Научная статья на тему 'Об особенностях медиасопровождения первой Чеченской войны'

Об особенностях медиасопровождения первой Чеченской войны Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации»

CC BY
1092
221
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Власть
ВАК

Аннотация научной статьи по СМИ (медиа) и массовым коммуникациям, автор научной работы — Корф Ольга Викторовна

На сегодняшний день можно уверенно говорить о том, что масс-медиа являются основной средой, в которой осуществляются большинство значимых для общества и, соответственно, для индивида, видов коммуникации. Более того, за последние годы СМИ трансформировались в новую структуру, обеспечивающую неуклонный рост объемов вербальной и невербальной информации, оказывающей интенсивное воздействие на мышление индивида.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Об особенностях медиасопровождения первой Чеченской войны»

Информация и общество

Ольга КОРФ

ОБ ОСОБЕННОСТЯХ МЕДИАСОПРОВОЖДЕНИЯ ПЕРВОЙ ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ

На сегодняшний день можно уверенно говорить о том, что масс-медиа являются основной средой, в которой осуществляются большинство значимых для общества и, соответственно, для индивида, видов коммуникации. Более того, за последние годы СМИ трансформировались в новую структуру, обеспечивающую неуклонный рост объемов вербальной и невербальной информации, оказывающей интенсивное воздействие на мышление индивида.

Масштабы происходящих в сфере медиа-коммуникации изменений дают основания говорить о становлении информационного общества как новой ступени цивилизации со своими закономерностями. В эту эпоху глобальной информатизации социальных взаимоотношений и медиатизации политических процессов СМИ приобретают особую значимость в сфере политической коммуникации. В современном российском обществе происходит сращивание сфер массовой информации и политики, обусловленное высоким значением масс-медиа как мощного инструмента политического воздействия. Кроме того, технико-технологические реалии современного общества превращают средства массовой информации из инструмента, контролируемого властью, в самостоятельную политическую силу, что требует пересмотра их места и роли в политическом процессе.

Кризисные явления российского общества в 90-х гг. ХХ в. резко актуализировали необходимость исследования взаимоотношений масс-медиа, населения и власти. В связи с указанными тенденциями в последнее время широко обсуждается проблема функционирования медиатекста в условиях политического конфликта.

Анализ освещения военных действий и политических конфликтов в современных средствах массовой коммуникации относится к числу сложных социально-политических вопросов, которые привлекают в последние годы повышенное внимание политиков, историков, философов, социологов и лингвистов. Интерес к этой проблеме обусловлен тем, что СМИ являются одним из способов инициирования или, напротив, предотвращения или урегулирования конфликтов. Правда, эта регуляция носит весьма противоречивый характер: СМИ могут обострять или сглаживать ход развития конфликтов, способствовать эскалации напряженности или участвовать в процессе умиротворения и восстановления после завершения конфликта.

Факторы, оказывающие значительное влияние на полноценную работу СМИ, наиболее ярко проявились во время вооруженного конфликта в Российской Федерации на территории Чеченской республики. Данный конфликт носил затяжной характер. Стремление ЧРИ к образованию суверенного государства поставило под угрозу территориальную целостность России. Чечня до сих пор является узлом северокавказских проблем; эта территория стала эпицентром борьбы мировых держав за передел сфер влияния в Кавказском регионе.

КОРФ Ольга Викторовна, МГУ им. М.В.Ломоносова, факультет государственного управления

Анализируя особенности представления событий первой военной кампании в Чеченской Республике в российских средствах массовой информации, необходимо, прежде всего, подчеркнуть некоторые особенности политической ситуации, сложившейся в постсоветской России к середине 1990-х гг.

Прежде всего, в рассматриваемый период, в условиях сложного, нестабильного, порой откровенно катастрофического экономического положения в стране, рынок медиа-продукции еще не прошел стадию своего окончательного формирования, и «правила игры» на данном рынке не были полностью определены. Кроме этого, в первой половине 90-х гг. ХХ в. пресса и телевидение в России обладали гораздо большей свободой обработки и подачи информации, чем в наши дни. Данное обстоятельство объясняется, прежде всего, значительным ослаблением институтов государственной власти после распада СССР и, соответственно, ослаблением государственного контроля информационных потоков.

Кроме того, следует отметить, что по отношению к российским печатным изданиям и телеканалам, продуцировавшим медиатексты военного содержания в 1994—1996 гг., крайне сложно провести четкое разделение на «проправительственные» и «оппозиционные», «пророс-сийские» и «прочеченские» и т.д. В подтверждение данного тезиса можно привести тот факт, что в эфире центральных телеканалов, в целом лояльных Кремлю (прежде всего — Президенту РФ Б.Н. Ельцину), неоднократно транслировались видеоматериалы, показывающие реальные масштабы разрушений в Чеченской Республике, сцены гибели целых подразделений Российской армии, а также многочисленные интервью лидеров сепаратистов и российских правозащитников. Такая ситуация во многом объясняется тем, что ниша, освобожденная в начале 1990-х гг. ушедшей в прошлое советской идеологией, к середине десятилетия еще не была полностью занята новой властью и российские СМИ работали в своеобразном «идеологическом вакууме». Сложившаяся ситуация породила неоднозначность и противоречивость оценок практически на всех уровнях политической коммуникации. В данном контексте информационная борьба в ходе первой

чеченской кампании стала своеобразной «войной с неопределенной линией фронта и размытыми тылами».

И наконец, необходимо учитывать, что на момент начала открытого противостояния между федеральными силами и чеченскими сепаратистами (декабрь 1994 г.) российские масс-медиа не обладали необходимым опытом в освещении военных действий «в прямом эфире».

Рассматривая развитие вооруженного конфликта в Чеченской Республике, нельзя не отметить, что ситуация на Северном Кавказе начала привлекать пристальное внимание российских СМИ уже на той стадии, когда военное противостояние стало практически необратимым. Так, после разгрома в Грозном вооруженных формирований антидуда-евской оппозиции 26—27 ноября 1994 г. мировые и российские телеканалы активно транслировали кадры, на которых были запечатлены взятые в плен в ходе боев танкисты славянской внешности с документами российских офицеров.

Последовавший за неудачными попытками переговоров ввод российских войск в Чечню освещался в СМИ достаточно подробно, при этом аудитория центральных телеканалов и читатели газет имели возможность получить широкое представление о тех проблемах, которые сопутствовали продвижению войсковых колонн через территорию Ингушетии, а затем равнинной части Чеченской Республики. Многочисленные провокации и нападения «мирных жителей» на солдат и офицеров РА (не имевших права открывать ответный огонь) быстро дали населению страны понять, что начавшаяся военная кампания не станет «маленькой победоносной войной».

«Новогодний» штурм Грозного и последовавшие за ним кровопролитные бои в различных районах республики стали темой практически всех выпусков новостей на радио и ТВ и в печатных периодических изданиях. Свидетелями разгрома передовых отрядов 131-й отдельной Майкопской мотострелковой бригады на улицах чеченской столицы стали десятки миллионов российских граждан. При этом необходимо отметить, что пресса уделяла немалое внимание публикациям рассказов непосредственных участников событий. Так, 11 января 1995 г., в разгар уличных боев

в Грозном, газета «Известия» напечатала статью В. Литовкина «Расстрел 131-й бригады», в которой было опубликовано интервью одного из оставшихся в живых офицеров соединения — командира взвода зенитного дивизиона А. Лабзенко1, описавшего подробности боев. В статье делался упор на то, что бойцы и командный состав бригады по сути оказались брошены вышестоящим начальством, а адекватных попыток поддержать их и прорвать кольцо окружения не предпринималось. Кадры, запечатлевшие остовы сгоревшей бронетехники федеральных сил, обугленные трупы экипажей и мотострелков, обошли мировые и российские телеканалы, произведя гнетущее впечатление на российскую аудиторию накануне Рождества 1995 г.

С другой стороны, в эфире выпусков новостей часто можно было увидеть интервью, взятые у представителей НВФ (вплоть до высшего руководства сепаратистов), а значительная часть отснятого материала, посвященного непосредственно боевым действиям, либо снималась с позиций боевиков, либо напрямую передавалась ими корреспондентам.

Оценивая морально-этический аспект подобных методов работы российских журналистов, следует подчеркнуть, что, несмотря на свою принадлежность к так называемой «четвертой власти», работники прессы и телевидения оставались лишь частью российского общества середины 1990-х гг., переживавшего все «прелести» переходного этапа, жесточайшего кризиса системы социально-экономических отношений и раздираемого политическими противоречиями.

Данная ситуация подразумевала два сопутствующих обстоятельства.

Во-первых, в условиях «идеологического вакуума» даже патриотично настроенные журналисты вынуждены были столкнуться с серьезным противоречием. Дело в том, что, являясь сторонником сильной и единой России, достаточно сложно понять необходимость ведения широкомасштабных боевых действий на собственной территории в мирное время, когда основным противником (в военном плане) являются граждане РФ, а арена наиболее ожесточенных боев представляет собой типичный по всем внешним при-

1 Литовкин В. Расстрел 131-й бригады // Известия,

11 января 1995 г., стр. 4.

знакам советский региональный центр с типовой застройкой и привычными русскому слуху названиями улиц. В данной ситуации, сопровождавшейся хаосом в управлении федеральными силами и пренебрежением высшего руководства страны к судьбам гибнущих в боях граждан, поведение значительной части российского журналистского корпуса не должно вызывать удивления. Люди, чей доход во многом зависел от представленного в редакцию материала, обращались к тем, у кого информации было больше, а видеоряд качественнее.

Во-вторых, в российских СМИ в середине 1990-х гг. физически отсутствовал какой-либо кодекс (пусть даже негласный), регулирующий формы и методы подачи информации военного характера. «Открытость» общества долгое время понималась как вседозволенность, и не в последнюю очередь это касалось СМИ. Руководство страны, не сумев «навести конституционный порядок» в кратчайшие сроки и попутно ввязавшись в полномасштабную войну, словно растерялось, упустив из рук не только нити управления мотострелковыми бригадами и десантниками, но и потеряв и без того слабое влияние на умы граждан.

Таким образом, отсутствие единой, четко сформулированной позиции относительно чеченской проблемы в высших эшелонах российской власти, не говоря уже об обществе в целом, порождало крайнюю поляризацию мнений и неоднозначность оценок. Не будет преувеличением утверждать, что члены одной отдельно взятой семьи в России вполне могли иметь диаметрально противоположные взгляды на конфликт в Чеченской Республике, и более того, поддерживать (по крайней мере, на словесном уровне) разные стороны конфликта. Немалый вклад в формирование подобного «спектра общественных настроений» внесли СМИ.

С другой стороны, широкие возможности (по сути — вседозволенность в бытовом понимании), которыми располагала пресса в ходе первой чеченской кампании, сделали реальным появление на свет настоящих шедевров жанра военной корреспонденции, таких, как репортажи А.Невзорова из районов наиболее ожесточенных боевых действий. Во многом благодаря ему и ряду других журналистов россияне узнали новую версию событий

в Грозном, несколько отличающуюся от представленной прозападными изданиями и российскими либеральными деятелями. Оказалось, что российские солдаты и офицеры, известные в мире как «оккупанты» и «каратели», в 1994—1995 гг. сражались в тяжелейших условиях уличных боев, часто находясь в окружении против численно превосходящего, неплохо вооруженного и достаточно хорошо обученного противника, прекрасно знающего местность. Расчлененная уже в первые дни боев на несколько частей, испытывавшая постоянные перебои в поставках продовольствия, боеприпасов и горючего, группировка федеральных сил в Грозном тем не менее смогла «перемолоть» силы сепаратистов, нанеся им существенные потери и заняв все стратегические объекты.

После взятия Грозного под контроль федеральными силами в газетах стали появляться статьи о ситуации в Чечне «после войны», о быте солдат и местных жителей в разрушенном городе1. В них же журналисты не стесняются цитировать критические высказывания отдельных солдат и офицеров в адрес властей: «В Москве не знают особенностей Кавказа, традиций его народов. Когда можно было с чеченцами договориться, нас бросали в бой. Когда надо было идти в бой, нас останавливали. Как будто специально все делалось для того, чтобы побольше озлобить противника, а потом давать ему передышки для лучшей подготовки... Идет измена на высшем уровне»2.

В подобном информационном окружении требовать от прессы «объективных» и «взвешенных» оценок ситуации было по меньшей мере наивно, хотя упреки в адрес журналистов слышны до сих пор. Дезориентированные масс-медиа в данных обстоятельствах пошли по пути наименьшего сопротивления, транслируя в эфире наиболее рейтинговые материалы (в том числе заявления лидеров сепаратистов и поддерживавших их сил).

Необходимо отметить, что реакция собственно военных, то есть подконтрольных Министерству обороны РФ или связанных с ним, СМИ (таких, как газета «Красная звезда») на критические высказывания отечественных и зарубежных

1 Надо дожить до «дембеля». Репортаж из боевых порядков остановленной армии // Комсомольская правда, 12 июля 1995 г., стр. 3.

2 Там же.

масс-медиа была откровенно запоздалой. При этом сотрудники военных изданий демонстрировали скорее ретроспективный взгляд на события, чем осмысленный ответ на наступление «с другой стороны» информационного фронта. Впрочем, уже к концу 1996 г. военные фактически признали свое поражение в информационном противоборстве, следствием которого стало собственно военное поражение России в первой чеченской кампании. По словам полковника Генерального штаба ВС РФ А. Крайнева, «довольно часто информационно-пропагандистская работа чеченских сепаратистов сдабривалась откровенными фальсификациями, но тем не менее имела успех. И главным образом потому, что велась активно, динамично, постоянно и по различным направлениям, с различными слоями общества как в России, так и за рубежом. Эффективность и профессионализм информационных структур Дудаева ярко контрастировали с беспомощностью и пассивностью органов по воспитательной работе федеральных войск»3.

Анализируя причины поражения, сотрудник «Независимого военного обозрения» А. Бондаренко отмечал, что «сегодня, в условиях открытого демократического общества и свободы печати, информационно-пропагандистское освещение действий войск <...> становится самостоятельным видом обеспечения боевых действий»4.

Таким образом, следует отметить, что российское руководство (в том числе военное), действуя непоследовательно с самого начала вооруженного конфликта, не единожды уронив свой имидж в глазах российской и мировой общественности, не сделало затем почти ничего для его восстановления. Российские СМИ оказались в сложном положении: демократические идеалы, обладавшие в середине 1990-х гг. определенной притягательностью, требовали объективного и непредвзятого освещения событий с учетом мнений обеих противоборствующих сторон, а условия свободного рынка и «дикой» конкуренции подразумевали необходимость добиваться прибыли, загружая эфир и первые полосы эксклю-

3 Крайнев А. Психологическая война // Независимое военное обозрение, 10 октября 1996 г.

4 Бондаренко А. Циклические трансформации нашей «информации» // Независимое военное обозрение, 10 октября 1996 г.

зивным материалом. Кроме этого, поднимать сильно пошатнувшийся престиж Российской армии в рассматриваемый период было явно «немодно», а делать это за свой счет российские масс-медиа по понятным причинам не стремились. Собственно военные издания, подобные газете «Красная звезда», реагировали на изменения ситуации несколько аморфно, занимаясь, скорее, рефлексией по поводу своих неудач, чем непосредственно информационным обеспечением действий федеральных сил. В подобных условиях поражение центра в «войне за смыслы» было практически предопределено, а главным проигравшим по итогам первой чеченской кампании оказался российский народ, вынужденный в непростой экономической ситуации оплачивать (в том числе кровью) существование новой «черной дыры» на карте страны. По сути, особенностью работы СМИ в первую чеченскую войну стало отражение той трагической ситуации, в которой находилась вся страна в этот период.

Кроме того, не выглядит преувеличением утверждение о том, что российские СМИ так и не стали в ходе конфликта самостоятельной силой, полноценной «четвертой властью». Лавирование в потоках рыночных отношений превратило прессу и телевидение в достаточно эффективное орудие в руках сил, наделенных значительными финансовыми и политическими ресурсами. В результате реальное влияние российских средств массовой информации на урегулирование вооруженного конфликта в Чеченской Республике было, по всей видимости, весьма ограниченным. С другой стороны, следует отметить, что, вскрывая очевидные проблемы федеральных сил, описывая серьезные жертвы и разрушения, сопровождавшие боевые действия, пресса и телевидение оказывали постоянное информационное давление на власть и общество, подводя миллионы людей к мысли о необходимости разрешения конфликтной ситуации, желательно мирным путем.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.