CC BY
22
ФИЛОСОФИЯ. ПОЛИТОЛОГИЯ
¿"V- ¿Jí. ¿Tí, ¿T>, ¿T?. ."Tí. ¿Tí, ¿J5. ¿y. ¿Jí, ¿T?, ¿V, ¿.Tí. ¿V, ¿V, ¿Tí. ¿V, ¿Tí;¿Tí. ¿V. ¿Tí, ¿Tí, ¿Tí. ¿Tí. ¿Tí, ¿Tí, ¿Tí, ¿v. ¿Tí, ¿Tí, ¿TÍ, ¿v, ¿Tí, ¿Tí,
М.А. Аюпов УДК 323(470.57)
О ТРАНЗИТОЛОГИЧЕСКИХ ТЕОРИЯХ АНАЛИЗА ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ (к вопросу их практического применения в России и Башкортостане)
Аннотация
В статье рассмотрены теоретико-методологические проблемы перехода тоталитарных обществ к демократии. Предложен научный инструментарий, учитывающий постсоветское развитие традиционных обществ. На этой основе выявлена историческая обусловленность трансформаций спецификой предыдущих политико-властных систем и общественного устройства. Осуществлен сравнительный анализ переходов к демократии в странах Запада, Восточной Европы и России, выявлены их особенности. Отмечается, что в отличие от западного транзита переход российского общества к качественно новому состоянию проходил в сложных и противоречивых условиях. Результатом такой трансформации стала демократия с отечественным политическим и социокультурным контекстом, который позволяет говорить о ее гибридной форме с признаками, присущими институтам нашего прежнего государства. Этатизм и завышеннная роль институтов власти по-прежнему составляют сердцевину общественных перемен.
Ключевые слова: власть, переход, транзит, трансформация, разнонаправленность развития.
Mansur A. Ajupov
ON TRANSITOLOGICAL THEORIES OF POLITICAL PROCESSES ANALYSIS (concerning their practical application in Russia and Bashkortostan)
Abstract
The article discusses theoretical and methodological problems of transition of totalitarian societies to democracy. The author suggests scientific instruments explaining post-Soviet development of traditional societies. This foundation reveals specifics of former political systems and social formation which are determined historically. The author has performed a comparative analysis of democratic transitions in countries of the West, in Eastern Europe and in Russia, peculiarities of these being specified. The author makes the point that the Russian society's transition to a qualitatively new state has occurred in complicated and contradictory conditions being different from Western type of transition. This has resulted in a democracy with domestic political and socio-cultural context which permits talking of its hybrid form with vestiges of the former state's institutions. The overestimated role of corridors of power continues to be the core of social changes as was the case before.
Key words: power, transition, transformation, development in various directions.
Осуществляемый в 90-х гг. прошлого столетия в России переход прежнего тоталитарного режима в демократический носил сложный, противоречивый характер. Поэтому выявление спо-
собов, методов и путей транзита, как называют иногда «переход» зарубежные исследователи, сегодня зависит, прежде всего, от проблемы изучения власти.
Аюпов Мансур Анварович, доктор политических наук, профессор, член-корреспондент АНРБ, вице-президент АН РБ (Уфа, Россия), m_ayupov777@list.ru
Mansur A. Ayupov, Dr. Sc. (Political Science), Prof., Associate Member and Vice-President of the Academy of Sciences of the Republic of Bashkortostan (Ufa, Russia), m_ayupov777@list.ru
© Аюпов М.А., 2015
ПРОБЛЕМЫ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ. 2015/4 (70)
В наиболее общем виде власть - это форма связи и отношений между людьми, упорядочивающая их отношения и связи. Нетрудно заметить, что указанное определение фиксирует лишь общие свойства власти. В ее процессе реализуются по крайней мере три содержательных аспекта: директивный, функциональный и коммуникативный, указывающие на возможность осуществить волю путем введения различных санкций, выполнить функцию общественного упорядочения общения и отношений [1, с. 150]. Таким образом, власть выступает как взаимодействие между А и Б, которое в зависимости от типа (содержания) этого взаимодействия (отношения) может базироваться на авторитете, убеждении, сотрудничестве, принуждении.
В истории социально-политической мысли переходные периоды осмысливались как изменение форм правления, как смена одной социально-экономической системы другой. В рамках этих процессов развивались специфические трансформационные процессы, затрагивающие способы производства, формы общественной солидарности, типы социального действия, господства и подчинения, особенности функционирования политических систем, характеристики ценностей, культуры и поведения людей.
Э. Дюркгейм ввел понятие аномии, означающее состояние ценностно-нормативного вакуума, характерного для переходных и кризисных периодов и состояний в развитии обществ, когда старые нормы и ценности перестают действовать, а новые еще не установились [2, с. 177].
Согласно В. Парето, трансформация общественных систем осуществляется в результате смены элит, которым в период правления присущи: высокая степень самообладания, умение улавливать и использовать для своих целей слабые места других людей; способность убеждать, опираясь на человеческие эмоции, применять силу, когда это необходимо. Если элиты не обладают этими качествами, если нет циркуляции элит, происходит смена режима, переход к другой системе правления.
Коммунистическая формация, по К. Марксу, в своей развитой форме обладает следующими чертами: 1) исчезновение подчинения человека порабощающему его разделению труда; 2) одновременное исчезновение противоположности умственного и физического труда; 3) превращение труда из средства в первую потребность; 4) всестороннее развитие индивидов; 5) небыва-
лый рост произведенных сил и общественного богатства.
Переходность - это особое свойство общественной системы, в которой есть свое устройство, свои закономерности функционирования и свои методы регулирования [3, с. 54]. В науке много исследований, посвященных этой теме. Одни работы посвящены анализу перехода только от одной, конкретной общественной или политической системы к другой, в других - анализируются уже состоявшиеся политические переходы в страноведческом аспекте, а в третьих -отдается предпочтение изучению тех или иных переходных подсистем [4, с. 37].
Н. Коровицына, В. Цапф, Р. Хабих, Т. Буль-ман, Я. Делей и ряд других исследователей например, считают, что в посткоммунистических обществах одновременно идут два процесса: модернизация и трансформация, означающие, с одной стороны, ускоренный переход от преимущественно аграрного общества к индустриальному, от него - к постиндустриальному, информационному (модернизация), а с другой - стратегию создания новых общественно-политических структур (трансформация) [5, с. 10; 19].
Полагаем, что переходные процессы нельзя воспринимать как движение с объективно заданным, предопределенным вектором, поскольку современное общественное развитие представляет собой, скорее, социально-исторический процесс, нежели естественно-исторический. Любое изменяющееся общество - это, прежде всего «общество в действии», где содержание изменений определяют социальные субъекты (государственные органы, политические акторы, рядовые граждане) и их способность реагировать на внутренние и внешние вызовы [6, с. 66]. В результате этого спонтанно, без достаточного согласования реализуются различные этапы общественных изменений (даже запланированных), что, в свою очередь, не может не оказаться сопряженным с временной дезорганизацией, даже некоторым хаосом в ранее контролируемых сферах деятельности. При этом нарушается одна из основных общесоциальных ценностей - стабильность. Это может привести к огромным потерям в экономической, социальной и психологической сферах.
Переходный процесс в России отличался рядом особенностей, во-первых, развертывался в условиях нерасчлененности политики и экономических, социальных и личных отношений, при этом ни один вопрос не решался без участия
властных структур. Во-вторых, отсутствовало согласие между участниками политических трансформаций относительно их целей и средств социально-политических действий. В-третьих, политическая динамика в стране характеризовалась ее разнонаправленностью из-за больших различий в содержании политических процессов как в центре, так и в регионах. В-четвертых, важной особенностью происходящих в стране политических изменений стало то, что и верхние слои в нем имели тенденции к олигархизации, а массовые участники - к маргинализации. Все это еще раз свидетельствует о том, что политическая трансформация в России в целом носила стихийный, почти неуправляемый характер, обусловленный как действиями реформаторов, так и политической практикой массовых акторов [7, с. 326-336].
На переходный процесс в России накладывали отпечаток проблемы особого пути, особой ментальности российского социума.
Многие рассмотренные выше подходы к политическому процессу не позволяли охватить все многообразие конкретных трансформаций в нашей стране. Так, взаимодействие органов власти с институтами гражданского общества в ситуации зарождения последнего представляло собой постоянное доминирование государства, его органов во всех общественных процессах. Это приводило к ослаблению роли социальных групп, групп давления, других форм артикуляции интересов в политических изменениях.
Другой недостаток отношения западных ученых к переходу заключается в том, что они, отражая характеристики и свойства политической системы (функционирование) и акторов (взаимодействие), не указывают на конкретные формы взаимодействия и взаимовлияния в самом политическом процессе, не увязывают функционирование политической системы и деятельность акторов в единый поток трансформационных событий. В итоге, политическая практика и системные изменения в политико-властной сфере рассматриваются в отрыве друг от друга, что, естественно, не соответствует истине. По этой причине, несмотря на настойчивое внедрение в последнее время в политическую науку транзито-логических концепций [8], на наш взгляд, понятиями «политический переход», «транзит», «демократизация» адекватно описать и объяснить современные трансформационные процессы в политической сфере России, особенно на регио-
нальном уровне, невозможно. Мы считаем, что в политических процессах результаты не могут быть заранее определенными, поскольку зависят от конкретных взаимодействий государственных органов, политических акторов и их способности реагировать на возникшие проблемы общественного развития.
Понятия «переход», «транзит», «демократизация» в литературе означают одни и те же процессы движения к демократическим формам правления. Они входят в категориальный аппарат одного и того же комплекса транзитологических теорий [9], посвященных исследованию динамических моделей переходов (идеальных типов), построенных на базе анализа эмпирического материала стран Центральной Европы и Латинской Америки 70-80-х гг. Так, Д.А. Ростоу в качестве необходимых условий перехода выделяет национальное единство и национальную идентичность. Если эти предпосылки имеются, то, по мнению автора, трансформация включает в себя три фазы:
1) «подготовительная фаза», отличительной чертой которой является поляризация политических интересов;
2) «фаза принятия решения», на которой заключается пакт или пакты, включающие выработку и осознанное принятие демократических правил;
3) «фаза привыкания», когда происходит закрепление ценностей демократии, а также политических процедур и институтов [10, с. 5, 8-13].
Г. О'Доннелл и Ф. Шмитгер также рассматривают три основные стадии политической трансформации:
1) либерализация, которая предполагает процесс институционализации гражданских свобод без изменения властного аппарата; результатом этого становится построение «опекунской демократии» (т.е. чаще всего осуществляется опека военного аппарата над демократическими институтами);
2) демократизация - период институцио-нализации демократических норм и правил, успешность которого зависит от выполнения двух условий: демонтажа прежнего авторитарного режима и сознательного выбора политическими силами демократических институтов и процедур; в процессе демократизации происходит смена всей структуры политической власти и подготовка свободных соревновательных выборов, которые формируют основу демократической политической системы;
3) ресоциализация граждан, которая предполагает усвоение ими новых демократических норм и ценностей [11, с. 261-275].
На базе этих теоретических разработок для таких относительно развитых в промышленном отношении стран, какими были государства Восточной Европы и СССР, предсказывалась возможность достаточно быстрого перехода к стабильной демократии и рыночной экономике. С позиций прежних транзитологических концепций этот переход должен был состоять из двух основных эталонов - «перехода к демократии» и «консолидации демократии».
По мнению многих аналитиков, трансформационные процессы в бывших социалистических странах также отличаются от западных моделей. Отмечается, что две последовательно сменившие одна другую радикальные модернизирующие трансформации - переход от капитализма к социализму и от социализма к капитализму - существенно преобразили общество в политическом, экономическом и социальном отношениях. Однако его культурная специфика оказалась неподвластной изменениям. Элементы сохраняющейся традиционной культуры по-прежнему сосуществуют в этих обществах с культурой постиндустриальной, опирающейся на высокий, с рациональной точки зрения, даже на избыточный интеллектуальный потенциал [12, с. 9-18]. Это обусловило ослабление роли партий, сблизившихся с элитарными структурами и дистанцировавшихся от массовых слоев и общественных групп; инициирование «бархатных революций» группой интеллигенции, которая в большинстве случаев не опиралась на организованные политические движения с систематической идеологией, привело к массовой деполитизации, особенно молодежи.
В то же время понимание значимости культурно-цивилизационных факторов в процессе демократических преобразований посткоммунистических стран имеет все больше сторонников. Так, С. Хантингтон, в частности, подчеркивает, что центральным вопросом в наши дни становится вопрос о том, «...до какой степени современная демократия, являющаяся продуктом Запада, может укорениться в незападных обществах» [13, с. 4]. Речь здесь идет, на наш взгляд, о характере общественных трансформаций в поставторитарных странах, который указывает на то, что модели западной демократии не могут быть освоены незападными обществами без су-
щественной «переработки», ведь результаты демократизации того или иного общества в определенной степени обусловлены его цивилизацион-ными особенностями. Опыт и результаты переходов в латиноамериканских странах, странах Азии, посткоммунистических странах Восточной и Центральной Европы подтверждают этот вывод. Политико-трансформационные процессы в большинстве этих стран были осуществлены без учета культурологического контекста. Это привело к тому, что «пересаженные на незападную ткань» демократические институты и процедуры обрели квазиформы. «Экспортирование» в социальную и культурную среду незападных обществ западной модели дало мутацию.
В других странах демократические транзиты предполагали последовательную политическую трансформацию, затем - строительство и закрепление эффективных демократических институтов и создание нового экономического общества. В России события разворачивались по другой логике: не было создано ни демократических институтов для поддержки экономических реформ, ни институтов государственной поддержки рыночной экономики и системы социального обеспечения. Трансформация в основном осуществлялась сверху, административным способом, усугубив раскол между властью и обществом.
Практика свидетельствует, что и мульти-культурное общество способно стать относительно стабильным и демократическим, если найдены приемлемые формы сосуществования различных субкультур. В этом плане чрезвычайно интересна концепция сообщественной демократии, разработанная А. Лейпхартом [14]. По его мнению, такая форма демократии представляет собой одновременно и эмпирическую, и нормативную модель. В той или иной степени она была реализована в Австрии, Бельгии, Нидерландах, Швейцарии, Канаде, Индии и ряде стран «третьего мира». Подобного рода демократия складывается в многосоставных обществах, глубоко разделенных на устойчивые сегменты по значимым различиям: расовым, этническим, конфессиональным, региональным и т. д.
Демократия, по А. Лейпхарту, возможна в мультикультурном обществе при реализации ряда принципов и выполнении ряда условий: 1) принцип коалиционного согласия; 2) принцип взаимного вето, гарантирующий права меньшинства; 3) пропорциональность как ключевой принцип политического представительства;
4) высокая степень автономии каждого сегмента в осуществлении внутренней политики.
Наиболее важными предпосылками консен-суальной демократии являются: а) примерный баланс сил между сегментами многосоставного общества; б) существование по меньшей мере трех сегментов, поскольку дуализм побуждает, скорее, не к поиску компромиссов, а к отделению; в) демократическое внутреннее устройство сегментов; г) наличие наряду с факторами, разделяющими сегменты, факторов их объединяющих (например, языковые различия при конфессиональном единстве) [14, с. 80, 82].
Коренные реформы, охватившие Республику Башкортостан и ее государственные институты, общественную жизнь в середине 80-х гг. прошлого и начале нового столетия, привлекают внимание зарубежных ученых. Первая волна исследований совпала с началом политических трансформаций, когда молодые политологи, историки и социологи из Германии, Франции, США изучали либерализацию политического режима в СССР, формирование новых идей и демократических лидеров еще в постсоветский период, стажируясь в наших вузах и научно-исследовательских учреждениях. В результате этих изысканий появились первые публикации в зарубежных журналах, были созданы научные фонды и центры, специализирующиеся на изучении транзита и переходов в демократию в Российской Федерации и государствах СНГ.
Второй этап углубленного анализа политико-трансформаций охватывает события и факты, связанные с суверенизацией национальных республик, становлением новой выборной системы в России и ее регионах, институциональным оформлением зародившихся в политической борьбе с номенклатурой современных государств демократической направленности, созданием в них самостоятельных систем законодательства и правоохранительных органов, хозяйственно-рыночных механизмов, инфраструктур социального и культурно-духовного развития. Статьи и монографии с указанной выше тематикой сначала вышли в странах «старой» демократии Запада, а затем были опубликованы в Москве, Казани, Уфе в переводе на русский язык.
Возьмем одну из ранних работ К. Торривел-лека, когда он еще был только конструктивистом, т.е. рассматривал этносы как воображаемые сообщества, создаваемые и закрепляемые в сознании человека. В ходе своей исследовательской
деятельности (в конце 90-х гг. прошлого столетия) молодой французский политолог много общался с местными этнологами, историками, политологами, часто бывал в центре этнологических исследований в г. Уфа. По признанию самого автора, видные башкирские ученые оказали на его научное творчество огромное влияние. Ему стали понятны и близки некоторые идеи примор-диалистской теории этноса, которая в отличие от конструктивистских построений осмысливает этнические сообщества как живые организмы. По этому поводу К. Торривеллек отмечает: «...я чувствовал как рушатся мои привычные представления и начинал сомневаться в адекватности «западного» взгляда на вещи. Как каждый парижский студент я был, в частности, глубоко убежден в абсолютной искусственности этнического деления. Мне казалось очевидным, что ни башкиры, ни татары не существовали до XX века, и что «изобретение» этих категорий большевиками вытекало из чисто прагматической логики. Я безапелляционно утверждал, что любой при-мордиализм в принципе ошибочен. В этом состояло этноцентристское предубеждение, весьма распространенное в научных кругах на западе» [15, с. 13].
И. Нойманн достаточно подробно исследует вопрос «конструирования башкирской нации». По его мнению, напряженная дискурсивная работа по созданию башкирской нации проходила в борьбе с другими проектами формирования эт-ничности: в начале XX столетия - пантюркист-ской и советской, в 90-х гг. - татарской и российской. В последнем случае выделяются шесть маркеров: религия, «племенная деятельность», язык, демография, территория, исторические деятели, посредством которых проводятся этнические границы между башкирским «Я» и «Другими».
Изменениям этнической идентичности в республике посвятил свое исследование ученый из США Д. Горенбург. Он пишет, что в 1959-1989 гг. 3/4 татаро-язычных башкир изменили свою национальность по разным причинам, прежде всего из-за политики региональной власти в отношении переписей и родного языка. Так, по утверждению автора, при переписи 1959 г. населению было разъяснено, что если национальность и родной язык не совпадают, то надо указать национальность по самосознанию. Это позволило сохранить идентичность татароязыч-ных башкир, поскольку они чувствовали себя башкирами и относили себя к коренной нацио-
нальности. В то же время башкирская элита считала «истинными» только юго-восточных башкир, говоривших на литературном языке. С учетом этого обстоятельства в 1978-1987 гг. в школах районов, где проживают татароязычные башкиры, в качестве родного был введен башкирский язык, тем самым поддерживался тезис «Один язык - один народ». Это привело к тому, подчеркивает Д. Горенбург, что татароязычные башкиры, изучая башкирский литературный язык, стали записываться татарами.
В этот период объективно повышается роль элит и институтов власти, особенно исполнительной, в осуществлении преобразований во главе с доминирующим актором. Необходимо было не только обсуждать, выбирать, согласовывать проблемы общественных изменений, но и каждодневно обеспечивать жизнедеятельность населения: добиваться, чтобы функционировал транспорт, работали магазины, школы, заводы, фабрики и т.д. Все эти обстоятельства объективно требуют повышения эффективности деятельности властных органов, подчеркивают важную роль указанных институтов в общественной жизни. Это особенно актуально для традиционных обществ, каким является в целом российское общество.
Как известно, впервые понятие «воображаемые сообщества» ввел в науку Б. Андерсон применительно к изучению этногенеза и механизмов распространения национализма [16]. Читая его объяснения этничности или национальности, невольно задумываешься о том, что подобный метод субъективизации объективных реальностей давно известен в истории философии и современных общественных науках. Это редукционизм феноменологического плана, исключающий из сферы предметного рассмотрения все субстанциональное, первичное (внешнее) по отношению к чистому сознанию. В результате такой позиции то, что имеет субстанцию, представляет собой реальность, но вне освоения сознанием, поэтому первоначально является как бы несуществующим.
Сегодня можно сказать, что еще одна особенность социальных процессов, происходящих в 90-х гг. в стране и в Башкортостане, - это возрастающая их нелинейность, «неклассичность» развития и, как следствие, - неожиданность, непредсказуемость изменений и последствий. В этот период разрушались социальные связи и отношения, свойственные стабильному обществу, на передний план выдвигались этнические
свойства людей, придавая их действиям иррациональность и эмоциональную окраску. В условиях кризиса, разрыва существующих социальных связей и отношений человек находил защиту в семье, родных, обычаях и традициях, исконных (этнородственных) связях и отношениях. Этнокультурное и этнополитическое становились катализаторами социального взаимодействия и политизации социально-экономических процессов. Происходили социальные изменения и дифференциация, расчленение социальных отношений на другие (исконные, кровнородственные). При этом данные изменения были противоречивы и разновекторны, а результаты этих событий не прогнозируемы.
Для анализа указанных общественных процессов более корректным, на наш взгляд, является использование понятия «трансформация». В данном случае оно раскрывает суть межсистемных процессов коренных изменений, интерпретируется как социально-исторический процесс, в котором решающую роль играют определенные субъекты (государственные органы, политические акторы, общественные отношения) и их способность реагировать на внутренние и внешние вызовы [6, с. 66]. Для объяснения коренных изменений, результаты которых не прогнозируемы, данное понятие является более подходящим, чем используемые постоянно в отечественной и западной научной литературе понятия «модернизация», «переход», «посткоммунистический процесс», не раскрывающие в полной мере сущность осуществляемых изменений, поскольку общественные процессы, связанные с переходом от тоталитаризма к постсоветскому развитию в России (в т.ч. в Башкортостане), преподносятся как изменения с заранее известным результатом.
В связи с этим можно сказать, что западные теории и подходы не дают возможности эффективно и адекватно исследовать сущность происходящих в традиционных обществах процессов демократизации. Весь опыт формирования институтов, процедур и практик демократии в стране и республике за истекшие 25 лет показывает, что за вывеской нового, демократичного постепенно внедряются формы взаимодействия власти и институтов гражданского общества, которые свойственны практике и критериям недавнего авторитарного исторического прошлого. Это позволяет сделать следующие выводы.
Во-первых, в российских трансформационных процессах результаты не могут быть заранее
определенными, поскольку зависят от конкретных взаимодействий государственных органов, партий, других общественных объединений [6, с. 66]; во-вторых, широко распространенными в западной научной литературе понятиями «демократизация», «транзит» четко обозначают движение к демократическим формам общественного устройства и правления. Они входят в категориальный аппарат одного и того же комплекса транзитологических теорий, построенных на базе анализа эмпирического материала стран Центральной Европы и Латинской Америки 1970-1980-х гг. В России их концептуальный и методологический инструментарий трудно применим. У нашей многонациональной страны свой путь к демократии, сложный и противоречивый, требующий другие способы и методы анализа.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ильин М.В., Мельвиль А.Ю. Власть // Политические исследования. 1997. - № 6. - С. 146-163.
2. Гофман А.Б. 7 лекций по истории социологии. -М.: Книжный Дом «Университет», 1999. - 216 с.
3. Пригожин А.И. Перестройка: переходные процессы и механизмы. - М., Наука, 1990. - 159 с.
4. Мощелков Е.Н. Переходные общественные процессы: вопросы для современного исследователя // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 1995. - № 5. - С. 37-42.
5. Коровицына Н.В. Сравнительный опыт общественных преобразований в постсоциалистических странах // Социологические исследования. 2002. - № 5; Цапф В., Хабик Р., Будьман Т., Делей Я. Германия: трансформация через объяснение // Социологические исследования. 2002. - № 5.
6. Ядов В. Россия как трансформирующееся общество (резюме многолетней дискуссии социологов) // Общество и экономика. 1999. - № 10 - 11.
7. Мухаев Р.Т. Политология: учебник для вузов. -М.: ПРИОР, 2000. - 400 с.
8. РостоуД.А. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Политические исследования. 1996. - № 5; Хантингтон С. Будущее демократического процесса: от экспансии к консолидации // Мировая экономика и международные отношения. 1995. - № 6; Фадеев Д. От авторитаризма к демократии: закономерности переходного периода // Политические исследования. 1992. - № 1-2; Швецова Я. Посткоммунистическая Россия: логика развития и перспективы. -М., 1995; Мельвиль А.Ю. Демократические транзиты
(теоретико-методологические и прикладные аспекты). - М., 1999.
9. Пшеворский А. Демократия и рынок: политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2000. 320 с.; Шмиттер Ф. Угрозы и дилеммы демократии // Пределы власти. 1994. - № 1. - С. 27-48; ДоннеллГ.О. Делегативная демократия // Пределы власти. 1994. - № 2 - 3. - С. 5269; Харитонова О. Генезис демократии (Попытка реконструкции логики транзитологических моделей) // Политические исследования. 1996. - № 5. - С. 70-79 и др. работы.
10. Ростоу Д. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Политические исследования.
1996. - № 5. - С. 5-15.
11. Политический процесс: основные аспекты и способы анализа. Сб. учебных материалов. - М.: Весь мир, 2001. - 304 с.
12. Коровицина Н.В. Сравнительный опыт общественных преобразований в постсоциалистических странах // Социологические исследования. 2002. - № 5. - С. 9-18.
13. Huntington S. ААег Twenty Years: ТЪе Future оГ the ТЫгё Wаvе // Jоrnа1 оГ Бешосгасу. Vo1. 8, no. 4,
1997, p. 4.
14. Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. - М.: Аспект Пресс, 1997. - 287 с.
15. Торривеллек К. Раиль Кузеев: ученый на стыке народов // Этнос. Общество. Цивилизация: Кузе-евские чтения. Материалы междунар. науч.-практ. конф. - Уфа: ЦЭИ УНЦ РАН, 2006. - С.12-15.
16. Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма / пер. с англ. В. Николаева. - М.: КАНОН-пресс -Ц, Кучково поле, 2001. - 288 с.
REFERENCES
1. Il'in M.V., Mel'vil' A.Ju. Vlast' [Power]. In:
Politicheskie issledovanija [Politicheskie issledovanija]. 1997, no 6, pp. 146-163.
2. Gofman A.B. 7 lekcij po istorii sociologii [7 lectures on sociology history]. Мoscow, University publishers, 1999, 216 p.
3. Prigozhin A.I. Perestrojka: perehodnye processy i mehanizmy [Perestrojka: transition processes and mechanisms]. Мoscow, Nauka, 1990, 159 p.
4. Moshhelkov E.N. Perehodnye obshhestvennyeprocessy: voprosy dlja sovremennogo issledovatelja [Transitional public processes: questions for the modern researcher]. In: Vestnik Moskovskogo universiteta. Ser. 12.
Politicheskie nauki [Bulletin of the Moscow university. Ser. 12. Political sciences]. 1995, no 5, pp. 37-42.
5. Korovicyna N.V. Sravnitel'nyj opyt obshhestven-nyh preobrazovanij vpostsocialisticheskih stranah [Comparative experience of public transformations in the post-socialist countries]. In: Sociologicheskie issledovanija [Sociological researches]. 2002, no. 5; Kapf V., Habik R., Bud'man T., Delej Ja. Germanija: transformacija cherez objasnenie [Germany: transformation through an explanation]. In: Sociologicheskie issledovanija [Sociological researches]. 2002, no. 5.
6. Jadov V.A. Rossija kak transformirujushheesja obshhestvo (rezjume mnogoletnej diskussii sociologov) [Russia as the transformed society (the summary of long-term discussion of sociologists)]. In: Obshhestvo i ekonomika [Society and economics]. 1999, no. 10-11.
7. Muhaev R.T. Politologija: uchebnik dlja vuzov [Political science: a textbook for higher education institutions]. Moscow, PRIOR, 2000, 400 p.
8. Rostow D.A. Perehody k demokratii: popytka din-amicheskoj modeli [Transitions to democracy: attempt at the dynamic model]. In: Politicheskie issledovanija [Political researches]. 1996. no. 5; Huntington S. Budushhee demokraticheskogo processa: ot ekspansii k konsolidacii [Future of democratic process: from expansion to consolidation]. In: Mirovaja ekonomika i mezhdunarodnye ot-noshenija [World economy and international relations]. 1995. no. 6; Fadeev D. Ot avtoritarizma k demokratii: za-konomernosti perehodnogo perioda [From authoritarianism to democracy: regularities of a transition period]. In: Politicheskie issledovanija [Political researches]. 1992., no. 1-2; Shvecova Ja. Postkommunisticheskaja Rossija: logika razvitija i perspektivy [Postcommunist Russia: logic of development and prospects]. Moscow, 1995; Mel'vil' A.Ju. Demokraticheskie tranzity (theoretiko-met-odologicheskie i prikladnye aspekty) [Democratic transits (theoretiko-methodological and applied aspects)]. Moscow, 1999.
9. Pshevorskij A. Demokratija i rynok: politicheskie i ekonomicheskie reformy v Vostochnoj Evrope i Latin-skoj Amerike [Democracy and the market: political and economic reforms in Eastern Europe and Latin America]. Moscow, Russian political encyclopedia, 2000, 320 p.;
Shmitter F. Ugrozy i dilemmy demokratii [Threats and dilemmas of democracy]. In: Predely vlasti [Limits of power]. 1994, no. 1, pp. 27-48; Donnell G.O. Delega-tivnaja demokratija [Delegative democracy]. In: Prede-ly vlasti [Limits of the power]. 1994. no. 2-3, pp. 5269; Kharitonova O. Genezis demokratii (popytka rekon-strukcii logiki tranzitologicheskih modelej) [Genesis of democracy (Attempt of reconstruction of logic of tranzi-tional models)]. In: Politicheskie issledovanija [Political researches]. 1996, № 5, pp. 70 - 79 and other works.
10. Rostow D. Perehody k demokratii: popytka dinamicheskoj modeli [Transitions to democracy: attempt of the dynamic model]. In: Politicheskie issledovanija [Political researches]. 1996, no. 5, pp. 5-15.
11. Politicheskijprocess: osnovnye aspekty i sposoby analiza: sb. uchebnyh materialov [Political process: main aspects and ways of analysis: collection of training materials]. Moscow, Ves' mir, 2001, 304 p.
12. Korovicina N.V. Sravnitel'nyj opyt obshhest-vennyh preobrazovanij v postsocialisticheskih stranah [Comparative experience of public transformations in the post-socialist countries]. In: Socio-logicheskie issledovanija [Sociological researches]. 2002, no. 5, pp. 9-18.
13. Huntington S. After Twenty Years: The Future of the Third Wave. In: Jоurnа1 оf Demосгасу. Vo1. 8, no 4, 1997, p. 4.
14. Leibhard A. Demokratija v mnogosostavnyh obsh-hestvah [Democracy in polysynthetic societies]. Moscow, Aspekt Press, 1997, 287 p.
15. Torrivellek K. Rail'Kuzeev: uchenyj na styke nar-odov [Rail Kuzeev: a scholar at the junction of people]. In: Etnos. Obshhestvo. Civilizacija: Kuzeevskie chtenija. Materialy mezhdunar. nauch.-prakt. konf. [Ethnos. Society. Civilization: Kuzeev readings. Materials of international scientific and practical conference]. Ufa, Ethnological research centre, 2006, pp. 12-15.
16. Anderson B. Voobrazhaemye soobshhestva: raz-myshlenija ob istokah i rasprostranenii nacionalizma [The imagined communities: reflections about sources and distribution of nationalism]. English translation by V. Nikolaev. Moscow, CANON press, Kuchkovo pole, 2001, 288 p.
