CC BY
76
УДК 81'42; 801.7
О. Л. Кабанина
ОБМАНУТОЕ ОЖИДАНИЕ И ЕГО РЕГУЛЯТИВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ (НА МАТЕРИАЛЕ СТИХОТВОРЕНИЯ М. И. ЦВЕТАЕВОЙ «ЖИВ И ЗДОРОВ!»)
Рассматриваются различные точки зрения на феномен обманутого ожидания. На примере стихотворения М. И. Цветаевой раскрываются регулятивные возможности обманутого ожидания и его роль в смысловом развертывании поэтического текста и формировании его эмоциональной тональности.
Ключевые слова: регулятивность текста, регулятивные возможности, регулятивная структура, тип выдвижения, обманутое ожидание.
При описании текста как целостной единицы, согласно работе И. В. Арнольд [1, с. 61], необходимы принципы «широкого охвата». Один из таких принципов предлагает стилистика декодирования, а именно - принцип выдвижения. Под выдвижением понимаются «способы формальной организации текста, фокусирующие внимание читателя на определенных элементах сообщения и устанавливающие семантически релевантные отношения между элементами одного или чаще разных уровней» [1, с. 61]. К наиболее известным типам выдвижения И. В. Арнольд относит такие стилистические явления, как конвергенция, повтор, сцепление и обманутое ожидание.
Термин «обманутое ожидание» (или иначе «не-сбывшееся предсказание») был введен Р. Якобсоном и получил свою разработку в трудах М. Риффа-тера, Р. Фаулера, Д. Лича, И. В. Арнольд, С. Б. Дон-гак, Т. Л. Ветвинской, Г. Я. Семен и др. Отметим, что работ общего характера, посвященных данному стилистическому явлению, нет. Размытым остается и определение лингвистического статуса «обманутого ожидания», нет четкости в трактовке самого понятия и его границ.
Так, согласно одному из исследований, выделяется несколько точек зрения относительно места обманутого ожидания в языковой коммуникации. Первая точка зрения принадлежит Ш. Балли (1909), который рассматривал все случаи языковой игры (обманутого ожидания) как «отклонение от нормы в спонтанных видах коммуникации, в отличие от подготовленной речи» [2]. Вторая представлена в работах Р. Якобсона (1960) и М. Риффатера (1960), где обманутое ожидание рассматривается как универсальный механизм организации стилистического значения. Еще одна точка зрения принадлежит И. В. Арнольд (1981) и ее последователям, которые рассматривают обманутое ожидание как один из типов выдвижения. Помимо этого существует и активно разрабатывается идея о том, что обманутое ожидание - универсальный механизм всех единиц-носителей функции языковой игры (более подробно см. работу В. В. Овсянникова, А. Ю. Клименко [2]).
Отметим, что наше исследование основано на рассмотрении «обманутого ожидания» как типа выдвижения, не исключая его универсальности и особых связей с языковой игрой.
Суть эффекта обманутого ожидания нельзя раскрыть, не учитывая человеческого фактора и не обращаясь к психолингвистике, в рамках которой утверждается способность человека прогнозировать вероятность наступления тех или иных событий. Человек (читатель) запускает в действие заложенный в тексте эффект обманутого ожидания. Помимо этого, читатель выступает не только как «действующее» лицо, он является и целью самого воздействия, что позволяет говорить о регулятивных возможностях обманутого ожидания как особой регулятивной структуры, выполняющей регулятивную функцию в произведении (о регулятивных средствах и структурах см., например: [3-4]). Под регулятивно-стью, вслед за Е. В. Сидоровым (1987), понимается системное качество текста, заключающееся в его способности управлять познавательной деятельностью читателя [3, с. 108]. Таким образом, можно предположить, что обманутое ожидание обладает не только большим регулятивным потенциалом, но и может выступать как особый тип организации текста, являясь одной из его ключевых структур.
Как было сказано выше, границы понятия «обманутое ожидание» и языковые средства его реализации недостаточно определены, размыты. В соответствии с этим различными учеными по-разному определяются возможности воплощения данного стилистического явления в тексте: одни связывают его с зевгмой, оксюмороном, перифразом, другие выделяют фигуры антифразиса, антиметаболы, третьи видят основу принципа в каламбуре, языковой игре и парадоксе. Но, тем не менее, главное «условие» осуществления данного стилистического явления в тексте - ожидание [5, с. 112].
«Неподготовленное и неожиданное создает сопротивление восприятию, преодоление этого сопротивления требует усилия со стороны читателя, а потому сильнее на него воздействует» [1, с. 69], что еще раз подчеркивает большие регулятивные возможности обманутого ожидания.
Подтверждение этому можно найти в поэтическом творчестве М. И. Цветаевой, особенно в стихотворениях, написанных после 1920 года (зрелой и поздней лирике). Ярким примером служит стихотворение «Жив и здоров!» из цикла «Благая весть», посвященного С. Я. Эфрону, мужу М. Цветаевой. 1 июля 1921 года Цветаевой пришло первое за два года письмо от мужа: «Все годы разлуки — каждый день, каждый час — Вы были со мной. Я живу только верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни!» [6].
Название цикла не случайно, оно восходит к Священному Писанию, повествующему о Благой вести рождения Иисуса Христа, которую принес Деве Марии Архангел Гавриил. Также благовестом называют праздничный церковный колокольный звон, совершаемый перед началом богослужения и на праздники. Благая весть, благовест, является ознаменованием великой и неизмеримой радости. Именно такая радость, торжество от полученного долгожданного известия - «муж жив» - пронизывает стихотворения цикла и сердце автора: «Жив и здоров! / Громче громов - / Как топором - / Радость!». Эта радость не просто появляется, она буквально пронзает сердце лирической героини, смежаясь с ужасом «Что же взамен - / Вырвут?» Радость и ужас - контраст чувств, эмоций лирической героини становятся главным переживанием в стихотворении. Выражению этого переживания служат используемые автором стилистические приемы контраста и оксюморона. Оксюморон, в свою очередь, как сочетание противоречивых понятий, является языковым воплощением обманутого ожидания: «Как топором - /Радость», «Ломом / По голове, / Нет, по эфес / Шпагою в грудь - / Радость!»
В Русском ассоциативном словаре под ред. Ю. Н. Караулова [7] на слово-стимул «радость» в качестве наиболее частотных отмечены следующие реакции: большая (8), горе (5), счастье (5), встречи (3), моя (3), улыбка (3), веселье (2) и т. д. В большинстве своем ассоциации информантов со словом «радость» носят положительный характер. Реакция «горе» на слово-стимул основана на полярности мышления и представлений человека: если есть «белое», то есть и «черное».
Таким образом, можно говорить о том, что чувство радости абсолютно не соответствует образам, возникающим при восприятии фрагментов: «как топором», «ломом по голове», «шпагою в грудь». Ключевыми в данных выражениях являются лексемы, обозначающие орудия труда и холодное оружие, которые могут привести человека к смерти, что никак не связано с понятием «радость». Но благодаря именно этим противоречиям автору стихотворения удается передать всю мощь и силу пе-
реживания, его глубину и некоторую необратимость, выразить накал чувств, сочетающих в себе огромную радость и долю смятения. В этом противоречии реалий («топор», «шпага», «лом») и чувств («радость») реализуется эффект обманутого ожидания, когда за перечисленными орудиями и подразумевающимися действиями «удара» следует чувство радости и счастья.
Алогизм, нарушение некоторой логической связи, развертывание речи на основе индивидуальноавторских ассоциаций становятся в данном стихотворении ключевым в формировании смысла и передаче эмоциональной тональности произведения. Особенно важным аспектом в этом является строфический перенос, употребление которого нарушает обычную размеренность и строит ритм стихотворения на новый лад, благодаря которому переход мысли «не сглаживается, становится более заметным в силу своей неожиданности» [1, с. 72]. Сравним: «Нет, топором /Мало: быком /Под обухом / Счастья!» В данном фрагменте лексемы и фразы как бы разорваны. Их прерывистость позволяет сделать акцент на наиболее важном и значимом для передачи смысла, а именно - на понятии «счастье».
Из сказанного следует вывод о том, что ключевыми эмоциональными концептами в данном стихотворении М. Цветаевой являются: «счастье», «радость» и «ужас». Соответствующие им лексемы особо выделены в тексте с помощью ритма и строфического переноса, что ставит их в более сильную позицию относительно других лексем в стихотворении. В сильной позиции начала стихотворения находится ключевая фраза «Жив и здоров!» - это та самая «благая весть», которая стала поводом для дальнейшего развертывания текста и описания переживаний лирической героини и самого автора. Не менее значимой оказывается фраза «Мертв - и воскрес?!». Она также сопряжена с основной представленной в тексте ситуацией, с его главным смыслом и эмоциональной тональностью.
Таким образом, благодаря эффекту обманутого ожидания делается особенно сильный акцент на ключевых концептах произведения. Именно обманутое ожидание является здесь главной регулятивной доминантой, выполняющей функцию раскрытия основного смысла стихотворения и наиболее эффектного донесения этого смысла до читателя. Главным здесь является передача чувств и эмоций лирической героини от полученного известия, которое буквально свалилось на нее «камнем с небес», став неожиданным и одновременно ожидаемым потрясением. Использование эффекта обманутого ожидания раскрывает «двойное дно» и противоречие чувств лирической героини. Она, несомненно, счастлива, узнав, что он (возлюбленный) жив, но
под этим безмерным счастьем где-то в глубине души скрыт ужас. Лирическую героиню терзает страх о будущем. Возможно, это и трепет от предстоящей встречи - ведь так долго они были в разлуке, а за это время многое могло измениться вокруг и в них самих. Это и опасение потерять возлюбленного снова, и потерять уже навсегда. Это и страх, что
за выпавшее на ее долю такое большое счастье придется расплачиваться и отдать что-то взамен.
Эффект обманутого ожидания становится в данном стихотворении определяющим. Регулятивные возможности этого стилистического явления позволяют говорить о его прагматике и широком спектре функционирования в тексте.
Список литературы
1. Арнольд И. В. Стилистика современного английского языка (стилистика декодирования): учебное пос. Л.: Просвещение, 1981. 295 с.
2. Овсянников В. В., Клименко А. Ю. Проблемы лингвистического описания лудической функции в английском языке. и^: ИНр://уоа1з. ucoz.ru
3. Болотнова Н. С. О связи регулятивной и концептуальной структур поэтического текста // Вестн. Томского гос. пед. ун-та. 2006. Вып. 5 (56). С. 108-113.
4. Петрова Н. Г. О типах регулятивных структур в поэтическом дискурсе акмеистов // Сибирский филологический журнал. 2012. № 1. С. 187-197.
5. Донгак С. Б. Обманутое ожидание как стилистическая проблема (к постановке вопроса) // Речевое общение (Теоретические и прикладные аспекты речевого общения). Специализированный вестник. Красноярск, 2000. № 3. С. 110-117.
6. ит_: http://www.etoya.rU/love/2011/8/31/18598/
7. Русский ассоциативный словарь. В 2 т. / Ю. Н. Караулов, Г. А. Черкасова, Н. В. Уфимцева, Ю. А. Сорокин, Е. Ф. Тарасов. Т. I. От стимула к реакции: Ок. 7 000 стимулов. М.: АСТ-Астрель, 2002. 784 с. Т. II. 11^: http://tesaurus.ru/dict/dict.php
Кабанина О. Л., аспирант.
Томский государственный педагогический университет.
Ул. Киевская, 60, Томск, Россия, 634061.
E-mail: olga260389@yandex.ru
Материал поступил в редакцию 23.07.2013.
O. L. Kabanina
DECEIVED EXPECTATIONS AND ITS REGULATORY OPPORTUNITIES (DATA: MARINA TSVETAEVA’S POEM “SAFE AND SOUND!”)
The article is devoted to the different points of view on the phenomenon of deceived expectations. On the example of the M.I. Tsvetaeva’s poem the author reveals regulatory opportunities of deceived expectations. Besides, the author pays attention to its role in the semantic development of poetic text and in the formation of its emotional tone.
Key words: regulatory function of the text, regulatory opportunities, regulatory structure, the type of extension, deceived expectations.
References
1. Arnold I. V. Stylistics of modern English (decoding stylistics): study guide. Leningrad, Prosveschenie Publ, 1981. 295 p. (in Russian).
2. Ovsyannikov V. V., Klimenko A. Yu. Problems of linguistic description ludicheskoy function in English. URL: http://voats.ucoz.ru (in Russian).
3. Bolotnova N. S. The communications regulatory and conceptual structures of the poetic text. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2006, no 5 (56), pp.108-113 (in Russian).
4. Petrova N. G. About the types of regulatory structures in the poetic discourse acmeists. Siberian philological journal, 2012, no 1, pp. 187-197 (in Russian).
5. Dongak S. B. Deceived expectations as a stylistic problem (to the question). Verbal communication: Theoretical and applied aspects of speech communication). Specialized Bulletin. Krasnoyarsk, 2000, no 3, pp. 110-117 (in Russian).
6. Electronic resource. URL: http://www.etoya.ru/love/2011/8/31/18598/ (in Russian).
7. Russian associative dictionary. In 2 vol. / Yu. N. Karaulov, G. A. Cherkasova, N. V. Ufimtseva, Yu. A. Sorokin, E. F. Tarasov. Vol. I. From stimulus to response: approx. 7000 incentives. IVIoskow, AST-Astrel Publ, 2002. 784 p. Vol. II. URL: http://tesaurus.ru/dict/dict.php (in Russian).
Tomsk State Pedagogical University.
Ul. Kievskaya, 60, Tomsk, Russia, 634061.
E-mail: olga260389@yandex.ru
