ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2014. № 5
Е.Н. Никитина
0 ВИНИТЕЛЬНОМ ПАДЕЖЕ ПРИ ГЛАГОЛЕ ЖДАТЬ1
Проблема выбора винительного (Вин.) - родительного (Род.) падежей при модально-эмоциональном глаголе ждать связывается в статье с межкатегориальным согласовательным взаимодействием, в котором участвуют лексическая семантика глагола и падежная семантика имени, категории модальности, времени, количества. Показано, что Вин. п. на фоне глагола ждать связан с историческими изменениями в семантике глагола.
Ключевые слова: реальная и ирреальная модальность, проспективность, эмотивная семантика, ментально-рациональная семантика.
The article investigates the Acc./Gen. cases of nouns in the context of the so-called "modal-emotional" verbs (namely, ждать) as related to certain interactions of language categories: the lexical semantics of the verb and the semantics of case.
Key words: real/irreal modality, prospectivity, emotive/rational mode.
В русской грамматике известно такое явление, как замена «канонического» падежа в рамках синтаксической конструкции на другой: ср. Род. - Вин. при глаголах интенциональной семантики (ждать поезда ^ ждать поезд), Вин. - Род. при переходных глаголах с отрицанием (купил арбуз ^ не купил арбуза), Им. - Род. субъектный (Изменения не обнаружились ^ Изменений не обнаружилось), а также Им. - Тв. предикативный (Он был учителем ^ Он был учитель), Вин. - Род. количественный (налил чай ^ налил чаю).
При этом единственный падеж из перечисленных, который получает в грамматике общепризнанную семантическую интерпретацию, - это Род. количественный. Эта традиция восходит к XVIII в. Уже тогда, в Грамматике М.В. Ломоносова, «неканонический» Род. падеж интерпретируется в связи с семантическими эффектами, которые проявляются в рамках конструкции. Так, при обсуждении Род. объектного на месте Вин. при глаголах смены посессора вводится в рассмотрение категория количества: количества вещества - дай воды; количества времени - посулить лошади (= дать на время); категория, соединяющая говорящего и адресата, - вежливость, или, по Ломоносову, учтивость: покажи своей книги. У М.В. Ломоносова читаем:
1 Исследование осуществлено при поддержке РГНФ (грант № 12-04-12064).
135
«Принимают нередко действительные глаголы и родительный падеж, когда их сила не ко всей вещи, но к части, и не во все время, но ненадолго простирается: дай воды, то есть немного, часть оныя; в прочем должно сказать: дай воду. Посулить кому лошади разумеется не на долгое время; посулить лошадь значит, чтоб отдать ее вовсе. В сем заключается еще учтивость: покажи свою книгу - сказано со властию; покажи своей книги - речь учтивее» [Ломоносов (1755), 1952].
Категория вежливости в современном русском языке сохраняет связь с количественной семантикой. Так, императив в совершенном виде (СВ) менее категоричен, с его помощью передается просьба, он лучше сочетается с пожалуйста: дай - давай, принеси - неси, ответь - отвечай, а СВ, как известно, отвечает за членимость времени (отмеряет время), т. е. имеет дело с его количеством. Далее, объект глагола в повелительном наклонении и именные компоненты в высказываниях с непрямым выражением воли (просьбы) в условиях неформального, неофициального общения могут принимать уменьшительный суффикс: Передай тарелочку, Налей чайку, Завесьте огурчиков, Купи молочка - см. также примеры в [Гладров, 1992]: Сигаретки не найдется? Можно вас на минуточку? Тем самым в выражении категории количества (а с нею и категории вежливости) могут участвовать оба компонента конструкции - и глагольный, и именной. В объектном именном компоненте количественность может выражаться не только уменьшительным суффиксом, но и выбором Род. падежа счетных и вещественных существительных (см. примеры выше), в том числе и в отсутствие диминутива (Купи молока, хлеба, огурцов). Это явление можно интерпретировать как категориально-морфологическое взаимодействие, результатом которого является скрытая категория. В данном случае категориально-морфологическое взаимодействие осуществляется по типу своеобразного семантического согласования, но не как уже привычное для лингвистов согласование лексических семантик (см. [Греймас, 2004; Гак, 1972; Апресян, 1974]), а как синсемия, повтор количественной семы на уровне грамматической семантики глагола и имени, семы, выражаемой морфологическими категориями падежа и вида, а также именным словообразовательным аффиксом.
Если семантические различия в паре объектных падежей Вин. -Род. партитивный общепризнанны, то этого не скажешь о других падежных парах в рамках конструкций, перечисленных выше. Здесь сошлюсь на доклад Я.Г. Тестельца (Виноградовские чтения в МГУ в январе 2014 г.), посвященный явлению, которое получило в докладе название «регулярные падежные чередования». К ним автор относит Им./Тв. предикативный, Им./Род. субъектный при отрицании, Род./
Вин. при интенциональных глаголах. Я.Г. Тестелец настаивает на асемантичности этих падежных чередований (несмотря на усилия множества исследователей и самые эффективные инструменты семантического анализа, до сих пор нет общепринятого ответа на вопрос, что, собственно, означают эти чередования) и приходит к выводу, что каждое из чередований, по-видимому, не выражает никакого различия в семантике. Отвергая семантические возможности данных чередований, автор ищет обоснование структурной возможности мены падежей и находит его в том, что в каждом из рассматриваемых им падежных чередований участвует прямой («грамматический», или «структурный») падеж - именительный или винительный, который заменяется на косвенный в силу скрытых («нулевых») факторов падежного управления - «нулевого предлога, нулевого квантора или нулевой нефинитной связки».
При этом, однако, интересно, что (1) Я.Г. Тестелец не включает в число асемантических чередований объектный Вин./Род. партитивный (выпил молоко - выпил молока). Второй немаловажный факт - это то, что (2) в современном чередовании Род./Вин. при интенциональных глаголах (ждать, избегать, бояться) исходным является Род. (так что Вин. от некоторых имен признается некорректным), однако Я.Г. Тестелец рассматривает его как мену Вин. на Род. Тем не менее Род. при интенциональных глаголах можно считать исходным и исторически, и структурно - это базовая конструкция. Напротив, другие известные падежные чередования (мена Им. и Вин. на Род., мена Им. и Вин. на Тв.) происходят, с синхронической точки зрения, в конструкциях модификационных, которые мы осознаем на фоне других, более простых - (1) в производной конструкции с отрицанием (на фоне утвердительной конструкции), (2) в неисходной форме конструкции с именным предикатом (если признавать исходной форму наст. вр. Он учитель), (3) в производной конструкции с второстепенным предикатом, полученной наложением (взаимодействием по Г.А. Золотовой [Золотова, 1973]) двух моделей простого предложения (Он усталый, он приходит - Он приходит усталый/усталым; Он молодой, я помню - Помню его молодого/молодым). Возникает вопрос: если в большинстве чередований замене подвергается «прямой» падеж (Им. и Вин. на Род. или Тв.), то можно ли теми же аргументами объяснять обратный процесс - замену Род. на Вин.?
Интересно, что чередование Вин./ Род. партитивного, которое Я.Г. Тестелец не рассматривает (т. е., по-видимому, считает смысловым), относится к выражению диктальных, «объективных» смыслов: ведь с помощью Род. количественного «измеряется» то, что принадлежит внешнему миру - количество вещества либо предметов. Те
же чередования, которые автор доклада относит к асемантическим, в большинстве своем связаны с выражением субъективных, модус-ных, оценочных смыслов - тех, что относятся к сфере говорящего. Например, не случайно интерпретационным инструментом Род. при отрицании стало понятие наблюдателя (т. е. модусного субъекта) -см. [Падучева, 1997]. Можно сказать, что модусные значения, выражаемые варьируемыми падежами, более закрыты от исследователя, их обнаружение предполагает обращение к лексической и грамматической семантике компонентов конструкции, категориальную интерпретацию конструкции, обращение к авторским тактикам в рамках текстового фрагмента. Такой подход к варьированию падежей в связи с опорой на модус применим к Им./Тв. предикативным, к Им./Род. и Вин./Род. при отрицании.
Однако чередование Род./Вин. при интенциональных глаголах (Г.А. Золотова называет эти глаголы «модально-эмоциональными» [Золотова, 1988]), как представляется, имеет другую природу и связано с исторической сменой категориально-лексического значения глаголами данной группы. Семантическое единство интен-циональных, или отложительных, или модально-эмоциональных, глаголов держалось на общности ирреальной модальности, которая обнаруживается при толковании глаголов этой группы посредством фразы «хотеть, чтобы...» (ждать, искать, просить) или «не хотеть, чтобы...» (бояться, избегать), т.е. на значениях потенциальности, желательности/нежелательности, проспективности. Ирреальная модальность находится в отношениях семантического согласования с Род. Мысли о смысловой близости этой пары категорий высказывались еще в грамматике Востокова, а в современной терминологии аналогия между Род. и сослагательным наклонением установлена в [Kagan, 2005; Борщев и др.2, 2008]: и генитив, и конъюнктив связаны с семантикой потенциальности - генитив делает «акцент на свойствах возможных индивидов», а конъюнктив - «на свойствах возможных ситуаций» [Борщев и др., 2008].
На протяжении ХХ в. активно происходило семантическое расшатывание этой глагольной группы, в результате разные глаголы обнаружили тяготение к другим семантическим группам, например, глагол бояться - к глаголам отношения типа любить, уважать, ненавидеть - см. [Никитина, 2013], глагол избегать - к глаголам пространственной семантики типа огибать, обходить стороной (см. характерный пример из XIX в.: В лагере Кибит-Магомы у подошвы Гуниба смертность ужасная. Шамиль с маленьким сбором старается избегать холеру переменою места, но не переходя Кара-
2 В число соавторов входит Я.Г. Тестелец.
Койсу. (М.С. Воронцов «Кавказские письма», 1845-1855.) Глагол ждать оказался тесно связан со значением «получить в ближайшем будущем». Внешне центробежные явления в данной семантической группе проявились в возможности соединения с Вин. п.: бояться собаку, свинью; избегать жену, удачу; ждать поезд, рассвет. Вин., в отличие от Род., не располагает собственной семантикой, он просто маркирует функцию имени при глаголе релятивной семантики -функцию быть объектом глагола, см. [Золотова, 1988].
Чтобы проследить историю семантических изменений ждать, следует обратиться к толковым словарям разного времени, к языковой рефлексии, отраженной в современных работах по лингвистической семантике, к текстовым данным.
В современном языке, как известно, наблюдается размежевание личных/ пропозитивных имен в позиции при ждать, первые из которых тяготеют к Вин., вторые - к Род.: ждал жену - ждал встречи, при возможности выбора падежа предметных имен: ждал автобус/ автобуса. Вариативность в последнем случае часто принято объяснять известностью/неизвестностью, определенностью/неопределенностью имени: Род. - неопределенность, Вин. - определенность. К ситуации ожидания автобуса это может быть применимо, к самолету - нет (возможно ожидание любого автобуса, который подойдет к остановке, но не самолета). Еще в 1967 г. А.А. Зализняк признавал, что семантико-грамматическое различие, связанное с референциальным статусом предметных имен, стирается: «между я жду самолета и я жду самолет, по-видимому, уже не чувствуется различия по определенности/ неопределенности» [Зализняк, 1967: 49].
В конце XIX в. авторы [Словарь русского языка, т. 1] специально обращают внимание на возможность дополнения в Вин., что иллюстрируется примерами из классической литературы; «лицо»: Обедня не начиналась, ждали Кириллу Петровича (Пушкин). Он ждал ее в ея гостиной (Толстой). Ждали из станицы казачье начальство (Толстой). Я жду одну женщину (Тургенев); «предмет»: Белинский ждет скоро большое наследство (Лермонтов). Удачи каждый миг постыдный [?] ждать конец (Лермонтов).
На протяжении XX в. тенденция к сочетанию глагола ждать с Вин. укрепляется. Благодаря переходу от изучения сконструированных изолированных предложений к наблюдению над реальными текстами разного времени, представленными в [НКРЯ], можно видеть, что начиная с 1930-1940-х годов и до настоящего времени Вин. п. при ждать втягивает в сферу своего влияния не только предметные и вещественные, но и пропозитивные имена, которые запрещены современной литературной нормой, ср.: ждать результат, ждать
анализ, ждать звонок, ждать поездку, отставку, выигрыш и т.п. Выбор Вин. в этих случаях обусловлен ситуацией взаимодействия между частным человеком и официальной инстанцией в связи с семантикой «обещания» и, как следствие, в связи с прогнозируемостью события (что часто подтверждается соответствующим документом -справкой, квитанцией и т. п.). Значительную часть событийных имен составляют девербативы (существительные с акциональной семантикой, семантикой действия, предполагающей личного исполнителя). Ситуация, называемая глаголом ждать, предполагает проспектив-ность и временную близость события (а тем самым уверенность в его осуществимости или знание о том, что оно произойдет). См. пример из дневника (ожидаемое событие - в ближайшем будущем): Ходим по комнате... Нервно... Говорю с Чуйковым. Ждем капитуляцию к 4 часам ночи. 3 часа 55 минут. Сейчас придут представители германской армии. Подготовляем сводки. (В.В. Вишневский «Дневники военных лет», 1943-1945). Другой тип временных отношений между событием, названным именем в Вин. п., и моментом речи, обнаруживает ретроспективный взгляд на ситуацию, даже неконтролируемую: сообщение о будущем в плане прошедшего с точки зрения сегодняшнего всезнания, абсолютного знания об осуществленности события, даже неконтролируемого. Так, Ахматова пишет в мемуарах о 1917 г.: А в Петербурге был уже убитый Распутин и ждали революцию, которая была назначена на 20 января (в этот день я обедала у Натана Альтмана) (А.А. Ахматова «Автобиографическая проза», 1957-1965).
Однако не только семантический признак контролируемости может приводить к выбору Вин. То же касается и неконтролируемых состояний (в жизни человека и природы). Семантика имени предполагает невозможность планирования результата, однако для субъекта ожидания предполагаемое событие окрашено модальностью уверенности (скорее реальная модальность в условиях отсроченности, отнесенности события в будущее, чем ирреальность ситуации): Игроки ЦСКА хорошо знают игру этого игрока, думаю будут стараться его закрыть и т.д. ЖДУ победу НАШИХ!!!! (Баскетбол-2 (форум), 2005); Мнительность была его органической чертой. Плохие новости Сергей встречал стойко, хорошие — выводили его из себя. Он ждал неудачу, подстерегал и предвидел ее (Александр Генис «Довлатов и окрестности», 1998); Мне рассказывали, как в одном чукотском поселке народ узнавал погоду «по Клаве», то есть по поведению продавщицы в одном из магазинов. ... Но если Клава (а она была женщиной красивой, огромных размеров и эклектических форм) не здоровалась, орала на покупателей, недовешивала, недодавала сдачу
и вместо макарон насыпала крупу — назавтра или даже к вечеру ждали пургу (Валерий Писигин «Письма с Чукотки», 2001) - комизм ситуации усилен тем, что носителем полного знания, полной уверенности в предстоящем событии (состояний, требующих по сути индивидуализированного субъекта) выступает неконкретно-референтный множественный субъект (народ, жители, работники либо синтаксический субъектный нуль неопределенно-личных предложений).
Конкретика изображения, данная лексическими средствами репродуктивного регистра, создает эффект приближения к изображаемой ситуации в условиях итеративного контекста (узуального времени), а тем самым и «сокращает время» между моментом изображаемым и моментом наступающим (грозой): Вечерняя таинственная ловля бабочек, когда вечер делался храмом, цветы обратились к <заре>, как жрицы в белых тонких рубашках, запах жертв, и, как молитва, несся, свистя полетом, бражник. Тогда, когда мы робко подкрадывались, вытянув руку к бабочке, тогда, как слышу, сверху трепетала зарница. Закрывались окна. Ждали грозу. (Велимир Хлебников «Нужно ли начинать рассказ с детства?», 1916-1918.)
Таким образом, ждать собирает неоднородную группу имен разной категориальной семантики, где особенно показательны про-позитивные имена. Крайние точки в этом смысловом разбросе - это максимум предсказуемости, контролируемости (имена действия) и максимум неожиданности, неконтролируемости (имена состояния: названия природных явлений и интерпретационные имена: удача, неудача). Объединяющим мотивом для данной группы становится реальная модальность (отнесенность события, с точки зрения ожидающего субъекта, к реальному плану будущего), уверенность субъекта ожидания в предстоящем событии, семантика знания.
В случае вещественных имен Род. может избегаться, так как данная форма обнаруживает добавочное количественно-партитивное значение3, см.: Полный останов разверзает пред Москвою пропасть. Пока Манштейн ждет бензин, Жуков успевает подготовить контрнаступление. (Александр Иличевский«Курбан-Байрам», 2005.) В связи с возможностью осмысления в имени партитивной семантики интересен пушкинской пример с Род.: Зимы ждала, ждала природа. Событийное имя в Род. п. (зимы), в отличие от Вин., в условиях временной близости называемого события приобретает, скорее, не
3 Ср. в пределах одного контекста необъяснимое с современной точки зрения варьирование в пределах текстового фрагмента Вин. / Род. вещественного имени в «Горе от ума»: Софья рассказывает сон: Сначала / Цветистый дуг; и я искала / Траву/Какую-то, не вспомню наяву. Фамусов отвечает: Бывают странны сны, / а наяву страннее; /Искала ты себе травы, На друга набрела скорее...
модальную семантику (неуверенности), а сближается с вещественным значением (на семантическую близость пропозитивных и вещественных имен обратил внимание О. Есперсен [Есперсен (1924), 1958]). Род. пропозитивного имени приобретает количественное значение, в пушкинском контексте - это ожидание каких-либо проявлений зимы, в частности снега (своеобразная метонимия: зима как снег): Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе. На третье в ночь.
Можно сделать предварительное предположение, что к середине
XX в. семантика глагола ждать явственно видоизменяется, переосмысляется: эмотивная составляющая в семантике глагола уступает место ментально-рационализированной установке. Это отражается на толковании ждать в словарях второй половины XX-XXI в. Лексикографы начинают выделять два значения глагола ждать: ждать 1 связано с ментальной установкой (знание), ждать 2 - с эмотивной (надежда). Первое значение в словарях второй половины XX - начала
XXI в. получает толкование за счет глаголов знать («знать заранее» -[МАС; Большой толковый словарь, 2000]), рассчитывать [Ожегов, 1984]. Эти толкующие глаголы (знать, рассчитывать) и воплощают ментальные модусы знания и мнения (текст же позволяет связать тип модуса с владельцем модуса, т. е. с индивидуализированным носителем сознания). Интуиция авторов толковых словарей подтверждается и экспериментальными толкованиями лингвистов (Анна А. Зализняк, авторы НОССРЯ). См. толкование ждать 1.1 в [НОССРЯ, 2004: 335]: «зная или считая, что должно или может произойти некое событие, нужное субъекту или касающееся его, быть в состоянии готовности к нему, обычно находясь в том месте, где оно произойдет». Напротив, в старых словарях при толковании ждать 1 акцент делается на эмотивной стороне. См. в [Словарь Ушакова, 1935-1939]: «переживать чувство ожидания; пребывать некоторое время, оставаться на месте в ожидании появления чего-н., прибытия кого-н.» (С надеждой и страхом мы ждали исхода болезни ребенка. Сидел и девы ждал прекрасной. Пушкин. Я жду одну женщину. Тургенев). В [Словарь Даля] встречаем единственное ждать с толкованием «надеяться»: «быть в ожидании чего, чаять, надеяться; ожидать».
Возвращаясь к корпусному аспекту исследования (на базе НКРЯ), следует отметить, что характерным признаком контекстов с ждать+Вин. является то, что множественные примеры начиная с 1930-1940-х годов принадлежат жанрам дневника, мемуаров, а также встречаются в личных письмах, телеграммах и т. п., т. е. выбор падежа обусловлен конкретной пространственно-временной локализацией и личностным сознанием, и сознание это связано скорее с семантикой
знания, уверенности; семантика ирреальности уступает место реальной модальности: ожидаемое событие располагается на временной оси (настоящее - будущее), его наступление лишь отсрочено, отнесено в план будущего. В связи с этим можно предположить, что «рационализация», коснувшаяся толкований ждать 1 в словарях последних десятилетий (ждать=знать, считать, рассчитывать), обусловлена как раз конкретной пространственно-временной локализацией события (полчаса ждать автобуса/автобус у метро), а эмотивное ждать 2 -не локализовано в пространстве-времени (ждать от жизни благ), в то время как ранее, если и выделялись два значения (Словарь Ушакова), то оба они получали толкование посредством эмотивной лексики. В смене «модального ключа» от эмотивного плана к знанию и уверенности особую роль могло сыграть историческое время и формируемый им новый тип личности, исключающий рефлексию, сомнение; ср. лозунг И.В. Мичурина: Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее - наша задача (1934).
Если обсуждать Вин. в связи с проблематикой референциального статуса, то обнаруживается, что речь скорее идет не о конкретно-референтном приглагольном имени, а о конкретной пространственно-временной локализации, о соотнесенности ситуации, называемой глаголом ждать, с авторской позицией в плане реальности/ирреальности в рамках Я-жанров (писем, дневников).
Наблюдения над языковой рефлексией лексикографов в соединении с анализом текстовых данных позволяют сформулировать тенденции в выборе падежа при модально-эмоциональных глаголах посредством идеи взаимодействия именных и глагольных категорий. В случае ждать это сдвиг глагольной лексической семантики, проявляющийся в лексикализованной категории модальности-времени, корреспондирующей с тенденцией к выбору Вин. п. Синтаксемы Род./Вин. при «модально-эмоциональных» глаголах встраиваются в «поликатегориальные комплексы», или «кластеры», базирующиеся на согласовательном взаимодействии лексической семантики глагола и семантики падежа.
Список литературы
Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1974.
Большой толковый словарь / Под ред. Л.А. Кузнецова. СПб., 2000. Борщев и др. - БорщевВ.Б., ПадучеваЕ.В., Парти Б.Х., ТестелецЯ.Г., Янович И.С. Русский родительный падеж: референтность и семантические типы // Объектный генитив при отрицании в русском языке. М., 2008. Гак В.Г. Высказывание и ситуация // Проблемы структурной лингвистики 1972. М., 1973. С. 325-372.
Гладров В. Семантика и выражение определенности/неопределенности // Теория функциональной грамматики. Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность/неопределенность. СПб., 1992.
Греймас А.-Ж. Структурная семантика: поиск метода. М., 2004.
Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958.
МАС - Словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1957-1961.
Зализняк А.А. Русское именное словоизменение. М., 1967.
Зализняк Анна А. Исследования по семантике предикатов внутреннего состояния. München, 1992.
Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973.
Золотова Г.А. Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. М., 1988.
ЛомоносовМ.В. Российская грамматика // Ломоносов М.В. Полн. собр. соч.: В 11 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. Т. 7. С. 389-578.
НКРЯ - Национальный корпус русского языка. URL: http://www.ruscorpora. ru/
НОССРЯ - Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Москва; Вена, 2004.
Никитина Е.Н. О винительном падеже при «модально-эмоциональных» глаголах (бояться) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2013. № 5. С. 60-70.
Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1984.
Падучева Е.В. Родительный субъекта в отрицательном предложении: синтаксис или семантика? // Вопросы языкознания. 1997. № 2. С. 101-116.
Словарь Даля - Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. / Под ред. И.А. Бодуэна де Куртенэ. Репринт. воспроизвед. изд. 1903-1909 гг. М., 2000.
Словарь русского языка - Словарь русского языка / Под ред. Я.К. Грота, А.А. Шахматова и др. СПб., 1895. Т. 1; 1907. Т. 2; 1916. Т. 4.
Словарь Ушакова - Толковый словарь русского языка: В 4 т. Т. 1-4. Т. 3 / Под ред. Д.Н. Ушакова. М., 1935-1940.
Kagan O. Genitive Case: A modal account. Ms. Jerusalem, 2005.
Сведения об авторе: Никитина Елена Николаевна, канд. филол. наук, докторант Института русского языка РАН. E-mail: [email protected]