CC BY
15УДК 343.84
Александр Сергеевич СЕРГИЕНКО,
ученый секретарь ученого совета Сибирского юридического института МВД России (г. Красноярск), кандидат психологических наук
Al.S.Krsk@yandex. ш
Павел Владимирович ТЕПЛЯШИН,
доцент кафедры уголовного права и криминологии Сибирского юридического института МВД России (г. Красноярск), кандидат юридических наук, доцент
О СИСТЕМЕ СМЫСЛОВОЙ РЕГУЛЯЦИИ СУБЪЕКТА В КОНТЕКСТЕ КОРРЕКЦИОННОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ДЕЛИНКВЕНТНУЮ ЛИЧНОСТЬ
ON A SYSTEM OF NOTIONAL SUBJECT'S REGULATION IN THE CONTEXT OF CORRECTIONAL INFLUENCE ON A DELINQUENT PERSON
В статье рассматривается значение особенностей организации системы смысловой регуляции в формировании социально полезных форм активности субъекта, описаны и проиллюстрированы возможные варианты деформации данной системы и общие сложности построения конструктивного диалога с делинквентной личностью в ходе коррекционного воздействия. Рассмотрена индивидуальная трансформация системы смысловой регуляции субъекта в условиях функционирования исправительного учреждения. Выявлены направления деформации этой системы относительно личности, имеющей делинквентные признаки. Сформулирован вывод об отсутствии единственно верного подхода к выбору универсального метода коррекционного воздействия на делинквентную личность.
The article considers the peculiarities of organizing a system of notional regulation in the development of socio-useful forms of a subject's activity; the possible variants of deformation of this system and general difficulties of making a constructive dialogue with a delinquent person during correctional influence are described and illustrated. The individual transformation of notional regulation system under the conditions of correctional institution is also analyzed. The directions of deformation of this system concerning the person with delinquent signs are revealed. The conclusion of the absence of a single right approach to a choice of universal method of correctional influence on a delinquent person is made.
Ключевые слова: исправление, криминальная субкультура, локализация смысловых ориентиров, наказание, нормативность поведения, пенитенциарная идеология, свобода человека, уголовно-исполнительная система.
Keywords: correction, criminal subculture, location of notional markers, punishment, behavior normativity, penitentiary ideology, human freedom, penal system.
Одной из базовых характеристик сознания человека является его способность не только отражать окружающую действительность, но и активно конструировать модели мира, порождая тем самым множество субъективных реальностей (интерпретаций мира), формируя направленность личности. Так, любое воздействие на личность, в том числе коррекционное, неизбежно трансформируется через призму индивидуального смысла. Следовательно, необходимо учитывать и прогнозировать возможные искажения (вплоть до отторжения) при разработке системы исправительного воздействия на личность, имеющую делинквентные признаки.
Взаимосвязанная совокупность смысловых образований (структур) образует смысловую сферу личности, обеспечивающую смысловую регуляцию целостной жизнедеятельности субъекта во всех ее аспектах. Сформированная путем воспитания индивидуальная система смысловой регуляции в итоге определяет то, какой выбор делает человек в условиях свободы. При этом, как отмечал В. Франкл, свобода человека - не свобода от условий, а свобода, основанная на том, что можно занять определенную позицию независимо от условий, которые могут быть неблагоприятными для человека. [15, с. 19] Человек не похож на животных, которые закрыты миру и привязаны к окружающей среде, специфичной для каждого вида. Окружающая среда содержит то, что взывает к инстинкту, а человеческое существование, напротив, характеризуется преодолением барьеров окружающей среды вида homo sapiens. Человек тянется и действительно достигает мира, который полон другими людьми и смыслами, которые необходимо осуществить. [15, с. 32] Согласно логотерапии В. Франкла, борьба за смысл жизни является основной движущей силой для человека.
Дать лаконичное и одновременно исчерпывающее определение феномена смысла является непростой задачей даже в категориях обыденного сознания. Например, смысл можно понимать как реальное или выведенное конкретным субъектом
или группой людей знание о предназначении тех или иных вещей, обстоятельств, жизненных ситуаций, действий, определений.
Психологическое понимание феномена смысла "может быть основано только на подходе к определению смысла через категорию жизненного мира, задающего системный контекст для его понимания. Смысл явлений объективной и субъективной реальности выступает как их системное качество, приобретаемое ими в системе жизненных отношений субъекта с миром" [10].
Несмотря на исключительную важность, понятие смысла, отмечает Д.А. Леонтьев, появилось в психологии в начале ХХ столетия, в работах В. Дильтея, Э. Шпрангера, З. Фрейда и А. Адлера, затем, в 1940-е годы, В. Франкла и А. Н. Леонтьева. Но активное внедрение этого понятия, позволяющее уловить закономерности и тенденции в его использовании, начинается лишь с конца 1960 - начала 1970-х годов, а его теоретическая рефлексия - и того позже. [10]
Также Д.А. Леонтьев отмечает, что "смысловые образования не существуют изолированно, а образуют единую систему. Между частями этого целого возможны конфликтные отношения, но тем не менее все они "сообщаются" друг с другом через ведущие смысловые структуры, образующие ядро личности" [10], соответственно, "смыслы детерминируют личность" [2, с. 153-155] и уместно говорить о системе смысловой регуляции субъекта в контексте рассмотрения его поведенческих факторов.
Система смыслов выполняет среди прочих и регулятивную функцию, во многом определяя личностное правосознание, особенно в части отношения субъекта к соблюдению норм права (нравственные принципы, ценностные ориентации, мировоззрение), и, следовательно, нормативность поведения каждого конкретного человека.
Являясь, по сути, индивидуально преломленным групповым общественным сознанием, наполненным индивидуальным смыслом, данная система представляет интерес не только в рамках научной пси-
хологии, но и различных социально обусловленных явлений. Так, изучая особенности смысловой регуляции субъекта, описывая ее индивидуальные различия, с большой степенью вероятности можно обнаружить признаки делинквентной личности, имеющей неблагоприятные психологические отличия индивидуальной смысловой регуляции по ряду параметров: степень ориентации на целесмысловые регуляторы в противовес причинным (телеологичность); общий уровень осмысленности жизни; соотношение ценностной и потребностной регуляции; структурная организация смысловых систем; степень осознанности смысловых ориентиров; временная локализация смысловых ориентиров. [10]
Изучение закономерностей негативной трансформации системы смысловой регуляции субъекта, кроме сугубо научного, вызывает и большой практический интерес. Так, Д.А. Леонтьев отмечал: "Взаимопонимание и трансляция смыслов в ситуации межличностной коммуникации осуществляется посредством значений - общих для партнеров по коммуникации содержательных компонентов транслируемых смыслов" [9]. Соответственно, при любом воздействии, в том числе и коррекционной направленности, возникает проблема поиска общих смыслов.
Термин "коррекция" буквально означает "исправление". Коррекционная психолого-педагогическая деятельность является очень сложным феноменом, заслуживающим отдельного детального рассмотрения. В контексте поставленной проблемы под коррекционным воздействием предлагается понимать комплексное социально-психологическое воздействие, направленное на частичное или полное исправление недостатков психического и социального развития у лиц, проявляющих делинквентные признаки разной степени выраженности. В качестве объектов коррекционного воздействия могут выступать личность, семья или группа.
В случае взаимодействия с делинквент-ной личностью ее восприятие ситуации заведомо будет искажено из-за личностных
особенностей. Следовательно, возникает необходимость разработки стимульного материала, нивелирующего искажения и дающего предсказуемый в приемлемой мере результат.
Подобных проблем, как правило, не возникает у лиц, являющихся представителями одной социальной группы, имеющих схожий уровень образования, религиозные, культурные и иные ориентиры. Так, Д.А. Леонтьев аргументированно указывает, что мера общности смыслов партнеров по коммуникации и границы соответствующих значений определяются степенью общности их групповой принадлежности, порождающей общий смыслообразую-щий контекст. [9]
Однако коррекционное воздействие предполагает принципиально иной характер взаимодействия, в ходе которого одна из сторон не просто адекватно воспримет информацию, но и будет способна под ее воздействием к трансформации собственных личностных установок, прежде всего системы смысловой регуляции. Ведь "направленная трансляция смыслов в ситуации профессионального обучения, лекционной пропаганды и массовой коммуникации также приводит к постепенному сближению смыслов аудитории и коммуникатора. Во всех ... случаях необходимой предпосылкой межличностного смыслового взаимодействия является нахождение общего жизненного контекста" [9].
Указанное взаимодействие ожидаемо будет встречать сопротивление, потому что "несомненно, личность развивается в контактировании с другими, но вместе с тем стремится сохранить и собственную целостность" [2, с. 153]. Следовательно, кроме описанной ранее проблемы выявления особенностей системы смысловой регуляции делинквентной личности возникает проблема разработки адекватного характеру оказываемого воздействия стимульно-го материала.
Причем эта проблема не менее серьезна, поскольку даже при работе с условно благополучными социальными группами, например в ситуациях первичной профи-
лактики, непрофессиональная антинаркотическая реклама может легко превратиться в пропаганду наркотических средств.
Отметим в качестве примера, что пропаганда наркопотребления может опираться на использование тех же атрибутов, что и антинаркотическая реклама или нейтральное (с идеологической точки зрения) информирование - демонстрацию сцен употребления наркотических средств, представление отдельных фактов или статистических данных, связанных с наркопотреблением, и т.п.
В настоящее время вопрос разработки эффективного механизма оценки воздействия, оказываемого на лиц, имеющих де-линквентные признаки, остается не решенным, поскольку рассмотрение чистых причинно-следственных связей возможно только в рамках абстрактных моделей.
Подобная ситуация характерна как для визуальных образов, так и для текстовой (в том числе аудиальной) информации. Визуальные образы в контексте пропаганды трактуются не буквально, чаще они порождают ассоциации, смысловое значение которых подталкивает объект пропаганды к формированию определенных установок, заданных пропагандистом. Тексты, несмотря на их кажущуюся однозначность, также имеют вариативную трактовку, поскольку языковое значение для каждого конкретного человека зависит от его познавательного опыта.
В ситуациях, например, вторичной профилактики, когда речь идет о выявлении и лечении лиц, употребляющих психоактивные вещества, а также о мероприятиях по предотвращению рецидивов, о поддерживающей терапии, кроме повышенных требований к стимульному материалу добавляется крайняя сложность построения диалога, обусловленная значительно трансформированной системой смысловой регуляции (включая эмотивно-аксиологический аспект) больного наркоманией, поскольку "аддиктивная личность живет в виртуальном мире, руководствуясь "мышлением по желанию", нарушает психобиологические законы необходимые для выживания" [3, с. 13-14].
Индивидуальная трансформация системы смысловой регуляции субъекта, как и большинства других личностных подструктур, может происходить под влиянием как внешних, так и внутренних факторов. Достаточно симптоматично это иллюстрируется процессами, протекающими в местах лишения свободы. Причем если внутренние факторы разнообразны и по-своему уникальны, то наиболее характерные параметры пенитенциарной среды остаются практически неизменными в любом исправительном учреждении, поскольку они ориентированы на соответствующий характер оценки со стороны неформальных образований или конкретных представителей криминальной субкультуры.
Помещение осужденного лица в места изоляции от общества не является самоцелью, оно направлено на обеспечение максимально приемлемых условий его исправления. При всем многообразии подходов к определению термина "исправление" в целом он может восприниматься как насаждение и укрепление социально полезных мотивов (В.В. Пржевальский) [12, с. 106], преобразование преступника в безвредную для правопорядка и общества личность (Gross, Ahrens, Röder), "развитие чувства распознания добра и зла, предостерегающего от возможных нарушений в будущем" (Steltzer) [14, с. 24-25; 17, с. 1372]. Собственно исправление представляет собой наполнение соответствующей теории наказания, которых всего в мировой уголовно-правовой мысли насчитывается более ста разновидностей, например теория божественного возмездия, теория устрашения, теория психического принуждения Фейербаха, утилитарная теория Бен-тама, теория диалектического возмездия Гегеля, теория нравственного возмездия Канта, теория общего предостережения Бауера, теории Росси, Бернера и др., сочетающие принципы воздаяния и полезности.
Исходя из их обобщенного анализа и собственного видения проблемы можно прийти к выводу о наличии нравственной (реформирование духовной сферы пре-
ступника, приводящее к сознательной необходимости добропорядочного поведения и уважительного отношения к социально-правовым нормам) и юридической (формирование того понимания, что противоправное поведение крайне невыгодно с позиций неизбежного наступления негативных последствий такого поведения) компонент коррекционного (исправительного) воздействия, тогда как уголовное наказание зачастую воспринимается как принудительное правоохранительное средство, заключающееся "во вторжении в сферу правовых благ личности" [6, с. 62]. Усматриваются исправительная, профилактическая и политическая цели наказания, однако в целом уголовно-правовая доктрина еще не отказывается от его карательной (репрессивной) цели. Причем еще с самых истоков появления тюрьмы заключение в исправительное учреждение и как результат - изоляция преступника от общества, "как в более суровой, так и в более мягкой форме, сделалось центром существующих карательных систем и до сих пор удерживает это положение" [16, с. 429]. Данный тезис объясняется высоким карательным (репрессивным) эффектом тюремного заключения, способного лишать человека одного из его главных благ - физической (нередко и духовной) свободы, а также возможностью в рамках лишения свободы применения широкой гаммы средств и методов коррекционного (исправительного) воздействия на преступника.
Однако в условиях претерпевания исправительного воздействия личность осужденного в местах лишения свободы естественным образом сталкивается с определенными искажениями собственного самосознания и трансформациями смыслов, которыми наполнена окружающая действительность. К сожалению, даже в условиях современных инновационных форм и способов обращения с осужденными указанный процесс имеет объективный характер и может быть представлен как данность.
Так, взаимоотношения в пенитенциарном сообществе сформировали особый феномен субъективного конструирования
модели мира, в рамках которого над личностью доминируют неформальные, обусловленные криминальной стратификацией роли, переворачивается пирамида жизненных ценностей, формируется иная смысловая межличностная система правовых, культурно-нравственных, эстетических и религиозных представлений.
Личность в такой среде неизбежно сталкивается с объективным выражением потребностей субкультуры осужденных, соответствующих противоречий и способов их преодоления. [13, с. 110-111] Даже в современных условиях функционирования уголовно-исполнительной системы не спорадически, а повсеместно лица, отбывающие лишение свободы, сталкиваются с необходимостью удовлетворять эти потребности, следовать неформальным правилам общения, лавировать между нормативными требованиями и неписанными тюремными правилами.
Изоляция человека от общества, выступая противоестественным фактором личностной трансформации, обуславливает про-тестные чувства у осужденного, которые, с одной стороны, формируют негативное отношение к администрации исправительного учреждения, с другой - приводят к непроизвольной консолидации лиц, отбывающих наказание. Уголовное наказание создает образ несправедливого общества, включая его ценности и установки. Образовавшаяся ниша заполняется образами и вполне реальной организацией "справедливого" пенитенциарного пространства. Появляется моральная основа для культивирования соответствующих правил криминальной субкультуры. В этом наблюдается диспропорция в соотношении ценностной и потребностной индивидуальной регуляции делинквентной личности. Более того, случаи зачастую неадекватной и необоснованно конъюнктурной реакции государства, например на кражи в несколько десятков тысяч рублей и на многомиллиардные хищения, когда результатом судебного рассмотрения первых выступают реальные сроки лишения свободы, а вторых - условные, лишь подкрепляет уверенность пред-
ставителей пенитенциарной идеологии в своей правде.
Иллюстрируя данное явление, можно привести слова С.Ф. Милюкова, который пишет: "Всем известно, каким "пшиком" закончилось дело по обвинению бывшего министра обороны А. Сердюкова и его возлюбленной Е. Васильевой. Но гораздо менее известно, что подобные преступления не единичны. Так, бывший председатель совета директоров банковской группы ВЕФК А. Гительсон в марте 2015 г. Василеостровским районным судом был приговорен к трем (!) годам лишения свободы и штрафу в 500 тысяч рублей за хищение 1 миллиарда 880 миллионов рублей из активов Инкасбанка, где имел счет финансовый комитет Ленинградской области. Экономист этого банка Т. Лебедева, которая заключила с комитетом договоры о депозитных вкладах, а затем перевела денежные средства под видом банковских кредитов в ВЕФК, была приговорена к четырем годам лишения свободы условно (!) и штрафу в размере 300 тысяч рублей" [11, с. 154-155].
Изоляция неизбежно наполняет мироощущение заключенного образами негуманного и даже бесчеловечного к нему отношения и рождает протесты, неподчинение законным требованиям представителей правосудия. Как результат - это приводит к ответной и по сути неконструктивной реакции со стороны государства. Так, М.П. Клейменов, анализируя роль криминальной среды в исправительных учреждениях, критически относится к тенденции "всеобщей и постоянной" гуманизации в местах лишения свободы. [7, с. 8; 8, с. 1112] Поддержим В.С. Ишигеева в том, что именно "предусмотренные уголовно-исполнительным законом меры принуждения, достаточно жесткие условия отбывания наказания, ограничение прав и свобод осужденных должны воздействовать на них в плане предупреждения новых преступлений с их стороны" [6, с. 19].
Результаты специально проведенных исследований демонстрируют наличие криминальной мотивации, имевшей место до
осуждения и в период отбывания наказания. Такая мотивация нередко носит устойчивый характер, фактически происходит искажение индивидуальной смысловой регуляции делинквентной личности по такому параметру, как структурная организация смысловых систем. Еще В.А. Елеонс-кий не без основания утверждал: "В целом к концу срока пребывания осужденных в исправительно-трудовых учреждениях показатели, характеризующие их отношение к наказанию, ухудшаются" [4, с. 138]. Ю.М. Антонян и Е.Н. Колышницына в совместном исследовании приходят к выводу о том, что чем больше человек живет в условиях изоляции от общества, тем больше он страдает и тем хуже относится к назначенному ему наказанию. [1, с. 148] С определенной долей условности можно заключить, что система смысловой регуляции осужденного наполняется свободой, поскольку этой категории лишено "тело". Соответственно, начинает гипертрофироваться свобода "духа".
Однако это лишь отчасти объясняет существование криминальной субкультуры в местах лишения свободы, поскольку не выявляет стержневые процессы смысловой регуляции делинквентной личности осужденного. Так, постепенное формирование собственных образов и моделей поведения вытесняет общепринятые правила поведения, делает их чужеродными имплантата-ми в материи неформального пенитенциарного общения. Более того, осужденный начинает не просто приспосабливаться к "новым" для него образам и способам смысловой регуляции, но и фактически стремиться идентифицировать их как "свои". В содержании индивидуальной смысловой регуляции делинквентной личности наблюдается искажение степени осознанности смысловых ориентиров и их темпоральной локализации.
Здесь скрывается парадокс более сильного влияния на личность осужденного данных образов, чем заложенных в нормативно предусмотренных правилах поведения требований и шаблонов поведения. Обосновывается это не только континуумом
свободы, которая естественным образом существенно ограничивается в исправительном учреждении, но и тем, что идеология криминальной субкультуры в пенитенциарном учреждении объективно оказывает более сильное воздействие на образы субъективного семантического пространства осужденного, поскольку результаты именно такого воздействия предоставляют крайне востребованные для отбывающих наказание лиц неформальные блага и льготы.
Целостная система смысловой регуляции жизнедеятельности является основой личности. Способность к самоконтролю и социально полезным формам активности, присущая здоровой личности, основывается на сбалансированном развитии системы смысловой регуляции. Особо значимая роль при этом отводится логике смысла и логике свободного выбора.
Система смысловой регуляции личности имеющей делинквентные признаки, подвержена деформации по таким основным направлениям, как искажение неформально обусловленных ценностей, потребность в субкультуре, диспропорция в соот-
ношении ценностной и потребностной индивидуальной смысловой регуляции, искажение структурной организации смысловых систем и степени осознанности смысловых ориентиров, а также их темпоральной локализации.
Можно заключить, что отсутствует единственно верный подход в вопросе выбора универсального метода коррекционного воздействия, поскольку существует большое разнообразие методов, базирующихся на различных психологических концепциях, взглядах их авторов на природу человеческой психики, национальных традициях и юридических особенностях, но данные особенности необходимо учитывать как в правоприменительной практике, так и при разработке соответствующих программно-концептуальных документов, к которым, в частности, относится Концепция развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года, утвержденная распоряжением Правительства Российской Федерации № 1772-р от 14 октября 2010 года (в редакции от 23 сентября 2015 года).
Библиографический список
1. Антонян, Ю.М. Детерминация криминогенной мотивации поведения осужденных, определяемая субъективным восприятием наказания / Ю.М. Антонян, Е.Н. Колышницы-на // Общество и право. - 2009. - № 3. - С. 144-155.
2. Бондаренко-Глазунова, А.И. Вымышленное "Я" как отражение ценностно-смысловых ориентаций личности / А.И. Бондаренко-Глазунова // Историческая и социально-образовательная мысль. - 2012. - № 2 (12). - С. 151-155.
3. Дмитриева, Н.В. Аддиктивная идентичность виртуально зависимой личности : монография / Н.В. Дмитриева, О.В. Дубровина. - Ишим: Изд-во Ишимского гос. пед. ин-та им. П. П. Ершова, 2010.
4. Елеонский, В.А. Отношение осужденных к наказанию и вопросы повышения эффективности их исправления и перевоспитания в местах лишения свободы : учебное пособие / В.А. Елеонский. - Рязань, 1976.
5. Жижиленко, А.А. Наказание. Его понятие и отличие от других правоохранительных средств / А.А. Жижиленко. - Петроград: Типография "Правда", Разъезжая, 16-18, 1914.
6. Ишигеев, В.С. Наказание и предупреждение преступлений в местах лишения свободы: монография / В.С. Ишигеев, И.В. Кернаджук. - Хабаровск: Дальневосточный институт менеджмента, бизнеса и права, 2003.
7. Клейменов, М.П. Влияние лидеров криминальной среды на криминологическую ситуацию в местах лишения свободы / М.П. Клейменов // Права осужденных, отбывающих наказание в местах лишения свободы, и международные стандарты исполнения наказания : материалы научно-практического семинара / отв. за вып. А.А. Урусов. - Омск: Омская академия МВД России, 2006. - С. 5-16.
8. Клейменов, М.П. Криминологическая обстановка в местах лишения свободы / М.П. Клейменов // Постпенитенциарный контроль и проблемы предупреждения рецидивной преступности : материалы межвузовской научно-практической конференции / отв. за вып. А.А. Урусов. - Омск: Омская академия МВД России, 2008. - С. 3-14.
9. Леонтьев, Д.А. Психология смысла : автореф. дис. ... докт. психол. н. / Д.А. Леонтьев. - М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1999. - URL.: http://www.inspp.ru/ index.php?id=285&Itemid=2&option=com_content&task=view.
10. Леонтьев, Д. А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности / Д.А. Леонтьев. - 3-е изд., доп. - М.: Смысл, 2007. - URL.: http:// fictionbook.ru/static/trials/03/37/40/03374015.a4.pdf.
11. Милюков, С.Ф. Вновь о мобилизационном векторе российской уголовной политики / С.Ф. Милюков // Уголовная политика и правоприменительная практика : сборник статей по материалам III Всероссийской научно-практической конференции. - М.: Верховный Суд РФ; Российский государственный университет правосудия, 2015. -С. 150-156.
12. Пржевальский, В.В. Профессор Франц Лист и его основные воззрения на преступление и наказание / В.В. Пржевальский // Сборник правоведения и общественных знаний: Труды юридического общества, состоящего при Императорском московском университете, и его статистического отделения. Том 6. - СПб.: Типография М.М. Стасюле-вича, Вас. остр., 5 л., 28, 1896. - С. 70-127.
13. Тепляшин, П.В. Социокультурные установки как детерминанта преступного поведения личности (в контексте феномена пенитенциарной системы) / П.В. Тепляшин, С.А. Сергиенко // Вестник Сибирского юридического института ФСКН России. - 2015. - № 3. - С. 108-115.
14. Фалиев, Н.И. Условное осуждение. Новая область его применения / Н.И. Фали-ев. - М.: Издание книжного магазина "Правоведение", 1904.
15. Франкл, В. Воля к смыслу / В. Франк. - М.: Институт общегуманитарных исследований, 2015.
16. Чубинский, М.П. Курс уголовной политики / М.П. Чубинский. - Ярославль: Типография губернского правления, 1909.
17. Ewing, A.C. The Morality of Punishment with some Suggestions for a General Theory of Ethics / A.C. Ewing / With a Foreword by W.D. Ross. - London: Kegan Paul, Trench, Trubner & CO., 1929.
