CC BY
14Винюкова Надежда Валерьевна
канд. ист. наук, вед. науч. редактор «Большой российской энциклопедии», шеф-редактор исторической программы «Кто мы?» на телеканале «Россия-Культура», Российская Федерация, 109028, Москва, Покровский б-р, 8 [email protected]
Образ идеального пастыря в очерке С. Н. Дурылина об отце Иосифе Фуделе
Аннотация: Отраженный в очерке о священнике И. И. Фуделе (1864-1918) взгляд С. Н. Дурылина (1886-1954), писателя, искусствоведа, философа и богослова, принявшего в 1920 г. священный сан, иллюстрирует срез отношения к пастырству в среде церковной интеллигенции консервативной направленности в начале ХХ в. Этот материал позволяет выяснить представление Дурылина об идеальном пастыре, соотнести его с идейным контекстом переломной эпохи и отчасти спроецировать на личную судьбу автора. В ду-рылинском повествовании можно выявить особую типологию пастырства: возвышенный тип аскетического иерея и бытовой тип батюшки-требоиспол-нителя. Эти образы можно рассматривать как в социальном (сословном), так и в духовном измерении. Тезис Дурылина о «священнике-аскете» отчасти соотносится как с философией К. Н. Леонтьева (волновавшей писателя в то время), так и с более поздними идеями о «епископе-мученике» у М. А. Новоселова, о «монастыре в миру» у С. И. Фуделя и прот. В. Свенцицкого и ряда
других богословов.
Ключевые слова: С. Н. Дурылин, И. И. Фудель, К. Н. Леонтьев, С. И. Фудель, М. А. Новоселов, пастырское богословие
Nadezhda Vinyukova
PhD in history, leading scientific editor of the Big Russian Encyclopedia, chief editor of the historical program "Who are we?" on the TV channel "Russia-Culture", 8 Russian Federation, 109028, Moscow, Pokrovsky b-rd. [email protected]
The image of the ideal shepherd in the essay of Sergey Durylin about father Joseph Fudel
Abstract: The view of S. N. Durylin (1886-1954), a writer, poet, art critic, philosopher and theologian who took Holy orders in 1920, reflected in the essay on the priest Joseph Fudel (1864-1918), illustrates the cross-section of attitudes to the phenomenon of pastorate among the conservative Church intelligentsia in the early twentieth century. This material allows to find out Durylin's concept of an ideal pastor, relate it to the ideological context of a critical era, and partly project it on the personal fate of the author. In the Durylin narrative, a special typology of pastoral life can be identified: the exalted type of ascetic priest and the everyday type of officiant. These images can be viewed both in the social (class) and spiritual dimension. Durylin's thesis about the "ascetic priest" correlates both with the philosophy of K. N. Leontiev (which worried the writer at that time) and with later ideas about the "bishop-martyr" in M. A. Novoselov works and about the "monastery in the
world" in S. I. Fudel's.
Keywords: S. N. Durylin, J. I. Fudel, K. N. Leontiev, S. I. Fudel, M. A. Novoselov,
pastoral theology
Очерк Сергея Николаевича Дурылина (1886-1954) «Отец Иосиф Фудель (Мои памятки и думы о нем и о том, что было ему близко)» был написан в 1919 г. для С. И. Фуделя в память о его отце1. Личность Иосифа Ивановича Фуделя (18641918) глубоко затронула писателя: впервые он увидел его в 1912 г., выступающим с речью о К. Н. Леонтьеве на заседании Московского религиозно-философского общества памяти В. С. Соловьева (где Дурылин исполнял должность секретаря). Для него отец Иосиф представал и воплощением истинного иерея и, что было немаловажно для писателя, носителем памяти о философе К. Н. Леонтьеве, первым издателем сочинений которого был Фудель. Не вдаваясь в детали основной темы очерка - личности Фуделя и его связи с Леонтьевым, постараемся проследить черты идеального пастыря, которые можно выделить в размышлениях Дурылина. Очерк дает возможность выяснить концепцию пастырства у Ду-рылина, соотнести ее с идейным контекстом переломной эпохи, отчасти спроецировать на личную судьбу автора.
Предварительно стоит сделать несколько штрихов к портрету Дурылина того времени: за спиной он имел период безверия, уход из гимназии (высших учебных заведений Дурылин не окончил, хотя впоследствии состоялся как ученый), т. е., хоть и преодолев юношеский нигилизм, в каком-то смысле он представлял собой «протестный» тип личности. 1910-е гг. были для него временем поиска и возвращения в Церковь. Здесь имел значение ряд факторов: влияние отца Павла Флоренского, В. В. Розанова, впечатляющие поездки на Русский Север и в Оптину пустынь и, наконец, общение с прав. Алексием Мечевым, который и сподвиг его на принятие сана. То было время исканий и ожиданий, а после революции 1917 г. -
1 Дурылин С. Н. Отец Иосиф Фудель (Мои памятки и думы о нем и о том, что было ему близко) / публ. и коммент. Т. Н. Резвых [URL:] http://politconserYatism.ru/upload/iblock/dbb/dbb508257bb36c8548ef161 90c498bc0.pdf (дата обращения: 22.04.20) С. 1-49.
и время принятия судьбоносных решений. Дурылин стремится подвести некий итог своим поискам последних лет, что отчасти выразилось и в исследуемом нами очерке 1919 г., в котором отразилось и само время слома, революции и эсхатологических ожиданий. Поэтому заметен некоторый максимализм автора - как в идеале, прописанном в очерке, так и в принятии вскоре священного сана.
Образ пастыря в своем очерке Дурылин рисует через призму проблемы «обмирщения христианства», проникновения современных веяний внутрь Церкви2. Духу «мира сего» Дурылин противопоставляет иерейское служение, понимаемое им как аскеза: «Всякий вид христианского служения - иерейство в миру, создава-ние "домашней церкви в семье", христианский брак, христианская школа и учительство, наука и писательство, общественная деятельность - все это есть лишь виды одного и того же целого - христианской борьбы с миром, который "во зле лежит", ради "мира во зле не лежащего, загробного", и все это монашество и аскетизм sui generis (своего рода (лат.). - Н. В.)»3. Этот образ был воплощен для Дурылина в отце Иосифе: «Веяло от него духом оптинским, духом христианским, строго-церковным. Его христианство было лично-аскетическое, общественно-деятельное, - но деятельное в духе тоже строгой церковности, всеобщей аскезы, памятующей о смерти и человека, и мира, и всего творимого им»4. Тема обмирщения проецировалась на духовенство: Дурылин писал о понима-
2 Он писал, что религиозность о. Иосифа преодолела «обмирщение христианства», веру в «земное блаженство, государственное-ли, научно-культурное, социалистическое-ли, или даже религиозное... которое во всех ветвях своих сводится к забвению самых слов Христа: "Царство Мое не от мира сего"» (Дурылин С. Н. Отец Иосиф Фудель... С. 20). «Пастырство - не только служение, но и власть, - и это было явно и глубоко прекрасно в отце Иосифе. Долголетнее священство при тюремной церкви, многолетнее законоучительство, приходское пастырство, духовное писательство - во все это вносил о. Иосиф дух строгой церковности, дух отметания начал современного противоборствующего Христу мира - не тем, что не знал этих начал, а тем, что преодолел их в себе, и хотел, чтоб преодолели их русская церковность, общественность и государственность» (Дурылин С. Н. Отец Иосиф Фудель... С. 22).
3 Там же. С. 20.
4 Там же. С. 22.
нии отцом Иосифом того, что «деятельность духовенства слаба, а когда бывает сколько-нибудь оживлена, то не на почве чисто и строго церковной, а на совсем иной, чисто общественной, политической и т. д.», что нужно «пробудить в нем чисто-церковное сознание, подвинуть его на церковный труд, неотложно-важный в грозные дни колебаний народной совести и духа... нужно, не покладая рук, строить здание церковное по плану, вышедшему из рук отцов церкви, подвижников и святых»5.
Опираясь на собственный опыт (человека из интеллигенции), а также анализируя народное восприятие священнослужителей (Дурылину был свойственен наблюдательный взгляд этнографа, отразившийся в некоторых его работах 1910-х гг.), он выделил два типа пастырства - один мы можем условно обозначить как «идеальный» (пастырство как высокое, строгое призвание), а другой -как «сословный», «бытовой». Типы эти прописаны как бы мимоходом, «лирическим отступлением» от основной темы очерка. Подробно останавливаясь на их характеристике, Дурылин выделяет тех священников, к которым обращаются «отец», и тех, которых зовут по имени и отчеству, к которым применимо нарицание «поп». Разницу этих двух типов наглядно отображает нижеприведенная таблица, составленная из дурылинских цитат:
Отец Николай Николай Иваныч
Призвание или профессия (па В одном видят пастыря, священнослужителя, строителя Таин Бо-жиих, всей своей жизнью и личностью осуществляющего свое высокое призвание <...> Мне передавали, что Луначарский на одном из религиозных диспутов воскликнул: «Попы нам - не опасны, нам опасны - священники»6. стырь vs требоисполнитель) В другом видят попа, человека, поющего, служащего, венчающего и отпевающего по профессии, и относящегося ко всему этому, как к профессиональному занятию, т. е. ищущего хорошей платы за все это, - и его не уважают, не чтут, зовут, как и всех, по имени, по отчеству7.
5 Дурылин С. Н. Отец Иосиф Фудель... С. 27.
6 Там же. С. 35.
7 Там же.
Отец Николай Николай Иваныч
«Священник» или «поп» (духе «Отец Николай» - есть церковная сила, есть работник великого вселенского дела, носитель мощи и мысли, переживающий всякие бытовые явления, уклады, строения жизни, служитель истины, ширшей всякой лжи человеческой8. твное vs душевное/социальное) Николай Иваныч есть только, -или почти только, - бытовое явление, определенный, историческими условиями и сословным укладом объясняемый, тип русского человека, - иногда хорошего, доброго и умного человека, не более...9
Возвышенный ил Его никто не называл «Иосиф Иванович», никто и никогда. А между тем, в нашей интеллигентской среде - постоянно, как правило, принято звать священников по имени и отчеству <...> И больше того: редко-редко кто из соприкасавшихся с покойным здоровался с ним так, просто, за руку. Этого почти не бывало: почти все подходили под благословение, и встречаясь и расставаясь с о. Иосифом <...> И когда читаешь на конвертах писем Леонтьева, адресованных стариком молодому, только что посвященному священнику: «Всечестному отцу.», то ясно мне кажется, что иначе и нельзя было обратиться к отцу Иосифу: он всегда был -«всечестный отец Иосиф»10. Но, терпя, а часто, по немощи человеческой, даже радуясь: «какой у нас батюшка простой: как ш бытовой образ Священник вне храма, вне алтаря, в обществе - у нас такой же член общества. Над ним - остроумно, а часто и не остроумно - подшутят. Подтрунят над какой-нибудь его слабостью, но весьма довольны, что эта слабость есть: она очень удобна для общества. Он - как и все: сядет сыграть партию в преферанс, просидит вечер за винтом, покурит со всеми мужчинами у хозяина в кабинете, посмеется веселому анекдоту. Обычно, все его отличие от окружающего его общества - только его ряса (длинные волосы и у мирских встречаются), - которой он иногда заметно тяготится. Правда, он не может пойти в театр, но всюду - где бывает общество, он вхож: на выставку картин, на симфонические концерты, на митинги и собрания. Он - как все: никакой ина-ковости, ничего необычайного.
8 Дурылин С. Н. Отец Иосиф Фудель... С. 35-36.
9 Там же. С. 35.
10 Там же. С. 36.
Отец Николай Николай Иваныч
мы все равно», - мы в душе своей лелеем найти совсем другого батюшку, без анекдота, без выигрышного билета, без преферанса, ищем «отца Николая», а не «Николая Иваныча», и тогда мы тянемся к отцу Иоанну Кронштадтскому, к о. Егору Че-крякскому, о. Валентину Амфитеатрову. Они - только вершины такого пресвитерства, только всем видимые его вехи, - но, слава Богу, есть еще «отцы Николаи» в русской жизни. Их мало, но они есть. С ними не засмеешься, от них не услышишь анекдота, у них не попросить раскурить папироску.11 Он не исключен не из чего мирского, или почти не из чего: конечно, он не станет танцевать (хоть в провинции, на свадьбах, и это, говорят, бывало), но, при случае сказать: «превратись порося -в карася» и покушать этого «карася», превращенного из «порося», т. е. попросту оскоромиться, покурить, спеть светскую веселую песню, ночь просидеть за картами, рассказать не совсем удобопечат-ный анекдот про архиерея - какая ж в этом беда? или более даже решительно: «какой в этом грех? Священник ведь не схимник». И в обществе любят таких «покладистых» батюшек12.
Пастырский идеал и проблема сосл Это не значит, чтобы он подчеркивал, чем-нибудь внешне нарочито проводил линию своего отделения от общества, в котором жил. У него были общие со многими идеи, мысли, сочувствия, интересы. Он готов был улыбнуться на одно, опечалиться другим, вознегодовать на третье. Но как бы ни был он близок нам в общем интересе, деле, суждении, всегда чувствовалось, что он - не мы: что он - прежде всего, всегда и неизменно - служитель алтаря, отец Иосиф, - а мы - Николаи Ивановичи и Петры Петровичи, ювности («иерей» или «батюшка») Пусть эта «пыль веков», прилипшая к русскому батюшке, эта родная грязца сословная, бытовая, историческая, иногда, по-своему, бывает почти что и мила, и чуть ли не дорога даже, ибо от нее веет духом русской истории, русского древнего приходского уклада, русской соборной поповки, чуть ли не духом еще славяно-греко-латинской академии, пусть даже иногда исполнены великого юмора эти из поколения в поколения переходящие анекдоты про архиереев, рассказываемые чуть ли не на бурсацком латинском языке, пусть
11 Дурылин С. Н. Отец Иосиф Фудель... С. 37.
12 Там же. С. 36.
Отец Николай Николай Иваныч
только изредка и недостойно приступающие к вратам этого ал-таря13. так много еще во всем этом поповском быте русской сословной пахучести и красочности, добродушия и жизненности, - все же это все налипло, припылилось, приклеилось к ризам священным, которые должны сиять ослепительной, ничем не помрачаемой чистотой и светлотой, и нас учить этой чистоте и сиянию. Много добродушия и ласки в русском добром батюшке, много хорошего и даже и в том, кого грубовато назовут попросту «попом», - но хочется найти и священника, а не только попа, хочется иерея, а не только батюшку14.
С этой типологией можно связать и заостренную в очерке проблему сословности церковной иерархии. Раскрывается она, в частности, на примере выборов митрополита Московского и Коломенского в 1917 г., когда отец Иосиф и его окружение выдвинули кандидатуру благочестивого мирянина - бывшего обер-прокурора А. Д. Самарина15. Дурылин пояснял такой беспрецедентный выбор: «В Самарине можно было не бояться проявления застарелых недостатков и русского духовенства как сословия, его сословных исторически-объяснимых слабостей; строгая церковность и благоговение перед церковью заставило бы его забыть и сословность того круга, из которого он вышел. Это был бы - по мнению отца Иосифа - епископ, лишенный недостатков и слабостей той среды, из которой обыкновенно поставлялись русские епископы. Одно это, - даже если б не было ничего другого, - было бы большим
13 Дурылин С. Н. Отец Иосиф Фудель... С. 38.
14 Там же.
15 Впоследствии он стал одним из 25 первоначальных кандидатов в патриархи (получил три голоса, кандидатура была снята в связи с принятием Собором решения об избрании патриарха из лиц священного сана).
счастьем для русской иерархии»16. Тема сословности отразилась и в описании образа отца Иосифа, в котором, по словам автора, «не было вовсе ничего от сословной ленцы и грязцы», «никакими бытовыми красками не было испещрено его священство», «это был всегда, не только в храме, но и в жизни, - не поп, не "наш добрый батюшка", - а истинный иерей Божий»17.
Представляется, что сословная критика Дурылина все же несколько субъективна, поскольку и у священников из дворян или интеллигенции также были свои «сословные слабости» (как и у выходцев из духовенства), а бытовые краски какой бы то ни было социальной принадлежности не обязательно должны отдалять от пастырского идеала. Но нота отсечения всего «бытового» весьма характерна - созвучны ей, например, слова протоиерея Валентина Свенцицкого (также пастыря «из интеллигенции», рукоположенного в 1917 г.) о том, что раздвоение церковной жизни на духовную (монашескую) и мирскую есть наследие длительного «внешнего церковного благополучия, превратившего христианство из подвига жизни в простую бытовую привычку»18. По мысли современника, «и Булгаков, и Флоренский, и Свенцицкий, и Дуры-лин, и Новоселов, и все другие деятели и мыслители того времени одновременно ждали для Церкви возрождения в жизни истинной духовности, в освобождении от государственного и бытового обмирщения и формализма»19.
Выстраивание логики против «сословности» у Дурылина носит свою специфику и раскрывается, в частности, в перспективе жизни самого «несословного» автора. Примечательно, что в очерке часто встречается мотив «преодоления» (духа «мира сего»), т. е. «сословность» (сам этот термин не проговаривается) обретает скорее духовный, нежели социальный смысл - не только лично актуальный для Дурылина (мечтавшего о монашеском постриге в период своего второго «обращения», но в итоге пополнившего ряды белого духовенства), но и хорошо иллюстрируемый на примере отца Иосифа, который вышел из секулярной среды20 и путем преодо-
16 Дурылин С. Н. Отец Иосиф Фудель... С. 28.
17 Там же. С. 38.
18 Свенцицкий В., прот. Монастырь в миру. М., 1996. Т. 2. С. 12.
19 Фудель С. И. Воспоминания. М., 2016. С. 97.
20 Будучи сыном военного немецкой крови и польской католички, он
принял сан в 1889 г., спустя год после окончания юридического фа-
ления этой среды, со всем ее укладом и преобладающим образом мысли, в глазах Дурылина стал «истинным иереем».
Важно отметить, что тема аскезы, которая обосновывает пастырство, имела широкий идейный контекст: идеи «монастыря в миру», «ученого монашества», церковности в противовес быту были развиты в пастырском богословии рубежа XIX-XX вв. Так или иначе этот мотив встречается у владыки Антония (Храповицкого), епископа Феодора (Поздеевского), митрополита Вениамина (Федченкова)21, протоиерея Валентина Свенцицкого и др. Задача создания монастыря в миру станет особенно актуальной в послереволюционной России, но заметно, что эта мысль вызрела еще до «великих потрясений» 1917 г. Как заметил С. И. Фудель, упоминая о Тихоне Задонском, Амвросии Оптинском, Достоевском и славянофилах, с XVIII в. мысль о монастыре в миру звучала все яснее22.
В то же время мысль Дурылина была связана и с кругом его живого общения. Нельзя недооценивать роль соприкосновения Сергея Николаевича с «Кружком ищущих христианского просвещения» (он же «кружок Новоселова») и Братством святителей Московских Петра, Алексия, Ионы и Филиппа - дореволюционных сообществ единомышленников (куда были вхожи, в частности, оба Фуделя), а также с общиной св. прав. Алексия и сщмч. Сергия Мечевых23 (по-своему развивавших идею «белого монастыря»24). Примечательно, что Сергей Фудель впоследствии также связывал аскетику с преодолением обмирщения: «Монастырь в миру есть борьба со
культета Московского университета, что для того времени было совершенно нетипично.
21 Хондзинский П., прот. Приходское духовенство конца XIX - начала XX века в русской духовной традиции: Доклад на ежегодной научно-богословской конференции в Санкт-Петербургской Духовной академии 30 сентября 2015 года. [URL:] http://www.pstbi.ru/news/show/132-doklad_ prot_Pavel_Khondsinskiy#cite_note-15 (дата обращения: 10.05.2020).
22 Постовалова В.И. «Монастырь в миру» и его культурно-исторические лики (материалы к богословию православной аскезы) // Научно-педагогический журнал Восточной Сибири Magister Dixit. 2012. № 3. С. 56.
23 Черепанов Д. Д. От проектов приходской реформы к вопросу о «верном»: рецепция идей Братства Святителей Московских в творчестве С. И. Фуделя // Вестник ПСТГУ Сер. I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2018. № 80. С. 37-51.
24 Постовалова В. И. «Монастырь в миру» и его культурно-исторические лики. С. 48.
своим обмирщением. Монастырь в миру есть то, чтобы, спускаясь в туннели метро, помнить Недреманное Око»25; идея «монастыря в миру»26 (активно развиваемая отцом В. Свенцицким), мысли о границах Церкви, определяемых святостью, прослеживаются в его работах. Позднее дурылинскому идеалу «священника-аскета» будет близок тезис о «епископе-мученике» у М. А. Новоселова, появившийся в 1920-е гг. Для Новоселова была характерна тема страдания и мученичества как нормы церковной жизни и выражения подлинной церковности. Близкий ему отец Сергий Мансуров считал, что авторитетными епископами являются именно еписко-пы-исповедники27. Во многом это были люди одного круга и одних устремлений. При этом, замечая движение от «аскетизма» к «мученичеству», стоит помнить условия развития этих идей - это было время гонений на Церковь, время, по словам Новоселова, «когда праведность человека перед Богом определяется не столько его личным поведением, грехами или добродетелью, сколько его твердостью в вере - в верности церковному сознанию, решимостью стоять в этой верности до смерти и мученичества»28.
Но дурылинский текст неизбежно тяготеет и к дореволюционной эпохе. Более всего заметно в нем влияние философа К. Н. Леонтьева, увлечение которым пришло к Дурылину со второй половины 1910-х гг. и с архивом которого (доставшимся ему после смерти отца Иосифа) он как раз работал на момент написания очерка. Леонтьевское влияние связано, во-первых, с поднятием темы «обмирщения» (важной и для Леонтьева, не раз выступавшего против духа прогресса в разных сферах, мечтавшего «превратить всю Россию в Афон»29), во-вторых, со связью духовных поисков с эстетическими (вспомним «эстетику жизни» у Леонтьева) и, наконец, с ориентированностью на монашескую аскетику (Леонтьев в последние годы жил в Оптиной пустыни и сам принял монаше-
25 Фудель С. И. Путь отцов // Фудель С. И. Собрание сочинений: в 3 т.
М., 2003. Т. 2. С. 182.
26 Фудель С. И. Собрание сочинений: в 3 т. М., 2001. Т. 1. С. 105, 159, 197.
27 Ермилов П. В., свящ.; Паромов К. Я. Экклезиологические взгляды
М. А. Новоселова: по материалам 1920-х годов // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2019. № 26. С. 31.
28 Пришвина В. Д. Невидимый град. М., 2003. С. 260.
29 Фудель И. И. Культурный идеал К. Леонтьева // Русское обозрение.
1895. Янв. С. 257-280.
ство незадолго до внезапной смерти). Важен и еще один общий мотив - о нужде Церкви в «образованных и светски воспитанных» священниках и архиереях. Как вспоминал отец Иосиф, Леонтьев мечтал «о большей независимости Церкви от светской власти, о большей авторитетности духовенства, и смелости. И все это он связывал с притоком в ряды духовенства верующих светских людей, которые могли бы оказать влияние и на все светское общество. Не шутя мечтал он видеть своего любимого Владимира Сергеевича Соловьева на кафедре Вселенского Патриарха в Царьграде и даровитого И. Кристи епископом в Москве»30.
Между тем Дурылин очень остро переживал проблему преодоления в себе интеллигента, причем в данный период он решал ее максималистски: «Нельзя на одной полке держать Пушкина и Макария Великого», - говорил он С. И. Фуделю, который был его младшим другом до начала 1920-х гг.31 Сам С. И. Фудель впоследствии вспоминал о Дурылине:
Вся религиозная сила его была тогда, когда он был только богоискателем, а поэтому, когда он, все продолжая быть им, вдруг принял священство, он постепенно стал отходить и от того, и от другого. <...> Если священство есть не обретение «сокровища, скрытого в поле», а некая «жертва», то, конечно, тоска о пожертвованном будет не исцелима, и воля в конце концов не выдержит завязанного ею узла. Так я воспринимаю вступление С. Н. в священство и его уход из него. Помню, что в то далекое время, когда он вступал на этот путь, он не один раз говорил мне эту строку стихов, кажется, З. Гиппиус:
Покой и тишь во мне, Я волей круг свой сузил. Но плачу я во сне, Когда слабеет узел!
Все вступление в священство сопровождалось для С. Н. его «плачем во сне» о пожертвованных им отзвуках и отсветах мира32.
30 Фудель И. И. Мое знакомство с К. Леонтьевым (письмо С. Н. Дуры-лину) // «Преемство от отцов»: Константин Леонтьев и Иосиф Фудель: Переписка. Статьи. Воспоминания / ред. О. Л. Фетисенко. СПб., 2012. Кн. 1. С. 462.
31 Фудель С. И. Воспоминания... С. 61.
32 Там же. С. 60-62.
Идеал пастырства у С. И. Фуделя и С. Н. Дурылина во многом совпадал. Сергей Иосифович, задумываясь в юности о принятии священного сана, все же не пошел по пути отца, но испытал свою долю гонений и стал духовным писателем, укрепившим на пути в Церковь не одно поколение интеллигенции. Сергей Николаевич, претерпев аресты и ссылки, отойдя от священнического служения (версия о сложении им сана не подтверждается источниками), впоследствии состоялся как филолог и театровед, даже получив в 1949 г. орден Трудового Красного знамени за исследования в области русской классической драматургии. На конверте одного из писем, отправленных С. И. Фуделю его сестрой в 1956 г., стояла марка с портретом признанного в СССР профессора Дурылина33. Как отмечает А. И. Резниченко, феномен Дурылина еще только подлежит описанию и интерпретации, а «известные стороны дарования - литературовед и театровед, профессор ГИТИС, биограф М. В. Нестерова, проделавший путь "от св. Софии к ордену Трудового Красного знамени" - не проясняют, а, скорее, маскируют, скрывают своеобразие его таланта»34. Духовная и идейная эволюция Дурылина после 1920 г. заслуживает отдельного исследования, но один круг его «собеседников» в то время говорит о многогранности его личности.
Подводя итог, отметим, что взгляд на пастырство в связи с очерком Дурылина открывается в разных плоскостях. Во-первых, через призму конкретных личностей - главным образом, отца Иосифа Фуделя, вокруг которого разворачивается повествование, а также самого Дурылина, для судьбы которого тема пастырства была весьма значимой. Во-вторых, через призму идеальных конструкций, связанных с социальным и духовным моделированием образа пастыря Дурылиным в соответствии с его субъективным опытом. Выписанные Дурылиным собирательные образы священников - «отца Николая» и «Николая Ивановича» - предстают как метко замеченные писателем культурные типы предреволюционной России внутри одной корпорации - духовенства. Идеальный тип пастыря, обозначенный в очерке, приобретает особое звучание при рассмотрении жизни его автора.
33 ДРЗ. Ф. 8. Оп. 1 Д. 18.
34 Сергей Дурылин и его время: Исследования. Тексты. Библиография.
Кн. I: Исследования / ред. А. Резниченко. М., 2010. С. 8.
Список литературы
1. Ермилов П. В., свящ., Паромов К. Я. Экклезиологические взгляды М. А. Новоселова: по материалам 1920-х годов // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2019. № 26. С. 11-56.
2. Постовалова В. И. «Монастырь в миру» и его культурно-исторические лики (материалы к богословию православной аскезы) // Научно-педагогический журнал Восточной Сибири Magister Dixit. 2012. № 3. С. 46-81.
3. Пришвина В. Д. Невидимый град. М., 2003.
References
Balashova, N. V.; Saraskina, L. I. (eds.) (2001-2005) Sobranie sochinenij S. Fudelia [Collected works of S. Fudel], in 3 vol. Moscow (in Russian).
Ermilov, P.; Paromov, K. (2019) "Ekkleziologicheskiye vzglyady M. A. No-vosolova: po materialam 1920-kh godov" [Ecclesiological views of Mikhail A. Novoselov according to the materials dating to the 1920's]. Vestnik Yekaterin-burgskoy dukhovnoy seminarii, 2019, no. 26, pp. 11-56 (in Russian).
Fetisenko, O. (ed.) (2012). "Preemstvo ot otcov": Konstantin Leont'ev i Iosif Fudel': Perepiska. Stat'i. Vospominaniya [«Succession from the fathers»: Konstantin Leontiev and Joseph Fudel: Correspondence. Articles. Memoirs]. St. Petersburg (in Russian).
Postovalova, V. (2012) "«Monastyr' v miru» i yego kul'turno-istoricheskiye liki (materialy k bogosloviyu pravoslavnoy askezy)" ["Monastery in the world" and its cultural and historical faces]. Nauchno-pedagogicheskiy zhurnal Vostoch-noy Sibiri Magister Dixit, 2012, № 3, pp. 46-81 (in Russian).
Prishvina, V. (2003) Nevidimyygrad [Invisible city]. Moscow (in Russian). Reznichenko, A. (ed). (2010) Sergey Durylin i yego vremya: Issledovaniya. Teksty. Bibliografiya. Kniga I: Issledovaniya [Sergey Durylin and His Time: Research. Texts. Bibliography. Book I: Research]. Moscow (in Russian).
Выходные данные статьи
Винюкова Н. В. Образ идеального пастыря в очерке С.Н. Дурылина об отце Иосифе Фуделе // Филаретовский альманах. 2020. Вып. 16. С. 73-86.
Vinyukova, N. (2020) "Obraz ideal'nogo pastyrya v ocherke S. N. Duryli-na ob ottse Iosife Fudele" [The image of the ideal shepherd in the essay of S. N. Durylin about father Joseph Fudel]. Filaretovskii al'manakh, vol. 16, pp. 73-86. (in Russian).
