CC BY
36Выпуск 41(57)
июнь 2016 г.
нащенной тяжелой механизированной бригады (около 4200 человек) в этом регионе.
Такие шаги, сопровождаемые враждебной риторикой, ведут к росту военной напряженности и чреваты серьезными осложнениями в сфере европейской безопасности. К тому же возникают вопросы в отношении приверженности альянса обязательству о неразмещении существенных боевых сил на территории его новых государств-членов, зафиксированному в Основополагающем акте 1997 г. Интересно, просчитывали ли в НАТО, каким образом вышеназванные шаги повлияют на перспективы восстановления контроля
над обычными вооружениями в Европе? Весьма сомнительно, что это влияние окажется позитивным. Ясно одно: в условиях нагнетания антироссийских настроений в Европе, ужесточения курса НАТО и наращивания альянсом военной активности поблизости от наших границ продуктивные переговоры по КОВЕ невозможны. О них можно будет говорить только в контексте восстановления адекватного уровня доверия, нормализации отношений с Российской Федерацией, в том числе в сфере военного сотрудничества по линии Россия - НАТО.
О СТРАТЕГИИ И ТАКТИКЕ В РОССИЙСКОЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ
Ключевые слова: стратегическое видение, военное вмешательство, интересы, геополитические противоречия, конфронтация
Общепризнано, что активная многовекторная и прагматичная внешняя политика России позволяет в определенной степени компенсировать на международной арене ее недостаточную экономическую мощь, в частности перед лицом Запада. Большая заслуга в этом принадлежит российской дипломатии - одной из самых квалифицированных в мире. Ее успехи на ряде направлений несомненны, а министр иностранных дел России С.В. Лавров пользуется заслуженным авторитетом как в России, так и за рубежом.
При всем этом российскую внешнюю политику нельзя назвать однозначно успешной. Достаточно вспомнить Украину, где Россия потерпела самое крупное геополитическое поражение за свою постсоветскую историю, хотя длительное время субсидировала экономику этой страны. Напротив, Соединенные Штаты, вложившие, по
Владимир Чернега,
Чрезвычайный и Полномочный Посланник,
ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН
признанию помощника государственного секретаря В. Нуланд, в «развитие украинской демократии» скромную для них сумму в 5 млрд долл., добились здесь своих стратегических целей, в частности, вбив клин между Россией и Украиной, между Россией и Европой.
Именно поражение на Украине наиболее ярко высветило главный недостаток российской внешней политики - дефицит стратегического ввде-ния. Автор этих строк в одной из своих статей уже высказывал убеждение, согласно которому украинского кризиса (по крайней мере, в его нынешней острой форме) можно было бы избежать, если бы при формировании внешнеполитического курса на этом направлении учитывались глубинные тенденции, проявившиеся в украинском обществе задолго до известных событий 20132014 гг. Игнорирование их привело к тому, что за определенными тактическими успехами (в частности, договоренностями по газу и по Черноморскому флоту) последовал стратегический провал российско-украинских отношений, не говоря уже
июнь 2016 г.
Выпуск 41(57)
о конфронтации с Западом1. Масштабы и глубина этой конфронтации, судя по всему, также оказались для российской власти неожиданными.
Подобное развитие событий противоречит важнейшим интересам России. Но вряд ли его можно остановить, сползая к принципу «око за око, зуб за зуб». Нынешние украинские власти под предлогом «цивилизационного выбора в пользу Европы» сознательно обрубают связи своей страны с Россией, не только политические и экономические, но также культурные и даже обыденные, между людьми. К сожалению, такие российские меры, как запрет на полеты в РФ для украинских компаний, пусть даже в ответ на соответствующий шаг Киева, или исключение в одностороннем порядке Украины из преференций в рамках зоны свободной торговли СНГ объективно подыгрывают этому курсу.
Российские власти, судя по всему, рассчитывают, что экономические трудности рано или поздно приведут к появлению в Киеве более прагматичного правительства. Может так и случится, но в стратегической перспективе судьба российско-украинских отношений предопределяется сейчас в детских садах, школах и университетах, где происходит интенсивная «промывка мозгов» в антироссийском духе. Противостоять этой политике можно только одним способом -делая все для сохранения и развития экономических, научных, культурных, семейных и межличностных связей. В соответствующей перестройке нуждается и российская пропаганда, которая должна сближать, а не отдалять наши народы.
Украинский пример, как показано ниже, не единственный. К сожалению, есть много оснований считать, что российская политика все еще не основывается на стратегическом упреждении. Она скорее является политикой реагирования, использования просчетов противников или конкурентов. Стоит подчеркнуть, что, например, на Среднем и Ближнем Востоке российские достижения во многом являются результатом колоссальных ошибок, допущенных Соединенными Штатами и их союзниками в Афганистане, Сирии, Ираке, Ливии. Здесь российский прагматизм, элементарный здравый смысл получили очевидное преимущество в столкновении с чрезмерно идеологизированной внешней политикой Запада.
1 Подробнее см.: Россия в глобальной политике, 2015. Июль-август. С. 138-150.
Вместе с тем российское военное вмешательство в Сирии все же поставило вопрос о соотношении стратегии и тактики. Успех тактического характера здесь несомненен. Прежде всего, Россия вынудила США и их союзников больше считаться с собой, она даже получила поддержку части западного общественного мнения, встревоженного угрозой воинствующего исламизма. Однако стратегического перелома в отношениях с Западом это не принесло, да и вряд ли могло принести.
Главная причина состоит в том, что влиятельные круги в Соединенных Штатах (за которыми следуют западноевропейские государства) из-за экономической и технологической слабости России считают ее угасающей державой, отступление которой с нынешних позиций в Сирии или на Юго-Востоке Украины - лишь вопрос времени. Кроме того, на почве нынешней конфронтации эти круги в какой-то мере отвлеклись от китайского фактора, который объективно может привести к пересмотру взгляда на важность отношений с Россией. В случае избрания президентом США Д. Трампа, который, судя по его заявлениям, считает, что главная угроза американским интересам в мире исходит от Китая, какие-то более значительные, чем сегодня, подвижки в них возможны. Пока, однако, это не более чем предположение, да и неординарность персонажа побуждает к осторожности.
Неясна также и стратегическая перспектива российского вмешательства как в самой Сирии, так и на уровне региона, напоминающих одновременно осиное гнездо и пороховую бочку. Во всяком случае, вопрос о своевременном выходе России из продолжающейся там войны по-прежнему остро стоит в повестке дня.
Главное, однако, что и за тактический успех России уже пришлось заплатить очень серьезную цену. Речь идет не только о человеческих и экономических потерях. Объективно она, не желая этого, вмешалась в религиозные и геополитические распри, имевшие место в регионе на протяжении веков. Один негативный результат этого уже налицо - совершенно ненужная и весьма опасная для российских интересов конфронтация с Турцией, постепенно приобретающая тотальный характер. С учетом заявляемых ранее обеими сторонами отношений «стратегического партнерства» нельзя не задуматься о том, была ли эта конфронтация неизбежной. Конечно, за упомянутыми отношениями скрывались серьезные геополитические противоречия, к примеру, на Южном Кав-
Выпуск 41(57)
июнь 2016 г.
казе, да и военную акцию России в Сирии Турция восприняла как посягательство на ее интересы и планы. Иными словами, «стратегическое партнерство» было довольно хрупким. Но именно это заставляет задаться вопросом, насколько продуманной была российская реакция на инцидент со сбитым российским самолетом.
Конечно, уничтожение самолета, повлекшее за собой подлое убийство российского летчика (а затем гибель еще одного российского военнослужащего) требовали безусловного осуждения. Этот враждебный акт не мог и не должен был остаться без последствий для турецкой стороны. В числе мер, принятых Россией, было, как известно, размещение на территории Сирии современных средств ПВО, что вынудило Турцию отказаться (по крайней мере, на какое-то время) от планов создания в этой стране так называемой «бесполетной зоны», которая могла быть стать плацдармом для наземного вмешательства.
В целом, однако, российская реакция кажется эмоциональной. Между тем, в международных отношениях, которые являются сферой повышенного цинизма, проявления эмоций допускаются лишь в случаях, когда они могут принести какой-то результат. Вряд ли можно считать таковым для России углубляющуюся конфронтацию с единственным государством НАТО, не только не поддержавшим антироссийские санкции, но и продолжавшим работать над совместными проектами стратегического характера (газопровод «Турецкий поток», строительство Росатомом АЭС в этой стране). Конфронтация, с одной стороны, побудила Турцию к более тесному сотрудничеству с США, НАТО и ЕС, хотя ранее турецкое руководство пыталось вести более самостоятельную политику по отношению к ним, что соответствовало интересам России. С другой стороны, Анкара активно пытается сейчас вредить России в Центральной Азии, на Кавказе, на Украине, в Крыму.
Разумеется, и следует это подчеркнуть еще раз, основную ответственность за сложившуюся ситуацию несет турецкое руководство. Однако усугублять ее - не в интересах обеих сторон. Напротив, возобновление сотрудничества, пусть даже не в прежней теплой атмосфере, соответствует их стратегическим потребностям. К счастью, появились робкие признаки того, что обе стороны начали задумываться над тем, как ослабить напряженность. Однако остановить раскрученный маховик конфронтации будет уже непросто.
Вопрос о соотношении стратегии и тактики встает также применительно к Балтийскому региону. В ответ на усиление здесь военного присутствия НАТО Россия объявила о развертывании на северо-западном направлении трех дивизий, она более активно обозначает свое собственное присутствие (в том числе и с помощью таких акций, как демонстративные облеты корабля и разведывательного самолета США). Основания для этих действий есть. НАТО, пользуясь фантомными страхами Польши, Литвы, Латвии, Эстонии, под надуманным предлогом «угрозы российского вторжения» пытается более прочно утвердиться в регионе, заодно подтянуть «атлантическую дисциплину» среди своих членов, добиться увеличения их военных расходов.
При всем этом, как признают и российские военные эксперты, развертываемые НАТО силы и средства пока еще реальной угрозы России не представляют. Реагируя на них столь масштабно и подчас вызывающе, она объективно подыгрывает и натовским стратегам, и тем кругам в Польше и государствах Балтии, которые еще с 90-х годов пытаются убедить другие европейские страны сплотиться перед лицом «российской угрозы» и требуют усиления и расширения НАТО. В связи с этим стоит обратить внимание на ситуацию в пока нейтральных Финляндии и Швеции, где (особенно в Швеции) преднамеренно нагнетается атмосфера страха перед «агрессивной Россией», с тем чтобы склонить общественное мнение в пользу присоединения этих стран к НАТО.
Проблема стратегического видения приобретает также большую актуальность в результате активно рекламируемого сейчас «поворота России на Восток», включающего в себя, с одной стороны, усиление интеграции в ЕАЭС, с другой стороны, геоэкономическое и геополитическое сближение с Китаем. К сожалению, рассмотреть более или менее подробно эту сложную и многогранную тему в рамках данной статьи не представляется возможным. Но один принципиальный аспект, связанный именно с предвидением, следует обозначить. Сама по себе активизация российской политики на восточном направлении не может вызывать особых вопросов. Существует ряд объективных и субъективных факторов, которые подталкивают к этому - от формирования в регионе АТР новых центров экономической мощи и, соответственно, появления там новых экономических перспектив до экономического и геополитического давления на Россию со стороны США и их со-
июнь 2016 г.
Выпуск 41(57)
юзников. Давно назрела и необходимость усилить развитие российского Дальнего Востока.
Однако российские власти придают указанному «повороту» чуть ли не экзистенциальное значение. Он должен не только позволить решить нынешние экономические трудности страны, преодолеть глобальное технологическое отставание от Запада, но и превратить ее в геополитический центр Евразии. Вкупе с естественными в нынешней ситуации антизападническими и антиевропейскими настроениями это привело даже к появлению установки на формирование в стране особого «евразийского мировоззрения» и, соответственно, особой «евразийской идентичности».
Даже если оставить в стороне нереалистичность попыток изменить таким образом вековые цивилизационные основы России, которая по культуре все-таки в основном принадлежит к Европе (это признается как европейскими, так и азиатскими странами), нельзя не задаться вопросом, как авторы этих планов представляют себе грядущее соотношение ролей на евразийском пространстве между РФ и Китаем. Стоит ли напоминать о разнице в численности их населения, об огромном преимуществе Китая в экономической мощи, которое к тому же не перестает увеличиваться, о быстром росте его военного могущества? ЕАЭС с совокупным ВВП в 2,5 трлн долл. при всей его полезности противовесом Китаю с ВВП в 14 трлн долл. быть не может. При этом Китай вряд ли способен стать в обозримом будущем существенным источником новых технологий для российской экономики, он сам пока не может обойтись без технологической подпитки с Запада. Конечно, определенную, может, даже значительную пользу от участия в китайских проектах, в частности в рамках «Экономического пояса шелкового пути», Россия должна получить, но это не решит ее основных экономических проблем. В то же время угроза ее васса-лизации Китаем просматривается все отчетливее.
В любом случае этот вопрос, как и многие другие, нуждается в тщательном неидеологизирован-ном анализе, основанном не на желаниях и эмоциях, а на реалиях. Результатом его должен быть стратегический прогноз, рассчитанный на достаточно длительную перспективу, а также предложения по выработке упреждающих стратегий.
Очевидно, что здесь не обойтись без тесного взаимодействия практики с наукой. В бюрократическом аппарате заложена объективная тенденция - «решать проблемы по мере их поступления», т.е. концентрироваться на сегодняшнем
дне. На прогнозирование ситуаций, которые могут появиться в будущем вследствие глубинных и пока еще малозаметных процессов в мировой экономике и политике, в обществах тех или иных стран, обычно не остается ни времени, ни ресурсов. Это особенно характерно для стран, где бюрократический аппарат является абсолютно доминирующей силой.
Конечно, установление эффективной связи между внешнеполитической практикой и научно-исследовательской сферой - задача сложная, уже только из-за различий в манере работать и даже излагать свои мысли ученых и практических работников. Автор, работавший и в науке, и на дипломатической службе, знает об этом не понаслышке. Вместе с тем в случае тесного взаимодействия между ними может появиться и другая опасность, когда профессиональные исследователи вместо научного анализа начинают предлагать разработки, направленные на обслуживание узкопрагматичной или идеологизированной позиции властей. Это, в частности, характерно для США, где профессора университетов становились даже государственными секретарями или помощниками президента по национальной безопасности. При этом, однако, они проводили в жизнь политику, основанную на узкопонимаемых национальных интересах и (или) откровенно идеологических установках.
Тем не менее связь практики с наукой является жизненной необходимостью, особенно когда речь идет о выработке внешнеполитической стратегии на длительную перспективу. Но, разумеется, такая установка несовместима с приниженной ролью науки, которая наблюдается сейчас в России, не говоря уже о неприятии властью естественных для научной среды альтернативных точек зрения, не вписывающихся в нынешний внешнеполитический «мейнстрим».
Возвращаясь в заключение к вопросу о соотношении стратегии и тактики, следует подчеркнуть, что для России с ее ограниченными возможностями в области экономических и человеческих ресурсов и при отсутствии союзников, достойных этого имени, предвидение и выработка выверенных упреждающих стратегий становится одним из условий выживания в качестве великой державы.
