CC BY
33
Вестник Челябинского государственного университета. 2016. № 3 (385). Философские науки. Вып. 39. С. 76-81.
УДК 122+130.2+16
Е. Э. Яковлев
О «ВЗГЛЯДЕ» В СТРУКТУРЕ АНАТОМИЧЕСКОГО ДИСКУРСА
Статья посвящена изучению понятия «взгляда», как эпистемологической категории. В статье показан диахронический аспект «взгляда» в структуре анатомического дискурса, исследуемого с позиций структурализма. Приводятся примеры из работ К. Галена (130-200) и А. Веза-лия (1514-1564), благодаря которым показываются различные эпистемологические основания и способы взгляда. Автором рассматривается понятие субъекта взгляда. Последний не может быть действующим и независимым, этот объект индифферентен взгляду. Показывается его изменение в ренессансный период анатомии с приходом анатомических театров и публичных вскрытий. Автор считает, что взгляд - это констелляция, которая не может быть образована без субъекта и любой формы знания.
Ключевые слова: взгляд, анатомия, субъект взгляда.
Казалось бы, в названии статьи «О взгляде в анатомическом дискурсе» порядок выстроен таким образом, что для начала необходимо дать определение этого понятия, понятия «взгляда», а затем продолжить его экспликацией и аппликацией (application) на анатомический дискурс. Однако стоит рассмотреть несколько иной подход. Причина в том, что нет возможности сказать о «взгляде» фиксировано в связи с изменениями, которые бы можно назвать, ссылаясь на М. Фуко, диахроническими отношениями «слов и вещей». То, что это, действительно, происходит или следует сказать, произошло, показано в его ранних работах. И если все-таки мы дадим определение с позиций науки, то мы можем утратить то измерение, где «взгляд» является именно человеческим и распределяется в пространстве человеческого. Это особенно заметно на данном примере: если понимать взгляд только как визуальное или зрительное восприятие, тогда такой вид восприятия можно определить как некий сигнал, поступающий от органов зрения в затылочные зоны головного мозга, где расположена область, ответственная за восприятие, а уже оттуда этот сигнал возвращается в среднюю область головного мозга. И пока данное соединение не происходит, существует такое явление, как слепота. Логика этого определения вполне понятна, и она раскрывает биологические механизмы. Нас же волнует другой вопрос как «взгляд» явлен нам в определенных практиках европейской культуры, для которых он является первым и важным инструментом на пути их становления.
Данная работа продолжает тему исследования феномена телесности, предпринятую
в предыдущем авторском исследовании. Актуальность исследования вызвана необходимостью изучения анатомического дискурса. Интересно, что буквально совсем недавно в научном журнале «Вопросы философии» вышел перевод трактата К. Галена «О доктринах Гиппократа и Платона» [2].
В настоящее время, в качестве продолжения одной стороны теоретических исследований М. Фуко работ «История безумия в классическую эпоху» и «Рождение клиники», отечественными философами рассматривается медицинский дискурс [3; 4; 7; 8]. Для названных авторов работа с медицинском дискурсом идет в сторону понимания концепта «болезнь», «медицина», «клиника», «врач», «больной» и, наверное, в большей степени, как это указал М. Фуко, с понятием «человек». Важнее, для предпринимаемого исследования стоит задача раскрыть структуру познания в анатомии концепта «тело».
На нескольких эпизодах из истории медицинской науки рассмотрим смену способов «взгляда» или «правильного взгляда», где как раз и заключается роль субъекта, затем - изменение пространства взгляда и его отношения к субъекту.
Взгляд в анатомическом дискурсе К. Гале-на. Первым наиболее полным трудом в истории анатомии является работа Клавдия Галена «О назначении частей человеческого тела», написанная во второй половине II века нашей эры. Считается, что в этом трактате единственным изъяном было то, что некоторые описываемые им части тела были рассмотрены не у человека, а у животного. В частности, им при-
водится описание челюсти, состоящей из двух костей, которые, скорее всего, взяты у «человекоподобной» обезьяны. И все-таки, дело даже не в том, насколько существенны эти различия между человекоподобными обезьянами и человеком. Более важно, что в понимании античного анатома, функция, т. е. назначение органа (или его часть) является первостепенной, а свой вид она обретает только в соответствии этой необходимости. Поэтому разделение на «человека» и «человекоподобных» для Галена не принципиально, поскольку для выбранных органов в качестве тождественных, функции также неразличимы. Некоторые части в описании, будь то мышцы, связки или суставы, не рассматриваются, т.к. их участие в работе органа не замечено, либо имеет к ней посредственное отношение. По большей части он пропускает те детали, которые не вписываются в структуру трех: нерв, мышца и кость (чувство, движение, защита). Вся его работа посвящена доказательству великолепной искусности природы исполненности тел, которая создает наилучшим образом устроенные тела. Так он описывает хобот слона, который поразил его возможностью пользоваться им как рукой, а затем и при дыхании, когда большая часть тела погружена в воду, в то время как, верхушка хобота поднята над водой. Взгляд еще не отделен от мышления, по сути, взгляд и есть мышление. В качестве другого примера стоит обратиться к описанию органов зрения: «было лучше, чтобы глаза помещались на высоком и со всех сторон защищенном месте...что они должны находиться на передней - фронтальной - части тела, в том направлении, в котором происходит движение, и что желательно, чтобы было два глаза, а не один <.> необходимо, чтобы органы чувств были парными и соответствующими друг другу» [2. С. 345]. И если соблюсти все упоминаемые условия (высокое положение, безопасность, положение на переднем плане, парность органа), то, по мысли Галена, мы просто не найдем лучшего места, кроме того, которое уже имеется. Гален говорит, если читатель задумается о том, что глаза могут быть расположены сзади, то, он забывает, ведь «все органы чувств нуждаются в мягких нервах, а такие нервы не могут отходить от мозжечка и что в каждый глаз мозг посылает отростки, сплющенные при проходе через кости, чтобы быть менее уязвимыми» [2. С. 345]. Иными словами, как уже говорилось, предрасположенность, необходимость своего наилучшего
места для органа задана некоторым внутренним «кодом», иначе - природа со всем ее мастерством полностью позаботилась обо всем и избавилась о возможных недостатках. Примат внешнего в оппозиции взгляда внутреннее / внешнее для К. Галена выстраивает всю его мысль, мысль о внешности внутреннего. Видимое внешнее, жизненное пользование и взаимодействие с окружением используется им в качестве и аксиомы, и ее же подтверждения, и поверки. В целом, рассматривая всю конструкцию анатомического дискурса Галена, помимо описания частей и органов, в нем можно указать на достаточно важный элемент - условие необходимой идеальной формы, который также принимает форму конструкции. Рассуждая о строении и размере пальцев ему достаточно указать на потенциальные неудобства, которые могли бы привести, если их форма и размер были бы другими: «в обоих случаях имели бы место неудобства, лишающие разгибание твердости и препятствующие многообразию движений при сгибании» [2. С. 72].
Взгляд в анатомическом дискурсе А. Веза-лия. Теперь, чтобы указать на взгляд как структурный элемент в познании, обратимся к анатомическому трактату Андреаса Везалия, врача-анатома XVI века. Он был одним из тех критиков, которые указывали на ошибки К. Галена, которые относились во многом к ошибкам в описании строении частей человеческого тела. Известно, что во времена Галена практически нельзя было использовать человеческие тела для анатомических исследований. Но уже в эпоху А. Везалия существовало папское разрешение на использование тел преступников для опытов. Он доверяет К. Галену в утверждении внешности-внутреннего, но в работе «О строении человеческого тела» («De humani corporis fabrica libri septem») его занимает практически только взгляд внутреннего, нет никакой связи с исполненностью. Более того, каждое описание подкрепляется весьма точными гравюрами с пометками. Это еще один момент, который особенно важен в истории взгляда и его субъекта, с него начинается развитие иллюстраций человеческого тела и анатомических атласов. Тело предстает здесь в качестве механизма, который можно разобрать и рассмотреть отдельную часть. Важно вспомнить Р. Декарта с его представлением о теле, как часовом механизме, но, скорее задуматься об этом в психоаналитическом смысле, как о фантазме: «фантазм структурирует тот способ и модель, по которой
индивид хотя бы виртуально ощущает / воспринимает целую культуру» [3. С. 63].
В конце каждого тома А. Везалий вводит своеобразное пособие для подготовки тел или его частей для анатомических практик. В эти операции входят: варка для лучшей очистки костей и хрящей, использование подходящих инструментов, порядок вскрытия, способ препарирования костей и т. д. [1]. Но за простыми операциями следует разглядеть нечто другое, а именно стремление к истине. Для ученого они должны обозначать не что иное, как подготовка к правильному взгляду. Эта методика «правильного взгляда» (можно даже сослаться на сходность и обозначить их, как правила «правильного взгляда») совершенна и не должна совпадать с логикой мышления, в которой советуется, что нужно смотреть тщательно или, например, нужно разделить область на сектора, чтобы просмотреть еще тщательнее, чтобы потом каждое отдельное совместить в одно, общее. Рассуждаем здесь по аналогии с мышлением, где взгляд и мышление не столько следуют друг за другом, а взгляд, по сути, только начиняет отделяться от мышления, возникает дискурс. Сами «правила взгляда» имплицитно содержатся в этих указаниях о подготовке тела, теперь за каждым действием должно следовать знание, а после его подхватывает взгляд. Для каждого вскрытия той или иной части существует свой порядок. Начиная с шестой главы, второй книги «При вскрытии надлежит наблюдать, каковы свойства кожицы, кожного жира и мясистой оболочки» на полях страниц мы можем обратить внимание на пометки, показывающие нам порядок возникновения поверхностей вскрываемого тела (препарирование кожи, препарирование кожицы, препарирование жира, препарирование мясистой оболочки и т. д.). Для практика процесс вскрытия становится определенным желанием, которое становится на один уровень с ожиданием.
Субъект взгляда и его изменение. Другим важным моментом в этот же период является смена субъекта взгляда. Этому послужило одно важное обстоятельство - появление анатомических театров. Посещать данные мероприятия могли не только ученые, но и горожане, только заплатив определенную сумму. В анатоме до этого соединялись сущности раскрывающего и исследующего, теперь же исследователь сменяется ремесленником, в том смысле, что он уже обладает этим знанием. Но,
кроме того, он становится еще и ремесленником, транслирующим истину. Истина открывается одновременно со вскрытием, и взгляд уже явлен в пространстве зрителя, взгляд, вопрошающий означающее. Анатом становится именно тем, заключенным в смысле его означающего: ^а и те^ю - вновь и вновь разрезаю.
Для той же эпохи нам следует упомянуть о другом представлении, которое сообразно тому, о чем мы говорили в предыдущем абзаце. Причем о представлении в обоих смыслах: в смысле представления-фантазма и в смысле представления-показа, - смертные казни устраивались на центральных частях города и были одним из массовых зрелищ. Для их устройства проводились специальные мероприятия по оповещению жителей города. Поэтому если на религиозные праздники у жителей имелся свой внутренний календарь, который курировался церковью, то государство выполняло функцию организации массовых казней в течение года. М. Фуко приводит примеры самых различных способов смертного наказания преступников: «Смертная казнь включает в себя много способов лишения жизни: одних преступников приговаривают к повешению, других - к отсечению кисти руки, вырыванию или протыканию языка с последующим повешением» [4. С. 48]. Далее М. Фуко приводит чуть ли не целый список по предварению в жизнь ужасающих наказаний, в которые входят разламывание, разрывание, удушение, колесование, сожжение и т. п. преступника. Власть той эпохи с точностью могла соотнести нарушение любых заповедей и законов с наказанием, которое должен понести преступник и грешник. Вообще для того времени «заповедь» и «закон», «грешник» и «преступник» воспринимались как одно означаемое, т. е. синонимично. Секуляризация этих понятий еще не произошла, либо преднамеренно не допускалась. «Пытка соотносит характер телесного воздействия, качество, интенсивность и длительность страдания с тяжестью преступления, личностью преступника, статусом его жертв. Существует юридический кодекс боли: наказание в форме пытки не обрушивается на данное тело без различия или наравне с любым другим; оно рассчитывается в соответствии с подробными правилами, которые регулируют число ударов плетью, место нанесения клейма, длительность предсмертной агонии на костре или колесе (суд решает, надобно ли удавить казнимого сразу или следует обречь его на медленное умирание, а также
через какое время должен последовать жест милосердия - смерть), вид причиняемого увечья.» [4. С. 51]. Кроме того, тела казненных, из которых большинство были повешенные, долгое время отставлялись на обозрение всем желающим, чтобы те, кто каким-то образом не присутствовал непосредственно на казни, мог увидеть обезображенное казнью тело преступника. Смысл всего этого мероприятия состоял не столько в эмпатической связи и должном сожалении, это, разумеется, также присутствовало, но больше - публика, наделенная христианским знанием, должна была увидеть эту сцену искупления [3. С. 10]. Это был также взгляд, который дает превентивное знание, знание, направленное в будущее: «страдания преступника и его христианская смерть, происходя на глазах у зрителей, становились незабываемым уроком или, говоря словами Тарена, той «необходимостью», которая требует и легитимирует зрителей» [3. С. 10]. Но также она легитимирует и само наказание в «должном христианском обычае». Кроме того, устраивались публичные вивисекции приговоренных, которые предполагали наличие живого и действующего тела, на котором публике показывалось работа мышц, кровеносных сосудов и прочих человеческих органов. Публичная казнь и анатомический театр, представляя зрителя как наблюдателя жестокости, устраивались не для того, чтобы вызвать у него чувство превосходства, гордости и главенства над преступником и над остальным народом. Напротив, данные зрелища являются проявлениями крайнего гуманизма, насколько, очевидно, здесь присутствует христианская и сциентистская диалектика гуманизма. В таком понимании, субъект взгляда - это не субъект, действующий и распоряжающийся им как способом, это эпистемологическое событие, в котором взгляд обладает субъектом, субъект здесь принимается за пассажира, который занимает место временно.
На первый взгляд статья может показаться попыткой провести культурологическое исследование, сравнивая анатомические тексты К. Галена и А. Везалия, опираясь на культурно-исторический контекст эпохи, определить не-
кую форму рассматриваемых анатомических практик. Исключить подобную интерпретацию необходимо на начальном моменте: исследование строится не вокруг формы практики, что отклонило бы нас в сторону культурологии, а вокруг именно структуры познания рассматриваемых дискурсов. Это ведет по пути эпистемологического или, во всяком случае, гносеологического исследования. На основе оппозиции текстов выделяется одна из диахронических переменных в структуре этих практик, определенная как взгляд. Античные телеоцентризм и трансцендентная метафизика не могли позволить его представителям разделить внутреннее и внешнее. Более того, внутреннее строение как бы заранее должно соответствовать либо некой трансцендентной модели человека, однако, есть еще один уровень соответствия внутреннего внешнему, этот уровень неким образом, если не следует из трансцендентности, то находится на другой стороне за воображаемой границей. Это телеоцентричность, - что относит нас к имманентности, внутреннее необходимо следует своей функциональной значимости, если есть глаза, то они должны быть спереди, если есть хрупкость, то она должна скрываться или оставаться защищенной. Постольку внутреннее по своей внешней исполненности должно быть практически тождественно друг другу. Внешний порядок находил свой природный движимый отпечаток в части тела.
Для анатомии А. Везалия существенно постепенное отделение взгляда от мышления, это - взгляд-письмо, который переносит взгляд в знание, на что также указывает развитие анатомических рисунков, атласов, гравюр и офортов, т. е. в сторону увеличения масштаба знания. Внутреннему уже не столько нужно внешнее, оно разделяется и практически отбрасывается, оставляя только способы достижения «правильного взгляда», а значит и правильного письма. К тому же, как было показано, взгляд отчуждается от носителя знания и переходит от анатома к Другому. Анатом есть тот, кто показывает, а не видит.
Список литературы
1. Везалий, А. О. строении человеческого тела: в 2 т. / А. О. Везалий - Т. 2. - М.: Академия наук СССР, 1954.
2. Гален, К. О назначении частей человеческого тела / К. Гален. - М.: Медицина, 1971. - 554 с.
3. Кириленко, Е. И. Клиническое мышление и опыт / Е. И. Кириленко // Независимый психи-атрич. журн. - 2003. - № 3. - С. 18-27.
4. Кириленко, Е. И. Феномен европейской медицины в горизонте неклассической культуры / Е. И. Кириленко // Вестн. Томс. гос. ун-та. - 2008. - № 309. - С. 52-58.
5. Саразин, Ф. Открыто видимые тела / Ф. Саразин // Логос. - 2010. - № 1. - С. 51-77.
6. Фуко, М. Надзирать и наказывать / М. Фуко. - М.: Ad Ма^тет, 1999. - 432 с.
7. Шестерикова, О. А. Формирование и развитие медицинского дискурса в эпоху Нового времени / О. А. Шестерикова // Грамота. - 2013. - № 4 (30). - С. 179-183.
8. Шестерикова, О. А. Трансформация медицинского дискурса в современной европейской культуре: автореф. дис. ... канд. филос. наук / О. А. Шестерикова. - СПб., 2014. - 24 с.
Сведения об авторе
Яковлев Евгений Эдуардович - аспирант кафедры социально-культурной деятельности, культурологии и социологии Тюменского государственного института культуры (Тюмень, Россия).
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2016. No.3 (385). Philosophy Sciences. Issue 39. Pp. 76-81.
ABOUT GAZE IN STRUCTURE OF ANATOMICAL DISCOURSE
E. E. Yakovlev
Tyumen state institute of culture (Tyumen, Russia). [email protected]
In the article, the author tries to explicate the diachronical aspect of the "gaze" in anatomical practices. The author uses works and tractates of K. Galen (1300-200) and A. Vesalius (1514-1564) that can show historicity moments of the "gaze". The author separates the epistemological grounds of Antiquity and Renaissance "gazes". There are two forms of gaze: "of the Internal" and "of the External". The conjunction "of the Internal" and "of the External" is important for the Antiquity. The anatomical discourse of Renaissance is trended to the gaze of the Internal. In addition, the author thinks about the term "gaze's subject" and its alienation using historical aspects of anatomical theatres and public punishment and judgement in XVI c. The author thinks that the gaze is a constellation of subject with any form of knowledge. However, the subject of gaze is not who gives knowledge or any kind of management with it. The subject is one who only takes the place. It must be considered, that in the article it is not given the culturally research, but the epistemological or gnoseological direction, as it was in works of French philosophers of structuralism.
Keywords: gaze, anatomy, subject of the gaze.
References
1. Vesalius A. O stroenii chelovecheskogo tela v 2 tomah [On the fabric of the human body in 2 volumes], vol. 2. Moscow, Akademiya nauk SSSR Publ., 1954. (In Russ.).
2. Galen K. O naznachenii chastey chelovecheskogo tela [On the Usefulness of the Parts of the Body]. Moscow, Meditsina Publ., 1971. 554 p. (In Russ.).
3. Kirilenko E.I. Klinicheskoe myishlenie i opyit [Clinical thinking and experience]. Nezavisimyiy psihiatricheskiy zhurnal [Independent psychometric journal], 2003, no. 3, pp. 18-27. (In Russ.).
4. Kirilenko E.I. Fenomen evropeyskoy meditsinyi v gorizonte neklassicheskoy kulturyi [Phenome of the European medicine in non-classic period of culture]. Vestnik Tomskogo Gosudarstvennogo Uni-versiteta [Tomsk State University Gerald], 2008, no. 309. pp. 52-58. (In Russ.).
5. Sarasin Ph. Otkryito vidimyie tela [Open-seeing bodies]. Logos [Logos], 2010, no. 1, pp. 51-77. (In Russ.).
6. Foucault M. Nadzirat i nakazyivat [Discipline and punish]. Moscow, Ad Marginem Publ., 1999. 432 p. (In Russ.).
7. Shesterikova O.A. Formirovanie i razvitie meditsinskogo diskursa v epohu Novogo vremeni [The organization and evolution of medical discourse in Modern History]. Gramota [Charter], 2013, no. 4 (30), pp. 179-183. (In Russ.).
8. Shesterikova O.A. Transformatsiya meditsinskogo diskursa v sovremennoy evropeyskoy culture [The transformation of medical discourse in contemporary European culture]. Saint-Petersburg, 2014. 24 p. (In Russ.).
