CC BY
39
Л. Л. Щавинская (Москва)
«Обратить... внимание самих Белорусцев»
В статье на основе богатых источников первой четверти XIX в., в том числе из личных архивов деятелей того времени, освещаются начальные шаги в постановке вопроса о необходимости формирования особой научной дисциплины - белорусской филологии.
Ключевые слова: белорусоведение, белорусская филология, К. Ф. Калайдович.
В числе первых, кто поднял вопрос о необходимости формирования особой научной дисциплины - белорусской филологии, был один из пионеров отечественного славяноведения и самых успешных исследователей славянских древностей Константин Федорович Калайдович (1792-1832)1.
По окончании в 1810 г. Московского университета молодой Калайдович служит учителем истории и географии в университетской гимназии, одновременно много пишет для московских научных организаций и даже избирается членом Общества истории и древностей российских. Ему удается собрать довольно богатую библиотеку, в которой были старопечатные книги и рукописи. Уже в те годы Калайдович, заинтересовавшись историей славянского книгопечатания, собрал материалы о некоторых белорусских авторах и типографиях, подготовил и опубликовал некоторые сведения о них, например, о Франциске Скорине2, книгу которого он даже имел в своей библиотеке3.
В июле 1812 г. Калайдович вступает в ряды московского ополчения, с которым он прошел боевой путь от Подмосковья до восточной Белоруссии. Этот период стал для него временем непосредственного знакомства с белорусской землей, ее народом и живым народным языком. Сохранившиеся документальные материалы дают возможность зафиксировать непосредственный интерес Калайдовича к культуре родины Скорины, который он проявлял, собирая всевозможные сведения о ней как на востоке белорусских земель, так и на их западе. И все это несмотря на почти трагические обстоятельства его тогдашнего военного бытия.
Участник боевых действий, пробывший на белорусских землях с осени 1812-го до лета 1813 г., побывавший и в Минске, и в Вильно, Калайдович составил довольно полное представление о народной жизни и о живом белорусском языке, словарик которого он начал составлять после изгнания Наполеона. Одним из глубинных мест, где готовился этот белорусский словарик, было село Мощены, находящееся к северу от нынешнего райцентра Витебской области Сенно. Однако, несомненно, важнейшим местом в филологических разысканиях Калайдовича стала разоренная войной Орша, куда «сотенный начальник 8-го пешего Казачьего полка» Калайдович прибыл 11 ноября 1812 г. Он отмечал тогда, что город сильно разрушен, «одна сторона была выжжена, Заднепровская еще дымилась. Множество изнуренных и полумертвых неприятелей, бродя по городу, едва проговаривали: Mousieur, l'hopital... Мы пришли в место плача и сетования.. ,»4.
Зимние дни 1812-1813 гг., проведенные в «горестной Орше», когда из-за повальных болезней, как писал Калайдович, «в два месяца лишились мы более 600 лучших воинов и 6 офицеров»5, сблизили его с несколькими местными просвещенными уроженцами. Это были иезуиты, которые стали на последующие годы специальными информантами Калайдовича, а тогда, в Орше, помогавшие ему ориентироваться в местной действительности, в том числе, видимо, и с точки зрения его интереса к различным филологическим проблемам. Существует целый ряд архивных документов, которые позволяют довольно обстоятельно разобраться в ходе интереса Калайдовича к собственно польскому культурному рубежу на пограничье Slavia Byzantina и Slavia Latina, Славии Восточной и Западной, включая его внимание к столь важному и для истории белорусской культуры, языка и литературы песнопению «Bogarodzica Dziewica»6. Одним из таких иезуитов-информантов был для Калайдовича профессор поэтики в Оршанском коллегиуме ксендз Иосиф Мореловский, уроженец Городка, что к северу от Витебска, который, несомненно, неплохо знал и живой белорусский язык. Ксендз Иосиф оставил немалое литературное наследие, некоторая русскоязычная часть которого была опубликована благодаря Калайдовичу в Москве в 1813 г.7 Весьма примечательна роль в дальнейших белорусоведческих изысканиях Калайдовича и ксендза-иезуита, уроженца города Чечерска Иосафата Залесского, профессора истории в Полоцкой академии, активного автора «Miesi^cznika Polockiego»8.
После демобилизации летом 1813 г. Калайдович возвращается в Москву. К сожалению, уже нет его личной библиотеки - она полно-
стью погибла в московском пожаре 1812 г.9 Калайдович приступает к активной научной работе. В печати появляется одна из его статей, в которой он пишет о Франциске Скорине10, «ученом Докторе Медицины из Полоцка», который «перевел всю Библию., притом перевел не на Славянский язык, а на простой, употребляемый в то время в Литве»11. Скорининская тема будет занимать Калайдовича и далее, причем он даже переносит результаты некоторых своих наблюдений над наследием белорусского первопечатника и на более ранние краковские издания Швайпольта Фиоля, утверждая, что в них «виден Русской язык в простонародном Польском, или правильнее Белорусском, выговоре»12. Сохранившиеся документальные материалы из личного архива Калайдовича свидетельствуют, что он на протяжении всей жизни тщательно собирал сведения о Скорине и его деятельности и специально занимался библиографированием его изданий13.
В обширном обзоре-изложении польскоязычной статьи С. Б. Линде «О ШегаШгае шsyjskiej» 1815-1816 гг.14, сделанном Калайдовичем и опубликованном тогда же в 1816 г. в журнале «Вестник Европы»15, Калайдович представляет и свой взгляд на языковую ситуацию в восточной части Европы, пишет о «белорусском языке» и наследии Франциска Скорины.
Тогда же он, друг Н. М. Карамзина и, как многие считали, прямой научный наследник выдающегося писателя и историографа, теснее сближается с представителями знаменитого ученого сообщества Н. П. Румянцева и, наконец, с ним самим. Личное покровительство государственного канцлера способствует интенсификации ученой и издательской деятельности Калайдовича, напечатавшего в 1821 г. особо значимый для историков восточнославянских литератур труд, посвященный творчеству святителя Кирилла Туровского16. Издание это стало одним из самых громких открытий в области славянских древностей за всю историю их изучения. Калайдович и сам прекрасно понимал это. Он сравнивал Кирилла Туровского с Иоанном Златоустом, считая, что восточнославянский святитель - «достойный подражатель знаменитого Константинопольского Патриарха»17. «Исторгая сии памятники дарований из рук времени и забвения, -писал Калайдович, - нахожу обязанностию предварить читателя о жизни нашего Витии, известных трудах и достоинстве представляемых творений, с кратким исследованием о местоположении Турова и бывшем некогда в оном Епископском престоле»18.
Подобное «краткое исследование» опиралось на достаточно солидную по тому времени источниковую базу, собранную в немалой
степени и «в следствие неутомимых разысканий Государственного Канцлера», сумевшего мобилизовать для этих поисков не только своих ученых сотрудников, но и представителей местной белорусской администрации, включая губернаторов и чиновников более низкого ранга19. Проанализировав все имевшиеся сведения, Калайдович пришел к выводу, что «Польские и Униатские ученые, вопреки нашим, полагают существование некогда Епархии в Турове Полоцком»20, что, конечно же, было вопиющей ошибкой. Как удается проследить по ряду найденных нами архивных свидетельств, были и другие мнения, принадлежавшие наиболее видным и образованным жителям белорусских земель, в том числе ученым монахам21, учитывать которые приходилось Калайдовичу.
В 1822 г. в Москве публикуется во многом эпохальная работа Калайдовича - очерк «О Белорусском наречии»22, в котором он пишет: «Из всех наречий языка Славянского, далеко уклонившихся от общеу-потребляемого в России, и известных в одной части нашей пространнейшей Империи, достойны внимания Филолога Малороссийское и Белорусское. Первое давно уже получило свой особенный характер... На второе же, Белорусское наречие доселе никто не обратил своего внимания». Все это было написано к тому времени весьма известным исследователем, автором множества славистических работ, первооткрывателем творчества Кирилла Туровского, знатоком славянских рукописей и старопечатных книг, а главное, ученым, соприкоснувшимся с живым белорусским народным языком, словарик которого он стал составлять, находясь на белорусской земле еще почти десятилетие перед тем. «Духовные и светские писали на сем наречии, -сообщает Калайдович, - именуя оное языком Руським, с XVI до истечения XVII столетия, почти все свои богословские, поучительные сочинения и дипломатические бумаги, употребляя в письме и печати известные начертания церковной Славянской азбуки. Древнейший пример изменения чистого языка Славянского, принявшего чуждые слова и речения, составившие в последствии наречие Белорусское, находится в переводе Доктора Франциска Скорины.. ,»23.
Необычайно важно и то, что в своем очерке Калайдович не только пользуется абсолютно новым, вводимым им понятием «Белорусская словесность», то есть белорусская литература, но и в большой части посвящает ей и свою работу. Он представляет ряд наиболее известных писателей, «сделавших Белорусское наречие книжным», кратко перечисляет их произведения. Вслед за Скориной и его временем «Белорусская словесность во все продолжение XVII и в начале сле-
дующего столетия обогащалась достойными трудами. Одно указание Писателей может составить беспрерывный ряд мужей почтенных, славных своей ученостью, незабвенных в удержании православия»24. Характеризуя особенности живого белорусского языка, он пишет: «Отличительною приметою Белорусского выговора есть какое-то дзеканье и мягкость в произношении.». В заключение очерка приложен «Краткий словарь Белорусского наречия», который он начал составлять еще во время своего пребывания на белорусской земле в 1812 г.
Пожалуй, последней крупной работой Калайдовича, в которой нашли отражение его белорусоведческие познания, стало совместное с П. М. Строевым описание рукописей графа Ф. А. Толстова25. Здесь, в частности, Калайдович сообщает, что переводы Скорины сделаны «на наречии, некогда, под названием Руського или Белорусского, бывши книжным в Литве и Польше», и указывает на палеографические особенности «почерков рукописей. Белорусских и Малороссийских», причем первых, рукописей «Белорусского письма», оказалось в собрании 15. В их числе был «Статут Великого Князства Литовского», что «писан Белорусскою скорописью в конце XVI в.»26.
Белорусоведческие открытия Калайдовича, в том числе и его исследования белорусского языка, были сразу же отмечены в ученом мире, в частности, о них сообщала немецкоязычная печать27. Почти невероятно, но именно Калайдович почти за столетие до появления многотомного фундаментального свода академика Е. Ф. Карского «Белорусы»28, как бы обратился тогда именно к нему. Тридцатилетний москвич в 1822 г. писал: «намерение, руководствовавшее меня к написанию статьи сей, состояло в том, дабы обратить на столь важный предмет внимание самих Белорусцев, которые вернее и лучше могут изследовать свое наречие и помощию онаго объяснить древний язык
29
наших памятников»29.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Безсонов П. Константин Федорович Калайдович: Биографический очерк. М., 1862.
2 См.: Калайдович К. Известия о древностях славянорусских и об Игнатие Ферапонтовиче Ферапонтове, первом собирателе оных. М., 1811. С. 16-18.
3 См.: Калайдович К. Иоанн Федоров, первый Московский типографщик // Вестник Европы. 1813. Ч. 71. С. 122.
4 Цит. по: Безсонов П. Константин Федорович Калайдович. С. 29.
5 Там же. С. 30.
6 ОР РНБ. Ф. 328. Оп. 1. Д. 225.
7 См.: Вестник Европы. 1813. Ч. 72. С. 10-16. Примечательно письмо, которое направил К. Калайдович М. Т. Каченовскому относительно русскоязычного творчества о. Иосифа Мореловского: «Способности русских в изучении иностранных языков всем известны; удивительно то, что они с такою же удобностью объясняют свои мысли на разных диалектах языка своего словесно и письменно, с какою владеют искусством в природном слове. Русский по польски столь же удобно может научиться говорить, как и природный поляк. Напротив того, последний никогда не скроет своего происхождения. Исключения редки, и стихи, у сего прилагаемые, послужат исключением. Любители русской словесности простят небольшие ошибки и в языке, которых трудно избежать инородцу. - Полоцкое Братство Иезуитов, движимое чувствами сердечной благодарности за покровительство, Августейшим Монархом ему дарованное, ознаменовало особенным торжеством день открытия Академии в июне месяце 1812 года. При сем случае ксендз Мореловский, профессор поэзии и языка Российского, прочел свою Песнь в честь Александру под именем Музы. Почтенный стихотворец, услаждавший скучное мое пребывание в Орше, в зрелых уже летах начав учиться языку российскому, успехами в оном единственно почитал себя обязанным чтению Ломоносова. Скрывая ум свой, знания и добродетели в тишине монастырской кельи, ксендз Мореловский наставляет теперь юношество в языке Отечества, принявшего Братство его в свои недра, и скромною лирою пленяет сердца своих слушателей. Мне приятно было бы доставить вам и другие произведение ксендза Мореловского и разделить мое удовольствие с вами и читателями вашего Вестника.».
8 Сведения об о. Иосафате Залесском сберегаются в материалах Архива провинции южной Польши Общества иезуитов в Кракове (Д. 303).
9 Калайдович К. Иоанн Федоров. С. 117. К. Калайдович так писал об этом: «Без крайнего сожаления не могу я вспомнить о потере, претерпенной мною в прошедший ужасный год вся библиотека моя - редкий памятник истории и словесности отечественной. превращена в пепел злодеями. Между прочим совсем приготовленная подробная история книгопечатания в России и образцы всех древних славянских типографий испытали равную участь».
10 Там же. С. 121-122.
11 Там же. С. 122.
12 Калайдович К. Дополнительные сведения о трудах Швайпольта Фиоля, древнейшего Славянского типографщика // Вестник Европы. 1819. Ч. 107. С. 105.
13 См., напр., следующие материалы его архива: ОР РНБ. Ф. 328. Д. 116, 131. См. также: Щавинская Л. Л. Русская школа скориноведения в начале ее формирования (XVIII - первая половина XIX в.) // Ска-рына i наш час. Матэрыялы Мiжнароднай навуковай канференцьн (Гомель, 14-15 кастрычшка 2011 года). Гомель, 2011. С. 33.
14 См.: Linde S. B. O literaturze rosyjskiej // Pami^tnik Warszawski. 1815. T. 2. S. 411-428; T. 3. S. 14-34, 133-150, 277-298; 1816. T. 4. S. 3-21, 285-296; T. 5. S. 3-21, 125-144.
15 См.: К. [Калайдович К.]. О Российской литературе, статья Самуила Богумила Линде, Ректора Варшавского Лицея // Вестник Европы. 1816. Ч. 90. С. 110-136, 230-244.
16 См.: Памятники российской словесности XII века, изданные с объяснением, вариантами и образами почерков К. Калайдовичем. М., 1821.
17 Там же. С. IX.
18 Там же.
19 Вот какие, например, рукописные справочные материалы, касающиеся Турова и святителя Кирилла, собранные на местах, поступали на имя Н. П. Румянцева из Белоруссии. Приводим фрагмент одного из них, датированный летом 1821 г.:
«Сиятельнейший граф Милостивый Государь! Извините великодушно, что я дотоле неответствовал на ваши почтеннейшие отношения; материя, историческая, дальних веков, требовала справок каковых собрав, имею честь донести:
Касательно другаго города Турова, в котором бы мог быть Епископом Св. Кирилл, ежели он не был в Пинском Турове, изве-стился я, что в 10 или немного более верстах от Полоцка, состоит имение, называемое Туровль, до войны Баториевой принадлежавшее Полоцким Руским Монастырям, пожалованное сим королем Иезуитам, а по упразднении их общества в Польше доставшееся помещикам Беликовичам, кои по ныне оным владеют. Получа сие известие писал я к Полоцкому Борисо-Глебскому Архимандриту Шулякевичу, знающему Историю, чтобы он сделал справки: не был ли из древле оный Туровль Городом? Не в нем ли епископствовал Св. Кирилл? Не в Борисоглебском ли при Полоцке монастыре по-
гребен? и не был ли при жизни Благодетелем онаго? Шулякевич в ответе своем ссылаясь на полной 30 летний Месяцеслов, изданный в Москве 1801 года, и на число 28 Апреля, тоже на Зерцало Российских Государей, напечатанное там же 1797 года выводит, что св. Кирилл не мог быть ни Благодетелем Полоцкаго Борисоглебска-го монастыря, ни в нем избрать для себя места упокоения, по тому что сей Монастырь, по Стрыйковскому основан 1220 года, а св. Кирилл жил и умер во дни Князя Андрея Боголюбскаго в 12 столетии. Догадывается Шулякевич, что Св. Кирилл был подлинно Епископом Турова Пинскаго и погребен в той же церкви св. муч. Бориса и Глеба, в которой и князь Борис Юрьевич (Из Зерцала. Л. 45). В нынешнем же Туровле доносит, что то было имение разных дворян, отданное на монастырь Спаса, Иоанна Предтечи, и Воскресенскую Церковь, как свидетельствует ревизская сказка 1580 года, подписанная Литовским Подскарбием Скумином Тышковичем и находящаяся в подлиннике при полоцком иезуитском архиве.
Но я из онагож месяцеслова. в котором именно сказано, что Св. Кирилл скончался в Белоруские, заключаю как Пинск ни когда не числился в Белоруссии, что мог он быть Святителем нынешняго Туровля, по тому наипаче, что оный был подлинно городом и разорен 1579 года войском Боториевым, как свидетельствует Карамзин в 9-м томе Истории, на листу 301. Изчисляя и другие города, разоренные после взятия Полоцка, которым ныне звание не осталось, как то Соколу, Ситне, Козьянам, Нещерде. Следовательно в сем бывшем Городе или Городке мог свидетельствовать упоминаемый Кириил, да еще может быть прежде основание, кафедры в Полоцке. и перваго в ней Епископа Козмы об котором уже начали упоминать историки.
Полоцкий Борисоглебский Монастырь имеет свое местоположение не выше Полоцка, на левом берегу Двины, отделен от города речкою Бельчицею...» (цит. по: Щавинская Л. Л., Лабын-цев Ю. А. Туров два столетия назад глазами исследователей наследия святителя Кирилла и князей Острожских // Дабраверны князь Канстанцш (Васшш) Астрожсш - славуты асветшк i абаронца праваслауя. Брэст, 2011. С. 10-11).
20 См.: Памятники российской словесности. С. Х.
21 Приведем, например, фрагменты письма Н. П. Румянцеву архимандрита Полоцкого Борисоглебского монастыря Исайи Шулекевича от 15.VIII.1821, сохранившееся в архиве К. Калайдовича (ОР РНБ. Ф. 328. Оп. 1. Д. 497).
«Ваше Сиятельство, Милостивый Государь Николай Петрович! ... касательно Туровскаго Епископа Кирилы Вашему Сиятельству изъясниться следующим. Был он действительно Епископом туровским и двенадцатаго столетия, скончил блаженную свою жизнь в Белой России, но погребен ли в оной, о сем месяцеслов на 30. напечатанный ничего не упоминает, ибо случается нередко, что в одном месте оканчивает жизнь, а в другом бывает погребен.
Одначе утверждать надобно, что св. Епископ Кирилл скончался в Белоруссии, ибо Андрею 1му Боголюбскому писал проповедь и оное ему посвятил; с поводу чего он Епископ мог прожить немалое время в Белой России, оной же Андрей Боголюбский быв Суздальским, Владимирским и ростовским князем, а сии же княжества издревле находились в Белой России: но чтобы в оной же Белой России реченый Епископ был схоронен, о сем не нахожу еще никакого удостоверительного положения. Наиприличнее было бы сему Епископу избрать место положения своего тела в соборной Епархии, то есть в Турове...
.касательно раздела России изъяснится: что по летописям древних писарей Страбона, Птоломея и Геродота оказывается, что Суздаль и прочие. первей в древности находились в Белой России - а Туров в Малой России.».
22 Калайдович К. О Белорусском наречии // Труды Общества любителей российской словесности. М., 1822. Ч. 1. С. 67-80.
23 Там же. С. 68.
24 Там же. С. 70.
25 См.: Калайдович К., Строев П. Обстоятельное описание славянороссийских рукописей. графа Федора Андреевича Толстова. М., 1825.
26 Там же. С. 121-122.
27 См.: Archiw für Geschichte, Statistik, Literatur und Kunst. 1823. 7 Febr. S. 90-91.
28 Белорусы. Введение в изучение языка и народной словесности. Варшава, 1903. Т. 1; То же: Вильна, 1904; Белорусы. Т. 2. Язык белорусского племени. 1. Исторический очерк звуков белорусского наречия. Варшава, 1908; 2. Исторический очерк словообразования и словоизменения в белорусском наречии. Варшава, 1911; 3. Очерки синтаксиса белорусского наречия. Дополнения и поправки. Варшава, 1912; Белорусы. Т. 3. Очерки словесности белорусского племени. 1. Народная поэзия. М., 1916; 2. Старая западнорусская словесность. Пг., 1921; 3. Художественная литература на народном языке. Пг., 1922.
Перекликаясь с текстом завета К. Ф. Калайдовича «самим Бе-лорусцам», который Е. Ф. Карский, конечно же, хорошо знал и чтил, будущий академик и крупнейший филолог-славист писал в 1913 г. С. А. Венгерову: «.большинство моих работ было посвящено белорусскому наречию. Произошло это от того, что я, природный белорусс, родившийся и выросший среди белоруссов, посещавший белорусские области неоднократно и после, приобрел познания по белорусскому наречию и вознамерился использовать их для науки. Весной 1903 г. мне было предложено Императорским Русским Географическим Обществом. отправится в научную командировку в Белоруссию для определения границ племени и изучения языка. Исполнив поручение, я решил объединить весь материал, собранный мною в течение всего предыдущего времени по языку Белоруссии - современному и старому западнорусскому - в одном сочинении, к написанию и печати которого и приступил в 1903 г.» (ОР ИРЛИ. Ф. 377. Оп. 7. № 1732. Л. 13-13об.).
29 Калайдович К. О Белорусском наречии. С. 80.
Shchavinskaya L. L. «Put... an Attention of Those Belorussians»
On the base of rich sources of the first quarter of the 19th cent., including documents of personal archives of eminent persons of the period, the author clarifies the initial steps in the process of setting a question of shaping a special discipline - Belorussian philology. Key words: Belorussian studies, Belorussian philology, К. F. Ka-laidovich.
