CC BY
119
знать и верить, что его судьба находится в руках высшего существа, каковым является бог, поэтому человек подчиняется чему-то высшему, нематериальному, неземному началу и потому настоящий человек должен быть внутренне религиозным.
Евразийцы, как говорилось выше, расширили образную типажную картину литературы, привнеся в нее новые значения и содержательность типов. Особый интерес для нас в связи с этим представляет генотип человека «степи» - нома-да-кочевника, скотовода, предпочитающего одиночество, запрограммированного самой жизнью и бытом на существование в себе, вне видимой коммуникации, кроме вселенской, космической. Молчащий, но активно сосредоточенный в себе, в своем внутреннем мире номад, создающий сам этот внутренний мир в общении с окружающим его космосом, его молчаливое, лишенное внешней связи одиночество содержат в своей основе генетический код монгола, хакаса, тувинца, алтайца, бурята. Кочевая цивилизация, кочевой народ - это особый генетический тип человека, во многом полагающегося на самого себя, это особый символ существования, и не учитывать его - значит, обеднять методологию различных гуманитарных наук.
Проблемой переосмысления, современного прочтения в литературе должен стать еще один типаж, привнесенный евразийцами, герой многих произведений бурятских, алтайских, тувинских и др. произведений прозы и поэзии - человек «потока», батрак, у которого ничего нет,
кроме самого себя. Когда герой М. Горького «босяк» Челкаш из одноименного рассказа уходит от односельчанина Гаврилы, гордо швырнув ему в лицо добытые воровством деньги, море смывает его следы на песке. В национальных текстах подобных образов немало, и значит, нужна сегодня модернизирующая позиция в восприятии образа батрака и «босяка (вспомним облик героя Кудажи, напоминающее «вымя выдоенной коровы»), но со своим «евразийским» лицом, в котором есть своя особая красота.
Все обозначенные проблемы говорят о сложностях методологического подхода, ведь соединение открытости и соборности православного человека с внутренней сосредоточенностью человека буддийских воззрений - несомненно, богатый социокультурный ресурс для исследования ментальности народов, населяющих просторы Сибири и Центральной Азии.
Л. Гумилев определял, что родина - это твоя связь с кормящим тебя ландшафтом, но она превращается в Отечество, когда ландшафт осваивается, и тогда в этом процессе благополучия возникают традиции, формируется культура, которая делает каждый народ неповторимым. Ученый как один из теоретиков пассионарности развития говорил о теории «толчка», взрыва, происходящего на стыке времен (конец и начало века), ландшафтов (север-юг, восток-запад) [Гумилев]. Евразийская модель мира самым прямым образом позволяет объяснить такие феномены развития человеческого общества.
Литература
1. Гачев Т. Национальные образы мира. - М., 1999.
2. Гумилев Л. Древняя Русь и Великая степь. - М., 2011.
3. Конрад Н. Запад и Восток. О смысле истории. - М., 1972.
Гармаева Светлана Искровна, профессор кафедры зарубежной литературы Бурятского госуниверситета, доктор филологических наук. Тел.: (3012)218936.
Garmaeva Svetlana Iskrovna, professor, department of foreign literature, Buryat State University, doctor of philological sciences. Орус-оол Светлана Монгушевна, доцент Тувинского института гуманитарных исследований, г. Кызыл, доктор филологических наук. E-mail: [email protected]
Orus-ool Svetlana Mongushevna, associate professor, Tuvan Institute of Humanitarian Studies, doctor of philological sciences.
УДК 82
© И. С. Болдонова
Образ Байкала в литературе как способ постижения фундаментальных истин бытия
В статье представлена эвристическая значимость феноменологического метода в анализе стихотворений русских и бурятских поэтов. Ссылаясь на феноменологию Э. Гусссерля, автор подчеркивает роль интенционального акта, трансцендиро-вания в раскрытии особенностей творческого процесса писателей.
Ключевые слова: феноменология, рефлексия, интенциональный акт, жизненный мир, поэтическое творчество.
I.S. Boldonova
The image of Baikal as a way of cognition the fundamental truths of existence
The article presents heuristic significance of a phenomenological method in analysis of Russian and Buryat poetry. Referring to E. Husserl’s phenomenology, the author underlines the role of intentional act, transcending in depicting the peculiarities of writers’ creative activities.
Keywords: phenomenology, reflection, intentional act, life-world, poetic creativity.
Поэтический образ Байкала представляет собой многообразный комплексный феномен и как ничто другое символизирует богатство жизненного мира. Поэтическое переживание красоты Байкала демонстрирует всю палитру непосредственных данностей первозданного бытия. Возвращаясь к вечному Байкалу не только как к природному чуду и объекту мирового наследия, но и как к художественному образу, становится понятна эвристическая значимость феноменологии поэтического творчества. В век НТР, Интернета, глобальных проблем, массовой культуры необходимо осмысливать основы самообнаруже-ния самости, что дает непреходящую ценность вдохновения, единения с духовной традицией и вековой мудростью предшествующих поколений.
В ХХ в. рождается синтетическая форма художественного освоения действительности: философия соединяется с литературными формами слова, чтобы глубже и многообразнее выразить бытие человека, дойти до самого сокровенного уровня саморефлексии. Современные философские направления, такие как экзистенциализм, модернизм и постмодернистские типы философствования в особенности, нашли точки соприкосновения с художественной литературой во всей ее многоаспектности и мозаичности. Философия и литература, каждая по-своему, отражают и осваивают мир. Философия как мировоззрение оказывала и будет оказывать значительное влияние на литературу, сама испытывая воздействие литературы. В свою очередь философский текст - это своеобразный диалог, стремящийся к творческому поэтическому выражению и развертывающийся в бесконечности, поскольку словесное искусство как таковое и есть способ существования и выражения истины.
Феноменологическое и экзистенциалистское соединение чувственного с рациональным стали предметом философствования Э. Гуссерля. «Эй-дос» Гуссерля является плодом активности сознания, творческий характер которого проявляется не в материально-художественной форме, а является следствием интеллектуально-эмоционального переживания. Таким образом, в предмет философской рефлексии можно включить эмоциональные характеристики, условия воображаемого процесса.
Философскую традицию Гуссерль преобразует в большей мере в эстетическую, поскольку сближает предметы философской рефлексии с образами искусства, действительно наделенными целостной структурой субъективного переживания. Художественная литература, в частности, всегда была идеалом философской рефлексии.
Позиция Гуссерля и его ориентация на художественно-эстетические воззрения были продолжены в творчестве его учеников. Так, М. Хайдеггер развивает феноменологию в русле экзистенциализма и разрабатывает фундаментальную онтологию бытия и времени, позже концентрируясь на проблеме сущности художественного творения и роли философских вопросов в искусстве. Г-Г. Гадамер осмыслил герменевтику в философском ключе и основал герменевтическую методологию, которая и по сей день служит ключом к пониманию феноменов искусства.
Гуссерль пришел к выводу, что философию сегодня больше всего интересует мир непосредственных восприятий, свободных от наслоения материального объективного мира, что существенно повлияло на установки современных писателей. Понятие личностного смысла в структуре творческого сознания, который мы используем при анализе художественных произведений и их восприятия, имеет аналоги в исследованиях феноменологической философии, задача которой -найти пути к истинной личности. Это возможно только при вынесении фактического, нормативного за скобки, обнаружении истинной природы «я». С точки зрения феноменологии подлинная же картина мира берет начало в жизненном мире (В. Дильтей) и создает свои формы репрезентации в виде художественной культуры, философской рефлексии, мистических раздумий, религиозных верований. Феноменологический анализ помогает человеку освободиться от механистичного поведения и погрузиться в собственную жизненную рефлексию.
И.Н. Инишев подчеркивает значение феноменологии для полного постижения художественной литературы следующим образом: «Взаимосвязь герменевтики и поэтики основывается не на том, что герменевтика, соответственно феноменология, поэтизируется, а на том, что «герме -невтические исследования» раскрыли феномено-
логический потенциал литературы и поэтической речи. Другими словами, следует говорить не столько о поэтизации феноменологии, сколько о феноменологизации поэзии. Различие между ними можно охарактеризовать следующим образом: хотя феноменологическая герменевтика, подобно поэзии, и использует «эвокативную силу» языка, она использует ее в методических, или экспикативных, целях [Инишев, с. 22].
Поэтические дискурсы, в основе которых находится образ Священного Байкала, давно стали предметом анализа разных социальногуманитарных наук. Созерцание природного чуда, ощущение его энергетической мощи может привести к постижению фундаментальных основ бытия, априорных законов, к пониманию себя, живущей во взаимодействии с Байкалом личности. Феноменологизация поэтического восприятия Байкала раскрывает не только потайные смыслы стихотворений, но и помогает постичь тайны самого творческого процесса.
Отсюда становятся понятными и доступными творческое переживание красоты Байкала и ее реализация с помощью поэтического языка. Феноменологический анализ схватывает срез восприятия Байкала со всеми переливами, тонами и полутонами сознанием поэта. В письме к Г. фон Гофманисталю Э. Гуссерль писал: «Феноменологический метод требует от нас своеобразной установки, которая существенно отличается от «естественной» установки по отношению к объективному миру и которая родственна той установке, к которой нас приводит Ваше чисто эстетическое искусство по отношению к изображаемым предметам и всей мировой обстановке» [Гуссерль, с. 58-59].
Феноменология как методология изучения произведений искусства описывает сущностные свойства творческого сознания, она исключает любые трансцендентальные установки, т.е. реальное время, пространство, географическое положение, экономический, политический и прочие дискурсы. Согласно феноменологическому анализу, речь идет только о являющемся в сознании образе, поэтому образ Байкала в поэзии может исследоваться с точки зрения объективированного опыта трансцендентального «Я».
Иркутский поэт Иван Козлов опубликовал в журнале «Байкал» в 2006-2007 гг. книгу «Колокола Байкала: Байкал в поэзии четырех веков» (в 6 частях). Среди поэтических высказываний можно встретить разнообразные по силе воздействия мысли, в частности: «Бездна света и отзвук веков. Байкал - это эльдорадо и мекка поэтов и художников, романтиков и ученых, всех, в ком живут знания о Высшей Любви и Высшей Красоте. На Земле много неповторимых и чарующе
живописных мест, и Байкал - одно из них. Но Байкал не просто уникален. В хрустально чистой, бесконечно меняющейся световой гамме он неповторим - его свет пронизывает глубины небосвода и возвращается оттуда тонкой, почти неуловимой гармонией звуков.
Высшим божеством давних сибирских насельников - бурят, эвенков и якутов - всегда являлось Вечно Синее Небо, а Байкал, верили они, сын Вечно Синего Неба, и нет на земле более глубокого, более могучего озера-моря. В Байкале воды больше, чем в пяти Великих Американских озерах, больше, чем в Балтийском море. Байкал удерживает в своей гигантской пригоршне почти всю пресную воду России - 97%. И какая это вода! Байкал - единственный огромный водоем планеты, из которого можно пить воду, не очищая ее. Веками поэты прислушивались к накатам набегающих из души слов и ставили их на голоса и на струны Лиры, и мы собрали сегодня все лучшее, что сохранила многоголосая муза Байкала» [Козлов].
Гармония звуков Байкала в творческом сознании И. Козлова ассоциируется со звучащей бесконечностью. В интенциональном акте схватывается многоголосье Байкала, звучание сиюминутного акта, т.е. наката волн, исчезает за пространственным горизонтом, вызывая в следующие несколько секунд очередную симфонию звуков. В художественном восприятии важна рефлексия над процессом создания музыки из шума байкальских волн, и это помогает воссоздать первоначальные чувства человека без налета цивилизации и практицизма. Вернувшаяся из глубин небосвода мелодия волн помогает восстановить утраченную связь человека с Космосом и напоминает о самой ранней стадии бытия. Феноменология восприятия музыкальных звуков Байкала позволяет раскрыть самобытное, почти «сырое» сознание в его переживании, которое фиксирует интенциональную открытость личности в акте творчества.
Поэт А. Румянцев, наш современник, который, как и многие другие поэты, родился и жил у Байкала, считает Байкал наследством, полученным от дедов и прадедов и от всех тех, кто жил, дышал, пел, страдал, любил на этих благодатных и вечно легендарных берегах. Байкалу Румянцев посвящает поэму «Колодец планеты», метафорическое название которой теперь используют не только в специальных трудах по литературе и искусству, но и в научных и публицистических работах, а также широко в СМИ.
В книге «Колокола Байкала» собраны стихи разных во временном и пространственном срезе поэтов, принадлежащих различным эпохам, на-
циональностям, географическим широтам, городам и весям. Там можно найти стихи Ин. Ново-крещенных, М. Скуратова, Н. Матвеевой, Н. Нимбуева, Т. Суровцевой, В. Михеева, А. Твардовского, Е. Евтушенко и др.
В пластах мировой поэзии многие строки обращены к морям, рекам, малым и большим озерам. Большинство великих и известных поэтов, которые никогда не были на Байкале и даже не слышали о нем, в своем творчестве отметили общие для многих морей и озер мира черты природных явлений, которые присущи и Байкалу. Многие поэтические строки как будто обращены к природе озера-моря, что характерно для настоящей поэзии, поэтому наряду с вышеназванными поэтами звучат имена Баратынского, Рильке, Райниса, Гарсиа Лорки, Сандрара.
Немаловажное значение для феноменологического анализа имеет бурятская художественная литература, вобравшая в себя фольклорные традиционные образы и символы, испытавшая влияние русской классической литературы и тенденции развития мирового литературного процесса. Природа является в произведениях бурятских писателей основой формирования национального менталитета и характера. Мы видим обращение к образу могучего Байкала у Б. Дуга-рова, Д. Улзытуева, Н. Нимбуева, К. Балкова, Н. Дамдинова, М. Жигжитова, Д. Батожабая и др. [Балданов].
На первый взгляд, созерцание и рефлексия являются познавательными актами, свойственными любому человеку, так или иначе проявляющему интерес к окружающему его миру. На самом деле сила созерцания и глубина рефлексии определяются более «качественными» интеллектуальными, эмоциональными, эстетическими, духовными способностями сознания человека, его осознанием себя в этом мире, особенно в процессе соотнесения себя с природой. Человек, живущий в согласии с нею, ощущает гармонию и душевное успокоение от возможности созерцания природы, понимания ее бесконечности в пространстве и времени, внутренней ценности и права на неприкосновенность и невмешательство в ее владения и законы.
В стихотворении Н. Нимбуева «Рыбацкая песня» можно рассмотреть описание тончайших нюансов пространственной онтологии:
Я опрокинусь небом,
Ты разольешься морем,
Мы засинеем вместе Горизонтом в дали...
Буду в тебе отражаться,
Будем с тобой целоваться,
И поплывут между нами Белые корабли!
[Нимбуев, с. 23]
Синева неба и моря находит отражение в глазах любимой, что является стержнем пространственно-временного континуума и отражает первоначально чувственные данные, которые онтологически входят в структуру «здесь и теперь». «Белые корабли» есть результат первоначального восприятия морской стихии, имманентного содержания пространственных и временных интенций. Первичные чувства и ощущения переходят ко второй фазе более зрелого интенциональ-ного акта и появляются «белые корабли» - схватывание эфемерного образа, которое еще больше отдаляет от объективной реальности и еще раз подчеркивает трансцендентальный характер эстетического.
Способность к трансцендированию, которая присуща эстетическому опыту творческого сознания, демонстрирует другой известный бурятский поэт Б. Сыренов:
Я на берег пришел твой, Байкал.
Я твоей тишины не нарушу.
Чистый воздух струится меж скал,
Освежая мне тело и душу.
Волны плещутся прямо у ног, замирают и плещутся снова.
Выдох ясного дня - ветерок Отдает глубиной омулевой.
[Золотые гольцы, с. 147] С точки зрения феноменологии цитируемые строки представляют собой явления субъективного опыта поэта. В момент созерцания великолепия Байкала поэтом совершается акт переживания различных модусов времени, разница которых едва уловима. В переживании настоящего момента игры-движения волн можно увидеть схватывание временного бытия, тончайшее переживание замирания волн. Мгновенное пребывание в фазе осознания темпоральности волн дает возможность приблизиться к секрету творчества - с помощью каких механизмов сознания переживаются время и признаки временности.
Н.И. Кормин пишет: «Трансцендентальная идеальность времени позволяет понять, что произошло в той точке, когда мировая драма начала строиться с учетом нового принципа - антропного принципа, когда духовное творчество стало событием в мире, то есть актом, в котором мир индивидуализировался неповторимым и необратимым образом и стала возможной сама эстетика, которая и есть, говоря словами апостола Павла, не что иное, как способность “петь духом”» [Кормин, с. 87]. Способность к трансцендирова-нию при восприятии волн позволяет поэтическому сознанию соприкоснуться с этой трансцендентальной идеальностью времени и одухотворить живительную силу Байкала.
Подводя итоги, следует сказать о значении феноменологического анализа для раскрытия потенциала художественной литературы. То, что явилось поэтическому сознанию, нашло выражение в поэзии через переживания, и есть реаль-
ность. Феноменология художественного произведения позволяет нам постичь эту реальность. Переживания составляют саму ценность человеческого бытия.
Литература
1. Инишев И.Н. Чтение и дискурс: трансформация герменевтики. - Вильнюс, 2007.
2. Хаардт А. Эдмунд Гуссерль и феноменологическое движение в России 10- и 20-х годов // Вопросы философии. -1994. - № 5.
3. Козлов И. Колокола Байкала // Байкал. - 2006. - № 5 [Электронный ресурс]. - URL: www.baikalgran.ru
4. Балданов С.Ж. Бурятская литература в условиях современных социокультурных процессов // Бурятская литература в условиях современного социокультурного контекста: материалы регион. науч. конф. - Ч.1. - Улан-Удэ, 2006.
5. Нимбуев Н. Стреноженные молнии. Стихи. - Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1974.
6. Золотые гольцы: сб. прозы и стихов. - М.: Современник, 1986.
7. Кормин Н.А. Диаграмма времени-сознания и феномен художественного восприятия // Феноменология искусства. -М., 1996.
Болдонова Ирина Сергеевна, доцент, зав. кафедрой зарубежной литературы Бурятского госуниверситета, доктор философских наук. E-mail: irina [email protected]
Boldonova Irina Sergeevna, associate professor, head of the department of foreign literature, Buryat State University, doctor of philosophical sciences.
УДК 130.2
© Т.В. Платицына
Архетип трикстера в зарубежных исследованиях
Статья посвящена рассмотрению понятия «трикстер» в зарубежной культурологии. Автор прослеживает его развитие -от появления термина в работах американских и английских антропологов до его разработки и усложнения американскими и европейскими психоаналитиками, фольклористами, литературоведами, лингвистами, писателями и этнографами в XX в. и перехода на качественно новый уровень в работах культурологов индейского происхождения в начале XXI в.
Ключевые слова: трикстер, культура, антропология, фольклор, индейский, архетип, культурный герой, дискурс, постмодернистский.
T.V. Platitcyna
Archetype of trickster in the Western studies
The article dwells upon the concept of “trickster” in Western Cultural Studies. The author traces its evolution - from the appearance of the term in the works of American and English anthropologists through its development and elaboration by American and European psychoanalysts, folklorists, literature scholars, linguists, writers and ethnographers in the XX-th century and to the transition to a new level in the works of scholars in the area of culture studies of Native American ancestry in the beginning of the XXI-st century.
Keywords: trickster, culture, anthropology, folklore, Native American, archetype, cultural hero, discourse, postmodern.
Одним из интересных, противоречивых и загадочных образов архаической мифологии является комический дублер культурного героя -трикстер (от англ. «trick» - трюк, «trickster» -“трюкач, обманщик, хитрец, шалун”). Он в большой степени может рассматриваться как универсальный образ - в фольклоре любого народа неизбежно присутствует этот персонаж (Гермес в мифах Древней Греции, Койот в сказках и легендах североамериканских индейцев, братец Кролик у афроамериканцев, король Обезьяна в Китае, Ананси в Африке, Ганеш в Индии, Локи в скандинавском фольклоре, Иван-дурак в русских сказках, Будамшу в Бурятии и т.д.).
Трикстеру посвящено множество работ, дополняющих и опровергающих одна другую, что неудивительно, учитывая принципиальную про-
тиворечивость его фигуры. В данной статье мы рассмотрим происхождение и развитие понятия «трикстер» в работах зарубежных исследователей в рамках культурной антропологии (не считая его употребления в повседневном общении в значении, впервые зафиксированном в Оксфордском словаре английского языка в XVIII в. как «обманщик, мошенник, лжец»).
Согласно одной из версий, которая считается общепринятой, впервые термин «трикстер» упоминается в XIX в. американским антропологом Д.Г. Бринтоном в трудах, посвященных фольклору американских индейцев (1868), для обозначения комического персонажа, который часто появляется в их сказках и легендах. Однако Л. Хайд отмечает, что этот термин впервые упоминается Ф. Боасом в предисловии к совместной со
