CC BY
45
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
ван тяньцзяо
(Волгоград)
ОБРАЗ КИТАЯ В СТИХОТВОРЕНИЯХ
в.я. брюсова
Рассматриваются особенности воплощения образа Китая в лирике крупнейшего представителя Серебряного века В.Я. Брюсова. Выдвигается гипотеза о том, что для поэта было характерно не только западническое отношение к Китаю, что является распространенной точкой зрения в российском литературоведении, но и индивидуальное переосмысление культуры Китая. Анализируются стихотворения В.Я. Брюсова, полностью или частично посвященные Китаю или его символам.
Ключевые слова: Китай, Брюсов, образ, Серебряный век, конфуцианство, мифология, культурный символ.
Поэт и прозаик В.Я. Брюсов относится к числу ярчайших представителей русской поэзии Серебряного века, лидерам символизма. Эту позицию ему позволили занять неординарный талант и своеобразные взгляды на искусство. Свою творческую задачу В.Я. Брюсов видел в том, чтобы «создать поэзию, чуждую жизни, воплотить построения, которые жизнь дать не может» [2, с. 24]. Он считал искусство «постижением мира», но не через рассудок, а иным, иррациональным путем. Для него искусство было сродни религии, поэтому он полагал, что постижение искусства есть «откровение» [Там же, с. 36].
Мистические образы, тайные, понятные лишь посвященным эзотерические символы позволяли В.Я. Брюсову отгородиться от обыденности, от житейской рутины. Он умел находить точные и верные символы, позволяющие воплотить авторский замысел. Уже это роднит его творчество с поэзией Китая, которая вся базируется на системе символов. Однако существует и прямая связь В.Я. Брюсова с Китаем - он создал несколько стихотворений, посвященных Поднебесной империи. Можно сказать, что он продолжил традицию обращения русской литературы к теме.
Интерес русской культуры к Китаю зародился еще в XVIII в. На переломе XIX и ХХ вв.
он сделался особенно активным. На возникновение в русской поэзии образа Китая повлияли как путешествия и знакомство с соответствующей литературой, так и некоторые работы русских религиозных философов, идеи толстовства [7, с. 75].
Среди русских поэтов, обратившихся в начале ХХ в. к теме Китая, помимо В.Я. Брюсова. были К.Д. Бальмонт, Н.С. Гумилев и ряд других авторов. Первопроходцем был К.Д. Бальмонт, написавший целый ряд своеобразных произведений, в которых поэт создал яркий и многосторонний образ Китая, что исследовано в ряде специальных работ, в частности в нашей статье «Рациональное и иррациональное в образе Китая у К. Бальмонта» [4]. Некоторые исследователи полагают, что Брюсов обратился к китайской теме под влиянием Бальмонта [9, с. 281].
Согласно Е.А. Осьмининой, которая подробно изучала взаимопроникновение русской и китайской поэзии, лишь Бальмонту удалось воплотить образ нового Китая в лирике, в то время как Брюсов, по ее мнению, продолжил традиции западнического подхода к образу Китая, начатые еще в XVIII в. [10, с. 444]. Автор полагает, что именно этот подход вызывает интерес в китайском цикле В.Я. Брюсова. На наш взгляд, следует прежде всего искать индивидуальные черты в восприятии образа Китая у Брюсова. другое важное положение работы о.Е. осьмининой заключено в ее выводе о том, что Брюсов «представляет традиционный для своего времени образ Китая, в форме подражает китайской поэтике» [Там же, с. 443]. В нашей статье мы исследуем другие стороны китайской темы в поэзии Брюсова.
В 1909 г. в творчестве поэта впервые возникли образы Китая, когда он писал предисловие к произведению «Сны человечества», в котором автор планировал охватить всю мировую поэзию. В нем поэт употребил древнее название Китая - «Срединное царство».
Свои опыты он продолжил через несколько лет. Лишь в 1914 г. появляется первое стихотворение, посвященное образу Китая под заглавием «Китайские стихи». Здесь Брюсов воплотил свой замысел, который намечал еще в «Снах человечества». Этот замысел заключался в том, чтобы продемонстрировать «образцы всех приемов», какие только существовали для того, чтобы «выразить лирическое содержание своей души» [2, с. 133].
Не только чисто научная, экспериментальная задача влекла Брюсова, но и возможность
О Ван Тяньцзяо, 2020
передать читателю те чувства, которые испытывали поэты разных эпох. «Для такой цели подражания, - поясняет В.Я. Брюсов, - оригинальные произведения, написанные в духе определенной эпохи, мне представляются более отвечающими цели, нежели стихотворные переводы» [2, с. 136]. Таким образом, он выразил свою концепцию, которая сегодня помогает понять смысл «китайских» стихотворений В.Я. Брюсова.
в свете этого высказывания становится очевидным, что поэт стремился передать звучание китайской лирики, используя для этого прием параллелизма:
Твой ум - глубок, что море!
Твой дух - высок, что горы! (т. II, с. 387)*
Создавая практически заранее заданный текст, поэт так использует ритмику и рифму, что возникает впечатление свободного изложения мысли:
Пусть этот чайник ясный,
В час нежный, отразит
Лик женщины прекрасной
И алый цвет ланит (т. II, с. 387).
Брюсов использует инверсию (чайник ясный, женщины прекрасной), а также поэтический архаизм ланиты, чтобы воссоздать дух древности. Поэт обращается к одному из известных культурных символов Китая - чайнику как части чайной церемонии. Он рисует изящную картину: отраженное в корпусе чайника лицо китайской красавицы. Краски этого изображения отличаются акварельностью и прозрачностью, на что указывают эпитеты ясный и нежный.
Передает в этом стихотворении автор и характер китайцев, особенности их менталитета:
Все дни - друг на друга похожи;
Так муравьи - одинаково серы.
Знай заветы - работать, чтить старших
и голос божий,
Завяжи узел - труда, почтенья, веры (т. II, с. 387).
Метафорически он пишет о трудолюбии нации, используя образ муравья. В нескольких строках Брюсов запечатлевает принципы учения Конфуция, заключающиеся в почитании предков и старших, в постоянном труде. Однако стоит заметить, что называть конфуцианство религией в полном смысле слова не принято, и речь о Боге там не идет. Поэтому упо-
* Стихотворения В.Я. Брюсова цитируются по изданию [1] с указанием тома и страниц в круглых скобках.
минание о голосе божием - это, скорее, проявление русского взгляда на жизнь китайцев.
Нельзя не заметить, что лирическому герою такая повседневность кажется однообразной, на что указывает оценочная лексика: похожи, одинаково серы. Метафора завязать узел также выглядит попыткой передать некоторое ограничение свободы, исключающее проявления вольности.
Особенно контрастной этой картина выглядит по сравнению с предыдущей строфой, в которой воспеваются женщина и любовь к ней:
Ты мне дороже, чем злато,
Чем добрый взгляд государя;
Будь любви моей рада,
Как кормщик, к брегу причаля (т. II, с. 387).
Лирический герой возносит возлюбленную на самый высокий пьедестал, предпочитая свою любовь благосклонности правителя. К этому же он призывает и героиню стихотворения. Этим самым он как будто бы посягает на традиционные древние устои Китая, стремясь доказать, что именно любовь является наивысшей ценностью.
В свете этого пояснения становится очевидным, почему повседневность китайцев, в жизни которых три доминанты - «труд, почтение, вера», - кажется ему серой и однообразной. Объясняется такой взгляд и приверженностью к поэтике символизма, в которой на первом месте стоял человек, его индивидуальность, а не коллективное начало.
Е.А. Осьминина предполагает, что Брюсов мог почерпнуть сведения о воззрениях китайцев из «Иллюстрированной всеобщей истории литературы» И. Шерра. Именно там фигурирует самоназвание страны «Срединная империя» и представлены основополагающие принципы жизни: «скромность», «трезвость», «гладкость». И здесь же говорится о «посредственности» и «филистерстве» [9, с. 283].
В.Я. Брюсов, который создавал гротесковые и фантастические произведения, тяготевший к поэтике Э.Т.А. Гофмана, для которого слово филистер входило в число бранных как символ обывательщины [5, с. 58], не мог удовлетвориться таким взглядом на жизнь. Поэтому в строках «Китайских стихов» можно заметить очевидное неприятие подобного образа бытия. В этом и проявляется та индивидуальность воззрения Брюсова на образ Китая.
В художественной концепции В.Я. Брю-сова именно творчество является самоцелью бытия поэта. Он настаивает на том, что основа поэзии - это творческая индивидуальность,
заставляющая отвергнуть реальность и обратиться к миру фантазии и воображения [2, с. 64]. Явная прагматичность китайской жизни исключала такой подход, не оставляла места для творчества, поэтому автор и прибегает к такой характеристике Китая, жизнь в которой ему виделась в образе муравейника, где рутина и каждодневный труд лишали поэта его предназначения.
Однако все это не означает, что Брюсов не испытывал подлинного интереса к китаю, не был очарован им. Его пленяют и китайские шелка (как в стихотворении «Диадохи»), и красота женщин, и мудрость Китая. Например, в венке сонетов «Светоч мысли», чье название говорит само за себя, есть такие строки:
Свет приняли - Китай и Индостан,
Края эгейцев и страна Наири... (т. III, c. 383).
Таким образом, автор включает Китай в число тех стран, которые озарила сияющая Мысль, как свет в эфире, т. е. в число избранных. И в рассматриваемом цикле стихов присутствует также эпизод, подчеркивающий мудрость Срединной империи:
Глупец восклицает: «Ломок
Стебель памяти о заслугах!»
Мудрый говорит: «Буду скромен,
И меня прославят речи друга!» (т. II, с. 397).
Эта заключительная строфа отражает диалог глупца и мудреца, в котором торжествует одна из основных китайских добродетелей - скромность. Из контекста понятно, что следование этому завету ведет к бессмертию, поскольку скромного мудреца будут прославлять другие. Примечательно, что последняя строфа является отражением первого двустишия, в котором воспевается мудрость именно высокодуховного человека, в связи с чем приведены образы морей и гор.
Есть и другое стихотворение Брюсова, посвященное Китаю, - «Римляне в Китае». Оно датировано предположительно 1916 г. и не включалось поэтом в сборники стихов. Брюсов обратился в нем к прошлому, стихотворение имеет подзаголовок «166 г. н. э.», объединил две мощные империи. Они являлись противоположными друг другу по сути, но, несмотря на это, стремились налаживать контакты между собой:
Все улицы полны народом,
Бегут и торговцы и воины.
Лишь там, где дворец, перед входом
Прибои толпы успокоены (т. III, с. 363).
Стихотворение начинается с объемной и динамичной картины, в которой все внимание акцентируется на движении народа, на всеобщей взволнованности. Все описанное говорит о том, что произошло неординарное событие: бегут и торговцы и воины. Однако по отношению к власти китайцы остаются верны себе, т. к. возле дворца прибои толпы успокоены. Эта метафора дает возможность предположить, что на улицах это огромное количество людей было подобно морю. Далее, во второй строфе, поясняется ситуация:
В столице Срединного Царства
Прибывших из-за моря чествуют.
Со свитой послы государства
Далекого медленно шествуют (т. III, с. 363).
темпоритм второй строфы стихотворения противопоставлен первой. так вырисовывается не только характер социальных групп (правителей и народов), но и разрыв между ними. Люди бегут, чтобы увидеть высокие чины, а те медленно шествуют, не думая о своих подчиненных.
Происходящее преподносится в стихотворении глазами повествователя, который наблюдает за всем со стороны. Здесь уже предстает традиционный образ Китая, в описании которого присутствуют широко известные символы:
Вдоль лестниц до самой вершины
Сверкают стоцветные фонарики;
Стоят наверху мандарины,
Качая почетные шарики (т. III, с. 363).
Китай предстает здесь сказочным и таинственным, мерцающим огнями и привлекающим взгляд украшениями. В стихотворении поэт использует слово, ярко рисующее китайский колорит, - это мандарины (чиновники), которые принимают участие во встрече. Воссоздается сама китайская картина мира с ее четко упорядоченной социальной иерархией. В следующем четверостишии Китай показан уже с мифологической стороны:
По стенам - дракон над драконом,
Причудливо свитые в кольчики;
Смеются серебряным звоном
Из всех уголков колокольчики (т. III, с. 363).
В символике Китая дракон - мифическое существо, тесно связанное с водой и несущее в себе доброе начало ян [13, с. 228]. Поэтому и звуковая картина, сопровождающая образы развешанных по стенам драконов, не заключает в себе ничего устрашающего и агрессивного. Напротив, голоса колокольчиков - это серебряный звон, вызывающий у наблюдателя
литературоведение
положительные эмоции. В стихотворении Китай описывается как воплощение богатства, восточной роскоши:
Там - золото, перлы, алмазы;
Там - лики, страшнее, чем фурии;
И высятся странные вазы,
Роскошней, чем вазы Этрурии (т. III, с. 363).
Можно предположить, что все представленные богатства были выложены перед гостями, чтобы поразить их воображение, указать на могущество китайского правителя, ведь издавна драгоценные камни являлись в Китае символами власти и богатства. Вазы -неотъемлемая составляющая культуры Китая. В стихотворении они сравниваются с этрусскими вазами, ценность которых, как известно, очень велика. Утверждение превосходства китайских ваз над этрусскими опять наводит на мысль о том, что в данном случае образ Китая рисуется на основе положительного восприятия, и рассказчик испытывает восторженные чувства по отношению к этой стране.
Каковы ощущения римлян от увиденного, остается загадкой, поскольку они скрывают свои чувства, сохраняя достоинство и соблюдая дипломатический этикет:
Послы, величавы и строги,
Приблизились к трону заветному;
Их длинные белые тоги
Блистают меж блеска стоцветного...
(т. III, с. 364).
Эпитет заветный определяет цель посещения римлянами Китая, связанную с государственными интересами. Поэтому, по всей вероятности, они даже не замечают той роскоши и праздничной атмосферы, которыми их окружили. Белый цвет их одеяний в данном случае обозначает строгость и официальность. Их блистание между стоцветным блеском подчеркивает чужеродность римских послов этому загадочному миру. Многоточие, означающее недосказанность, можно расценить как сожаление повествователя о том, что римлянам не суждено постичь и понять красочность и волшебство этой страны.
Итак, предпринятый анализ позволяет определить особенности индивидуального восприятия В.Я. Брюсовым образа Китая. он воссоздает разные стороны его жизни: сдержанно отзывается о прагматичности менталь-ности этой страны («Китайские стихи»), восхищается ее красотой, сказочностью, экзотичностью («Римляне в Китае»), делает его частью всеобщего поэтического мира, представляет в качестве недосягаемой мечты.
Примечательно, что не только В.Я. Брюсов испытывал интерес к Китаю, но и современное китайское литературоведение проявляет к поэту живой интерес. На это указывают изданные в последнее время работы китайских исследователей, находящихся в тесном взаимодействии с российскими литературоведами.
Ван Пань и Чжэн Вэньдун пишут, что «изучение творчества Брюсова в китае делится на три этапа: с 1920 г. до образования Китайской Народной Республики; с образования Китайской Народной Республики до реформ и открытия страны; после реформ и открытия до настоящего времени» [3, с. 93]. Первое письменное упоминание о Брюсове появилось в 1921 г. в ежемесячном журнале «Художественная проза», в котором Шэнь Яньбин рассказал китайским читателям о Брюсове-поэте, представителе Серебряного века [Там же].
Китайские исследователи сделали важный вывод о том, что творчество В.Я. Брюсова принадлежит не только России, но и всему миру, а его произведения «в своей совокупности охватывают древность и современность» [Там же]. Китайским читателям стихи поэта импонируют своими художественными достоинствами: психологизмом, эмоциональностью, лиричностью, «историческими, конкретизирующими характеристиками, вследствие чего изучение и восприятие творчества Брюсова становится безграничным» [Там же]. Примечательно, что и в прошлом, и сегодня личность и творчество В.Я. Брюсова являются способом для межкультурного диалога двух стран, для расширения культурных и дружественных связей. Это в какой-то мере оказалось воплощением мечты поэта, который надеялся на мирное сосуществование всех наций и стран.
Список литературы
1. Брюсов В.Я. Собрание сочинений: в 7 т. М.: Худож. лит., 1973-1975.
2. Брюсов В.Я. Об искусстве и литературе. Критические статьи / ред. В.А. Алехина. М.: Изд-воТ8 RUGRAM, 2018.
3. Ван Пань, Чжэн Вэньдун. Анализ восприятия В.Я. Брюсова в китайском литературоведении // Филологические науки. 2015. № 9. С. 82-93.
4. Ван Тяньцзяо. Рациональное и иррациональное в образе Китая у К. Бальмонта // Рациональное и иррациональное в литературе и фольклоре: сб. науч. ст. по итогам X Междунар. науч. конф. «Рациональное и иррациональное в литературе и фольклоре» (Волгоград, 30-31 окт. 2019 г.). Волгоград: Фортесс, 2019. С. 169-173.
5. Виткоп-Менардо Г. Гофман. Челябинск: Урал LTD, 1999.
6. Колобаева Л.А. Русский символизм. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2017.
7. Лукин А.В. Медведь наблюдает за драконом. Образ Китая в России в XVII-XXI веках. М., 2007.
8. Мирза-Авакян М.Л. Восток в творчестве
B.Я. Брюсова // Историко-филологический журнал. 1978. № 2. С. 159-174.
9. Осьминина Е.А. «Китайские стихи» Бальмонта и Брюсова: заглавие и жанр // вестн. Моск. гос. лингв. ун-а. 2017. № 6. С. 278-288.
10. Осьминина Е.А. Образ Китая у русских символистов (на примере стихов В.Я. Брюсова) // Сборник статей и докладов участников X Между-нар. науч.-практ. конф. Казань, 2017. С. 443-450.
11. Поступальский И.С. Поэзия Валерия Брюсова // Брюсов В.Я. Об искусстве и литературе. Критические статьи / ред. В.А. Алехина. М., 2018.
C. 15-116.
12. Поступальский И.С. Комментарии // Брюсов В.Я. Об искусстве и литературе. Критические статьи / ред. В.А. Алехина. М., 2018. С. 663-709.
13. Царева Г.И. Все о Китае. Культура, религия, традиции. М.: Профит-Стайл, 2019.
* * *
1. Bryusov V.Ya. Sobranie sochinenij: v 7 t. M.: Hudozh. lit., 1973-1975.
2. Bryusov V.Ya. Ob iskusstve i literature. Kri-ticheskie stat'i / red. V.A. Alekhina. M.: Izd-voT8 RUGRAM, 2018.
3. Van Pan', Chzhen Ven'dun. Analiz vospriyatiya V.Ya. Bryusova v kitajskom literaturovedenii // Filo-logicheskie nauki. 2015. № 9. S. 82-93.
4. Van Tyan'czyao. Racional'noe i irracional'noe v obraze Kitaya u K. Bal'monta // Racional'noe i irracional'noe v literature i fol'klore: sb. nauch. st. po itogam X Mezhdunar. nauch. konf. «Racional'noe i irracional'noe v literature i fol'klore» (Volgograd, 3031 okt. 2019 g.). Volgograd: Fortess, 2019. S. 169-173.
5. Vitkop-Menardo G. Gofman. Chelyabinsk: Ural LTD, 1999.
6. Kolobaeva L.A. Russkij simvolizm. M.: Izd-vo Mosk. un-ta, 2017.
7. Lukin A.V. Medved' nablyudaet za drakonom. Obraz Kitaya v Rossii v XVII-XXI vekah. M., 2007.
8. Mirza-Avakyan M.L. Vostok v tvorchestve V.Ya. Bryusova // Istoriko-filologicheskij zhurnal. 1978. № 2. S. 159-174.
9. Os'minina E.A. «Kitajskie stihi» Bal'monta i Bryusova: zaglavie i zhanr // Vestn. Mosk. gos. lingv. un-a. 2017. № 6. S. 278-288.
10. Os'minina E.A. Obraz Kitaya u russkih simvolistov (na primere stihov V.Ya. Bryusova) // Sbornik statej i dokladov uchastnikov X Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. Kazan', 2017. S. 443-450.
11. Postupal'skij I.S. Poeziya Valeriya Bryusova // Bryusov V.Ya. Ob iskusstve i literature. Kriticheskie stat'i / red. V.A. Alekhina. M., 2018. S. 15-116.
12. Postupal'skij I.S. Kommentarii // Bryusov V.Ya. Ob iskusstve i literature. Kriticheskie stat'i / red. V.A. Alekhina. M., 2018. S. 663-709.
13. Careva G.I. Vse o Kitae. Kul'tura, religiya, tradicii. M.: Profit-Stajl, 2019.
Image of China in the poems of V.Ya. Bryusov
The article deals with the specific features of the personification of the image of China in the lyrics of a great representative of the Silver Age, V.Ya. Bryusov. There is made a hypothesis that it was specific for the poet not only the Western attitude towards China that is a widespread point of view in the Russian literature studies but also an individual rethinking of the Chinese culture. There is analysed the row of the poems of V.Yu. Bryusov, fully or partly devoted to China and its symbols.
Key words: China, Bryusov, image, the Silver Age, Confucianism, mythology, cultural icon.
(Статья поступила в редакцию 17.04.2020)
С.в. абысова
(Горно-Алтайск)
СКОРОГОВОРКИ в НАРОДНЫХ ИГРАХ АЛТАЙЦЕВ
Раскрываются особенности скороговорок как жанра игрового фольклора алтайцев. Рассматриваются народные термины, поэтические приемы, композиция и сюжет скороговорок. Для работы привлекались научные исследования, ранее опубликованные тексты скороговорок, материалы научного архива Научно-исследовательского института алтаистики им. С.С. Суразакова.
Ключевые слова: жанр, скороговорки, модор сдстдр, игра, текст, варианты.
Скороговорки занимают особое место в алтайском игровом фольклоре. В народной терминологии скороговорки имеют следующие обозначения: модорлор, модор сдстдр, мо-дорлоп айдар сдстдр, капшай айдар сдстдр,
О Абысова С.В., 2020
