CC BY
89
ИСТОРИЯ
А. М. Пушкарев
А. М. Пушкарев
ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ ПОНЯТИЯ «ИСТОРИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ» В НОВЕЙШИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ РОССИЙСКИХ УЧЕНЫХ
Тема «история повседневности» вначале была поднята западными исследователями. «Разные виды деятельности и те, кто ими занимается, имеют свои истории. Эти истории, в свою очередь, могут быть так же важны, и возможно более интересны, чем ограниченные отчеты о политических событиях прошлого. Они могут помочь понять самих себя» - так оценил значение изучение повседневности, «своих историй» разных людей один из выдающихся западных социальных историков Питер Стернс1.
Спустя примерно 20 лет после опубликования этих строк интересом к «истории повседневности» оказались отмечены и работы российских ученых - как раз тех, кто обратился к изучению истории «нового быта» 1920-х гг.2 Их взгляд на проблему заслуживает пристального внимания. Так, Ю.А. Поляков в статье «Человек в повседневности (исторические аспекты)»3, отмечает чрезвычайную важность и актуальность «по-вседневноведения», ссылаясь на мировой научный опыт последних лет. При этом он дает достаточно расплывчатое определение концепта «история повседневности» как «суммы миллиардов судеб людей, живущих в далеком и близком минувшем». Конкретизируя, он выделяет ряд направлений изучения вопроса: историко-демог-рафическое направление, изучение истории брака, семьи, взаимоотношений полов и сексуальной культуры, изучение жизненных условий (куда автор включает жилищные условия, медицинское обслуживание, досуг, транспорт и т.д.).
Отметив ведущую роль междисциплинарно-сти при изучении истории повседневной жизни, Ю.А. Поляков полагает, что «специфические задачи и методики этнологии совершенно недостаточны для познания многогранности человеческого бытия»4. Он говорит о необходимости «сотрудничества всех исторических дисциплин», в том числе этнологии, истории культуры, демографии и тем самым он пытается определить степень взаимодействия и пересечения социальной истории в целом и вспомогательных дисциплин на общем поле «истории повседневности». Примечательно и важно, что этот исследователь
включил в «повседневноведение» изучение «полового вопроса» в России и СССР, то есть сексуальной культуры - ведь «на Западе это направление уже получило широкое развитие»5. Публикация статьи в Ю.А. Полякова в одном из ведущих российских исторических журналов показательна - консервативная часть российского исторического сообщества начала признавать актуальность поставленной проблематики в свете заинтересованности западных ученых аналогичными вопросами.
Вопрос о соотношении традиционной истории, социальной истории и истории повседневности рассматривает также один из наиболее ярких российских авторов, изучающих историю советской повседневности - С.В. Журавлев6. В очерке, служащем предисловием к последней монографии исследователя7, он поднимает проблему соотношения социальной истории, истории повседневности и истории быта. Поскольку предметом изучения автора стало российское общество в 1920-1930-е гг., он отметил: для исследования советской истории «задачей номер один» является «изучение... взаимодействия общества и власти как единой системы». С точки зрения социальной истории, считает он, «традиционное деление людей на более и менее значимые субъекты исторического процесса не может считаться оправданным в том числе из-за уникальности и самоценности человеческого индивидуума как такового... Новый ракурс социальной истории заключается в том, что она исходит из мнения о человеке как активном действующем лице прошлого». С.В. Журавлев доказал, что история повседневности, активно разрабатываемая в последние годы, сейчас тесно переплетена с другими течениями социальной истории - микроисторией, биографической историей, историей эмоций, ведь она выдвигает «на передний план исследование социальной практики людей (курсив мой. - А.П.)» и не стремится к «глобальным обобщениям». Изучение прошлого историки повседневности заставили увидеть, таким образом, как «процесс его реконструкции». С точки зрения дефиниций, существенно замечание С.В. Журавлева о необходимости
160
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2006
© А. М. Пушкарев, 2006
Об определении понятия «история повседневности» в новейших исследованиях российских ученых
разделения повседневности на «бытовую» (сфера личной жизни, семья, дом, дети, досуг, дружба) и «производственную». Мне видится в этом актуальность поиска адекватных методик, призванных связать воедино «пестроту» исторического действа с учетом многообразия личного опыта и форм поведения людей. «Возвратить историю к человеку и повествованию, к рассказам о прошлом, реконструируя его... на другом качественном витке», основываясь на взгляд на события «снизу», «глазами и словами рядового человека», на основе новых источников и на базе достижений смежных наук о человеке и обществе (историческая антропология, лингвистика, психология, этнология, демография»8 - вот круг задач, постулируемых С.В. Журавлевым применительно к анализируемому направлению социальной истории.
В ряде других работ, посвященных анализу российской и советской повседневности той или иной эпохи, методологическим проблемам уделяется гораздо меньше места. Но нельзя не отметить монографии Н.Б. Лебиной «Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920-1930 годы»9. Это одна из первых крупных работ отечественных исследователей, посвященных практическому изучению истории советской повседневности в 1920-1930-х гг. История повседневности в данной работе рассматривается как комплекс взаимодействий девиантного (отклоняющегося от нормы) и нормативного в советской повседневной культуре. Именно на нестандартном, отличном от нормы и заостряет свое внимание автор, предоставляя читателю новый ракурс как истории повседневности в СССР в 1920-1930-е гг., так истории повседневного в целом. Для исследователя сексуальной культуры первого послереволюционного десятилетия важны те области сексуального деви-антного, которые были выделены и освещены Н.Б. Лелиной: подробно проанализированная проституция10, кратко упомянутые дискуссии по «половому вопросу» и борьба с сексуальными «извращениями» морали, аборты11.
Спустя несколько лет в сборнике статей, посвященном реформам и революциям в России XX в., вышла статья В.С. Тяжельниковой, дискутирующая с методом изучения истории повседневности, предложенным Н.Б. Лебиной. «Отмечая новаторский характер исследования Н.Б. Лебиной и отдавая ему должное, вряд ли
можно признать предложенную ею стратегию изучения повседневности перспективной», отмечает автор, подчеркивая что «построение исследовательской стратегии в русле дихотомии «нормально-ненормально» само по себе вносит существенные априорные ограничения в исследовательский процесс». В.С. Тяжельникова подчеркивает, что Н.Б. Лебина пытается поместить имеющийся у нее фактологический материал в рамки «прокрустова ложа» выбранной парадигмы, что приводит к «несколько упрощенным обобщениям»12. В то же время, автор подчеркивает важность и верность концепций, избранных С.В. Журавлевым и А.К. Соколовым13, также причисляя к сторонникам их метода и Е.Ю. Зуб-кову14, ссылаясь на ее монографию о советской повседневности после Великой Отечественной войны. Однако, сам С.В. Журавлев, отсылая в своей монографии к более ранней работе Е.Ю. Зубковой, посвященной проблемам исторической памяти15, считает ее точку зрения о разделении истории повседневности на две истории - «большую», профессиональную, и «малую», обыденную, понимающей изучение истории повседневности как изучение взаимодействия этих двух историй, «весьма спорной»16.
С точки зрения В.С. Тяжельниковой, «центральная проблема, возникающая при обращении к истории повседневности первых послереволюционных лет и межвоенного периода в целом -это характер происходящих в обществе трансформационных процессов, выявление их конкретных механизмов»17. Автор иллюстрирует свою концепцию повседневности после 1917 г. рядом примеров «бытового» характера (голод, топливный кризис и т.д.), в то же время не упоминания в статье никаких фактов, связанных с историей «нового быта» или гендерной системы, преобразований в этой сфере, хотя именно изменения в сфере отношений полов были одним из значимых трансформационных процессов тех лет. Аналогично «не замечает» вопросы пола или уделяет им недостаточное внимание подавляющее большинство авторов, опубликовавших в сборнике свои статьи о различных аспектах повседневности послереволюционных лет.
Другие попытки определить проблемное поле «истории повседневности»18, разделить его с «не-повседневным», крайне редки: «историю повседневности» то сводят к микро-истории19, то ставят знак равенства между изучением «по-
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2006
161
ИСТОРИЯ
Н. Г. Новосёлова
вседневности» и традиционными исследованиями быта, хотя и не признаются в этом открыто.
С точки зрения современных теоретиков вопроса, историческая наука, как правило, «пасует перед современностью с ее альтернативами и скрытыми от документальных источников три-виальностями»20. Однако и культурологические штудии отдельных аспектов повседневного (цвета, деталей одежды, запахов и проч.) могут таить в себе опасность схематизации, осовреме-ненивания, упрощения21. Вместо скрупулезного анализа многочисленных фактов, культурологии размышляют о семиотике идеологем, связанных с тем или иным предметом22: само по себе важно и это, но оно не раскрывает всего «многоголосия» истории повседневности. Напротив, конкретно-историческим исследованиям, в том числе на материалах российской провинции, вносящим огромный вклад в анализ темы, не хватает широты взгляда: по сути - это краеведческие штудии, без которых, впрочем, не может быть создано общей картины повседневности слоя, класса, социальной группы23. Перекоса в сторону бытописательства и эмпиризма удалось избежать разве что группе молодых петербургских исследователей, но выпущенным ими сборникам не хватает тематического и идейного единства24.
Трудно, однако переоценить все эти материалы для дальнейшей рефлексии на тему «история повседневности», их как иллюстративный, так и эвристический потенциал25.
Примечания
1 Stearns P. Introdustion // Stearns P. The Other Side of Western Civilisation. - N.Y., 1976. - V 2. - P. 5.
2 Российская повседневность 1921-1941. Новые подходы. - СПб., 1995.
3 Поляков Ю.А. Человек в повседневности (исторические аспекты) // Вопросы истории. -2000. - № 3. - С. 125-132.
4 Там же. - С. 127.
5 Там же. - С. 129.
6 Кроме монографии см., напр.: Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 гг. / Отв. ред. А.К. Соколов / Авторы текста и комментариев А.К. Соколов, С.В. Журавлев, В.В. Кабанов. - М., 1997; Общество и власть. 1930-е гг. / Отв. ред. А.К. Соколов / Авторы текста и комментариев А.К. Соколов, С.В. Журавлев. - М., 1998; Журавлев С.В., Соколов А.К. Повседневная жизнь советских
людей в 1920-е гг. // Социальная история. Ежегодник. 1997. - М., 1998. - С. 287-332; Журавлев С.В. Иностранная колония московского Электрозавода в начале 1930-х гг. : опыт микроисследования // Социальная история. Ежегодник. 1998/ 99. - М., 1999. - С. 366-410 и др. Также см. материалы круглого стола, посвященного обсуждению монографии «"Маленькие люди" и "большая история": иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-х - 1930-х гг.» (М., 2000) в сборнике: Теоретические проблемы исторических исследований / Отв. ред. Е.И. Пивовар. Вып. 4. Май 2002. - М., 2002. - С. 118134.
7 Журавлев С.В. «Микроскоп» и «скальпель» в руках исследователя: новые подходы и инструментарий социальной истории // Журавлев С.В. «Маленькие люди» и «большая история»: иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-х - 1930-х гг. - М., 2000. - С. 5-25.
8 Там же. - С. 1, 5, 7, 15, 19-20.
9 Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920-1930 годы. -СПб., 1999.
10 Об этом см.: ЛебинаН.Б., ШкаровскийМ.В. Проституция в Петербурге. - М., 1994.
11 Лебина Н.Б. Повседневная жизнь... - С. 7998; 270-276; 281-292 соотв.
12 Тяжельникова В.С. Повседневность и революционные преобразования советской власти // Россия в XX в. Реформы и революции / Под ред. Г.Н. Севостьянова. Т. 2. - М., 2002. - С. 85.
13 См. сн. 6.
14 Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 19451953 гг. - М., 1999.
15 Зубкова Е.Ю. О «детской» литературе и других проблемах нашей исторической памяти // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. - М., 1996. - С. 155-157.
16 Журавлев С.В. «Микроскоп». - С. 16.
17 Тяжельникова В.С. Повседневность. - С. 87.
18 Мифология и повседневность: Материалы научной конференции 18-20 февраля 1998. -СПб., 1998; Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953 гг. - М., 1999; Журавлев С.В. «Микроскоп». - С. 5-25; Сенявский А.С. Повседневность как методологическая проблема микро-и макро-исторических исследований (на материалах российской истории XX в.) // История
162
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2006
Актовые материалы и статистические источники по изучению исторического развития Нерехты..,
в XXI в. Историко-антропологический подход в преподавании и изучении истории человечества. - М., 2001.
19 «Главным приемом исследования является микроанализ...» (См.: КурьяновичА.В. История повседневности: особенности подхода, цели и методы // История в XXI в. Историко-антро-пологический подход в преподавании и изучении истории человечества. - М., 2001. - С. 35).
20 Касавин И. Т., Щавелев С.П. Указ. соч. - С. 197.
21 Кон И.С. Битва за штаны: этикет, мода, политика, идеология // Человек. - 2001. - N° 5; Бру-силовская Л.Б. Культура повседневности в эпоху
«оттепели» (метаморфозы стиля) // Общественные науки и современность. - 2001. - N° 1; Вайн-штейн О. Семиотика «Шанель № 5» // Книжное обозрение. - 2003. - № 11. - 17 марта. - С. 23.
22 ПастуроМ. Синий: история цвета. - М., 2000.
23 См., например: Женская повседневность в России в Х\!П-ХХ вв. / Под ред. П.П. Щербинина. - Тамбов, 2003.
24 История повседневности. Сборник научных работ / Под ред. М.М. Кром. - СПб., 2003 [Серия «Источник. Историк. История». Вып. 3].
25 Гудков Л. Культура повседневности в новейших социологических исследованиях. - М., 1993.
Н. Г. Новосёлова
АКТОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ И СТАТИСТИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ ПО ИЗУЧЕНИЮ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ НЕРЕХТЫ XIII - XVIII ВВ.
Задача всестороннего изучения исторического прошлого и культурного наследия малых русских городов является одной из ключевых ведущих тем в отечественной науке как дореволюционного, советского, так и современного периодов. Данная тенденция объясняется значимой ролью городов как основных центров общественно-политической, экономико-хозяйственной, административной и социокультурной жизни России средневекового и нового времени. Источники по социально-экономическому, политическому и культурному развитию Нерехты ХШ-ХУШ вв. следует разбить на несколько групп: законодательные документы; летописи; актовые материалы; делопроизводственная переписка; статистические источники и публицистика. Подробнее остановимся на анализе актовых материалов и статистических источников.
Актовые источники включают в себя грамоты, векселя, расписки, челобитные, отпускные, купчие XIII-XVIII вв., связанные с историей Нерехты и хранящиеся в фондах Государственного архива Костромской области (далее ГАКО). Большинство документов, хранящихся в Костромском архиве, носит хозяйственный характер. Данные материалы позволяют представить эволюцию становления и развития экономической жизни Нерехты. Сведения, характеризующие церковную организацию и религиозную жизнь горожан, отложились в актовых материалах, хранящихся в фондах КОИАМЗ «Ипатьевский мо-
настырь». Они показывают то влияние, которым пользовалась нерехтская церковная организация в крае и отмечают ее роль в формировании духовно-нравственной культуры широких слоёв городского населения Нерехты.
Одним из основных источников по теме историко-культурного развития Нерехтского края в XIII-XVIII вв. является рукопись местного историка и краеведа М.Я. Диева «Костромская Вивлиофика»1. Данный труд до настоящего времени не был опубликован полностью. На его страницах нерехтский краевед представил большое количество документов по истории не только Нерехты, но и целого ряда городов и сел Костромской губернии. М.Я. Диевым были записаны акты, грамоты, фрагменты писцовых книг, затрагивавшие вопросы экономической и культурной жизни населения края.
Значительная часть документального материала в «Костромской Вивлиофике» связана с Не-рехтой и Нерехтской землёй. Она включает в себя акты, грамоты, векселя, вкладные, меновые, купчие, отпускные, описи, выписи из вотчинных книг меры и письма и позволяет составить наиболее полное представление о жизни как нерех-тчан-мирян, так и обитателей нерехтских Трои-це-Сыпанова и Сретенско-Богородицкого монастырей в разные периоды времени.
Большое количество документов «Костромской Вивлиофики» связано с Петровской эпохой. Различные постановления, свидетельства о сбо-
© Н. Г. Новосёлова, 2006
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ N 2, 2006
163
