CC BY
14
Научная специальность: 5.1.4
О сущности уголовно-процессуального принуждения Николай Витальевич Кривощёков,
кандидат юридических наук, доцент, Тюменский институт повышения квалификации сотрудников Министерства внутренних дел Российской Федерации, Тюмень, Россия, Krivoschyokov.nikolaj@yandex.ru
Аннотация. В представленной статье на основе комплексного подхода рассматриваются понятие и признаки государственного принуждения. В качестве его разновидности анализируются сущность и специфичные черты уголовно-процессуального принуждения, раскрывается его значимость для достижения целей и решения задач уголовного судопроизводства. На основе целе-полагания принудительного воздействия предлагается классификация уголовно-процессуального принуждения с последующим рассмотрением проблемных аспектов регламентации и применения отдельных средств принудительного воздействия в отношении участников уголовно-процессуальной деятельности. Автором обоснован тезис о невозможности эффективной реализации уголовно-процессуального принуждения без надлежащей правовой регламентации, закрепляющей обязанности участников и санкции за их невыполнение, и механизма реализации.
Ключевые слова: принудительное воздействие, уголовно-процессуальное принуждение, мера принуждения, следственное действие, процессуальное действие
Для цитирования: Кривощёков Н.В. О сущности уголовно-процессуального принуждения // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2023. N 4 (66). С. 66-76.
On the nature of criminal procedural coercion Nikolay V. Krivoshchekov,
Candidate of Legal Sciences, Associate Professor, Tyumen Advanced Training Institute of the Ministry of the Interior of the Russian Federation, Tyumen, Russia, Krivoschyokov.nikolaj@yandex.ru
Abstract. The concept and signs of the state coercion are considered in the article through an integrated approach. The nature and specific features of the criminal procedural coercion as a kind of the state coercion are analyzed. Its importance for achieving the main goals and solving the tasks of criminal proceedings is revealed. Basing on the goal-setting of coercive influence the classification of criminal procedural coercion with the subsequent consideration of problematic aspects related to regulation and application of the particular means of coercive influence in respect of the participants of criminal procedural activity, is proposed. The thesis about the impossibility of effective implementation of criminal procedural coercion without proper legal regulation, enshrining the participants' obligations and penalties for their non-compliance, as well as the implementation mechanism, is substantiated.
Keywords: coercive influence, criminal procedural coercion, coercive measure, investigative action, procedural act
For citation: Krivoshchekov N.V. On the nature of criminal procedural coercion // Legal Science and Law Enforcement Practice. 2023. No. 4 (66). Р. 66-76.
Исторически сложившаяся система социальной организации человечества в форме государства не может существовать без воздействия на поведение людей с целью обеспечить права и законные интересы граждан и юридических лиц, нормальное функционирование государства и его институтов. Сущность воздействия
© Кривощёков Н.В., 2023
государства на поведение человека состоит в формировании такой модели общественных отношений, в которой каждый субъект наделяется равными правами и обязанностями, что обеспечивает достижение поставленных при воздействии целей. При этом характер воздействия на участников общественных отношений опреде-
ляется методом правового регулирования (сочетанием применяемых методов): воздействие государства на людей реализуется посредством применения методов убеждения и принуждения. Принципиально значимым представляется не только соотношение данных методов, но и содержание и механизм реализации каждого метода воздействия - на основе решения указанных вопросов создается научно подтвержденная теоретическая конструкция, определяющая развитие правовых институтов и систематизацию практики их применения.
Значимость верного выбора такой модели и раскрытия ее элементов еще более возрастает в областях регулирования противоправного поведения людей, как материальных, так и процессуальных. В частности, в сфере уголовного судопроизводства, которая в силу публичности уголовного процесса находится под безусловным контролем со стороны государства, воздействие осуществляется государством в лице специально уполномоченных субъектов (государственных органов и должностных лиц), в связи с чем подлежит нормативной регламентации.
Убеждение и принуждение являются противоположными по сути и одновременно взаимосвязанными методами социального регулирования и применяются во всех отраслях правового регулирования. Это обусловлено общими закономерностями развития общества, неразрывным единством средств убеждения и принуждения, их разумным сочетанием в организации социальной жизни. Взаимосвязь и взаимозависимость убеждения и принуждения вытекают из единства цели их применения - упорядочение отношений и решение конфликтной ситуации, а также их природы, которая заключается в воздействии на лицо (группу лиц). При этом убеждение и принуждение противоположны по своему характеру, основаниям и механизму воздействия.
Степень сочетания убеждения и принуждения в области государственного регулирования устанавливается в зависимости от политико-правовой природы государства на конкретном историческом этапе развития [1, с. 60]. Иными словами, соотношение убеждения и принуждения
определяется в текущем моменте жизни общества, вопрос о преобладании одного из данных методов принципиален и значим для всего государства; его решение проявляется в теоретических воззрениях в области права, реализованных в действующем законодательстве и правоприменительной практике. Сказанное в равной мере следует отнести как к праву в целом, так и к его отдельным отраслям. Альтернативы убеждению и принуждению в целом отсутствуют, поскольку эти методы носят универсальный характер, а иные (манипулирование, поощрение и др.), по сути, развивают их отдельные аспекты.
Исследованию рационального сочетания убеждения и принуждения в системе социально-правового регулирования посвящено большое количество философских, психологических и правовых научных трудов. С философских позиций одной из характеристик принуждения является его использование для ограничения индивидуальной воли субъекта [2, с. 179]. Социологический подход к сочетанию убеждения и принуждения подразумевает перспективу применения принуждения для подчинения субъекта и оказания таким способом манипулятивного воздействия на него [3, с. 284]. В теории права советского периода была выработана позиция, согласно которой принуждение выступает по отношению к убеждению второстепенным и реализуется в особой процессуальной форме [4, с. 304-307; 5, с. 64]. При этом правоведами единодушно подчеркивается приоритет роли права в определении критериев правомерного и неправомерного поведения.
В развитие данной позиции выдвигается тезис о том, что соотношение убеждения и принуждения должно быть основано на положениях закона в пользу убеждения, поскольку оно предполагает достижение целей правового регулирования посредством неприменения инструментов, подавляющих волю субъекта. Вместе с тем следует подчеркнуть, что полный отказ от метода принуждения вне рамок утопической социальной модели объективно невозможен в силу вероятных диаметрально противоположных интересов государства и личности, на которую осуществляется воздействие. Вследствие это-
го значимость принуждения в отдельных сферах правового регулирования остается весьма высокой.
Кроме того, убеждение и принуждение в правовой литературе нередко рассматриваются в качестве главных методов управленческой деятельности, реализуемых в области государственной власти. Однако такой подход имеет контекстный характер, не связанный с основной темой настоящей статьи.
Особое внимание правовой науки уделено принуждению, так как именно данный метод воздействия на субъекта сопряжен с теми или иными нарушениями или ограничениями прав и свобод, регламентированных установленными государством нормативными предписаниями. Лексическое значение слова «принуждение» связывается с такими категориями, как «волевое воздействие», «средство давления»; слово «принудить» трактуется как «заставить сделать что-либо» [6, с. 709].
Следует отметить, что в литературе принуждение рассматривается с разных точек зрения. Социальная значимость принуждения лежит в основе дефиниций «государственное принуждение» и «правовое принуждение», она обусловлена обязательностью его существования в любом социуме в качестве необходимого элемента социальной организации. Необходимость в принуждении появляется там и тогда, где и когда проявляется противоречие в волевых установках и желаемых результатах деятельности определенных лиц (социальных групп). Как верно отмечает А.Н. Жеребцов, в социальном аспекте принуждение следует рассматривать в качестве метода воздействия, который обеспечивает совершение людьми действий вопреки их воле, в интересах принуждающего [7, с. 256].
При анализе социального принуждения как абстрактной модели безотносительно к нормам поведения, принятым в обществе (например, нормам этики и морали), в качестве его элементов можно выделить следующие: сущностью социального принуждения является преодоление воли человека посредством совершения системы действий (поступков); определяющим моментом принуждения выступает его цель - вынудить человека совершить
какие-либо действия или отказаться от их совершения, при этом цель принуждения может быть как положительной по отношению к общественным правилам, так и отрицательной (нарушать те или иные правила общественного поведения); стороны воздействия - лицо (лица - группа лиц), осуществляющее (осуществляющие) принуждение, и лицо (лица), подвергающееся (подвергающиеся) принуждению.
Государственное принуждение выступает частным случаем социального принуждения, применение которого сопряжено с императивным установлением надлежащей модели поведения лица (группы лиц). В теории права отмечается, что принуждение предполагает подавление воли субъекта, выступает закономерным следствием реализации властных отношений: «признаками принуждения являются отрицание воли подвластного, выдвижение (установление) обязательных требований к нему, непредоставление ему свободы выбора, установление санкций за несоблюдение правил поведения» [8, с. 201]. Последнее суждение, на наш взгляд, не в полной мере отражает специфику государственного принуждения, которое в связи с участием государства приобретает особые признаки.
Принципиальным в этом случае является участие государства в качестве воздействующего субъекта. Следует подчеркнуть, что государственное принуждение появляется лишь с момента организации социума в государство. Причиной вступления государства в отношение с субъектом является необходимость защиты и обеспечения интересов государственной власти - как в области эффективности деятельности различных государственных институтов, так и в сфере защиты социально ориентированных прав и интересов личности и объединений людей. Сущность воздействия остается прежней, однако ввиду участия государства как принуждающего субъекта, преследующего при этом общественно значимые цели, система действий (принуждение) приобретает «классический» признак принуждения -его обеспеченность силой, возможностью применения тех или иных средств для преодоления сопротивления субъекта, в отношении которого реализуется принуж-
дение: «сущность государственного принуждения состоит в игнорировании, а часто и в подавлении воли лица, к которому оно применяется» [9, с. 10]. Соответственно, принуждение необходимо в конструкции юридической ответственности. Само понятие «ответственность» подразумевает применение к правонарушителю принудительных мер в качестве санкции за противоправное поведение.
Рассматриваемая конструкция носит теоретический характер. Для практического наполнения ее содержания необходимо уточнить, что принуждение как система действий реализуется определенными субъектами, выступающими от имени государства, прежде всего специально созданными государственными структурами. В частности, функции принуждения в значительной мере возлагаются на правоохранительные органы; кроме того, полномочия по реализации принуждения могут быть возложены на представителей государственных органов и негосударственных организаций, в том числе в области уголовного судопроизводства. Например, в случае избрания предусмотренной ст. 104 УПК РФ меры пресечения - наблюдение командования воинской части - ее применение (то есть реализацию мер, предусмотренных уставами Вооруженных Сил Российской Федерации) фактически осуществляет командир воинской части (подразделения), в которой подозреваемый (обвиняемый) проходит воинскую службу или находится на военных сборах.
Далее, любая государственная деятельность имеет правовую форму. В большей степени это относится к принуждению, в процессе которого подавление воли лица происходит путем вторжения в сферу его прав и интересов, установленных законом, и одновременно эти права и законные интересы являются объектом охраны со стороны государства. Соответственно, основания принуждения, порядок применения и возможные механизмы обеспечения его реализации должны быть закреплены в законе.
Заметим, что последнее суждение послужило основой для выдвижения тезиса о существовании правового принуждения, отличного от государственного [7, с. 256; 9, с. 7-8; 10, с. 10]. Сторонники приведенной
точки зрения отделяют правовую составляющую принуждения, рассматривая государственное принуждение как проявление активной роли государства в общественной жизни. Думается, данный подход закономерен в случае, когда государственное принуждение рассматривается как метод управления обществом в «глобальном» его понимании, и правовое регулирование такого управления выступает в качестве одного из возможных к применению, видоизменяемых в случае необходимости инструментов государственной власти. Однако в приведенной выше трактовке принуждения как системы целенаправленных действий государства выделение «правового» принуждения в качестве самостоятельного вида вряд ли возможно и целесообразно. Государственное принуждение как форма реализации государственной власти невозможно без правовой составляющей, равно как система правовых норм является порождением государства и обеспечивается аппаратом государства.
Однако нельзя согласиться и с суждением о том, что «...в настоящее время приходится говорить о самостоятельном существовании принудительной деятельности государственных органов в отрыве от права, о деятельности государства, основанной не на праве, а на чем-то другом» [10, с. 10]. Вне правовой сферы деятельность государства невозможна, поэтому применение принуждения, не предусмотренного правом, властными субъектами от имени государства является произволом и нарушением правовых предписаний, которое допускает не государство, а конкретное должностное лицо.
Таким образом, государственное принуждение - это всегда принуждение правовое в том смысле, что оно неразрывно связано с правом и не может существовать вне права: принуждение закреплено в законе, регламентировано законом и обеспечено указанными в законе средствами. В таком контексте теряет смысл предложенное А.Н. Жеребцовым двоякое понимание правового принуждения - как принуждения, осуществляемого посредством права, и как принуждения, осуществляемого на основе права [7, с. 256].
Подводя итог данной части исследования, следует подчеркнуть установлен-
ную еще С.Н. Кожевниковым неразрывную связь и единство государственного и правового принуждения [12, с. 48], которые также ставят под сомнение необходимость выделения правового принуждения в качестве самостоятельной теоретической дефиниции. Государственное принуждение можно определить как разновидность социального принуждения, которая представляет собой осуществляемую на правовой основе деятельность специально уполномоченных государством субъектов по преодолению воли человека и понуждению его к совершению определенных действий (отказу от совершения определенных действий), направленную на защиту социально ориентированных прав и интересов личности и объединений людей, а также обеспечение эффективности деятельности государственных институтов.
Правовая составляющая принуждения легла в основу общепринятого деления государственного принуждения на виды в зависимости от предмета правового регулирования и, как следствие, отраслевой принадлежности регулирующих его норм: «"Отраслевые виды принуждения" представляют собой обусловленные спецификой предмета и метода правового регулирования отрасли права и закрепленные в ней меры государственного (государственно-правового) принуждения» [7, с. 256]. Наиболее часто принуждение применяется в областях правоотношений, в которых одной из сторон выступает государство. Уголовно-процессуальное принуждение является отраслевым и, как разновидность государственного принуждения, обладает его признаками, которые приобретают в сфере уголовного судопроизводства собственные характерные особенности.
Прежде всего следует выделить направленность уголовно-процессуального принуждения на достижение целей и решение задач уголовного судопроизводства. Объем настоящей статьи не позволяет подробно проанализировать дискуссию о соотношении назначения (ст. 6 УПК РФ), целей и задач уголовного судопроизводства, поэтому надлежит остановиться на тезисе о том, что в уголовном судопроизводстве принуждение необходимо, в первую очередь для того, чтобы обеспечить защиту прав и законных интересов личности и ор-
ганизаций, осуществить уголовное преследование лица, совершившего преступление, создать условия для беспрепятственного движения уголовного дела, а также пресечь и предупредить преступления и другие правонарушения. В связи с этим необходимо использование принудительных средств, находящихся за рамками материально-правового регулирования.
Соответственно, закономерность появления мер процессуального принуждения может быть обоснована как с точки зрения превентивного воздействия на лицо, совершившее преступление, так и с позиций обеспечения надлежащего порядка процессуальной деятельности. С помощью принуждения может быть подавлено антисоциальное поведение, обеспечено доминирование воли властвующего субъекта, восстановлена социальная справедливость [13, с. 24]. Например, мера юридической ответственности предусмотрена ст. 118 УПК РФ, устанавливающей санкции за нарушение участниками порядка уголовного судо производства, а также за нарушение меры пресечения - залога; обязательство о явке (ст. 112 УПК РФ) призвано обеспечить явку подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего или свидетеля к дознавателю, следователю или в суд; при производстве обыска в любом случае подлежат изъятию предметы и документы, запрещенные в гражданском обороте (ч. 9 ст. 182 УПК РФ), - данное действие пресекает совершение преступлений и иных правонарушений, связанных с незаконным хранением таких предметов и документов, и т.д. Наряду с указанным, следует выделить и предупредительную (превентивную) функцию принуждения, которая реализуется, в частности, путем избрания в отношении подозреваемого или обвиняемого меры пресечения на основании предположения о том, что он может скрыться от органов предварительного расследования или суда.
Необходимо подчеркнуть, что применяемые принудительные средства ввиду важности решаемых уголовным судопроизводством задач могут носить серьезный характер, вплоть до вторжения в сферу конституционных прав и свобод человека и гражданина.
Уголовно-процессуальное принуждение как воздействие на субъектов пре-
творяется в жизнь в форме конкретных действий и решений, так или иначе затрагивающих права и законные интересы тех лиц (физических и юридических), в отношении которых оно применяется. В литературе принято считать, что в зависимости от сферы интересов лица, в отношении которого применяется принуждение, и от того, какие права и законные интересы при этом затрагиваются, такое воздействие может быть психологическим (угроза применения санкций, наступления негативных последствий для субъекта), физическим (ограничение личной свободы) или имущественным [14, с. 8-10]. В частности, в соответствии с ч. 1 ст. 188 УПК РФ при вызове на допрос свидетеля или потерпевшего в повестке указываются последствия его неявки без уважительных причин, и угроза применения в данном случае принудительного привода (ст. 113 УПК РФ) обязывает указанных участников выполнить требование должностного лица о явке. При избрании в отношении подозреваемого (обвиняемого) такой меры пресечения, как заключение под стражу (ст. 108 УПК РФ), безусловно, ущемляются неприкосновенность личности, свобода ее передвижения и ряд других прав, при этом для реализации данной меры применяется физическое воздействие. Предусмотренная ст. 115 УПК РФ иная мера уголовно-процессуального принуждения - наложение ареста на имущество - ограничивает право собственности.
С учетом публичного характера уголовно-процессуального принуждения немаловажным представляется вопрос о его участниках. Правом применения принудительных мер обладают уполномоченные государством участники уголовного судопроизводства, ведущие уголовный процесс.
Здесь интересна теория принуждения в отношении этих субъектов - принуждение как воздействие со стороны государственных органов и должностных лиц, осуществляющих контроль и надзор. Такими (надзорными и контрольными) полномочиями обладают прокурор (ст. 37 УПК РФ), руководитель следственного органа (ч. 1 ст. 39 УПК РФ), начальник подразделения дознания (ч. 1 ст. 40.1 УПК РФ), начальник органа дознания (ч. 1 ст. 40.2 УПК РФ). Однако приведенное на-
правление деятельности должностных лиц обусловлено реализацией присущих им в силу должностного и профессионального интереса организационно-распорядительных функций; несмотря на регламентацию в уголовно-процессуальном законе, оно в большей мере относится к надзорной и управленческой деятельности и нуждается в самостоятельной проработке.
Также следует выделить проблему, связанную с субъектами, к которым может применяться уголовно-процессуальное принуждение. Так, в законодательстве прямо указано на возможность использования принудительного воздействия в отношении лиц, которые не только не являются подозреваемыми (обвиняемыми), но и вообще могут не быть участниками уголовного судопроизводства. Например, ч. 3 ст. 115 УПК РФ позволяет наложить арест на имущество, которое находится у «других лиц», не являющихся подозреваемыми, обвиняемыми или лицами, несущими по закону материальную ответственность за их действия; ч. 2 ст. 184 УПК РФ дает возможность следователю (дознавателю) произвести личный обыск лица, находящегося в помещении или ином месте, в котором проводится обыск, и т.д. Для более подробного освещения данного вопроса следует обратиться к анализу системы принуждения в уголовном процессе.
В первую очередь необходимо отметить, что речь идет не о мерах уголовно-процессуального принуждения, предусмотренных главами 12-14 УПК РФ, а о принуждении как таковом. В научной литературе предлагается двоякое понимание уголовно-процессуального принуждения - в широком и узком смысле: в узком смысле - это меры уголовно-процессуального принуждения (задержание лица по подозрению в совершении преступления, меры пресечения и иные меры уголовно-процессуального принуждения), в широком - принуждение необходимо делить на виды [15, с. 26]. Соглашаясь с данным подходом в целом, следует отметить допущенную авторами терминологическую неточность: слово «мера» в одном из своих значений тождественно слову «пропорция», а в другом - слову «средство», что отражает в рассматриваемом контексте (в отношении «узкого» понимания при-
нуждения), во-первых, наличие согласованной системы определенных действий, в которую включены разные по степени воздействия средства принуждения. Во-вторых, возлагаемые на лицо правоогра-ничения должны отвечать критерию пропорциональности, соответствовать виду пресекаемого или предупреждаемого нарушения и его тяжести. Таким образом, в предлагаемой выше градации «узкое» понимание принуждения является частным случаем, разновидностью принуждения в широком смысле. На наш взгляд, О.И. Цо-коловой и Е.С. Кузьменко точно определена современная позиция относительно принуждения в уголовном процессе: «Уголовный процесс при всех стремлениях свести ограничения прав и свобод участников процесса к минимуму без принуждения невозможен, и принуждение проявляется не только в соответствующих мерах, предусмотренных гл. 12-14 УПК РФ. Без принуждения невозможен целый ряд следственных (например, обыск), а также процессуальных (например, привлечение в качестве обвиняемого) действий» [16, с. 3].
В теории уголовно-процессуального принуждения еще с 50-х годов ХХ века предлагаются различные классификации способов принудительного воздействия (по применявшейся на тот момент терминологии - мер уголовно-процессуального принуждения), в научной литературе проведен их доскональный анализ. Не вдаваясь в подробности различных воззрений на данный вопрос, в контексте темы настоящей работы на основе рассмотренного выше целеполагания принуждения в уголовном судопроизводстве представляется актуальной классификация, вытекающая из предложенной В.А. Михайловым:
1) принуждение, направленное на предупреждение и пресечение противоправной (в том числе преступной) деятельности. К нему можно отнести меры принуждения - задержание лица по подозрению в совершении преступления, меры пресечения и отдельные меры принуждения, включенные в группу «иных» мер уголовно-процессуального принуждения (глава 14 УПК РФ), - временное отстранение от должности (ст. 114 УПК РФ); такие действия, как запрет на разглашение данных предварительного расследования
(ст. 161 УПК РФ), и некоторые другие -в зависимости от конкретной следственной ситуации (например, уже упомянутый выше личный обыск - ст. 184 УПК РФ -может быть произведен в случае, когда есть основания полагать, что у лица, находящегося в месте производства обыска, при себе имеются изъятые из оборота предметы);
2) принуждение, направленное на обеспечение доказательственной деятельности властных субъектов, ведущих уголовный процесс, включает, в частности, возможность принудительного проникновения в жилище или иное помещение для производства следственных действий (ст.ст. 176, 182, 183 и др. УПК РФ), принудительное помещение в медицинский стационар для производства судебно-медицинской или психиатрической экспертизы (ст. 203 УПК РФ) и др.;
3) принуждение, носящее обеспечительный характер [17, с. 6-7].
В последней группе в зависимости от направленности обеспечительной деятельности можно выделить меры воздействия, обеспечивающие участие в уголовном процессе обвиняемого и других лиц (в частности, ст.ст. 112-113 УПК РФ); направленные на обеспечение возмещения вреда, причиненного преступлением (в частности, ст.ст. 115-116, 160.1 УПК РФ); обеспечивающие надлежащий порядок производства процессуальных действий (ст.ст. 118, 257258 УПК РФ).
Уголовно-процессуальное принуждение как разновидность государственного воздействия, направленного на преодоление воли обязанного субъекта, неизбежно обусловлено возможным наступлением для обязанного лица негативных последствий. Точной представляется предложенная А.В. Гриненко категория «перспективной юридической ответственности», наступающей в случае невыполнения лицом предусмотренных уголовно-процессуальным законом требований уполномоченного субъекта, ведущего уголовный процесс. При этом вряд ли можно согласиться с утверждением о том, что указание на «перспективную юридическую ответственность» прямо или косвенно содержится в уголовно-процессуальных правоположе-ниях [18, с. 147]. Еще З.Ф. Коврига подчер-
кивала, что специфика ответственности, наступающей за нарушение уголовно-процессуальных норм, в том числе регламентирующих порядок применения мер процессуального принуждения, состоит в том, что они могут быть обеспечены санкциями не только уголовно-процессуального, но и иных отраслей права (уголовного, административного и др.) [19, с. 97-101]. Так, в случае дачи потерпевшим или свидетелем заведомо ложных показаний, а также отказа от дачи показаний данные участники могут быть привлечены к уголовной ответственности (ст.ст. 307-308 УК РФ).
Однако основной проблемой являются недостатки в правовой регламентации принудительных уголовно-процессуальных средств, в том числе пробелы в установлении нормативно регламентированных последствий невыполнения участниками уголовно-процессуальной деятельности своих обязанностей. Как следствие, аппарат принуждения «пробуксовывает», а отдельные меры принуждения в силу зависимости от воли обязанного лица вообще приобретают частноправовые признаки. Подобная «свобода» в использовании механизма реализации уголовно-процессуального принуждения так или иначе присутствует во всех отмеченных выше разновидностях принуждения.
В частности, конструктивные недостатки нормативной регламентации порядка избрания меры пресечения прослеживаются в ст.ст. 102-105 УПК РФ. Из контекста норм, регламентирующих такие меры пресечения, как личное поручительство (ст. 103 УПК РФ) и присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым (ст. 105 УПК РФ), следует, что для применения указанных мер пресечения обязательно согласие лиц, берущих на себя обязанности по надзору за надлежащим поведением подозреваемого (обвиняемого). В процессе расследования уголовных дел в отношении несовершеннолетних имеют место случаи отказа родителей от дачи письменного обязательства о присмотре за несовершеннолетним; личное поручительство стало редким явлением, в том числе ввиду нежелания поручителей брать на себя ответственность за правомерность поведения подозреваемого (обвиняемого).
Одна из наиболее часто применяемых мер пресечения - подписка о невыезде и надлежащем поведении (ст. 102 УПК РФ) фактически «отдана на откуп» подозреваемому (обвиняемому). Например, по уголовному делу, возбужденному по признакам преступления, предусмотренного пп. «б» и «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ (кража, совершенная с проникновением в жилище с причинением значительного ущерба потерпевшему), был задержан гражданин Н., в отношении которого следователь вынес постановление об избрании меры пресечения - подписки о невыезде и надлежащем поведении. Однако в процессе ознакомления с постановлением об избрании меры пресечения Н. в присутствии защитника после подписи в постановлении написал, что с мерой пресечения не согласен, и отказался составлять подписку. Следователь зафиксировал это, составив протокол, и направил в суд ходатайство об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу. По итогам рассмотрения ходатайства суд отказал в его удовлетворении, указав, что в отношении Н. возможно применить иную, более мягкую, чем заключение под стражу, меру пресечения. По истечении срока задержания Н. был освобожден из-под стражи. В дальнейшем Н. не явился по вызову следователя для участия в следственном действии (предъявление для опознания), а после задержания и доставления к следователю обжаловал действия последнего, указав, что его задержание и доставление незаконны, так как по данному уголовному делу у него нет никакого процессуального статуса*.
Аналогичная ситуация сложилась и относительно диспозиции ст. 104 УПК РФ, устанавливающей, что избрание в качестве меры пресечения наблюдения командования воинской части допускается только с согласия подозреваемого, обвиняемого (ч. 2 ст. 104 УПК РФ).
Таким образом, следователь (дознаватель) фактически может избрать одну из «оставшихся» мер пресечения - запрет определенных действий, залог, домашний арест или заключение под стражу
* Уголовное дело N 2022/773****, находится
в производстве УМВД России по г. Тюмени.
(ст.ст. 105-108 УПК РФ), причем все они ущемляют конституционные права и свободы человека и гражданина.
Остается актуальным вопрос о принуждении в рамках доказательственной деятельности, в частности о том, возможно ли производство следственных действий против воли участников процессуальной деятельности. Позиции ученых-процессуалистов по данному вопросу принципиально различаются. Например, В.А. Семенцов указывает, что «...принудительный характер свойственен всем следственным действиям, но в разной степени» [20, с. 56], а в работах других ученых обосновывается отсутствие принуждения в ряде следственных действий (допрос, очная ставка и некоторые другие) [21, с. 142-144].
Поддерживая позицию ряда авторов относительно принуждения как неотъемлемого элемента следственных действий, заметим, что процессуальная регламентация порядка отдельных следственных действий дает их участникам возможность противодействовать деятельности следователя (дознавателя). Неоднозначным является вопрос применения насилия при производстве освидетельствования (ст. 179 УПК РФ) в случае возражения осматриваемого лица; по мнению ряда процессуалистов, положениям ч. 4 ст. 164 УПК РФ противоречит предусмотренное ст. 202 УПК РФ получение образцов для сравнительного исследования (в частности, образцов почерка, образцов биологического происхождения и некоторых других).
Несмотря на ряд научных изысканий, теоретическая дискуссия так и не завершена, уголовно-процессуальное законодательство остается в неизменном состоянии. На практике это ведет к неоднозначному толкованию уголовно-процессуального закона и различиям в реализации его положений. Более того, рассматриваемый недостаток приобретает системный характер - все чаще возникают ситуации отказа участников уголовного процесса от участия в следственных действиях, злоупотребления своими правами. Например, неясны последствия отказа подозреваемого (обвиняемого) от участия в предъявлении для опознания; не урегулирован вопрос о совершении опознаваемым действий, ставящих под сомнение доказательственное
значение опознания. При назначении судебно-медицинской экспертизы не установлена ответственность за неявку к эксперту лица, в отношении которого вынесено постановление о назначении судебной экспертизы.
В качестве основных причин отмеченных проблем, безусловно, можно назвать дефекты уголовно-процессуального законодательства, не устанавливающего четко обязанность участников уголовно-процессуальной деятельности выполнять требования должностного лица, ведущего уголовный процесс, а также фактическое отсутствие санкций за уголовно-процессуальные нарушения. Соответственно, теряется обеспеченность уголовно-процессуального принуждения нормативной базой и, как следствие, сама возможность использования в отношении участника процессуальной деятельности принудительных средств.
Подводя итог, можно сформулировать следующие выводы:
1. Соотношение убеждения и принуждения определяет политику государства в регулируемой сфере деятельности и эффективность ее практической реализации.
2. Государственное принуждение -это разновидность социального принуждения, оно представляет собой осуществляемую на правовой основе деятельность специально уполномоченных государством субъектов по преодолению воли человека и понуждению его к совершению определенных действий (отказу от совершения определенных действий), направленную на защиту социально ориентированных прав и интересов личности и объединений людей, а также обеспечение эффективности деятельности государственных институтов.
3. Уголовно-процессуальное принуждение как отраслевая разновидность государственного принуждения имеет характерные особенности - выраженный публичный характер и направленность на достижение целей и решение задач уголовного процесса; применение уполномоченными властными субъектами в отношении участников уголовно-процессуальной деятельности; жесткая регламентация законом оснований, порядка и условий применения; обеспеченность силой государства.
4. Недостаточность государственного обеспечения уголовно-процессуального принудительного воздействия ведет к недостижению целей уголовного судопроизводства. В числе основных проблем в этом отношении можно назвать либеральный характер отдельных нормативных предпи-
саний, позволяющий участникам уголовно-процессуальной деятельности уклоняться от участия в процессуальных действиях, а также приобретающее системные признаки отсутствие санкционного механизма за нарушение норм уголовно-процессуального законодательства.
Список источников
1. Алексеев С.С. Теория права. Москва: БЕК, 1995. 320 с.
2. Чукин С.Г., Сальников В.П., Балахонский В.В. Философия права: учебник. Москва: ИМЦ ГУК МВД России, 2002. 233 с.
3. Ледяев В.Г. Власть: концептуальный анализ. Москва: Российская политическая энциклопедия (РОС-СПЭН), 2001. 384 с.
4. Морозова Л.А. Теория государства и права: учебник. 5-е изд., перераб. и доп. Москва: Норма: ИНФРА-М, 2014. 464 с.
5. Поляков А.В. Общая теория права: феноменолого-коммуникативный подход: курс лекций. Санкт-Петербург: Юрид. центр Пресс, 2003. 843 с.
6. Ожегов С.И. Словарь русского языка. Москва: Мир образования, 2008. 736 с.
7. Жеребцов А.Н. Административно-правовая обязанность в охранительном правоотношении правового принуждения, не связанного с осуществлением юридической ответственности // Общество и право. 2012. N 4. С. 255-262.
8. Сырых В.М. Теория государства и права: учебник. Москва: Юстицинформ, 2006. 704 с.
9. Серегина В.В. Государственное принуждение по советскому праву. Воронеж, 1991. 117 с.
10. Майоров В.И., Коркин А.В. Административное принуждение: понятие, место и формы выражения // Правопорядок: история, теория, практика. 2016. N 4. С. 8-20.
11. Бахрах Д.Н. Принуждение и ответственность по административному праву: учеб. пособие. Екатеринбург, 1999. 144 с.
12. Кожевников С.Н. Государственное принуждение: особенности и содержание // Советское государство и право. 1978. N 5. С. 47-53.
13. Иванова С.А. Принцип социальной справедливости в правоприменительной деятельности (теоретические аспекты реализации) // Государство и право. 2006. N 1. С. 19-26.
14. Бахрах Д.Н. Административная ответственность: учеб. пособие. Москва: Юриспруденция, 1999.
110 с.
15. Меры уголовно-процессуального принуждения на досудебных стадиях: учеб. пособие для студентов вузов, обучающихся по направлению «Юриспруденция» / А.В. Травников, А.В. Лаков, Э.К. Кутуев, В.С. Латы-пов. Москва: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2020. 159 с.
16. Цоколова О.И., Кузьменко Е.С. Принуждение в уголовном процессе: современные проблемы и тенденции (о результатах международной научно-практической конференции) // Проблемы предварительного следствия и дознания: сб. науч. тр. по материалам междунар. науч.-практ. конф., г. Москва, 5-6 декабря 2019 г. Москва: ВНИИ МВД России, 2020. Т. 29. С. 3-5.
17. Михайлов В.А. Уголовно-процессуальные меры пресечения в судопроизводстве Российской Федерации. Москва: Центр информ. технологий ИЗП, 1997. 643 с.
18. Гриненко А.В. О соотношении понятий «убеждение», «принуждение» и «ответственность» в уголовном судопроизводстве: размышления о книге Зои Филипповны Ковриги «Уголовно-процессуальное принуждение» (Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1975. - 175 с.) // Судебная власть и уголовный процесс. 2016. N 2. С. 143-148.
19. Коврига З.Ф. Уголовно-процессуальное принуждение. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1975. 175 с.
20. Семенцов В.А. Ограниченный характер принуждения при производстве следственных действий в досудебных стадиях уголовного судопроизводства // Проблемы предварительного следствия и дознания: сб. науч. тр. по материалам междунар. науч.-практ. конф., г. Москва, 5-6 декабря 2019 г. Москва: ВНИИ МВД России, 2020. Т. 29. С. 53-61.
21. Быков В.М., Ткачева Н.В. Принуждение при производстве следственных действий // Право и политика. 2005. N 5. С. 136-145.
References
1. Alekseev S.S. Theory of law. Moscow, BEK Publ., 1995. 320 p. (In Russ.).
2. Chukin S.G., Sal'nikov V.P., Balahonskiy V.V. Philosophy of law. Moscow, 2002. 233 p. (In Russ.).
3. Ledyaev V.G. Power: a conceptual analysis. Moscow, Russian Political Encyclopedia (ROSSPEN) Publ., 2001. 384 p. (In Russ.).
4. Morozova L.A. Theory of state and law. Moscow, Norma: INFRA-M Publ., 2014. 464 p. (In Russ.).
5. Polyakov A.V. General theory of law: phenomenological-communicative approach. St. Petersburg, Yuridicheskiy tsentr Press Publ., 2003. 843 p. (In Russ.).
6. Ozhegov S.I. Dictionary of the Russian language. Moscow, Mir obrazovaniya Publ., 2008. 736 p. (In Russ.).
7. Zherebtsov A.N. Administrative legal obligation in the protective legal relationship of legal coercion not related to the implementation of legal liability. Society and Law, 2012, no. 4, pp. 255-262. (In Russ.).
8. Syrykh V.M. Theory of state and law. Moscow, Yustitsinform Publ., 2006. 704 p. (In Russ.).
9. Seregina V.V. State coercion under Soviet law. Voronezh, 1991. 117 p. (In Russ.).
10. Mayorov V.I., Korkin A.V. Administrative coercion: concept, place and forms of expression. Law and order: history, theory, practice, 2016, no. 4, pp. 8-20. (In Russ.).
11. Bakhrakh D.N. Coercion and liability in administrative law. Ekaterinburg, 1999. 144 p. (In Russ.).
12. Kozhevnikov S.N. State coercion: features and content. Soviet State and Law, 1978, no. 5, pp. 47-53. (In Russ.).
13. Ivanova S.A. The principle of social justice in law enforcement activities (theoretical aspects of implementation). State and Law, 2006, no. 1, pp. 19-26. (In Russ.).
14. Bakhrakh D.N. Administrative responsibility. Moscow, Yurisprudentsiya Publ., 1999. 110 p. (In Russ.).
15. Travnikov A.V., Lakov A.V., Kutuev E.K., Latypov V.S. Measures of criminal procedural coercion at the pretrial stages. Moscow, YuNITI-DANA: Zakon i parvo Publ., 2020. 159 p. (In Russ.).
16. Tsokolova O.I., Kuz'menko E.S. Coercion in criminal proceedings: modern problems and trends (on the results of the international scientific and practical conference). Problems of preliminary investigation and inquiry. Moscow, All-Russian Research Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2020. Vol. 29. Pp. 3-5. (In Russ.).
17. Mikhailov V.A. Criminal procedural measures of restraint in legal proceedings of the Russian Federation. Moscow, 1997. 643 p. (In Russ.).
18. Grinenko A.V. On the relationship between the concepts of "persuasion," "coercion," and "responsibility" in criminal proceedings: reflections on Zoya Filippovna Kovriga's book "Criminal Procedural Coercion" (Voronezh: Voronezh State University Publishing House, 1975. - 175 p.). Judicial Power and criminal process, 2016, no. 2, pp. 143-148. (In Russ.).
19. Kovriga Z.F. Criminal procedural coercion. Voronezh, Voronezh State University Publishing House, 1975. 175 p. (In Russ.).
20. Sementsov V.A. Limited nature of coercion during investigative actions in the pre-trial stages of criminal proceedings. Problems of preliminary investigation and inquiry. Moscow, All-Russian Scientific Research Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2020. Vol. 29. Pp. 53-61. (In Russ.).
21. Bykov V.M., Tkacheva N.V. Coercion during investigative actions. Law and Politics, 2005, no. 5, pp. 136-145. (In Russ.).
