, но испытало славянское влияние. Неуверенность обоих толкований приводит, однако, к справедливому, пожалуй, заключению, что оба неверны, тем более что ни одно из них не открывает смысла этого слова» [Кафка 2000, 251]. Тем не менее, необычность имени «Одрадек» шутливо приглашает нас к интерпретации и, вероятно, такой, которая выходит за пределы серьезных лингвистических методов. Предположим, что Одрадек - это анаграмма и / или часть какого-то более длинного слова. Перестановка букв в словах и создание анаграмм для постижения сути тех или иных явлений тонкого мира - излюбленный метод каббалистов, изысканиями которых на протяжении жизни интересовался Кафка. Рассказчик отмечает, что, рассматривая Одрадека, можно предположить, что «это творение имело прежде какую-то целесообразную форму, а теперь просто сломалось» [Кафка 2000, 252], но «нет никаких признаков этого; нигде не видно ни отметин, ни изломов, которые бы указывали на что-то подобное; при всей кажущейся нелепости тут есть своего рода законченность» [Кафка 2000, 252]. Если предположить, что Одрадек все же является законченной формой, но той, которая раньше была частью чего-то более крупного, противоречие разрешится. Само название существа - Одрадек (нем. Odradek) - может намекать на то, что оно является частью додекаэдра (нем. Dodekaeder), в форме которого, согласно Платону и каббалистической традиции, Бог создал Вселенную.
Образ Вселенной, созданной в форме додекаэдра, впервые появляется у Платона, сочинения которого вдохновляли Кафку на протяжении десятилетий. М. Блум указывает, что Кафка читал Платона в оригинале, а в одном из своих дневников анализировал «Республику» [Blum 2011, 11]. Соответственно, и с платоновской концепцией устройства Вселенной Кафка вполне мог быть знаком. Священный додекаэдр Платона украшен вышивкой: «Предполагалось, что двенадцатигранный додекаэдр представляет (или является) космосом с его двенадцатью знаками Зодиака. Платон объяснял, что Творец использовал додекаэдр для вышивания созвездий всего неба» [Tubbs 2009, 37]. Если Одрадек - часть священного додекаэдра, использовавшегося для вышивания созвездий, то становится ясно, почему он имеет форму шпульки с нитками, которые волочатся за ним, когда он перемещается из одной точки в другую: «На первый взгляд оно походит на плоскую звездообразную шпульку для пряжи, да и впрямь кажется, что оно обтянуто пряжей; правда, этого всего лишь какие-то спутавшиеся и свалявшиеся обрывки разнородной и разномастной пряжи <...> Значит, и под ноги моим детям и детям детей он еще будет когда-нибудь скатываться с лестницы, волоча за собой нитку?» [Кафка 2000, 251-252]. «Звездообразная» форма шпульки, - отсылка к Звезде Давида, а значит, именно к еврейскому контексту. Кафка, с увлечением изучавший Каббалу и даже мечтавший о
создании собственной ее версии, мог задумать Одрадека как материальное воплощение именно каббалистической традиции. Согласно Каббале, материальный мир не только был создан в виде додекаэдра [Reuchlin 1993, 209], но и имеет двенадцать измерений. Кроме того, у Бога есть двенадцать областей влияния, имя Бога существует в двенадцати комбинациях, а дети Бо-жии - двенадцать колен еврейского народа: «В Каббале двенадцать колен называются Колесницей Бога, а также Божественной Печатью. Вместе они образуют крепкое средство передвижения для духовного тела еврейского народа, которое содержит весь спектр энергий, необходимых для Божьей работы» [Glick 2015, 82]. Приведенный выше фрагмент объясняет и подвижность Одрадека («крайне подвижен», «может стоять прямо, словно на двух ногах» [Кафка 2000, 252]): он не только часть созданной когда-то Богом двенадцатигранной вселенной, но и, пусть и несколько деформированная, каббалистическая Колесница Бога и Адам Кадмон.
Одрадек постоянно перемещается из дома в дом, и в этом тоже присутствует каббалистический смысл, ведь дом в Каббале - отражение присутствия Бога в материальном мире: «Первое отражение божественных сфер в материальном мире - это духовные силы человека. Второе - тело. Третье - одежда на теле. Четвертое - это дом, в котором обитает человек, его тело и его одежда. Божественное присутствие в человеческом мире далеко не абстрактно: конечное отражение, "дом", не мистический символ, а вполне материальный, знакомый всему Средиземноморью, с внутренним двориком» [Weinstein 2016, 74-75]. «Дом» в Каббале - это место, где реализуются религиозные практики Каббалы и протекает семейная жизнь, а также жизнь общин и братств. Неудивительно, что Одрадек, олицетворяющий каббалистическое учение, переходит из дома в дом: без него обучение новых поколений невозможно.
Каббала представляет собой собрание древних рукописей, в которых представлена метафизическая схема, известная как каббалистическое Древо Жизни: эта схема описывает структуру и динамику существования. Когда рассказчик высказывает догадку, что дерево составляет природу Одрадека, речь идет о Древе Жизни. Каббалистическое толкование проясняет и то, почему Одрадек скатывается вниз по лестнице. Лестница в Каббале - символ человека: «Человек - это лестница, поставленная на землю, вершина которой достигает неба. Этот образ <...> рассматривает душу как сущность человека и как лестницу, соединяющую небо и землю» [Ariel 2006, 19]. Одрадек, съезжающий вниз по лестнице, - метафора освоения человеком каббалистического учения. Остается вопрос: почему Одрадек выглядит именно осколком священного додекаэдра (модели вселенной), таким крошечным и неказистым? Вероятно, потому, что в среде каббали-стов принято считать, что величайшие тайны Каббалы были утеряны еще в далекой древности, и те тексты, которые дошли до Кафки и его современников, были лишь крошечной частью того объема исследований, которые раскрывали природу Бога и созданной им Вселенной.
И здесь следует обратиться к образу рассказчика - отцу семейства. Если предположить, что отец - это Бог (в оригинале рассказчик - «Hausvater», а «Vater» в немецком - не только «отец», но и «творец», «создатель»), то
становится ясно, почему Каббала в том виде, в каком она доходит до людей, вызывает у него тревогу. Бог смотрит на остатки священного додекаэдра и не узнает его. Это не та модель Вселенной, которую он когда-то создал, и ему тревожно оттого, что до «его детей и детей детей» [Кафка 2000, 252] - то есть людей - дойдут лишь деформированные фрагментарные знания об устройстве его творения. Неполное знание ущербно, и оно не выполняет своего назначения, однако это не значит, что оно обречено на исчезновение: «Разве он может умереть?» [Кафка 2000, 252]. О том, что под отцом семейства подразумевается именно Бог, может свидетельствовать и видение евреями фигуры Творца: «Иегова не является ни основателем, ни сторонним наблюдателем, хотя иногда его можно принять и за то, и за другое. Его основным тропом является отцовство <...> и его вмешательство - вмешательство заговорщика, а не зрителя» [Bloom 2009, 179]. Однако если рассказчик - это Бог, то почему он тревожится о том, что обрывочные эзотерические знания об устройстве Вселенной могут пережить его самого («представить себе, что он меня еще и переживет, мне почти мучительно» [Кафка 2000, 252])? Ведь Бог по определению бессмертен. Здесь прослеживается влияние Фридриха Ницше, занимавшего в жизни Кафки особое место: «Ницше не только обрисовал ряд критических вопросов, актуальных для поколения интеллектуалов Кафки; для Кафки он, Ницше, сам составлял важнейшую проблему» [Corngold 2009, 228]. Ницше говорил о «смерти бога» как о неизбежном следствии развития человеческой цивилизации - наука и технический прогресс, по мысли философа, должны были вытеснить религию. Смерть Бога подразумевала исчезновение понятия «Бог», и в рассказе об Одрадеке Кафка со свойственной ему иронией показывает читателю восприятие Богом такого мировоззрения: когда он, Бог, «умрет» в сознании людей, религиозные трактаты о нем (жалкая попытка описать Его и созданное Им) будут продолжать жить. По сути, это иллюстрация слов Ницше: «Бог мертв: но такова природа людей, что еще тысячелетиями, возможно, будут существовать пещеры, в которых показывают его тень» [Ницше 2001, 159]. Такой «пещерой» в понимании Ницше была и Каббала, и другие священные тексты. Кафка читал Ницше с интересом, и образность философа, очевидно, его вдохновляла, однако с тем же увлечением он читал и каббалистические тексты: «Мировоззрение Кафки было глубоко пронизано каббалой, точнее, гностической каббалой, которая была древней формой еврейского эзотеризма» [Leavitt 2012, 13-14]. Г. Шолем даже рекомендовал желающим постигнуть Каббалу, читать Кафку [Idel 2010, 118].
Томас Манн однажды назвал Кафку «религиозным юмористом», который стремился «быть рядом с Богом, жить в Боге, жить правильно и по воле Бога», но который «чувствовал себя очень далеким от безопасности в Боге и воли Божьей» [цит по: Han 2011, 191]. Г. Сафран Наве также отмечает свойственный Кафке тонкий юмор: «<. > Кафка писал из чувства радикальной безнадежности, в эпоху упадка, потери смысла и эрозии традиции. <...> Литературный ответ Кафки, кажется, приобрел два интересных оттенка: каббалу и иронию» [Naveh 2000, 146]. О том, что, несмотря на интерес к религии, Кафка относился к ней с известной долей юмора, свидетельствует и его рассказ «Посейдон», в котором, задействовав основанную на омофонии игру слов - "Gott
der Meere" (бог морей) п "Gott der Mehre" (бог доходов) - писатель изобразил Посейдона в образе прилежного бухгалтера. Посейдона, труженика и перфек-циониста, задевает мнение людей, который считают его бездельником: «Больше всего он сердился <...> когда слышал, какпм его себе представляют людп: будто он непрерывно разъезжает со своим трезубцем между морскими валами. А на самом деле он спдпт здесь, в глубине мирового океана, п занимается расчетами» [Кафка 2000, 282]. Людям не хватает знаний, чтобы судпть о Посейдоне справедливо, и он обижается на не соответствующие действительности оценки. Сходная ситуация представлена п в «Заботах главы семейства»: Бога уязвляет, что, не зная, какой Он на самом деле и каким изначально было его творение, люди будут судить о Нем, глядя на неказистого Одрадека - передающееся от одного поколения к другому каббалистическое учение. У Одрадека нет «определенного местожительства», потому что нет фиксированного «жилья» у Каббалы, а смех его подобен «шороху в упавших листьях» [Кафка 2000, 252], потому что этот смех - шелест перелистываемых страниц бумажных рукописей: в немецком языке Blättern - это п лпстья деревьев, п лпсткп бумаги, п процесс перелистывания страниц. Каббала, как и любая книга, конечно, по-своему «говорит» с читателем, но, согласно традиции, не спешит отвечать на вопросы, как п Одрадек: «<...> ведь каждому вопросу предшествует сомнение, п от сомнения не свободен ответ. Цепочка вопросов и ответов, в основе своей, - цепочка сомнений» [Safran 1975, 211]. Одрадек никогда не производил нпкакпх действий, так как мудрость Каббалы не требует «практики каких-либо обычаев или ритуалов» [Laitman 2005, 312], п рассказчик сравнивает его с ребенком, так как Каббала (Адам Кадмон) - такое же «дптя» человека, как человек (Адам) - дптя Бога. Г. Сафран Наве писала, что «компзм у Кафкп заключается в явной ошибке, заключающейся в любом утверждении, которое может быть сделано о мпре» [Naveh 2000, 146]. В этом смысле рассказ «Заботы главы семейства» - образец такого рода комизма, ведь источником юмора здесь является и человеческая ограниченность в познании Вселенной, и самодовольство, заставляющее людей думать, что они могут постигнуть и описать все, что пожелают.
Литература
1. Кафка Ф. Рассказы. Пропавший без вестп. М.: Фолпо, 2000. 544 с.
2. Ницше Ф. Веселая наука. М.: «Олма-пресс», 2001. 382 с.
3. Ariel D.S. The Mystic Quest in Judaism. Lanham, Maryland: Rowman and Littlefield, 2006. 257 p.
4. Benjamin W.W. Selected Writings: 1927-1934. Cambridge, London: Belknap Press, 1996. 870 p.
5. Bloom H. Franz Kafka. New York: Facts on File, 2010. 244 p.
6. Bloom H. Ruin the Sacred Truths: Poetry and Belief from the Bible to the Present. Cambridge, London: Harvard University Press, 2009. 204 p.
7. Blum M.E. Kafka's Social Discourse: An Aesthetic Search for Community. Bethlehem: Lehigh University Press, 2011. 303 p.
8. Bruce Ir, March R. Kafka and Cultural Zionism: Dates in Palestine. Madison: University of Wisconsin Press, 2007. 262 p.
9. Corngold St. Lambent Traces: Franz Kafka. Princeton: Princeton University Press, 2009. 288 p.
10. Duttlinger C. The Cambridge Introduction to Franz Kafka. Cambridge: Cambridge University Press, 2013. 337 p.
11. Fleishman I.Th. The Rustle of the Anthropocene: Kafka's Odradek as Ecocritical Icon // The Germanic Review. 2017. № 92(1). P. 40-62.
12. Glick R.Y. Walking the Path of the Jewish Mystic. Woodstock: Jewish Lights Publishing, 2015. 224 p.
13. HanJ.J. Wise Blood: A Re-Consideration. Amsterdam-New York: Brill, 2011. 472 p.
14. Hoyles J. The Literary Underground: Writers and the Totalitarian Experience, 1900-1950. New York: St. Martin's Press, 1991. 294 p.
15. Idel M. Old Worlds, New Mirrors: On Jewish Mysticism. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2010. 323 p.
16. Kafka F. Die Sorge des Hausvaters / Project Gutenberg. URL: https://www. projekt-gutenberg.org/kafka/erzaehlg/chap024.html (дата обращения: 01.07.2022)
17. Laitman M. The Path of Kabbalah. Toronto: Laitman Kabbalah Publishers, 2005. 380 p.
18. Leavitt O.J. The Mystical Life of Franz Kafka. New York: Oxford University Press, 2012. 212 p.
19. Naveh G.S. Biblical Parables and Their Modern Re-creations. Albany: State University of New York Press, 2000. 294 p.
20. Nekula M. Franz Kafka and his Prague Contexts. Prague: Charles University in Prague, Karolinum Press, 2016. 242 p.
21. ReuchlinJ. On the Art of the Kabbalah. Lincoln, London: University of Nebraska Press, 1993. 376 p.
22. Safran A. The Kabbalah: Law and Mysticism in the Jewish Tradition. New York: Feldheim Publishers, 1975. 339 p.
23. SchimanskyJ., Wolfe St.F. Border Aesthetics: Concepts and Intersections. New York-Oxford: Berghahn Books, 2017. 188 p.
24. Snoek A. Agamben's Joyful Kafka: Finding Freedom Beyond Subordination. Sydney: Bloomsbury Publishing, 2012. 160 p.
25. Suchoff D. Kafka's Jewish Languages: The Hidden Openness of Tradition. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2011. 280 p.
26. Tubbs R. What is a Number. Baltimore, Maryland: Johns Hopkins University Press, 2009. 305 p.
27. Weinstein R. Kabbalah and Jewish Modernity. Liverpool: Liverpool University Press, 2016. 214 p.
References
Articles from Scientific Journals
1. Fleishman I.Th. The Rustle of the Anthropocene: Kafka's Odradek as Ecocritical Icon. The Germanic Review, 2017, no. 92(1), pp. 40-62. (In English).
•Monographs
2. Ariel D.S. The Mystic Quest in Judaism. Lanham, Maryland, Rowman and Little-field, 2006. 257 p. (In English).
3. Benjamin W.W. Selected Writings: 1927-1934. Cambridge, London, Belknap Press, 1996. 870 p. (In English).
4. Bloom H. Franz Kafka. New York, Facts on File, 2010. 244 p. (In English).
5. Bloom H. Ruin the Sacred Truths: Poetry and Belief from the Bible to the Present. Cambridge, London, Harvard University Press, 2009. 204 p. (In English).
6. Blum M.E. Kafka's Social Discourse: An Aesthetic Search for Community. Bethlehem, Lehigh University Press, 2011. 303 p. (In English).
7. Bruce Ir, March R. Kafka and Cultural Zionism: Dates in Palestine. Madison, University of Wisconsin Press, 2007. 262 p. (In English).
8. Corngold St. Lambent Traces: Franz Kafka. Princeton, Princeton University Press, 2009. 288 p. (In English).
9. Duttlinger C. The Cambridge Introduction to Franz Kafka. Cambridge, Cambridge University Press, 2013. 337 p. (In English).
10. Glick R.Y. Walking the Path of the Jewish Mystic. Woodstock, Jewish Lights Publishing, 2015. 224 p. (In English).
11. Han J.J. Wise Blood: A Re-Consideration. Amsterdam-New York, Brill, 2011. 472 p. (In English).
12. Hoyles J. The Literary Underground: Writers and the Totalitarian Experience, 1900-1950. New York, St. Martin's Press, 1991. 294 p. (In English).
13. Idel M. Old Worlds, New Mirrors: On Jewish Mysticism. Philadelphia, University of Pennsylvania Press, 2010. 323 p. (In English).
14. Laitman M. The Path of Kabbalah. Toronto, Laitman Kabbalah Publishers, 2005. 380 p. (In English).
15. Leavitt O.J. The Mystical Life of Franz Kafka. New York, Oxford University Press, 2012. 212 p. (In English).
16. Naveh G.S. Biblical Parables and Their Modern Re-creations. Albany, State University of New York Press, 2000. 294 p. (In English).
17. Nekula M. Franz Kafka and his Prague Contexts. Prague, Charles University in Prague, Karolinum Press, 2016. 242 p. (In English).
18. Reuchlin J. On the Art of the Kabbalah. Lincoln, London, University of Nebraska Press, 1993. 376 p. (In English).
19. Safran A. The Kabbalah: Law and Mysticism in the Jewish Tradition. New York, Feldheim Publishers, 1975. 339 p. (In English).
20. SchimanskyJ, Wolfe St.F. Border Aesthetics: Concepts and Intersections. New York, Oxford, Berghahn Books, 2017. 188 p. (In English).
21. Snoek A. Agamben's Joyful Kafka: Finding Freedom Beyond Subordination. Sydney, Bloomsbury Publishing, 2012. 160 p. (In English).
22. SuchoffD. Kafka's Jewish Languages: The Hidden Openness of Tradition. Philadelphia, University of Pennsylvania Press, 2011. 280 p. (In English).
23. Tubbs R. What is a Number. Baltimore, Maryland, Johns Hopkins University Press, 2009. 305 p. (In English).
24. Weinstein R. Kabbalah and Jewish Modernity. Liverpool, Liverpool University Press, 2016. 214 p. (In English).
Косарева Анна Александровна,
Уральский федеральный университет
имени первого Президента России Б.Н. Ельцина.
Кандидат филологических наук, доцент.
Научные интересы: зарубежная литература XVIII -XIX вв.,
зарубежная литература XX в., эстетика комедии дель арте,
карнавальная и маскарадная эстетика в мировой литературе,
религиозная символика в европейской литературе XIX-XX вв.
E-mail: elinalurye@gmail.com
ORCID ID: 0000-0002-9712-9251
Anna A. Kosareva,
Ural Federal University named after the first President
of Russia B.N. Yeltsin.
Candidate of Philology, Associate Professor.
Research interests: foreign literature of the 18th, 19th and 20th centuries, aesthetics of commedia dell'arte, carnival and masquerade aesthetics, religious symbolism in foreign literature of the 19th - 20th centuries. E-mail: elinalurye@gmail.com ORCID ID: 0000-0002-9712-9251
