УДК 803.541.56
Н. Д. Миловская
О ЯЗЫКОВОЙ ИГРЕ СИНТАКСИЧЕСКОГО ТИПА НА МАТЕРИАЛЕ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКОВОГО БЫТОВОГО АНЕКДОТА (WORTWITZ)
В функции создания комической пуанты в немецком языковом бытовом анекдоте (Wortwitz) зафиксирована языковая игра синтаксического типа. Она реализуется либо на произвольной и немаркированной в стилистическом плане синтаксической основе, либо развёртывается по синтаксической модели фигуры речи; характеризуется отсутствием ребусности на уровне семантики; звучит необычно, интригующе; инициирует реципиента к осмыслению содержаний исходного и альтернативного опорных фрагментов на фоне друг друга.
The research problem concerns the idea of comic effect in the German language colloquial anecdote (Wortwitz) which can be classified as a syntactic type of wordplay. It is formed either on the basis of a syntactic unit, stylistically unmarked, or it becomes a part of the syntactic figure of speech. The anecdote of this type is devoid of any kind of riddle in its semantics, but it sounds unusual and intriguing. It stimulates the listener into deducing the sense of the wordplay from both the initial and the structurally changed content of the utterance.
Ключевые слова: языковой бытовой анекдот, языковая игра, синтаксический тип, лингвокреативный эксперимент.
Keywords: language colloquial anecdote, wordplay, syntactic type, linguo-creative experiment.
Интерпретация сути игры во многом зависит от научной области изучения и от занимаемой автором исследовательской позиции, поэтому предложить её исчерпывающее определение весьма непросто. Однако осмысление игры как универсального явления человеческой жизни и культуры позволяет понимать игру как непродуктивную деятельность, осуществляемую не ради практических целей, а для развлечения и забавы, с целью доставить радость. «Это вид деятельности, который не преследует каких-то конкретных практических целей. Цель игры - доставить удовольствие людям, которые принимают в ней участие» [1].
В общую теорию игр входят такие понятия, как спортивные игры, компьютерные игры, общественные игры, детские игры, любовные игры, и понятие языковой игры является одной из составляющих этой теории.
В максимально широком понимании «языковая игра - это нетрадиционное, неканоническое использование языка, это творчество в языке, это
© Мидовская Н. Д., 2009
ориентация на скрытые эстетические возможности языкового знака» [2].
Импульсом к активизации исследовательского интереса к феномену языковой игры (ЯИ) в русскоязычной лингвистике, по всей видимости, можно считать появление работ Е. А. Земской, М. В. Китайгородской, Н. Н. Розановой «Языковая игра» [3] и Н. Д. Арутюновой «Аномалии и язык» [4]. В первой предпринята серьёзная попытка охарактеризовать основные особенности языковой игры в русской разговорной речи и описать общие приёмы её создания. Авторы относят к языковой игре все те ситуации, «когда говорящий "играет" с формой речи, когда свободное отношение к форме речи получает эстетическое задание, пусть даже самое скромное» [5]. Во второй работе языковая игра ассоциируется с нарушением семантических и прагматических канонов, а также с аберрациями в пользовании речью [6].
Во многих более поздних исследованиях [7] специфику языковой игры авторы начинают увязывать с лингвокреативной деятельностью говорящего, что не в последнюю очередь объясняется общим смещением лингвистической парадигмы в сторону антропоцентризма и поворотом научного интереса лингвистов в направлении изучения языка говорящих на нём субъектов.
Так, процессом направленного и программирующего ассоциативного воздействия на адресата, достигаемого при помощи различных лингвистических механизмов, называет языковую игру Т. А. Гридина [8]. В понимании этого автора ЯИ есть форма лингвокреативного мышления, которое основывается на способности носителя родного языка к актуализации и переключению (нарушению) ассоциативных стереотипов порождения, восприятия и употребления языковых знаков. Это не только знание, но и чутьё системы, открывающее возможности для творчества в применении уже усвоенных алгоритмов и правил, выведенных на основе собственного речевого опыта.
Как врожденное свойство психики человека, в котором склонность к языкотворчеству заложена генетически, определяет языковую игру С. Ж. Нухов. Он видит в ЯИ «форму речевого поведения человека, при котором языковая личность, реализуя свои лингвокреативные способности, демонстрирует свой индивидуальный стиль» [9].
В исследовании Ю. В. Щуриной [10], посвященном речевому жанру шутки, ЯИ также рассматривается как лингвокреативная деятельность «человека играющего». При этом автор особо подчёркивает, что эффективное осуществление речевого жанра шутки непременно предполагает наличие специальных способностей и у автора, и у адресата.
Н. Д. Миловская. О языковой игре синтаксического типа.
Отмечая творческий и индивидуально-авторский характер языковой игры, С. И. Сметанина замечает, что она «представляет собой одну из форм творческой самореализации личности» [11].
В. 3. Санников утверждает, что «языковая игра, как и комическое в целом, - это отступление от нормы, нечто необычное», что именно как нечто патологическое она «ясней всего поучает норме» [12].
Интересны рассуждения Б. Ю. Нормана о том, что языковая игра как объёмный, сложный и многоплановый феномен высвобождает творческий потенциал носителя языка. По мнению исследователя, «языковая игра приносит ему эстетическое удовлетворение и одновременно даёт выход его разрушительным и созидательным инстинктам (в этом она сродни детскому озорству, а может быть, и юношескому вандализму). Кроме того, языковая игра предоставляет говорящему эффективную возможность отрегулировать отношения с собеседником и продемонстрировать всем степень своей творческой свободы. Поэтому неудивительно, что в её сферу входит и изысканный литературный приём-троп, и общеупотребительная шутка, и низменное «кривляние» [13].
Обзор вышеизложенных точек зрения, а также знакомство с мнениями других исследователей данной проблемы [14] позволяют остановиться на следующей дефиниции ЯИ как лингвистического феномена в широком понимании термина: языковая игра - это «творческое, нестандартное (неканоническое, отклоняющееся от языковой, стилистической, речеповеденческой, логической нормы) использование любых языковых единиц и/или категорий для создания остроумных высказываний, в том числе - комического характера» [15].
В данном исследовании языковая игра ограничивается функцией создания комической пуанты в немецком Wortwitz, который предлагается называть немецким языковым бытовым анекдотом [16]. В соответствии с данными ограничениями языковая игра в самом общем виде интерпретируется как языкотворческий и лингвокреа-тивный эксперимент, обыгрывающий в немецком языковом бытовом анекдоте на фоне друг друга семантический потенциал его опорных лексем (или более крупных опорных фрагментов), конституируемых любыми единицами и/или категориями языка. Этот эксперимент осуществляется с целью создания остроты, вызывает смеховую реакцию реципиента и требует лингвокреативных усилий по его декодированию.
Наблюдения показывают, что ЯИ эксплицируется в немецком языковом бытовом анекдоте в различных формах, и одной из форм её воплощения является языковая игра синтаксического типа.
Языковая игра синтаксического типа наблюдается в немецких языковых бытовых анекдотах в тех случаях, когда творческое манипулирование сегментированием или синтаксическим рисунком некоторого опорного фрагмента сознательно и намеренно нацелено на создание альтернативного «переформатированного» фрагмента, парадоксальность содержания которого осмысливается, шокируя реципиента, благодаря его восприятию на фоне содержания исходного опорного фрагмента.
В анекдоте под заголовком «Geburtstagsglückwunsch» имеет место языковая игра синтаксического типа, построенная на обыгрывании диаметрально противоположных содержаний, извлекаемых реципиентом анекдота из пафосных строк в результате возможности их двоякого членения на синтагмы:
(1) «Alles Schlechte wünsch" ich Dir Fern vom Halse, bleibe mir Alles, Unheil treffe Dich Niemals, aber denk an mich!»
Если исходный текст этого поздравления членить на синтагмы в соответствии с присутствующими в нём знаками пунктуации, то он сообщает реципиенту своё примарное содержание: «Alles Schlechte wünsch" ich Dir Fern vom Halse, bleibe mir Alles, Unheil treffe Dich Niemals, aber denk an mich!» Гипотетическое же членение его согласно объёму рифмованной строки (что более привычно для стихотворных произведений этого плана), позволяет убедиться в возможности экспликации из претерпевших альтернативное сегментирование строк диаметрально противоположного секундарного содержания: «Alles Schlechte wünsch" ich Dir // Fern vom Halse bleibe mir // Alles Unheil treffe Dich // Niemals aber denk an mich!»
Одновременное соприсутствие в рамках одного гомогенного сюжета исходного примарно-го и диаметрально противоположного секундар-ного содержания представляет собой языковую игру синтаксического типа. Своевременное узнавание виртуально присутствующего секундар-ного содержания, пробивающего себе дорогу сразу же, как только возникает первый и чуть заметный сбой в расстановке пауз, на фоне при-марного содержания поздравительных строк ошеломляет и интригует реципиента, но одновременно доставляет особое интеллектуальное удовольствие, связанное с преодолением когнитивной «одноколейности» человеческого мышления.
Две вариации крупного опорного фрагмента den Drogen Nein, представленные в различном пунктуационном или супрасегментном оформлении в просьбе матери den Drogen "Nein" (исходный опорный фрагмент) и в ответной реплике
сына Den Drogen? Nein (пересегментированный опорный фрагмент), также порождают ЯИ синтаксического типа, вызывающую сначала шоковую, а затем смеховую реакцию реципиента, в следующем анекдоте: (2) Die Mutter zu ihrem Sohn: «Sag doch endlich den Drogen "Nein". «Den Drogen? Nein.»
Случай, аналогичный упомянутому выше, наблюдаем в миниатюрном анекдоте (3) Er will sie nicht. Er will. Sie nicht. Осмысление содержания пересегментированного опорного фрагмента Er will. Sie nicht, обыгрываемого сквозь призму содержания исходного фрагмента Er will sie nicht, представляет собой и в этом случае языковую игру синтаксического типа.
ЯИ синтаксического типа, эксплуатирующая феномен метатезы, особого стилистического приёма, в основе которого лежат самые разнообразные перестановки слов в рамках предложения или более крупного текстового фрагмента, может иметь в немецком языковом бытовом анекдоте не менее ошеломляющий эффект.
Напомним, что наиболее распространённой формой экспликации метатезы принято считать инверсию. А. Бергсон, размышляя об инверсии, утверждал в своё время, что «фраза станет смешной, если, будучи перевёрнута, она приобретает новый смысл» [17]. В немецких языковых бытовых анекдотах наблюдаются интереснейшие примеры ЯИ, основанной именно на комическом «переиначивании» исходного опорного фрагмента способом инверсии с приданием «перевёрнутому» фрагменту нового диаметрально противоположного смысла: (4) Männer machen Probleme, Probleme machen Männer. По справедливому наблюдению А. Бергсона, способом инверсии очень часто пользуются профессиональные остряки. Услышав какую-либо фразу, они сейчас же пытаются придать ей иной смысл, переставляя в ней для этого слова, ставя, например, подлежащее на место дополнения, а дополнение на место подлежащего. К этому приёму, отмечает А. Бергсон, нередко обращаются для того, чтобы в более или менее шутливой форме опровергнуть какую-нибудь мысль [18]. И следующий языковой бытовой анекдот, демонстрирующий способность лингвистически креативного носителя языка к нарушению ассоциативных стереотипов в речевом комбинировании слов, ещё раз убеждает в справедливости этой мысли учёного: (5) Es ist leichter die Verdauung eines Kollegen zu befördern, als die Beförderung eines Kollegen zu verdauen. Очевидно, что ЯИ синтаксического типа строится и в данном случае на соположении в одном контексте исходного фрагмента die Verdauung eines Kollegen - befördern с «перевёрнутым» фрагментом Beförderung eines Kollegen -verdauen, парадоксальная несовместимость содер-
жаний которых обыгрывается на фоне друг друга, повергая реципиента в интеллектуальный шок. При этом переформатированный и «перевёрнутый» способом инверсии фрагмент интригует реципиента, «опрокидывает» его сформированные предшествующим контекстом ожидания, заставляет его ещё раз перечитать весь сюжет. Но «никаких, кроме "игровых", оснований он не находит» [19].
В немецких языковых бытовых анекдотах удаётся зафиксировать случаи ЯИ синтаксического типа, развёртывающейся также на основе других синтаксических перестановок слов в рамках предложения. Например, в анекдоте-афоризме читаем: (6) Es ist nicht wichtig, wie reich man wird, sondern wie man reich wird. Дистантное расположение в переформатированном опорном фрагменте двух составляющих компонентов вопросительного слова wie man reich, которые расположены в рамках исходного опорного фрагмента анекдота контактно wie reich, позволяет эксплицировать два предлагаемых для сопоставительного осмысления на фоне друг друга содержания: содержание исходного фрагмента (неважно, как богат будешь) и содержание переформатированного фрагмента (важно, как достигнешь богатства).
Нередки случаи, когда языковая игра синтаксического типа развёртывается в языковых бытовых анекдотах на структурной основе той или иной стилистической фигуры, например фигуры хиазм, позиционируемой в современной лингвистической науке о стилях речи как разновидность антитезы, суть которой сводима к параллельному перекрёстному повтору [20]. (7) Beanstandet der Schaffner: "Sie sitzen ja mit einer Fahrkarte zweiter Klasse in der ersten Klasse". Der Fahrgast beleidigt: "Soll ich vielleicht mit einer Fahrkarte erster Klasse in der zweiten Klasse sitzen?" Игровое манипулирование языковым материалом в данном анекдоте происходит благодаря последовательности расположения опорных фрагментов Fahrkarte zweiter Klasse - in der ersten Klasse и Fahrkarte erster Klasse - in der zweiten Klasse, воспроизводящих перемену позиций повторяющихся компонентов двух смежных отрезков текста. Такое обыгрывание опорных фрагментов как двух перекрещивающихся антитез позволяет со-положить компоненты игровой оппозиции в сопоставительной «противоположенности» на фоне друг друга. Нет ничего удивительного в том, что ЯИ, развёртываемая по синтаксической модели фигуры речи хиазм, весьма популярна в немецком языковом бытовом анекдоте: (8) Der junge Lyriker fragt den Verleger; "Sie meinen, ich sollte mehr Feuer in meine Gedichte legen?" "Umgekehrt", antwortete der Verleger, "mehr Gedichte ins Feuer". (9) Ein Fleischer macht Wurst.
H. А. Muлoвcкaя. О языковой жре cuнmaкcuчеcкoгo muw.
Sein Freund sieht ihm zu und sagt nach einer Weile: "Wenn das rauskommt, was da reinkommt, kommst du irgendwo rein, wo du nie mehr rauskommst". Как яркий и самобытный пример отметим также языковой бытовой анекдот, в котором в параллельный перекрёстный повтор вовлечены не пол-нозначные слова, а лишь элементы слов в своём прямом значении (10) «Mein Chef ist leberleidend». «Meiner leider lebend!». (11) "Unter uns wohnt ein kinderloses Ehepaar, über uns ein eheloses Kinderpaar". Причина такой популярности заключается, по всей видимости, в том, что «столь простым, можно сказать дешёвым, способом достигается очевидный эффект» [21] воздействия. Всё высказывание, содержащее языковую игру, выстраиваемую по синтаксической модели фигуры хиазм, воспринимается как необычное, интригующее. При его осмыслении реципиент инициируется к сравнительному осмыслению содержания исходного опорного фрагмента анекдота на фоне содержания «переиначенного» опорного фрагмента.
Подводя общий итог, отметим, что одной из форм бытования ЯИ в немецком языковом бытовом анекдоте необходимо признать языковую игру синтаксического типа, представляющую собой языкотворческий и лингвокреативный эксперимент по пересегментированию или переформатированию синтаксического рисунка его опорного фрагмента с цель создания альтернативного опорного фрагмента противоположного содержания.
Языковая игра синтаксического типа реализуется в немецких языковых бытовых анекдотах либо на произвольной и немаркированной в стилистическом плане синтаксической основе, либо развёртывается по синтаксической модели фигуры речи (хиазм).
Языковая игра синтаксического типа обыгрывает на фоне друг друга семантический потенциал исходного и альтернативного опорных фрагментов, конституируемых словами в их прямых непереносных значениях.
Тем не менее языковой эксперимент в форме языковой игры синтаксического типа звучит необычно, интригующе, инициирует реципиента к сравнительному осмыслению парадоксальности содержания альтернативного пересегментированного или переформатированного опорного фрагмента анекдота на фоне содержания его исходного опорного фрагмента.
Успешное декодирование языковой игры синтаксического типа доставляет реципиенту особое интеллектуальное удовольствие, связанное с преодолением когнитивной «одноколейности» человеческого мышления.
Примечания
1. Горелов И, Н., Седов К, Ф, Основы психолингвистики: учеб. пособие. М.: Лабиринт, 2001. C. 138.
2. Норман Б, Ю, Язык: знакомый незнакомец. Минск: Вышейш. шк., 1987. С. 168.
3. Земская Е, А, Китайгородская М, В., Розанова Н, Н, Языковая игра // Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология, Лексика. Жест. М.: Наука, 1983. С. 172-215.
4. Арутюнова Н, Д. Аномалии и язык (К проблеме языковой «картины мира») // Вопросы языкознания. 1987. № 3. С. 3-19.
5. Земская Е, А, Китайгородская М, В., Розанова Н, Н, Указ. соч. С. 172.
6. Арутюнова Н, Д. Указ. соч.
7. Гридина Т. А, Ассоциативный потенциал слова и его реализация в речи. Явление языковой игры: дис. ... д-ра филол. наук. М., 1996; Нухов С, Ж, Языковая игра в словообразовании (на материале лексики английского языка): дис. . д-ра филол. наук. М., 1997. 372 с.; Щурина Ю, В, Шутка как речевой жанр: автореф. дис. . канд. филол. наук. Новгород, 1997. 24 с.; Сметанина С, И, Языковая игра // Разговорный стиль. СПб.: Лаборатория оперативной печати факультета журналистики СПбГУ, 1998. С. 20-23; Санников В, З, Русский язык в зеркале языковой игры. М.: Языки русской культуры, 1999. 341 с.; Норман Б, Ю, Игра на гранях языка. М.: Флинта: Наука, 2006. 342 с.; Большакова Н, Н, Игровая поэтика в литературных сказках Михаэля Энде: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Смоленск, 2007. 18 с.; Мурашёв Т. И, Языковая игра в текстах песенного жанра (на материале английского языка): автореф. дис. . канд. филол. наук. Уфа, 2007. 15 с.; Щербакова А, В, Лексико-фразео-логические средства создания языковой игры в художественной прозе авторов «Сатирикона» (на материале произведений А. Аверченко, Н. Тэффи, С. Чёрного): автореф. дис. . канд. филол. наук. 2007. 22 с.; Соколова Н, С, Лингвокогнитивный анализ текстов типа (на материале англоязычного юмора): автореф. дис. . канд. филол. наук. 2008. 24 с.; Сковородников А, П. Языковая игра // Культура русской речи: энцикл. словарь-справочник / под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева и др. М.: Флинта: Наука, 2003. С. 796-803; и др.
8. Гридина Т. А, Указ. соч. С. 10.
9. Нухов С, Ж, Указ. соч. С. 157.
10. Щурина Ю, В, Указ. соч.
11. Сметанина С, И, Указ. соч. С. 20.
12. Санников В, З, Указ. соч. С. 13.
13. Норман Б, Ю, Игра на гранях. С. 248.
14. Большакова Н, Н, Указ. соч.; Мурашёв Т. И, Указ. соч.; Щербакова А, В, Указ. соч.; Соколова Н, С, Указ. соч.; Сковородников А, П, Указ. соч.
15. Сковородников А, П, Указ. соч. С. 802.
16. Миловская Н, Д. Семантика комического. Языковой бытовой анекдот (на материале немецкого языка). Иваново: Ивановский гос. ун-т, 2008. 137 с.
17. Бергсон А, Смех. М.: Искусство, 1992. С. 77.
18. Там же.
19. Норман Б, Ю, Игра на гранях. С. 159.
20. Brandes M, P, Stilistik der deutschen Sprache. M.: Высш. шк., 1990. С. 298.
21. Норман Б, Ю, Игра на гранях. С. 158.