CC BY
54
УДК 811.161.1
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2014. Вып. 1
Г. А. Мольков
ОБ ОДНОЙ ПАЛЕОГРАФИЧЕСКОЙ ОСОБЕННОСТИ ПОЧЕРКА ВТОРОГО ПИСЦА МИЛЯТИНА ЕВАНГЕЛИЯ
Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9
В статье рассматривается одна из палеографических особенностей почерка второго писца Милятина евангелия, памятника древнерусского языка XII в. Характерные верхние ограничительные штрихи на мачтах букв данного почерка сопоставляются с аналогичной чертой в графике берестяных грамот. Библиогр. 17 назв. Табл. 1.
Ключевые слова: история русского языка, древнерусский язык, евангелие, палеография.
ON THE ONE PALEOGRAPHIC FEATURE OF THE WRITING OF THE 2-ND SCRIBE OF THE MILJATINO GOSPEL
G. A. Molkov
St. Petersburg State University, 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation
In the article one paleographic feature of the 2-nd scribe of the Miljatino gospel is discussed. The character serifs on the top of the letters' masts in the writing of this scribe are compared with the similar feature in the script of the birch bark documents of Novgorod. Refs 17. Table 1.
Keywords: history of Russian Language, Old Russian, gospel, palaeography.
Статья посвящена рассмотрению палеографических особенностей почерка второго писца (писца Б) Милятина евангелия (далее МЕ). Особенности этого почерка, по нашим наблюдениям, могут способствовать более точной датировке памятника.
Поскольку мы имеем дело с рукописным материалом — письмом чернилами на пергамене — то аспект, в котором рассматриваются палеографические особенности почерка писца Б, является не совсем обычным для палеографии. Традиционным является чёткое разграничение палеографических особенностей в зависимости от материала памятника и способа написания. Основное разграничение В. Н. Щепкин формулирует следующим образом: «письменные памятники нарезные или чеканные, находимые на разных бытовых предметах, отходят в область эпиграфики; палеография ведает только рукописи и книги» [1, с. 12]. В статье предпринимается попытка использовать палеографические данные «нарезных» памятников — берестяных грамот — для более полного описания палеографии МЕ.
Ещё Л. П. Жуковская в одном из первых исследований, посвящённых палеографическому описанию берестяных грамот, отмечала существенные отличия в написаниях на бересте и красками на пергамене [2, с. 13-17]. Вывод, к которому исследователь приходит: «Своеобразие начертаний на бересте посредством продавлива-ния знаков требует создания особого раздела палеографии» [2, с. 15]. В отношении использования данных пергаменных рукописей при описании берестяных грамот Л. П. Жуковская указывает на необходимость делать определённые поправки и проявлять каждый раз осторожность. Но в любом случае данные палеографии и языка рукописей — отправная точка, поскольку они «при настоящем состоянии науки являются величиной известной, а факты берестяной палеографии — искомой» [2, с. 18]. Однако за полвека изучения берестяных грамот и всё большего накопления их материала многие палеографические особенности поддаются достаточно точному
описанию. Синтезированы эти данные в работе В. Л. Янина и А. А. Зализняка «Палеография берестяных грамот и их внестратиграфическое датирование» [3]. С опорой на приведённые в данном исследовании факты в нашей статье палеографические особенности берестяных грамот берутся в качестве «величины известной», а черты почерка писца Б — в качестве «величины искомой».
Палеографию МЕ в определённой степени можно назвать «искомой величиной» по нескольким причинам. Во-первых, на настоящий момент не существует полного описания палеографических особенностей рукописи, и во-вторых, в науке по сей день нет единого мнения о времени создания этого памятника.
Наиболее авторитетной на сегодняшний день датировкой памятника является рубеж Х11-Х111 вв. Началом XIII в. рукопись датировал ещё И. И. Срезневский [4, с. 92], эту датировку повторяет Е. Ф. Карский [5, с. 46]. Более ранние датировки — концом XII в. — предлагают, например, Л. П. Жуковская [6, с. 57], А. А. Гиппиус [7], Л. В. Столярова [8, с. 195]; та же датировка дается со знаком вопроса в «Сводном каталоге славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР» [9, с. 143].
Ни один из перечисленных исследователей, присоединяясь к этой датировке, не приводит в подкрепление своей точки зрения других аргументов, кроме толкования приписки Домки, в которой сказано, что рукопись им написана в «голодное лето». Дополнительный аргумент, также не связанный с языком памятника, но опирающийся на информацию приписки, привлекает для датировки Н. В. Волков: «Пример поправки года рукописи посредством списка церквей — 1188 г. Милятина евангелия, которое, по И. И. Срезневскому, принято считать написанным в 1215 г. Церковь Петра и Павла была заложена Лукиничем в 1185 г. и вскоре были заказаны для нее книги, из которых евангелие и апостол писал Домка, священник церкви Лазаря, а в 1188 г. действительно и было ближайшее "голодное лето"» [10, с. 16]. Автор синтезирует дату 1188 г., исходя из нескольких предпосылок, ни одна из которых не связана с языком и письмом рукописи.
Между тем, анализ языка памятника на разных уровнях позволяет подвергнуть сомнению датировку концом XII в. Палеография МЕ и, в частности, одна из палеографических особенностей почерка писца Б могут послужить дополнительным лингвистическим аргументом при датировке памятника.
В написании памятника принимали участие два основных писца. Вторым писцом переписаны два отрывка: лл. 45а-63г и лл. 72а-77б. Таким образом, текст, переписанный писцом Б, достаточен по объёму (24,5 листа) для подробного разбора палеографических особенностей почерка этого писца. Основной же текст памятника был переписан первым писцом (писцом А). Это позволяет предположить, что второй писец был только помощником первого, вероятно, менее опытным. Писец Б мог выполнять переписывание под руководством писца А.
Возможность такого предположения подтверждается палеографическими особенностями второго почерка МЕ (далее МЕ2). При сравнении с МЕ1 его можно охарактеризовать в общих чертах как более небрежный. Небрежность складывается из нескольких компонентов: во-первых, это небольшой наклон букв вправо, во-вторых, линии букв могут быть неровными, в-третьих, можно отметить колебания букв в размере — особенно заметно при сравнении л. 58об и л. 59, когда писцу Б потребовалось умещать на несколько букв в строку больше. В целом небрежность могла бы характеризовать только манеру писца, а не его квалификацию, но в МЕ2 мож-
но наблюдать частые исправления букв: одна, а иногда 2-3 буквы подряд затираются, и текст продолжается после затёртого места. Подобные исправления неравномерно распределяются по тексту МЕ2, учащаясь к концу: на лл. 45-50об такие затёртости не встречаются, а на столбец 62б приходится 4 затёртых места, на столбец 62г — 6 таких поправок. В отдельных случаях при пропусках букв пропущенное вписано над строкой почерком без наклона, т. е., по всей видимости, первым писцом. Таким образом, писец Б, скорее всего, был менее опытным, чем писец А.
Охарактеризуем палеографические особенности начертаний отдельных букв почерка МЕ2. Письмо не тесное (более свободное, чем почерк писца А), буквы не вытянуты. Толщина вертикальных и горизонтальных штрихов одинаковая. Петли б одинаковые, перекладины букв расположены посередине строки, реже — чуть выше или ниже. Разбухания петель к, б, ъ, ь, ^ нет. Буква ж имеет равные по размеру верх и низ, но пишется не в 3 штриха: правая часть пишется в один штрих, а левая — в два (верхний штрих и мачты). ш и ^ пишутся так же, как в МЕ1: у ш высокая середина, верх более узкий, чем низ; у ^ коромысло лежит на верхнем уровне строки (реже — чуть ниже), мачта выходит за строку. У буквы ^ правый штрих не спускается под строку (в отличие от МЕ1), что особенно характерно для косого письма [11, с. 8]. У V чаша округлой формы, занимает около 1/3 высоты буквы. Буква без перемычки. Буква 8 в виде о с рожками. у иногда с пересечкой на хвосте.
Можно сделать вывод о том, что вся совокупность начертаний во втором почерке, как и у писца А, является обычной для XII в.
Кроме уже названных общих особенностей (наклон букв, небрежность, описки) почерк писца Б имеет ещё одну яркую палеографическую черту, которая в пособиях по палеографии древнерусских рукописей не рассматривается. Практически у всех букв на верхних, а в отдельных случаях на нижних элементах (мачтах, горизонтальных штрихах, верхушках д, л, м, а) писец Б ставит дополнительные небольшие горизонтальные штрихи. В рамках палеографии рукописного текста такие элементы можно воспринимать как декоративные. Но для писца Б, по-видимому, было важнее просто написать текст правильно, чем декорировать своё письмо дополнительными элементами. Эти дополнительные штрихи носят скорее характер навыка, с которым писец Б научился их писать. Если учесть ученический характер почерка МЕ2, то можно предположить, что писец Б имел небольшой опыт письма на пергамене. В таком случае, этот писец должен был в большей степени в своей письменной практике иметь дело с другим материалом, а именно — с берестой. Естественно ожидать, что при всей разнице в способе письма на бересте и на пергамене некоторые базовые начерки, усвоенные писцом, обученным на бересте, будут им использоваться и в написании букв на пергамене, особенно при первых опытах.
Таким образом, при анализе почерка МЕ2 представляется возможным подключить наблюдения исследователей над палеографией берестяных грамот. При этом отправной точкой служат именно отличительные «дополнительные штрихи» писца Б. Для рукописного почерка они выглядят индивидуальной особенностью писца, в то время для написаний берестяных грамот это оказывается одним из основных палеографических признаков. В зависимости от буквы этот элемент называется засечка — «поперечный или косой штрих на конце более длинного штриха или над остроугольным верхом буквы»; частный случай засечки — отворот, «засечка строго с одной стороны»; выступ — «продление верхнего горизонтального штриха бук-
вы Б, В, Г, П, З, Р, Ъ влево и/или вправо на половину ширины буквы и более» [3, с. 140]. В базовом на сегодняшний день исследовании В. Л. Янина и А. А. Зализняка о палеографии берестяных грамот приводятся палеографические таблицы, представляющие основные типы начертаний букв и их дополнительные признаки. При этом «конкретное начертание, во-первых, обязательно попадет в один из основных типов, во-вторых, может обладать одним или сразу несколькими из дополнительных признаков (но может и не обладать)» [3, с. 143]. В этой системе описания наблюдаемые в почерке писца Б засечки и выступы относятся к числу дополнительных признаков, т. е. палеографические таблицы позволяют проследить частотность их употребления для каждой отдельной графемы на временной шкале. Таким образом, специфические элементы почерка МЕ2 могут послужить дополнительным датирующим признаком для МЕ в целом.
Для рассмотрения палеографии писца Б воспользуемся прорисями начертаний букв берестяных грамот (таблица 1)1.
Таблица 1. Сопоставлений начертаний букв почерка МЕ2 и НБГ
Начертание МЕ Начертание НБГ Начертание МЕ Начертание НБГ Начертание МЕ Начертание НБГ
й я м м ч ч
1Г к и N У У
К г V V ш -Щ
Т7 11 V У -Ч1
Д ^ е р %
Т X (Г 3/
Ж ж Т" Ъ д
/ ч 1>у Ъ
1Г н * ТО И)
1 * *■ 1 а
1С Т< *
л А ш
Следует отметить, что последовательность в использовании писцом Б верхних засечек не одинакова для разных букв. Почти без исключений писец пишет с засеч-
1 См. [3, с. 152-217].
ками буквы л, к, б, г, 3, к, л, м, п, ш, ъ, ь. Есть буквы, в которых засечки появляются примерно в половине случаев, к ним можно отнести д, ж, н, и, т, у, ш, ц, V, ф, а. Засечки у этих букв, если они есть, в основном короткие, иногда чуть заметные. И к третьему разряду можно отнести буквы, для которых использование интересующего нас элемента почти не характерно, встречается лишь в нескольких экземплярах буквы; это характерно для е, 1, о, с.
Подобная градация, на наш взгляд, показательна. Легко заметить, что редко используются с верхними добавочными штрихами буквы, имеющие округлый верхний элемент (е, о, с). Очевидно, что техника начертания округлых частей букв сильнее всего различается при письме на бересте и на пергамене. Остальные два разряда (буквы, постоянно имеющие верхние дополнительные штрихи, и буквы, имеющие их примерно в половине случаев) демонстрируют переходный характер системы начертаний писца Б. В каких-то случаях ему удобнее писать букву с верхним ограничительным штрихом, а в каких-то он уже освоил более «правильные» начертания, без штрихов, но ещё совмещает этот навык с более привычным для него способом написания буквы. Разная степень частотности написаний с дополнительным нефункциональным штрихом (штрихами) в зависимости от конкретной буквы показывает столкновение в почерке МЕ2 двух противопоставленных систем начертаний, одна из которых (без штрихов) является для писца Б образцовой. Но даже вместо правильных округлых элементов букв е, о, с у него иногда проскакивают угловатые, нетипичные при письме на пергамене элементы с засечками, понятные в рамках техники письма на бересте.
Распределение по временной шкале палеографических черт отдельных букв почерка писца Б, приведённых в таблице 1, показывает, что около половины из них являются распространенными на всем отрезке времени (с XI в. по XIV в.) (данные о хронологии распространения той или иной черты палеографии берестяных грамот содержат таблицы, составленные А. А. Зализняком — [3, с. 218]). Для остальных черт наблюдаются отдельные временные отрезки употребимости ниже 10%. Но и эти черты в целом являются распространенными на протяжении длительного периода (например, к с выступом, р углом вверх, ^ без засечек и др.). Ещё одна черта, общая для % всех черт — их достаточно высокая частотность (от 10 до 45%, выше 45%) начиная с XI века.
Обособленно можно рассмотреть черты, которые А. А. Зализняк относит в НБГ к разряду «встречается редко» [3, с. 218]. Это относится к буквам 1, 8, ф, ф и их вариантам. Для этих букв нельзя провести точное сопоставление с корпусом берестяных грамот, так как они в целом редко используются, представлены недостаточным материалом берестяных грамот. Но типологически и в этом случае можно провести параллель с письмом писца Б: эти буквы (кроме ф) он тоже использует редко, в качестве вариантов к более частотным буквам. Важно отметить это сходство письма писца Б с употреблением берестяных грамот и расхождение с практикой писца А. В первом переписанном отрывке (лл. 45-63об) писец Б использует букву 1 не в значении числа и не в имени Иисуса только 4 раза, на конце строки; во втором отрывке (лл. 72-77) — вообще ни разу. В то время как писец А активно использует эту букву, иногда даже и не на конце строки (например, в первом его отрывке — лл. 1-44об — буква встретилась 145 раз). Буква 8 используется в МЕ не так активно, но и в этом
случае можно наблюдать контраст в ее употреблении писцов А и Б. В соответствующих отрывках писец Б употребляет её 2 раза и 0 раз, а писец А — 15 раз.
В таблице 1 представлены варианты использования только верхних «неконструктивных штрихов» [3, с. 140] в почерке писца Б. Широкая временная сфера, в которой они встречаются в берестяных грамотах, не позволяет уточнить датировку МЕ, данную по палеографическим признакам (XII в.). Верхние штрихи используются по большей части с XI в., весь XII в. и далее. Но кроме этого для палеографии берестяных грамот оказываются существенными также и другие, типологически сходные штрихи, расположенные не в верхней части букв (типологически можно объединить нижние засечки, нижние выступы и засечку на язычке у буквы е [3, с. 232-233]). Если верхние засечки и выступы являются неотъемлемой частью почерка писца Б, то нижние почти не представлены. Буквы, у которых нижние неконструктивные штрихи совсем не встречаются (а их наличие существенно с палеографической точки зрения): л, г, ж, к, л, м, и, п, р, т, у, ц, а. Нижние засечки (короткие) в редких случаях отмечаются только для буквы н.
К этому комплексу примет по хронологии своего возникновения и развития в берестяных грамотах примыкают также такие палеографические признаки, отсутствующие в почерке МЕ2, как засечка на язычке у е и верхняя засечка у буквы ф. Особенно показательна, на наш взгляд, последняя примета: так же как в берестяных грамотах, верхняя засечка ф стоит особняком от верхних засечек остальных букв, так и в почерке писца Б регулярно присутствуют все верхние засечки, а засечка ф отсутствует. При дальнейшем изложении под «нижними засечками» будут подразумеваться также и указанные особенности букв е и ф.
Суммарно хронология возникновения моделей написания, использующих нижние засечки, засечку на язычке у е и верхнюю засечку у буквы ф, можно охарактеризовать так: отличительная черта данных палеографических признаков — их несвойственность древнейшему периоду (XI в.) и появление на том или ином этапе XII в. Если опустить отрезки с частотностью менее 10% (возможные для отдельных примет и в XI в. — напр., нижние засечки ж, л, м, т и др.), то все эти приметы возникают (или их частотность начинает превышать 10% грамот) только в XII в. Таким образом, разнообразные нижние засечки можно рассматривать как более позднюю палеографическую особенность берестяных грамот, чем верхние.
При этом существенно и более частное расположение примет на временной шкале. С самого начала XII в. начинает превышать порог в 10% только одна примета (нижняя засечка г), в период 1120-1140 гг. также учащаются 4 приметы (засечка на языке е, короткие нижние засечки н и к и нижняя засечка у т). Основная часть примет (13) учащается в более поздний период (1140-1160 и 1160-1180 гг.). В обобщающих таблицах палеографического описания берестяных грамот основная часть данных примет относится к разряду «Модели, появляющиеся (или резко усиливающиеся) в середине XII в.» [3, с. 242].
Из всего комплекса палеографических черт, возникающих приблизительно в середине XII в. (при этом больше половины из них — во второй четверти XII в.) в почерке писца Б можно отметить только редкие нижние (короткие) засечки для буквы н. Это наблюдение может послужить уточняющим палеографическим признаком в вопросе о датировке памятника.
Выше отмечалось, что исследователи, начиная с И. И. Срезневского, датирующие МЕ концом XII — началом XIII вв., не приводят в поддержку такой датировки лингвистических аргументов. В то же время отдельные учёные предлагают более раннюю датировку памятника — до середины XII в. Так, В. Л. Янин высказывает предположение о тождестве писца по имени Домка сентябрьской и октябрьской служебных Миней 1095-1096 гг. и Домки — первого писца МЕ [12, с. 59]. На этом основании (не учитывающем языковых данных) исследователь предполагает одновременность написания служебных Миней и МЕ, т. е. датировку концом XI в. При таком подходе к датировке рукописи она оказывается включенной в круг памятников, созданных в Лазаревском скриптории [13, с. 213]. Уже отталкиваясь от данных языка памятника, раннюю датировку поддерживает Б. И. Осипов, считая, тем не менее, датировку В. Л. Янина слишком ранней: «Принимая предположение, что Домка миней и Домка евангелия — одно и то же лицо, нельзя однако не обратить внимания на то, что писец Милятина евангелия гораздо опытнее: сохраняя в общем неустойчивый характер почерка, он заметно реже делает ошибки (в частности характерные ошибки на пропуск букв), а кроме того, 2-й писец евангелия явно работает под руководством Домки, так как в некоторых местах, написанных вторым почерком, видим Домкину правку. Это даёт основание предположить, что евангелие написано позднее миней, но, конечно, не позднее середины XII в.» [14, с. 146]. Это предположение Б. И. Осипов подтверждает систематическим сличением почерков миней и МЕ. Анализ написания редуцированных букв в памятнике, проведённый Е. Закшевским, показал, что в МЕ «отражён тот ранний этап процесса падения редуцированных, когда они утрачиваются в корневых морфемах, редуцированный гласный которых находится в абсолютно слабой изолированной позиции» [15, с. 142].
По мнению Е. В. Ухановой, «существующая рукопись МЕ всё же вышла из-под пера Домки в 1-й четверти XII в.» [16, с. 242]. Утверждение данного исследователя также отталкивается от лингвистических данных: Е. В. Уханова указывает на архаичное написание буквы ш, отсутствие следов падения редуцированных, совпадение характерных начертаний отдельных букв МЕ с начертаниями Домки в минеях 10951097 гг. [16, с. 242].
Таким образом, большинство исследователей, апеллирующих к языковым данным МЕ, предполагают создание памятника ранее середины XII в. В комплексе с другими архаичными языковыми чертами могут иметь характер дополнительного аргумента описанные в статье палеографические особенности почерка писца Б, по всей видимости, обусловленные его навыками письма на бересте. Само по себе отсутствие нижних ограничительных штрихов, по А. А. Зализняку, не является датирующим признаком — важно лишь наличие данных элементов в почерке. Полное отсутствие нижних засечек у всех букв кроме н в МЕ2 тем не менее означает, что такой почерк ожидается в берестяных грамотах первой половины XII в. почти в 100% случаев, в то время как для второй половины XII в. подобный почерк ожидается в меньшей степени: в диапазоне от 55 до 90% грамот. Можно предположить, что при таком процентном соотношении для берестяных грамот возможность отнесения второго почерка МЕ к первой половине XII в. несколько выше, чем ко второй половине. Отметим, что наличие нижних засечек в МЕ2 внесло бы существенные затруднения в датировку памятника первой половиной XII в. Их отсутствие, напротив, не противоречит ранней датировке памятника.
Предложенная гипотеза о значении неконструктивных штрихов в палеографии МЕ, несомненно, требует проверки по другим рукописным текстам. Особенно важным палеографическим признаком описанное явление может послужить при описании почерков рукописей Лазаревского скриптория. Снимки, опубликованные Е. В. Ухановой [13, с. 214, 215, 218-220], позволяют говорить о том, что использование нефункциональных ограничительных штрихов было свойственно и другим писцам скриптория. При этом заметна разница в использовании данного элемента у разных писцов. Функционирование засечек в почерке писца Б МЕ, которого Е. В. Уханова отождествляет с автором приписки на л. 1 об. октябрьской Минеи, Григорием Жа-ером, и писцом Параклита [13, с. 223], имеет сходство в том, что данные элементы почти не используются при написании букв с округлым верхним элементом — е, о и с. А в почерке писца Матфея, представленном в снимке л. 9 Минеи на февраль [13, с. 219], наблюдается последовательное употребление левого выступа при написании е, а в отдельных случаях — и в буквах о и с. Кроме того, Матфей, по-видимому, не использует покрытие — во всех случаях нефункциональный штрих имеет у него характер левого выступа. Интересен также факт наличия слабо выраженных верхних засечек в отдельных написаниях букв н, и, п в служебной Минее на сентябрь 1095-1096 гг. [13, с. 218], принадлежащей перу Домки. Отсутствие данных элементов в первом почерке МЕ свидетельствует об эволюции почерка одного писца в сторону устранения нефункциональных штрихов из графики.
Насколько нам известно, вне круга рукописей, относимых к Лазаревскому скрипторию, описанная в статье особенность почерка при палеографическом описании того или иного рукописного памятника древнейшего периода не актуализировалась до сих пор исследователями (не акцентирует на ней внимание и Е. В. Уха-нова). Возможно, типологически сходные засечке элементы имеет в виду, например, Л. Н. Карягина при описании особенностей письма Служебной Минеи за июль конца XI — начала XII вв. Исследователь отмечает в частности: буква ш «имеет ограничительный штрих слева»; «мачты н имеют ограничительные штрихи»; «мачты и ограничены штрихами»; «хвост ц знака ограничительного штриха не имеет, левая линия и верхний конец правой линии — имеют»; «линии ж оканчиваются ограничительными штрихами» [17, с. 10-11]. Подобные формулировки только фиксируют сам факт наличия неких дополнительных штрихов, свойственных почерку писца, но не систематизируют данный материал. По ним не ясно, верхние или нижние штрихи свойственны почерку, насколько последовательно писец их использует и т. п. (приложенные к описанию Л. Н. Карягиной снимки, к сожалению, низкого качества, и по этой причине не восполняют лакун в описании).
Не исключено, что описанная в статье особенность почерка писца Б, мотивированная его навыками начертаний на бересте, имеет аналоги не только в рукописях, относимых к Лазаревскому скрипторию, но и в других рукописных почерках XI-XII вв. Дальнейшее обследование палеографии памятников древнейшего периода представляется нам продуктивным.
Итак, в результате проведённого исследования можно сделать следующие выводы:
— при письме на пергамене писец Б использует отдельные элементы букв — нефункциональные штрихи — которые, по всей видимости, мотивированы его предшествующим опытом написания букв на бересте;
— отсутствие в почерке писца Б нижних ограничительных штрихов, которые являются датирующими признаками для берестяных грамот, не препятствует ранней датировке памятника первой половиной XII в., основанной на других аргументах палеографического, орфографического и фонетического характера.
Литература
1. Щепкин В. Н. Русская палеография. М., 1967.
2. Жуковская Л. П. Палеография // Палеографический и лингвистический анализ новгородских берестяных грамот / отв. ред. В. И. Борковский. М., 1955. С. 13-78.
3. Янин В. Л., Зализняк А. А. Палеография берестяных грамот и их внестратиграфическое датирование // Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1990-1996 гг.). М., 2000. С. 134-429.
4. Срезневский И. И. Древние памятники русского письма и языка (X-XII вв.). Общее повременное обозрение. СПб., 1882.
5. Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография. М., 1979.
6. Жуковская Л. П. Рукописи полного апракоса милятинского класса / Памятники русского языка. Вопросы исследования и издания. М., 1974. С. 29-61.
7. Гиппиус А. А. К вопросу о новгородском Лазаревском скриптории рубежа XI-XII в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2007. № 1. С. 36-45.
8. Столярова Л. В. Скрипторий рубежа XI-XII вв. — новгородский монастырь св. Лазаря // Л. В. Столярова, С. М. Каштанов. Книга в Древней Руси (XI-XVI вв.). М., 2010. С. 170-203.
9. Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР. М., 1984.
10. Волков Н. В. Статистические сведения о сохранившихся древнерусских книгах XI-XIV вв. СПб., 1897.
11. Каринский Н. М. Образцы письма древнейшего периода истории русской книги. М., 1929.
12. Янин В. Л. Новгородский скрипторий рубежа XI-XII вв. Лазарев монастырь // Археографический ежегодник за 1981 г. М., 1982. С. 58-63.
13. Уханова Е. В. О становлении новгородского книгописания в XI — начале XII в. // Хризограф. Вып. 3. Средневековые книжные центры: местные традиции и межрегиональные связи. Труды международной научной конференции, Москва, 5-7 сентября 2005 г. М., 2009. С. 204-237.
14. Осипов Б. И. Милятино евангелие: датировка, графика, орфография, пунктуация // Фонетика и письмо. Устинов. 1986. С. 145-158.
15. Закшевский Е. Редуцированные гласные в Милятином евангелии // Фонетика и письмо. Устинов, 1986. С. 130-144.
16. Уханова Е. В. Древнейшая русская редакция Студийского устава: происхождение и особенности богослужения по Типографскому списку // Типографский устав с кондакарем конца XI — начала XII в. М., 2006. Т. 3. С. 239-253.
17. Карягина Л. Н. Палеографическое описание Служебной Минеи конца XI — начала XII вв. // Историческая грамматика и лексикология русского языка. М., 1962. С. 3-19.
Статья поступила в редакцию 18 декабря 2013 г.
Контактная информация
Мольков Георгий Анатольевич — аспирант; [email protected] Molkov Georgiy A. — post-graduate student; [email protected]
