CC BY
43
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 38 (329). Философия. Социология. Культурология. Вып. 31. С. 98-101.
Э. Г. Чернова
О «ВЕЧНОЙ.» ДИЛЕММЕ МЕТОДОЛОГИИ ИСТОРИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ
Рассматриваются современные варианты традиционных методологических подходов в историческом познании. Дается краткая характеристика когнитивно-информационной теории и конструктивизма. Обосновывается правомерность и результативность трактовки исторического познания как диалога.
Ключевые слова: история, историческое познание, методология истории, когнитивная теория, конструктивизм, диалог.
Представления о прошлом - неотъемлемая и необходимая составляющая поддержания культурной традиции и обретения культурной идентичности. Такие представления формировались и у бесписьменных народов, а с появлением письменности они трансформировались в знание. В обществах стабильных, где традиции культуры неизменны в течение тысячелетий, достаточно мифологического понимания истории. Научное же знание, в том числе и о прошлом, - сравнительно недавнее европейское изобретение, необходимое в условиях динамической культуры как основа консолидации. Все осложняется стремлением исторического познания к объективности, поскольку исследование предполагает хотя бы некоторую независимость от выполнения историком идеологически ориентированных социальных запросов, что не исключает его дальнейшее функционирование в обществе.
Знание о прошлом, как и социально-гуманитарное знание в целом, - оружие обоюдоострое, и поэтому методологические проблемы исторического исследования остаются одной из наиболее дискуссионных тем уже полтора столетия. Неокантианцы на примере истории показывали специфику «наук о духе», затем к этой проблеме возвращались не раз - при становлении концепции «нарративной истории», а в нашей стране в связи с перманентными переменами двадцатого столетия.
Чрезвычайно острым является вопрос о том, в какой степени историческое знание нужно современному человеку, в ракурсе проблемы ценности и оценки исторического знания. Он волнует не только профессиональных историков, но и авторов философских исследований1. Если утверждать, что проектируемое и возникающее будущее не может быть похоже не то, что есть и было до сих
пор, то знание о прошлом не помогает понять ни настоящее, ни тем более будущее. Плюс к этому глобализационные процессы стирают память о прошлом, даже путем уничтожения национальных валют. В таких условиях возникает тип личности, живущий только от эпизода к эпизоду, с «размытой» идентичностью, для которого, к примеру, события Великой отечественной войны так же далеки и малозначимы, как военные походы русских князей в средние века. Поэтому настоящие баталии развертываются в связи с созданием концепции единого школьного учебника истории. Если в ее рамках события февраля и октября 1917 года именуют Великой русской революцией с соответствующей трактовкой, то налицо не стремление к достоверности, а достижение определенных идеологических целей.
В современной исторической науке сосуществуют и противоборствуют две парадигмы, являющиеся очередными олицетворениями сторон постоянной методологической дилеммы: ценность исторической эпохи против оценки ее историком в ходе эволюции исторического знания.
Сторонники первой видят организующий момент исторического знания в ценностном выборе историка, аргументируют конструктивистский характер исторического знания. Сторонники второй стремятся доказать, что история может быть строгой наукой с четкими критериями системности, точности и доказательности нового знания, что делает реальным моделирование и прогнозирование социальных процессов. В России эта парадигма реализуется в рамках когнитивно-информационной теории, основные принципы которой были разработаны О. М. Медушев-ской и ее последователями.
С позиции когнитивно-информационной теории в исторической науке, опосредованный информационный обмен осуществляется через целенаправленно создаваемые интеллектуальные продукты - вещи, исторические источники в целом. Тогда история предстает как наука обо всех видах и формах человеческой деятельности, которые реализовывались в ходе эволюционно целостного исторического процесса. Целенаправленно созданные продукты интеллектуальной деятельности представляют доступный непосредственному изучению объект, который может быть исследован в том числе и методами точных наук2.
Сторонники данного подхода утверждают: нет и не может быть другой истории, кроме истории человеческого мышления. Исследование возможностей и пределов мышления реализуется по вещественным и осознанным результатам познавательного процесса. Утверждается наличие различного рода всеобщ-ностей, которые обуславливают единство назначения, структуры и функционирования информационного ресурса общественного сознания и исторического знания в социуме на каждый момент истории. Признавая, тем не менее, конструктивный характер исторического источника, автор данной теории отмечает, что историк проводит и деконструкцию источника, т. е. выявляет информационные ресурсы.
Последователи когнитивно-информационной теории весьма воинственно заявляют, что релятивизм и признание множественности смыслов в историческом знании научно несостоятельны и «выражают отсутствие творческого начала, исключенность из полноценной познавательной деятельности людей, не имеющих достаточного уровня профессионализма», что релятивистские постмодернистские теории понятны лишь поверхностному массовому сознанию, довольствующемуся суррогатной вторичной информацией и не расположенному к научной критической проверке. Речь идет об изобретении новых методов прежде всего в источниковедении, которые позволят создать более богатую картину прошлого во времени, пространстве и интенсивности исследования различных сторон реальности. История понимается как строгая наука со всеми вытекающими требованиями к логике выведения понятий, критической проверке данных и доказательности выводов.
Утверждается, что когнитивная теория истории демонстрирует создание наукоучения, позволяющего преодолеть нарративизм и соответствующие ему «наивно-герменевтические подходы»3.
Изучение несогласующихся источников в рамках данного подхода предполагается с позиций источниковедения: анализ ненамеренно включенной автором в источник информации с целью определения подлинных мотивов создания и, соответственно, достоверных сведений. Раскрывая содержание и качество зафиксированной информации в контексте общего информационного пространства данной эпохи, представленного всей совокупностью дошедших источников, исследователь определяет значимость информационного ресурса в целом, а значит, может выявить определенные отклонения в отдельных источниках. Методология когнитивной истории сравнивает источники не как произведения, а как интеллектуальные продукты с точки зрения их информационного ресурса - фиксированного смысла.
Такая концепция отчетливо демонстрирует стремление соотнести историческое знание с корреспондентной истиной, а выделение «эмпирических единиц измерения» и возможность применения математических и логических методов информации становятся основой прогнозирования в социальной сфере. Таким образом, специфика исторического знания отодвигается на задний план, а история постулируется как «настоящая» наука.
Но остаются вопросы: если история есть история человеческого мышления, то каким образом оно может быть исследовано по результатам? Подобно тому, как физик судит о свойствах элементарных частиц по трекам в камере Вильсона, историк воссоздает события по «следам», и что подлежит изучению в этих «следах»? Насколько значимыми являются отвергаемые когнитивно-информационной теорией «методологически беспомощные дискурсы»?
В суждениях о характере исторического знания нельзя не учитывать тот фактор, что источники как следы фактов, мыслей и поступков дают первоначальную информацию, которая делает возможным конструирование исторических фактов, ограниченное вопросом или запросом. Неизбежно источник отражает взгляды и предпочтения автора, а известная актуальность прошлого для настоящего
100
Э. Г. Чернова
делает его изучение заинтересованным и связанным с индивидуальным мировоззрением. Правомерность придания разной значимости фактам прошлого, роль интерпретационных методик обеспечивают плюралистичность исторической истины. Исторические суждения и выводы являются аргументированными высказываниями, включающими индивидуальную интерпретацию содержащихся в источниках сведений, определяемую в том числе многозначными неформализованными историческими концепциями. Результат исторического исследования - безусловно, конструируемое знание. Описание события на основе доступных данных становится основой интерпретации мотивов и целей, последствий и значимости событий.
Существуют и границы исторической субъективности - это элементы исторического знания, однозначно реконструируемые сообществом ученых на основе сопоставления сведения различных источников. Это дихотомические представления, пространственно-временные тенденции, оформленные в виде юридических норм, обычаи и нормы поведения.
Среди множества концепций, основывающихся на признании конструктивного характера исторического знания и акцентирующих субъективизм историка как необходимость, можно выделить радикальный конструктивизм, представители которого считают, что мир прошлого является значимым только в рамках различных социокультурных практик, а историческое знание рассматривают всего лишь как проекции этой практики. Результат исторического познания противопоставляется исторической действительности, а само историческое познание признается родом интеллектуальной игры, которая ведется в культуре с помощью средств самой культуры. Истинными считаются исторические знания, полученные в соответствии с социально и культурно санкционированными понятийными схемами и прошедшие отбор прежде всего среди историков. Для радикального конструктивизма историческое познание есть форма ориентации в современном мире, а исторические знания производятся для того, чтобы облегчить социокультурные коммуникации.
Наиболее равновесной представляется позиция так называемого конструктивного реализма. Его сторонники рассматривают
историческое познание как предполагающее взаимодействие историков, с одной стороны, с исторической действительностью, а с другой - друг с другом. В рамках этих взаимодействий конструируются «жизненные миры» как картины исторического прошлого, частично соответствующие самой исторической действительности, но неизбежно несущие отпечаток «почерка» познающего.
С этой точки зрения удается аргументировать неизбежно диалогический характер исторического познания. Предмет исторической науки - «говорящее бытие» (М. Бахтин). Это бытие никогда не совпадает с самим собою и потому неисчерпаемо в своем смысле и значении. Нет границ диалогическому контексту: даже рожденные в диалоге прошедших веков смыслы никогда не могут быть стабильными, раз и навсегда завершенными, - они всегда будут обновляться в процессе последующего, будущего развития диалога. «В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы забытых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде»4.
Истинностная характеристика высказываний о прошлом неопределенна. По сути, след события всегда фрагментарен и неполно характеризует событие, его оставившее, и обязательно найдутся такие свойства событий, о которых будут невозможно обоснованно утверждать ни то, что эти свойства были, ни то, что их не было. Следовательно, историческое познание в принципе не в состоянии воссоздать прошлый объект в той мере, в какой это было бы возможно при актуальном существовании данного объекта. И основной задачей исторического познания становится восстановление определенных свойств объекта, оставившего след, на основании признаков, присущих следу, без произвольного приписывания объекту таких свойств, которые обусловлены личными особенностями исследователя.
Исторический источник представляет собой «место встречи» субъективностей автора и интерпретатора, которые вступают в диалог, не обладая единообразием психики и «языка культуры». Если речь идет о диалоге с чужим сознанием, нет ничего более обманчивого, чем точность. Здесь важен сам принцип: мы стремимся к адекватному, пусть и неосу-
ществимому в полной мере, истолкованию текста в надежде увидеть лицо автора, понять ход его рассуждений для того, чтобы расширить пределы своего понимания. Традиционный подход, согласно которому историк лишь задает вопросы, а источник послушно отвечает на них, уже не срабатывает. Текст должен предстать как непосредственное откровение; в нем важно все, в том числе и нюансы авторской интонации. Такой подход, учитывающий стиль мышления автора при анализе историографических высказываний, демонстрирует, например, В. Л. Махлин5.
Признание диалогического характера исторического исследования «задействует» конвенциональную, когерентную и прагматическую концепции истины. «Новая философия истории», возникшая в 80-90-е годы прошлого столетия и представленная прежде всего работами Ф. Анкерсмита6, прямо соотносится с экзистенциальным подходом к понятию истины, в данном случае - «истинной сути» исторического знания: главным объектом анализа здесь является экзистенциальный опыт самого историка и отражение этого опыта в создаваемых им произведениях. Исторический опыт трактуется как опыт некоего невыразимого разрыва межу «нами-те-перь» и «нами-тогда», того значимого в прошлом, что еще находится в пределах нашего видения7.
Таким образом, формируемая в результате исторического познания историческая реальность не может рассматриваться в категориях только субъективности или только объективности. Любой документ или предмет, принадлежащий прошлому, не является сам по себе элементом исторической реальности, он становится таковым только в том случае, если оказывается в поле зрения исторического сознания, если он откликается на наш актуальный вопрос. В результате диалогического взаимодействия историка и исследуемого им прошлого создается один из вариантов существования социального поля, в котором постоянно осуществляется процесс взаимного конституирования участников такого взаи-
модействия. Интерсубъективные структуры общности, в частности, диалог, обеспечивают возможность раскрытия смыслов объектов познания и создания нового самопонимания исследователя. Так, в историческом познании реализуются сущностные функции диалога: смыслопостижение, смыслопорождение и самоопределение (см. работу Э. Г. Черновой8). Вступая в диалог с историческим источником, исследователь расширяет горизонт собственного сознания, наследие прошлого становится способом самопознания, «познанием в инобытии самих себя» (Г. Гадамер). И только в таком качестве знание о прошлом существует как ценность.
Примечания
1 Жилина, В. А. Культура как развертывание разумности человека // Вопр. культурологии. 2009. № 7. С. 12-17.
2 Медушевская, О. М. Теория и методология когнитивной истории. М. : РГГУ, 2008. 368 с.
3 Знание о прошлом в современной культуре (материалы «круглого стола») // Вопр. философии. 2011. № 8. С. 18-20.
4 Бахтин, М. М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества. М. : Искусство, 1979. С. 373.
5 Махлин, В. Л. Второе сознание : подступы к гуманитарной эпистемологии. М. : Знак, 2009. 800 с.
6 Анкерсмит, Р. Ф. История и тропология : взлет и падение метафоры / пер. с англ. М. Кукарцева, Е. Коломоец, В. Катаева. М. : Прогресс-Традиция, 2003. 496 с.
7 Знание о прошлом в современной культуре... С.3-45.
8 Чернова, Э. Г. Функциональность диалогического взаимодействия // Смыслы, ценности, нормы в бытии человека, общества, государства : всерос. науч. конф. (Челябинский государственный университет. Факультет Евразии и Востока. Кафедра философии. 30 мая 2011 г.). Челябинск : Рекпол, 2011. С. 245-249.
