CC BY
26
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2012. № 5
О.Н. Копытов
О СЛОЖНЫХ МОДУСНЫХ ПЕРСПЕКТИВАХ
В статье рассматривается, как модус — субъективная сторона высказывания, — располагающая специальными средствами выражения, — складывается в тексте в линии по одному из смыслов: актуализационному, одному из ква-лификативных, метааспекту и т.д. Эти линии названы сложными модусными перспективами, автор иллюстрирует их на примерах разных текстов, считая одним из основных механизмов выхода модуса на пространство текста. Утверждается, что это явление наиболее распространено в текстах художественных, публицистических и научных.
Ключевые слова: текст, автор, модус, актуализация, квалификативные смыслы, метааспект, модусные перспективы.
The article considers how a modus — the subjective side of an utterance that has specialised expressive means at its disposal — forms linear structures in the text according to one of its meanings: actualizing, one of the qualificative ones, meta-aspectual, etc. These linear structures have been called complex modus perspectives, the author illustrates them with examples from various texts, considering them to be one of the basic mechanisms of the modus' entrance into textual space. It is stated that this phenomenon is most widespread in texts of fiction, as well as publicistic and scientific writings.
Key words: text, author, modus, actualization, qualificative meanings, meta-aspect, modus perspectives.
Такая языковая категория, как модус, важна, потому что речевые потоки состоят из суждений, а модус — это отношение говорящего к каждому суждению и о том, о чем в нем идет речь [Балли, 1955], — долго не может занять место широко обсуждаемого объекта отечественной лингвистики текста. Этому есть объективные причины. Во-первых, модус — это прежде всего качество высказывания. Во-вторых, модус — один из самых трудноуловимых языковых феноменов, он часто имплицитен, не имеет прямых соответствий плана выражения плану содержания, главное в модусе — его смыслы, не формы, а лингвистическое исследование традиционно начинается с плана выражения. Находясь внутри высказывания, модус может «работать» и на текст. Задача этой статьи — показать один из главных механизмов распространения модуса на текст, который мы назвали сложные модусные перспективы (СМП).
На наш взгляд, СМП обнаруживаются в трех основных типах сочинений (под ними понимаем прежде всего необязательные к исполнению тексты) — художественных, публицистических и научных, где велика роль автора. Это чаще всего синтагматическая проза [Арутюнова, 1972], так как эксплицированный, ярко выраженный модус на пространстве текста имеет синтагматическую природу: он формирует в тексте определенные перспективы — последовательности, по принципу соединения подобных качеств и по принципу соединения ради некой цели, создания автором определенного эффекта.
Модус способен создавать сложные модусные перспективы — логические, эмоциональные и выразительные линии, по которым из отдельного высказывания распространяются модусные смыслы на определенные дистанции текста, в том числе и на весь текст, решая задачи воплощения авторских интенций: оценки предметов и явлений, их достоверности или недостоверности, чаще — именно с точки зрения того или иного источника информации.
Автор не просто рисует картину мира или его части, одновременно — явно или скрыто, но цельно — освещает ее своим отношением к изображаемому [Виноградов, 1971]. Автор — в особенности современного прозаического текста — не всегда говорит и пишет только то, что исходит из его собственного мира мыслей и чувств. Очень часто он приводит в структуре своего текста иные мысли в виде прямых и косвенных цитат, пересказов мыслей и целых концепций, программ и сюжетов; иногда — в виде реминисценций, намеков, иногда сильно зашифрованных (отдельный вопрос — внутренняя полемика автора). Мало кого-то процитировать, автору необходимо построить целую перспективу, линию других миров, других высказываний и упорядочить их так, чтобы они выглядели автономными.
Сложнее всего выстраиваются СМП не в публицистическом и не в научном тексте, а в художественном, полифоническом, по М.М. Бахтину, романе [Бахтин, 1963]. На перспективу цитируемого (или художественно воссоздаваемого) автору приходится накладывать перспективу своего отношения к нему (персуазивную, оценочную, актуализационную — прежде всего). Наконец, все это помещается в ту перспективу текста, которая ведет к его Идее (главной мысли научного сочинения, к Образу рассказа или романа, к выражению позиции, манифесту, призыву в публицистике и под.). Это есть три (как минимум) глобальные сложные модусные перспективы в тексте: 1) субъективное отношение автора к собственному изображению объективных элементов мира; 2) цитирование в широком смысле слова при одновременном собственном отношении к этому цитированию; 3) не прямое, логическое и простое, а имплицитное, «пафосное», комбинированное, эмоциональное и символическое выражение Идеи.
СМП с частными модусными значениями может быть ровно столько, сколько и существует модусных смыслов; средства выражения СМП могут быть самыми разнообразными — это показатели модуса, которые мы вслед за [Шмелева, 1988] выделяем на уровне высказывания.
В тексте, например, художественном, в так называемой «речи от автора» может почти не быть или вовсе не быть эксплицированного модуса. Но это не означает, что такой текст написан исключительно цепочками пропозициональных форм, модуса и СМП не имеет. СМП могут складываться благодаря одним только видо-временным соотношениям предикатов и фазисным смыслам, допустим, с перспективой глаголов в настоящем времени.
Так, в рассказе А. Чехова «Налим» можно эксплицировать модус актуализационного типа со значением «это происходит на моих, а значит, и на ваших глазах, так близко к «я — здесь — сейчас», где «я» и я — автор рассказа и ты — читатель, с которым меня разделяют большое пространство и время, что похоже, что это вечная картина». Это, так сказать, полюс минимизированной СМП.
На полюсе максимально насыщенном эксплицированным и маркированным модусом могут оказаться и художественные произведения, например, такие, где есть ярко выраженное авторское начало и повествование идет не «от 3-го», а от 1-го лица. Хрестоматийный пример в зарубежной классической литературе — «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго. Хрестоматийные примеры из современной русской литературы — «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева и «Школа для дураков» Саши Соколова.
Но наиболее насыщенный эксплицированный, маркированный модус обнаруживается в текстах не художественного и не научного типа, а в современнейшей «страстной», «горячей» журналистике — публицистике сегодняшнего дня. В качестве примера можно взять тексты Сергея Михайловича Казначеева, автора, живущего в Москве, известного как в кругах беллетристов, журналистов, так и в научных кругах (он — доцент Литинститута, кандидат филологических наук, член Союза писателей России, автор нескольких общероссийских регулярных газет и журналов, например, «Литературной газеты»).
Оценка как направляющая для всего текста помещается уже в заголовок. Сергей Казначеев это часто — до регулярности! — делает. Заголовок «Прогнувшийся» в «Литературной газете» (10-16 августа 2005 г.) не оставляет сомнений в экспликации такого развернутого значения: речь пойдет об Андрее Макаревиче, певце, руководителе группы «Машина времени», одна из самых известных песен которого имеет рефрен «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас». В данном случае утверждается, что подо что-то прогнулся, в том же разговорном значении слова, то
есть «поддался противному давлению и даже стал заискивать перед ним» сам автор песни Андрей Макаревич. «Стратегический запас» заголовка заключается в том, что если у этой большой статьи есть необходимость деления на главки, то их тоже можно обозначить, цитируя песни А. Макаревича, — так и есть. Читатель сразу заинтригован: так подо что же прогнулся тот, кто всех много лет призывает «не прогибаться»?
Два длинных первых абзаца статьи отмечены как отдельная главка и именно цитатой из еще одной известной песни — «Ты помнишь, как все начиналось?..». Она, во-первых, снимает романтический пафос песни-первоисточника, во-вторых, служит прямым фазисным знаком — речь пойдет о первых шагах Актанта-объекта текста. Мы видим: в первой главке, где так важно усилить оценку, — явных усилений оценки нет (кроме, наверное, выражения «наш герой», которое в свете заголовка имеет прямое негативное, гротескное значение). Но все эксплицированные модусы — стратегические, и главный из них — введение авторизации сообщений о себе самим Андреем Макаревичем: «позднее в мемуарах он не раз отметит»; «сам он описывает показательный случай...». Разумеется, мало кто из читателей статьи Сергея Казначеева взял на себя сложнейший труд сравнить текст мемуаров Андрея Макаревича с текстом статьи, большинство поверили на слово и не исключено, что отметили «объективность» автора.
В первой главке мы отмечаем один из самых эффективных модусных приемов — подбор фактов. Из всего детства Андрея Макаревича, «рассказанного им самим», Сергей Казначеев выбрал то, что «Андрюша» (диминутив — тоже средство модуса): «...был худеньким, слабым и хилым на фоне своих сверстников». А также то, как жестоко он обходился в детском саду с котлетами (важнейший модус мы подчеркнем).
«В детстве Макаревич не любил есть. Сам он описывает показательный, хотя и не очень правдоподобный случай из своего нежного возраста: оказавшись в детском саду, мальчик всячески противился тому, чем его пичкали — рыбьему жиру, макаронам, котлетам... Для борьбы со взрослым тоталитаризмом (вон когда еще начал он свое противостояние системе!) он разработал действенное средство: когда воспитатели отворачивались, насаживал котлету на вилку и ловко зашвыривал ее на шкаф, стоявший за его спиной».
Итак, эксплицирован, маркирован и имеет тотальный текстовый радиус такой модус: источник информации о себе, странном («юный метатель котлет») — сам Макаревич (названия автобиографических сочинений Макаревича автор статьи даст позже. — О.К.); эта информация не всегда правдоподобна, но это неважно в свете того, что автор статьи расскажет позже (интрига — одна из направляющих зачина. —
О.К.); пока одна из главных характеристик Актанта-объекта — некая «борьба с тоталитаризмом», что это на самом деле, рассказать автору статьи важно.
Еще необходимо отметить, что довольно дозировано и по внешним признакам не грубо (статья интеллигентного человека в интеллигентной газете) с первых абзацев, но все же в тексте будет накапливаться (мы бы сказали: как свинцовая пыль в легких) модус непрямой, но в свете первоначальной негативной рамки, легко эксплицируемой негативной оценки как Актанта-объекта, так и его Коагенсов: отца, друзей отца, членов группы «Машина времени», «рокеров в дубленках» и др. Например, «Отец будущего Макара — кличка Андрея Макаревича по рок-тусовке — был не абы кто, а довольно влиятельный член Союза архитекторов СССР»; «Архитекторы в штатском, ездившие за казенный счет за бугор...»; «соратник Макаревича по рок-ателье Александр Градский».
Иногда модусная лексика с отрицательной оценкой далеко отрицательный смысл не прячет и выглядит грубоватой, но уже ближе к середине или концу текста, когда с лагерем противника вроде бы все ясно. Автор статьи активно пользуется авторизационным ключом: «В 80-е годы Виктор Астафьев с возмущением писал о том, как в Красноярск на гастроли приезжают упитанные молодцы в импортных джинсах и дубленках, а на сцену выходят в ободранных дерюжках и с веревочками на шеях. Ну как же — гонимые!..» (курсив наш, показывает авторизационные ключи. — О.К.).
Если описываемое — антитезис, то будет или нет тезис ему противостоящий, — плюс энергию выражения мы также относим к модусу журналистского публицистического текста. Тезис есть: в духе Сергея Казначеева это патриотизм вообще и любовь к народу в частности.
«"...У власти, врущей всему миру и самой себе, просто не могло получиться ничего честного — во всяком случае, на сцене..." Ответственное заявление. Но хочется возразить: во-первых, на эстраде должно получаться не у власти, а у исполнителей. Притча о плохом танцоре будет тут более чем кстати. Во-вторых, возникает сомнение: а жил ли автор воспоминаний в советское время. Он что, не слышал о советской космонавтике, самолетах, оружии, балете, хоккее, лыжах и гимнастике, об ученых и инженерах, о художниках и полководцах? Да и водка с икрой, хоть и не в советские времена придуманы, за годы советской власти качества не утратили. Качество русского продукта безоговорочно признается, в том числе и столь ценимой Макаревичем заграницей. Да был ли нашим соотечественником Андрей Вадимович?»
Еще раз отметим последовательность автора статьи в формальном удалении самого себя из текста: в этом полемическом куске сказано не «я» или «мы», а употреблены безличные конструкции: «хочется
возразить», «возникает сомнение». Притяжательное местоимение «нашим» в последнем предложении не должно восприниматься буквально, и это не авторизационное местоимение, здесь оно несколько делексикализовано, употреблено в качестве шеврона одновременно «своего» и «правильного».
Любовь к народу (простому, а значит, небогатому) мы встречаем здесь не просто как тезис, а как полемический аргумент. При этом на самых краях «формально мягкого» возражения — жесткий негативный модус (только его мы и подчеркнем).
«Правда, жить в изменившемся мире на первых порах было нелегко. Исполнение прежних песен нужной отдачи не приносило: требовалось отыскать для процветания новую синекуру. И тут на помощь артисту пришли подавленные детские влечения. Так родилась идея телепередачи "Смак" о поварском искусстве, которая не так давно завершила свое существование. Ничего дурного в этом деле, разумеется, нет. Такие программы идут повсюду, у них есть своя аудитория, они даже могут мило и культурно смотреться. Если бы не одно «но»: делать свой "Смак" Андрей Вадимович начал в полуголодные годы (начало 90-х), когда общество (особенно в провинции и ближнем зарубежье), оглушенное шоковой терапией, с завистью наблюдало за тем, как на столичном телеэкране творится неприкрытый культ обжираловки».
Интересно и то, какими приемами и в каких контекстах вводится в этом материале апелляция к адресату, которая в «горячей журналистике» почти обязательна [Каминская, 2009]. Здесь «приближение адресата» появляется в тех местах, где Сергей Казначеев проявляет себя еще в одной из своих ипостасей — филолога. И хотя формально вводится «приближение адресата» довольно стандартно, но читатель как бы сам становится литературным критиком — как бы сам выполняет тонкую специфическую работу: «А контактами с официозом «гонимые» ничуть не пренебрегали: "Сдача спектакля худсовету Росконцерта и Министерству культуры прошла на ура, — откровенничает А.В. Макаревич. — Очень, кстати, помог наш куратор из горкома партии, который дал нам блестящую характеристику и выразил чувство глубокого удовлетворения по поводу того, что мы прибились наконец к серьезному берегу". Чувствуете, что за дивный стиль?».
Из других типов эксплицирования модуса, работающего на идею текста, здесь — конкретно оценочную, — мы бы отметили повторы («метатель котлет», «властелин котлет» и под.); стилизацию под разговорный синтаксис при «удаленном авторе»: «Так это что, мученичество, что ли? Голгофа или все же карьера? Постыдились бы».
Особого внимания заслуживает то, что первая фраза финального абзаца статьи, где четко формулируется ее идея — окончательная
характеристика Актанта-объекта, — дана не с «нулевым» модусом, обозначающим твердую уверенность автора, а с экспликацией модуса мнения автора, т.е. включает сигнал как бы не абсолютной его уверенности. Этим, во-первых, отчасти снимается жесткость всех предыдущих негативных оценок; во-вторых, как бы открывается место для реплики оппонента; в-третьих, обнаруживается такая сторона автора, что он имеет свою четкую позицию, но знает, что любая оценка, в отличие от истины, — относительна. «Мне кажется, сущность карьеры Андрея Макаревича тоже состоит в том, что он — не тот человек, за которого долго и упорно стремится себя выдавать». Правда, жанр берет свое. Последующие два «совсем финальных» предложения в свою очередь снимают и эти «мягкость, интеллигентность, мудрость, компромисс». «Это не стойкий борец с режимом и не жертва его, а порождение — тип, которому комфортно при любой погоде. А мы почему-то должны верить байкам о его непримиримости».
Таким образом, ведущими в модусном плане здесь являются приемы отстранения автора от своего текста; авторизация объекта (персонажа) текста как субъекта, самого говорящего о себе; и псевдоавторизация адресата как виртуально, но все же вовлекаемого в разговор. Одновременно здесь три модусных перспективы, при главной — отрицательно-оценочной. Иными словами: в целом в данном случае имеем дело с оценочной СМП, в орбиту которой втянуты разные модусные смыслы (авторизация, персуазивность, метатекст, актуализация и др.) высказываний и текстовых фрагментов.
Журналистское описание и рассуждение с положительной оценкой Актанта-объекта сегодня — редкость. Тем не менее такие оценочные материалы тоже есть у Казначеева-журналиста. И оценка также задана в них, как правило, уже в самом названии — «Это звонкое чудо — частушка» (журнал «Поэзия», 2000, № 1). Такую сильную рамку надо оправдывать также — строя в самом начале поля, направляющие, рамки. Теперь — положительные. И четко, логично, последовательно их придерживаться. Иными словами, в наших терминах — на всем пространстве текста разворачивать определенную СМП.
Среди главных направляющих в перспективе этой статьи отметим модус свидетельства (метааспект + персуазивность), причем это свидетельство как бы равно распределено между адресантом и адресатом текста. «Каждый, кто хотя бы раз побывал на русской деревенской свадьбе, согласится, что своеобразного апогея это действо достигает на второй день гуляния. С утра, как поднимутся и опохмелятся заночевавшие гости, как приведут себя в порядок сватьи и кумовья, как только вынырнут из импровизированного брачного чертога слегка смущенные, но довольные и гордые собой
молодые, ко двору, где свершается свадебное торжество, подкатывают ряженые». Отметим попутно, что положительная оценка, сильно прозвучавшая в заголовке, уже здесь имеет свою поддержку. Непрямую и тонкую: «гуляния», «чертога», «довольные и гордые», «свершается торжество». Как помним, тонкая поддержка оценки, только с противоположным знаком, была и в начале материала про Андрея Макаревича.
Пропустим разворачивание такой СМП в середине текста, скажем сразу о финале. Сергей Казначеев строит фразу-вывод как диктум, но обобщение агенса фразы до «всех» и помещение в позицию бе-нефициенса субъекта речи и «всех» при результативном предикате выдает модус. Им утверждается одновременно как обобщенное и актуальное положительное оценочное значение объекта «частушка»: «А раз новое поколение граждан России выбрало не пепси, а русскую песню, у нас с вами еще не все потеряно».
Итак, на двух примерах мы демонстрировали СМП оценочного типа, но, надеемся, показали и то, что в современной журналистике важнейшую роль играет модус как средство композиции.
Отвлекшись от имени Сергея Казначеева, скажем, что подобную вышеописанной методику создания поля оценки (чаще отрицательной) и других модусных векторов, формирующих не столько логическую и событийную аргументированность, сколько прагматическую иллокутивную силу текста, мы выявляли или ощущали в достаточном для обобщений количестве материалов современной прессы (включая Интернет-версии газет и журналов и собственно Интернет-издания). Среди известных имен журналистов (публицистов), чьи тексты с подобным правом могли бы стать материалом нашей демонстрации, назовем Сергея Доренко, Виталия Дымарского, Юлию Латынину, Михаила Леонтьева, Олега Кашина, Сергея Пархоменко, Льва Рубинштейна, Михаила Фишмана... Этот список — «очень и очень демонстрационный», полный же составлял бы несколько сотен имен, а включая авторов региональной «горячей» прессы — несколько тысяч. Стоит назвать и некоторых писателей в роли журналистов, работающих в подобном стиле, например, Дмитрия Быкова, Юрия Полякова — шефа Сергея Казначеева по «Литературной газете», и активного автора, родом из другого литературного издания — заместителя главного редактора журнала «Знамя» Наталью Иванову. Кстати, последняя опубликовала несколько материалов, где в качестве объекта негативной оценки упоминается имя Сергея Казначеева, например, статью «Лютые патриоты», где оценка, очевидно, четко прочерчена в заголовке, а методика «горячего» публицистического высказывания прослеживается уже из названия рубрики, в чье поле помещен материал, — «критический уровень» (Знамя, 2006, № 7).
Список литературы
Арутюнова Н.Д. О синтаксических типах художественной прозы // Общее
и романское языкознание. М., 1972. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М., 1955. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963. Виноградов В.В. Проблема автора в художественной литературе // Виноградов В.В. О теории художественной речи. М., 1971. Каминская Т.Л. Образ адресата в текстах массовой коммуникации: семантико-прагматическое исследование: Автореф. дисс. ... докт. филол. наук. СПб., 2009.
Шмелева Т.В. Семантический синтаксис: Текст лекций. 1-е изд. Красноярск, 1988.
Сведения об авторе: Копытов Олег Николаевич, канд. филол. наук, учитель русского языка и литературы МБОУ гимназия № 5 г. Хабаровска. E-mail: oleg_kopytov@mail.ru
