CC BY
31833 гг..Но с «Деяниями Петра Великого» Пушкин был знаком задолго до работы над романом о дворянине-разбойнике.5 И книгу Голикова, и «Родословную книгу...» Пушкин мог просматривать незадолго до работы над «Дубровским», в связи со своими историческими замыслами.
В 1830 г. поэт много думал об исторической роли дворянства, о судьбе потомков старинных боярских родов, теснимых так называемой «новой знатью», которая возникла после установления Петром I «Табели о рангах». В том же 1830 г. написано стихотворение «Моя родословная», где упоминается о предке Пушкина, казненном вместе с Цыклером и Соковниным:
С Петром мой пращур не поладил И был за то повешен им.
(III, 262)
Об этой казни подробно рассказано у Голикова.
Воспоминания о прочитанном и псковское предание могли подсказать Пушкину фамилии и для грубого, невежественного, но всесильного помещика-самодура, и для помещика — разбойника и бунтовщика.
М. Б. Рабинович
ОБ ОДНОМ ИЗ ИСТОЧНИКОВ СТИХОТВОРЕНИЯ «Я ВОЗМУЖАЛ СРЕДИ ПЕЧАЛЬНЫХ БУРЬ...»
К 1834 г. относится незавершенный отрывок:
Я возмужал [среди] печальных бурь, И дней моих поток, так долго мутный, [Теперь утих] [дремотою минутной] И отразил небесную лазурь.
[Надолго ли? . . а кажется, прошли Дни мрачных бурь, дни горьких искушений]
(III, 329)
В нем ощутимо влияние элегии Ламартина «Le vallon» («Долина»):
La source de mes jours comme e.ux c'est écoulée, Elle a passé sans bruit, sans nom et sans retour; Mais leur onde est limride, et mon âme troibleé N'aura pas réfléchi les clartés d'un beaux jour.1
(«Исток моих дней вытек, как эти воды: || Бесшумно, безымянно и безвозвратно; || Но их волна светла, а моя пасмурная душа || Не отразит ясности погожего дня»).
В этой элегии Ламартин описывает места своего детства, где он отдыхает душой, как странник на пороге храма: «Я слишком много видел, чувствовал, любил; || Я живым ищу покоя Леты. || Милые места, станьте для меня брегами забвения. || Забвение теперь — единственная моя отрада».
5 Подробнее об этом см.: Фейнберг Илья. Незавершенные работы Пушкина. 4-е изд. М., 1964, с. 117 — 118.
1 Lamartine A., de. Méditation poétiques. SPb., 1821, p. 26.
Элегия помещена в первом сборнике Ламартина «Поэтические размышления» (1821). В 1823 г. вышли «Новые поэтические размышления», и в письме к П. Вяземскому от 4 ноября 1823 г. Пушкин отозвался на оба сборника: «Первые думы Ламартина в своем роде едва ли не лучше Дум Рылеева — последние прочел я недавно и еще не опомнился — так он вдруг вырос» (XIII, 381). Третий сборник — «Поэтические и религиозные гармонии» (1830) — Пушкин оценил гораздо более скептически: «В то время как сладкозвучный, но однообразный Ламартин готовил новые благочестивые размышления под заслуженным названием Harmonies religieuses. . .» (XI, 175). Позже Пушкин пишет о «тощем и вялом однообразии» Ламартина (XI, 219).
Причины обращения в 30-е годы к раннему Ламартину станут более понятными, если учесть упоминание его имени в «Романе в письмах». Оно относится к 1829 г., т. е. может касаться только первых двух сборников. Лиза, героиня романа, пишет подруге из деревни: «Теперь я живу дома, я хозяйка — и ты не поверишь, какое это мне истинное наслаждение (...) Уединение мне нравится на самом деле, как в элегиях твоего Ламартина» (VIII, 46)? Другой герой, выражающий отчасти взгляды самого автора, Владимир, пишет другу: «Выйду в отставку, женюсь и уеду в свою саратовскую деревню» (VIII, 52). Ср. в письме 1834 г. к жене: «... да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да уехать в Болдино, да жить барином» (XV, 150). Таким образом, Пушкин воспринимал раннего Ламартина в ключе «русского горацианства». Именно эти представления актуализировались у Пушкина в 1834 г.
Образы «потока дней» и «небесной лазури» принадлежат к числу распространенных романтических метафор.3 Ср., например, у М. Милонова:
Ты внемлешь быстрых лет катящийся поток — И время отдает тебе минувши годы.4
Рука самой судьбы покой твой охраняет, И неба твоего всегда цветет лазурь.5
У Пушкина еще до знакомства с Ламартином образ «потока дней» связывается с «русским горацианствоМ» («Деревня»):
Где льется дней моих невидимый поток На лоне счастья и забвенья.
(И, 89)
Что же позволяет говорить о конкретном заимствовании в незавершенном стихотворении 1834 г.? В приведенных примерах — в «Деревне» и у Милонова — метафоры соседних строк не согласованы («рука» и «лазурь», «поток» и «лоно»). Это самостоятельные поэтические штампы. В стихотворении же 1834 г. и в элегии Ламартина метафоры образуют единое 'развернутое сравнение, или аллегорию, как ее определяли риторики.
Такие аллегорические сравнения вообще характерны для Ламартина.6 В одной из од последнего сборника «Благословение» («Benediction de Dieu») находим ту же аллегорию, употребленную в близком смысловом контексте:
2 Ср. «L'isolement» («Уединение») — название первой элегии сборника 1821 г.
3 Виноградов В. В. Язык Пушкина. М.; Л., 1935, с. 302.
4 Милонов М. Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения. Пб., 1819, с. 159.
5 Там же, с. 215.
6 L a m а г t i n е A., de. 1) Meditation poétiques, p. 48; 2) Oeuvres. Paris, 1850, t. 2, p. 31; t. 3, p. 92.
C'est que l'âme de l'homme est une onde limpide, Dont que l'azuré se ternit à tout cent que la ride, Mais que, dès qu'un moment le cent s'est endormi, Repoli la surface où le ciel a frémi.7
(«Ибо душа человека подобна ясной волне, || Лазурь которой мутится рябью под любым дуновеньем. || Она разглаживает свой лик, в котором затрепетало небо»).
Ламартин описывает медленное течение деревенского дня, исполненного хозяйских забот, и как венец его — чтение библии в кругу семьи. Его идеал не созерцательный покой, как в ранней элегии, а усердный труд; не бегство от жизни, а слияние с ее потоком. Это уже не руссоистский и не гораци-анский, а библейский идеал патриархальной жизни:
Vivre, non de ce Bruit dont l'orgueil nous enivre, Mais de ce pain du jour qui nourrit sobrement, De travait, de priere et de contenement; Se laisser emporter par le flux des journées, Vers cette grande mer où roulent nos années. . .
(«Жить не шумным упоением гордости.|| А суровым хлебом насущным, || Трудом, благостью и молитвой; || Отдаваться потоку дней, JI Влекущему к широкому морю наших лет»).
Этот идеал близок к настроению, выраженному в пушкинской записи 1834 г. (плане продолжения элегии «Пора, мой друг, пора...»): «О скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню — поля, сад, крестьяне, книги: труды поэтические — семья, любовь etc. — религия, смерть» (III, 941).
Однако в этой оде аллегория имеет нравственный, морализаторский смысл. Пушкинские же метафоры остаются типично элегическими, и это их качество «элегических цитат» должно быть подчеркнуто. Ср. использование элегической топики в «Элегии» 1830 г., в «Осени» 1833 г.:
Как это объяснить? Мне нравится она, Как, вероятно, вам чахоточная дева Порою нравится. . . Улыбка на устах увянувших видна.
(III, 319-320)
Ср. в ранней элегии Ламартина с тем же названием:
Oui, dans ses jours d'automne, où la nature expire A ses regards voilés je trouve plus d'attraits — C'est l'adieu d'un ami, le dernier sourire Des lèvres que le mal va fermer pour jamais.8
(«Да, в ее осенних днях, когда природа умирает, || В ее полузакрытых взорах я нахожу все больше прелести || Это прощание друга, последняя улыбка || Губ, которые болезнь закроет навсегда»).
Интонационно пушкинский отрывок также ближе к ранней элегии, чем к дидактической оде.
Таким образом, в 30-е годы Пушкин продолжает обращаться к образам «унылой элегии», но применяет к ним свой прилцип «вышивания новых узоров по старой канве».9 Романтическая антитеза кроткого и мятежного начал заменя-
7 Lamartine A., de. Oeuvres, t. 3, p. 92.
8 Lamartine A., de. Meditations poétiques, p. 111.
9 См.: Вацуро В. Э. К истории элегии «Простишь ли мне ревнивые мечты. . .». — В кн.: Временник Пушкинской комиссии. 1978. Л., 1981, с. 5—22.
ется у Пушкина оксюмороном — «печальные бури». Кроткое начало не отрицает и не побеждает мятежное, а «проглядывает» сквозь него. Ср.:
И улыбалась ему, тихие слезы лия.
(III, 376)
И может быть — на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
(II, 228)
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
(II, 424)
С другой стороны, среди «печальных бурь» зреет мужественное начало:
Я возмужал среди печальных бурь.
(III, 229)
Но как вино — печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
(III, 228)
В предисловии к собранию своих сочинений Ламартин писал: «Я могу представить поэта только в двух возрастах: в двадцать лет — прекрасным юношей, который любит и мечтает (...) ив восемьдесят лет — стариком, отдыхающим от жизни, сидя на пороге храма».10 Здесь один возраст отрицает другой и сам закрыт для дальнейшего развития. У Пушкина «зрелый возраст» (III, 941), средний между юностью и старостью, хранит память о прошлом и не закрывает перспективы новых испытаний и духовных открытий.
В. В. Мерлин
О ДВУХ СТИХОТВОРНЫХ ПЕРЕВОДАХ А. ДЮМА ИЗ ПУШКИНА
В 1858 г. Дюма совершил длительное путешествие по России. В июне он посетил Петербург, где ему был оказан чрезвычайно радушный прием. И. И. Панаев в опубликованном в «Современнике» фельетоне «Петербургская жизнь» отмечал, что «весь Петербург в течение июня месяца только и занимался г. Дюма. О нем ходили различные толки и анекдоты во всех слоях петербургского общества; ни один разговор не обходился без его имени, его отыскивали на всех гуляньях, на всех публичных сборищах, за него принимали бог знает каких господ. Стоило шутя крикнуть: Вон, Дюма! и толпа начинала волноваться и бросалась в ту сторону, на которую вы указывали».1
Дюма, с увлечением знакомившегося с Петербургом, интересовала и литературная жизнь русской столицы. Случай свел Дюма с Григоровичем, которого французский писатель знал как автора «Рыбаков», как литератора, пользовав-
10 L a m а г t i n е A., de. Oeuvres, t. 1, p. 23.
1 См.: Григорович Д. В. Литературные воспоминания. Л., 1928, Приложения, с. 490.
