CC BY
87
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2014. № 3
М.Е. Коровкина,
доцент Московского государственного лингвистического университета
(МГЛУ); e-mail: mekorovkina@gmail.com
О ВЛИЯНИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ КАРТИНЫ МИРА НА ПЕРЕВОД (на примере особенностей перевода русскоязычных бессубъектных конструкций на английский язык)
В статье рассматриваются некоторые различия фрагментов концептуальной и языковой картины мира русского и английского языков. Эти различия вытекают из специфики мировосприятия, концептуализации и категоризации действительности носителями русского и английского языков, которые затем отражаются в языковой картине мира на всех уровнях языках: грамматическом, семантическом и стилистическом. В частности, в статье описываются такие психологические особенности представителей русскогоязычного лингвосоциума, как фатализм и иррациональность или смирение и покорность высшей воле, и отмечается их некоторое влияние на широкое распространение таких синтаксических явлений русского языка, как бессубъектные конструкции и номинализация. Также в статье даётся краткая характеристика особенностей концептуализации действительности английским языком, в частности желание контролировать действительность, и прослеживается их некоторая взаимосвязь с грамматическим анимизмом. Таким образом, в статье представлено описание несоответствий грамматического уровня языковой картины мира русского и английского языков и способы преодоления таких несоответствий при переводе.
Ключевые слова: национальная картина мира, перевод, русскоязычный линг-восоциум, англоязычный лингвосоциум, особенности концептуализации и категоризации действительности, грамматика, семантика, стилистика, бессубъектные конструкции русского языка, номинализация.
Marina Ye. Korovkina,
Associate Professor at Moscow State Linguistic University (MGLU), Russia; e-mail: mekorovkina@gmail.com
Impact of National World Outlook on Translation: A Case Study of the Specifics of Translating Russian Syntactic Constructions without Subject into English
The article deals with certain differences in the fragments of conceptual and linguistic world image (or outlook) of the Russian and English-speaking communities. These differences come from the specifics of the conceptualization and categorization by Russian and English speakers, which are reflected in the language at all its levels: grammar (syntax), semantics and stylistics. In particular, the article describes such important psychological traits of the Russian-speaking community as fatalism and irrationality or humility and submission to supreme will, which may be translated into a rather frequent use of syntactic constructions without subject and a trend towards nominalization. The article also gives a brief description of the specific features of the English-speaking community; for example, the desire to take the situation under control and an active attitude in life, which may entail at the language level, among other things, the use of syntactic metaphors as subjects. In addition to the theoretic account of language differences, the article contains
some examples illustrating syntactic discrepancies between the Russian and English languages and the ways of finding the equivalents in translation, thus bridging the gap.
Key words: national world image (outlook), translation, Russian-speaking community, English-speaking community, the specifics of world conceptualization and categorization, grammar, semantics, stylistics, Russian syntactic constructions without subject, nominal-ization.
В статье рассматриваются некоторые различия фрагмента концептуальной и языковой картины мира русского и английского языков грамматического уровня, представляющие собой определённые переводческие проблемы. Решение этих проблем неоднократно описывалось теоретиками и практиками перевода [см.: Бреус, 1998, 2001, 2007; Гак, 1998; Швейцер, 1996; Черняховская, 1976], но хотелось бы, чтобы такая прикладная отрасль знания, как методика преподавания перевода, более активно использовала результаты исследований, проводимых в рамках концептуального анализа, и переводческие решения обосновывались и объяснялись именно с точки зрения различий в концептуализации действительности двух языков.
Концептуализация действительности человеком, т.е. её восприятие и осмысление, формирует концептуальную картину мира, которая находится с языковой картиной мира в сложном единстве: в процессе такого осмысления мира человек даёт названия явлениям окружающей его действительности. Концептуальная картина мира выражается не только в словах, через язык, она гораздо шире и многограннее. Её также выражает искусство, культовое и светское, социокультурные стереотипы поведения людей (этикет, мода), способы ведения хозяйства [Постовалова, 1988, с. 21]. Тем не менее именно язык, вернее, мышление в его тесной связи с языком, является основным инструментом познания и отражения действительности. Процесс познания окружающего мира идёт в рамках классификации и номинации явлений: в языке появляются новые понятия, называющие новые явление действительности, при этом в языке сохраняется весь ценный опыт, накопленный человечеством: «язык не только передаёт внеязыковую информацию в процессе дискурса, но и симультанно накапливает её в своих единицах, а также более или менее длительно хранит и в процессе постоянно идущей социализации членов культурно-языковой общности сообщает её им, т.е. носителям языка» [Верещагин, Костомаров, 2005, с. 506]. Авторы труда «Язык и культура» также отмечают, что основная информация о действительности аккумулируется в строевых элементах речи, прежде всего в лексике, а также во фразеологии и языковой афористике: самым важным накопителем информации об окружающем мире является слово или лексическое
понятие. Под лексическим понятием подразумеваем «бытовые, обиходные понятия, т.е. понятия, являющиеся плодами нестрогой классифицирующей деятельности людей (членов определённой культурно-языковой общности)» [Верещагин, Костомаров, 2005, с. 44]. Авторы цитируемого труда привели много доказательств, в том числе из области психолингвистики и патологии речи, невербального характера лексических понятий. На наш взгляд, самым ярким лингвистическим доказательством такого невербального характера лексических понятий является факт существования лексических лакун: понятие существует в обоих языках, но слово-лексема, выражающее это понятие, есть только в одном. Например, слово сутки русского языка не имеет прямого эквивалента в английском и переводится описательно: twenty four hours, day and night, round the clock (здесь и далее по тексту курсив мой. — М.К.).
Универсальность человеческого мышления и понятий связана с априорным опытом человека, а апостериорность опыта воплощается в лингвоспецифичности языка: при вербализации понятий в словах-лексемах отражается собственное видение мира и особенности культуры того или иного этно- или лингвокультурного сообщества: «культура этноса, имея общечеловеческий компонент, в то же время, с одной стороны, отчасти обусловлена частными условиями его проживания и, с другой, она, эта культура, в рамках свойственной людям игры... отчасти привносит свои предпочтения в обустройство мира» [Верещагин, Костомаров, 2005, с. 927]. Разница в абстрактных представлениях языка, в концептуализации действительности может объясняться различиями в климате, образе жизни народов, особенностями национального характера, обусловленными психологическими и религиозными факторами. Как отмечает Е.В. Падучева, удивительным является не то, что «в эскимосском языке есть много названий для снега, в арабском — для верблюда, а в китайском для риса: язык отражает условия существования его народа и содержит имена и реалии, специфические для данного народа. Гораздо более удивительно, что языки существенно различаются степенью тщательности разработки вполне абстрактных семантических полей — таких как каузация, агентив-ность, сфера эмоционального и др.» [Вежбицкая, 1997, с. 21].
Национально-специфичное или культурно-специфичное отражается в структуре значения слова или лексического понятия как основного инструмента классификации действительности. Вместо лексического понятия в концептуальном анализе используется близкий по смыслу термин «концепт». Концептом называется совокупность представлений, переживаний, ассоциаций, которыми сопровождается то или иное слово. «У концепта сложная структура. С одной стороны, к ней принадлежит всё, что принадлежит строе-
нию понятия...; с другой стороны, в структуру концепта входит всё то, что и делает его фактом культуры — исходная форма (этимология).; современные ассоциации; оценки и т.д.» [Степанов, 2004, с. 43]. По мнению Ю.С. Степанова, концепты не только мыслятся, но и чувствуются, они представляют собой «основную ячейку культуры в ментальном мире человека» [там же].
В.И. Заботкина, подробно разбирая структуру значения и её связь с национально-культурной спецификой, пишет, что культурно-специфичные концепты могут выражаться ядром значения, его ин-тенсионалом, и тогда они представляют собой реалии. Таких слов не так уж и много. В основном интенсионалы слов выражают понятия, универсальные для различных культур. «Благодаря тому, что интенсионалы разных слов соотносятся с одним и тем же фрагментом в концептуальной картине мира, возможен адекватный перевод с одного языка на другой» [Заботкина, 2012, с. 337]. Чаще культурная специфика выражается на уровне импликационала, то есть периферией структуры значения слова, и тогда речь идёт о коннотациях, связанных с национально-культурными ассоциациями или фоновыми знаниями (лексическим фоном, по терминологии Е.М. Костомарова и В.Г. Верещагина). Вследствие различной концептуализации действительности место и роль концептов в языке различна, а также различна структура значения концептов. Например, концепты, занимающие видное место в менталитете представителя англоязычного лингвосоциума, такие как privacy, efficiency, отсутствуют в русскоязычной картине мире [Заботкина, 2012, с. 74]. А такие концепты русского языка, как душа, стыд, совесть, имеют периферийные компоненты значения, совершенно отличные от их англоязычных эквивалентов [Арутюнова, 2000; Урынсон, 1999]. То же самое можно сказать и об англоязычном концепте time: время рассматривается в английском языке как ценный товар: time is money [Lakoff, Johnson, 1980, p. 7], что не соответствует русскому языку. Концепты относятся к номинативным единицам языка, сравнительным анализом которых успешно и плодотворно занимаются когнитивная лингвистика и концептуальный анализ. Кроме номинативных единиц, обладающих ярко выраженной культурной спецификой, в языке выделяются реляционные единицы, «указывающие отношения (реляции) между номинативными языковыми единицами» [Верещагин, Костомаров, 2005, с. 75]. Как отмечают Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров, данные единицы, принадлежащие к фонетико-интонационному, морфологическому и синтаксическому уровням, также могут обладать лингвоспецифичностью, объясняющейся разницей в концептуализации действительности, но этот вопрос ещё не получил широкой разработки в лингвистике.
Рассмотрим некоторые особенности синтаксиса русского языка, которые могут объясняться как раз спецификой концептуализации действительности, особенностями менталитета представителя русскоязычного линвгосоциума.
Как известно, Ш. Балли выделил два подхода, характеризующих восприятие действительности языком:
1. Феноменологический (импрессионистский) подход. Он характеризуется обилием безличных глаголов, например, по реке несёт лёд, несёт пар из бани [Балли, 2003, с. 188, примеры Ш. Балли], причём данные глаголы имеют чисто переходный смысл. В.Г. Гак интерпретирует данный подход следующим образом: «При фено-менистическом, или импрессионистическом, подходе разум ограничивается первоначальным впечатлением от ситуации, причина происходящего не выявляется, феномен интерпретируется как внутренняя деятельность» [Балли, 2003, с. 14].
2. Каузальный. В данном случае «мысль инстинктивно обращается к поискам причины и следствия; определённый феномен вызывает идею агенса, производящего транзитивное действие, способное влиять на объект. Когда реальная действительность не предлагает агенса, его, не колеблясь, воображают...» [Балли, 2003, с. 186].
В русском языке преобладает феноменологический, или импрессионистский подход, что доказывается анализом синтаксических процессов, наблюдаемых в русском языке. В частности, Е.М. Гал-кина-Федорук: «Количество безличных предложений в современном русском языке все время возрастает. Этот рост следует объяснять не только постоянным развитием и совершенствованием форм мышления., но и различными грамматическими процессами, природа которых, в конце концов, тоже подчинена растущей сложности содержания речи. Наши данные показывают, что многие личные глаголы начинают употребляться по типу безличных. С другой стороны, некоторые виды безличных предложений остаются в языке в виде реликтов более старых форм мысли» [Галкина-Федорук, 1958, с. 151].
Действительно, некоторые переходные конструкции с развитием форм языка и мышления стали употребляться как безличные. Например: Die Wolke giest Regen — Туча проливается дождём/льёт дождь. — Es giesst — Льёт (как из ведра) [Балли, 2003, с. 188]. Тем не менее некоторые учёные считают, что первоначально безличность была связана с архаичными языковыми формами, восходящими к древним индоевропейским языкам, и объясняется нерасчленённостью внешнего и внутреннего мира человека: «.перед нами внутренний мир человека, освоенный по образцу внешнего. Но этот внутренний мир все ещё не вполне "ментальный", это — не
мир мыслей, логики, а мир неких внешних сил, вызывающих состояния духа и чувства» [Степанов, 2004, с. 220].
Таким образом, мы наблюдаем сложную картину процесса развития категории безличности. С одной стороны, это сохранение архаичных, реликтовых форм, с другой, усложнение восприятия действительности и мышления, которое парадоксальным образом проявляется в увеличении безличных форм. Некоторые учёные объясняют такое широкое распространение бессубъектных конструкций особым мировосприятием русскоязычного человека.
Например, А. Вежбицкая объясняет это склонностью русских к пассивности и к фатализму, антирационализму или иррациональности и неконтролируемости событий, что нашло своё отражение в русском языке инфинитивными конструкциями с предикатами необходимости и возможности, инфинитивными конструкциями без модальных слов, рефлексивными конструкциями, всё возрастающим количеством безличных предложений в современном русском языке. А. Вежбицкая делает вывод, что «богатство и разнообразие безличных конструкций в русском языке показывает, что язык отражает и всячески поощряет преобладающую в русской культурной традиции тенденцию рассматривать мир как совокупность событий, не поддающихся ни человеческому контролю, ни человеческому уразумению, причём эти события, которые человек не в состоянии до конца постичь и которыми он не в состоянии полностью управлять, чаще бывают для него плохими, чем хорошими, как и судьба» [Вежбицкая, 1997, с. 76]. (Ср. русское авось, тема судьбы, связанная с невозможностью контролировать события [Вежбицкая, 1997, с. 76; Верещагин, Костомаров, 2005, с. 812; Понятие судьбы, 1994].)
Анализ, проведённый А. Вежбицкой, подтверждается результатами исследований Н.К. Рябцевой, которая также отмечает распространённость бессубъектных конструкций, согласующихся с мироощущением русского человека: «Действующие в мире силы сильнее человека, не подконтрольны ему., и осмысляются как направляемые особыми, нечеловеческими, сверхчеловеческими явлениями, "силами", которые ненаблюдаемы, неочевидны, их субъект невидим и потому таинствен, мистичен» [Рябцева, 2005, с. 92].
В английском языке наблюдается другая тенденция. По мнению А. Вежбицкой, английский язык обычно представляет все жизненные события, происходящие с нами, так, как будто «мы всецело управляем ими, как будто все наши ожидания и надежды находятся под нашим контролем; даже ограничения и вынужденные действия представлены в нем именно с такой точки зрения» [Вежбицкая, 1997, с. 56]. Может быть, это является одной из причин того, что в английском языке в высказывании обязательно
должно быть подлежащее, так как «субъект предложения, представляется как отчётливо выделенный из окружающего его фона» [Степанов, 2004, с. 220].
H.К. Рябцева делает в этой связи следующий вывод относительно картины мира английского лингвосоциума: «в английской картине мира выделяется не то, что правит миром и изменяет его, а какие изменения в нём происходят и каков их результат» [Рябцева, 1996, с. 29].
Проанализируем способы передачи несоответствий в синтаксических конструкциях русского и английского языков, связанных с наличием или отсутствием в предложении подлежащего. Как известно, в английском языке в предложении обязательно должно быть подлежащее.
На практике это означает, что всё многообразие бессубъектных синтаксических конструкций при переводе с русского языка на английский необходимо трансформировать в предложения с субъектом. Грамматические трансформации, используемые в данном случае, сводятся к следующей схеме:
I. Использование грамматического приёма перевода замены членов предложений, при котором подлежащим становится второстепенный член предложения (чаще всего дополнение). Рассмотрим некоторые примеры перевода с русского языка на английский бессубъектных конструкций:
• Неопределённо-личное предложение:
Однако, как выяснили в Минэкономразвития, данной проблеме до сих пор не было уделено должного внимания. В первую очередь Минфином. — But, according to the Ministry for Economic Development and Trade, this problem has been handled inappropriately, first of all by the Finance Ministry
• Рефлексивная конструкция:
В любой стране со стабильной экономикой на крупные предприятия приходится удивительно небольшая доля ВВП. — In fact, in any stable nation, big business accounts for a surprisingly small amount of the GDP.
• Предикаты необходимости и возможности, выраженные словами—категориями состояния:
Для выполнения своих обязанностей аудитору необходимо проверять внутреннюю бухгалтерию компании, её активы, бухгалтерские проводки и т.д. — To perform his or her duties and obligations an auditor has to audit internal company accounting, its assets, book entries, etc.
2. Ввод подлежащего из более широкого контекста, являющийся частным случаем приёма добавления. Например:
• Перевод безличных предложений
1. Таким образом, в ближайшие месяцы не исключено создание нового российско-вьетнамского нефтедобывающего совместного предприятия. — So, Russia and Vietnam may set up a new oil-production JV in the coming months.
2. Мы считаем, что во всём мире нужно ввести единые стандарты бухгалтерской отчётности. Я не уверен, что от этого будет легче, но что будет лучше — это точно. — We think that we need uniform global accounting standards. I am not sure that it will be easier, but it will certainly be better.
Как уже было сказано выше, желание контролировать происходящие изменения в окружающем мире в картине мира англоязычного лингвосоциума, возможно, привело к тому, что в предложении обязательно должен быть субъект действия, который этот контроль осуществляет. Этот психологический феномен мог явиться причиной бурного развития такого явления, как грамматический или синтаксический анимизм, когда в роли подлежащего вместо одушевлённого существительного употребляется неодушевлённое (называющее место, причину, орудие действия и т.д., играющего роль субъекта действия), по сути, просто заполняющее валентность подлежащего, так как реального субъекта действия не наблюдается. Но нужно сказать, что это явление характерно и для других европейских языков, не только для английского. Далее приводятся дословные переводы типичных синтаксических метафор французского языка: Конгресс собрал 1000 делегатов. Дождь помешал мне выйти. Вино делает его больным. Катастрофа убила пять человек. Октябрь видел повышение цен на нефть [Гак, 1998, с. 751]. С подлежащим, выраженным неодушевлённым существительным, сочетается антропоморфный глагол. В русском языке синтаксические метафоры практически не встречаются. Соответствующие таким конструкциям предложения русского языка представляют собой высказывания с обратным порядком слов, когда подлежащее следует за сказуемым, а в начале предложения на месте темы стоит второстепенный член, часто обстоятельство. В подобных конструкциях в русском языке и в синтаксических метафорах английского языка часто встречаются десемантизированные глаголы, находящиеся между собой в метонимических отношениях. При этом глаголы языка оригинала и перевода находятся между собой в метонимических отношениях:
1. Глаголы to see, to signal, to witness в сочетании с подлежащим, выражающим даты или временные отрезки:
• В прошедшем году был достигнут определённый прогресс в налоговой реформе. — The last/past year witnessed some progress in the tax reform.
• В этом месяце обанкротился один из крупнейших гонконгских банков — «Перегрин инвестментс холдинг». — This month has seen the bankruptcy of Peregrin Investments Holding, one of the largest banks in Hong Kong.
2. Глаголы, выражающие причинно-следственную связь:
• Из-за корпоративных скандалов и обвала акций интернет-компаний произошло резкое падение инвестиций. — Corporate scandals and the Internet companies' stocks collapse triggered/caused a drastic drop in investments.
3. Глаголы различной семантики:
6—7 февраля в городке Бока Ратон (Флорида) пройдёт встреча министров финансов стран «Большой семёрки». — On February 6—7, the town of Boca Raton (Florida) will be hosting a G6 summit of finance ministers.
Использование полнозначных глаголов в таких конструкциях делает подлежащее более реальным субъектом действия, наделяющимся большей степенью одушевлённости, на взгляд носителя русского языка:
• По межбанковскому рынку начали циркулировать «черные списки». В результате рынок «схлопнулся». — The inter-banking market started to circulate black lists, which then resulted in a market crash.
При этом часто синтаксическая метафора используется именно при переводе с русского языка бессубъектных конструкций.
• На втором этапе стали решать экономическую задачу — отнимать собственность. The second stage focused on the economic tasks of property seizure.
Рассмотренные синтаксические конструкции принадлежат также уровню стилистики, который занимает промежуточное место между номинативными и реляционными единицами [Верещагин, Костомаров, 2005, с. 77].
Ещё одна стилистическая особенность русского языка, связанная с синтаксическим уровнем и конкретно с бессубъектностью — это тенденция к номинализации. В русском языке при описании ситуации часто используются такие конструкции, которые грамматически имеют субъект, но, по сути, являются бессубъектными. Ср.: Работа идёт хорошо. — Мы активно работаем.
Обилие конструкций с отглагольными существительными представляет определённые переводческие трудности.
Например, в русском языке подлежащее часто бывает выражено абстрактным или отглагольным существительным, а сказуемое — тематическим глаголом широкой семантики типа составить, осуществляться, существовать, быть характерным, идти, наблюдаться и т.д. Такие глаголы, на наш взгляд, относятся одновременно и
к реляционным, и к номинативным языковым единицам, так как служат в предложении для связи подлежащего с ремой.
В данном случае оправданно применение такого грамматического приёма перевода, как развёртывание редуцированного предиката.
Например:
• При этом передел собственности будет идти во многих отраслях российской экономики. — Property will be redistributed in many industries.
• Осложнение экономической ситуации связано с низким объёмом капиталовложений и замедленными темпами реструктуризации. — The economic situation has deteriorated because of low level of investment and slow restructuring.
При переводе абстрактных существительных тоже может применяться этот же приём:
• В настоящее время деятельность коммерческих банков в России осуществляется в достаточно сложных условиях, на фоне платёжного кризиса, инфляции и банковского кризиса. — Today, Russian commercial banks operate in a difficult economic environment that includes/against the background of the payment and banking crises and inflation.
Как мы видим из примеров, при переводе подлежащим в английском языке становится существительное, стоящее в русской фразе в родительном падеже.
Иногда отглагольные существительные в русском языке образуют целые цепочки. По наблюдению Н.К. Рябцевой, в русском языке определительные отношения оформляются при помощи цепочек существительных в родительном падеже: «Генитивная конструкция весьма продуктивна и способна к практически бесконечному наращиванию, к инкорпорации большого числа составляющих: ускорение динамики роста производительности труда рабочих добывающей промышленности» [Рябцева, 1996, с. 47].
Если в тексте встречаются такие цепочки из существительных в р.п. (и в других косвенных падежах), то нужно применять различные приёмы перевода, основным из которых является развёртывание редуцированного предиката, что часто приводит к возникновению ещё одного предиката. Нужно иметь в виду, что перевод при помощи конструкции с предлогом of не является идиоматичным и ведёт к затемнению смысла русского предложения, переводимого на английский язык. Например:
• К моменту обретения островом независимости в 1968 г. значительная часть его территории уже была изуродована разработками. — When the island became independent in 1968, most of its territory had already been disfigured by the mines.
• При этом эксперты Всемирного банка и МВФ полагают, что урегулирование проблемы задолженности Ханоя перед Москвой является важным условием поддержания кредитоспособности СРВ. — The IMF and the World Bank experts believe Hanoi must pay its debts to Moscow to sustain its creditability. (Во втором примере при переводе использована глагольная метонимия.)
Итак, вышеприведённые примеры показывают, что корректный перевод русских бессубъектных и номинативных конструкций на английский язык можно осуществить только путём нахождения идиоматичного субъекта действия с учётом лингвоспецифичности правил сочетаемости того или иного языка, то есть их «осубъечи-вания» в той или иной форме.
В заключение можно сделать вывод, что стилистические особенности синтаксического уровня выражают не только отношения между номинативными языковыми единицами — основными аккумуляторами культурного пласта, но и лингвоспецифичность, связанную с национальным своеобразием концептуализации действительности. Как уже было сказано, распространение бессубъектных конструкций в русском языке может объясняться менталитетом русскоязычного человека, пониманием того, что в мире действуют силы, которые не подвластны контролю человека. На наш взгляд, бессубъектные синтаксические конструкции и номинализация (например, номинализация сказуемого и устранение субъекта) — это явления одного порядка, но это уже тема для отдельного исследования. И их можно объяснять, как это делает ряд авторов, фатализмом, пассивностью, иррациональностью, нежеланием управлять своей жизнью и т.д. или связать это с иными концептами — константами русской культуры: кротостью, смирением и покорностью высшей воле, хотя, возможно, все вышеперечисленные концепты произрастают из одного корня.
Список литературы
Арутюнова Н.Д. О стыде и совести. Логический анализ языка: Языки этики. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 54—79. Балли Ш. Язык и жизнь. М.: УРСС, 2003. 230 с.
Бреус Е.В. Курс перевода с английского языка на русский. М.: Р. Валент, 2007. 320 с.
Бреус Е.В. Основы теории и практики перевода с русского языка на английский. М.: УРАО, 1998. 208 с. Бреус Е.В. Теория и практика перевода с английского языка на русский:
Учеб. пособие. Ч. 1. М.: УРАО, 2001. 104 с. Вежбицкая А. Язык, культура, познание. М.: Русские словари, 1997. 412 с. / Предисл. Е.В. Падучевой. С. 5—28.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Три лингвострановед-ческие концепции: лексического фона, рече-поведенческих тактик и сапиентемы. М.: Индрик, 2005. 1040 с.
Гак В.Г. Языковые преобразования. М.: Языки русской культуры, 1998. 768 с.
Галкина-Федорук Е.М. Безличные предложения в современном русском языке. М.: Изд -во Моск. ун-та, 1958. 332 с.
Заботкина В.И. Слово и смысл. М.: РГГУ, 2012. 432 с.
Рябцева Н.К. Теоретическое и лексикографическое описание научного изложения: межъязыковой аспект. Научный доклад по опубликованным трудам, представленный к защите на соискание учёной степени доктора филологических наук. М., 1996. 112 с.
Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект. М.: Academia, 2005. 640 с.
Понятие судьбы в контексте разных культур. М.: Наука, 1994. 320 с.
Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М.: Наука, 1988. С. 8—69.
Степанов Ю. Константы: словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2004. 992 с.
Урынсон Е.В. Дух и душа: к реконструкции архаичных представлений о человеке. Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М.: Индрик, 1999. С. 11—26.
Швейцер А.Д. Основные проблемы обучения переводу с русского языка на иностранный // Актуальные проблемы преподавания перевода и иностранных языков в лингвистическом вузе. М.: МГЛУ, 1996. С. 84—90.
Черняховская Л.А. Перевод и смысловая структура. М.: Международные отношения, 1976. 264 с.
Lakoff, George, Johnson, Mark. Metaphors We Live By. Chicago; London: The University of Chicago Press, 1980. 242 p.
