УДК 81.411
А. О. Велижанина ОБ ОСНОВНЫХ АСПЕКТАХ РАССМОТРЕНИЯ ПРАВОСЛАВНОГО ТЕКСТА
НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИМ. Р.Е. АЛЕКСЕЕВА
Основанием понимания мировой культуры является интертекстуальное взаимодействие, отсылающее к конструированию культурного пространства посредством восприятия дискурсов, наделенных смысловой многомерностью. Таковым является Библия - текст, наделенный неоспоримым авторитетом, источник безусловных аксиом. Стилеобразующие черты церковно-религиозного текста должны соответствовать принципам прояснения евангельской мысли, воссоздавая последовательность интерпретаций: Евангелие - Апостол и Ветхий Завет - Постановления Святых Вселенских Соборов и Правила Святых Апостолов - Святоотеческая литература.
Ключевые слова: интертекстуальность, православный текст, Библия, дискурс, социальная концепция РПЦ, языковое оформление.
Освоение, восприятие культурных смыслов, содержательных и целевых компонентов литературы, изобразительного искусства, осознание глубинных причин и того, что называется высоким смыслом, что присуще любой интеллектуальной, духовной деятельности - проблема, которая должна решаться в том числе и системой образования (обучения и воспитания) - вкупе школьного, и профессионального, и высшего и т.д. Очевидно, основанием для понимания мировой культуры является признание её обогащенным результатом интертекстуального взаимодействия, откликом на общемировые или национальные прецедентные тексты, живым организмом, порождающим новые тексты сверхличного характера и участвующим в межтекстуальном диалоге.
Интертекстуальность, по Ю.М. Лотману, - это способность накапливать информацию не только за счет отражения действительности, но и опосредованно, извлекая её из других текстов. Именно интертекстуальность делает текст своего рода матрицей, сквозь которую просматривается другой текст; именно интертекстуальность обеспечивает тексту такое качество, как смысловая многомерность, пространственно-временная бытийность. Интертекст -это информационная реальность, в которую мы погружены. Литературное произведение «живет контекстами..., всё его содержание только в нем, и все его содержание - вне его, только на его границах, в его небытии как текста» [1, с. 76].
Интертекстуальность отсылает читателя к уже ранее написанным текстам. Поэтому процесс чтения может стать практически бессмысленным, если в основе читательского взаимодействия с «большой» и не очень литературой не лежит сознательное, неоднократное, освоение необходимых интертекстов. При этом авторское намерение, воплощаемое в «образе автора», остаётся, как правило, малопонятным; более того, читатель может приписать автору (и чаще всего приписывает) какие угодно воззрения и убеждения, поскольку интертекстуальная основа произведения «потребителем» художественного произведения игнорируется. «Базовым» интертекстом для русской национальной, общеевропейской, частично и общемировой культуры является Библия. «В едином культурном пространстве, - пишет Е.М. Дроно-ва, - находятся <...> тексты, обладающие определенным неоспоримым «авторитетом», приобретшие его в результате существующей к конкретной среде традиции воспринимать их как источник безусловных аксиом. Таким текстом является <. > Библия, цитаты и аллюзии из текстов которой пронизывают буквально все тексты, созданные в Новое время» [2]. Необходимо заметить, что сейчас в отечественной научной литературе фиксируется устойчивый и разнообразный интерес к церковно-религиозному стилю, религиозному дискурсу, православному социолекту, религиозным жанрам, к языку религиозных, в частности библейских,
текстов и пр.; российская наука подключилась к исследованиям феномена религиозного стиля, которые в течение многих лет проводились зарубежными специалистами. А необходимость изучения библейских текстов признают даже ученые-атеисты. Так, лауреат Нобелевской премии физик В. Гинзбург в одном из телеинтервью утверждал: «Я уверен, что каждый более или менее культурный человек понимает огромную ценность Библии... Знание Библии совершенно необходимо каждому культурному человеку, поэтому уже в школе, конечно, должна освещаться Библия». Будучи базовым источником общекультурной прецедентности, Библия собой являет пример межтекстуального взаимодействия, что, в частности, будет нами проиллюстрировано ниже.
Можно ли применять к исследованию религиозного православного текста уже выработанные стилистикой подходы и критерии? С нашей точки зрения, безусловно. И мы в предыдущих наших работах характеризовали стилеобразующие черты церковно-религиозного стиля [3]. Однако заметим: основой стилеобразования, доминантой, вне которой все исследования, характеристики православного текста любого жанра, объема, авторства и пр., можно считать погрешающими, атомарными и субъективистскими, - является соответствие текста благовестию, смыслу, предназначению, аргументации, языковому оформлению Святого Евангелия. Собственно, вся православная литература - богословская, проповедническая, даже художественная и т.д. - должна в разных жанровых авторских вариантах стержнево доносить, практически и в соответствии с историко-временными реалиями разъяснять и прояснять Евангельскую мысль. Можно построить даже некоторую интерпретационную цепочку: Евангелие - Апостол и Ветхий Завет - Постановления Святых Вселенских Соборов и Правила Святых Апостолов - Святоотеческая литература. Можно утверждать, что в этом отражается очень важный познавательный принцип - от Закона до его практического применения, -который необходимо учитывать, в том числе, при систематизации и изложении содержания любой учебной дисциплины.
С этим принципом сообразуется и один из основных документов РПЦ «Основы социальной концепции РПЦ». «Во взаимоотношениях между Церковью и государством должно учитываться различие их природ. Церковь основана непосредственно Самим Богом — Господом нашим Иисусом Христом; богоустановленность же государственной власти являет себя в историческом процессе опосредованно. Целью Церкви является вечное спасение людей, цель государства заключается в их земном благополучии. «Царство Мое не от мира сего» — говорит Спаситель (Ин. 18. 36). «Сей мир» отчасти повинуется Богу, отчасти же, и главным образом, автономизирует себя от собственного Творца и Господа. В той степени, в какой мир не подчиняется Богу, он подчиняется «отцу лжи» сатане и «во зле лежит» (Ин. 8. 44; 1 Ин. 5. 19). Церковь же — «тело Христово» (1 Кор. 12. 27), «столп и утверждение Истины» (1 Тим. 3. 15) — в своей таинственной сущности не может иметь в себе никакого зла, ни тени тьмы. Поскольку государство есть часть «мира сего», оно не имеет части в Царстве Божием, ибо там, где Христос «всё и во всем» (Кол. 3. 11), нет места принуждению, нет места противопоставлению человеческого и Божия, а следовательно, нет там и государства» [4]. В приведенном отрывке авторы ссылаются на Евангелие от Иоанна, на Послания Святого Апостола Павла к коринфянам, к Апостолу Тимофею, к колоссаям. Заметим, что приведенные цитаты «Царство Мое не от мира сего», «мир сей», «тело Христово», «столп и утверждение Истины» обладают для любого христианского православного текста, если можно так сказать, абсолютной прецедентностью, многообразно функционируя в церковной литературе; они узнаются любым, участвующим в Евхаристической церковной жизни человеком, они, что называется, «на слуху».
В соответствии с вышеуказанным принципом некоей идейно-смысловой преемственности может быть организован и такой жанр, как молитва, - «самый совершенный религиозный акт, диалог, разговор с Богом» [5, 156]. Скажем, в нелитургических «Молитвах ко Пресвятой Богородице на каждый час дня» автор так воспевает Пресвятую Деву: «.жезл слепым, спасительный вождь заблуждающихся, святой ковчег, которым спасены мы от грехов-
ного потопа; несгораемая купина, которую созерцал Боговидец Моисей; .. .Богописанная скрижаль.; стамна, вместившая в себя манну;... прозябший жезл Ааронов, росоносное руно Гедеона;. Град Божий, о котором преславная глаголашася (Пс. 86, 2); ...Иезекиилевы врата, зряща на восток (Иез. 40,6); раскаленные клещи, которые видел Исаия (Ис. 6,6); несеко-мая гора Данилова (Дан. 2, 34). [6, с. 222-223] . Метафорически и аллюзивно в памяти читающего это молитвословие восстанавливает практически всю историю Ветхого Завета: и скрижали Завета, врученные Господом Пророку Моисею на горе Синай; и хранившийся в скинии ковчег Завета, внутри которого были манна и прозябший (т.е. «процветший») жезл Аарона - брата Моисея; и построенный праведным Ноем ковчег, благодаря которому спасся от гибели во время потопа праотец со всем своим семейством; и до сих пор бережно хранящийся в египетском монастыре Св. Екатерины терновый куст (купина), который горел, но не сгорал, - очевидцем этого чуда был Св. Моисей. Исторические события предстают не только некими символами, но и вневременными прообразованиями, проявлениями духовной целостной «связи времен». К некоторым прецедентным текстам автор дает ссылки на конкретные книги Библейского Ветхого Завета. Такое в смысловом отношении иерархически строгое и последовательное построение любого православного текста оберегает читающего и произносящего его от мировоззренческого хаоса, мыслительной непоследовательности, постепенно погружая в понятную, но не до самой глубины понятую систему целей, смыслов, ключевых слов; приводя к осознанию вечности и незыблемости искони установленных законов, одинаковость действий которых можно проследить в жизни и Первочеловека Адама, и Праотцев, и Святых, и несвятых, и в собственной жизни, наконец.
Ещё один немаловажный аспект рассмотрения православного текста - многозначность, многослойность, метафоричность слов, языкового оформления, что также в последнее время привлекает внимание науки. Так, современные ученые рассматривают семантическое многообразие концептуальных смыслов православного религиозного текста - «вера», «жизнь», «смерть», «Бог», «Учитель», «прелесть», «радость», «гордость» (Бобырева Е.В., Балашова Е.Ю., Дьячкова Н.А., Васильева А.Д. и др.). Благодаря погружению в семантическое многообразие слова в религиозном тексте, можно утверждать, что именно в православном дискурсе слово не только функционирует в единстве различных по глубине лексических значений, постепенно, при многократном обращении к слову воспринимаемым и осознаваемым, - но и проявляет особую способность приращивать дополнительное, контекстуальное значение, которое, впрочем, нельзя считать абсолютным оригинальным словотворчеством автора, поскольку это «новое», можно сказать, идейно зиждется на старом. Например, столповое понятие «любовь» в православной литературе (в Библии, Святоотеческой литературе) трактуется следующим образом: Бог; огонь, согревающий душу, сердце; блаженство (нематериальное); неоскудевающий источник слез; памятование о Боге, бесстрастие; умное чувство; мать добродетелей; глава закона и пророков; поток радования; благо, благодать; счастье; радость, безусловная любовь; простота; мир; Вера, Богоугождение; благое расположение души; смирение; премудрость; благословение; гармония; милосердие; сострадание; примирение; терпение и пр. Нужно заметить, что такая смысловая многогранность, безусловно, не может не удивлять, но с другой стороны - понятна и близка людям, находящимся в постоянном, скажем так, взаимодействии с религиозным текстом.
Нижегородский ученый Л.П. Клименко пишет: «Традиционно выделяются следующие уровни прочтения одного и того же сакрального текста: 1. Буквальный, опирающийся на прямые значения слов и отражающий конкретные исторические события. 2. Аллегорический, на котором внимание читателя направлено на раскрытие смысла знака, символа, заключенного в тексте. 3. Моральный, который раскрывает прагматику текста, соответствие его содержания личным духовным потребностям читателя. 4. Анагогический... - это высшая ступень понимания текста, уровень чистого созерцания, на котором происходит переход от мира видимого, материального, к миру невидимого, сакрального» [7, с. 14]. Та самая удивительная лексическая многозначность, многоцветность, возникающая в сакральном тексте, воспринимается читателем совсем не как оригинальность, контекстуальное словопроизвод-
ство или игра слов именно потому, что позволяет не проникнуть на авторскую кухню или в лабораторию словотворчества, а проникать, вернее даже, подниматься от буквального, начального, прочтения к анагогическому. Именно это постепенно, сокровенно приоткрывающееся свойство православного текста обусловливает стремление и необходимость постоянного осознанного обращения к нему. Собственно говоря, перечисленные выше уровни прочтения могут быть символизированы некоторым лучом, начало которого - буквальное прочтение и понимание текста, но цель - проникновение посредством него в горний мир. Луч этот, безусловно, прямой, но протяженность его для каждого человека разная, однако, ещё раз повторим, направление и целевые средства достижения, в том числе текст, незыблемы, поскольку истинны. Поэтому Апостол Павел предупреждал: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1.8).
Научное исследование православного текста, по-видимому, ограничено первыми двумя уровнями прочтения текста; в рамках научного трактования православный текст воспринимается не в полноте, «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (1 Кор. 13, 12). Научное исследование православного текста, безусловно, необходимо, но совершенно недостаточно не только для полноты и всесторонности его восприятия, но и для понимания, хотя бы в общем, цели религиозного человека - «стяжания Духа Святаго Божьего», по словам Преподобного Серафима Саровского. В связи с этим, с нашей точки зрения, любой ученый, занимающийся изучением, исследованием православных текстов, безусловно, должен также изучать богословскую и святоотеческую литературу, опытно постигая третий уровень и понемногу приближаясь к четвертому уровню прочтения христианского православного текста. Хотя, подчеркнем ещё раз, и буквальное прочтение любого канонического православного текста, и рассуждение о нем, и осмысление его образности и символики, и понимание его места и роли в общей христианской и общекультурной интертекстуальности, без сомения, обеспечивает качественное проникновение в суть и глубину духовной культуры, а также способствует мировоззренческой самоидентификации человека.
Одним из основных интертекстов в составе Библии, безусловно, является Псалтирь -прежде первая учебная книга русского человека, одна из книг Ветхого Завета, по которой учились читать, осваивали богодухновенный церковнославянский язык, изучали историю Древнего Израиля - духовного предка православного человека. Псалтирь является очень значимой библейской книгой, многие псалмы, цитаты и фрагменты из нее использованы во всем круге Православного Богослужения. Помимо удивительного языка, общение с Псалтирью позволяет постигать и причины, событийно-исторические реалии, символику, образность христианского текста. Продемонстрируем это на примере небольшого по объему 136 псалма: 1. На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона. 2. На вербиих посреде его обесихом органы наша. 3. Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней и ведши нас о пении: воспойте нам от песней Сионских. 4. Како воспоем песнь господню на земли чуждей? 5. Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. 6. Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего. 7. Помяни, Господи, сыны Едомския, в день Иерусалимль гла-голющыя: истощайте, истощайте до оснований его. 8. Дщи Вавилоня окаянная, блажен иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам. 9. Блажен иже имеет и разбиет младенцы Твоя о камень.
136 псалом написан или во время, или после вавилонского пленения евреев (598 - 539 гг. до н.э.), о котором историк Иосиф Флавий пишет, в частности, так: «Царь же вавилонский отправил своего военачальника Навузардана в Иерусалим для разграбления храма, причем поручил ему одновременно сжечь и царский дворец, сровнять город с землей и переселить всех жителей в Вавилонию.» [8, с. 426]. Каждое предложение этого довольно краткого текста Псалтири содержит сведения о реальных исторических фактах, которые обладают символическим и прообразовательными свойствами, демонстрируя неслучайное единство собы-
тий Ветхого и Нового Заветов (табл. 1). При составлении таблицы использованы [7,9,10], в первой колонке - порядковые номера предложений псалма 136.
Табл. 1. Характеристика событийно-символического содержания псалма 136
№ п/п Историческое событие Назидательный смысл; символическое значение
1. Указывается точное место нахождения в неволе иудеев, по-видимому, реки Тигр и Евфрат, что подчеркивает удаленность от храма, от Сиона Обладая благами и свободами, иудеи часто гордились этим, игнорируя собственные грехи. Бог наказывает (т.е. учит) пре-зрителей Его благ. Плененные иудеи изображают людей (в т.ч. христиан), плененных духовным Навуходоносором -диаволом, погруженных в Вавилонские реки греха и страстей. Должно плакать о духовном Сионе - граде Бога Живаго
2. Закон повелевал прославлять Бога, в т.ч. и пением, только в Иерусалиме, поэтому органы (музыкальные инструменты) оказались здесь не нужны, были повешены на вербах Вербы - бесплодные деревья, именно на них были повешены музыкальные орудия, которые теперь были в бездействии, т.е. бесплодными. Повешенные на вербах органы могут символизировать тела и души, поднятые на высоту чистоты жизни для того, чтобы не впасть в омуты греховных рек вавилонских, в потоки нечистоты. Сион может означать и рай, из которого человек был изгнан в Вавилон - в этот мир. Нужно помнить прежнюю райскую жизнь и просить Бога о возвращение туда, в прежнее Отечество. Скоротечность жизни, бездумность человека может привести к тому, что песнопения и псалмы заменяются рыданием. Вавилон - то место, где Господь смешал языки (значит, и мировоззрения, и обычаи и пр.), и пленные иудеи, находившиеся здесь в «смешении», прообразуют христиан, которые во время гонений, живя в смешении среди нечестивых, не должны отрекаться от Крещения и забывать о Церкви
3. Вавилоняне, разрушившие Иерусалим, приказывали пленным петь песни Сиона, в которых обычно воспевалась слава и величие Иерусалима, по-видимому, чтобы надругаться над божественными предметами; но евреи, прежде зачастую попиравшие закон, на чужой земле не дерзнули его нарушить Скорбь делает человека сильнее, смиряет его душу
4. Иудеи не могли петь в чужой стране, поскольку нечистым ушам нельзя слышать таинственные божественные песнопения Земля чуждая - мир сей, область греховная. Также земля чуждая - сердце, устранившееся добродетели, поэтому ему нельзя преподавать божественные таинства. Невозможно, не освободившись от пристрастия к миру, искренно любить Бога. Сердце иносказательно называется землею, а песнь - чистой и нерассеянной молитвой. Пока душа возмущаема страстями, она не сможет петь Богу чистую песнь - молиться
5. Забудь играть на арфе, десница; пусть будет забыта сила моя, иссохнет рука моя. Существует также предание, что иудеи для воспоминания о потерянном Иерусалиме вырезали его изображение на камнях перстней, чтобы при взгляде на них вспоминать дорогой сердцу город Настанет время, когда многие убедятся в невозможности войти в горний Иерусалим. Поэтому нужно устраивать свою настоящую жизнь так, чтобы не стать изгнанниками из вожделенного вышнего града
Окончание табл. 1
6. Когда иудеи потеряли свое Отечество, то стали внутренне искать его, тосковать, жить надеждой на возвращение Десница - добродетельные действия, язык - созерцание и знание, так как язык - служебное оружие слова; гортань -страсть горла, страсть удовольствия. Очень жесткие слова: если будет забыт вышний град и Господь, то пусть буду подвергнут проклятиям, буду погружен в праздность, в сладострастие
7. Евреи просят наказать злейших своих врагов, сынов Едомских, потомков Исава, которые были вместе с вавилонянами, разрушавшими Святой город, и требовали уничтожить его до основания Сыны Едомские - это гонители святой Церкви, демоны, враги человеческого спасения, которые хотят истощить богатство души человека до основания
8. Вавилон, т.е. дочь Вавилонская, несчастный, поскольку постигнет его истребление. Проявление страсти пленников, ярости и печали одновременно Предсказание падения и будущего разграбления Вавилона. Победа Бога над Вавилоном духовным, как местом обитания страстей, пристрастия к земному, к богатству. Дочь вавилонская - грех
9. Вавилоняне поступали крайне жестоко с иудейскими младенцами. И пленники распространяет свой гнев на вавилонских детей, чтобы не произвели они много зла Иерусалим - душа человека, Вавилон - нечестие, грех, уничтоживший добродетель. Младенцы вавилонские - семена зла и страстных помыслов, которые нужно разбить о камень веры, о спасительную Молитву Иисусову (Христос - камень), чтобы не возрастало в нас зло. Также младенцы вавилонские - вредные учения, которые могут быть истреблены словом истины
Текст 136 псалма активно используется в Православном богослужении: еженедельно читается на утрене пятницы, во время Великого поста - все шесть недель на утрене среды и третьем часе пятницы, поется на утренях в неделю о блудном сыне, в неделю о Страшном Суде и в Прощеное воскресенье. Заметим, что практически каждое слово в псалме 136 является концептуально значимым для православного сознания и христианской истории: «плен» (ассоциации с пленом духовным, исторические параллели с пленением и, по сути, рабством евреев в Египте), «младенцы» (символ начальных нечистых помыслов; аллюзивно - невинно убиенные младенцы, том числе Вифлеемские - первая жертва за младенца Христа), «река», «песня» и т.д. Необходимо заметить, что псалом 136 является интертекстом не только для православного дискурса, но и для культуры в целом. Так, он цитируется, упоминается или аллюзивно используется такими авторами, как Комоэнс, Жорж Санд, Фолкнер, Коэльо и др; содержание псалма приобрело поэтическую форму в произведениях, в частности, С. Маршака и Ю. Кима, а также было положено на музыку Дж. Верди, Ю. Кимом и др.
Содержание псалма, как и других 149 псалмов, нашло свое продолжение в «Псалтири ко Пресвятой Богородице» Св. Дмитрия Ростовского и в Псалтири Прп. Ефрема Сирина. Оба автора используют как основной мотив оплакивания греха, малодушия, нерадения. Текст Дм. Ростовского очевидно отсылает нас к первоисточнику: «На реках Вавилонских плакаху сетующие евреи, мы же о грехах наших возрыдаим»; при этом автор надежды о прощении грехов и спасении связывает с ходатайством Пресвятой Богородицы, поскольку «святыми и благоприятными к Нему (т.е. ко Христу - А.В.) о нас молитвами Ея достигнути небесныя безконечныя жизни чаем и веруем и исповедуем» [11, с. 390].
Псалтирь Прп. Ефрема Сирина определяют как книгу богомысленных размышлений; в его версии псалма 136 мотивы неоплаканного греха и необходимости глубокого покаяния усилены, приобретают форму исповеди, самоуничижения в присутствии Бога, перемежаясь с
молитвами и мольбами о прощении и помощи ко Господу, о добродетельном окончании земной жизни.
Объёмно небольшая часть книги книг Библии, 136 псалом, духовно и культурно живет и, можно сказать, продолжается в общекультурном пространстве, которое насыщено образами, реминисценциями, самое главное - идеями Ветхого и Нового Заветов. Игнорировать это, в частности, при конструировании образовательного (т.е. не только учебного, но и воспитательного) пространства, безусловно, нельзя. Духовный дилетантизм, культурное невежество, засилье обиходного сознания в студенческой среде не могут не беспокоить сообщество преподавателей, поскольку «.акцент на профессиональной компетентности специалиста в образовательном процессе зачастую приобретает гипертрофированные формы и вместе с очевидными плюсами влечет за собой и негативные последствия <...>. Такое положение в образовательной сфере вызывает опасение за будущее нашей науки, производства и социума в целом, ведь мы должны производить не роботов по разным специальностям с определенным набором функций и опций, а в первую очередь человека, обладающего высокой степенью личной зрелости.» [12, с. 178]. Погружение в духовную и культурную среду не может происходить атомарно, сегментарно, что искажает или полностью нарушает понимание единства картины мира и происходящих в нем процессов. Христианский православный текст многоаспектно и, что ещё важнее, многослойно центрирует и объясняет всю духовную и даже историческую событийность, пронизывающую внешнюю и внутреннюю жизнь человека.
Библиографический список
1. Библер, В.С. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры [Текст] / В.С. Библер. — М., 1991.
2. Дронова, Е.М. Интертекстуальноть и аллюзия: проблема соотношения [Текст] // Язык, коммуникация и социальная среда. 2010. Выпуск 3.
3. Велижанина, А.О. К вопросу о статусе религиозно-церковной речи [Текст] / А.О. Велижанина, В.В. Филатова // Актуальные проблемы социальной коммуникации: материалы четвертой всероссийской научно-практической конференции. - 24 апреля 2013 г. - Н.Новгород, НГТУ.
4. Основы социальной концепции РПЦ / Официальный сайт Московского Патриархата «Русская православная Церковь» [Электронный ресурс] // Режим доступа: www.patriarchia.ru/document (Дата обращения 01.02.2016).
5. Zdybicka Z. Czlowiek i religia. - Lublin, 1984.
6. Молитвы, акафисты, каноны и Псалтирь ко Пресвятой Богородице. - М.: Ковчег, 2006.
7. Клименко, Л.П. Словарь переносных, образных и символических употреблений слов в Псалтири [Текст] / Л.П. Клименко. - Нижний Новгород: Издательство «Христианская библиотека», 2012.
8. Флавий Иосиф. Иудейские древности. Иудейская война. Против Апиона [Текст] / пер. с греч. -М.: Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2011.
9. Псалтирь в святоотеческом изъяснении [Текст] / - Свято-Успенская Почаевкская Лавра, 2007.
10. Зигабен. Г. Евфимий. Толковая Псалтирь Электронный ресурс] // Режим доступа: htpp: // www.patriarchia.ru/ (Дата обращения 01.02.2016).
11. Молитвы, акафисты и Псалтирь ко Пресвятой Богородице. - М.: Ковчег, 2006.
12. Кириллова, Н.Н. Проблема формирования приоритетов в сфере образования у студентов технического вуза на базе речеведческих дисциплин [Текст] // Многоуровневое общественное воспроизводство: вопросы теории и практики. Сборник научных трудов. - Вып. 4(20). - Иваново: изд-во «Ивановский гос. университет», 2013.