CC BY
65
ФИЛОСОФИЯ, СОЦИОЛОГИЯ, КУЛЬТУРОЛОГИЯ
УДК 303.4
А. Ю. Внутских, Н. К. Оконская
О специфике социально-гуманитарных исследований периода «аномальной» науки: диалог исследовательских программ
Статья включает две части. В первой части анализируются некоторые особенности современной науки, которую авторы рассматривают как науку «аномальную» (по Т. Куну), науку кризисную. Показано, что многообразие подходов в современной гуманитаристике не является ценностью само по себе в том смысле, что оно не должно приводить к потере объективного характера научного исследования человека и общества и «методологическому хаосу» в социально-гуманитарных науках. По их убеждению, преодоление данного кризиса возможно только при органичном совмещении в практике исследовательской работы принципов двух различных, но дополняющих друг друга программ современных наук о человеке: натуралистической и культур-центристской. Авторы полагают, что выполнение данного методологического требования может стать важным критерием селекции гипотез и исследовательских подходов, призванной придать современной гуманитаристике большую научную определенность в будущем. Во второй части статьи предлагается анализ актуальных попыток такого совмещения исследовательских программ на примере материалов, опубликованных в двух российских научных журналах.
The article includes two parts. In first part the authors analyze some features of contemporary anomalous science (accordingly T. Kuhn), so called «science of crisis». Diversity of approaches in contemporary human sciences, methodological chaos and loss of objectivity are not values themselves. The authors suggest that negotiation of this crisis in human sciences is possible in case of organic complementation two different scientific research programs: naturalism and cultural centrism only. The authors believe that this methodological principle can become important criteria of hypothesis and research approaches selection in future. This selection can assign to human sciences more scientific certainty. In second part of the article the authors analyze some attempts of these research programs complementation, which were published as articles in two Russian scientific journals.
Ключевые слова: кризис науки, аномальная наука, научная революция, научная исследовательская программа, натурализм, культур-центризм.
Keywords: crisis, anomalous science, scientific revolution, scientific research program, naturalism, cultural centrism.
Один из основоположников современного науковедения, представитель постпозитивизма Томас Кун называл парадигмами общепризнанные научные достижения, которые дают научному сообществу модель для постановки проблем и их решения, направляя ход развития «нормальной науки» [1]. Однако Кун отмечал, что в ходе развития зрелой науки в рамках парадигмы постепенно происходит накопление «аномалий» («неудобных» для данной парадигмы фактов), которые игнорируются научным сообществом в период нормальной науки, но начинают рассматриваться всерьез в период кризиса науки старого типа. В силу действия социокультурных и психологических факторов наука становится «чувствительной к аномалиям». В итоге это приводит к крушению старой парадигмы и формированию новой - научной революции. При этом старая и новая парадигма «взаимно непроницаемы», никак не связаны друг с другом.
© Внутских А. Ю., Оконская Н. К., 2014 6
Сложно спорить с тем, что общепризнанный комплексный кризис современного общества имеет и аспект кризиса науки. Слово «кризис» греческого происхождения. Первое его значение - «разделение», «различение» одного от другого; второе значение - «суд». Показательно, что оба значения подразумевают селективную процедуру, процедуру «отбора» в отношении многообразия некоторых элементов. И по нашему мнению, современная наука действительно вступила в период, когда уже сформировалась «критическая масса» многообразия исследовательских подходов и конкретных гипотез, настоятельно требующего определенной селекции в интересах преодоления наступающего «методологического хаоса». Вопрос, однако, в том, какими должны быть критерии этой селекции.
Процесс формирования указанного многообразия получил отражение в концепции постструктурализма, для сторонников которой многообразие и толерантное к нему отношение являются высшей ценностью и главным методологическим принципом. Показательно, что не только философы, изначально придерживавшиеся вербализованных субъективистских и иррационалистических позиций пришли к этому результату. К такому же итогу в форме «методологического анархизма» П. Фейерабенда пришел и позитивизм, начинавший как претендующее на объективность сугубо сциентистское предприятие и остававшийся таковым вплоть до середины XX в. (в лице неопозитивизма). Первый звонок прозвучал, когда К. Поппер, исходя из постулированной им принципиальной гипотетичности любого знания (принципа фаллибилизма), попытался вообще элиминировать индукцию и верификацию из числа основных познавательных процедур, утверждая, что научное знание (в силу всегда ограниченного характера индукции) можно лишь фальсифицировать, но не подтвердить [2]. Далее Т. Кун вполне в попперовском ключе рассуждал об отсутствии преемственности между старой и новой парадигмами, смена которых не имеет объективных оснований, а имеет скорее основания психологические. И. Лакатос попытался модернизировать «наивный фальси-фикационизм» Поппера, отметив, что на практике ученые стремятся не опровергнуть, а как раз подтвердить свои теории, входящие в комплексы научно-исследовательских программ, состоящих не только из «жесткого ядра», но и «защитного пояса», стремящегося превратить опровержения программы в ее подтверждения. Однако по-прежнему негативистская интерпретация индукции, утверждение, что рост науки идет в попперовском «третьем мире», отсутствие четких объективных критериев отбора исследовательских программ [3] дали Куну основания причислить самого Лакатоса к иррационалистам [4].
В свою очередь, П. Фейерабенд довел логику позитивизма и постпозитивизма до постструктуралистского «финала». Он выдвинул принцип anything goes («все пойдет»), подразумевающий «упорство» в следовании принимаемой позиции, а также принцип «неограниченной пролиферации гипотез», заявив, что познание «представляет собой увеличивающийся океан взаимно несовместимых... альтернатив», в котором «исследовательские программы погибают не вследствие натиска аргументов, а потому что их защитники гибнут в борьбе за выживание» [5].
Возможно, Фейерабенд исходил из благих побуждений, привлекая внимание к многообразию научных гипотез и к достижениям вненаучных форм познания (например, к нетрадиционной медицине), он одновременно выступал против негативных и антигуманистических тенденций, которые определенно являются «маркерами» упомянутого кризисного состояния науки конца XX, а затем и начала XXI в. Так, по данным исследований науковедов, 5% современных ученых, причем ученых, наиболее «эффективных экономически», занимаются не производством знания, а производством «презентаций» для гранто-образующих организаций, а еще 15% относятся к маргиналам, не производящим практически никакой научно-технической продукции [6]. До 10% данных в такой «прорывной» отрасли, как биомедицинские науки, относятся экспертами к данным фальсифицированным (и, к сожалению, отнюдь не в смысле Поппера) [7]. Все эти факты говорят о необходимости критического отношения к претензиям конкретных теорий на исключительность и сугубую объективность.
Более того, и сама базовая установка научного подхода на объективность в современных условиях модифицируется. Как отмечает В. С. Степин, при формировании постнекласси-ческого типа научной рациональности включение субъекта в ткань познавательных процедур характерно даже для практики естественных наук [8]. Тем более сложной ситуация оказывается в сфере социально-гуманитарных наук, в качестве самостоятельных отраслей
формировавшихся главным образом в период господства неклассической и постнеклассиче-ской методологии. В этом случае непосредственно в объект познания входит сам познающий субъект, поэтому объективация здесь неполная и элиминация субъекта здесь недопустима. Объект изучается с ценностных позиций, поэтому объективность социального познания должна включать адекватное понимание мотивов и ценностей людей.
Однако все сказанное о пользе методологической толерантности, об «антидогматической прививке», которую необходимо сделать науке, по мнению сторонников постпозитивизма и постструктурализма (как и всех философских течений, восходящих к И. Канту, стремившегося, как известно, «подрезать корни всякого догматизма»), по нашему мнению, отнюдь не означает, что социально-гуманитарному познанию следует доходить до потери объекта и методологического хаоса [9]. Да, объективность современной науки, особенно науки социально-гуманитарной, - эта объективность гораздо более сложная, нежели объективность классического типа научной рациональности, «исключавшей» субъекта из процедуры познания. Однако это все-таки объективность. В противном случае упомянутая «антидогматическая прививка» окажется страшнее самой болезни, может привести к потере научности современной гуманитаристикой.
На наш взгляд, в адекватное понимание объективности в социально-гуманитарных науках может внести значительный вклад методологическое требование совмещения (по аналогии с боровскими принципами принципами дополнительности и соответствия) в исследовательской деятельности положений двух основных исследовательских программ современной гуманитаристики: «натуралистической» и «культур-центристской». Специфика этих программ состоит в следующем:
1. Натуралистическая программа утверждает, что социальный мир рационален и может быть уподоблен вещам.
2. Соответственно, ведущее методологическое средство здесь - объяснение социальных фактов как вещей, как тождественных, среднетипичных явлений посредством выявления закономерностей, имеющих общий характер.
В связи с кризисом методологии классической науки натуралистическая программа сама претерпела кризис на рубеже Х1Х-ХХ вв., когда культур-центристская программа, открыв новую онтологическую реальность - культуру, указала границы применимости натуралистического подхода; однако в последние десятилетия представители натуралистического подхода вновь существенно активизировались, в частности, в связи с открытиями в социобиологии и нейронауках.
1. Культур-центристская программа утверждает, что социальный мир как минимум не вполне рационален; она открывает культуру как логически первый объект наук о человеке и обществе, уподобляет социальный мир человеку, настаивает на включении в его научную характеристику ценностей субъекта.
2. Соответственно, ведущее методологическое средство здесь - понимание социальных фактов как нетождественных посредством выявления их уникальных смыслов.
Хотелось бы особо подчеркнуть принципиальную совместимость лучших достижений культур-центристской программы с программой натуралистической. На наш взгляд, выполнение этого методологического требования является необходимым, хотя, конечно, и не единственным критерием селекции, призванной внести в многообразие подходов социально-гуманитарных наук научную определенность. Действительно, адекватно понятое уникальное всегда можно рассматривать как ключ к среднетипичному, и если натуралистическая программа ориентирована на изучение взаимодействия частей «скелета» социальной системы, то культур-центристская - на изучение «мягких тканей» общества [10]. Разумеется, и то и другое важно. В случае игнорирования данного методологического требования совмещения мы и получаем многочисленные исследования, иллюстрирующие, как «одномерность» методологии мешает решению конкретных научных проблем у тех авторов, кто предпочел акцентировать внимание на принципиальной несовместимости парадигм по Куну, а не на конкуренции и взаимном дополнении исследовательских программ по Лакатосу (при учете ограниченностей и его методологии тоже). Однако, к счастью, из этого ряда есть и исключения.
***
Целью второй части данной статьи является выявление особенностей практического применения методологического принципа совместимости в отношении двух указанных программ в работе исследователей в области социально-гуманитарных наук на материале ряда статей, опубликованных в двух научных журналах: «Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология» и «Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Культура. История. Философия. Право» в 20132014 гг. Данные журналы выпускаются гуманитарным сообществом двух Пермских вузов, имеющих статус Национальных исследовательских университетов, однако география их авторов выходит далеко за пределы Пермского края и Приволжского федерального округа, включает другие регионы России, ряд стран ближнего и дальнего зарубежья. Это позволяет предположить, что картина публикаций в этих междисциплинарных журналах будет достаточно репрезентативной для оценки современной ситуации в социально-гуманитарных науках в целом.
Органично, не эклектически совмещать, казалось бы, несовместимое - задача очень непростая. Диалектическое удерживание противоположностей с учетом ведущей роли одной из отрицающих друг друга сторон сродни эквилибристике, и к этому талантливому действу не каждый автор оказывается способен. Подчеркнем особо - сказанное отнюдь не значит, что работа в рамках строго определенной исследовательской программы бесплодна. Однако фактом является и то обстоятельство, что в современной междисциплинарной и проблемно-ориентированной науке важнейшие «точки роста» связаны именно с «пограничьем» наук и исследовательских подходов.
Так, в выпуске первом «Вестника Пермского университета. Философия. Психология. Социология» показалась интересной статья Ю. С. Марковой, выполненная, на наш взгляд, в русле «понимающей социологии» - и, вместе с тем, с привлечением значительного эмпирического материала и математических методов. Автор исследует актуальную проблему формирования ценностей у современного студенчества и исходит из того, что именно ценности, выступая в качестве культурных регуляторов социальной жизни, определяют смысл, стратегию целенаправленной деятельности, внутренне мотивируют личность. По результатам исследования Ю. С. Маркова приходит к обоснованному выводу: несмотря на то, что нормативно-правовое сознание студенчества является достаточно размытым, в целом студенты сохраняют приверженность многим традиционно одобряемым обществом нормам. Вместе с тем ряд других традиционных норм морали пересматривается, демонстрируя тенденцию перехода от отношения порицания, неодобрения к снисходительности, оправданию и принятию... реализация студенческой молодежью своего потенциала направлена в большей степени на частную, приватную сторону жизни - семью и ближайшее социальное окружение, а также на удовлетворение потребностей в сфере труда. Одновременно это служит одной из причин слабой вовлеченности молодых людей в активистскую политическую деятельность и функционирование общественных организаций [11].
Из статей, опубликованных во втором выпуске журнала за текущий год, остановимся на работе волгоградского автора Ф. Н. Нагой, в которой изучаются современная эстетическая ситуация сосуществования классического и неклассического подходов к пониманию эстетического опыта. Для нас важно, что данные подходы фактически рассматриваются автором как в равной степени ценные и дополняющие друг друга. Так, Ф. Н. Нагой отмечает, что традиции этики труда прочно закрепили за игрой роль развлекательной, несерьезной деятельности, хотя в современной ситуации этот подход вряд ли применим, поскольку многие социально-экономические и социокультурные факторы все более стирают грань между работой и отдыхом на основе новой этики - этики игры. Однако не следует забывать о том, что это только одна из точек зрения. Действительно, если игру рассматривать как свободную творческую активность, главными характеристиками ее участников должна стать способность не рисковать, а мыслить творчески и неутилитарно. Важно преодолеть понимание игры как чего-то симулятивно-вторичного, вернув этому понятию в социальном контексте подзабытый смысл, который в него вкладывали ведущие мыслители прошлого. То есть рассматривать игру как творческую способность человека к самостоятельному конструированию некоей реальности. При этом принципиально важно не забывать о нравственных границах всякого подобного конструирования [12].
В третьем выпуске «Вестника Пермского университета» за 2014 г. привлекают внимание две статьи, фактически представляющие формат научной дискуссии, речь идет о работах В. Г. Горбачева и Ю. В. Лоскутова. Первый автор, на наш взгляд, исходит из культур-цент-ристской исследовательской программы, проводя критический анализ достижений советской социальной философии. По его мнению, советская философия не могла полностью обходить стороной тему человека. Но эта проблематика рассматривалась в рамках исторического материализма при осмыслении общих проблем общества и исторического процесса, на фоне массовидных процессов и явлений в обществе [13]. По его мнению, такой подход к познанию человека совершенно неприемлем.
Однако Ю. В. Лоскутов отмечает, что в действительности советская философия была значительно более многогранной, нежели тот ее образ, который рисует брянский исследователь. Пермский автор подчеркивает, что философия советского периода отнюдь не выпадает из общей логики развития отечественной философии. Обращаясь к многочисленным текстам советских философов (В. П. Тугаринова, Г. С. Батищева, З. М. Какабадзе, В. С. Степина и др.), он убедительно доказывает, что в советской философской мысли (в онтологии, гносеологии, социальной философии и т. д.) сохранилась характерная для русской философии ключевая роль философско-антропологической проблематики: советская философия сложилась как система философских наук (и зрелых наук, и только формирующихся), скрепленная прежде всего философско-антропологической проблематикой. Можно спорить о степени особой выделенности советской философской антропологии из других философских дисциплин, но универсальный антропологизм советской марксистской философии как единого целого, по его мнению, бесспорен [14].
Среди статей, опубликованных в последнее время в «Вестнике Пермского национального исследовательского политехнического университета. Культура. История. Философия. Право», в свете рассматриваемой проблематики привлекают особое внимание работы достаточно молодых авторов: В. А. Рыбальченко, С. Р. Динабург, Д. С. Малышевой, О. Ю. Гудошнико-вой. Но это тем более интересно - ведь именно молодым исследователям, возможно, суждено принимать участие в том теоретико-методологическом синтезе гуманитаристики, о необходимости которого для преодоления разобщенности альтернативных исследовательских программ мы говорили в первой части статьи. Так, в работе В. А. Рыбальченко, посвященной актуальным проблемам фундаментальной естественной науки - физики, мы не найдем фрагментов, «зауженных» под эмпирическую верифицируемость и наукообразие. Здесь не приводятся «голые» формулы, в расчете предсказать какие-либо опасные или счастливые следствия из прорабатывания этих абстракций. Автор ставит сложнейшую для обыденного восприятия проблему т. н. «темной материи» на конкретном естественнонаучном материале, вместе с тем избегая опасности «обмирщения» философии, нового низведения ее до уровня мифотворчества - будь то научного или вненаучного [15].
Если в работе Рыбальченко основным средством выступает материализм «натуралистической программы», то в работе Д. С. Малышевой начинают играть ведущую роль ценностные ориентации. Однако автор подчеркивает, что «наблюдающий из абсолютного находится здесь» [16], тем самым создавая условия для объединения альтернативных философских подходов. В основе мира лежит абсолютное начало, объективные законы, и дело философа сделать эти законы ясными не только в сугубо научном, но и в общезначимом смысле. Сходных методологических установок придерживается и С. Р. Динабург, характеризующая современную ситуацию в культуре, обществе и науке как требующую синтеза альтернативных подходов. Она отмечает, что постнеклассическое пространное «положение об истине» заключает в себе не только знание древней идеи о единстве истины, добра, красоты и здоровья, но и рефлексию о том, что простроенная машина по умножению знаний есть также и машина по умножению печалей, а ясность и простота требуют мужества и титанических усилий [17].
О. Ю. Гудошникова в своем анализе культуры прошлого, настоящего и будущего исходит из концепции универсальности родовой человеческой сущности. По ее мнению, именно тенденция к универсализации человека определяет ход развития художественной культуры от первобытного, примитивного синкретизма, через стадию дифференциации и противопоставления жанров, стилей, элементов художественного сознания - до стадии их синтеза. По ее мнению, именно материальная и духовная культура выступает важнейшим фактором универсализации, «сборки человека» в каждую конкретную историческую эпоху [18].
Подводя итоги нашего исследования, можно прийти к выводу о том, что эмпирический материал, характеризующий особенности применения основных исследовательских программ современными учеными-гуманитариями, свидетельствует, что тенденция к их взаимному дополнению в настоящее время в методологическом отношении является наиболее перспективной. С одной стороны, натуралистическая исследовательская программа может репрезентироваться и на такой объект изучения, как культура. С другой стороны, куль-тур-центристская программа указывает на пределы применимости натурализма не только в социально-гуманитарных науках, но и в естествознании в связи с тем, что факты всегда теоретически выделяются и обрабатываются исследователями в определенном социокультурном контексте. По нашему мнению, выполнение методологического требования соответствия (дополнительности) данных программ может оказаться важным критерием селекции, призванной придать современной гуманитаристике большую научную определенность.
Примечания
1. Кун Т. Структура научных революций. М.: АСТ, 2001. С. 17.
2. Поппер К. Логика научного исследования. М.: Республика, 2004.
3. Лакатос И. Доказательства и опровержения (Как доказываются теоремы). М.: Наука, 1967. С. 102-103; Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ // Кун Т. Структура научных революций. С. 283-286, С. 376.
4. Кун Т. Замечания на статью И. Лакатоса // Кун Т. Структура научных революций. С. 589-590.
5. Фейерабенд П. Против методологического принуждения // Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986. С. 162, 342.
6. Плюснин Ю. М. Институциональный кризис науки и новые ценностные ориентиры профессионального ученого // Философия науки. 2003. № 2. С. 99-108.
7. Bergman J. Why the epidemic of fraud exists in science today. URL: http://creation.com/science-fraud-epidemic?utm_media=email&utm_source=infobytes&utm_content=intl&utm_campaign=emails (дата обращения: 1.10.2014.)
8. Степин В. С. Теоретическое знание (структура, историческая эволюция). URL: http://philosophy.ru/library/stepin/index.html (дата обращения: 2.10.2014)
9. Порус В. Н. Цена «гибкой» рациональности (о философии науки Ст. Тулмина) // Философия науки. М.: ИФ РАН, 1999. Вып. 5. С. 241, 244; Татарова Г. Г. Методологическая травма социолога. К вопросу интеграции знания // Социологические исследования. 2006. № 9. С. 3-12.
10. Федотова В. Г., Власова В. Б. и др. Социальные знания и социальные изменения. М.: ИФ РАН, 2001. С. 62.
11. Маркова Ю. С. Жизненные ценности современного студенчества // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2014. № 1(17). С. 163-172.
12. Нагой Ф. Н. Игра как основание классического и неклассического эстетического опыта // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2014. № 2(18). С. 73-89.
13. Горбачев В. Г. Тема человека в советской философии (особенности подхода) // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2014. № 3(19). С. 33-39.
14. Лоскутов Ю. В. Русская философия советского периода (о статье В. Г. Горбачева) // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2014. № 3(19). С. 40-45.
15. Рыбальченко В. А. К вопросу о едином закономерном мировом процессе и проблеме развития физической формы материи // Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Сер. Культура. История. Философия. Право. 2013. № 7(44). С. 31-36.
16. Малышева Д. С. Мир как феномен // Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Сер. Культура. История. Философия. Право. 2013. № 7(44). С. 65-72.
17. Динабург С. Р. Пролегомены к будущей душевной терапии, могущей появиться как наука // Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Культура. История. Философия. Право. 2013. № 7(44). С. 54-64.
18. Гудошникова О. Ю. Древневосточная предфилософия и античная философия о человеке-микрокосме // Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Сер. Культура. История. Философия. Право. 2013. № 7(44). С. 73-81.
Notes
1. Kun T. Struktura nauchnyh revolyucij [Structure of scientific revolutions]. Moscow. AST. 2001. P. 17.
2. Popper K. Logika nauchnogo issledovaniya [Logic of scientific research]. Moscow. Respublika. 2004.
3. I. Lakatos Dokazatel'stva i oproverzheniya (Kak dokazyvayutsya teoremy) [Proofs and refutations (As theorems are proved)]. Moscow. Nauka. 1967. Pp. 102-103; Lakatos I. Fal'sifikaciya i metodologiya nauchno issledovatel'skih programm [Falsification and the methodology of scientific research programs] // Kuhn T. Struktura nauchnyh revolyucij [Structure of scientific revolutions]. Pp. 283-286. p. 376.
4. Kun T. Zamechaniya na stat'yu I. Lakatosa [Comments on an article of I. Lakatos] // Kun T. Struktura nauchnyh revolyucij [Structure of scientific revolutions]. Pp. 589-590.
5. Feyerabend P. Protiv metodologicheskogo prinuzhdeniya [Against methodological coercion] // Feyerabend P. Izbrannye trudy po metodologii nauki - Selected papers on the methodology of science. Moscow. Progress. 1986. Pp. 162, 342.
6. Plusnin Y. M. Institucional'nyj krizis nauki i novye cennostnye orientiry professional'nogo uchenogo [Institutional crisis of science and new values of a professional scientist] // Filosofiya nauki - Philosophy of science. 2003, No. 2, pp. 99-108.
7. Bergman J. Why the epidemic of fraud exists in science today. Available at: http://creation.com/ sci-ence-fraud-epidemic?utm_media=email&utm_source=infobytes&utm_content=intl&utm_campaign=emails (accessed on 1.10.2014.)
8. Stepin V. C. Teoreticheskoe znanie (struktura, istoricheskaya ehvolyuciya) [Theoretical knowledge (structure, historical evolution)]. Available at: http://philosophy.ru/library/stepin/index.html (date of access: 2.10.2014)
9. Porus V. N. Cena «gibkoj» racional'nosti (o filosofii nauki St. Tulmina) [Price of a 'flexible' rationality (about the philosophy of science of St. Toulmin)] // Filosofiya nauki - Philosophy of science. Moscow. Institute of philosophy Russian Academy of Sciences. 1999. Vol. 5. Pp. 241, 244; Tatarova G.G. Metodologicheskaya travma sociologa. K voprosu integracii znaniya [Methodological injury of a sociologist. To the question of integration of knowledge] // Sociologicheskie issledovaniya - Sociological research. 2006, No. 9, pp. 3-12.
10. Fedotova V.G., Vlasova V.B. and others Social'nye znaniya i social'nye izmeneniya [Social knowledge and social changes]. Moscow. Institute of philosophy of Russian Academy of Sciences. 2001. P. 62.
11. Markova Y. S. ZHiznennye cennosti sovremennogo studenchestva [Life of modern students] // Vestnik Permskogo universiteta. Filosofiya. Psihologiya. Sociologiya - Herald of Perm University. Philosophy. Psychology. Sociology. 2014, № 1(17), pp. 163-172.
12. Nagoy F. N. Igra kak osnovanie klassicheskogo i neklassicheskogo ehsteticheskogo opyta [Play as the basis of classical and non-classical aesthetic experience] // Vestnik Permskogo universiteta. Filosofiya. Psihologiya. Sociologiya - Herald of Perm University. Philosophy. Psychology. Sociology. 2014, № 2(18), pp. 73-89.
13. Gorbachev V.G. Tema cheloveka v sovetskojfilosofii (osobennosti podhoda) [Theme of a man in Soviet philosophy (specialties of approach)] // Vestnik Permskogo universiteta. Filosofiya. Psihologiya. Sociologiya -Herald of Perm University. Philosophy. Psychology. Sociology. 2014, № 3(19), pp. 33-39.
14. Loskutov Y.V. Russkaya filosofiya sovetskogo perioda (o stat'e V. G. Gorbacheva) [Russian philosophy of the Soviet period (on the article of V.G. Gorbachev)] // Vestnik Permskogo universiteta. Filosofiya. Psihologiya. Sociologiya - Herald of Perm University. Philosophy. Psychology. Sociology. 2014, № 3(19), pp. 40-45.
15. Rybalchenko V.A. K voprosu o edinom zakonomernom mirovom processe i probleme razvitiya fizicheskoj formy materii [To the question of a unified natural world process and the problem of development of physical forms of matter] // Vestnik Permskogo universiteta. Filosofiya. Psihologiya. Sociologiya - Herald of Perm national research Polytechnic University. Ser. Culture. History. Philosophy. Right. 2013, No. 7(44), pp. 31-36.
16. Malysheva D. S. Mir kak fenomen [World as a phenomenon] // Vestnik Permskogo universiteta. Filosofiya. Psihologiya. Sociologiya - Herald of Perm national research Polytechnic University. Ser. Culture. History. Philosophy. Right. 2013, No. 7(44), pp. 65-72.
17. Dinaburg S. R. Prolegomeny k budushchej dushevnoj terapii, mogushchej poyavit'sya kak nauka [Prolegomena to a future of mental therapy that may emerge as a science] // Vestnik Permskogo universiteta. Filosofiya. Psihologiya. Sociologiya - Herald of Perm national research Polytechnic University. Culture. History. Philosophy. Right. 2013, No. 7(44), pp. 54-64.
18. Gudoshnikova O. Y. Drevnevostochnaya predfilosofiya i antichnaya filosofiya o cheloveke mikrokosme [Ancient East pre-philosophy and ancient philosophy of man-microcosm] // Vestnik Permskogo universiteta. Filosofiya. Psihologiya. Sociologiya - Herald of Perm national research Polytechnic University. Ser. Culture. History. Philosophy. Right. 2013, No. 7(44), pp. 73-81.
