CC BY
49
ART 175003 УДК 821.161.1:140.8
Емельяненко Владимир Дмитриевич,
кандидат философских наук, доцент кафедры философии, истории и политологии ФГБОУ ВО «Брянский государственный университет им. академика И. Г. Петровского», г. Брянск ете!уапепко 152@mail.ru
Образ Козьмы Пруткова и мировоззрение В. С. Соловьева
Аннотация. В статье исследуется влияние художественного образа Козьмы Пруткова, созданного А. К. Толстым и его двоюродными братьями А. М. и В. М. Жемчужниковыми, на мировоззрение В. С. Соловьева. Показано, что его внимание к личности и «Сочинениям» К. Пруткова было обусловлено не только их юмористическим характером, но и философским контекстом. Идеи и образы персонажа способствовали развитию учения о всеединстве В. С. Соловьева, формированию парадоксальности и универсализма его мировоззрения.
Ключевые слова: жизненная философия, мировоззрение, философское мировоззрение, юмор.
Раздел: (05) филология; искусствоведение; культурология.
Известно, что В. С. Соловьев проявлял заметный интерес к личности и творчеству А. К. Толстого, вообще ко всему, что было связано с именем поэта. Влияние А. К. Толстого на В. С. Соловьева хотя и никогда не было непосредственным (лично они, по-видимому, ни разу не встречались), но не сводилось только к области роднившего их поэтического творчества. Дело в том, что у А. К. Толстого имелось собственное достаточно хорошо разработанное философское мировоззрение [1, 2]. Оно нашло выражение в ряде литературных произведений («Дон Жуан», «Иоанн Дамаскин» и др.), с которыми был хорошо знаком великий русский мыслитель. Вместе с тем следует обратить внимание на влияние результатов юмористического творчества
A. К. Толстого и его двоюродных братьев Жемчужниковых на формирование у
B. С. Соловьева развитого и весьма своеобразного чувства юмора. В связи с этим русского мыслителя заинтересовал прежде всего образ Козьмы Петровича Пруткова (созданный, правда, не только А. К. Толстым, но и братьями Жемчужниковыми, хотя последние внесли в творчество директора Пробирной палатки заметно меньший вклад). Как известно, мировоззрение, представляющее собой относительно устойчивую систему знаний и убеждений, принципов и идеалов человека, определяет его отношение к миру и самому себе, обусловливает направленность и главные формы его практической и духовной деятельности [3]. Оно дает людям возможность объяснения и оценки объективной реальности [4]. Очевидно, что чувство юмора относится к мировоззренческим качествам личности, так как выражает особенности отношения человека к своему бытию в социальной и природной реальности. В связи с этим исследуем влияние образа Козьмы Пруткова на мировоззрение В. С. Соловьева.
Хорошо известно, что сестра философа, М. С. Безобразова, а также Н. А. Макше-ева и Н. В. Давыдов, другие знавшие его люди отмечали, что В. С. Соловьев очень любил созданный А. К. Толстым и его двоюродными братьями Алексеем и Владимиром Жемчужниковыми образ Козьмы Пруткова, часто к нему обращался, цитировал различные афоризмы [5-7]. Например, Н. А. Макшеева, рассказывая об обеде, на котором присутствовали В. С. Соловьев и другие гости (включая министра), пишет, что «среди
ISSN 2304-120Х
ниепт
научно-методический электронный журнал
ISSN 2Э04-120Х
ниепт
научно-методический электронный журнал
оживленного разговора» философ «приводил цитаты из своего любимца Козьмы Пруткова» [8]. Отмечается, что мыслитель не просто «очень любил поэзию А. К. Толстого», но и часто читал перед гостями имения в Красном Роге отрывки из «Козьмы Пруткова» [9]. Сестра философа М. С. Безобразова отмечала, что брат очень «любил Козьму Пруткова» и, «обладая колоссальной памятью», мог цитировать его за обедом или чаем без конца [10]. В контексте изучения влияния творчества А. К. Толстого на мировоззрение В. С. Соловьева интересно определить причины того, почему именно образ Козьмы Пруткова был близок великому русскому философу.
О большом интересе В. С. Соловьева к образу К. Пруткова свидетельствует тот факт, что именно он написал статью о знаменитом руководителе Пробирной палатки для энциклопедии Брокгауза и Эфрона. Примечательно, что в ней философ приводит довольно длинный перечень афоризмов Козьмы Пруткова, как он сам пишет, «помимо широко известных». Однако при этом стоит заметить, что мыслитель отвечал за философский отдел в энциклопедии, в то время как творчество Козьмы Петровича относилось, очевидно, к разделу литературному. Правда, это может говорить также и о том, что В. С. Соловьев признавал некоторую «философскую» составляющую в его творениях. Однако в литературоведении до сих пор распространена оценка Козьмы Пруткова как хотя и весьма интересного персонажа, но имеющего при этом чисто юмористический характер. По мнению Ф. Кривина, замысел этого образа состоит в использовании разного значения слов: весьма ограниченный Прутков хотел себя высечь в мраморе, чтобы прославиться, а на деле был высечен насмешкой со стороны читателей. Директор Пробирной палатки давал людям возможность посмеяться в «несмеющуюся эпоху» [11]. Можно ли согласиться с этим мнением?
В. С. Соловьев пишет, что Прутков (Козьма Петрович) является вымышленным писателем, созданным А. К. Толстым и братьями Алексеем и Владимиром Жемчужни-ковыми (при некотором участии третьего брата Александра Жемчужникова). По мнению философа, эти авторы создали тип самодовольного и самоуверенного петербургского чиновника, «из тщеславия упражняющегося» в литературном творчестве. В энциклопедии Брокгауза и Эфрона В. С. Соловьев является автором статей не только о самом Пруткове, но и о его создателях - А. К. Толстом и А. М. Жемчужникове [12]. В. С. Соловьев полагает, что сила Пруткова «в той индивидуальной и законченной своеобразности», которую авторы придали «этому типическому лицу». Философ сравнивает Пруткова с внешне его напоминающим французским литературным персонажем месье Прю-доммом, чье имя в XIX в. было настолько известным, что стало нарицательным. В результате мыслитель оценил этот персонаж как «слишком элементарный» и однообразный, в отличие от образа Козьмы Петровича. Созданный Анри Моннье, месье Прюдомм самодоволен и ничтожен, пошл, непоколебимо самоуверен и глуп. Его изречения банальны, например: «Лишите человека общества, - и он останется в одиночестве» [13]. Напротив, изречения Козьмы Петровича гораздо более глубоки.
Как заметил И. Г. Ямпольский во вступительной статье к собранию сочинений А. К. Толстого, такой «мастер шутки, как Вл. Соловьев, совершенно не понятен вне традиций Толстого и Козьмы Пруткова» [14]. На В. С. Соловьева повлияли разнообразные приемы комического, применяемые А. К. Толстым: метод доведения мысли до абсурда; вывод, совершенно не соответствующий исходным посылкам; использование славянизмов, иностранных слов и имен в комическом плане; комическая функция рифмы [15]. Известно, что В. С. Соловьев слыл человеком с тонким юмором. Но дело не только в комических приемах и конкретных шутках, но и в гораздо более широком, скажем так, мировоззренческом влиянии.
ISSN 2304-120X
ниепт
научно-методический электронный журнал
А. Г. Горнфельд в статье энциклопедии Брокгауза и Эфрона пишет, что юмор видит единственную реальность и источник творчества в духе; но ему, в «отличие от голого умствования», через «свежую непосредственность чувства» близко также все конечное [16]. Юмор - это настроение художника, вызванное «контрастом между миром идеала и миром действительности». В юморе предмет становится не просто возвышенным или комическим, «но тем и другим одновременно, т. е. юмористическим». Главная черта юмора - это «равновесие обеих сторон в контрасте». Он признает одновременно ценность идеала, не клеймя реальное отступление от идеала, находя в нем «неисчерпаемый источник для живой деятельности чувства» [17]. Юмор, таким образом, одинаково прочно связан как с миром действительности, так и с миром идей. Входя в творческий коллектив энциклопедии Брокгауза и Эфрона, В. С. Соловьев, видимо, был знаком с этими идеями А. Г. Горнфельда, и они оказали на него влияние. Действительно, юмор помогал великому русскому мыслителю не сосредоточиваться исключительно на рациональном подходе к миру, что помогло ему создать теорию всеединства. Юмор учит неожиданным поворотам мысли. В любой остроте всегда есть какая-то непривычная связь фактов, не лежащая на поверхности и потому недоступная не только ограниченному уму недостаточно развитого человека, но и совершенному интеллекту, направленному только на самого себя и подчиненному лишь рациональным приоритетам. В своем творчестве В. С. Соловьев как раз и демонстрирует неожиданный подход, ведь обычно до этого различные познавательные способности человека не соединялись, а противопоставлялись.
Согласно мнению сатирика и юмориста Ф. Кривина, изложенному в предисловии к сочинениям Козьмы Пруткова, героя назвали именно так, «желая читателя подкузьмить» (с. 7). Думается, что это слишком примитивное объяснение, основывающееся на мнении об исключительно юмористической природе образа директора Пробирной палатки, тем более что знаменитого юмориста, оказывается, зовут совсем не «Кузьма», а именно «Козьма» (или «Косьма»). При этом особенно символично, что «Косьма» в переводе с греческого означает «Космос». В связи с этим имя «Козьма» можно перевести и как «устроитель мира». Иными словами, имя у знаменитого директора Пробирной палатки оказывается вполне философским! Действительно, в поэме Ф. Соллогуба В. С. Соловьев говорит: «Поистине скажу, что в имени Косьмы // Отзвучье космоса недаром слышим мы...» [18] Напротив, его фамилия нарочито приземленная - «Прутков», и она резко контрастирует с «мировым» именем. Иными словами, «бичевать недостатки» вполне очевидная, но лишь для обычной публики цель Козьмы Петровича. Соответствуя сущности своей фамилии «Прутков», он действительно бичует недостатки, и это лежащая на поверхности и в целом понятная большинству читателей социальная критика. Наверное, и в присвоении Пруткову имени «Козьма» просматривается, прежде всего, юмористическое объяснение - подчеркнуть претензии директора Пробирной палатки на объяснение мировых (то есть «космических») проблем. Однако одновременно здесь проявилось и увлечение А. К. Толстого философией, глубина его мировоззрения. За иногда примитивными остротами Пруткова часто скрываются и довольно глубокие мысли, причем складывается впечатление, что создатели образа Козьмы Петровича делают это сознательно. Прутков заставляет развитого читателя додумывать то, что он выражает, казалось бы, совсем примитивно (а иногда и совсем не примитивно).
В произведениях К. Пруткова большое значение придается заглавиям, которые представляют чаще всего сочетание логически совершенно несвязанных понятий («Философ в бане», «Незабудки и запятки», «Звезда и брюхо»). Названия к тому же имеют не всегда прямое отношение к тексту, следующему за ними (например, «откинув неза-
ISSN 2Э04-120Х
ниепт
научно-методический электронный журнал
будки, здесь помещенные для шутки, ты только то из басни заключи»...). С литературоведческой точки зрения это, казалось бы, всего лишь литературный прием, в котором нет ничего философского. Однако глубинный смысл соединения, казалось бы, несоединимого - высокого (например, философствование) и приземленного (мытье в бане), - состоит как раз в том, чтобы расширить для читателя представление о возможных горизонтах познания и отношения к миру. Единство логически не связанных понятий, по сути дела, подчеркивает всеобщую связь явлений и процессов мира. Фактически Козьма Петрович Прутков демонстрирует философский подход к миру, пытается установить всеобщие связи бытия. Видимо, В. С. Соловьев любил персонаж Козьмы Пруткова как раз за его попытку «объять необъятное», ведь он в лице своих создателей смеялся над глупостью (но так, чтобы глупые не приняли это на свой счет, не обижались и даже имели при этом хоть какую-то пользу для своего умственного развития) и одновременно побуждал умных читателей к постижению скрытого смысла бытия.
Действительно, в творениях директора Пробирной палатки затрагиваются достаточно серьезные проблемы из самых разных областей философии. Другое дело, что форма постановки этих проблем может быть как довольно серьезной, так и совсем шуточной. Например, в небольшом стихотворении «Перед морем житейским» в несколько иронической форме ставится вопрос об осознанности выбора и степени свободы человека при определении своего жизненного пути: «Все стою на камне, - // Дайка брошусь в море... // Что пошлет судьба мне, // Радость или горе? // Может, озадачит... // Может, не обидит.. // Ведь кузнечик скачет, // А куда - не видит (с. 41). Особенно популярны у создателей Козьмы Пруткова античные философы. Так, неоднократно упоминается Сократ. Диоген тоже является персонажем афоризмов, как вполне серьезным, утверждающим, что и его бочка имеет свой вес в человеческой истории, так и совсем шуточным: «.Хотя твой лоб - пустая бочка, / Но все же ты не Диоген» (с. 95, 99, 47). В ряде афоризмов Пруткова заметно влияние стоицизма, например, «Если хочешь быть счастливым, будь им» или о том, что мудрость уменьшает не страдания, а жалобы (с. 100). Русский мыслитель высоко оценивает «превосходный "Спор древних греческих философов об изящном"». Наверняка В. С. Соловьеву нравился и афоризм о том, что философ легко торжествует над будущими или минувшими скорбями, однако бессилен перед настоящими (с. 87). Действительно, мыслитель пытался быть свободным создателем духовных ценностей и, как никто иной, понимал хрупкость положения творческого человека в социальном мире.
В иронически-парадоксальной форме создатели Козьмы Пруткова будят своими афоризмами воображение творческого человека, желающего осмыслить бытие, предлагая ему в качестве девиза выражение об удивлении, охватывающем человека при взгляде на мир (с. 87). Очевидно, что для В. С. Соловьева как мыслителя ряд афоризмов был выражением идеи неисчерпаемости мира вширь и вглубь, например: «Нет столь великой вещи, которую не превзошла бы величиною еще большая. Нет вещи столь малой, в которую не вместилась бы еще меньшая» (с. 74) или «Всякая вещь есть форма проявления беспредельного разнообразия» (с. 87). Конечно, обычные читатели видели в таких мыслях скорее юмористический контекст. В ряде высказываний директора Пробирной палатки их «философский» аспект вполне сознательно «приземлен», однако при этом они являются как бы своеобразной «лакмусовой бумажкой», определяющей по характеру «реакции» на них уровень интеллекта и направленность личности человека. Например, большинство читателей, скорее всего, хохотали над афоризмом «Где начало того конца, которым оканчивается начало?» (с. 83). Однако на самом деле творцы образа Козьмы Петровича, заставив читателей смеяться, одновременно довольно тонко иронизировали над ними, понимая, что только один из многих тысяч любителей творчества
ISSN 2304-120X
ниепт
научно-методический электронный журнал
Пруткова не просто будет хохотать, но и задумается над поставленной еще в древнегреческой философии (например, Зеноном) проблемой делимости (или неделимости) мира на некие фундаментальные элементы. То же самое можно сказать и об афоризме «Ничто существующее исчезнуть не может, - так учит философия; и потому несовместимо с Вечною Правдой доносить о пропавших без вести!» (с. 98). Огромное число читателей, конечно, сразу же обращали внимание на заключительные слова второй части выражения («доносить о пропавших без вести»), сами по себе представляющие актуальный в условиях России середины XIX в. юмористический оборот (и имеющий некоторую оппозиционную направленность). Однако дело заключается в том, что в этом афоризме имеется еще несколько смысловых уровней! Есть первая, «философская» часть (о невозможности исчезновения существующего), начало второй части (о Вечной Правде), а также логические связи между всеми тремя элементами, которые может попытаться установить вдумчивый читатель, не ограничивающийся тем, что здесь имеется попытка рассмешить публику в пику официальным властям. Думается, что В. С. Соловьеву нравилась подобная глубина и наличие нескольких возможных уровней осмысления в афоризмах К. Пруткова.
Вполне серьезным, если подвергнуть его этическому анализу, выглядит и афоризм о добродетели, которая «служит сама себе наградой; человек превосходит добродетель, когда служит и не получает награды» (с. 94). Простого читателя, привыкшего к тому, что человеку должно воздавать «по заслугам его», несомненно, смешила наивность высказывания. Вряд ли таким же образом понимал афоризм В. С. Соловьев, который положительно оценивал самоценность добра в учении о всеединстве. Зачастую даже явно юмористические перлы Козьмы Пруткова предназначались не только обычному читателю, знакомящемуся с его творениями для развлечения. У думающего человека они вызывали не только смех, но и учили его относиться к миру более рационально, например, стремиться глубже узнать причины явлений («Отыщи всему начало, и ты многое поймешь») или осознавать относительность наших оценок («Самый отдаленный пункт земного шара к чему-нибудь да близок, а самый близкий от чего-нибудь да отдален») (с. 105, 87).
На наш взгляд, весьма глубокое философское содержание имеется и в высказывании о том, что многие вещи являются непонятными не по причине слабости наших понятий, а потому, что «сии вещи не входят в круг наших понятий» (с. 82). Наверняка эта мысль не могла остаться вне поля зрения В. С. Соловьева по причине его интереса к гносеологическим проблемам, в том числе о границах познания. Впрочем, и современная довольно популярная проблема из области философии науки о разнице между незнанием и неведением кажется весьма близкой к афоризму, сочиненному знаменитым директором Пробирной палатки. Возьмем, казалось бы, один из самых примитивных афоризмов Пруткова, что голова человека подобна желудку, но «одна переваривает входящую в оную пищу, а другая от нее засоряется» (с. 90). Примитивна здесь лишь форма высказывания, ибо мысль выражена нарочито приземленным языком. Проблема же затронута серьезная, ведь здесь лишь сравнение головы с желудком заставляет смеяться. Для думающих людей смысл высказывания скрыт гораздо глубже. Действительно, люди по-разному воспринимают одну и ту же информацию. Проблема заключается в том, почему одному человеку она приносит пользу, а другому - вред? На наш взгляд, дело в имеющемся уровне духовного развития людей. Думается, что В. С. Соловьев вряд ли остановился на поверхностном понимании этого афоризма, а его глубокое осмысление наверняка приносило мыслителю интеллектуальное удовольствие.
ISSN 2Э04-120Х
ниепт
научно-методический электронный журнал
А. Беззубцев-Кондаков признает, что обыватель-чиновник из Пробирной палатки даже в скудости своей жизни был способен на «прозрения невероятной философской глубины» [19]. Однако при этом главную роль он отводит элементам алогизма и абсурда, полагая, что признаки алогизма значительнее всего в баснях, афоризмах («Плоды раздумий») и «политической прозе» (проект введения единомыслия в России). По мнению исследователя, в афоризме «Кто мешает тебе выдумать порох непромокаемый?» Прутков якобы «призывал посрамить человеческую мудрость, изобретя абсурдное», которое вдруг оказывается «полезным и практичным», как непромокаемый порох, а «творческий метод» (! - В. Е.) Козьмы Пруткова можно охарактеризовать как «практичность абсурда» [20]. На наш взгляд, с этим мнением трудно согласиться. Во-первых, думается, что вряд ли можно говорить о каком-то особенном «творческом методе» чиновника, а не ученого или философа (тем более если это художественный образ, созданный целым творческим коллективом). Во-вторых, почему, собственно говоря, изобретение «непромокаемого пороха» является абсурдом, ведь это не противоречит ни одному закону логики, никаким законам природы? Мы же не утверждаем, что когда И. Кант в свое время говорил о «черных лебедях», то он применял метод абсурда? И у К. Пруткова, и у И. Канта речь идет вовсе не об абсурде, а лишь о выходе за пределы наличного (и привычного!) уровня знания и познания! Иными словами, можно говорить о познавательной ситуации, воспринимаемой познающим субъектом данной конкретно-исторической эпохи как парадокс. Однако прошли годы, и то, что в XIX в. воспринималось как парадокс, перестало быть таковым - специалисты в области взрывотехники все-таки изобрели непромокаемый порох, а биологи открыли черных лебедей. Очевидно, что даже такие афоризмы будили философскую мысль и потому вряд ли могли заслужить отрицательную оценку В. С. Соловьева.
Любопытно, что даже в способности Козьмы Петровича изъясняться «солдафонским» языком можно найти скрытый, вполне рациональный уровень. Известна его фраза о том, что «при виде исправной амуниции как презренны все конституции» (с. 60). Казалось бы, мы имеем дело с персонажем в духе полковника С. С. Скалозуба из произведения А. С. Грибоедова «Горе от ума». Но «конституции» в середине XIX в. понимались весьма широко, в том числе и как разного рода правила, установления (например, воинские). Кроме того, согласно энциклопедии Брокгауза и Эфрона, амуниция есть совокупность вещей, составляющих снаряжение солдата, кроме мундира, белья и обуви [21]. Поэтому так ли уж плохо в интересах успеха в военном (да и во всяком другом) деле обращать внимание на амуницию? Таким образом, «конституции» действительно служат для того, чтобы была исправна амуниция, то есть имелся порядок в делах, чтобы сначала устраивалась реальная жизнь и лишь потом велись разговоры (иногда пустые!) об улучшении этой жизни. Иными словами, когда налицо исправная амуниция, это означает, что можно говорить о «конституциях». Думается, что В. С. Соловьеву, хорошо понимавшему сущность образа директора Пробирной палатки, была очевидна ценность и таких, с виду совершенно простых его творений.
В советское время считалось, что главную роль в наследии К. Пруткова играет не светская «игра иррациональностями», а «наиболее ценная часть» его наследия -сатира на жизнь бюрократов. Всем известны его афоризмы из «Плодов раздумья», например: «Камергер редко наслаждается природой», «Только в государственной службе познаешь истину», «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары», «Бди», «Козыряй», «Смотри в корень». Они якобы были лишь «орудием борьбы» с бюрократической идеологией [22]. По подобного рода афоризмам сложился, если так можно выразиться, общественно-политический образ директора Пробирной палатки. Трудно сейчас судить, какие афоризмы больше любил читать публично русский философ.
ISSN 2304-120X
ниепт
научно-методический электронный журнал
Однако, думается, что как мыслителя В. С. Соловьева интересовали в первую очередь именно «философские» творения Козьмы Пруткова.
А. Беззубцев-Кондаков обращает внимание на то, что для Пруткова очевидна не только ироничность, но и «тонкая самоирония», а его нарочитая серьезность представляет собой лишь маску, за которой можно увидеть «вечную усмешку» [23]. Правда, издатели Пруткова уверяют, что директор Пробирной палатки весьма прост. Он якобы «умственно ограничен» и при этом дает «советы мудрости»; не являясь поэтом, пишет «стихи и драматические сочинения»; желая быть историком, рассказывает исторические анекдоты; будучи необразованным и не понимая «потребности Отечества», смело сочиняет «проекты управления» им. Думается, что творцы образа Козьмы Петровича просто страховали себя от излишних претензий. За тривиальностями мы обнаруживаем «доморощенного» философа, которыми «богата любая эпоха» [24]. А. Беззубцев-Кондаков пишет о четко сформулированной «политической философии» Пруткова [25]. Действительно, в творениях Козьмы Петровича находят выражение некоторые элементы философского мировоззрения А. К. Толстого и его двоюродных братьев. Однако «четко сформулированная политическая философия» проявлялась бы в специализированных трудах о политике, которые у директора Пробирной палатки отсутствуют. Тем не менее Козьмой Прутковым в шуточной форме иногда действительно поднимаются вполне серьезные историософские проблемы, например весьма актуальный и сейчас вопрос о соотношении европейских и отечественных культурных ценностей: «С ума ты сходишь от Берлина; Мне ж больше нравится Медынь. Тебе, дружок, и горький хрен -малина, А мне и бланманже - полынь» (с. 7).
А. Беззубцев-Кондаков считает, что Прутков - это не простодушный «искренний обыватель», любящий поговорить о «благе Отечества», в его творчестве просматриваются «традиции русского юродства». Творцы образа создали для Пруткова «маску юродства», чтобы он казался безумцем или глупцом, обличал пороки общества, ханжество и ложную мудрость, обрел право говорить правду («Истину царям с улыбкой говорить») [26]. Однако если в образе Козьмы Пруткова и присутствует элемент юродства, то он является далеко не главным. Юродство давало возможность критиковать, но не давало парадоксальности, широты и неожиданности взгляда на мир. Да и В. С. Соловьеву Козьма Петрович вряд ли мог понравиться только за юродство. Для него привлекательность образа К. Пруткова заключалась скорее в юморе его своеобразной «жизненной философии».
Как известно, Козьма Прутков не скрывал, что стремится к славе и признанию. В предисловии к «Досугам» он заявляет, что издает «пока отрывок», поскольку хочет славы, ведь она «тешит человека» (с. 10). Казалось бы, можно лишь посмеяться над недалеким и тщеславным человеком. Однако мы почему-то при этом не смеемся, например, над Ф. Ницше, не боявшимся признаться: «Заблистать через триста лет -моя жажда славы» - или даже заявить, что он мог бы стать «буддой Европы» [27]. Просто Ф. Ницше мы считаем весьма «серьезным» человеком, более того, великим мыслителем, а вот «какому-то несерьезному» директору Пробирной палатки в возможности изречь что-то существенное по определению отказываем. Как отметил в связи с этим А. Беззубцев-Кондаков, он, так же как и немецкий философ, открывал в своем читателе «человеческое, слишком человеческое», в том числе - жажду славы [28]. Добавим, что делал он это заметно раньше Ф. Ницше.
В незаконченной поэме друга мыслителя Ф. Л. Соллогуба «Соловьев в Фиваиде» есть весьма примечательное обстоятельство. Козьма Прутков является одним из заметных действующих лиц. В. С. Соловьев в произведении появляется вместе с Прутковым,
ISSN 2Э04-120Х
ниепт
научно-методический электронный журнал
который, держа философа за пуговицу сюртука (что выглядит фамильярно и символично), говорит ему: «Прощайте, юноша! Обдумывайте смело // Всё то, что высказал в коротких я словах (выделено нами. - В. Е.). // В вас много d'inachevé, в вас многое незрело,- // Но (тонко улыбаясь) // кто же ест фасоль, пока она в грядах?» [29] В переводе с французского d'inachevé - «неоконченное», и это слово директор Пробирной палатки очень любил. Например, оно употребляется в сноске к стихотворению «Родное» в «Сочинениях Козьмы Пруткова» (с. 40). Появление Пруткова вполне объяснимо, ведь его образом восхищались и знали наизусть его афоризмы и В. С. Соловьев, и Ф. Л. Соллогуб. Однако упоминание «фасоли в грядах» не совсем понятно. Исследовательница творчества философа В. В. Кравченко предполагает, что мистицизм В. С. Соловьева носил пифагорейский характер, так как его поступки соответствовали философским взглядам и сочетались с аскезой и странничеством. Даже внешний образ - нестриженые волосы и «нестандартное поведение» философа - всё это было «в духе Пифагора Самос-ского». Исследовательница также полагает, что В. С. Соловьев и Ф. Л. Соллогуб «по-гречески читали философскую классику», из которой (у Диогена Лаэртского) узнали, что Пифагор велел своим последователям «воздерживаться от бобов (неизвестно почему)». В. В. Кравченко также обращает внимание на легенду, что Пифагор погиб потому, что не захотел перейти поле с бобами, т. е. даже коснуться запретных растений и тем отступить от своих взглядов [30]. В связи с этим она делает предположение, что, возможно, Ф. Л. Соллогуб «имел здесь в виду неуемность философского поиска Соловьева», готового перейти все границы и запреты ради познания, даже те, «которые внешне ему соответствуют в философско-мистической традиции». В заключение В. В. Кравченко ставится риторический вопрос о том, на самом ли деле, «выражаясь в духе мистерии, Соловьев был готов есть незрелую фасоль прямо на грядке?» [31].
На наш взгляд, с данной точкой зрения нельзя согласиться. Во-первых, у Пифагора речь идет о бобах (родина которых Средиземноморье), в то время как фасоль -это другой вид, привезенный из Латинской Америки гораздо позднее, в Новое время [32]. Хотя, следуя логике В. В. Кравченко, друг мыслителя Ф. Л. Соллогуб мог просто не различать эти растения из семейства бобовых. Во-вторых, напрашивается более простое и разумное объяснение - речь о незрелой «фасоли в грядах» идет потому, что Ф. Л. Соллогуб этим выражением лишь пародирует стиль К. Пруткова, использующего народные выражения и высказывающего свои идеи приземленным языком. Указание на фасоль лишь имитация простоты стиля Козьмы Петровича, но вовсе не ссылка на принципы учения Пифагора. В-третьих, В. С. Соловьев пока еще молод (действие поэмы происходит в 1875 г., ему 22 года), и его философская система еще не развита, хотя, видимо, есть какие-то идеи, с которыми знаком Ф. Л. Соллогуб. И он сравнивает эту еще неразвитую систему с незрелой «фасолью в грядах». Оценить ее (то есть «есть») пока невозможно! Нужно подождать, пока «фасоль в грядах созреет», то есть учение будет детально разработано! Козьма Прутков этими словами, скорее всего, благословляет В. С. Соловьева на путь философского познания. Именно поэтому они и появляются вместе в произведении Ф. Л. Соллогуба. Этим подчеркивается особое влияние на В. С. Соловьева идей Козьмы Пруткова. Вместе с тем практически сразу знаменитый директор Пробирной палатки уходит, что тоже символично. Действительно, он как бы пришел из прошлого, ведь нет уже А. К. Толстого, умершего в год написания поэмы. Согласно литературной биографии Козьмы Петровича, он тоже ушел в мир иной еще в 1863 г. Дальше мыслитель должен пройти путь познания сам, «обдумывая смело» и развивая дальше в том числе и некоторые идеи К. Пруткова.
В поэме сразу после ухода Козьмы Пруткова В. С. Соловьев фактически ставит основополагающий вопрос о познаваемости мира, решение которого в дальнейшем
ISSN 2304-120X
ниепт
научно-методический электронный журнал
приведет его к своей знаменитой теории всеединства. Он «вдумчиво» говорит: «Можно ли смертному в грани понятного // Образно вставить принцип необъятного?» [33] При знакомстве с этими словами В. С. Соловьева мы сразу вспоминаем знаменитый афоризм Пруткова «Нельзя объять необъятное», который он повторял сплошь и рядом («Никто не обнимет необъятного»)» (с. 82). Что же именно развил В. С. Соловьев, что К. Прутков первоначально «в коротких высказал словах»? «Маленький человек» пытается «объять необъятное», и это выглядит смешно. Русский же мыслитель В. С. Соловьев «объял» необъятное на философском уровне! Думается, что К. Прутков рекомендовал В. С. Соловьеву развивать в «коротких словах» именно идею философского осмысления мира в целом, в его единстве (в результате чего и была сформулирована теория всеединства). Именно единство мира достойно удивления, и недаром Козьма Петрович часто повторял, что нельзя не удивляться, глядя на мир [34].
Символично, что неоконченная поэма обрывается также на Козьме Пруткове. Описывается, что В. С. Соловьев последовательно отметает все семь смертных грехов, которые призывает себе на помощь Сатана. Рукопись оканчивается на словах философа, выступающего против последнего, седьмого смертного греха - гордости. При этом он рассуждает о Козьме Пруткове! Очевидно, что разговор о гордости ведется потому, что этим грехом страдал Козьма Петрович, ведь он хотел славы! На примере директора Пробирной палатки Ф. Л. Соллогуб, видимо, хотел подчеркнуть ограниченность любого конечного человеческого знания, пусть даже на философском уровне, на котором стремился к познанию мира В. С. Соловьев. Ф. Л. Соллогуб как бы предупреждал своего друга об этом недостатке (впоследствии философ успешно преодолел соблазн этого греха). Н. В. Давыдов отмечает потребность Ф. Л. Соллогуба и В. С. Соловьева в творчестве «юмористического характера,- в духе "Кузьмы Пруткова", которым оба одинаково восхищались». В. С. Соловьев очень любил и всячески распространял это произведение, жалея, что оно не закончено (с. 293). Тем самым русский философ признавал (хотя и косвенно) большое значение творчества А. К. Толстого для своего духовного становления.
Юмор предполагает некоторые совершенно неожиданные связи (например, ничтожного и величественного). Однако когда человек может успешно понять (если это читатель) или заметить, а тем более установить подобные связи (если это творец мира духовной культуры)? Во-первых, для этого необходимо определенное общее духовное развитие, некоторый кругозор (что, несомненно, имелось благодаря хорошему образованию и у А. К. Толстого, и у В. С. Соловьева). Во-вторых (в случае с создателями духовных творений), благодаря таланту, реализующемуся в том числе и в важнейшей способности взглянуть на мир под неожиданным углом зрения. Несомненно, и А. К. Толстой, и В. С. Соловьев были весьма талантливы. Неожиданность подхода А. К. Толстого к миру проявилась на художественно-юмористическом уровне. Так, несоразмерность двух миров (земного и небесного) подчеркивается и в имени «Козьма Прутков», и в его афоризмах. Вместе с тем для К. Пруткова характерна, по-видимому, сознательно задуманная противоречивость образа: с одной стороны, ограниченность и приземленность, с другой - глобальность в виде смелой, но тщетной попытки эту ограниченность преодолеть. В. С. Соловьев ценил юмор именно потому, что он развивает способность мыслить универсально. Поэтому и способность к юмору может говорить об универсальности.
Для такого персонажа, как К. Прутков, характерны неожиданные юмористические образы, основанные на связи самых отдаленных и противостоящих друг другу областей действительности. Однако в своей неожиданности и широте эти образы по сво-
ISSN 2Э04-120Х
ниепт
научно-методический электронный журнал
ему характеру приближаются к настоящим философским обобщениям! Они способствуют обогащению мировоззрения, осознанию идеи всеобщности и единства всего сущего. В. С. Соловьев осмыслил мир в своем учении о всеединстве. У мыслителя через противоречие земного и небесного миров просматривается, тем не менее, целостность бытия, ведь во всеединстве это противоречие им и разрешено. Думается, что противоречивость образа К. Пруткова повлияла на мировоззрение В. С. Соловьева. Иными словами, его учение стало философией всеединства, в том числе и благодаря принятию идеи парадоксальности в образе Козьмы Пруткова. Вместе с тем формирование универсализма как черты мировоззрения В. С. Соловьева и становление теории всеединства связано и вообще с тонким чувством юмора В. С. Соловьева, сформировавшимся опять же не без влияния образа К. Пруткова. Как мы уже увидели, далеко не все афоризмы Козьмы Пруткова на самом деле такие примитивные, как это кажется на первый взгляд. На это обратил внимание и сам В. С. Соловьев, сравнивая Козьму Пруткова с Прюдоммом в своей статье в энциклопедии Брокгауза и Эфрона. Месье Прюдомм оказывается на фоне директора Пробирной палатки просто примитивным! Например, говоря современным философским языком, имеющий серьезный социально-философский контекст афоризм Козьмы Петровича о том, что люди «не перестали бы жить вместе», даже разойдясь «в разные стороны», не идет ни в какое сравнение с совершенно противоположной, но абсолютно тривиальной мыслью Прю-домма: «Лишите человека общества - и он останется один».
Очевидно, что уже в период своего духовного становления В. С. Соловьев читал творения Козьмы Петровича и осознал, что от народных «прутковских» мыслей и афоризмов до настоящей философии иногда не такая уж и большая пропасть, и, чтобы ее преодолеть, просто необходимо перейти на другой, более глубокий уровень осмысления проблемы. Однако мировоззренческий смысл при этом остается одним и тем же. В. С. Соловьев пришел к выводу, что выйти на этот уровень все-таки можно, объединив со способностями чистого разума ранее, казалось бы, несоединимое (в том числе и религиозный, и художественный, и юмористический, и обыденно-практический подходы к миру).
Юмор А. К. Толстого способствовал формированию такой черты мировоззрения В. С. Соловьева, как парадоксальность. Конечно, это было возможно в условиях, когда молодой мыслитель уже имел не только талант, но и определенный уровень философской культуры, был способен широко и системно мыслить. Поэтому там, где обычный читатель смеялся над ограниченным директором Пробирной палатки, молодому В. С. Соловьеву могли приходить в голову глубокие философские идеи. Некоторые высказывания Пруткова выглядят именно как парадоксы - их в дальнейшем и развил В. С. Соловьев. В каком-то смысле идеи Козьмы Петровича помогли философу взглянуть на мир под неожиданным углом зрения, через единство и взаимосвязь возвышенного - слишком приземленного, что, казалось бы, совсем не сочетается. Как это ни парадоксально, весьма далекий от философии юмор помог русскому мыслителю взглянуть на мир в его всеединстве.
Благодаря похожести (а часто общности) мировоззренческих установок, обусловивших философскую и духовную близость мыслителей, В. С. Соловьев часто обращался к наследию А. К. Толстого. Поэт всегда оставался для русского философа духовным авторитетом. Творчество А. К. Толстого стало фактором, заметно повлиявшим на мировоззрение В. С. Соловьева, содержание его философского учения. Вместе с тем иногда на мировоззрение и творчество мыслителя может повлиять и неожиданный фактор. В случае с В. С. Соловьевым, имевшим весьма развитое чувство юмора, это литературный персонаж, созданный А. К. Толстым и его двоюродными
братьями Жемчужниковыми - Козьма Прутков. В. С. Соловьев развил некоторые, как оказалось, вполне серьезные идеи из сочинений Пруткова, хотя большинство мыслей директора Пробирной палатки оказали косвенное влияние на становление его мировоззрения. Так персонаж К. Пруткова (а фактически личности его создателей) повлиял на мировоззрение В. С. Соловьева. Хотя если обратить внимание на развитый духовный мир создателей образа Козьмы Петровича (особенно имеющего глубокие философские представления А. К. Толстого), то ничего странного в этом нет. Именно в силу универсализма своего мировоззрения В. С. Соловьев любил обращаться к творениям Пруткова, этого «философа народной жизни». Даже такой путь к истине, как стремление Пруткова осмыслить реальность с помощью приемов обыденного познания, есть по сути одна из сторон всеединства! Юмор также помог В. С. Соловьеву углубить универсализм собственного мировоззрения. В свою очередь, сформировавшийся универсализм духовного мира русского философа помог более широкому осмыслению бытия, в конце концов, способствуя развитию учения о всеединстве.
Ссылки на источники
1. Емельяненко В. Д. А. К. Толстой как метафизик в драматической поэме «Дон Жуан» // Альманах современной науки и образования. - 2015. - № 7(97). - С. 62-65.
2. Емельяненко В. Д. Мировоззрение В.С.Соловьева и творческое наследие А. К. Толстого // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. - 2013. - № 12-2(38). - С. 56-60.
3. Емельяненко В. Д. Мировоззрение и игровая компьютерная зависимость: поиск взаимосвязи // Философские проблемы информационных технологий и киберпространства. - 2016. - № 1(11). - С. 54.
4. Емельяненко В. Д., Ветошко А. Н., Малашенко И. В. Интернет и мифологизация исторического сознания (ценностно-мировоззренческий аспект) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. - 2017. -№ 2(76). - С. 102.
5. Соловьёв В. С. «Неподвижно лишь солнце любви...». Стихотворения. Проза. Письма. Воспоминания современников. - М.: Московский рабочий, 1990. - С. 176.
6. Макшеева Н. А. Воспоминания о В. С. Соловьеве // Вестник Европы. - 1910. - № 8. - С. 168.
7. Лукьянов С. М. О Владимире Соловьеве в его молодые годы. Материалы к биографии. - М.: Книга, 1990. - Т. II. - Кн. 2. - Вып. 1. - С. 307-308.
8. Макшеева Н. А. Указ. соч. - С. 168.
9. Пасин В. С. Владимир Соловьёв в Красном Роге: очерк литературного краеведения. - Брянск: Грани, 1994. - С. 18.
10. Безобразова М. С. Воспоминания о брате Владимире Соловьеве. - URL: http://az.lib.ru/s/solowxew_wladimir_sergeewich/text_1908_bezobrazova.shtml.
11. Прутков Козьма. Сочинения Козьмы Пруткова (Предисловие Феликса Кривина). - М.: Худож. лит., 1987. - С. 7. - Далее ссылки на это издание даются в круглых скобках с указанием страниц.
12. Соловьев В. С. Козьма Прутков // Энциклопедия Брокгауз-Эфрон. 1890-1907. - URL: http://www.bibliotekar.ru/bezh/27.htm.
13. Там же.
14. Ямпольский И. Г. А. К. Толстой. Вступительная статья // Толстой А. К. Сочинения: в 2 т. - М.: Худож. лит., 1981. - Т. 1. - С. 28.
15. Там же.
16. Горнфельд А. Г. Юмор // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Эфрона. - СПб.: Брокгауз-Эфрон, 1890-1907. - URL: http://www.bibliotekar.ru/bezh/27.htm.
17. Там же.
18. Лукьянов С. М. Указ. соч. - С. 289.
19. Беззубцев-Кондаков А. Так говорил Прутков. - URL: http://dompisatel.ru/node/891.
20. Там же.
21. URL: http://www.bibliotekar.ru/bezh/27.htm.
22. Литературная энциклопедия: в 11 т. / под ред. В. М. Фриче, А. В. Луначарского. - М.: Изд. Коммунистической академии : Сов. энцикл. : Худож. лит., 1929-1939. - URL: http://sbiblio.com/biblio/dict.aspx?key=%CF%F0%F3%F2%EA%E0.
23. Беззубцев-Кондаков А. Указ. соч.
ISSN 2304-120Х
ниепт
научно-методический электронный журнал
ISSN 2Э04-120Х
ниепт
научно-методический электронный журнал
24. Там же.
25. Там же.
26. Там же.
27. URL: http://thedifference.ru/chem-otlichayutsya-boby-ot-fasoli/.
28. Беззубцев-Кондаков А. Указ. соч.
29. Лукьянов С. М. Указ. соч. - С. 293.
30. Кравченко В. В. Владимир Соловьев и София. - М.: Аграф, 2006. - С. 315.
31. Там же. - С. 319.
32. Шмидт Е. В. Владимир Соловьев - «философствующий поэт» или «поэтизирующий философ»? // Соловьевские исследования. Вып. 18. - Иваново, 2008. - С. 250.
33. Лукьянов С. М. Указ. соч. - С. 293.
34. Там же. - С. 87.
Vladimir Emelyanenko,
Candidate of Philosophical Sciences, Associate Professor, Philosophy, History and Political Science Chair, of the Bryansk State University named after academician I. G. Petrovsky, Bryansk emelyanenko 152@mail.ru
The image of Kozma Prutkov and the ideology of V. S. Solovyov
Abstract. This article examines the influence of the literary image of Kozma Prutkov, created by A. K. Tolstoy and his cousins A. M. and V. M. Zhemchuzhnikovs, on the ideology of V. S. Solovyov. It is shown that his attention to the personality and "Compositions" by K. Prutkov was not only due to their humorous nature, but also to their philosophical context. The ideas and images of this character contributed to the development of the universal unity doctrine by V. S. Solovyov, to the formation of the paradoxical nature and universalism of his ideology.
Key words: philosophy of life, ideology, philosophical outlook, humor. References
1. Emel'janenko, V. D. (2015). "A. K. Tolstoj kak metafizik v dramaticheskoj pojeme "Don Zhuan", Al'manah sovremennoj nauki i obrazovanija, № 7(97), pp. 62-65 (in Russian).
2. Emel'janenko, V. D. (2013). "Mirovozzrenie V.S.Solov'eva i tvorcheskoe nasledie A. K. Tolstogo", Is-toricheskie, filosofskie, politicheskie i juridicheskie nauki, kul'turologija i iskusstvovedenie. Voprosy teorii ipraktiki, № 12-2(38), pp. 56-60 (in Russian).
3. Emel'janenko, V. D. (2016). "Mirovozzrenie i igrovaja komp'juternaja zavisimost': poisk vzaimosvjazi", Filosofskie problemy informacionnyh tehnologij i kiberprostranstva, № 1(11), p. 54 (in Russian).
4. Emel'janenko, V. D., Vetoshko, A. N. & Malashenko, I. V. (2017). "Internet i mifologizacija istoricheskogo soznanija (cennostno-mirovozzrencheskij aspekt)", Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i juridicheskie nauki, kul'turologija i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki, № 2(76), p. 102 (in Russian).
5. Solovjov, V. S. (1990). «Nepodvizhno lish'solnce ljubvi...». Stihotvorenija. Proza. Pis'ma. Vospominanija sovremennikov, Moskovskij rabochij, Moscow, p. 176 (in Russian).
6. Maksheeva, N. A. (1910). "Vospominanija o V. S. Solov'eve", Vestnik Evropy, № 8, p. 168 (in Russian).
7. Luk'janov, S. M. (1990). O Vladimire Solov'eve v ego molodye gody. Materialy k biografii, Kniga, Moscow, t. ii, kn. 2, vyp. 1, pp. 307-308 (in Russian).
8. Maksheeva, N. A. (1910). Op. cit., p. 168.
9. Pasin, V. S. (1994). Vladimir Solovjov v Krasnom Roge: ocherk literaturnogo kraevedenija, Grani, Brjansk, p. 18 (in Russian).
10. Bezobrazova, M. S. Vospominanija o brate Vladimire Solov'eve. Available at: http://az.lib.ru/s/solowxew_wladimir_sergeewich/text_1908_bezobrazova.shtml (in Russian).
11. (1987). Prutkov Koz'ma. Sochinenija Koz'my Prutkova (Predislovie Feliksa Krivina), Hudozh. lit., Moscow, p. 7. Dalee ssylki na jeto izdanie dajutsja v kruglyh skobkah s ukazaniem stranic (in Russian).
12. Solov'ev, V. S. (1890-1907). "Koz'ma Prutkov", Jenciklopedija Brokgauz-Jefron. Available at: http://www.bibliotekar.ru/bezh/27.htm (in Russian).
13. Ibid.
14. Jampol'skij, I. G. (1981). "A. K. Tolstoj. Vstupitel'naja stat'ja", Tolstoj A. K. Sochinenija: v 21, Hudozh. lit., Moscow, t. 1, p. 28 (in Russian).
15. Ibid.
16. Gornfel'd, A. G. (1890-1907). "Jumor", Jenciklopedicheskij slovar' F. A. Brokgauza i I. A. Jefrona, Brokgauz-Jefron, St. Petersburg. Available at: http://www.bibliotekar.ru/bezh/27.htm (in Russian).
17. Ibid.
18. Luk'janov, S. M. (1990). Op. cit., p. 289.
ISSN 2304-120X
ниепт
научно-методический электронный журнал
19. Bezzubcev-Kondakov, A. Tak govoril Prutkov. Available at: http://dompisatel.ru/node/891 (in Russian).
20. Ibid.
21. Available at: http://www.bibliotekar.ru/bezh/27.htm (in Russian).
22. Friche, V. M. & Lunacharskiy, A. V. (eds.) (1929-1939). Literaturnaja jenciklopedija: v 111., Izd. Kommu-nisticheskoj akademii, Sov. jencikl., Hudozh. lit., Moscow. Available at: http://sbiblio.com/bib-lio/dict.aspx?key=%CF%F0%F3%F2%EA%E0 (in Russian).
23. Bezzubcev-Kondakov, A. Op. cit.
24. Ibid.
25. Ibid.
26. Ibid.
27. Available at: http://thedifference.ru/chem-otlichayutsya-boby-ot-fasoli/ (in Russian).
28. Bezzubcev-Kondakov, A. Op. cit.
29. Luk'janov, S. M. (1990). Op. cit., p. 293.
30. Kravchenko, V. V. (2006). Vladimir Solov'ev i Sofija, Agraf, Moscow, p. 315 (in Russian).
31. Ibid., p. 319.
32. Shmidt, E. V. (2008). "Vladimir Solov'ev - "filosofstvujushhij pojet" ili "pojetizirujushhij filosof?", Solov'ev-skie issledovanija. Vyp. 18, Ivanovo, p. 250 (in Russian).
33. Luk'janov, S. M. (1990). Op. cit., p. 293.
34. Ibid., p. 87.
Рекомендовано к публикации:
Горевым П. М., кандидатом педагогических наук, главным редактором журнала «Концепт»
Поступила в редакцию Received 01.07.17 Получена положительная рецензия Received a positive review 15.07.17
Принята к публикации Accepted for publication 15.07.17 Опубликована Published 30.09.17
© Концепт, научно-методический электронный журнал, 2017 © Емельяненко В. Д., 2017
www.e-koncept.ru
