Об одной историографической легенде: начало изучения русского бумажного штемпеля Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Д. о. цыпкин

об одноЙ историографической легенде: начало изучения русского бумажного штемпеля1

Предлагаемая читателям статья — первая из серии работ, посвященных истории и методологии изучения русского бумажного штемпеля и запланированных для публикации в альманахе «Фотография. Изображение. Документ». Целью настоящего исследования является рассмотрение первого этапа в изучении штемпельной маркировки русских бумаг. Последующие очерки должны осветить историографию этого вопроса вплоть до настоящего дня, а также представить методологические основы экспертного исследования штемпельных оттисков на исторических бумагах.

Причиной, побудившей нас подготовить отдельную публикацию о возникновении в отечественной науке об исторических документах интереса к штемпелю как к производственной маркировке (знаку) бумаги, стало бытующее в среде археографов и палеографов устойчивое представление о том, что штемпель — полистный оттиск слепого тиснения на писчебумажной продукции2 — впервые был «представлен» исследователям и начал каталогизироваться в справочниках по бумаге исторических документов в 1952 г. Сократом Александровичем Клепиковым (1895-1978). Безусловно, публикации Клепикова: статья «Филиграни и штемпели бумаг русского производства xvш-xx вв. (Дополнение к работам К. Тромонина, Н. Лихачева и Н. Резцова)» 1952 г. [9], монография «Филиграни и штемпели на бумаге русского и иностранного производства хуп-хх вв.» (основанная на уточненном и значительно дополненном материале предыдущей статьи) 1959 г. [10] и статья «Штемпели на бумаге русского и иностранного производства х1х-хх вв. (Дополнение к таблице, опубликованной в 1959 г.)» 1968 г. [12] до сих пор являются основными трудами по истории русского бумажного штемпеля. Фундаментальная роль названных работ, с точки зрения объема представленного в них справочного материала (описаний штемпельных марок), бесспорна. Вплоть до самого недавнего времени эти работы определяли вектор каталогизации и изучения бумажного штемпеля как формы товарно-производственной маркировки. Можно с полным правом присоединиться к мнению В. П. Бударагина о том, что в отечественной науке С. А. Клепиков сделал для массового осознания исследователями значения бумажного штемпеля то же, что сделал Н. П. Лихачев для осознания значения филиграней в изучении исторических документов [4, с. 71-72]. Однако приписывать Клепикову начало изучения штемпелей в России нет никаких оснований — это не более чем историографическая легенда. Легенда, которая была создана самим С. А. Клепиковым, написавшим в 1952 г., что «печатных работ по русским штемпелям до настоящего времени не существует» [9, с. 58], и повторившим это утверждение в монографии 1959 г.3. В дальнейшем все специалисты, непосредственно занимавшиеся вопросами истории русского бумажного штемпеля, продемонстрировали свое согласие с этими взглядами4. Однако первая отечественная публикация, содержащая данные о штемпельной бумаге и при этом уже носившая характер справочника, увидела свет за пятнадцать лет до статьи Клепикова 1952 г.— в 1937 г. Речь идет о фундаментальном труде Льва

Борисовича Модзалевского (1902-1948) и Бориса Викторовича Томашевского (1890-1957) «Рукописи Пушкина, хранящиеся

в Пушкинском Доме: научное описание» [30]. К сожалению, эта работа оказалась фактически за пределами поля зрения исследователей, занимавшихся бумажной маркировкой. Правда, о наблюдениях Модзалевского и Томашевского над бумагой пушкинских автографов рассказал в 1956 г. в учебнике «Русская палеография» Л. В. Черепнин [39, с. 534-535, 539]. Можно даже сказать, что по меркам универсального учебного пособия по русской палеографии, исследованию бумаги в «Рукописях Пушкина» Черепнин уделил достаточно серьезное внимание, перечислив «разновидности» «сортов» бумаги, выделенных авторами, отметив некоторые их выводы и, среди прочего, упомянув о том, что Модзалевский и Томашевский рассматривали и бумажные штемпели, но их роль в становлении изучения штемпельной маркировки бумаги в «Русской палеографии» никак не отмечена и оттенена фигурой С. А. Клепикова. В результате упоминание «Рукописей Пушкина» Л. В. Черепниным не имело последствий ни в историографии изучения штемпеля, ни в представлении этого вопроса в разнообразных учебниках по специальным историческим дисциплинам, затрагивающим проблематику изучения бумаги. Достаточно отметить, что в новейшем пособии А. В. Сиренова «Датировка рукописей по маркировочным знакам бумаги», где речь идет, в том числе, и о штемпелях [31, с. 35-37], труд Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского в списке литературы, по традиции, не упомянут [31, с. 57-59] 5.

В «Рукописях Пушкина» описанию бумаги уделено значительное место. Сами составители следующим образом объяснили это обстоятельство: «Особенности собрания Пушкинского Дома, состоящего из отдельных листков различного происхождения, обусловили то, что именно академическое собрание пушкинских автографов дает наиболее полную картину бумаги, которой пользовался Пушкин. Естественно, что именно при описании собрания Академии наук и положено основание изучению сортов бумаги, на которой писал Пушкин» [30, с. XIV]. В этом замечании указан и основной предмет интересов Модзалевского и Томашевского при анализе бумаги, а именно — её сорт. Определение «сорта» ни в коем случае не сводилось составителями описания только к данным бумажной маркировки (филиграней и штемпелей), а основывалось на сочетании показаний маркировочного знака, технологических характеристик бумаги и листоотливной сетки (для бумаг ручного отлива), характеристик отделки бумаги, формата и размера листов. В результате была разработана сложная система классификация бумаги, представленная в справочнике следующим образом: «Все сорта бумаги разделены на три основных группы: бумага верже, бумага машинная (без вержировки) с водяными знаками, бумага без водяных знаков. Подразделения сделаны по цвету на бумагу белую и бумагу синюю (в том числе и голубую), а внутри этих подразделений бумага сгруппирована по характеру ее обреза: с обыкновенным обрезом, с золотым обрезом и без обреза. Для бумаги без водяных знаков отделена

бумага, имеющая оттиснутый штемпель фабрики (двух фабрик: Гончарова и казенной Петергофской) и не имеющая штемпеля. В результате бумага сгруппирована в следующие группы:

I. Верже белая с обыкновенным обрезом.

II. Верже белая с золотым обрезом.

III. Верже белая без обреза.

IV. Верже синяя с обыкновенным обрезом.

V. Верже синяя с золотым обрезом.

VI. Верже синяя без обреза.

VII. Белая бумага с водяным знаком с обыкновенным обрезом.

VIII. Белая бумага с водяным знаком с золотым обрезом.

IX. Белая бумага с водяным знаком без обреза.

X. Синяя бумага с водяным знаком с золотым обрезом.

XI. Белая бумага без водяных знаков со штемпелем с обыкновенным обрезом.

XII. Белая бумага без водяных знаков без штемпеля с обыкновенным обрезом.

XIII. Белая бумага без водяных знаков без штемпеля с золотым обрезом.

XIV. Белая бумага без водяных знаков без штемпеля без обреза.

XV. Голубая бумага без водяных знаков со штемпелем с обыкновенным обрезом.

XVI. Голубая бумага без водяных знаков без штемпеля с золотым обрезом.

XVII. Бумага специальная (вексельная и гербовая).

Внутри этих групп бумага дана по первому размеру, в порядке от малых размеров к большим; для удобства сопоставления с существующими описаниями сорта разделены заголовками, указывающими принадлежность бумаги к трем основным типам форматов: малый почтовый, большой почтовый и писчий лист. Не принадлежащие сюда форматы, тетрадочный и альбомный, оговорены особо» [30, с. Х-Х1]. Для выделения «сортов» учитываются данные «об оттенках или плотности бумаги», правда, как отмечают авторы, «сведения эти ограничиваются самой общей характеристикой» [30, с. XII], а также маркировочные знаки бумаги (филиграни и штемпели). В результате формируется комплексное описание каждого выделенного «сорта» пушкинской бумаги, а сами описания группируются в единую таблицу [30, с. 296-337], первой графой которой является порядковый номер «сорта».

Схему определения «сорта» по системе Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского можно представить следующим образом. Первичная группировка бумаг осуществляется по типу производства: ручной (бумага «верже») или машинный отлив6, после чего определяется цвет бумаги — белая или синяя. Далее выявляется отсутствие или наличие маркировочного знака и его характер — филигрань или штемпель. Затем бумаги группируются по такой характеристике их отделки, как «обрез» (с обрезом или без обреза), и по характеру обреза, когда он наличествует

(с обыкновенным обрезом или с золотым обрезом), после чего уже внутри выделенных групп происходит классификация бумаг по потребительским «форматам»: почтовый формат (с вариантами — большой или малый), «формат писчего листа», «тетради и альбомы». Кроме названных, существует ещё одна особая сортовая группа — «специальная бумага», которую не имеет смысла детально рассматривать в рамках данной статьи и которая состоит из: а) вексельной бумаги и б) гербовой бумаги. После того как произведена первичная группировка бумаг, в составе полученных групп и подгрупп выделяются непосредственно «сорта» бумаги (обозначаемые в классификации Модзалевского и Томашевского порядковыми номерами от 1 до 258), к каждому из которых относится бумага одного или нескольких документов из собрания пушкинских рукописей Пушкинского Дома. Параметрами, по которым внутри групп (и подгрупп) определяются непосредственно «сорта», являются:

- точный формат листа (длина и ширина листа в мм) 7;

- метрическая характеристика сетки и направление «вержировки» (для бумаг ручного отлива) 8;

- цветовые оттенки бумаги, имеющие следующие градации: для «белой бумаги»: белая, белая пожелтелая, сероватая, серая, «белая сильно подсиненная» и белая с желтым обрезом;

для «синей бумаги»: синяя, бледносиняя, голубая, голубоватая, зеленоватая;

- характеристики толщины бумаги, из которых особо оговариваются только: «тонкая» и «очень тонкая», в остальных случаях (бумага которых, очевидно, должна оцениваться как «нормальная») характеристики толщины в таблице отсутствуют;

- качественные характеристики бумаги, из которых специально отмечаются только: «грубоватая», «грубая», «низкого качества», «плохого качества», т.е. отклонения от условного «стандарта» выделки (случаи соответствия которому в пушкинских бумагах специально в таблице не отмечаются)9;

- дополнительные (уточняющие) «сортовые» характеристики бумаги (специально отмеченные в таблице только в ряде случаев): белая альбомная, белая тонкая тетрадная («из тетради»), оберточная10;

- маркировочный знак бумаги — её производственная марка (с учетом его расположения на листе).

Эта дифференцированная система описания бумаги документов стала тем инструментом, с помощью которого Модзалевский и Томашевский осуществляли определение и описание того, что они назвали «сортами» бумаг пушкинских рукописей. В результате в документах А. С. Пушкина из собрания Пушкинского Дома ими было выделено без учета «специальных бумаг» 250 «сортов», использовавшихся поэтом в период 1813-1837 гг. [30, с. 296-336]. Для сравнения отметим, что в первой специальной справочной работе С. А. Клепикова о бумаге, вышедшей в 1952 г., для писчебумажной продукции русского

Пример организации табличного описания бумаги рукописей А. С. Пушкина

№ по пор. Формат Оттенок Водяной знак описания Годы Примечание

XI. Белая бумага беа водяных знаков с оттиснутым через оба листа выпуклым штемпеле!

с обыкновенным обрезок

171

/199X1311 \ 200ХШ/

в) Большой почтовый формат

Белая Штемпель в левой верхней углу: 235,664 в овале буква „Г" ва графленом гори-эснтальном поле; по овалу текст; сверху: „Фабрика А. Гончарова", снизу: „Калужс. губ. Мсдын. укз.".

1836

Си. >Ь 165.

производства 1727-1915 гг. на основании учета только маркировочных знаков (филиграней и штемпелей) было выявлено всего 392 «разновидности» бумаг (вариантов маркировки) [9, с. 72-92, 94-103]. На этом примере видно, что Л. Б. Модзалевский и Б. В. Томашевский использовали гораздо более «чуткий» подход к дифференциации бумаги исторических документов, чем тот, которым пользовался Клепиков, отталкивавшийся только от маркировки бумаги.

Чтобы показать как «работает» этот подход составителей «Рукописей Пушкина» приведем два примера. Так, для штемпельной маркировки, описанной Модзалевским и Томашевским как: «в овале герб Гончаровых на щите (изображение на щите не оттиснулось) с наметом; в нашлемнике 3 страусовых пера; по овалу наверху надпись: "Фабрика А. Гончарова"; внизу: "Калужс. губ. Медын. уЪз"», выделяются три «сорта» (обнаруженные в 9 документах), которые сокращенно можно охарактеризовать следующим образом: 1) белая бумага без водяных знаков большого почтового формата с обыкновенным обрезом (№ 179 в таблице описания бумаги) — зафиксировано использование А. С. Пушкиным в 1836 г.; 2) голубая бумага без водяных знаков большого почтового формата с обыкновенным обрезом (№ 246) — зафиксировано использование А. С. Пушкиным в 1836 г.; 3) голубая бумага без водяных знаков малого почтового формата с обыкновенным обрезом (№ 245) — зафиксировано использование А. С. Пушкиным в 1835-1836 гг. [30, с. 229, 335, 336]. В рамках штемпельной маркировки, охарактеризованной как: «в овале двуглавый орел с широко расправленными крыльями; по овалу геометрический орнамент; под орлом буквы: "И: П: Б: Ф:"», выделяются пять сортов, выявленных в 28 документах и требующих для своего различения уже более расширенной характеристики: 1) белая бумага без водяных знаков большого почтового формата (252 х 208 мм11) с обыкновенным обрезом: (№ 173) — зафиксировано использование А. С. Пушкиным в 1832 г.; 2) белая бумага без водяных знаков большого почтового формата (255 х 200 мм12) с обыкновенным обрезом: (№ 176) — зафиксировано использование А. С. Пушкиным в 1829-1831 гг.; 3) белая (тонкая) бумага без водяных знаков большого почтового формата (от 252 х 199 мм до 254 х 203 мм13) с обыкновенным обрезом (№ 174) — зафиксировано использование А. С. Пушкиным в 1830 и 1832 гг.; 4) белая (тонкая) бумага без водяных знаков большого почтового формата (от 257 х 218 мм до 260 х 220 мм14) с обыкновенным обрезом (№ 178) — зафиксировано использование А. С. Пушкиным в 1832 и 1834 гг.; 5) белая бумага без водяных знаков формата писчего листа с обыкновенным обрезом, штемпель расположен в верхнем правом углу15 (№ 181) — зафиксировано использование А. С. Пушкиным в 1834-1836 гг. [30, с. 329, 330]. Из приведенных примеров видно, что разработанная Л. Б. Модзалевским и Б. В. Томашевским система выделения и описания «сортов» бумаги пушкинских автографов (состоящая из 9 параметров для бумаги «верже» и 8 для остальных типов бумаги), в соответствии с которой в табличной форме был описан каждый «сорт», позволила авторам осуществить значительно более «узкую» группировку бумаг, чем та, которую они могли бы получить только на основании показаний маркировочных знаков. Важно отметить: сам маркировочный знак не играет в системе табличного описания бумаг в «Рукописях Пушкина» какой-то особой, экстраординарной роли, а фиксируется лишь как один из равноценных параметров этого описания. Правда, на уровне справочного аппарата к описанию бумаги ситуация меняется: здесь маркировке отводится ведущая роль как средству первичного «распознавания» бумаг. В книге Модзалевского и Томашевского к «Описанию бумаги» приложено два указателя — «Водяные знаки на автографах Пушкина» [30, с. 339-343] и «Фабрики, изготовлявшие бумагу, которой пользовался Пушкин» [30, с. 343-344]. Оба эти указателя построены на материале маркировочных знаков.

Как уже отмечалось, составители «Рукописей Пушкина» интегрировали описание полистной маркировки (филигра-ней и штемпелей) в общее описание «сорта» бумаги, который

и являлся предметом анализа в разделе «Описание бумаги» их справочника. При этом само понимание сорта бумаги имеет у авторов свою ярко выраженную специфику. Возможно, Л. Б. Модзалевский и Б. В. Томашевский были знакомы с характерной для русской промышленности пушкинской эпохи системой сортов писчебумажной продукции16. Например, такие сортовые категории из «Прейскуранта Императорской Петергофской бумажной фабрики 1818 г.», как: «почтовая бумага большого формата тонкая», «почтовая бумага большого формата толстая», «почтовая бумага малого формата тонкая», «почтовая бумага малого формата толстая» или «писчая лучшая» и «такая же толстая» [25, с. 22-23], безусловно, напоминают элементы системы «сортов» бумаги рукописей А. С. Пушкина17. Однако никаких указаний по этому поводу в «Рукописях Пушкина» мы не встречаем, и для утверждения о том, что они ориентировались на «историческое» пониманием сорта, у нас нет оснований. Ещё меньше оснований предполагать, что Модзалевский и Томашевский могли отталкиваться от современной им классификации сортов отечественной бумажной промышленности, введенной общесоюзным стандартом (ост) «Классификация и номенклатура бумажной продукции» 1935 г. [33, с. 197-222]. Для понимания того, чем является «сорт» как предмет анализа в работе Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского, необходимо учитывать, что объектом исследования при изучении бумаги рукописей для этих авторов было её индивидуальное потребление — структура и динамика потребления бумаги А. С. Пушкиным. При этом «сорт» бумаги в понимании составителей «Рукописей Пушкина» становится своеобразным «рабочим» термином, который обозначает минимальный дискрет в структуре её индивидуального потребления. Естественно, речь идет о качественных, а не о количественных характеристиках бумаги (стопа, десть, лист, часть листа и т.п.), а за стремлением максимально «узкого» определения границ каждого сорта стоит задача наиболее точного выявления отдельных «микропартий» бумаги, употреблявшихся А. С. Пушкиным в различное время и/или для решения различных задач18. Выделение таких «сортов-микропартий» построено на сочетании контроля функциональных характеристик бумаги (почтовая, писчая и т.п.), её технологических свойств (толщина, белизна, характеристики сетки и т.п.) и показаний маркировочных знаков (производитель, время производства). Понимание сорта, представленное в «Рукописях Пушкина», можно условно назвать «археографическим» (в отличие от «бумаговедческого»19), так как оно непосредственно вытекало из наблюдения бумаги в рамках археографической обработки массива пушкинских документов, являлось конгениальным задаче их описания в целях историко-филологического исследования. Модель и техника анализа и описания бумаги, реализованные Л. Б. Модзалевским и Б. В. Томашевским в работе с документами из собрания Пушкинского Дома, были рассчитаны на профессионального археографа, не обладающего специальными познаниями в области технологического анализа бумаг, техники и технологии бумажного производства, не имеющего каких-либо специализированных средств исследования и аналитического оборудования, кроме миллиметровой линейки и собственных органов чувств. Однако при этом у исследователей была установка на максимально подробное описание бумаги документов (её «сортов») «со стороны качества». Так, отмечая, что в их работе «наименее точной следует признать характеристику бумаги без верже и без водяных знаков», поскольку «в этом отношении собрание Академии наук недостаточно для окончательной классификации», составители «Рукописей Пушкина» предложили программу по дальнейшему совершенствованию технологического описания бумаги пушкинских документов. Эта программа предполагала, что «в дальнейшей разработке вопроса следовало бы уточнить приемы характеристики плотности бумаги, оттенков цвета (степени пожелтения, более или менее однообразной в пределах одного сорта, и пр.), мелкой сетки, приобретаемой бумагой в процессе машинного производства,

степени чистоты бумажной массы («узлы», посторонние примеси, пятна и т.п.)». При этом справедливо указывалось на то, что «эти вопросы, возникающие уже при изучении бумаги начала XIX в., приобретают особое значение для последующего времени, по мере распространения машинных способов изготовления бумаги и появления суррогатов тряпичной массы» [30, с. XIII].

В выделении и описании «сортов» бумаги рукописей А. С. Пушкина характеристика маркировочных знаков, как уже отмечалось, не играет ключевой роли, а используется лишь как один из элементов системы разнообразных параметров анализа и описания бумажного листа. Установка на выявление и описание сортов (какое бы значение ни вкладывалось в это понятие) предполагала отсутствие интереса к индивидуализирующим признакам филиграни или штемпеля, листоотливной формы, так как «сорт» — это в любом случае групповое понятие: своего рода обобщенная «модель»20. Не интересуясь конкретным маркировочным знаком как изображением, закрепленном на отдельной листоотливной форме, или отдельной штемпельной матрицей, Модзалевский и Томашевский сосредоточили свое внимание на содержании этого знака, «очищенном» от специфических признаков его выражения в конкретном графическом варианте или в исполнении конкретного маркировочного инструмента, т.е. непосредственно на производственной марке.

Производственная марка бумаги — это обозначение происхождения бумаги от того или иного производителя, которое в наиболее полной своей форме может быть представлено как сочетание (устойчивая композиция) эмблематической части — некоего символического изображения (герба, геральдического знака, символического сюжета и т.п.) — и буквенно-цифровой части. При этом буквенно-цифровая часть марки может иметь «подвижные» элементы, изменение которых не изменяет саму марку (например, характеризующий качество номер бумаги или указание на её стоимость). Наглядное представление об обязательном «составе» производственной марки русской бумаги пушкинского периода дает сенатский указ от 18 октября 1778 г. «О делании всякой бумаги с означением фабричного клейма и года, в которой делана», в котором сказано, что «на некоторых бумажных фабриках делается бумага без герба той фабрики, без имени и фамилии фабриканта, и не означается года, которого делана». Для устранения этого обстоятельства всем «содержателям бумажных фабрик» было приказано «в делаемой всякого сорта бумаге класть свои особыя от других клейма, а равно изображать на оной тот год, когда делана» [19, с. 755, № 14.810]. По самой своей природе производственная марка — это знак21: система знаков и символов, организованных в единый «сюжет», все элементы которого имеют свою семантику22. Соответственно, любая производственная марка представляет собой своего рода закодированный (с помощью знаков и символов) текст, сообщающий о месте производства продукции, производителе, сортовых характеристиках и т.д.23. Поэтому очевидно, что марка не только может быть описана словесно, но и должна иметь именно текстовое описание, как, например, герб в геральдике. Производственная марка — это содержание, получающее свое выражение: во-первых, в тех или иных (меняющихся во времени) графических вариантах марки24, которые в любой ситуации должны рассматриваться как своего рода художественное явление (явление промышленного дизайна своей эпохи) с учетом его связи с существующей в том или ином месте и в тот или иной период модой, общими стилистическими установками, художественными традициями25; во-вторых, в исполнении каждого такого графического варианта марки конкретным мастером в конкретных инструментах маркировки и/или в используемых для их производства графических «прототипах» (например, трафаретах) 26.

Каталогизируя маркировочные знаки бумаги пушкинских рукописей, Л. Б. Модзалевский и Б. В. Томашевский стремились, очевидно, к описанию именно производственных марок. При этом особое внимание они уделяли буквенно-цифровой части марки.

В связи с этим исследователи отмечали: «следует обратить внимание на то, что в большинстве случаев только буквы дают твердое основание для отожествления сортов бумаги. Что же касается гербовых изображений, то лишь некоторые гербы или орнаменты употреблялись определенными бумажными фабриками (герб Гончаровых, гербовое изображение с буквами "ао" фабрики А. Ольхина и некоторые другие); вообще же существовало несколько излюбленных гербовых изображений, одинаково встречающихся как на русских, так и на иностранных бумагах разных фабрик, (например, гербовое изображение с девизом Pro Patria)» [30, с. XII]. Правда, здесь же следует уточнение: «однако в некоторой мере и гербовое изображение может служить для определения сорта» [30, с. xii]. В описании бумаги рукописей Пушкина приведены следующие характеристики русских бумажных штемпелей: 1) «в овале двуглавый орел с широко расправленными крыльями; по овалу геометрический орнамент; под орлом буквы: "И: П: Б: Ф:"» [30, с. 329]; 2) «в овале двуглавый орел под императорской короной на спице, выходящей из щитка на груди орла; в правой лапе молнии, в левой венок; по овалу рамка из пунктира; под орлом буквы "Имп: П: Б: Ф:"» [30, с. 329]; 3) «в овале под императорской короной, в двух скрещенных внизу ветвях с буквами под ними: "Имп: П: Б: Ф:"» [30, с. 329]; 4) «в овале f¡í под императорской короной, в венке» [30, с. 328]; 5) «в овале герб Гончаровых на щите (изображение на щите не оттиснулось) с наметом; в нашлемнике 3 страусовых пера; по овалу наверху надпись: "Фабрика А. Гончарова"; внизу: "Калужс. губ. Медын. уЬз."» [30, с. 329]; 6) «в овале буква "Г" на графленом горизонтальном поле; по овалу текст: "Фабрика А. Гончарова"; внизу: "Калужс. губ. Медын. уЬз."» [30, с. 328]; 7) «овальный штемпель с буквой "Г" под дворянской короной на заштрихованном поле; на краю овала наверху: "Фабрика А. Гончарова". Внизу: "Калужс. губ. Медын. уЬз."» [30, с. 327]. Все они являются описаниями именно производственных марок27, хотя и не всегда «строгими»: такие уточнения, как «по овалу геометрический орнамент», «по овалу рамка из пунктира», «на графленом горизонтальном поле» или «на заштрихованном поле» (в отношении изображения буквы «Г»), относятся к детализации описания, соответствующему уровню графических вариантов марки. Однако эти уточнения незначительны: они в целом не меняют сам тип описания, а отсутствие «строгости» лишь указывает на то, что Модзалевский и Томашевский не занимались специальной разработкой какого-то жесткого формуляра описания бумажной маркировки и лишь в общих чертах определили тот уровень информации о ней, который был, на их взгляд, достаточным для обеспечения выявления «сортов» бумаги28. Поскольку в «Рукописях Пушкина» под «сортами» понимались «микропартии» бумаги в системе её потребления одним индивидуальным потребителем для личных целей и в пределах относительно узкого временного отрезка (1813-1837) [30, с. 296337], то для обеспечения выявления таких «сортов», в целом, вполне хватало уровня информации производственной марки29. Говоря об отсутствии у исследователей пушкинских документов «строгости» в описании маркировки бумаги, нельзя не отметить складывающегося впечатления, что, сосредоточив столь большое количество усилий на детальном исследовании бумаги автографов Пушкина, они буквально «избегают» любого использования какого-либо филиграноведческого или бумаговедческого опыта. Томашевский и Модзалевский, например, не выказывают никакого интереса к факту существования «исторически сложившихся» сортов бумаги (таких, как Pro Patria); у них полностью отсутствуют какие-либо упоминания о существовании бумаго-ведческой и филиграноведческой библиографии, включая труды таких ученых, как Н. П. Лихачев или Н. А. Резцов30. Мы не ставим перед собой цель выяснить, чем определялся выбор подобной позиции: была ли она вызвана неосведомленностью авторов в этой области (что представляется очень маловероятным) или явилась результатом принципиальной, осознанной установки. Отметим только, что методологический подход составителей

«Рукописей Пушкина» к рассмотрению бумаги можно назвать не просто археографическим, а, скорее, «феноменологическим». Суть его заключается в том, что вся необходимая информация о бумаге извлекается непосредственно из самого объекта исследования, каковым является массив пушкинских автографов, путем его прямого непосредственного детального наблюдения без обращения к каким-либо справочным или другим дополнительным материалам. В результате весь массив бумаг анализируется исходя из «себя самого»: его составляющие становятся исходным справочным материалом для понимания и интерпретации как всего массива в целом, так и отдельных его элементов. Такой подход, с одной стороны, предполагал очень высокую детализацию параметров описания бумаги при условии их доступности для простого «визуального» контроля неспециалистом, а с другой — предполагал отказ от обращения к технологии и истории бумаги и бумажного производства. Могущий сначала показаться «дилетантским», такой исследовательский взгляд объясняется установкой именно на анализ потребления бумаги конкретным лицом. Это — своего рода попытка встать на позицию заинтересованного потребителя, который не являлся специалистом в области писчебумажного производства и бумаготорговли, но был внимателен к разнообразным потребительским качествам бумажного продукта и к его функциональной специфике 31. С точки зрения конечной задачи работы Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского — создания у читателя их труда объективного, точного и максимально подробного представления о рукописях А. С. Пушкина, такой принципиально «некомпетентный» «феноменологический» подход к анализу бумаги документов, хотя неизбежно и имеет серьезные недостатки32, но представляется вполне понятным методологическим решением, так как в конечном итоге он позволяет специалисту, пользующемуся их справочником, составить своеобразный «портрет» А. С. Пушкина как потребителя бумаги.

Рассматривая методологические принципы работы Модзалевского и Томашевского, необходимо особо подчеркнуть, что раздел «Описание бумаги» в «Рукописях Пушкина» — это не дополнение к описанию пушкинских автографов, предназначенное сделать его более полным, а самостоятельный инструмент исследования рукописей. Что касается описаний автографов, то в каждое из них, кроме ссылки на «Описание бумаги» (указание на номер «сорта»), входят и сведения о самой бумаге. Они менее подробны, чем приведенные в «Описании бумаги», и зачастую сводятся к размеру листа документа33 и к характеристике сохранившейся части маркировочного знака (на уровне производственной марки). Кроме того, объем сообщаемых сведений варьируется, и какой-либо строгий «формуляр» характеристики бумаги (в том числе и при описании маркировочных знаков) не соблюдается. Однако наличие в текстах самих описаний автографов даже таких сокращенных сведений о бумаге придавало непосредственной характеристике документов законченную форму и самодостаточность на уровне базовых требований археографии своего времени. Это обстоятельство ещё раз подчеркивает особую роль раздела «Описание бумаги» в системе «Рукописей Пушкина».

Раздел «Описание бумаги» представляет собой трехчаст-ный справочник, организованный по табличному принципу. Его основой является таблица описаний «сортов» пушкинской бумаги [30, с. 296-337], снабженная двумя «сводными указателями» — таблицей «Водяные знаки на автографах Пушкина» [30, с. 339-343] и таблицей «Фабрики, изготовлявшие бумагу, которой пользовался Пушкин» [30, с. 343-344]. Кроме того, существует ещё дополнение к основной таблице, озаглавленное: «Не введены в настоящее описание бумаги автографы» [30, с. 338], в котором указаны документы, исключенные из основной таблицы. Показательно, что из «Описания бумаги» (из основной таблицы), в отличие от описаний самих документов А. С. Пушкина, составителями были исключены автографы: «на неопределенных клочках», «на бумаге, не принадлежавшей Пушкину», «на

книгах и печатных произведениях». Такое исключение ещё раз подчеркивает, что «Описание бумаг» было призвано, прежде всего, представить модель структуры потребления бумаги А. С. Пушкиным, а не служить дополнительным справочным аппаратом к описаниям автографов. Что касается табличного принципа представления информации в разделе «Описание бумаг», то его выбор естественным образом определялся тем обстоятельством, что характеристика «сортов» бумаги носит достаточно формализованный текстовой характер, при котором форма таблицы в условиях печатной публикации обеспечивает максимальное удобство поиска по разнообразным категориям описания. В основной таблице «Описания бумаг» «сорта» систематизированы по их «броским» внешним качественным характеристикам (доступным «визуальному» контролю) с учетом форматно-видовой классификации бумаг. Маркировочные знаки бумаги в таблице имеют не основное, а дополнительное поисковое значение, тогда как ключевыми поисковыми характеристиками являются качественные и форматно-видовые, поскольку они для Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского играют основную роль при распознавании «сортов». В этом отношении показательно, что распознав на основании качественных характеристик бумагу как принадлежащую к конкретному «сорту», составители «Рукописей Пушкина» даже в случае нечитаемой производственной маркировки листов всё равно относили эту бумагу к конкретной производственной марке на основании одних только «сортовых» характеристик бумаги. Примером может являться автограф № 789. Его штемпельная маркировка осталась для Модзалевского и Томашевского «неясной», но это не помешало отнести его бумагу к «сорту» № 177 с маркой Императорской Петергофской бумажной фабрики, т.е. на основании данных о качественных характеристиках бумаги, аккумулированных в основной таблице «Описания бумаги», была сделана попытка идентифицировать (!) производителя бумаги конкретного автографа34. Естественно, что, формируя «Описание бумаги» в составе «Рукописей Пушкина», составители справочника рассчитывали на то, что «полное описание бумаги Пушкина явится и источником новых более точных датировок», имея в виду при этом пушкинские автографы [30, с. XIII]. Рассматривая «Описание бумаги» как модель структуры индивидуального потребления бумажной продукции конкретным лицом, исследователи смогли сделать выводы и о хронологической развертке этой структуры. Они отмечают: «характерно, что для определенных периодов жизни Пушкина типична та или иная бумага, при общей пестроте и разнообразии сортов. Так, Гончаровская бумага привычна для Пушкина начиная с 1830 г. (за исключением, впрочем, осени, проведенной в Болдине); для первого петербургского периода 1817-1820 гг. характерна бумага Попова и Ольхина; для времени пребывания его на юге и в Михайловском употребительны разные сорта иностранной бумаги» [30, с. XIV].

Описывая разработанную ими систему организации материала раздела «Описание бумаги», Модзалевский и Томашевский указывают, что «для более удобного обзора описания бумаги оно сопровождено двумя сводными указателями: по водяным знакам и по фабрикам» [30, с. XIII]. Первый указатель «Водяные знаки на автографах Пушкина» представляет собой таблицу буквенно-цифровой составляющей филиграней, отмеченных в «Описании бумаги»35. Графическая (не литерная) составляющая маркировочного знака в таблице игнорируется, а сама таблица отражает только филиграни без учета штемпелей. Отсутствие указания на графическую составляющую маркировочных знаков вытекает из убеждения авторов в том, что «в большинстве случаев, только буквы дают твердое основание для отожествления сортов бумаги» [30, с. XII]. В результате была построена таблица, в начале которой в алфавитном порядке сосредоточены буквенно-цифровые составляющие маркировочных знаков (сначала — кириллические, а затем — латинские), а в конце, отдельно, цифровые обозначения годов в составе филиграней

(с отсылкой к соответствующей литерной части). Таблица «Водяные знаки на автографах Пушкина» обеспечивает не только поиск конкретного «сорта» («описанного» в основной таблице) по буквенно-цифровому содержанию маркировочного знака, но также предназначена быть инструментом датировки рукописей. Для решения этой задачи литерное содержание филиграней и их белые даты соотнесены с датировкой пушкинских автографов (раздел таблицы «Год употребления») 36.

Указатель «Фабрики, изготовлявшие бумагу, которой пользовался Пушкин» тоже организован в виде таблицы, в которой «названия фабрик» соотнесены с «№ бумаги» и с «годом употребления» [30, с. 343-344]. В этом небольшом справочнике учтены как данные филиграней, так и штемпелей, что объясняет отсутствие учета штемпельной маркировки в предыдущей таблице. Очевидно, что исходя из собранного в пушкинских автографах материала, Модзалевский и Томашевский считали, что, с точки зрения использования бумажного штемпеля при датировке документов, достаточно содержащегося в товарной марке указания на производителя бумаги. Таблица «Фабрики ...» позволяет выделять в описаниях «сортов» продукцию того или иного конкретного производства, что, кроме всего прочего, должно было помочь в расшифровке литерного обозначения бумагоделательных предприятий в буквенно-цифровой части маркировочного знака. Особое значение эта таблица имеет для понимания характера распределения во времени индивидуального потребления бумаги. Указания на производителей бумаги соотнесены в таблице с годами использования их продукции А. С. Пушкиным, что, в свою очередь, позволило Л. Б. Модзалевскому и Б. В. Томашевскому сделать выводы о том, какая бумага была «типичной» для «определенных периодов жизни Пушкина» [30, с. XIV].

Говоря о специфике методологического подхода составителей «Рукописей Пушкина» к описанию бумаги исторических документов, необходимо отметить, что этот справочник нужно рассматривать не как эксперимент, а как своеобразный методологический итог многолетней работы Льва Борисовича Модзалевского над разработкой вопросов описания бумаги в археографической работе с пушкинскими рукописями. Не случайно это труд носит в отношении изучения бумаги не только справочный, но и ярко выраженный методологический характер. Методике описания бумаги в нем уделено исключительно большое место: фактически треть от всего объема методологических заметок по описанию рукописей, составляющих «Предисловие» (с. ш-ки:) посвящена вопросам описания бумаги (с. vп-xrv), а само «Описание бумаги» и указатели к нему выделены в самостоятельный раздел в системе справочника (с. 295-344), и это при том, что, как отмечалось, краткие сведения о бумаге приводятся и непосредственно в описании каждого автографа. Детально разработанная в «Рукописях Пушкина» система описания бумаги «в первом приближении» сложилась уже в работе Л. Б. Модзалевского 1929 г. «Рукописи Пушкина в собрании Государственной Публичной библиотеки в Ленинграде» [29]. Здесь присутствуют многие параметры описания бумаги (включая и краткую характеристику маркировочного знака), которые позже войдут в систему характеристик «сорта»37. Что касается штемпельной маркировки, то она начинает систематически отмечаться Л. Б. Модзалевским при описании исторических документов уже с 1935 г.— в описаниях пушкинских рукописей, вошедших в III том справочника «Пушкин. Письма»38. Однако в этой публикации штемпель рассматривается ещё не как отображение производственной марки, а только как указание (извлекаемое из информации марки) на конкретное производство. В случае документов, рассматриваемых в указанном томе издания пушкинских писем — это Петергофская бумажная фабрика39. Таким образом, идея представления в описании бумаги информации о её маркировке на уровне производственной марки появилась в археографическом творчестве Л. Б. Модзалевского не сразу, а только в связи

с подготовкой отдельного самостоятельного раздела «Описание бумаги» в составе справочника «Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме». Она явилась результатом развития того подхода к описанию бумаг пушкинских документов, который сформировал ещё отец ученого — Борис Львович Модзалевский, бывший редактором и комментатором первых двух томов справочника «Пушкин. Письма» (1926 и 1928 гг.) [20]. Характерно, что в этих томах мы встречаем краткую характеристику бумаги (вид, формат) и систематическое указание на маркировочные знаки описываемых документов (филиграни). При этом в качестве описания филиграней отмечаются только буквенная и цифровая составляющие марки, очевидно, как несущие основную информацию, необходимую для датировки и локализации бумаги по месту производства40. Таким образом, есть все основания говорить о том, что в период с середины 1920-х до конца 1930-х гг. в отечественной археографии (в изучении пушкинских рукописей) развивалась традиция комплексного описания бумаги (с учетом вида, формата, качественных характеристик и т.п.), в котором присутствовало и описание маркировочных знаков (филиграней и штемпелей). Ключевую роль в таком описании маркировочных знаков играла их буквенно-цифровая часть, что представлялось естественным для археографов, занимавшихся документами первого сорокалетия XIX в., так как именно данная составляющая марки несла основные сведения о времени, месте и производителе бумажной продукции данного периода. Возможность наблюдать развитие этой традиции комплексного описания бумаги в трудах Б. Л. Модзалевского и Л. Б. Модзалевского вплоть до того момента, когда она получила законченное выражение в соответствующих разделах каталога «Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме», позволяет предполагать, что основным её методологическим источником явился, прежде всего, потребительский опыт выбора и использования бумаг — «потребительская практика», существовавшая в ссср в 1920-х — первой половине 1930-х гг.41. Эта практика непосредственно продолжала практику, складывавшуюся в эпоху первого столетия машинного производства бумаги в России — в период с 1820-х гг. по первые десятилетия XX в. В системе «потребительской практики» многие явления бумажного производства и рынка в равной степени были актуальны на бытовом уровне как для А. С. Пушкина и его современников, так и для позднейших исследователей их документов. Достаточно сказать, что до конца периода нэпа сохранялось использование полистной маркировки бумаги42, а до введения общесоюзного стандарта 1935 г. номенклатура бумаг непосредственно продолжала традицию, идущую от предыдущего периода. Так, например, в 1922 г. в качестве сортов писчей бумаги выделялись: «писчая веленевая», «писчая вечная», «писчая министерская», «писчая обыкновенная», «писчая серая» и «писчая слоновая» [32, с. 43]. Что касается «почтовой бумаги», то до того, как в 1930 г. на бумажных фабриках ссср прекратилась выработка непосредственно этого вида бумаги, она производилась двух стандартных форматов: 148 х 210 мм и 210 х 297 мм, была как белой, так и цветной, имела линовку, наносимую или «вер-жеровкой» (способом нанесения водяных знаков) или краской [34, с. 66-67]. Наконец, можно отметить, что в 1937 г., когда труд Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского вышел в свет, в перечне сортов, выпускавшихся советской бумажной промышленностью, еще указывалась «александрийская бумага» [33, с. 204].

Подробно рассмотрев методологическую специфику первого справочника, включавшего в себя данные о бумажных штемпелях и штемпельной бумаге, мы неизбежно вынуждены остановиться на тех совпадениях, которые обнаруживаются у труда Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского с работами С. А. Клепикова.

Маркировка бумаги представлена в «Рукописях Пушкина» в форме текстовых описаний, организованных в табличную форму, т.е., по сути, по тому же принципу, которым позже воспользуется и С. А. Клепиков (см. модели описаний, приведенные

ниже). Последнее обстоятельство представляется особенно интересным, если сопоставить замечание составителей «Рукописей Пушкина» по поводу принципов описания бумажной маркировки, используемых в их публикации, с аналогичным текстом у Клепикова. Так, Модзалевский и Томашевский писали в 1937 г.: «Следует обратить внимание на то, что в большинстве случаев только буквы дают твердое основание для отожествления сортов бумаги. Что же касается гербовых изображений, то лишь некоторые гербы или орнаменты употреблялись определенными бумажными фабрики <...> вообще же существовало несколько излюбленных гербовых изображений, одинаково встречающихся как на русских, так и на иностранных бумагах разных фабрик ...» [30, с. XII]. В монографическом справочнике Клепикова «Филиграни и штемпели на бумаге русского и иностранного производства хуп-хх вв.» 1959 г. читаем: «Почти до самого последнего времени все исследователи, публикующие собрания филиграней, отдают предпочтение сюжетно-эмблематической

Наше главное положение, лежащее в основе публикации: важнейшим элементом, определяющим время отливки, является совокупность литерного сопровождения исследуемого образца бумаги» [10, с. 6]. Параллели в принципах и системе описания маркировочных знаков у составителей «Рукописей Пушкина» и у С. А. Клепикова очевидны. Чем бы ни было вызвано отсутствие упоминания в публикациях Клепикова работы Л. Б. Модзалевского и Б. Л. Томашевского, оно имело печальные последствия для развития изучения истории бумаги и бумажной маркировки в отечественной науке. В результате имена Модзалевского и Томашевского, как и их вклад в методологию и практику изучения бумаги исторических документов, оказались убраны из поля зрения последующих ученых, опиравшихся на научное творчество Клепикова.

Однако в такой историографической некорректности С. А. Клепикова вряд ли стоит усматривать какую-то злонамеренность. Поверхностное отношение к историографии изучения

Модель табличного описания маркировочных знаков бумаги (на примере штемпелей) используемого в справочнике

Л. Б. Модзалевского, Б. В. Томашевского «Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме. Научное описание» (1937 г.)

[30, с. 238]

№ по пор. Формат Оттенок Водяной знак №№ описания Годы Примечание

XI. Белая бумага без водяных знаков с оттиснутым через оба листа выпуклым штемпелем с обыкновенным обрезом а) Большой почтовый формат

171 Г199X131 \ 1200X132/ Белая Штемпель в левом верхнем углу: в овале буква «Г» на графленом горизонтальном поле; по овалу текст; сверху: «Фабрика А. Гончарова», снизу: «Калужс. губ. Медын. уЬз.» 235, 664 1836 см. № 166

172 242X201 Белая, тонкая пожелтелая Штемпель в левом верхнем Т_1 углу: в овале «М» под императорской короной, в венке 332 1834

Модель табличного описания маркировочных знаков бумаги (на примере штемпелей) из монографии С. А. Клепикова «Филиграни и штемпели на бумаге русского и иностранного производства ^п-хх вв.» (1959 г.) [10, с. 102, 103]

№№ п/п Текст знака и характер изображения Характер рамки Местонахождение фабрики Год выхода печатного издания с этой маркой

53 МЕДЫНСКОГО УЕЗДА ФАБРИКИ А. ГОНЧАРОВА [по овалу] // Г [под короной (в овале)] овальная почти круглая Медынск. уезд. Калужск. губ. 1850

75 Н [под короной] / И : П : Б : Ф * овальная (дл. = 13 мм) Петергоф 1834-1839

*Императорская петергофская бумажная фабрика

половине, оставляя в небрежении вторую часть. Основным элементом, определяющим время отливки бумаги, считался (если в филиграни не было года) именно характер изображения, а не литерное сопровождение.

В дальнейшем изложении мы попытаемся показать на конкретных примерах неосновательность этого подхода для целого ряда типологических изображений.

бумаги в системе вспомогательных исторических дисциплин было характерно не только для него. Как уже отмечалось, Модзалевский и Томашевский сами решили отказаться от какого-либо обращения к опыту предшественников. Показательно, что, проведя огромную работу по анализу бумаги, использовавшейся А. С. Пушкиным в 1813-1837 гг. и дав характеристику 258 бумаг с филигранями, штемпелями и без маркировочных знаков, ученые оценили свое описание следующим образом:

«Данное описание имеет не только узкий интерес в пределах пушкиноведения. Оно является едва ли не первым опытом систематического описания русской бумаги начала xix века» [30, с. XIV]. Если с первым положением о широком значении этой работы легко можно согласиться, то второе замечание верно лишь отчасти — только в отношении описания штемпелей и бумаг, произведенных после 1825 г., так как уже в 1912 г. в журнале «Писчебумажное дело», а потом и отдельным оттиском была опубликована глава «Бумага в России. Сто лет назад» фундаментального труда Н. А. Резцова «Бумага в России» [24, 25]. В этой публикации дается всесторонний комплексный систематический обзор русской бумаги александровской эпохи, начиная от анализа бумажной промышленности и рынка и заканчивая технологической характеристикой бумаг и описанием и публикацией их филиграней.

Несмотря на то, что Николай Александрович Резцов (18551914) не занимался исследованием бумажных штемпелей, мы не можем обойтись в настоящей работе хотя бы без самого краткого рассмотрения его подходов к анализу исторических бумаг. Во-первых, потому, что только на фоне его работ можно дать полноценную оценку методологии Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского в исследовании бумаги. Во-вторых, по неоднократным замечаниям С. А. Клепикова, начиная со статьи 1952 г. (имевшей подзаголовок «Дополнение к работам К. Тромонина, Н. Лихачева и Н. Резцова») [9, с. 57] он использовал «опыт и методологию описания» маркировочных знаков Резцова, «развивая положение Н. А. Резцова» [7, с. 434-435; 8, с. 333].

По словам самого С. А. Клепикова, он, «развивая положение Н. А. Резцова», высказал мысль, «что элементом, определяющим наиболее точно нижний предел («не раньше») времени отлива бумаги, являются литерные сопровождения знака», исходя из чего и строил свои филигранографические публикации «на базе литерного сопровождения, располагая материал в алфавите литер» [7, с. 434-435; 8, с. 333], публикуя маркировочные знаки бумаги в виде организованных в табличную форму текстовых описаний с использованием воспроизведения графики знаков только в качестве примеров. Именно в текстовом описании в табличной форме маркировочных знаков бумаги и заключается филигранографическая методика С. А. Клепикова. В статье «Филигранология на службе архивиста» Клепиков следующим образом высказался о методологической роли Резцова в изучении маркировочных знаков бумаги: «Значительным вкладом в методологию публикации водяных знаков является статья редактора журнала "Писчебумажное дело" и крупного работника в области бумажной промышленности Н. А. Резцова. Автор по-новому подходит к вопросу о характере работы с водяными знаками. Основное положение, выдвигаемое им,— необходимость установления связи между фабрикантом бумаги, историей предприятия и его филигранью (или филигранями); он придает решающее значение литерному сопровождению сюжетной части водяного знака». При этом Клепиков характеризует связь своих методологических взглядов с творчеством Резцова (имея в виду свои работы 1952 и 1959 гг.) следующим образом: «Мы также утверждаем, что знание истории бумажной фабрики (адрес, время основания и даты перехода от владельца к владельцу) позволяет точнее определить дату отлива бумаги, опираясь больше на литерное сопровождение, чем на сюжетный элемент. Н. А. Резцов приводит пример описания водяных знаков с учетом их расположения на листе и привлечением изобразительного элемента в отдельных случаях. <...> В 1952 году, используя метод Резцова, мы опубликовали небольшое исследование о русских филигранях. <...> Мы внесли в методику Н. Резцова некоторые поправки, установив в описании точное расположение знаков на листах. Ряд изобразительных элементов получили кодовое обозначение, и тем самым упростилось текстовое описание <...> Типичные варианты одного знака получили числовое значение. Это касается знака "герб Ярославской губ."» [11, с. 51-53]. В приведенных словах речь идет о филигранях, но данное

обстоятельство не должно нас смущать, так как принципы описания маркировочных знаков носили для С. А. Клепикова универсальный характер. Это понятно, если учесть, что он рассматривал штемпель как «фабричный знак» «в подавляющем большинстве случаев литерный» [9, с. 57].

Несмотря на то, что С. А. Клепиков часто ссылается на Резцова как на создателя «метода», который сам Клепиков использовал и развивал, приходиться признать, что при этом он фактически не был знаком с трудами Н. А. Резцова, внимательно отнесясь только к таблице «Водяные знаки (филиграни) бумаг русских писчебумажных фабрик 1800-1825 г.» с учетом атласа филиграней «Снимки с водяных знаков бумаги русских фабрик 1800-1825 гг.» [25, с. 36-39; I-XII]. Доказательством такого неожиданного вывода могут служить следующие обстоятельства.

Во-первых, в своих работах С. А. Клепиков упоминает только об одной-единственной публикации Н. А. Резцова «Бумага в России сто лет назад» (выходившей в № 1-3 и 5 журнала «Писчебумажное дело» за 1912 г. [24] 43). Эту публикацию он называет «статьей», хотя сам Резцов непосредственно в предисловии к ней подчеркивает, что данный очерк «представляет собою одну из глав печатающейся книги «Бумага в России», первая часть которой вышла в 1910 году» [24, с. 3]. Действительно, в № 8-11 «Писчебумажного дела» за 1910 г. вышла первая часть «Бумаги в России», названная «Древесно-массная промышленность»44. После очерка «Бумага в России сто лет назад» Резцовым публикуется ещё одна глава этой же монографии — «Бумага в России до xix столетия» [23] 45. То, что глава-очерк о бумаге и бумажном производстве эпохи Александра I увидела свет раньше, чем глава «Бумага в России до xix столетия», сам Н. А. Резцов объяснил следующим образом: «мы сочли уместным напечатать эту главу [«Бумага в России сто лет назад» — Д.Ц.] отдельно, не дожидаясь окончания всей работы, в виду особого интереса к эпохе Александра I, который наблюдается в настоящий момент», т.е. в 1912 г., когда отмечался юбилей Отечественной войны 1812 г. [25, с. 3].

Во-вторых, ещё более показательным является сравнение приведенных выше высказываний С. А. Клепикова о «методе» Резцова с мнением самого Н. А. Резцова. Так, в главе «Бумага в России сто лет назад» автор указывает, что «водяной знак на бумаге позволил нам отличать бумагу заграничных фабрик от наших; с помощью водяного знака мы могли установить время, которому принадлежала выработка данной бумаги, а инициалы, гербы и украшения, составляющие водяной знак, во многих случаях и с большой вероятностью, позволили нам узнать и фабрику, на которой она изготовлялась» [25, с. 34]. При этом он специально подчеркивает: «Все отличающиеся один от другого, знаки были нами зарисованы и по ним во всех случаях установлено время отлива, а во многих и фабрика, на которой бумага была заготовлена. Только по инициалам не всегда удавалось определить фабрику, в некоторых случаях можно было допустить только вероятность происхождения; вообще же руководством при определении нам служили с одной стороны официальные сведения о фабриках и заводах, где имеются указания кому принадлежала фабрика и где находилась, для соответствующего времени, а с другой — содержание всего того, что имелось в филиграни,— обозначенный год и герб губернии, а в некоторых случаях и герб владельца» [25, с. 34]. Все это не совсем соответствует утверждению Клепикова о том, что Резцов «придает решающее значение литерному сопровождению сюжетной части водяного знака». Что касается слов С. А. Клепикова о том, что Н. А. Резцов «приводит пример описания водяных знаков» с «привлечением изобразительного элемента в отдельных случаях», то нет никаких объективных оснований, чтобы связать такой подход автора «Бумаги в России» с якобы существовавшей у него установкой на рассмотрение вербального табличного описания в качестве основной формы представления маркировочных знаков бумаги. Наоборот, Резцов подчеркивает: «все отличающиеся один от другого, знаки были нами зарисованы» и при

этом следующим образом характеризует атлас филиграней, прилагаемый к главе «Бумага в России сто лет назад»: «значительное большинство филиграней времени 1800-1825 гг. в прилагаемом атласе срисовано с бумаг нашей коллекции, а также и с некоторых бумаг книг, хранящихся в библиотеке Императорской Академии наук, сюда же внесены и те, которые имеются в сочинении Н. П. Лихачева "Палеографическое значение бумажных водяных знаков"; некоторым водяным знакам печатных бумаг, которые срисовать было нельзя, сделано только описание» [25, с. 34; 1-Х11 (атлас филиграней «Снимки с водяных знаков бумаги русских фабрик 1800-1825 гг.»)]. Из приведенных слов видно: Н. А. Резцов не стремился заменить воспроизведение филиграни её описанием, а наоборот, был нацелен на максимально подробное графическое представление маркировочных знаков бумаги, и отсутствие такого представления для ряда знаков в его атласе было связано только с технической невозможностью графической фиксации некоторых маркировок, обнаруживаемых в документах. В этом отношении представляется симптоматичным то, что в опубликованной после «Бумаги в России сто лет назад» главе «Бумага в России до XIX столетия» в разделе «Водяные знаки: буквы и слова» в таблице литер в составе филиграней все буквы уже были представлены только в форме рисунков — «зарисованные большею частью от руки, в том же масштабе» [23, с. 93-100]. Мало того, с точки зрения информации, необходимой для исследовательской работы, Резцова не удовлетворяли и любые формы «прорисей» маркировочных знаков. По этому поводу, характеризуя свою работу по сбору и анализу филиграней эпохи Александра I, он писал, что «изучение водяных знаков бумаги, о которых здесь говорилось, дает нам основание сказать, что в наших руках побывали бумаги более половины всех фабрик александровской эпохи; но так как одно описание и даже зарисовка знака надлежащего о нем представления дать не может, мы в целях ознакомления на образцах перелагаем всю коллекцию наших бумаг с водяными знаками от 1780 до настоящего времени во вновь открываемый с осени настоящего 1912 г., при С.-Петербургском Технологическом институте императора Николая I, Научно-учебный кабинет по писчебумажной промышленности, устраиваемый Союзом писчебумажных фабрикантов в России» [25, с. 35]. Таким образом, с точки зрения изучения филиграней, их табличное описание и графическое воспроизведение рассматривались Резцовым только в комплексе с таким обязательным «справочником», как общедоступная научная коллекция образцов бумаг, содержащих филиграни. В связи с этим необходимо специально подчеркнуть, что помещенная в главе «Бумага в России сто лет назад» таблица («Водяные знаки (филиграни) бумаг русских писчебумажных фабрик 1800-1825 гг.» [25, с. 36-39]) вообще не предназначалась её составителем для решения каких-либо задач датировки документов или их локализации по месту производства на основании наблюдения маркировочных знаков. Русские бумаги периода царствования Александра I изучались Резцовым с точки зрения их качественных характеристик («с целью определения их достоинства» [25, с. 35]). Для этого использовалась составленная самим Н. А. Резцовым коллекция «писчих бумаг разных фабрик, начиная с 1780 г. почти из года в год», образцы которой подверглись комплексному технологическому исследованию на базе испытательной станции при Императорском Русском техническом обществе, а их маркировочные знаки были зарисованы. Кроме того, при содействии С. Ф. Ольденбурга и В. И. Срезневского на материале фондов Библиотеки Академии наук было проведено обследование и оценка неразрушающими методами качественных характеристик исторических бумаг, использовавшихся в печатных книгах и газетах, в рамках которого также осуществлялась обязательная графическая фиксация водяных знаков [25, с. 28-29]. Таблица «Водяные знаки ...», так же, как и атлас «Снимки с водяных знаков бумаги русских фабрик 18001825 гг.», являющийся её иллюстративной частью, в системе главы «Бумага в России сто лет назад» должна рассматриваться

только в комплексе с двумя другими аналогичными таблицами — «Писчая бумага 1800-1825 г. По данным испытательной станции при Императорском Русском техническом обществе» [25, с. 30], «Книги, журналы и газеты 1800-1825 г., бумага которых была подвергнута обследованию» [25, с. 31-32], поскольку вместе они представляют единое описание «качественной стороны» русской бумаги 1800-1825 гг. [25, с. 40] и не могут рассматриваться вне связи друг с другом. Что касается непосредственно построения таблицы «Водяные знаки ...», то она рассчитана на описание именно производственной марки (фабричного клейма) в том виде, в каком её понимал сенатский указ от 18 октября 1778 г. «О делании всякой бумаги с означением фабричного клейма и года, в которой делана». По этому поводу Н. А. Резцов специально замечает, что «указом 1778 г. было приказано "в делаемой всяких сортов бумаге класть свои особые от других клейма, а равно изображать на оной тот год, когда делана; о чем и послать во все места". После этого распоряжения и до половины тридцатых годов прошлого столетия все наши фабрики строго следовали указу и каждый лист непременно имел на себе тот или другой водяной знак» [25, с. 35]. Не будем специально останавливаться на том, насколько правомерно утверждение Резцова о строгом соблюдении русскими производителями бумаги вплоть до середины 1830-х гг. предписанных требований маркировки продукции, однако использованная им самим в таблице структура описания «филиграни», безусловно, жестко соответствует требованиям указа. С этой точки зрения, принцип описания производственной марки, заложенный в таблице, можно охарактеризовать как юридический — это попытка выделить из конкретных клейм русских бумажных фабрикантов составляющую их содержание производственную марку и описать её, исходя из нормативной модели, предписанной конкретным законодательным актом — указом 1778 г.46. Для этого структура марки («филиграни») разделена на три составляющие, которые соответствуют разделам описания знака в таблице: «Буквы», «Год отлива», «Краткое описание изображения», иными словами: литерная составляющая марки (литерное сопровождение), годы, «в который делана» бумага (белые даты), гербовая и т.п. эмблематическая составляющая марки. Эмблематическая часть марки описывается Резцовым «суммарно» с учетом графических вариантов47. Что касается «года отлива», то эту составляющую марки Резцов рассматривает как вариативную (допуская использование нескольких разных дат в составе одной производственной марки) и, соответственно, в описании той или иной конкретной марки может присутствовать указание не на один год, а на целый период. Кроме того, для большинства марок на основании их «расшифровок» сделана попытка установить производителей бумаги (графа «Фабрика изготовления бумаги»). В результате возникает модель описания, которую можно представить на следующих примерах из таблицы Н. А. Резцова [25, с. 36] (см. табл. на с. 50).

Хотя графические варианты одной марки описывались «суммарно», как, например, в случае № 3 («на одних листах медведь, на других медведь в овале»), однако при этом учитывалась специфика композиции марки, как, например в № 36: «на левой половине листа четыре концентрических круга, внутри их буквы З полуприкрытая О; на правой половине листа в таких же кругах две буквы С. Г.» [23, с. 37].

Очевидно, столкнувшись с практической сложностью «выделения» из маркировочного знака непосредственно производственной марки в её строгом — «юридическом» — смысле, Н. А. Резцов решил, что наиболее точным «индикатором» для такого выделения могут служить прежде всего литеры. На том этапе накопления материала об истории русских маркировочных знаков бумаги, с которым совпала деятельность Н. А. Резцова, такой, несколько упрощенный, формальный подход был вполне обоснованным, так как именно литеры должны были восприниматься имеющими наиболее ясную и однозначную

Пример описания производственной марки бумаги н. А. Резцовым

ЛЫ4 по паря дку Водяные знаки (филиграни) Фабрика изготовления бумаги

Буквы Год отлива Краткое описание Изображения

2 я_м_гл. 1800-1810 Ярославский герб. Медведь в овале, вокруг венок и наверху корона Ярославская мельница Григория Яковлева

3 Я.М.В.С.Я, 1В00-1807 Не одних листах медведь, на других медведь в овале Ярославская мельница В. Саввы Яковлева

семантическую нагрузку, а материал, позволяющий более адекватно определять границы производственной марки бумаги (с учетом её вариантов), ещё не был введен в научный оборот 48.

Очень показательным является то обстоятельство, что описания марок выстроены в таблице «Водяные знаки ...» по порядку наиболее ранних из указанных в каждой из марок «годов отлива», т.е. по хронологии ввода в употребление марок, а не в алфавитном порядке литер. Такое расположение позволяет легко соотносить материал этой таблицы с материалом таблицы «Писчая бумага 1800-1825 г. По данным испытательной станции ...», но максимально затруднило бы любую попытку использования таблицы описаний «филиграней» в целях датировки документов по бумаге 49. Что касается атласа, в котором приведены в виде «зарисовок» примеры конкретных филиграней (34 знака), выражающих ту или иную производственную марку, описанную в таблице «Водяные знаки ...» (всего 77 описаний), то он «привязан» к номерам таблицы и организован по тому же принципу. Соответственно, и об атласе можно сказать, что, как и таблица, он не рассчитан на использование в качестве справочника, пригодного для датировки исторических документов или для решения других «археографических» вопросов. Здесь необходимо подчеркнуть, что, понимая всю важность маркировочных знаков для источниковедческого изучения исторических документов, сам Н. А. Резцов проблематикой такого рода не интересовался, его задачей было построение целостной комплексной картины истории развития русского бумажной промышленности и рынка бумажной продукции. Активно и много изучая непосредственно исторические бумаги (коллекционные образцы, собрания рукописных документов и печатных изданий и т.д.), Резцов видел в них прежде всего историко-технологический источник, и в этом его целевые исследовательские установки и установки С. А. Клепикова в отношении изучения маркировочных знаков бумаги принципиально различались. Что касается «метода Резцова» (или его «методики»), то в отношении табличного описания филиграней в главе «Бумага в России сто лет назад» все может быть сведено к одному положению: описывается не конкретный знак, а производственная марка в понимании указа 1778 г., как актуального для всего периода вплоть до середины 1830-х гг. Если же говорить о «вопросе о характере работы с водяными знаками», к которому, по мнению С. А. Клепикова, Н. А. Резцов «по-новому подходит» [11, с. 51], то такой вопрос, в его понимании Клепиковым, перед Резцовым просто никогда не стоял, а логика подхода последнего к маркировочным знакам бумаги может адекватно оцениваться лишь в контексте целостного рассмотрения всей его методологической системы изучения исторической бумаги. В свою очередь, эта система может быть представлена только при знакомстве со всем опубликованным материалом книги «Бумага в России».

Говоря о научном творчестве Н. А. Резцова, необходимо учитывать, что он был, прежде всего, инженером-технологом, одним из организаторов и теоретиком отечественной бумажной промышленности. Основной задачей его изысканий

в области истории русской бумаги и бумаги в России стало создание целостной картины развития национального производства бумаги и бумажного рынка, выявление специфики его формирования, «генетических» проблем, задач и перспектив развития. Резцов был ученым-бумаговедом в самом широком смысле этого слова и, по сути, стал создателем исторического бумаговедения как самостоятельного направления в русской науке, заложив в нашей стране основы комплексного изучения истории бумажной промышленности, её технологии и рынка бумажной продукции. Интерес к маркировочным знакам бумаги существовал у Н. А. Резцова только в контексте общих историко-бумаговедческих задач. «Филиграноведом» в современном понимании этого слова он, в отличие от своего современника Н. П. Лихачева, никогда не был: проблемами каталогизации и изучения маркировочных знаков бумаги с целью их использования для датировки, локализации и описания исторических документов, как уже говорилось, Резцов специально не интересовался. Маркировочные знаки бумаги рассматривались им только с двух точек зрения — в системе технологического исследования исторических бумаг и как средство анализа отечественного рынка бумажной продукции. Непосредственное изучение бумаги с маркировочными знаками велось Н. А. Резцовым на основании нескольких источников. С одной стороны, это была его собственная коллекция «бумаг с водяными знаками от 1780 до настоящего времени» (т.е. до 1912 г.), переданная собирателем в Научно-учебный кабинет по писчебумажной промышленности Технологического института [25, с. 35] 50. Кроме того, от Е. Н. Окуневой и И. И. Успенского для технологических анализа были получены бумаги 1720-1724 гг. [23, с. 101]. Другим источником стали печатные и рукописные фонды Библиотеки Академии наук (с которыми Н. А. Резцов работал при поддержке С. Ф. Ольденбурга и В. И. Срезневского). Хотя, по словам самого Резцова, «обследование бумаги в смысле филиграни сделано нами, начиная с 1698 года по время исчезновения водяного знака на русских бумагах, т.е. по 1820-1840» [23, с. 43] в опубликованной части «Бумаги в России» анализируются маркировочные знаки только двух относительно небольших исторических периодов: царствования Петра I и правления Александра I51, т.е. он не планировал создания какого-либо справочника или пособия по маркировочным знакам, а филиграни использовал лишь в связи с анализом истории русской бумажной промышленности в узловые периоды её формирования и только в составе комплексной технологической характеристики исторических бумаг. В этом отношении показательно следующее замечание автора «Бумаги в России» о целях изучения бумаги эпохи Петра: «При изучении бумаги мы поставили себе задачей выяснить: качество заграничных бумаг, потребляемых в то время в России, их филиграни, а следовательно и место выработки, а прежде всего нас интересовал характер бумаг русского производства в момент его возникновения, и первые шаги производства, имея в виду фабрики петровского времени». Здесь же Резцов пишет, что, «переходя к описанию качественной стороны бумаги

времени царствования Петра, мы прежде всего обращаем внимание на филигрань; для заграничных бумаг эта присущая для того времени особенность с большою вероятностью дает возможность установить место ея происхождения, для бумаг же русского производства водяной знак определяет момент появления своей фабрикации, а при отсутствии статистики о ввозе заграничной бумаги и размере выработки отечественной, дает некоторое представление, при обзоре большого количества бумаг, об успехе русского производства в качественном и количественном отношении» [23, с. 43] 52.

Как уже отмечалось, собирая материал для «Бумаги в России», Н. А. Резцов использовал два подхода к технологическому анализу исторических бумаг — лабораторное исследование (испытание) образцов исторических бумаг и контроль технологических характеристик бумаги рукописей и печатных изданий с помощью неразрушающих методов. При лабораторном исследовании технологические параметры — прежде всего характеризующие качество бумажной продукции — в наиболее полном виде оценивались по следующим параметрам:

- вес 1м2 (в гр);

- толщина (в см);

- разрывная длина;

- растяжимость;

- ломкость; состав:

- волокно,

- содержание золы (в %),

- содержание влаги (в %) [23, с. 103; 23, с. 30];

- прозрачность53;

- проклейка54;

- характер размола55.

При этом, если для периода правления Александра I собранная Н. А. Резцовым коллекция писчебумажной продукции обеспечила систематический лабораторный анализ русских писчих бумаг производства 1800-1825 гг., то для эпохи Петра I такого рода исследование было проведено только для двух образцов 1724 и 1726 гг.

Основной объем обследования исторической бумаги печатных изданий и рукописных документов (писчих и печатных бумаг) в работе Резцова составило неразрушающее исследование — оценка «бумаг далекого прошлого» «на ощупь и на глаз», как охарактеризовал его сам автор «Бумаги в России» [23, с. 103] (в проходящем и отраженном свете, с органолептиче-ской — тактильной — оценкой поверхностного рельефа и ряда других свойств бумаги [23, с. 101]). Технологию и основные принципы этого исследования Н. А. Резцов описал следующим образом: «в этом случае мы применили <...> изучение бумаги при тщательном осмотре её на свет, что давало возможность выяснить: характер размола, качество отлива и достоинства формы и на основании этих основных данных, характеризующих ручное производство бумаги, составить представление о её качестве. При таком изучении бумаги, одновременно зарисовывался водяной знак, <...> обращалось также внимание на внешний вид листа, его толщину, а также и насколько бумага равна во всех своих частях» [25, с. 29]. В результате была сформирована система описания технологических характеристик бумаг [23, с. 101], которую сегодня мы можем «реконструировать» в виде следующей схемы:

- «водяной знак» (филигрань) листа: маркировочный знак и сетка56;

- размол бумажной массы57;

- качество отлива листа58;

- плотность листа59;

- толщина листа60;

- «гладкость или шероховатость» листа — характеристика поверхности листа61.

Кроме основных параметров, в «системе» Резцова также учитывался ряд характеристик бумажного листа, которые мы можем определить как дополнительные — не носящие

универсального характера, но использующиеся в отдельных случаях для более точного и емкого описания бумаг. К таким дополнительным параметрам могут быть отнесены:

- белизна и цвет бумаги62;

- чистота бумажной массы63;

- характер прессования бумаги (дефекты прессования) 64;

- характер проклейки бумажного листа65.

Как отмечает сам Н. А. Резцов, система основных параметров неразрушающего контроля технологических характеристик использовалась во всех случаях рассмотрения исторических бумаг. В связи с этим он пишет, что «при изучении бумаги, исключая состава по волокну, на все указанные обстоятельства, обращалось внимание по отношению: толщины, гладкости или шероховатости, размолу, качеству отлива, плотности листа бумаги, и в зависимости от всех этих положительных или отрицательных качеств, выставлялась особая отметка» [23, с. 101-102]. В свою очередь, совокупность этих отметок позволила Резцову разделить бумагу петровского времени по их качеству на три группы:

- хорошие бумаги;

- удовлетворительные бумаги;

- неудовлетворительные бумаги [23, с. 102].

Что касается бумаг эпохи Александра I, то для них автор «Бумаги в России» использовал лишь две качественные градации:

- удовлетворительная бумага;

- неудовлетворительная бумага [23, с. 92-94].

Такое различие в системе описания бумаги в разных главах одной книги более чем показательно. Оно отражает саму суть отношения Н. А. Резцова к работе с материалом конкретных рукописей и изданий. Его подход к выделению, описанию и анализу той или иной бумаги того или иного конкретного документа или издания варьируется в зависимости от того, какие вопросы в области изучении становления и функционирования русской бумажной промышленности, писчебумажного рынка и т.п. представляют основной интерес для историка бумаги применительно к тому историческому периоду, к которому относился рассматриваемый документ. То есть автор «Бумаги в России» смотрел на бумагу конкретных рукописей и изданий как на источник, отражающий важнейшие, с его точки зрения, явления в истории национального бумажного рынка и бумажной промышленности. Что же касается справочного потенциала бумаги как материального носителя текста для датировки исторических документов, их локализации по месту производства и т.д., то эти вопросы непосредственно Н. А. Резцова не интересовали и при сборе материала для его монографии не учитывались. Так, в главе «Бумага в России до XIX столетия», посвященной бытованию бумаги в России начиная с XIV в. и до рубежа XIX в., непосредственное рассмотрение автором бумаги конкретных исторических документов, включая самостоятельные наблюдения Резцова над маркировочными знаками (не заимствованные из библиографии и, прежде всего, из творчества Н. П. Лихачева), относится только к эпохе царствования Петра I. Применительно к анализу бумаги этого периода, с которым связано возникновение систематического национального промышленного производства писчебумажной продукции, ключевым вопросом для Резцова было выделение и качественная характеристика основных «сортов» писчих и печатных бумаг, существовавших на русском рынке, выявление на их фоне первой продукции национального производства и обнаружение в ней образцов, отражающих процесс эволюции этого производства от начальных «ученических» опытов до перехода к выпуску качественной бумаги для письма и печати. Соответственно, для решения этой задачи наиболее адекватной оказалась «трехбалльная» система оценки и описания качества обследуемых бумаг: высококачественная бумага; бумага среднего качества; плохая бумага (низкого уровня производства). Период правления Александра I представлял собой эпоху, равноудаленную как от петровского времени, когда в России возникла полноценная бумажная промышленность,

так и от времени самого Н. А. Резцова — находившегося между ними. Таким образом, исследование александровской бумаги и бумажного производства было направлено на проведение своего рода «реперного замера», с помощью которого можно было определить вектор развития русской бумажной промышленности и наметить закономерности её формирования от начала становления до современности (до 1910-х гг.). В этой ситуации важнейшей задачей становилось выявление и оценка качества продукции как можно большего (статистически валидного) числа русских бумажных производств александровской эпохи с учетом времени их возникновения: построение статистического «профиля» промышленности эпохи, с точки зрения качества выпускаемой продукции (с учетом политической и экономической неоднородности самого исследуемого периода). Для решения такой задачи достаточно было использовать наиболее упрощенную систему качественной оценки бумаги, т.е. «двухбалльную» — бумага удовлетворительного качества / бумага неудовлетворительного качества66.

Описанная выше система неразрушающего исследования бумаг использовалась и при обследовании образцов, подвергавшихся также и лабораторному анализу, важнейшими результатами которого были определение состава бумажной массы по волокну и установление характера проклейки. Как отмечал по этому поводу Л. И. Волков, лабораторные испытания проводились «после внешнего исследования бумаг» [5, с. 315] 67. В результате таких лабораторных и неразрушающих исследований у Н. А. Резцова «собралось достаточно материала, чтобы, подметив общее, составить некоторое представление о свойствах и качествах писчих и печатных бумаг» [23, с. 101], использовавшихся и производившихся в России в конце XVII - первой четверти XVIII в. и в первой четверти XIX в. В связи с этим особенно важно подчеркнуть, что технологическое описание бумаги в обязательном порядке «привязывалось» к её маркировочному знаку. По этому поводу автор «Бумаги в России» указывает, что «при описании водяных знаков бумаг <...> при каждом удобном случае, как это было видно выше, характеризовалась и качественная сторона бумаги книг и рукописей». Это замечание было сделано в связи с рассмотрение знаков бумаг, «имевших место в России в первой четверти XVIII в.» [23, с. 101], но в равной степени оно относится и к анализу бумаги александровской эпохи.

Особое место в изучении исторических бумаг у Н. А. Резцова занимает контроль формата листа. Он входит в один комплекс исследований вместе с анализом маркировочных знаков и технологическим описанием бумаги, т.е. относится к бумагам эпох Петра I и Александра I. Очевидно, что интерес к истории форматов писчих и печатных бумаг был связан у Резцова с его трудами по введению в России системы нормальных форматов. Этому вопросу даже была посвящена отдельная брошюра автора «Бумаги в России» — «О нормальных форматах бумаг за границей и о установлении их в России», увидевшая свет в 1909 г. [26]. Для бумаг александровской эпохи измерялись размеры листов журналов, газет и книг. По этому поводу Резцов пишет, что, «воспользовавшись случаем иметь под рукой большое число журналов и несколько названий газет и книг близко одного времени, мы произвели измерение каждого такого издания по двум взаимно перпендикулярным направлениям длины и ширины листа книг вне переплета» [25, с. 40]. «Насколько возможно полученные данные были систематизированы», и результаты представлены в форме таблицы. Для изданий 1800-1825 гг. Н. А. Резцовым было выделено 5 категорий размеров листов, включающих 3 категории размеров для журналов: 1) 9У2-10У2 х 16У2-17 см, 2) 11У2-12 х 19-20 см, 3) 12-12% х 20У2-21 см; 1 — для газет: 12-13 х 20-21 см; ещё одну категорию — «разные форматы». Кроме того, формат писчей бумаги (полного листа) составил: 34-36,6 х 42-45 см68. Что касается просмотренных Резцовым книг, то они «дали такое разнообразие в измерениях, что в какую либо систему привести их не было возможности», а общий разброс

данных варьировался в пределах: 12-23 х 20-36 см [25, с. 40-41]. Таким образом, для эпохи Александра I Н. А. Резцов стремился представить только основную типологию форматов русских печатных бумаг. Что касается петровского времени, то здесь формат интересовал его как принадлежность того или другого исторического сорта бумаги, обозначаемого маркировочным знаком. О том, как исторически были связаны форматы и знаки, сам Резцов говорит в работе «О нормальных форматах бумаг ...»: «бумага известной фабрики с определенным водяным знаком, если на нее появлялся большой спрос, естественно вызывала подражание со стороны другой фабрики, подгонявшей, очевидно, по человеческой слабости, как размер листа, так и изображение водяного знака; отсюда, очевидно, листы с одинаковым знаком начинают быть одинаковыми по своим размерам, здесь же очевидно нужно искать причину в обозначении форматов французских, итальянских и других фабрик по фигуре, изображенной на бумаге водяным знаком». Так, по мнению Резцова, водяные знаки: La couronne; Le soleil, grand soleil, petit soleil; La serpente; Fleur de lis; Grand aigle, petit aigle; L'ècu; Le raisin, le grand raisin; La coquille; L'ètoile; La cloche; Le Jésus; Le lincorne; Le cornet; Double main, á la main; Le Pot; Pro patria; Fools cap послужили основанием для обозначения формата, и в результате «французские, многие английские, итальянские и до сих пор ещё некоторые немецкие форматы носят только что приведенные обозначения, хотя, конечно, ни один лист бумаги не имеет на себе ничего подобного» [26, с. 4-5]. При этом исторически водяной знак одновременно являлся и обозначением сорта. По этому поводу в брошюре «О нормальных форматах бумаг ...» со ссылкой на работу П. Ф. Николаевского «Московский печатный двор при патриархе Никоне» делается замечание, что «и мы в старину, при покупке бумаги у иноземных купцов, различали бумагу по водяному знаку и, между прочим, требовали сорта: "бумага царева венца", бумага под орлом, "бумага под оловянником"» [26, с. 4]. Однако в истории русского национального бумажного производства ситуация сложилась несколько иначе, чем в Западной Европе, в связи с чем Резцов пишет: «Изучая форматы западной Европы, мы указали, что основанием их был водяной знак, усвоенной той или другой фабрикой во времена отдаленного прошлого, так например: La Couronne, le Soleil, Serpent и т.д.; обозначение наших бумаг, главным образом, как оказывается, имеет прямым основанием ту цель, для которой она употребляется и сообразно чему она носит то или другое название» и далее, перечисляя «сорта бумаг, выделываемые нашими фабриками», указывает, что «из сотни поименованных бумаг более половины носят названия по тому назначению, для которого они должны быть употребляемы; деми, слоновая, супер-рояль — это все, что в данном случае заимствовано от заграничных названий» [26, с. 28-29]. Что касается периода начала становления регулярной русской бумажной промышленности, каковой была эпоха Петра I, то для этого времени Н. А. Резцов видит в изображении водяного знака на листе именно обозначение сорта и, соответственно, для него «герб Амстердама», «Pro Patria», «голова шута» и т.п.— это марки сортов. В изучении бумаги петровского времени учет формата является для Резцова обязательным элементом «общей характеристики» «каждой группы» бумаг, представляющей собой такой исторический сорт. При этом, конечно же, учитывались возможные различия писчей и печатной бумаги. Так, например, давая «общую характеристику» группе писчих и печатных бумаг с «гербом города Амстердама» в качестве водяного знака (1698-1720 гг.), Н. А. Резцов следующим образом характеризует формат: «Для формата отливаемой писчей и печатной бумаги, на основании сделанных измерений необрезанного листа писчей и размера книги печатной получились следующие цифры.

Наибольший размер необрезанного открытого листа писчей бумаги оказался 33 х 41% см; размер листа (сложенного вдвое) годов 1714, 1716, 1718 и 1722 колеблется в пределах одна сторона (32У2-34) см и другая (20-21) см.

Измерение печатного листа производилось так, как он есть переплетенный в книгу, так что размер листа и размер книги без переплета должны быть тождественны. Измерения 42 книг дали следующие три преобладающих типа:

I ... (28У2-31У2) х (18-20)

II ... (18-21) х (13-15%) Iii ... (14-16) х (9-10)

Число книг других измерений сравнительно невелико, причем наибольший размер для таких были 34 х 20 и наименьший 11 х 7%. Вообще же нужно признать, что размер черпальной формы, нормальной, как для писчего, так и для печатного не обрезанного листа, был один и тот же, весьма близкий к 33 х 42 ст. б9; книги же имели преобладающих три размера: в лист (половина открытого листа) 33 х 21, полулист 20 х 16 и четвертую долю 16 х 10» [23, с. 51]. В свою очередь, о филиграни Pro Patria в «Бумаге в России» сказано, что «наибольшая ширина бумаги с этим водяным знаком необрезного открытого полулиста, или, что тоже самое листа 32% х 20%» [23, с. 53] и т.д. Говоря об особом внимании Резцова к формату бумаги именно в изучении петровской эпохи, необходимо подчеркнуть, что в отличие от изучения бумаг первой четверти xix в., характеристика размеров листа (сложенного) была обязательной составляющей лабораторного исследования этих бумаг, а не только входила в состав их анализа с помощью неразрушающих методов (в ходе обработки рукописных и книжных фондов) [23, с. 103], где оценка форматов бумаг, как и характеристика их технологических параметров, составляла систему описания отдельных «сортов» бумаги и, соответственно, оказывалась привязанной к конкретным сюжетам филигранен70.

Сравнение исследования бумаги рукописей А. С. Пушкина в работе Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского с творчеством Н. А. Резцова, безусловно, обнаруживает в этих трудах много общего. Прежде всего — комплексный подход к изучению исторических бумаг, в рамках которого маркировочный знак рассматривается только как одна из составляющих бумажного листа, наряду с его технологическими характеристиками. Резцов и его сотрудники, такие как Н. И. Шевлягин и Л. И. Волков, представляли собой целое самостоятельное направление в изучении бумаги исторических документов, направление, которое можно определить как комплексный историко-технологический подход к изучению исторических бумаг, и Н. А. Резцов, безусловно, должен считаться его создателем и крупнейшим представителем. Хотя Модзалевский и Томашевский нигде не указывают на знакомство с трудами Резцова и его последователей, но и они в своем взгляде на описание и анализ бумаги пушкинских автографов примыкали к тому же направлению. Они, как и автор «Бумаги в России», рассматривают маркировочный знак только как одну из целого ряда равноценных характеристик бумажного листа. Для Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского в исследовании бумаги исторических документов ключевым стало понятие сорта в его технологической «многомерности», оно же играет важнейшую роль в подходе Н. А. Резцова к историческим бумагам (прежде всего это проявилось в отношении изучения бумаги эпохи Петра I). Принципиальная разница заключается лишь в том, что составители «Рукописей Пушкина» рассматривают сорт с позиции потребителя бумаги, а Резцов — с точки зрения её производителя. Все это позволяет нам с полным правом сказать, что описание и каталогизация русского бумажного штемпеля и штемпельной бумаги, как и систематическое изучение русской бумаги xviii-xix вв., началось в отечественной науке в первой половине XX в. именно в рамках комплексного историко-техно-логического изучения исторических бумаг.

Историко-технологическое направление в изучении рукописно-книжных памятников и исторических документов, начатое в России Н. А. Резцовым, развивалось как самостоятельная область изучения исторических бумаг наравне с тем, что мы можем условно назвать «палеографическим» направлением их изучения, «академическая» форма которого стала формироваться

в отечественной науке несколько раньше — с 1890-х гг.— трудами Н. П. Лихачева [15, 16]. С точки зрения полноты представления данных о бумаге исторических документов и рассмотрения её как источника по истории бумажного производства и потребления, историко-технологический подход был значительным шагом вперед по сравнению с «палеографическим». Однако «палеографический» подход, со временем развившийся в самостоятельную дисциплину «филиграноведение», изначально был сосредоточен на использовании маркировочных знаков бумаги как средства датировки документов, а, по возможности, и их локализации по месту производства, и именно в его рамках, прежде всего, формировалась соответствующая методология, и велось накопление справочного материала. Труды Н. П. Лихачева стали первыми в истории русской науки полноценными академическими работами по методологии использования маркировочных знаков бумаги в палеографическом, археографическом, дипломатическом и кодикологическом изучении рукописей и предоставили исследователям лучший для своего времени справочник по этому вопросу, тогда как «Бумага в России» Н. А. Резцова стала первым и до сих пор по многим параметрам не превзойденным, отечественным монографическим историко-бумаговедческим исследованием, заложив в нашей стране сами основы исторического бумаговедения.

Что касается труда Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского, то, независимо от того, были ли они знакомы с работами Н. А. Резцова и представителей его школы или нет, их исследование стало своего рода попыткой синтеза историко-технологического и «палеографического» подходов к изучению исторических бумаг. Это обстоятельство, безусловно, заставляет оценивать «Рукописи Пушкина» в качестве значимого шага вперед по пути развития методологии обоих направлений. Важнейшей заслугой Модзалевского и Томашевского стал переход в решении археографических задач исследования исторических документов от использования только филиграней к целому комплексу технологических характеристик бумажного листа, которые они определяли как сорта (сорта в понимании потребителя бумаги), и к построению соответствующего археографического по своим задачам справочника, рассчитанного не на описание и представление одних только маркировочных знаков бумаги, а на отображение этих самых «сортов». Именно сорт, а не просто филигрань, рассматривается в справочнике Модзалевского и Томашевского как средство датировки рукописей по бумаге. Другой важнейшей заслугой составителей «Рукописей Пушкина» явилось то, что они ввели в изучение исторических документов целостное понимание маркировочного знака бумаги (её полистной маркировки) вместо господствовавшей до этого сосредоточенности только на одной его форме — филиграни. Такой переход от филиграни к маркировочному знаку произошел в результате «открытия» Л. Б. Модзалевским и Б. В. Томашевским бумажного штемпеля как объекта описания и изучения бумаги исторических документов.

Из материала, представленного в данной работе, видно, что, с точки зрения идеи справочной каталогизации бумажных штемпелей исторических документов, так же, как и идеи и основных принципов табличного описания маркировочных знаков бумаги, С. А. Клепиков вольно или невольно оказался прямым последователем Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского. В отношении же утверждений Клепикова о его методологической связи с работой Резцова приходится с сожалением признать, что это, скорее, иллюзия. Иллюзия, вызванная весьма слабым и поверхностным знакомством самого С. А. Клепикова с научным творчеством Н. А. Резцова. Эта иллюзия оказалась весьма стойкой и, как любое серьезное искажение историографии, неизбежно привела и продолжает приводить к негативным последствиям в развитии науки. Показателен следующий текст из вышедшей в свет в 1999 г. монографии А. П. Богданова «Основы филиграноведения: история, теория, практика»: «Серия статей Н.А. Резцова в журнале "Писчебумажное дело" за 1912 г.

(№ 1-3, 5) — "Бумага в России 100 лет назад" [здесь и далее — курсив авторский — Д.Ц.] — оказала заметное влияние на развитие филиграноведческой мысли. Автор подчеркивал необходимость установления связи между фабрикантами бумаги, историей предприятий и знаками. Для изучения поистине несметного количества видов бумаги xviii в., по мнению Резцова, особое значение имеет литерное сопровождение водяных знаков, которое как раз и было предназначено для обозначения (маркировки) бумаги определенного фабриканта и мельницы» [3, с. 62]. Мы воздержимся здесь от подробного разбора этого высказывания, так как любой желающий, давший себе труд прочитать опубликованные главы «Бумаги в России» Н. А. Резцова, может самостоятельно оценить всю курьезность приведенного текста. Отметим только, что этот текст, восходящий не к самой работе Резцова, а, очевидно, опирающийся на историографические замечаниям о ней С. А. Клепикова, наглядно показывает, насколько неадекватным оказалось в результате восприятие методологического наследия крупнейшего отечественного историка бумаги и российского бумажного производства.

В заключение необходимо подчеркнуть, что все сказанное никоим образом не нацелено на умаление, безусловно, больших и неоспоримых заслуг С. А. Клепикова в изучении как маркировочных знаков бумаги в целом, так и бумажного штемпеля в частности. Задачей нашей публикации было лишь восстановление реальной историографической картины одного из этапов становления бумаговедческого изучения исторических документов, без чего невозможно нормальное развитие методологии всей этой области отечественной науки.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Статья подготовлена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (грант рффи № 12-06-00253-а).

2 Везде в статье мы придерживаемся только такого понимания бумажного штемпеля (без учета цветных штемпелей гербовой бумаги, а также штемпельной маркировки бумаготорговцев и потребителей бумаги). Более подробно это понятие раскрыто в заметке «О проекте по изучению русской штемпельной бумаги», помещенной в настоящем выпуске альманаха [38].

3 Во вступительном тексте к этой монографии С. А. Клепиков, указывая на присутствие в работе описаний бумажных штемпелей, сообщает читателю: «Ни в русской, ни в зарубежной литературе о такого рода знаках не было никаких публикаций» [10, с. 6]. В этом отношении показательно то, что готовя от имени Г. А. Енша текст «К 75-летию старейшего советского филигранолога», приуроченный к своему юбилею, отмечавшемуся 1970 г., Клепиков сообщал в нем, что «он также внес новые элементы в изучение бумаги, впервые [в] отечественной и зарубежной литературе, включив в поле зрения исследователей и опубликовав 560 описаний штемпелей слепого тиснения на бумаге отечественного и зарубежного производства» (К 75-летию старейшего советского филигранолога. Машинопись с рукописной правкой и рукописный текст — автограф С. А. Клепикова // бан ниор. Собр. 83. Оп. 2. Д. 110. Л. 1-4).

4 После выхода в свет основных работ С. А. Клепикова, так или иначе рассматривающих вопрос о штемпельной бумаге [6, 9, 10, 12, 13, 41], специальная отечественная литература о штемпелях как о товарно-производственной маркировке бумаги может быть сведена к работам О. Я. Мацюка [18], Р. В. Костиной [14], С. А. Белобородова [1] и В. П. Бударагина [4]. У всех этих авторов при обязательном наличии ссылок на работы С. А. Клепикова отсутствуют какие-либо упоминания о публикации или исследовании бумажных штемпелей до него.

5 Здесь необходимо особо подчеркнуть, что среди современной отечественной учебной литературы в области специальных исторических дисциплин, затрагивающих проблематику анализа бумаги, пособие А. В. Сиренова, безусловно, является одним из наиболее компетентных и качественно подготовленных.

6 Необходимо особо подчеркнуть, что избранный Л. Б. Модзалевским и Б. В. Томашевским принцип определения типа производства бумаги (ручного или машинного отлива) «по вержировке» (по её наличию или отсутствию) являлся ошибочным, так как не учитывал существовавшее в этот период разнообразие видов сеток листо-отливных форм (в том числе и наличие различных технологий производства сеток для ручного отлива). Это замечание наглядно иллюстрирует следующий пример. В «Рукописях Пушкина» группу бумаг № VII «Белая бумага с водяным знаком с обыкновенным обрезом» открывает «сорт» № 112 без «вержировки» производства бумагоделательного предприятия Гончаровых (с водяным знаком с литерами «аг»), употреблявшийся Пушкиным в 1833-1834 гг. [30, с. 319]. Однако бумагоделательная машина начала действовать на Полотняном заводе только с 1849 г. [35, с. 29].

7 Отдельно рассматривая бумагу рукописей, составители справочника «Рукописи Пушкина» стремились именно к её полноценной бумаговедческой характеристике, подчеркивая, что в описании «сортов» бумаг (в отличие от археографического описания самих документов) «имелась в виду величина цельного листа, как он поступал в продажу». В этом отношении показательно следующее их замечание: «Так как разные листы одного и того же сорта не вполне точно совпадают по размерам, для каждого сорта даны крайние цифры. Они показывают, в каких пределах колеблются размеры листов одного сорта. Эти пределы для разных сортов и разных фабрик различны. Очень точно обрезалась высокосортная почтовая бумага <...>; наоборот, естественны большие колебания в размерах необрезных бумаг. Для обычной обрезной бумаги обыкновенны колебания в пределах трех миллиметров, но в отдельных случаях наблюдаются и большие колебания» [30, с. xi].

8 Все специализированные метрологические характеристики бумаги рассматривались Модзалевским и Томашевским именно как показатели «сорта», а не как идентификационные признаки листоотлив-ной формы и т.д. Так, отмечая, что «для вержированной бумаги <...> характеристикой является обмер расстояний между линиями верже», они подчеркивают, что в их таблице описания бумаг, «хотя даны цифры с точностью до десятых миллиметра (в расстояниях между широкими продольными линиями вержировки), но надо оговорить, что лишь для немногих высококачественных сортов этот размер является жестким. В большинстве случаев расстояние между отдельными линиями сильно колеблется, лишь в среднем соответствуя указанному. Но и здесь при измерениях, произведенных на разных листах, расхождение обычно выражается в пределах 0,5 мм (иногда достигая целого миллиметра). Точно так же расстояние между частыми горизонтальными линиями вержировки, охарактеризованное числом линий на один сантиметр, не является вполне точным и постоянным: и здесь колебания на одну или две линии обычны» [30, с. xi—xii]. В результате табличное описание бумаги ручного отлива получило несколько более сложную структуру, чем описание остальных бумаг (см. таблицу на С. 55). Стоит специально подчеркнуть, что в табличном описании бумаги ручного отлива указано и «расположение линий вержировки, которое для полного писчего листа бывает обычно вертикальным (когда широко расставленные линии идут вдоль листа, а частые — поперек), а для большого почтового формата — горизонтальным. С расположением вержировки связано и расположение водяных знаков: изображение гербов и букв обычно связано так, чтобы рассматривать их при вертикальном расположении вержировки» [30, с. xii].

9 Необходимо отметить, что сами авторы говорят о том, что они приводят в таблице «сведения об оттенках и плотности бумаги», но при этом специально уточняют: «Сведения эти ограничиваются самой общей характеристикой» [30, с. xii]. Категория «плотности» в системе Л. Б. Модзалевского и Б. В. Томашевского, очевидно, не соответствует строгому пониманию этого термина в науке о бумаге, где плотность (объемный вес бумаги) — это отношение веса бумаги (1 м2) к её толщине [2, с. 170], а представляет собой некое ощущение от бумаги, выражаемое в таблице через толщину, качественные и другие («дополнительные») «сортовые» характеристики бумаги.

Пример табличного описания бумаги ручного отлива рукописей А. С. Пушкина

Формат Верже Напра-

§ си о а о и я § 1 1 г продольное поперечное вление псржи-рсшкн Оттенок н особенность Водяной знак №ЛГ! описания Годы Примечание

29 /345X2171 \ 345X220/ 27.0 б Вертик. Белая грубая Аопмй полулист: МФЛГ Прппмйполулист: герб Гончиро-пых: щит, пересечен, » нерхном иоле шестиконечная ипсид»; о поле мертнкалмю стоящая прямая сабля; намет, п нашлемнике три страусопых пера. На сгибе листов иаперху: 1834 213.342, 413 (л. 1 и 24), 674, <>92 1835—1837

10 Кроме того, в нескольких случаях даны уточнения по характеру обреза: «золотой обрез с 4 сторон»; «одна сторона без обреза»; «обрез с одной стороны».

11 Пропорции листа: 1,2: 1.

12 Пропорции листа: 1,3: 1.

13 Пропорции листа: 1,2: 1.

14 Пропорции листа: 1,3: 1.

15 Во всех остальных случаях, кроме этого и № 180, штемпель располагается в верхнем левом углу листа.

16 О системе сортов русской бумаги этого периода см., например: [25, с. 22—26].

17 Характерно, что для 1803 г. среди сортов продававшейся в России бумаги отмечаются: «Почтовая, золотой обрез», «Почтовая, без золота», «Голландская, золотой обрез», «Голландская, обрезная без золота», «Голландская, не обрезная» [23, с. 113].

18 Хотя в «Рукописях Пушкина» непосредственно в описании того или иного автографа существует ссылка на «соответствующий номер сорта бумаги», отдельное «описание каждого сорта сопровождается указанием, какие именно автографы сюда относятся и в какие годы Пушкин эту бумагу употреблял». Это при том, что «датировка произведений (а в еще большей степени датировка самих автографов, из которых многие являются позднейшими авторскими копиями ранних произведений) не всегда покоится на твердых данных и часто устанавливается из побочных соображений», а при подготовке справочника «не было проделано специальной работы по пересмотру всех датировок и принимались датировки, получившие обращение и не отвергнутые к настоящему времени» [30, с. X, XIII]. Эти замечания Модзалевского и Томашевского убедительно показывают, что раздел «Описание бумаги» в их работе представляет собой не пособие для датировки документов по бумаге, а попытку реконструкции структуры потребления бумаги Пушкиным. Об этом же свидетельствуют и слова составителей о том, что «в описание бумаги включены лишь те сорта бумаги, которые были в личном пользовании Пушкина» [30, с. X].

19 Под «бумаговедческим» пониманием «сорта» мы имеем в виду определение его как категории в той или иной системе классификации продукции бумажного производства, вне зависимости от того, сложилась ли данная классификация исторически или является результатом специальной разработки. Такой взгляд на понятие «сорта бумаги» можно ещё назвать «товарно-производственным».

20 В этом отношении показательным примером является описание «сорта» бумаги пушкинских рукописей под № 38, в котором указаны: точный размер «цельного листа» (357 х 226 мм), среднее расстояние между линиями понтюзо (25,7 мм), среднее количество вержеров на 1 см (10). Отмечено, что бумага белая (ручного отлива, писчего формата с «обыкновенным» обрезом), без каких-либо

дополнительных технологических или «колориметрических» характеристик, указаны документы (5 единиц), а для некоторых и листы, где эта бумага присутствует, а также датировка документов (1836 г.) и при этом дано следующее описание «водяного знака»: «Левый полулист, внизу: "А. Гончаровъ". Правый полулист, внизу: "1833". На некоторых листах фабричные значки (напр. х)» [30, с. 303]. Очевидно, что авторов не интересует конкретный маркировочный знак, так как не интересует конкретная листоотливная форма. На последнее обстоятельство указывает сознательное «пренебрежение» контрамарками («фабричными значками»), на которые дается лишь суммарное указание с примером.

21 Знаковое содержание маркировки (клейма).

22 В этой статье мы не ставим своей целью детальное всестороннее рассмотрение понятия производственной марки и используем её «широкое» и несколько упрощенное понимание. Производственная марка может иметь сложную структуру, состоящую из нескольких семантических уровней:

- стабильной части (основного содержания марки — её семантического «ядра» или нескольких «ядер»), которая остается неизменной и может состоять из знака производства и/или владельца производства, или же из знака производства, объединенного со знаком сорта и т.д., и т.п.;

- вариационной части («дополнительного» содержания марки), изменение которой не приводит к изменению основного содержания марки: например, обозначение года выработки продукции, номера бумаги, сортовой группы и т.д., и т.п.

Очевидно, что при такой сложной многовариантной структуре сама производственная марка бумаги зачастую будет иметь ещё и разновидности (определяемые изменением её вариационной части), которые могут находиться друг с другом в сложных иерархических отношениях. Мало того, в рамках одного производства одновременно могло существовать несколько производственных марок с частично совпадающей, а частично различающейся стабильной частью, т.е. они имели как общее «ядро», так и отличающиеся «ядра». Такие марки образуют своеобразное «семейство», в основе которого лежит базовая марка, а остальные являются производными от неё, возникая за счет соединения базовой марки с ещё одним «ядром». В свою очередь, у любой из этих марок, объединяющихся в семейство (и являющихся при этом полноценными производственными марками), могут существовать ещё свои разновидности.

Условно, в качестве специфической формы производственной марки может рассматриваться и знак непосредственного производителя бумаги — контрамарка, но в строгом смысле этот знак к производственной марке отнесен быть не может, за исключением тех случаев, когда обозначение производителя не составляет отдельную контрамарку, а входит в состав самой марки.

23 Говоря об исторической маркировке бумаги, необходимо различать производственную марку и марку сорта, обозначающую сорт бумажной продукции в его историческом понимании, такой как, например, сюжет Pro Patria (см. русский таможенный тариф, вступивший в силу с 1 января 1783 г., где отдельной позицией указывалась бумага «Голландская пищая, называемая про патриа и ей подобная» [23, с. 129]. Марка сорта представляет собой явление того же порядка, что и производственная марка и может входить в её состав. Наконец, в истории бумажной маркировки отдельно должна быть выделена торговая марка бумаги, которая носит тот же характер, что и производственная, но обозначает продавца бумажной продукции.

Вопрос об определении понятия марки (товарной, производственной или торговой) применительно к бумаге и её истории требует отдельного рассмотрения. На сегодня мы имеем самые разнообразные мнения по этому поводу. Например, авторы «Словаря целлюлозно-бумажного производства» понимают под маркой бумаги «подразделение вида продукции по свойствам и назначению», при том, что вид бумаги — это «единица классификации бумаги, существенно отличающаяся своим назначением и наименованием: напр., бумага писчая, типографская, офсетная, папиросная, электроизоляционная, фильтровальная и т.д.» [2, с. 69, 150]. А. П. Богданов в «Основах филиграноведения» указывает, что марка (она же «род бумаги») — это «виды с аналогичными водяными знаками, выпускавшиеся определенное время одним мануфактуристом», при том, что вид бумаги в его понимании — это «все бумажные листы, отлитые на одной филигранной сетке и несущие на себе ее отпечаток» [3, с. 335]. Кроме того, Богданов допускает также существование «образца марки» [3, с. 137]. В данной работе мы не ставили своей задачей провести анализ понимания марки бумаги в отечественной и мировой бумаговедческой литературе — это, безусловно, тема отдельного специального исследования, так же, как разработка по-настоящему полноценного (точного и исчерпывающего) определения бумажной марки, соответствующего задачам исследования истории бумаги и бумажного производства. В этой публикации мы посчитали возможным ограничиться тем, что очертили лишь самые общие границы этого понятия в объеме, достаточном для освещения вопроса об истории изучения бумажного штемпеля.

24 Точнее их можно определить как графические инварианты.

25 Очевидно, что тот или иной графический вариант (инвариант) марки не может быть достаточно адекватно выражен словесно. Однако и непосредственное воспроизведение конкретной маркировки листа никак нельзя рассматривать в качестве её конгениального отображения. Оптимальной формой представления марки должно являться выделение и «визуализация» своего рода графической модели, лежащей в основе маркировок конкретных листов, относящихся к одному графическому варианту (инварианту) той или иной марки. Примеры таких моделей, предоставлявшихся самими русскими бумажными фабрикантами в Мануфактур-коллегию в соответствии с требованием сенатского указа от 18 октября 1778 г., приводит З. В. Участкина (см., например [36, с. 66, 68, 71; 37, с. 321-331]).

26 На этом уровне марка выражается в следах конкретного маркировочного инструмента на бумажном листе. Эти следы несут идентификационную и диагностическую информацию об оставившем их орудии. Их рассмотрение должно относиться к области экспертного исследования бумаги, например, когда стоит вопрос об установлении конкретной листоотливной сетки, штемпельной матрицы и т.п. Для анализа такого рода следов требуется точное воспроизведение маркировки каждого конкретного бумажного листа.

27 Всего в «Рукописях Пушкина» было описано 7 штемпельных производственных марок, маркирующих 14 «сортов» бумаги, встреченных в 46 документах.

28 Отметим, что некоторая избыточность информации, вызванная отсутствием четко разработанного и продуманного формуляра описания маркировочных знаков, встречается у составителей

«Рукописей Пушкина» и в описании филиграней, например, в тех случаях, когда в описание производственной марки вдруг выводятся сведения о контрамарке той или иной листоотливной формы.

29 Особенно это характерно для русской бумаги с учетом требований сенатского указа от 18 октября 1778 г., так как входивший в состав производственной марки год выпуска продукции уже рассматривался Модзалевским и Томашевским как «индикатор» для различения «сортов» (см. например, описание «сорта» № 31 и примечания к нему: [30, с. 302-303]).

30 В этом отношении особенно показательно то, что одна из глав труда Н. А. Резцова «Бумага в России» — глава «Бумага в России сто лет назад», увидевшая свет в 1912 г. на страницах журнала «Писчебумажное дело» [24] и затем изданная отдельным оттиском [25], была посвящена исследованию вопроса о бумаге, так или иначе относящейся и к пушкинской эпохе, и включала в себя, среди прочего, технологический анализ исторических бумаг и рассмотрение их маркировочных знаков (филиграней).

31 В связи с этим представляется характерным то, что описывая бумажный штемпель только как товарную марку, составители «Рукописей Пушкина», однако, обязательно отмечают его расположение: в левом верхнем углу листа (в подавляющем большинстве случаев) или в правом верхнем его углу (№ 180, 181), так как такой параметр, как позиционирование маркировочного знака на листе, по их мнению, видимо, может служить индикатором различия «сортов». Применительно к штемпелям этот взгляд, безусловно, обоснован: правостороннее штемпелевание бумаги производилось с учетом её ведомственного использования — освобождало место для помещения учрежденческих «реквизитов» и т.п. Соответственно, очевидна и наблюдаемая в таблице описания бумаг связь расположения штемпеля и формата листа: правостороннее расположение относится к листам писчих форматов, но не почтовых.

32 Подчеркнем, что авторы сами понимали несовершенство своей методологии. Так, относительно «бумаги без верже и без водяных знаков», они отмечали: «Возможно, что объединенные по формату автографы написаны на разных сортах бумаги; меньше вероятия, что бумага, зарегистрированная под разными номерами сортов, в действительности принадлежит одному сорту, хотя отдельные случаи подобного рода возможны» [30, с. xiii].

33 Указание на который носит «охранный» характер и само по себе не является описанием бумаги [30, с. ix].

34 В описании автографа № 789 сказано, что это: «клочок писчей бумаги (1 л.), 174 х 182 мм; без вод. знака; оттиснутый штемпель бумажной фабрики в овале (изображение неясно); бумага № 177» [30, с. 279-280], тогда как в таблице «сортов» в «Описании бумаг» «сорт» № 177 (с отсылкой, в том числе, и к автографу № 789) характеризуется как белая бумага без водяных знаков со штемпелем с обыкновенным обрезом, большой почтовый формат, формат «цельного листа, как он поступал в продажу»: 255 х 202 мм, «оттенок»: «белая, тонкая», штемпель в левом верхнем углу: в овале «^i» под императорской короной, в двух скрещенных внизу ветвях С буквами ПОД НИМИ: «Имп: П: Б: Ф:» [30, С. 329].

35 Показательно, что под «буквами» Модзалевский и Томашевский понимали и такие явления, как девизы («Pro Patria»). Кроме того, вместе с буквенно-цифровой составляющей марки они отмечали и номера бумаги [30, с. 341].

36 Отметим, что в 1937 г. Л. Б. Модзалевским и Б. В. Томашевским был реализован тот же принцип построения справочника, который позже будет использоваться С. А. Клепиковым.

37 В качестве примера приведем (раскрывая сокращения) характеристику бумаги из нескольких описаний пушкинских документов: «34. "Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов", б.д. <1831 г.>; 10 лл. писчая бумага f° с водяными знаками "1829" с изображением лилии и "А. Г. 1830" ...» (с. 16); «35. <"История Пугачевского бунта"> т. I и II. Полная окончательная рукопись, с которой набиралось издание 1934 г. <1833-1834 гг.>; 611 лл. писчая бумага f° (попадаются листы: писчей бумаги в 4о; почтовой бумаги большого формата; писчей бумаги f° половинного

размера в длину, обрывки писчей и почтовой бумаги, печатные листы из книг в (маленькую) 8о — (некоторые из последних голубоватого цвета),— сброшюрованных в темную мягкую обложку с водяными знаками: "уф. 1830"; "уф. 1831"; буква "П" в круге, окруженном венком; "А. Гончаров 1829"; "А. Гончаров 1830"; "А. Гончаров 1832"; "А. Г. 1829"; "А. Г. 1830"; и без водяных знаков ...» (с. 16-17); «44. Записная тетрадь из бумажника в зеленой бумажной обложке 8о; в 8 л.л. без водяных знаков; 4 и 5 лл.— коричневая бумага, более плотная ...» (с. 26); «53. Жуковскому, В. А.— б.д. <конец мая — начало июня 1825 г. Михайловское> — "Вот тебе человеческий ответ: мой аневризм ..."; 2 лл. голубоватая почтовая бумага большого формата с золотым обрезом без водяных знаков ...» (с. 29).

38 [21]: № 417 (с. 254); 420 (с. 270); 498 (с. 484); 499 (с. 487); 517 (с. 553); 518 (с. 558); 520 (с. 563); 521 (с. 564); 524 (с. 569).

39 Например, в описании документа № 520 — письма графу А. И. Чернышеву от 27 февраля 1883 г.— сказано, что подлинник на «белой (пожелтевшей) бумаге большого формата с вытесненным клеймом Петергофской бумажной фабрики; лист размером 20 х 25 сантиметров ...» [21, с. 563].

В Iii томе справочника «Пушкин. Письма» Л. Б. Модзалевский выявил наличие на бумаге пушкинских рукописей штемпельной маркировки Петергофской бумажной фабрики и штемпельной маркировки, не подлежащей прочтению [21, с. 254, 270, 484, 487, 553, 558, 563, 564, 569].

40 В качестве примера приведем описание письма № 387 (Е. М. Хитрово) из II тома издания «Пушкин. Письма». О письме в справочнике сказано, что оно «на листе почтовой бумаги большого формата с водяным знаком УФНсП 1830» [20, т. 2, с. 493].

41 До введения в 1935 г. ост «Классификация и номенклатура бумажной продукции» 1935 г.

42 Например, С. А. Клепиков фиксирует использование бумаги со штемпельной маркировкой ещё в 1928 г. [12, № 37, с. 123].

43 Работа в 1912 г. вышла и отдельным изданием [25]. В настоящей статье ссылки приводятся, как правило, на отдельное издание.

44 Резцов Н. А. «Бумага в России. I. Древесно-массная промышленность» (название очерка дано в соответствии с его отдельным изданием 1910 г.: [22]) — Резцов Н. А. Бумага в России // Писчебумажное дело. 1910. № 8. С. 1-32, № 9. С. 33-48, № 10. С. 49-64, № 11. С. 65-80. В нашей работе ссылки приводятся по отдельному изданию.

45 Исходя из журнальных и отдельных публикаций очерков, структуру, к сожалению, так и оставшейся незавершенной книги

H. А. Резцова можно представить следующим образом. Монография объединялась единым названием — «Бумага в России» — и имела три раздела, из которых только два были опубликованы:

I. «Древесно-массная промышленность» («Древесно-массная и целлюлозная промышленность») и iii. «Писчебумажная промышленность». В свою очередь, iii раздел состоял из двух глав: А. «До xix столетия» и Б. «Сто лет назад». Опираясь на авторское предисловия к книге [22, с. 3-4], а также на анализ научного творчества Н. А. Резцова в целом, можно предположить то, что ii раздел монографии должен был быть посвящен обзору и анализу «собственно бумажной» промышленности России, современной автору. Не исключено, что в iii (историческом) разделе предполагалась ещё одна глава (В), посвященная истории русской бумаги и бумажной промышленности о 1820-1830-х гг. до начала xx в. Публикации книги «Бумага в России» предшествовала ещё одна незаконченная работа Н. А. Резцова 1904 г. «Писчебумажное дело в России в его прошлом и настоящем», также выходившая в «Писчебумажном деле» [27]. Эту работу можно рассматривать как своеобразный первый «набросок» монографии «Бумага в России».

46 Историк русской бумаги и бумагоделательной технологии З. В. Участкина в 1956 г. в статье «Водяные знаки русской бумаги» следующим образом сформулировала состав маркировочных знаков бумаги (филиграней), которыми русские фабриканты должны были клеймить свою бумагу в соответствии с указом 1778 г.

и дополнительными распоряжениями к нему: «Таким образом, для выполнения государственных указов русские фабриканты обязаны были вырабатывать бумагу с водяными знаками, содержащими:

1. Буквы, сокращенно означающие место расположения бумагоделательного заведения, т.е. его адрес.

2. Инициалы владельца заведения.

3. Год изготовления бумаги.

4. Клеймо, которое позволяло бы быстро отличить эту бумагу от бумаги, выработанной другими заведениями.

5. Знаки или какие-то признаки, позволяющие определить сорт бумаги.

6. Метку мастера, изготовившего данный лист бумаги» [37, с. 320-321].

В этом описании состава маркировочного знака пункты 1-5 должны быть отнесены к составу производственной марки русской бумаги.

47 Что является однозначным указанием на то, что в таблице «Водяные знаки (филиграни) бумаг русских писчебумажных фабрик 1800-1825 г.» описываются именно производственные марки, а не конкретные филиграни или их сюжеты, разновидности и т.п.

48 Получать полноценное представление о том, что представляла собой русская производственная марка бумаги, стало возможно только после начала изучения архивных материалов с описаниями (графико-вербальными) этих марок, создававшимися самими русскими бумажными фабрикантами во исполнение указа 1778 г. Об этих материалах и о приводимых в них описаниях марок см. [37, с. 319-331].

49 Необходимо особо отметить, что в таблице «Водяные знаки ...» отсутствуют какие-либо указания на время использования бумаги с той или иной маркой, а учитывается только «год отлива» как элемент самой марки — белая дата.

50 Интересно отметить, что хотя в коллекции Н. А. Резцова были собраны бумаги с «водяными знаками» с 1780-х по 1910-е гг., а границу ухода филиграни из русской бумаги он сам определяет периодом 1820-1840-х гг., о штемпелях как о форме маркировки бумажной продукции в опубликованных материалах «Бумаги в России» упоминаний нет нигде. Коллекция Резцова формировалась не как собрание образцов филиграней, а как коллекция «писчих бумаг различных фабрик», создаваемая специалистом, много лет занимавшимся «вопросами, имеющими близкое отношение к бумажному производству и промышленности» [25, с. 28]. В связи с этим остается только предположить, что, говоря о своем собрании, Резцов не делал различий между филигранями и штемпелями, употребляя термин «водяной знак» бумаги как синоним «маркировочного знака».

51 Очевидно, комплексное технологическое исследование русских исторических бумаг из собрания Резцова велось систематически и постоянно, так как уже к 1908 г. прошли испытание бумаги периода 1780-1811 гг. из этой коллекции [28, с. 30].

52 В исследовании бумаги в России в правление Александра I маркировочные знаки также рассматривались Н. А. Резцовым в контексте контроля технологических характеристик бумажной продукции. Именно такой подход позволил сделать заключение о том, что «среди 80-90 писчебумажных фабрик александровской эпохи было до десятка прекрасно работавших <...> просмотрев книги того времени, мы не можем не отметить, что бумаги фабрик: Гончарова, Красносельской, Ольхина, а позже Кайданова, под Петербургом, Яковлева в Ярославле, Лаврентия Попова в Угличском уезде, не говоря уже о бумагах казенной Петергофской фабрики, были во всех отношениях хорошей выработки, но, тем не менее, заграничная бумага, привозимая к нам в разное время той же эпохи, была безусловно выше нашей, как это видно по бумагам фабрик: I. Honig Zoonen, Dinoh, M. Schouten & Co; Vander Ley, Whatman, G. R. Berens, которые мы находим в книгах библиотеки Академии наук; среди заграничных бумаг указанных, встречаются и других фабрик без обозначения фирмы, но с различными инициалами. Год отлива, в противоположность нашим нигде не значится. <...> Что касается до остальных фабрик, построенных после 1814 года, то нужно сказать, что все они не представляли какого-либо интереса

и просматривая книги того времени, мы не нашли ни одной, которая указала бы на бумагу новых фабрик». При этом Резцов специально оговаривает, что «изучение водяных знаков бумаги, о которых здесь говорилось, дает нам основание сказать, что в наших руках побывали бумаги более половины всех фабрик александровской эпохи» [25, с. 33-35].

53 Оценка этого параметра лабораторными методами представлена в «Бумаге в России» только для бумаг конца первой четверти XVIII в. [23, с. 103].

54 В «Бумаге в России» данные лабораторного контроля проклейки приводятся только для бумаг 1801-1825 гг., собранных Н. А. Резцовым в его коллекции. Об этих бумагах он пишет, что половина из них в отношении размола и отлива совсем неудовлетворительна, «и только благодаря проклейке животным клеем, которая поднимает крепость на 20-30%, можно объяснить те, в общем, хорошие результаты, которые получились при исследовании» [25, с. 92].

55 Применительно к бумагам, рассмотренным в книге Резцова, этот параметр оценивался лабораторными методами только для образцов конца первой четверти XVIII в. Лабораторный анализ размола проводился с помощью микрофотографий препаратов (60х и 160х), окрашенных хлорцинкйодом [23, с. 103, 105]. При этом сама окраска препаратов хлорцинкйодом, естественно, не имела отношения к анализу размола, а производилась для определения волокон, образующих бумажную массу.

О характере анализа размола, как и о специфике других лабораторных исследований исторических бумаг, проводившихся по инициативе Н. А. Резцова, дает представление статья инженера-технолога Л. И. Волкова «К характеристике русских бумаг XVIII и начала XIX столетия» [5], который исследовал 17 образцов русской гербовой бумаги 1724-1844 гг., предоставленных автором «Бумаги в России» [23, с. 103]. В своей заметке Волков сообщает, что лабораторные исследования исторических бумаг проводились «по программе, принятой Испытательной станцией при спб Технологическом Институте» [5, с. 315], и дает краткие пояснения по технике осуществления этих исследований. Так, например, он отмечает, что «при определении разрывной длины, растяжимости и ломкости, ленточки вырезались по двум взаимно-перпендикулярным направлениям: одно направление, обозначенное буквой a — по ширине сложенного листа, другое, обозначенное буквой Ь — по его длине. Складки на бумаге не позволяли вести испытания на разрыв с лентами нормальной (180 mm) длины, и для этой цели применялись ленты в 50 тт <...> Ломкость определялась на соответствующем приборе Schopper'а при натяжении 1 кд. Прозрачность испытыва-лась диафанометром Юешш'а» [5, с. 315-316]. Подробно методы и приборы, о которых говорит Л. И. Волков, описаны в работе другого сотрудника Н. А. Резцова — Н. И. Шевлягина [40, с. 13-66, 71-77, 100-152, 159-166, 203-205].

В исследованиях исторических бумаг, проводимых по поручению Резцова, Волков использовал в несколько сокращенном виде стандартную программу испытания бумаг, применявшуюся для анализа бумажной продукции современного ему производства (см., например, образец удостоверения в испытании бумаги, выдаваемого Испытательной станцией по исследованию бумаги Императорского Русского технического общества, помещенный на с. 364 того же номера «Писчебумажного Дела», где была опубликована заметка Л. И. Волкова). Поэтому представляется интересным отдельно отметить те специфические историко-технологические наблюдения, которые были сделаны им в ходе анализа предоставленных Резцовым бумаг, так как они показывают потенциал такого рода лабораторных методов в изучении исторических бумаг, что является актуальным и для современных историко-бумаговедческих исследований.

Во-первых, в ходе экспериментов Волкова была обнаружена неравномерность механических свойств исследованных бумаг по направлениям а и Ь. По мнению Волкова, «смысл этой неравномерности таков, как и в машинных бумагах», причем у бумаг 1724-1812 гг. «Ь обладает свойствами позволяющими уподобить его направлению

хода бумаги, а по а обнаруживаются свойства направления перпендикулярного к ходу», а у бумаги 1844 г., «в силу каких-то иных условий фабрикации, направления а и b характеризуются как раз обратно» [5, с. 318]. Учитывая, что речь идет о бумагах ручного отлива, причину самого наличия различия механических свойств по направлениям, как и характер соотношения направлений, видимо, можно попытаться объяснить структурой сетки листоотливной формы (например, отношением направлений а и b к направлению понтюзо, у которых концентрировалась бумажная масса). На верность такого подхода указывает и факт противоположного соотношения направлений а, b в образце 1844 г., для его производства использовалась сетка другого типа — отличного от того, который применялся при отливе остальных исследованных бумаг [5, с. 316]. Однако сама степень различий свойств по направлениям может оказаться куда более важным признаком, отражающим не только специфику конкретных производств, хронологических периодов в их истории и т.п., а, не исключено, что и специфику работы конкретных мастеров-черпальщиков. Сказанное заставляет серьезно задуматься об экспертном потенциале исследований в этой области.

Во-вторых, интересные результаты дало исследование размола бумажной массы исторических бумаг с помощью микрофотографии. По этому поводу Волков сообщает, что «следующее обстоятельство заставило остановиться особенно внимательно на выяснении характера размола массы. В конце царствования Петра I, на русской бумажной фабрике появился ролл, вытесняя как орудие размола, свою предшественницу — толчею. <...> Уже на некоторых русских бумагах 1720 и 1722 г. Н. А. Резцовым были найдены типичные дефекты рольной обработки — двойные узлы. Можно ожидать, поэтому, что часть исследованных бумаг размолота на толчеях, часть же на ролах». В результате «микрофотографические снимки, произведенные с препаратов окрашенных хлорцинкйодом при увеличении в 60 и 160 раз, дали указания на весьма значительную разницу в размоле исследованных бумаг». Так, бумаги 1724-1741 гг. «имеют садкий размол, волокна мало расчленены на фибриллы», а для остальных образцов, за исключением одного из двух, относящихся к 1746 г. (образец № 9), «наблюдается более совершенный размол, количество фибрилл значительно увеличивается и в соответствии с этим повышаются механические свойства бумаг, улучшаются разрывная длина, растяжимость и особенно сопротивление излому». Соответственно, на снимках образцов бумаг 1724, 1726, 1727 и 1741 гг., приводимых Волковым, «видна незначительная разработка волокон и характерно раздавленные концы их», тогда как «на снимках волокон позднейших бумаг виден более совершенный размол с сильно растрепанными концами волокон». В результате «является возможным поэтому предположить, что менее крепкие (и более старые) бумаги», к которым относятся образцы гербовой бумаги 1724-1741 гг. и образец № 9 1746 г., «уступая другим бумагам в механических свойствах, и будучи в то же время нисколько не хуже по аккуратности выделки, сработаны при помощи менее совершенного орудия размола — толчеи» [5, с. 318-325]. Выявление в исторических бумагах признаков смены производственной технологии, безусловно, и сегодня имеет серьезные перспективы применения в экспертном исследовании бумаг, как с точки зрения датировки бумажной продукции, так, в определенных случаях, и с точки зрения установления производителя бумажной продукции. В этом отношении особенно важно то, что объем пробы, необходимой для анализа бумажного волокна с помощью микроскопии, настолько мал, что позволяет рассматривать этот метод как «условно неразрушающий», даже в отношении исторических документов и рукописно-книжных памятников. 56 В системе анализа исторических бумаг Н. А. Резцова водяной знак играет двоякую роль. С одной стороны,— это марка (марка сорта, производственная марка), т.е. маркировка бумажного листа. С другой — элемент технологической характеристики бумаги. В последнем случае речь идет об оценке качества маркировочного

знака конкретной формы — качества его выработки. Здесь Резцов использует систему качественной оценки знака, состоящую из двух категорий оценки, которые условно можно определить как:

- хорошее качество производства знака: например, «бумага <...> хорошего качества в смысле <...> водяного знака», «водяной знак более чем удовлетворителен» или «водяной знак очень хорош» [23, с. 66, 73, 74];

- плохое качество производства знака: «знак грубый, неправильный» [23, с. 64].

При этом необходимо подчеркнуть, что проблема качества производства знака интересовала Н. А. Резцова только в рамках изучения бумаги в России в эпоху Петра I.

57 В системе неразрушающего контроля технологических характеристик исторических бумаг ручного отлива Н. А. Резцова показателем качества размола является облачность бумаги. При этом Резцов исходил из того, что, несмотря на присутствие в структуре листа линий вержеров (что «сильно маскирует отрицательные стороны бумаги, которые обычно обнаруживаются при рассматривании на свет»), большая облачность, возникающая от «сплетенных волокон», все равно может быть обнаружена при наблюдении [23, с. 50]. Указание на «неразработанную массу» [23, с. 85] также характеризует у Резцова бумагу с неравномерным просветом. Примером описания проявлений плохого размола в рамках общей неудовлетворительной выделки может служить такая характеристика бумаги: «на свет темная, а местами просвечивающая почти до отверстий» [23, с. 87]. Важным «индикатором» качества размола является «отчетливость» (четкая видимость) маркировочного знака в бумажном листе [23, с. 53, 56] или [23, с. 85]. В результате в «Бумаге в России» можно выделить три основные категории оценки размола бумаги:

- хороший размол [23, с. 74, 85], который может также характеризоваться как: «прекрасный» [23, с. 73], «более чем удовлетворительный» [23, с. 50], «удовлетворительный», когда «облачность бумаги едва заметна» [23, с. 101];

- средний размол — «не особенный» [23, с. 74], «волнистый» [23, с. 56], «неровный» [23, с. 85];

- плохой размол [23, с. 73].

Для характеристики размола Резцовым зачастую используются дополнительные технологические критерии. Так, в качестве условия определения среднего или плохого размола отмечается наличие в бумажной массе узлов (например, характеризуя бумагу «самой неудовлетворительной выделки», он отмечает, что она «с большим числом скрученных волокон, изображающих как бы комки и соединенные между собой узелки» [23, с. 86]). Применительно к бумаге первой четверти xviii в. особое значение для Н. А. Резцова имеет наблюдение в бумажной массе двойных узлов («особенные узелки, связанные нитью по два»). С одной стороны, присутствие двойных узлов в бумаге имеет важное историко-технологическое значение — эти узлы «характерная принадлежность размола механизмом называемым ролом или голландером, появляющаяся до момента перед выпуском массы из рола, когда должна быть произведена «очистка» от этих узлов». С этой точки зрения, наличие двойных узлов в русской бумаге 1720 г. указывает на определенный уровень технического развития производства — на то, что на фабрике, её производившей, «работали ролы, которые в то время были новостью и в Германии» [23, с. 87]. С другой стороны, двойные узлы — это признак плохой («неудовлетворительной») бумаги [23, с. 73].

58 По сути, Резцов использует две формы качественной оценки отлива бумаги:

- хороший отлив (см., например [23, с. 63]);

- неудовлетворительный отлив («неудовлетворительное черпание», см., например [23, с. 87]).

К признакам хорошего отлива может быть отнесено то, что «толщина листа в разных частях его была более или менее одинакова» [23, с. 101], «лист <...> во всех частях достаточно ровен» [23, с. 50]. Ситуация, когда в бумаге «не много было и водяных пятен от капель воды, попавшей при отливе на только что образовавшемся сыром листе» [23, с. 50], также является положительной характеристикой

качества отлива. Соответственно, к негативной характеристике отлива относятся такие определения анализируемой бумаги как «неровная», «неравномерной толщины» [23, с. 87, 102], и то, что на листах часто встречаются пятна от капель.

59 Плотность листа Н. А. Резцов характеризовал с помощью «трехбалльной» системы качественных оценок [23, с. 101]:

- плотный лист (лучшая характеристика бумаги по плотности);

- мягкий лист (бумага менее качественная с точки зрения плотности);

- рыхлый лист (худшая бумага по плотности).

Кроме характеристики непосредственно плотности бумаги, в системе Резцова также отдельно учитывается такой, связанный с плотностью параметр качественного описания бумаги, как звонкость. Так, в описании бумаг отдельно отмечается, что бумага «звонкая» (см., например: [23, с. 64]), «отличается хорошей звонкостью» [23, с. 101] и т.п. С точки зрения Резцова, в определенных случаях звонкость исторических бумаг может рассматриваться и как косвенный признак, указывающий на сырье, использовавшееся при их производстве: говоря о неразрушающем анализе бумаги эпохи Петра I, он, в частности, замечает, что «в большинстве случаев листы при обозрении оказались плотными, <...> некоторые, очевидно из пеньки, и теперь, двести лет спустя, отличаются хорошей звонкостью .» [23, с. 101].

60 В оценке толщины бумажного листа Н. А. Резцов применял только качественные характеристики (не используя каких-либо измерений). Так, положительной характеристикой является то, что бумага тонкая (см., например: [23, с. 73, 74]; однако и такие оценки бумаги как: «в меру, когда нужно, тонкая и толстая» [23, с. 86], и «не грубо-толстая» [23, с. 74], также являются положительной оценкой качества бумаги по толщине. Исходя из этого, можно сказать, что у Резцова существовало два критерия оценки толщины бумаги:

- удовлетворительная толщина;

- неудовлетворительная (бумага «грубо-толстая»).

Очевидно, что при таком подходе толщина рассматривается, в первую очередь, не как характеристика различения сортов бумаги, а как средство оценки качества их выработки. Однако в целом в системе технологических характеристик бумаги, используемой Н. А. Резцовом, она, безусловно, функционирует и как элемент технологического описания специфики того или иного сорта бумаги. В качестве примера можно привести следующее описание: «бумага с водяным знаком три круга украшенные крестом в большинстве случаев отличается своею тониной и звонкостью; плотна, хорошего размола, достаточно звонкая» [23, с. 54]. В этом случае «тонина бумаги», т.е. её тонкость, может рассматриваться как специфическая характеристика сорта.

61 Так как, по замечанию самого Н. А. Резцова (относящемуся к бумаге петровской эпохи), «лист никогда не был сатинирован, и всегда ощущалась известная шероховатость» [23, с. 101], то в его системе описания характеристик бумаги можно выделить две категории оценки гладкости:

- лучшее качество, когда поверхность листа «матовая и несколько шероховата» [23, с. 50];

- «грубая» бумага (см., например [23, с. 64, 74]).

Отметим, что в системе основных параметров анализа описания исторических бумаг Н. А. Резцова — это единственная характеристика, относящаяся к отделке бумаги. Впрочем, и здесь необходимо учитывать, что в бумагах ручного отлива рельеф поверхности листа до определенной степени зависит и от характера его выделки, а не только от его отделки.

62 В оценке белизны Н. А. Резцов использовал следующие градации:

- белая бумага (см., например [23, с. 56]);

- полубелая бумага [23, с. 56];

- серая бумага (см., например [23, с. 74], или «почти серая» [23, с. 86]). Что касается цвета бумаги, то здесь Резцов, кроме белого, отмечает разные градации желтизны, которые рассматриваются, прежде всего, как негативная характеристика качества выделки бумаги, например: «желтоватые» листы [23, с. 51] или «желтовато-серая» бумага как один из признаков «не высокого» сорта бумаги

по качеству [23, с. 85]. Однако при оценке желтизны бумаги необходимо учитывать и то, что пожелтение бумажного листа может быть результатом процесса старения. По этому поводу, говоря о бумаге петровской эпохи в целом, Резцов отмечал, что «вся бумага имеет в настоящее время желтизну — возможно, от времени; степень окраски варьируется значительно — от едва заметной до сильно интенсивной» [23, с. 101]. Очевидно, что зависимость пожелтения от старения бумаги и от условий её бытования не позволяла ввести такие параметры, как цвет и белизна, в систему основных критериев оценки и описания исторических нецветных бумаг. Пожелтение бумажного листа как признак старения используется Н. А. Резцовым как своеобразный индикатор технологических характеристик исторической бумаги при её неразрушающем исследовании. Так, говоря о бумаге с маркировочном знаком «Герб Амстердама», употреблявшейся в России в 1698-1720 гг., он отмечает: «Что касается до характера бумаг, имеющих филигрань этого герба, то прежде всего нужно сказать, что значительное большинство их прекрасно сохранилось; время дало весьма слабую желтизну, заметно усиленную, на миллиметр, от краев книги. Следует допустить, что большая часть их изготовлялась из достаточно белого тряпья и кроме того, вероятно, бумага уже готовая, получила световую отделку» [23, с. 50].

63 То, что бумага чистая, отмечается автором «Бумаги в России» как дополнительный положительный показатель при качественной оценке исторических бумаг (см., например [23, с. 54]). Противоположная характеристика — костривость бумаги (см., например [23, с. 52]). Замечание о том, что бумага кострива, является указанием на наличие в бумажной массе значимого количества одревесневших частей стеблей прядильных растений, т.е. костры. Очевидно, что оценка чистоты бумажной массы в целом относится к той же группе параметров, что и параметры, характеризующие её состав. В системе анализа исторических бумаг, использовавшейся Н. А. Резцовым, исследование состава бумажной массы в целом является областью лабораторных методов. Поэтому в том случае, когда речь шла только о неразрушающем контроле характеристик бумаги вне системы её лабораторного исследования, отдельно взятая оценка наличия и объема костры в бумажной массе могла рассматриваться только в качестве дополнительного параметра описания и анализа той или иной бумаги. 64 Эта характеристика отнесена нами к дополнительным, так как она используется Резцовым только в тех случаях, когда обнаруживаются проявления серьезных ошибок в технологии прессования бумаги: «то, что называется "давленая" бумага, с неодинаково прозрачными местами, образовавшимися от неравномерного удаления воды при прессовании» [23, с. 101].

65 Оценка проклейки бумажного листа по определению не могла быть отнесена к основным (универсальным) характеристикам исторических бумаг, анализируемым с помощью неразрушающего технологического контроля, так как в «Бумаге в России» в равной степени рассматривались и печатные, и писчие бумаги петровского и александровского времени. Однако степень проклейки писчих и печатных бумаг принципиально различна в силу различия их функциональных задач. Кроме того, во времена Н. А. Резцова определение вещества проклейки бумаги было возможно только с применением разрушающих методов [40, с. 78-85]. В результате Резцов лишь отмечает высокое качество проклейки. Так, характеризуя бумаги с маркировочным знаком «Герб Амстердама» (1698-1720 гг.), он сообщает, что «во всех случаях писчая бумага оказалась прекрасно проклеенной, толстые линии гусиного пера давали правильное, не расплывчатое очертание букв» [23, с. 51].

66 На то, что это было именно упрощение системы, тогда как сама система качественной оценки исторических бумаг в её полном виде, очевидно, оставалась в сознании Н. А. Резцова именно «трехбалльной», указывает тот факт, что в качестве иллюстративного примера к тексту главы «Бумага в России сто лет назад» её автор приводит образец бумаги, определяемый как «Писчая бумага средних сортов 1800-1813 гг.» [25, вклейка в конце издания].

67 Чтобы наглядно показать, что представляло собой это «внешнее исследование», приведем краткое изложение отчета Волкова о его результатах. В качестве общей характеристики бумаг сообщается, что «все испытанные бумаги — ручной отливки, с необрезанными краями, и по внешности, за исключением № 17, очень сходны». При этом «все они, кроме № 17, имеют верже и по отделке мало различаются», а «линии верже всегда совпадают с направлением а» [5, с. 316]. Отдельно указывается, что «все бумаги отлиты с водяными знаками», и дается краткое описание маркировочных знаков с технологическим пояснением: «Водяные знаки № № с 1 по 16 отлиты с нашивных форм, № 17 отлит со штампованной формы» [5, с. 316]. Технологическая составляющая «внешнего исследования» образцов отображена в виде структурированного описания рассмотренной бумаги по ряду технологических параметров: «Костра найдена во всех бумагах, в значительном количестве, причем № № 5, 8, 9, 13, 14, 15 и 16 особенно загрязнены кострой; № № 2, 4 и 17 чище других.

Очень неравномерный просвет имели № № 5, 11, 12, 13, 15 и 16, а наиболее равномерными оказались № № 10 и 17. Давленые пятна замечены на листах № № 4, 9, 11, 12, 14, 15 и 16. Водяные пятна были на бумагах № № 1, 3, 13, 15 и 16. Цвет всех бумаг более или менее желтоватый, причем желтее других бумаги под № № 5, 6, 15 и 16; наиболее белы бумаги № 1, 10 и 17. Бумага № 13 отличается сероватым оттенком» [5, с. 316]. Результаты раздельного аналитического исследования каждого из семнадцати образцов русской гербовой бумаги 1724-1844 гг. отдельно по каждому пункту «внешнего исследования» в конце работы были сопоставлены и синтезированы в краткую характеристику рассмотренных бумаг в целом, в которой указывалось, что: «если откинуть бумагу № 17, резко отличающуюся от всех предыдущих отделкой, чистотой водяных знаков, равномерностью просвета, то все бумаги, как уже было сказано, по внешности весьма сходны. Улучшения внешности при переходе от старых к более новым бумагам не замечается, и даже одной из самых ровных чистых и белых бумаг оказывается № 1, отлитая в 1724 г. и, наоборот, наиболее грубую внешность имеют № № 13, 15 и 16, относящиеся к 1803, 1808 и 1812 гг.» [5, с. 316].

Говоря о работе Л. И. Волкова, необходимо подчеркнуть, что его исследование можно рассматривать как своеобразную технологическую паспортизацию образцов исторических бумаг с последующим сопоставлением данных, полученных для каждого образца. Если попытаться реконструировать такой «паспорт» образца исторической бумаги, то в его структуре можно выделить три основные части: I) Общие сведения об образце; II) Результаты «внешнего исследования» образца; III) Результаты лабораторного исследования образца (в табличной, описательной и графической формах). В целом получается следующая схема описания бумаги:

I. Общие сведения об образце:

- дата отлива (по белой дате или по дате в гербовом клейме гербовых бумаг);

- тип отлива (ручной / машинный);

- характеристика сетки:

- тип сетки (наличие «верже» и направление «линий верже»),

- маркировочный знак и его описание (включая тип производства знака: отлит с «нашивной» или «штампованной» формы); сохранность исходного листа (например, «с необрезанными краями»).

II. Внешнее исследование:

- оценка чистоты массы (с точки зрения наличия и количества костры);

- анализ на просвет:

- оценка равномерности просвета,

- оценка «чистоты» водяного знака;

- выявление дефектов отлива и прессования:

- наличие водяных пятен,

- наличие давленых пятен;

- оценка цвета и белизны;

- общая оценка «внешности» бумаги (включая общую характеристику отделки).

III. Лабораторное исследование:

A. Табличная характеристика свойств образца [5, с. 317]:

- формат сложенного листа (в см);

- вес 1 м2 (в гр);

- толщина (в см);

- разрывная длина (с учетом направлений a и Ь);

- растяжимость (с учетом направлений a и Ь);

- ломкость (с учетом направлений а и Ь);

- содержание:

- содержание золы (в %),

- содержание влаги (в %);

- прозрачность.

B. Описание результатов анализа образца:

- состав по волокну [5, с. 317];

- вещество проклейки [5, с. 317];

- характер размола.

C. Микрофотографии образца (препарата, окрашенного хлорцинкйодом):

- 60х

- 160х

Примечание: отсутствие в описании такой характеристики, как плотность бумаги, определяется тем, что плотность (объемный вес бумаги) может рассматриваться как расчетная характеристика: отношение веса бумаги к её толщине [2, с. 170; 40, с. 165]. Л. И. Волков, работая на базе Императорского Технологического института с бумагами 1724-1844 гг., как и Н. И. Шевлягин, проводивший лабораторное исследование бумаг 1780-1825 гг. на базе Испытательной станции при Императорском Русском техническом обществе, действовал по прямому поручению Н. А. Резцова, собиравшего материал для своей «Бумаги в России». С этой точки зрения, мы можем рассматривать реконструированный нами «паспорт» комплексного технологического исследования бумаги как своего рода идеальную модель описания свойств исторических бумаг в системе Н. А. Резцова. Однако такому исследованию могли быть подвергнуты только единичные образцы, доступные для детального лабораторного изучения, неизбежно включавшего частичное разрушение объекта: всего лабораторный анализ был проведен для 72 образцов русских исторических бумаг 1724-1844 гг. [5, с. 317; 25, с. 30; 28, с. 30]. Полученные в результате лабораторных исследований данные могли позволить создать лишь некую «осевую» схему изменения во времени технологических характеристик русской бумаги, а также дать некоторый материал для объективной историко-технологической интерпретации тех признаков, которые выявлялись в исторических бумагах при их неразрушающем изучении. Для работы с основным массивом исторических бумаг, хранящимся в архивах и библиотеках, Н. А. Резцов разработал специальную систему неразрушающего анализа, рассчитанную на получение необходимой информации непосредственно из осмотра объектов и адаптированную для обработки больших объемов материалов в обозримые сроки. Выше мы подробно описали эту систему, которую читатель может самостоятельно сопоставить с полным «паспортом» комплексного технологического анализа исторических бумаг в варианте Л. И. Волкова. Здесь лишь подчеркнем, что система неразрушающего анализа не носит жестко формализованного характера (за исключением окончательной резюмирующей оценки качества той или иной бумаги). Она не была предназначена для подробного унифицированного технологического описания (каталогизации) исторических бумаг, а являлась «гибким», оперативным исследовательским инструментом, специально разработанным Н. А. Резцовым для выявления и описания важнейших явлений в истории отечественного бумажного производства и писчебумажного рынка, таких, как колебания качества национальной писчебумажной продукции в пределах того или иного исторического периода, появление первых промышленных образцов русской бумажной продукции или определение качественной специфики тех или иных исторически сложившихся «сортов» бумаги, бытовавших на русском рынке.

68 Комментируя данные о формате писчей бумаги, Резцов отмечает, что «среди листов писчей бумаги, находящейся в нашем распоряжении, отлива 1800-1825 гг., были листы с обрезанными краями и без обрезанных, т.е. такие, какими они выходили после отлива и сушки; первые имеют различный размер и обрез неправильный, вторые, напротив, для разных годов и разных фабрик длину и ширину имеют близко одинаковую; мы измеряли только последние из них» [25, с. 62].

69 Сантиметрам.

70 Необходимо отметить, что, кроме описания отдельных сортов, весь материал о размерах бумаг был ещё обобщен и суммарно проанализирован Н. А. Резцовым в небольшом, но до сих пор не потерявшем своей фактографической и методологической ценности очерке о форматах бумаги петровской эпохи, также вошедшем в состав главы «Бумага в России до XIX столетия» [23, с. 104-109].

ЛИТЕРАТУРА:

1. Белобородое С.А. Штемпели на бумаге уральского производства (вторая половина XIX - начало хх в.) // Уральский сборник: История. Культура. Религия.— Екатеринбург: [б/и], 1997.— С. 28-32.

2. Беркман Е. М., Вишневский С. М., Иоффе Л. О. Словарь целлюлозно-бумажного производства.— М.: Лесная промышленность, 1969.— 299 с.

3. Богданов А. П. Основы филиграноведения: история, теория, практика.— М.: Эдиториал урсс, 1999.— 336 с.

4. Бударагин В. П. «А потом были штемпели?» // Актуальные вопросы истории бумаги и бумажного производства. К 40-летию со дня выхода в свет книги З. В. Участкиной «Из истории российских бумажных мануфактур и их водяных знаков»: материалы и сообщения первых научных чтений / спбгтурп.— СПб.: Историческая иллюстрация, 2003.— С. 69-73.

5. Волков Л. И. К характеристике русских бумаг XVIII и начала XIX столетия // Писчебумажное дело.— 1913.— № 7.— С. 315-325.

6. Клепиков С. А. Водяные знаки на бумаге фабрик Церевитиновых // Советские архивы.— 1970.— № 4.— С. 28-33.

7. Клепиков С. А. Новые работы в области филигранологии // Проблемы источниковедения.— М.: Изд-во ан ссср, 1961.— Вып. 9.— С. 433-438.

8. Клепиков С.А. Проблема филигранографических публикаций // Археографический ежегодник за 1962 год.— М.: Изд-во ан ссср,

1963.— С. 331-337.

9. Клепиков С. А. Филиграни и штемпели бумаг русского производства хvIII-хх вв. (Дополнение к работам К. Тромонина,

Н. Лихачева и Н. Резцова) // Записки Отдела рукописей.— М.: Изд-во гбл, 1952.— Вып. 13.— С. 57-122.

10. Клепиков С. А. Филиграни и штемпели на бумаге русского и иностранного производства хvII-хх века.— М.: Изд-во Всесоюзной Книжной палаты, 1959.— 306 с.

11. Клепиков С. А. Филигранология на службе архивиста // Советские архивы.— 1967.— № 3.— С. 50-58.

12. Клепиков С.А. Штемпели на бумаге русского и иностранного производства XIX-XX вв. (Дополнение к таблице, опубликованной в 1959 г.) // Археографический ежегодник за 1966 год.— М.: Наука, 1968.— С. 116-141.

13. Клепиков С.А. Штемпельная маркировка бумаги // Бумажная промышленность.— 1966.— № 1.— С. 29-30.

14. Костина Р. В. Об изучении бумаги советских документов 1917-1920 гг. // Археографический ежегодник за 1974 год.— М.: Наука, 1975.— С. 62-76.

15. Лихачев Н. П. Бумага и древнейшие бумажные мельницы в Московском государстве: историко-археографический очерк.— СПб.: Тип. Академии наук, 1891.— 226 с.

16. Лихачев Н.П. Палеографическое значение бумажных водяных знаков.— СПб.: олдп, 1899.— Ч. 1: Исследование и описание филиграней.— 735 с.; Ч. 2: Предметный и хронологический указатели.— 676 с.; Ч. 3: Альбом снимков.— 636 с.

17. Ляховицкий Е.А. Классификация в филигранографии: удобство поиска или возможность интерпретации? // Фотография. Изображение. Документ: научный сборник.— СПб.: росфото, 2011.— Вып. 2 (2).— С. 38-48.

18. Мацюк О. Я. Пашр та фШграш на украшських землях (xvi - початок XX ст.).— Ки1в: Наукова думка, 1973.— 294 с.

19. Полное собрание законов Российской Империи с 1649 года.— СПб.: Тип. II Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1830.— Т. 20: 1775-1780.— 1034 с.

20. Пушкин. Письма / под ред. Б. Л. Модзалевского // Труды Пушкинского Дома Академии наук ссср.— М.; Л.: Гос. изд-во, 1926.— Т. 1: 1815-1825.— 539 с.; М.; Л.: Гос. изд-во, 1928.— Т. 2: 1826-1830.— 579 с.

21. Пушкин. Письма.— М.; Л.: Academia, 1935.— Т. 3: 1831-1833 / под ред. Л. Б. Модзалевского.— 721 с.

22. Резцов Н. А. Бумага в России. I. Древесно-массная промышленность.— СПб.: Т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1910.— 80 с.

23. Резцов Н. А. Бумага в России до xix столетия. iii. А. Писчебумажная промышленность // Писчебумажное дело.— 1912.— № 8.— С. 1-32; 1913. № 1. — С. 33-47; № 4. — С. 49-64; № 6. — С. 65-84; № 8. — С. 85-100; № 9. — С. 101-124; № 12. — С. 125-134.

24. Резцов Н.А. Бумага в России сто лет назад // Писчебумажное дело.— 1912.— № 1.— С. 1-23; № 2.— С. 85-98; № 3.— С. 145-158; № 5.— С. 237-247.

25. Резцов Н. А.. Бумага в России сто лет назад. ш.Б. Писчебумажная промышленность.— СПб.: Т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1912.— 77 с.

26. Резцов Н. А. О нормальных форматах бумаг за границей и о установлении их в России.— СПб.: Т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1909.— 33 с.

27. Резцов Н. А. Писчебумажное дело в России в его прошлом и настоящем // Писчебумажное дело.— 1904.— № 1.— С. 5-10; № 2.— С. 55-59; № 4.— С. 169-178; № 7.— С. 329-332.

28. Резцов Н.А., Шевлягин Н.И. Испытания бумаг. I.— СПб.: Союз писчебумажных фабрикантов в России, 1908.— 163 с.

29. Рукописи Пушкина в собрании Государственной Публичной библиотеки в Ленинграде / сост. Л. Б. Модзалевский // Труды Пушкинского Дома Академии наук ссср и Пушкинского комитета Государственного института истории искусств.— Л.: Academia, 1929.— 51 с.

30. Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме: научное описание / сост. Л. Б. Модзалевский, Б. В. Томашевский.— М.; Л.: Изд-во ан ссср, 1937.— 392 с.

31. Сиренов А. В. Датировка рукописей по маркировочным знакам бумаги: учебное пособие.— СПб.: [б/и], 2006.— 60 с.

32. Справочник Отдела химической промышленности вснх.— Пг.: Научное химико-техническое изд-во, 1922.— Вып. 1: Бумажная промышленность / сост. В. Н. Доливо-Добровольский.— 122 с.

33. Тягай Д. Н. Бумага и бумажная промышленность ссср. История, технология, товароведение, экономика / под ред. проф. Ф. Ф. Боброва.— М.: Гослестехиздат, 1937.— 427 с.

34. Тягай Д.Н. Сорта бумаги и картона, их применение и отличительные свойства / под ред. проф. Ф. Ф. Боброва.— М.; Л.: Гос. изд-во легкой промышленности, 1932.— 160 с.

35. Участкина З. В. Развитие бумажного производства в России.— М.: Лесная промышленность, 1972.— 256 с.

36. Участкина З. В. Русская техника в производстве бумаги / под. ред. проф. П. М. Лукьянова.— М.; Л.: Гослесбумиздат, 1954.— 148 с.

37. Участкина З. В. Водяные знаки русской бумаги // Труды Института истории естествознания и техники.— М.: Изд-во ан ссср, 1956.— Т. 12: История химических наук и химической технологии.— С. 312-337.

38. Цыпкин Д. О. О проекте по изучению русской штемпельной бумаги // Фотография. Изображение. Документ.— СПб.: росфото, 2013.— Вып. 4 (4).— С. 15-22.

39. Черепнин Л.В. Русская палеография.— 2-е изд.— М.: Гос. изд-во политической литературы, 1956.— 616 с.

40. Шевлягин Н. И. Практика испытания бумаги. С приложением краткого очерка способов испытания сырых

материалов писчебумажного производства.— СПб.: Т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1911.— 511 с.

41. Klepikov S. A. Russian Watermarks and Embossed Paper-stamps of the Eighteenth and Nineteenth Centuries // The Papers of Bibliographical Society of America.— 1963 (Second Quarter).— Vol. 57.— P. 121-128.