CC BY
277
-о£>
<$о-
В.И. Богданов
ОБОРОНА ПОРТ-АРТУРА Записка лейтенанта Лепко генералу Стесселю
Публикуемый ниже документ представ- лись. Но если Стессель пытался руководить.
ляет собой вариант аналитической записки лейтенанта В.И. Лепко1 об обороне Порт-Артура, написанный им для генерала А.М. Стесселя2 в 1905-1906 гг. Сам Лепко называл ее «Оборона Порт-Артура после гибели адмирала Макарова». Под таким названием она фигурирует в книге «Порт-Артур-ский дневник», выпущенной в 2008 г. издательством «Остров» (СПб.). Однако опубликована записка не полностью.
И Стессель, и Лепко - участники обороны Порт-Артура, один руководил обороной на суше, другой командовал миноносцем на море.
Генерал-лейтенант Стессель еще до начала русско-японской войны был комендантом крепости Порт-Артур. Однако через несколько дней после открытия военных действий с Японией на эту должность назначен был генерал-лейтенант К.Н. Смирнов3, а Стесселя «временно» назначили начальником Квантунского (Артур-Цзиньчжоуского) укрепленного района.
Отсутствие четкого разделения властных полномочий между генералами привело к разногласиям и конфликтам между ними. Поскольку крепость входила в состав укреп-района, Стессель не сомневался в подчиненности ему коменданта Порт-Артура, и когда в ходе боев район сузился до размеров крепости и началась ее блокада, он принял фактически на себя и обязанности коменданта.
Стесселя считали человеком недалеким и мало способным, занявшим ответственный пост лишь благодаря покровительству командующего А.Н. Куропаткина4. Закончивший Николаевскую академию Генштаба генерал Смирнов посчитал себя обойденным и начал интриговать против Стесселя, умело лавируя и держась на заднем плане.
Разногласия между двумя начальствующими генералами по ходу блокады разгора-
в меру своих возможностей, и побуждал организовывать оборону, то бездеятельный Смирнов не скрывал желания отсидеться и лишь симулировал активность; используя ситуацию, собирал информацию впрок, подмечая все промахи и ошибки генерала Стес-селя. Именно доклад Смирнова, представленный военному министру, послужил основанием для возбуждения дела против генералов Стесселя, Фока, Рейса и др. о сдаче крепости Порт-Артур японским войскам5.
Конфликты в Порт-Артуре существовали и между морскими флагманами - адмиралами Е.И. Алексеевым6 и С.О. Макаровым7, а гибель последнего оказала на флотских офицеров такое деморализующее воздействие, что преобладающим «тактическим приемом» почти всех командиров кораблей стало стремление оставаться в осажденной крепости и под любыми предлогами не выходить в море.
Одним из немногих деятельных защитников крепости, всегда готовым выйти в море по первому требованию, был лейтенант флота Лепко, уникальный флагманский специалист, приспособивший свой талант художника для штурманского дела и разработавший собственную систему ориентации на море. В Порт-Артуре Лепко командовал миноносцем «Расторопный». Знание приемов опознавания местности и навыки шхерного плавания помогали ему не раз прорывать морскую блокаду, уходить от японских миноносцев и благополучно возвращаться в Порт-Артур. Недаром его выделяли оба адмирала - и Макаров, и Алексеев.
Будучи постоянно нацеленным на активное действие, Лепко не мог не конфликтовать с начальством, морскими и портовыми чинами, которые в сложной обстановке осажденной крепости, разногласий, сумяти-
цы и бестолковщины предпочитали выжидать - любыми способами и средствами.
Лепко вел дневник, куда заносил все свои мысли, размышления и обиды, всё, что «накопилось и кипело, прося выхода из души и причиняя невыносимую муку...». Наблюдая вживую «согласный образ действий и душевную солидарность адмиралов», Лепко не мог не пообещать себе: «жив, и буду действовать».
Лепко считал, что должна быть внимательно разобрана вся Порт-Артурская эпопея, выявлены истинные виновники падения крепости, свалившие все на генерала Стесселя, что следует потребовать ответа и от адмиралов И.К. Григоровича8, Р.Н. Ви-рена9 и М.Ф. Лощинского10, с легкой руки репортера Е.К. Ножина11 возведенных в ранг истинных героев и защитников Порт-Артура. Он верил: если правда о Порт-Артуре станет известна царю, то назначат справедливое расследование деятельности не только сухопутных, но и морских участников обороны.
После капитуляции Порт-Артура Стес-сель в плен не пошел (о чем позже не раз сожалел) и возвратился в Петербург, стремясь предстать на суд царя и Отечества, через месяц попал под следствие и был затем предан суду по обвинению в «преднамеренной сдаче крепости Порт-Артур японцам».
По просьбе генерала Стесселя Лепко составил подробную записку, которую подал на самый верх через флаг-офицера адмирала Ломана12, состоявшего в свите Николая II. Тот показал ее великим князьям Александру Михайловичу и Михаилу Николаевичу, возглавлявшему Государственный Совет, великой княгине Ольге Александровне и другим представителям царского окружения, «жаждавшим правды» о Порт-Артуре.
Однако записка не оказала того воздействия, на которое рассчитывал Лепко. Был, правда, уволен с должности главного начальника флота и Морского ведомства великий князь Алексей Александрович - по собственной просьбе и с оставлением в звании генерал-адмирала. Но ни себя, ни дядю Алексея, ни его адмиралов виновниками по-
ражения в войне Николай II не считал. 28 апреля 1907 г. он утвердил заключение частного присутствия Военного совета с выражением Высочайшей воли «морских чинов суду не предавать» и, разбирая дело о сдаче Порт-Артура, «отнюдь не касаться морской деятельности». И как только на заседании суда кто-нибудь, давая показания в защиту Стесселя, начинал говорить о роли порт-артурских адмиралов, председатель предлагал не вдаваться в обсуждение деятельности чинов флота. Судили только сухопутных защитников и генерала Стесселя.
Второй экземпляр своей «Записки» Лепко передал генералу Стесселю, который ее размножил и рассылал по многим инстанциям. Один экземпляр сохранился и использован для настоящей публикации.
После составления 5 июня 1907 г. прокурором генерал-лейтенантом Г.Д. Рыльке Обвинительного акта по делу об осаде и сдаче крепости Порт-Артур Стессель обратился к судебному журналисту В.П. Руадзе. Тот переработал «Записку» Лепко, исключив отдельные эпизоды и включив в нее замечания Стесселя по пунктам обвинения. Она была напечатана в том же году в виде книги «Моим врагам (Отповедь генерала А.М. Стесселя)».
«Отповедь» тоже не дала результата, поскольку судьи были заранее ориентированы на определенное решение. Суд состоялся - не скорый, но и не правый. Стесселя осудили, Смирнова оправдали. Адмиралов (Григоровича, Вирена и Лощинского) провозгласили истинными героями Артура. Ло-щинский, правда, вскоре был уволен со службы, но Вирена назначили Главным командиром Черноморского Флота, затем Кронштадта, а Григорович и вовсе руководил Морским министерством с 1911 по 1917 г.
Ошибки флота разобраны не были, отчеты Генерального Морского штаба выпущены с искажениями - началась подготовка официальной версии истории русско-японской войны 1904-1905 гг., на десятилетия ставшая основой большинства исторических работ по данному вопросу.
Многие неизвестные факты приводятся в «Записке» Лепко. Кроме него так о Порт-Артуре не писал никто, хотя за 110 лет после тех событий издано множество воспоминаний и дневников участников и очевидцев той оболганной и полузабытой обороны.
Непонятно, как уцелел сам автор разоблачений, преследуемый, увольняемый и оттираемый по службе до самой своей смерти. Рукопись дневника Лепко, которую он передал Исторической комиссии при Морском Генеральном Штабе, долгое время мыкалась по архивам, пока не осела в Центральном Военно-Морском музее.
Машинописный вариант «Записки» Лепко, по-видимому, перепечатанный по просьбе Стесселя, хранится в личном архиве краеведа и писателя-пушкиниста из г. Нарва (Эстония) Юрия Алексеевича Мазанова, любезно предоставившего его для публикации.
Текст публикуется в современной орфографии и пунктуации с сохранением авторского стиля; грамматические погрешности и оплошности машинистки исправлены без оговорок. Названия топонимов приведены без изменений, в транскрипции, близкой ко времени создания документа. Все даты приводятся по старому стилю.
Записка об обороне Порт-Артура
Через месяц после гибели адмирала Макарова (приблизительно), с приближением японцев к пределам Артура и с появлением их в окрестностях станции Пулондян, железнодорожных стражников охватила паника, в которой они, бросив своё имущество, оставив жилища и покинув станцию Пулондян, поспешно устремились в П.-Артур, где своими рассказами немало переполошили артурских обитателей и его начальство во главе с наместником, который, прибыв вскоре после гибели адмирала Макарова в Артур, жил на «Севастополе».
Быстрое и неожиданное появление японцев в пределах Квантуна сильно обеспокоило всё начальство, так как подступы к Артуру с севера были совсем плохо обору-
дованы и даже не имели пушек, да и укрепления-то многие были только намечены.
Ввиду всего этого наместник приказал командующему эскадрой адмиралу Витгеф-ту13 сдать в распоряжение генерала Стесселя орудия, в количестве 23-х 6-дюйм., 6-ти -120-мм, 75-мм, 47-мм и 37-мм и 2^-дюйм. [пушки] Барановского, для установки их на северном сухопутном фронте, так как эскадра, ослабленная взрывом «Победы» на день гибели «Петропавловска», в течение ремонта этого броненосца не могла быть активной.
Сделав распоряжение относительно передачи морских орудий сухопутному начальству и выразившееся в приказе командующего эскадрой Витгефта от 29-го апреля за № 32 уже после отъезда наместника (кажется, 22-го апреля), который едва успел проскочить вместе со своим штабом из Артура в Мукден.
Работы по приведению северного сухопутного фронта в надлежащее состояние в смысле заканчивания укреплений и оборудования их орудиями быстро и успешно производились под наблюдением и руководством генералов Стесселя и Кондратенко14 морскими офицерами и сухопутными инженерами.
Наладив дело по упорядочению укреплений, а также разработав план позиций, генерал Стессель, правильно принимая назначение и деятельность флота, всегда был готов по приведении эскадры себя в порядок по первому требованию командующего адмирала вернуть всё то, что ему было дано с эскадры, так как вовсе не желал её ослабить.
Также он считал себя вправе привлекать к участию в задержании подступов японской армии малых и специальных судов обороны, как то лодок и миноносцев, которые по его настоянию и высылались Витгефтом для флангового обстрела японцев под Кинчжоу, на Зелёных горах и занятых японцами других береговых пунктов. И японцы надолго бы задержались в своих наступательных движениях к Артуру, если бы на просьбу генерала Стесселя выслать миноносцы и лодки в заливы Талиенван и Кинджоуский при штурмах
Кинджоуских укреплений адмирал Витгефт исполнил свой долг более добросовестно и не ограничился бы высылкой в залив Талиен-ван только одной лодки «Бобр» и двух миноносцев, предоставив японцам поставить несколько своих лодок и миноносцев в залив Кинджоу и до того безнаказанно, что даже сев на грунт в малую воду, суда японские с успехом выполнили свою задачу по отношению одного из наших флангов, что так настойчиво, но безуспешно требовал от адмирала Витгефта генерал Стессель.
Случилось также, что распоряжение адмирала Витгефта, отданное по настоянию генерала Стесселя, принималось начальником морской обороны адмиралом Лощин-ским в самой неприличной для морского офицера форме. На приказание адмирала Витгефта, переданное его флаг-офицером лейтенантом Азарьевым, идти немедленно в рейд к Синае для обстрела неприятеля, адмирал Лощинский грубо и недовольным голосом и не стесняясь команды на шканцах, кричал, что он не понимает такого приказания, которое рискованно для лодок... что таких приказаний отдавать нельзя, что не дело лодок или судов флота бороться с сухопутными батареями японцев, что это дело наших сухопутных батарей и что если они не могут бороться, нужно сдаваться. а не подвергать лодки опасности быть взорванными, и так кричал о сдаче русский адмирал на шканцах своего корабля ещё в начале грустной П.-Артурской эпопеи.
По выяснении способности сухопутного гарнизона с успехом задержать наступление японцев, генерал Стессель продолжал настаивать на выходе эскадры в море и в активной её деятельности ещё в мае, лишь только суда эскадры были приведены в исправность и полную способность действовать. Постоянные настояния генерала Стес-селя о необходимости выхода эскадры из пассивного состояния в его отношении к адмиралу Витгефту особенно сильно ещё 22 мая (отн. ген. Стесселя вр.и.д. ст.фл. и ком. эск. за № 141 от 22 мая) побудили адмирала Витгефта собрать флагманов и командиров судов 1 ранга для обсуждения вопроса, за-
тронутого генералом Стесселем. За исключением командира «Севастополя» капитана 1 ранга Эссена, который, впрочем, и во всё продолжение обороны Артура имел свои особые мнения, и как оказалось, не в пример прочим командирам, старался всеми силами привести в исполнение свои правильные для морского офицера взгляды, но, увы, безрезультатно... Один в поле не воин. большинство командиров на этом собрании порешило: что флот должен выйти в море тотчас же, как он будет готов к бою, выход же немедленный, как желают сухопутные начальники, несмотря ни на какое положение дел на сухопутном театре военных действий, невозможен за неготовностью судов. О времени готовности флота сообщить начальнику укреплённого района по выяснении обстоятельств, но во всяком случае не раньше как через неделю. По частям же выход флота недопустим в тактическом отношении и не может привести к какому-либо благоприятному результату (протокол 23 мая 1904 года).
Факт отдельного, хотя и единственного мнения капитана 1 ранга Эссена, несогласного со взглядом всех остальных командиров, достаточно верно обрисовывает немощность духа и полную неспособность к занимаемым постам тех из командиров, которые подобно капитану Эссену имели в своём распоряжении исправные корабли, но от активной деятельности отказались, тем более заслуживающих нареканий, что не потрудились хорошенько разобрать и уяснить то, что в своём отдельном мнении предлагал самый молодой из них товарищ их, и своё мнение согласно Морского устава, должно быть, высказавший первым в следующих словах: «События не ждут, и терять драгоценное время не следует. Если мы будем ждать готовности всех судов, то нас забросают минами или закупорят в Артуре и мы вовсе не выйдем. Надо выходить теперь же с теми судами, которые готовы, остальные тогда поторопятся присоединиться к нам по готовности. Полагаю, даже выход неполной нашей эскадры повлияет на ход событий и задержит движение японской армии».
Из того, что Эссен допускает возможность присоединения «неисправных» судов к вышедшим уже в море исправным, ясно, что неисправность тех судов была тесно связана с упадком и обнищалостью духа их командиров. Собирая флагманов и командиров для ответа генералу Стесселю, адмирал Витгефт в то же время не забывал жаловаться в телеграммах наместнику на то, что Стессель его жмёт и, дескать, ничего не понимая в технике сложного морского дела, всё время настаивает на выходах эскадры. Конечно, наместник, будучи сам адмиралом, не мог не оказать поддержки адмиралу Вит-гефту, которая и выразилась в телеграмме наместника к Стесселю с указанием на то, чтобы он не забывал, что флот подчинён только адмиралу Витгефту.
«Ввиду, - говорит телеграмма Наместника, полученная 4 июня, - настойчивости, с которой Вы обращаетесь к адмиралу Витгефту с требованием о выходе флота, должен напомнить Вашему Превосходительству: 1) крепости надлежит упорно обороняться и служить до последней крайности убежищем флоту, 2) флот находится в непосредственном распоряжении и на ответствии начальника эскадры, почему его выход в море может последовать по усмотрению адмирала Витгефта, 3) Ваши обязанности как высшего военного начальника должны заключаться в напряжении всех сил для самой упорной обороны и ни коим образом не считать, что для спасения крепости мы должны жертвовать флотом».
Из последующего изложения будет ясно, что последний третий пункт телеграммы скорее можно было адресовать Вирену, чем генералу Стесселю.
Эта телеграмма, отделив нашу эскадру от какой бы то ни было зависимости от Стесселя, окончательно развязала руки как адмиралу Витгефту, так и точно подобранным по своей бездарности, согласных с ним во всем командирам. Отныне уже не перед кем не ответствуя, они могли потопать в пассивной бездеятельности, которой так жаждало их жалкое и низкое настроение духа.
Душевная неподготовленность адмирала Витгефта к выходу в море была до того сильна, что он как бы закрывал глаза на возможность выхода эскадры ввиду благоприятной обстановки.
Японцы также свои большие суда приводили в порядок и долгое время не показывались на артурском горизонте, о чём так ясно говорят картограммы Золотой горы. Но адмирал донесению простых наблюдателей-солдат придавал более значения и верил им больше, чем картограммам Золотой горы. Да как же было и не верить тому, что было так согласно с требованием его душевного настроения.
Солдаты-наблюдатели, почему-то бывшие на постах и пунктах вместо знающих матросов-сигнальщиков, усердно доносили о появлении на горизонте большого отряда броненосцев и крейсеров, причём состав японского отряда создавался совокупными стараниями наблюдателей разных пунктов, плохо знакомых с распознанием типов кораблей и часто принимавших свои суда за неприятельские, уже не говоря о том, что малые крейсера у них нередко обращались в первоклассные броненосцы и крейсера, и нередко, когда картограммы Золотой горы скромно говорили о каких-нибудь третьеклассных крейсерах, с одного наблюдательного пункта спешили сообщить в штаб Вит-гефта о появлении трёх больших первоклассных крейсеров, с другого пункта говорили о том, что показались два больших броненосца и один большой крейсер, третий наблюдатель усиленно звонил в телефон и кричал о появлении двух больших крейсеров и одного броненосца.
В штабе сам адмирал Витгефт подсчитывал количество донесённых с разных пунктов неприятельских судов, и, получив в результате сильный отряд из шести крейсеров и трёх броненосцев, должно быть, облегчённо вздыхал, имея налицо препятствие, позволяющее ему спокойно ждать более благоприятной для выхода обстановки.
В тоже время из того факта, что ещё до первого выхода эскадры (10 июня) генералу Стесселю предлагалось наместником
вернуть орудия на эскадру ввиду предполагаемого её ухода, если в них будет необходимость, можно допустить, что и первый выход эскадры был произведён не по желанию адмирала Витгефта, но под давлением извне, и весьма вероятно предположение о том, что Высочайшее повеление о выходе эскадры во Владивосток было задолго до второго выхода эскадры (28 июля) и что главной побудительной причиной выхода было не Высочайшее повеление, но начавшаяся за несколько дней до ухода эскадры бомбардировка города, бастионов и стоявших в них наших кораблей. Принимая во внимание, что в первый же день (25 июля) один 6-дюйм. снаряд попал в рубку «Цесаревича», конечно, произведя не особенно приятное впечатление на его обитателей и между ними на адмирала Витгефта, можно допустить, что разрывающиеся кругом снаряды также оказали известную долю влияния на решение адмирала Витгефта наконец выйти в море для прорыва во Владивосток.
Неудачная попытка прорваться во Владивосток и смерть Витгефта настолько сильно подействовали на моральную сторону адмирала князя Ухтомского15 и всех командиров, что они поспешили в собрании своём с участием заведующего обороной берегов контр-адмирала Лощинского и командира порта Артура Григоровича 6 августа составить следующее бесповоротное решение: даже по исправлении повреждённых в бою 28 июля судов эскадры отказаться окончательно не только от всякой попытки выполнить ещё действующее Высочайшее повеление, т.е. прорваться во Владивосток, но также от каких бы то ни было выходов в море для плодотворной и активной деятельности против японцев, почему постановлено было теперь же оказать крепости помощь всеми средствами, как орудиями, так и людьми, какие могут дать суда, оставив только для себя возможность оставаться на якоре.
Так легко отказавшись от всех своих функций военных морских офицеров и так самонадеянно признав себя способными к отправлению функций сухопутных офице-
ров и помимо какого-то ни было желания и участия в этом добровольном превращении со стороны генерала Стесселя, весьма естественно, что собрание флагманов и командиров при участии адмиралов Лощинского и Григоровича, а также капитана 1 ранга Ви-рена, на заседание своё не пригласили генерала Стесселя и, уж конечно, не осведомили его о состоявшемся решении и выразившемся в протоколе к отношению адмирала Ви-рена к генералу Стесселю от 26 ноября 1904 года за № 92.
Между тем генерал Стессель, ничего не подозревая, продолжал докучать адмиралам, настаивая на выходе эскадры, который уже в сентябре по починке судов был возможен.
Не знаю, как себя чувствовал адмирал Вирен, внезапно получив в командование отдельный отряд броненосцев и крейсеров, так малодушно отказав им в какой бы то ни было возможности послужить на пользу и славу России. А Россия и весь образованный мир вместе с нами, ничтожными единицами личного состава флота, смотрели с такой надеждой на этого, свалившегося к нам откуда-то адмирала.
Не мудрено, что постоянные указания генерала Стесселя адмиралам на то, в чём их долг перед Россией как адмиралов российских, зародило в них к нему чувство недоброжелательное, близкое к ненависти и смешанное с ощущением какого-то панического страха, что духовное падение их как-нибудь откроется, там, далеко в России, где вполне оценят настойчивость ненавистного уже теперь им генерала Стесселя.
Чувство животного страха, так всецело овладевшее существом трёх адмиралов, что мысль о том, что когда, наконец, генерал Стессель, прозрев, уяснит себе их преступную решимость - свести на нет славные корабли нашего Тихоокеанского флота, он должен был вывести их на свежую воду, послав обо всём подробное донесение, в котором, конечно, их не пощадят, приводило их в ужас и побудило пойти на вероломный поступок.
К адмиралам присоединился генерал Смирнов, солидарный с ними во всех своих
взглядах и поступках и одинаково с ними оберегающий свою особу в недрах блиндажа, удалившись куда, он тем самым устранил себя от всякого участия в обороне крепости, которую и взвалил на свои плечи генерал Стессель, не уклонившийся от ответа перед Государем и судом народным в недрах японского плена.
Сознание своего малодушия и страх ответа побудили генерала Смирнова не только войти в общение с другими равноценными с ним героями Морского ведомства, сплотиться с ними, но и принять деятельное участие в том, что, зародившись под влиянием злобы и страха в головах адмиралов Лощинско-го и Григоровича, выяснилось в таком преступном и вероломном факте, как посылка бывшего корреспондента Ножина из пределов Артура для очернения генерала Стессе-ля и обеления всех остальных героев. Знаменитого коменданта и талантливейших моряков-героев, начальника отдельного отряда броненосцев и крейсеров, им затопленных сознательно под Перепелкой, и начальника морской и минной обороны, еще в июле кричавшего о сдаче и из страха японских снарядов спускающего свой контр-адмиральский флаг с мачты той лодки, на которой он обитал.
Внимательно, даже талантливо, выработан план, ввиду его особенной специфической важности, адмиралы уже не останавливались ни перед чем, лишь бы только довести задуманное дело до конца... И, действительно, они довели его до конца, не постеснявшись даже лучшим миноносцем для него пожертвовать.
Миноносец «Расторопный», на котором был отправлен Ножин, своею исправностью послужил не для того, чтобы нанести чувствительный вред нашим врагам японцам, но чтобы перевезти из Артура и разнести по всей земле тьму грязи, выливаемую и по сие время с почина отброса, каким является Ножин, подхваченную и снова выливаемую на генерала Стесселя талантливыми фельетонистами всех русских газет (как Меньшиков и др.).
Сослужив такую грязную службу, «Расторопный» бесславно погиб, не использо-
ванный и не смывший с себя позорного пятна предательства, будучи взорван случайным, чуждым ему офицером, послужившим покорным орудием Григоровича, Лощин-ского и Смирнова.
Занятый честным делом мужественной защиты Артура, генерал Стессель, конечно, и не подозревал о том, что сбирается над его головой и что угрожает его чести. И только когда после взятия Высокой горы японцами, видя полную бездеятельность флота и предоставление кораблей к совершенному уничтожению японскими 11-дюйм. снаряд а-ми, он снова, возмущённый до глубины души, обратился к начальнику больших кораблей, адмиралу Вирену, с увещеваниями выйти из-под японских снарядов, спокойно топящих, как на смотру, по одному, по два судна ежедневно.
Вот что говорил генерал Стессель адмиралу Вирену в своём отношении к нему от 26 ноября за № 2241.
«После занятия Высокой 23 ноября и невыхода до этого числа эскадры в море, я остаюсь при прежнем своём убеждении, что с момента занятия этой высоты неприятелем суда будут упразднены в самом непродолжительном времени и погибнут в бассейнах даром.
По моему предложению ещё во время устройства нами Высокой адмиралы восходили на эту гору, но я не знаю, уверились ли они тогда, глядя сверху на бассейны, что ожидает суда эскадры, если они останутся стоять, а гора будет занята. Теперь это совершилось, и, к несчастью, общее мнение сухопутных генералов грозно начинает оправдываться. 22-го и 23-го числа "Полтава" и "Ретвизан" уничтожены, что же дальше? Боевой флот, на соединение с которым идёт эскадра Рожественского16, погибнет, как мишень в лужах П.-Артурских бассейнов. Миллионы погибнут, как в том случае, если эскадра бы потеряла суда в бою с противником, так и теперь, будучи перебиваема по очереди в бассейнах Артура; но кроме миллионов есть нечто важнее, в первом случае оно не погибнет, во втором - "вечный срам"; в первом случае Рожественский мог
бы получить хоть один корабль, во втором -нуль. Мнение сухопутных начальников всегда было за выход, а моё - и за постоянную готовность к бою эскадры. Японцы ныне обратят всё своё внимание на скорейшее уничтожение судов, дабы ослабить силу Рожест-венского, т.е. не дать ему отсюда ни одного судна. Я, как старший здесь начальник, считаю себя в праве, хотя мне флот и не подчинён. Прошу поставить меня в известность относительно дальнейших планов эскадры».
На это последовал ответ адмирала Ви-рена с приложением протокола от 6 августа (отношение Вирена к генералу Стесселю от 26 ноября за № 92).
«Выход эскадры 28 сего июля для прорыва во Владивосток был предпринят по Высочайшему повелению, переданному телеграммой наместника Е[го] И[мператор-ского] В[еличества] на Дальнем Востоке, хотя большинство адмиралов и командиров были того мнения, что этот прорыв невозможен, принимая во внимание превосходство сил неприятеля, как и по числу судов, числу орудий, так и отдельных крейсерских и минных отрядов, [ввиду] большей скорости хода и большего расстояния до Владивостока без наших портов по пути, а также необходимости прорваться [сквозь] неприятельский пролив у острова Тсусима.
В лучшем случае наши суда, истратив свои снаряды в переменных боях с эскадренными броненосцами и при отражении ночных минных атак, и подбитые, как эскадренный броненосец "Цесаревич", искали бы убежища в нейтральном порту и умерли бы для этой войны.
Едва ли кто бы дошёл до Владивостока, так как самому быстроходному крейсеру "Новик" при благоприятных условиях не удалось этого сделать.
Вся наша эскадра была бы потеряна ещё в конце июля, в то время как японский флот имел полную возможность, благодаря вышеуказанным преимуществам и тому обстоятельству, что он, идя с нами параллельно, шёл к своим портам, так вести бой, чтобы никто из его кораблей не был бы выведен из строя, и как бы неприятельские суда
не были подбиты после этих боёв, японский флот успел бы вполне обновиться и поправиться до прихода эскадры адмирала Роже-ственского, который не мог и не может состояться раньше конца декабря, а вернее Нового года, т.е. встретив его в таком состоянии, в каком он теперь находится.
По возвращении части нашей эскадры в П.-Артур после боя 28 июля с менее чем половинным запасом снарядов и искалеченными судами и многими разбитыми пушками, эта задача, т.е. прорыв во Владивосток, стала совершенно невозможной.
Через несколько дней по приходе эскадры начались августовские штурмы, в которых принимал серьёзное участие десант, причём погибло несколько офицеров и много нижних чинов.
Собранием флагманов и командиров к 6 августа составлен был протокол, копию которого при сём прилагаю.
Согласно этому протоколу было решено помогать крепости всеми средствами до последней возможности, что нами до сего дня и было исполнено с полным старанием и добросовестностью.
Все орудия, которые требовались на позиции, давались с судов и устанавливались, снаряды всех калибров постепенно почти все израсходованы на береговых батареях для обороны крепости, чины отряда работают всякий по своей специальности для той же цели и принимали самое деятельное участие при отражении штурмов в сентябре (Высокая гора), а в октябре и, наконец, в ноябре на Курганской Литера Б. и Высокой горе, где погибло так много офицеров и нижних чинов.
Благодаря минной обороне все приморские батареи с их наиболее сильными орудиями были использованы для обороны берегового фронта, усилив его во много раз.
До занятия Высокой горы корабли чинились по возможности, но эскадре адмирала Рожественского они могли бы помочь только по освобождении П.-Артура с суши, когда бы нам подвезли снаряды, пушки и дали бы возможность окончательно починиться.
Об этом адмирал Рожественский отлично знает.
Теперь суда отряда затоплены неприятелем, но после того как почти весь боевой материал, т.е. много орудий, все снаряды (здесь я должен оговориться, последнее не совсем так, корабли были затоплены со снарядами, которые и вытаскивались потом с большим трудом водолазами в ночное время весьма неуспешно, думаю, что японцы продолжают эту же работу и более успешно - свидетельствую как очевидец), мины, прожектора и личный состав, продолжает Вирен, были использованы для обороны крепости.
Команда и офицеры перебрались на берег, причём комендоры работают как и раньше в лабораториях, или же пополняется убыль на батареях; минёры заняты выделкой бомбочек, и много машинистов отливают и готовят снаряды и мины; остальная часть команды с офицерами около 500 человек составят последний резерв, и таким образом отряд до конца всеми средствами и личным составом поможет крепости обороняться против неприятеля.
Что касается до затопленных судов, то приняты меры, чтобы ещё орудия не достались бы трофеями неприятелю, если крепость падёт.
Один уцелевший броненосец "Севастополь", но не вполне исправный, поставил на счастье у Белого Волка, где он, конечно, будет подвергаться минным атакам и рискует затонуть на рейде, но хотя временно будет защищён от 11-дюйм. мортир». Князь, должен прервать адмирала Вирена и оговориться. Грустно, что адмирал Вирен, стараясь выставить свои действия в несколько лучшем и ином свете, уже совсем уклоняется от истины и приписывает себе самовольный выход "Севастополя", состоявшийся исключительно по инициативе капитана Эссена, вопреки запрещению со стороны адмирала Вирена и отказу [в] какой бы то ни было помощи со стороны командира порта, трудно было выйти "Севастополю" без буксиров. Забыл адмирал Вирен и [о] том также, что когда Эссен умолял его дать ему уже ни к чему не нужные сети на затопленных судах
для устройства сетевого бона в защиту от японских минных атак, а возможность их очень хорошо осознавалась Виреном, и тем не менее он отказал Эссену в помощи и людьми, и сетями и для устройства бона уже самыми примитивными способами. Эссен получил в своё распоряжение солдат от генерала Стесселя, а не от адмирала Вирена. Как и во многом у адмирала Вирена не хватало духу сознаться в том, что действительно было и какую недостойную роль сыграл он во всей истории ухода "Севастополя", Дальше Вирен говорит: «Конечно, горестно так потерять свой флот, но если Бог нам даст отстоять крепость до выручки с суши, то я уверен, что все беспристрастные люди скажут, что без той помощи, которую дал флот, П.-Артур был бы давно уже в руках неприятеля.
Раньше чем выводить флот на Восток, следовало бы устроить крепость-убежище, так как не флот существует для крепости, а крепость для флота, тогда от флота можно требовать исполнения его прямого назначения.
Это ещё сознавал наш великий император Пётр, построив крепость Кроншлот, где в офицерской караульной комнате начертаны следующие исторические слова Великого императора: "Оборону флота и сего места хранить до последней капли крови как наиважнейшее дело".
Конечно, каждый флот строится, чтобы сражаться с неприятельским флотом, но, чтобы он мог это исполнить, ему необходимы порты - убежища, без которых ни один флот существовать и оперировать не может.
Суда не киты.
И не знаю, где больше сраму, в том ли, что флот погиб, защищая своё убежище, т.е. часть Русской земли, называемой твердыней, использовав для этого весь свой боевой материал и личный состав, или в том, что это убежище-твердыня оказалась такой ловушкой для флота, какую не могли бы пожелать самому злейшему врагу».
Генерал Стессель ответил Вирену, положив на его отношении следующую резолюцию:
«Считаю, что часть высказанного здесь относительно малой пригодности ар-турской гавани верно, но я не могу всё-таки согласиться с тем, что наш флот имел право не выходить, а замкнуться на заклю -чение в бассейнах, когда сами же признают эти бассейны ловушкой, что и верно. В морском бою с противником нельзя и предположить, что весь флот погиб, теперь же он погибнет весь, разве "Севастополь" останется и именно потому, что он вышел из бассейна. Относительно собрания флагманов и командиров 6 августа, я поставил в известность только теперь - 26 ноября; хотя, разумеется, единогласное решение специалистов морского дела значит много, но я всё-таки не согласен, что было необходимо это сделать, так как решение это есть решение полного уничтожения флота на якоре. Разумеется, средства флота помогли крепости, в этом не может быть сомнения, но эскадра-то обезоружи-лась по собственной воле, что сделала, обратилась: 1) суда, обречённые на полную пассивность, а команда из матросов в сухопутных солдат, теперь уже возврата нет, теперь уже без всякого деления все сухопутные воины, а потому 2) с момента упразднения судов, я считаю, что все защитники, как действующие на сухопутьи, должны составить гарнизон и всецело подчиниться сухопутному старшему начальнику, т.е. мне. Прошу также дать сведения о запасах продовольственных, как бывших на судах, так и в порту».
Последняя законная просьба генерала Стесселя о запасах и материалах была оставлена адмиралом Виреном без ответа.
Прежде чем закончить описание всей этой грустной истории, я приведу ещё несколько подробностей эпизода отправления Ножина, как хорошо обрисовывающих типы адмиралов Лощинского и Григоровича.
В более безопасные моменты, в смысле бомбардировки, бывший корреспондент Но-жин, объезжая с комендантом по позициям, о фортах в своих корреспонденциях в местной газете «Новый Край» стал печатать статьи довольно откровенного содержания, от-
крывавшие наши планы и слабые места, и очень выгодные для японцев.
Генерал Стессель прекратил нежелательные откровенности, лишив Ножина права быть военным корреспондентом, а затем остановив печатание газетки на один месяц.
Считая Ножина неблагонадёжным, генерал Стессель приказал сделать у него обыск. Старания выяснить местожительство Ножина, однако, не привели ни к чему. Удалось только установить факт его отношения с дачей командира порта и что он трижды выходил в море на миноносце «Сердитом», которому не удалось прорвать блокаду, в качестве офицера с бумагами от штаба крепости, т.е. от Смирнова.
От генерала Стесселя через ротмистра штаба отдельного корпуса жандармов По-знанского было передано обоим адмиралам о запрещении Ножину выезда из Артура за его неблагонадёжностью, вследствие чего было распоряжение адмирала Лощинского заведующему миноносцами капитану 2 ранга Криницкому отдать приказ по миноносцам о недопущении на них ни под каким видом бывшего корреспондента Ножина. Приказ этот был отдан 31 октября, и в то же время адмирал Лощинский, исполнив формально официальное желание генерала Стесселя и выразив ему в своём письме (от 30 октября за № 101) даже наивное удивление по поводу того, каким, однако, оказался Ножин, и что кабы он знал раньше об его неблагонадёжности, то он давно запретил бы его принимать на судах, и что во всяком случае Но-жин никак не мог уехать на миноносце, которые с 28 июля и по сие время никуда не уходили.
Адмирал Лощинский уже в этом письме почему-то не считает возможным быть правдивым и скрывает то, что миноносец «Сердитый» трижды старался прорваться из Артура, но этого мало. Адмирал с хитростью, достойной лучшего употребления, не желает помочь в розысках Ножина жандармскому ротмистру Познанскому, которого самолично скрывает на своей же лодке «Отважный», и впоследствии, когда и этот факт укрывательства Ножина на лодке был
установлен Познанским, уже после побега его из Артура, адмирал Лощинский снова разыгрывает полное недоумение, не постигая, как так Ножин нашёл приют на пробитом до воды «Отважном» (рапорт адмирала Лощинского генералу Стесселю от 12 ноября за № 535), и совершенно неожиданно вдруг обнаруживает объяснение в том, что последним приютом Ножина действительно была лодка, потому что бывший командир «Отважного» капитан 2 ранга Лебедев сотрудничал с Ножиным в газете «Новый край», они бывали друг у друга и все офицеры «Отважного» были с ним хорошо знакомы (слова того же рапорта за № 535 от 12 ноября).
Странно, что даже после своего уверения по поводу недопускания Ножина на суда вследствие его неблагонадёжности в первом своём письме генералу Стесселю (30 октября № 101) и после выхода приказа о недопущении Ножина на миноносцы, адмирал Лощинский, узнав наконец о неисполнении его приказа командиром лодки «Отважный», даже не потрудился выяснить, почему этот приказ не исполнен, и удовлетворился подтверждением капитана 2 ранга Лазарева, командира «Отважного», что действительно Ножин обитал на лодке с 27 октября по 2 ноября (служебная записка капитана 2 ранга Лазарева ад. Лощинскому от 12 ноября за № 919; отнош. ад. Лощинского кап. 2 ранга Лазареву от 11 ноября за № 529).
Да и не мудрено. в действиях, поступках и распоряжениях адмирала Лощинского видно его безусловное участие в побеге Но-жина из Артура, что особенно уясняется из отношения от 5 ноября за № 48 заведующего миноносцами капитана 2 ранга Криниц-кого к бывшему командиру миноносца «Расторопный», который был пожертвован для грязных дел.
«Когда несколько дней тому назад адмирал Лощинский спрашивает меня, какой миноносец я могу рекомендовать ему вместо повреждённого "Сердитого", я указал на бывший Ваш миноносец "Расторопный" по следующим причинам: 1) Вы докладывали мне о полной исправности ко всем предпри-
ятиям миноносца "Расторопный", 2) Вы остались после гибели "Стройного" старшим из командиров, наиболее опытным и хорошо знающим свой миноносец, 3) Вы штурман 1 разряда, хорошо знакомый с местными водами и берегами, 4) Ваша служба на этом миноносце доказала Вашу личную отвагу. Поэтому я предполагал, что миноносец "Расторопный" под Вашим командованием сумеет не только выполнить успешно поручение, но и благополучно вернуться в Артур. На основании этого я и рекомендовал Вас, как верного исполнителя поручения, который к тому же непременно постарается возвратиться в Артур. К сожалению, вечером 2 ноября я узнал, что на "Расторопном" ушёл в ф[орт] Чифу17 лейтенант Плен вместо Вас и что Вы назначены командиром "Бдительного".
Из разговоров с адмиралом я узнал, что Вы будучи потребованными к нему в 9 час. утра 12 ноября, явились лишь в 12 час. дня и кроме того отказались от исполнения поручения, почему он вынужден был назначить другого командира.
Посему предлагаю Вашему Высокоблагородию донести мне рапортом о тех мотивах, которые послужили причиной Вашего отказа и в силу оного перемещения на другой миноносец, а также донести мне о том, сдали ли Вы миноносец "Расторопный" лейтенанту Плену на законном основании и по чьему приказу или предписанию, так как моего приказа о таковой передаче не получали. Кроме того, предлагаю донести мне о том, передал ли Вам лейтенант Плен мой секретный приказ о недопущении ни под каким видом на миноносец бывшего военного корреспондента пот[омственного] дворянина] Ножина».
Ответ бывшего командира миноносца «Расторопный» капитану 2 ранга Криницко-му (рапорт от 6 ноября № 533):
«Доношу Вашему Высокоблагородию, что возвращаясь от Белого Волка 1 ноября вместе с "Властным" на рейд и получив приказание явиться к адмиралу Лощинско-му на дачу, я отшвартовал миноносец у брандера под Золотой горой, вместе с ко-
мандиром "Смелого" лейтенантом Бахире-вым и "Скорого" лейтенантом Тырковым, я отправился на дачу к адмиралу Лощинско-му. Адмирал Лощинский в присутствии адмирала Григоровича изложил нам, что имея надобность послать миноносец в Чифу, хотел бы знать, считаем ли мы возможным пройти в Чифу, если он, не требуя обратного возвращения в Артур, даст предписание по приходе в Чифу взорваться. Первым был спрошен лейтенант Бахирев, а за ним лейтенант Тырков. Оба они высказались, что пройти в Чифу могут, но что рвать им миноносцы жалко.
Когда адмирал Лощинкий вслед за тем обратился ко мне за ответом, я высказал свой взгляд, что не только считаю возможным проход в Чифу, но и возвращение оттуда, и что если бы приказано было идти в Чи-фу, я употребил бы всю свою опытность и знание к тому, чтобы сохранить миноносец и вернуться обратно, сбросив гонца в ф."Чифу... Но для выполнения такого плана я попросил бы не стеснять и меня временем ухода и разрешить мне выйти ещё с утра под Ляотешан, откуда, осведомясь о состоянии горизонта, я мог бы выбрать момент и сектор горизонта от неприятельских судов. На моё мнение последовали энергичные заявления обоих адмиралов о том, что обратное возвращение миноносца невозможно и что об этом нечего и думать. Затем адмирал Ло-щинский, обратившись ко мне, сказал, что на меня рассчитывает, на всякий случай приказал всем трём командирам быть в полной готовности к завтрему и ожидать приказаний. Адмирал Григорович меня между прочим спросил, не пойду ли я на "Всаднике" в Чифу, на что я отвечал, что если пойду, то только на своём миноносце, которым я вполне владел и [с] личным составом которого был в той духовной связи, образовавшейся за 9 месяцев совместной боевой службы, и которая так необходима при выполнении серьёзных задач, от которых я никогда не отказывался. Простившись с адмиралами, я не слыхал ничего о приказании явиться на следующий день, т.е. 2 ноября, в 9 час. утра к командиру порта и не испол-
нить это приказание не имел никаких мотивов, ни причины.
Вернувшись на миноносец, я вполне убеждённый, что в Чифу придётся идти мне, немедленно принял все меры к пополнению запасов угля и воды. Утром 2 ноября, не получая никакого приказания, я съехал на берег покончить всякие свои личные расчёты с Артуром и распорядился с остающимся своим имуществом, которое свёз на хранение в Минный городок. Около 11 час. утра за мной присылали от командира порта. Только что я собрался ехать к командиру порта, как к миноносцу подъехал лейтенант Плен со словами: "Я должен сообщить Вам большую неприятность", вручил мне предписание заведующего морской и минной обороной от 2 ноября за № 469, данное на имя лейтенанта Плена, и копию с приказа адмирала Лощинского от 2 ноября 1904 года за № 64, которым я, мичман Ку-либин и мл. ин. мех. Беренс назначены на миноносец "Бдительный" с откомандированием в распоряжение командира порта. Ничего не понимая и выразив лейтенанту Плену своё глубокое удивление, однако тотчас же сдал ему миноносец и отправился на дачу командира порта, дабы явиться адмиралу Лощинскому с докладом о сдаче миноносца "Расторопный" и адмиралу Григоровичу, по случаю откомандирования в его распоряжение.
Я встретил адмирала Лощинского прогуливающимся в садике дачи командира порта. Адмирал встретил меня сожалением, что я сегодня не явился в 9 час. утра и что следствием этого была моя смена и назначение командиром "Расторопного" лейтенанта Плена.
Я заявил, что приказание явиться мне было передано только около 11 час. и что моё опоздание на один или два часа не могло же повлиять в таком смысле, что понадобилась не только смена меня, но и всего личного офицерского состава.
Адмирал Лощинский мне на это сказал, что помимо всего назначение лейтенанта Плена явилось и потому, что на него ещё накануне были написаны все бумаги и креди-
тивы, так как его собирались послать на "Всаднике", а теперь передумали и решили послать на "Расторопном".
На мой вопрос, почему же, имея в виду посылку лейтенанта Плена, адмирал призывал вчера к себе командиров и почему такая доля выпала на "Расторопный", адмирал Ло-щинский, не отвечая на первый вопрос, сказал, что "Расторопный" послан потому, что заведующий миноносцами его рекомендовал как исправный миноносец.
"Но, ведь рекомендуя «Расторопный», заведующий, наверно, имел в виду и его командира". "Нет, - сказал адмирал, - я решил исправность только миноносца, так как не считаю вас нисколько не лучше других командиров, а вам волноваться особенно нечего", - прибавил адмирал. - Вы назначены командиром «Бдительного» и будете получать морское довольствие, а если хотите, при первой возможности я вас назначу на действующий миноносец".
На мой вопрос, как повод к протесту, с которым списаны я и офицеры с "Расторопного", так как это списание я понимаю протестом и в глазах не только команды миноносца, но и всей эскадры мы являемся опротестованными.
На это адмирал сказал, что протеста никакого нет и что отдаст другой приказ, дополнительный и смягчающий.
Откланявшись, я пожелал явиться к адмиралу Григоровичу, который также объявил, что причина моего списания с "Расторопного": 1) я не явился в 9 час. утра, 2) все бумаги и кредитивы были написаны ещё раньше на имя лейтенанта Плена, 3) что это значит - судьба, 4) что он имеет виды на меня и хочет через две недели меня послать в Чифу на "Всаднике", на что я объявил, что на "Всаднике" не пойду, считая это судно вообще негодным, так как оно давно не плавало, а только на такое рискованное предприятие.
Вернувшись на миноносец, я едва успел с "Расторопного" перебраться на "Властный", так как лейтенант Плен торопился уйти в три часа дня, поэтому о сдаче миноносца не могло быть и речи.
Я едва успел ему передать о некоторых особенностях миноносца. Вахтенные журналы я успел перенести на "Властный". Затем я осведомился у лейтенанта Плена, известен ли ему приказ о недопущении корреспондента Ножина на миноносец. Лейтенант Плен ответил, что он только что получил этот приказ от командира "Властного" лейтенанта Карцева, что прочитав его, он немедленно послал к командиру порта за письменным приказанием тех словесных особых поручений относительно Ножина, которые он получил относительно Ножина.
Вот всё, что было и что могу сообщить Вашему Высокоблагородию относительно того, где и когда мог получить от меня Его Превосходительство адмирал Лощинский отказ исполнять поручение, я могу сказать, что с адмиралом никаких свиданий и разговоров без посторонних свидетелей (лейтенантов Бахирева и Тыркова) с 4-х часов дня 1 ноября и до 2-х час. не имел, а приказ о моей смене и сдаче миноносца лейтенанту Плену получил около 11 час. утра 2 ноября. О моей готовности и изготовленности идти на Чифу был очень хорошо осведомлён, между прочим, лейтенант Карцев, командир "Властного", у которого я ошвартовался ночью по приёмке угля.
На запрос генерала Стесселя, между прочим, по поводу непонятной смены его личного офицерского состава с "Расторопного", чем вызван был полный упадок духа команды на миноносце перед серьёзным выходом в море, адмирал Григорович говорит, что смена на "Расторопном" произошла, дабы не менять документов, так как накануне ещё они были приготовлены на лейтенанта Плена, а также ввиду отзыва адмирала Ло-щинского о ненадёжности здоровья бывшего командира и способа его похода в Чифу». (Отношение адмирала Григоровича генералу Стесселю за № 3056 от 6 ноября 1904 г.)
Причины же, побудившие к списанию всего личного офицерского состава, адмирал не выясняет, но они понятны и без объяснений.
Слишком много миноносец «Расторопный» для поддержания своей исправности и
полной готовности ко всякому, даже рискованному делу, пришлось бороться не с японцами, но с адмиралами Лощинским и Григоровичем, которым, конечно, нежелательно было, чтобы кто-нибудь из живых свидетелей их необъяснимой деятельности вышел бы из пределов Артура.
В заключение могу прибавить, что обвинение генерала Стесселя в том, что сдача крепости была преждевременна, считаю необходимым прочесть письмо генерала Кондратенко, писанное им Стесселю в половине сентября, в котором он просит генерала Стесселя обратиться к Государю с ходатайством о мире до возможного падения Артура, которое он уже тогда предвидел.
Да, генерал Кондратенко не мог обманываться в средствах обороны и продолжительной защиты Артура, а тогда ещё не было тех и взрывов фортов с гибелью почти целиком их гарнизонов, какие были в конце осады.
«Ваше Превосходительство, Милостивый Государь Анатолий Михайлович!
В настоящее время, пока П.-Артур держится, наши неудачи на других театрах действий нельзя считать особенно унизительными. Но если к этим неудачам присоединится потеря Артура и находящегося здесь флота, то в сущности кампания безвозвратно проигранная, наш военный неуспех принимает унизительные для нашего государственного достоинства размеры.
Рассчитывать на своевременную выручку П.-Артура нашей армией или флотом едва ли возможно. Единственным почётным выходом из такого положения является поэтому заключение теперь, до падения П.-Ар-тура, мирных условий, которые несомненно можно (до падения Артура) установить не унизительные для народного самолюбия.
Очень вероятно, что Государю доносят о событиях, освещая их несколько вразрез с действительностью.
Истинное правдивое верноподданническое донесение могло бы, может быть, устранить большую беду от нашей родины.
Посему, как высший представитель здесь государственной власти и лицо, обле-
чённое царским доверием, не признает ли Ваше Превосходительство возможным шифрованною телеграммой на имя Его Величества донести об истинном положении дел здесь на Дальнем Востоке. Настоящее письмо мною написано только ввиду постоянного сердечного отношения Вашего Превосходительства ко мне и моей глубокой уверенности в необходимости такого шага для блага родины. С чувством самого глубокого уважения и искреннейшей преданности остаюсь Вашего Превосходительства покорнейший слуга
Р. Кондратенко.
18 сентября 1904 года, П.-Артур».
Из личного архива Ю.А. Мазанова. Машинопись. Л. 1-9.
Примечания
1 Лепко Владимир Иванович (1867-1950) родился в Петербурге. Окончил Морское училище (1894) и Николаевскую академию. Служил штурманом на Балтике и Каспии, с 1901 г. на Дальнем Востоке, старший штурман миноносца «Внушительный». Разработал оригинальную систему распознования береговых ориентиров и успешно применял ее в «слепом» плавании на сложных фарватерах.
2 Стессель Анатолий Михайлович (1848-1915) - генерал-адъютант. Окончил Павловское военное училище, участвовал в русско-турецкой войне (1877-1878), в подавлении боксерского восстания в Китае (1900-1901). С августа 1903 г. комендант крепости Порт-Артур, с марта 1904 г. - начальник Квантунского укрепрайона. После длительной осады крепости Стессель, признав удержание ее долее невозможным, сдал Порт-Артур японцам, сохранив оставшийся гарнизон и население крепости от истребления. За сдачу Порт-Артура был отдан в 1906 г. под суд вместе с генералами Фоком, Рейсом и Смирновым. Приговорен к расстрелу с заменой на 10-летнее заключение в крепости. Освобожден 06.05.1909 г. повелением Николая II.
3 Смирнов Константин Николаевич (18541930) - генерал-лейтенант. Окончил Николаев-
скую военную академию, служил начальником штаба Варшавской крепости, в 1900 г. переведен на Дальний Восток, в марте 1904 г. назначен комендантом крепости Порт-Артур. Также проходил обвиняемым по делу о сдаче Порт-Артура, но был оправдан.
4 Куропаткин Алексей Николаевич (1848— 1925) - генерал-адъютант, военный министр (1898-1904). С 07.02.1904 командующий Маньчжурской армией, затем главнокомандующий всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России, действовавшими против Японии (13.10.1904-03.03.1905).
5 Высочайшим повелением от 12 августа 1906 года к следствию по делу о сдаче крепости Порт-Артур японским войскам в качестве обвиняемых были привлечены: генерал-адъютант Стессель, генерал-лейтенанты Смирнов и Фок, генерал-майор Рейс, вице-адмирал Старк и контр-адми-ралы Лощинский, Григорович, Вирен и Шенсно-вич.
6 Алексеев Евгений Иванович (1843-1916) -адмирал, наместник Его Императорского Величества на Дальнем Востоке. После гибели адмирала Макарова принял командование флотом.
7 Макаров Степан Осипович (1848-1904) -контр-адмирал, командующий Тихоокеанским флотом. Погиб 31.03.1904 при взрыве броненосца «Петропавловск» вместе со своим штабом и почти всем экипажем.
8 Григорович Иван Константинович (1853-1930) - контр-адмирал, командир Порт-Артур-ского порта.
9 Вирен Роберт Николаевич (1856-1917) -контр-адмирал, командующий отрядом броненосцев и крейсеров в Порт-Артуре.
10 Лощинский Михаил Федорович (1849-1917) - контр-адмирал, помощник по морской части коменданта Порт-Артура.
11 Ножин Евгений Константинович (1874-1942) - журналист порт-артурской газеты «Новый край». Во время осады крепости конфликтовал с генералом Стесселем, лишившим его аккредитации военного корреспондента. В 1906-1907 гг. опубликовал в Петербурге двухтомник «Правда о Порт-Артуре», возложив всю вину за сдачу крепости на генерала Стесселя.
12 Ломен (Ломан) Николай Николаевич (1859-1909) генерал-адъютант (1901) адмирал (1909), флигель-адъютант и флаг-капитан, назначен в Свиту ЕИВ в 1893 г.
13 Витгефт Вильгельм Карлович (1847-1904) - контр-адмирал, командующий эскадрой в Порт-Артуре. Погиб на мостике броненосца «Цесаревич» в сражении 28.07.1904 у мыса Шантунг.
14 Кондратенко Роман Исидорович (1857-1904) - генерал-лейтенант, начальник сухопутной обороны крепости. Погиб 02.12.1904 при бомбардировке форта № 2.
15 Ухтомский Павел Петрович (1848-1910) -контр-адмирал, после гибели Витгефта принял командование эскадрой.
16 Рожественский Зиновий Петрович (1848— 1909) - вице-адмирал, командующий 2-й эскадрой флота Тихого океана, совершившей переход из Балтийского моря на Дальний Восток. Был признан одним из главных виновников поражения в Цусимском сражении (14-15.05.1905), где был тяжело ранен и попал в плен.
17 Форт Чифа - китайский порт Чифу (Янь-тай) в 75 (по другим данным, в 90) милях от Порт-Артура. Ближайший к крепости нейтральный пункт, в котором размещалось русское консульство, осуществлявшее прямую связь осажденного города с армейским начальством и метрополией.
