О русских революциях: послесловие Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Ю.С. ПИВОВАРОВ

О РУССКИХ РЕВОЛЮЦИЯХ: ПОСЛЕСЛОВИЕ

«Я не убежден в своей правоте, я убежден, что это требует осмысления».

Ж. Деррида

«Сегодня время определенности».

Н. С. Михалков (в передаче «Постскриптум» 26.01.2008 (21 час. 54 мин.)

Понять Россию, или «О самом личном»

Двадцать первый век постепенно развертывается, разгуливается. И в общем некоторые важные вопросы его «повестки дня» уже проясняются. Но мы не будем их обсуждать, пусть это делают другие. Мы же последуем совету Элиаса Канетти: «Говори о самом личном, говори об этом, одно только это и нужно, не стыдись, об общественном говорится в газете»1. -Так вот, о «самом личном».

А поскольку профессия, как утверждал наш учитель Макс Вебер, это - призвание (calling, Beruf), т.е. «самое личное», то речь пойдет о России (в начале XXI в.). Ведь мой Beruf - ограниченная жизненными сроками и неограниченная по претензии попытка «понять Россию». До основанья, до корней, до сердцевины. Конечно, это невозможно. И мы помним завет другого учителя, Карла Ясперса: исследователь должен исходить из презумпции наличия «тайны истории» и благоговейно перед ней останавливаться (вот, кстати, где фундаментальный порок марксизма; не будем с самого начала отвлекаться от еще не заявленной темы, но не удержимся: «тайна истории» у Ясперса - это не пошлая «мистика», это - адекватная

1 Цит. по изд.: Канетти Э. Масса и власть. - М., 1997.

21

антропология; «тайна истории» есть тайна человека, связанная со свободой выбора; и эту тайну никакая наука постичь в принципе не может. Добавлю: не ее это дело). - И все же понять Россию. Сегодняшнюю Россию.

Кстати, момент для очередной попытки «understanding Russia» (так, напомню, почти так называется книга известного историка Марка Раева1) вполне подходящий. Еще совсем недавно национальный лидер, верховный правитель страны (и она вместе с ним) триумфально закончил свою восьмилетку. Мы вслед за ним шли от одной победы к другой (бурный подъем экономики, социальная стабильность, рост доходов населения, возвращенная субъектность в международных отношениях и возвращенный в Атлантику флот, выигрыш права на проведение зимней Олимпиады для Сочи, что, помимо прочего, должно способствовать скорому расцвету Юга России.. , а еще вот-вот нанотехнологический бум, улучшение - какое-никакое - демографической ситуации и многое-многое другое, чему все мы являлись радостными свидетелями). Конечно, проблемы были. Но нам показали и доказали: они решаемы. И при этом все-таки конституционные два срока завершились. Был назначен наследник, будущий президент (выбор, надо сказать, прекрасный; молод, учён, опытен, долго работал с Самим - значит перенял необходимое для управления-властвования; к тому же, говорят, либерален, неконфликтен, не - силовик, которых все-таки хоть и обожают у нас, но и чуть-чуть побаиваются).

Дмитрия Анатольевича Медведева, после того как В.В. Путин избрал его для нас, сразу же полюбили. Тем не менее каковой будет Россия при нем никто не знал... Но вдруг разразился кризис. И наши успехи, наши достижения не то чтобы кончились, однако были подвержены серьезному секвестированию. Давайте же на этом рубеже попробуем вновь заняться бесплодным русским занятием: понять Россию.

Но перед этим еще раз о «самом личном». - Карл Барт в своем знаменитом «Очерке догматики» говорит: «Субъектом науки может быть лишь тот, для кого существует соответствующий предмет и сфера деятельности и кто причастен им» (4, с. 11). Для Барта и «его» науки догматики субъектом была церковь и те, кто находился в ее «пространстве» (Raum). - Вот и мы погружаемся в русское пространство: культурное, историческое и пр. При этом полностью разделяем бартовское понимание природы субъекта науки. «Тому, кто хотел бы иметь дело с догматикой и сознательно поместил бы себя при этом вне церкви, придется считаться с тем, что предмет догматики останется для него чем-то чуждым, и не следует удивляться, что он уже с первых шагов утратит ориентацию и будет

1 Полное название «Understanding the imperial Russia». Но «имперская» (или - «дореволюционная», как это в русском переводе) в данном случае для нас не основное. Основное - «Russia» (Raeff M. Understanding the imperial Russia. - L.: Overseas publications interchange ltd., 1990. - 304 p.).

22

действовать разрушительным образом. И в догматике необходимо быть причастным предмету, а это означает как раз причастность жизни церкви. Отсюда не вытекает, однако, что в догматике следует провозглашать то, что в давние или новые времена утверждалось церковными авторитетами, и лишь повторять предписанное ими... Когда мы называем церковь субъектом догматики, то имеем при том в виду лишь то, что занимающийся этой наукой как исследователь. должен ответственно поместить себя на почву христианской церкви и ее деяний. Это conditio sine qua non» (там же, с. 12).

Вслед за Бартом и мы - методологически - утверждаем условием «understanding Russia» причастность «Russia», ответственность за и перед «Russia», признание «Russia» экзистенциальной «почвой» и отказ от рабского следования «предписанному ее авторитетами» (но - учет и знание этого).

Девяносто лет тому назад...

Итак, в 2008 г. в России появился новый президент. И это, конечно, зная наши традиции, ярчайшее и важнейшее, «рубежное», так сказать, событие. Но, помимо прочего, мы пережили еще два события-даты, которые по-своему тоже весьма значимы. Первое. Исполнилось девяносто лет со дня разгона Учредительного собрания. Именно разгона. Ведь ему не удалось состояться. С моей точки зрения, это и есть конец той России, которая была хоть как-то приемлемой. И начало России неприемлемой. То, что русские позволили удушить свой Земский Учредительный Собор, пожалуй, похлеще, чем февральско-мартовское свержение монархии. Конечно, и то, что произошло в начале Семнадцатого, ошеломляет. Скажем, по прочтении стенограммы заседаний Государственной думы ноября-декабря 1916 г., выступлений т. Керенского и г. Милюкова (и других господтова-рищей), напрашиваются два альтернативных вывода: они сошли с ума (не метафорически, клинически) или они преступные провокаторы, которых власть была обязана немедленно арестовать. То есть в сумасшедший дом или тюрьму. - Если проанализировать поведение верхушки бюрократии, генералитета, царского окружения (и императора, увы, тоже), общественников и т.д. в эти месяцы, хочется кричать от негодования, непонимания, отчаяния. Но есть смягчающее обстоятельство. Ни у кого не было исторического опыта жизни после монархии, в иных условиях. Эдакая наивность и невинность. Малопростительные, безусловно. Однако все-таки понятные.

Но то, что последовало за 2 марта 1917 г., что в конечном счете вылилось в развал страны и самозванничество уголовников-большевиков (почему «уголовников» скажу ниже, но, дабы сразу избежать дискуссий на

23

эту тему, напомню, что это в ноябре 2007 г. признал Верховный суд РФ; итак, об этом ниже), должно было отрезвить, открыть глаза, сердца, уши (что еще?) нормальных людей. Их-то всегда большинство. И за годик научиться можно, догадаться, что к чему. А первых два месяца диктатуры этой банды? Они что, прошли даром?

Разумеется, задним умом крепки все. Легко через почти сто лет снисходительно указывать на адекватный «распорядок действий». Но в том-то все и дело, что не «легко», что потом наступил социальный ад и наш адрес, к несчастью, «Советский Союз» (пусть внешне его уже нет, но, подобно своему демиургу Ленину, он и после смерти «живее всех живых»; «мы все еще там» - прокричу я соотечественникам). - И они, нормальные русские люди (офицеры, активисты-общественники, священники, монахи, бюрократы, капиталисты, рабочие, ремесленники), должны были защищать свой Земский Собор. Он не был для них «своим»? - Однако на выборы пришла вся Россия. Это ли не «свой»?! Победили эсеры, которые до революции пускали кровь, а в Семнадцатом неожиданно показали себя политиками весьма жалкими (и в Советах, и в правительстве) и столь же неожиданно срачковитыми (люблю это украинское слово)? - Да. Но в тех условиях сохранение Учредительного собрания было последним, единственным шансом для всех нормальных (не-уголовников).

Не в Новочеркасск из Петрограда и Москвы, с развалившегося фронта должны были бежать боевые офицеры, а в столицу. Все эти чк еще не раскрутились, все эти петерсы-дзержинские еще в полной мере не оперились, еще не смели верить в свою неслыханную, немыслимую удачу все эти (в скором будущем) кремлевские мечтатели, пламенные наркомвоен-моры и милые, симпатичные убийцы-«бухарчики». Еще можно было им противостоять. И было что защищать. И люди, прошедшие фронт, умели воевать (через несколько месяцев и в течение нескольких лет они покажут и докажут это в совершенно неравной по силам схватке с красными; для меня это повод к гордости и оптимизму). Однако тогда, в январе Восемнадцатого, их всех в Петрограде, видимо, не было. Или они (из тех, кто был) еще ими не были...

И вот сегодня Россия должна это осознать, хотя бы для начала вспомнить. Молчание. Полная утрата исторической памяти и чувства исторического самосохранения. - Да, состав Учредительного собрания не вызывает особо положительных эмоций, да, само его «происхождение» из нарушавшего Основные законы отречения Николая II и полностью незаконного Михаила Александровича весьма печально, досадно, да, еще неизвестно куда бы это Собрание привело страну. Но это, в который раз скажу, был единственный наличный шанс России, чтобы не свалиться в бездну. Свалились. И всё забыли.

24

Второе дата-событие: девяносто лет со дня убийства царской семьи. Конечно, это во многом следствие первого (разгона). Что же сегодняшняя Россия? Что сказала она относительно этой традиции? Вот статья из газеты «Коммерсантъ»:

«Верховный суд принизил полномочия совдепа

Царской семье отказано в реабилитации

Верховный суд РФ вчера отказался признать императора Николая II и членов его семьи жертвами политических репрессий. Суд согласился с доводами Генпрокуратуры, что расстрел царской семьи — уголовное, а не политическое преступление. Наследники Николая II назвали это решение "реабилитацией большевизма".

Вчера коллегия по уголовным делам Верховного суда РФ решила, что последний российский император и члены его семьи не подлежат реабилитации. Тем самым суд поддержал позицию Генпрокуратуры, которая уже дважды отказалась признавать членов царской семьи жертвами по-литрепрессий.

«Официального решения о расстреле царской семьи не принималось», - заявила вчера в суде представитель Генпрокуратуры Инесса Ковалевская. По ее словам, отсутствие уголовного дела и решения судебных и внесудебных органов власти не дают права реабилитировать Романовых. «Романовы были лишены жизни не как осужденные государственные преступники, а расстреляны представителями исполнительной власти, превысившими свои должностные полномочия», - уточнила она.

«В отношении членов царской семьи решения принимали органы, наделенные судебными функциями - ВЦИК, СНК, Уральский совдеп», -возразил адвокат российского императорского дома Герман Лукьянов. «Известно, что 18 июля 1918 года состоялось заседание президиума ВЦИКа, который признал расстрел Николая II правильным», - настаивал господин Лукьянов.

Выслушав обе стороны, суд вынес решение «признать Романова Николая Александровича, Романову Александру Федоровну, Романова Алексея Николаевича, Романову Ольгу Николаевну, Романову Татьяну Николаевну, Романову Марию Николаевну и Романову Анастасию Николаевну не подлежащими реабилитации».

«Я удовлетворена этим решением, - заявила «Ъ» госпожа Ковалевская после заседания суда. - Все сделано по закону». Ее поддержали представители КПРФ. «У него (Николая II. - «Ъ») самого руки в крови, вспомните Кровавое воскресенье, бездарное руководство армией в первую мировую, - говорит зампред ЦК КПРФ Владимир Кашин. - Он виновен в той ситуации, которая сложилась в стране к 1917 году».

25

Представители великой княгини Марии Владимировны назвали решение суда «реабилитацией коммунистического строя». «Суд показал, что большевики действовали правильно по отношению к царской семье», -заявил «Ъ» адвокат Герман Лукьянов. «Безусловно, это не правовое, а политическое решение, за которым стоят силы, стремящиеся возродить элементы тоталитаризма, что противоречит интересам современного российского государства», - заявил «Ъ» директор канцелярии главы императорского дома Александр Закатов.

Мотивировочная часть судебного решения будет обнародована через десять дней, после чего адвокаты намерены обжаловать его в президиуме Верховного суда. Господин Закатов пообещал, что если не удастся добиться реабилитации от российских властей, то представители императорского дома обратятся в Страсбургский суд по правам человека.

Павел Ъ-Коробов»1

Не скрою, поначалу я был совершенно раздавлен. Как же так?

Россия, которая нашла в себе силы совершить Великую антикоммунистическую революцию (об этом еще поговорим), отказывается по сути признать страшный свой грех. Но вскорости понял: другого решения эта Россия, неприемлемая, принять и не могла. Более того, Верховный Суд РФ юридически закрепил за коммунистическим Бегемотом (наряду с Левиафаном библейский зверь; его именем большой немецкий ученый Франц Нойман назвал родственный большевистскому национал-социалистический режим) статус уголовного. Пережив в начале июля Восемнадцатого острый кризис, выйдя из него и начиная новую (для себя и всех) жизнь, юный Бегемот в порядке своеобразной людоедской инициации замочил (в отличие от украинского слова его люблю не я один) недавних еще персонификаторов исторической власти. И детишек пострелял. Конечно, это не политическое преступление, а уголовное. Никакой политики при коммунистах никогда не было. Только убийства, кровавые разборки, запугивание и т.д. Действительно, «представители исполнительной власти превысили свои полномочия». Ну, просто превысили. Чуть-чуть. И чтоб выстрелы были не слышны, стреляли через подушки. Причем здесь «реабилитация» и какие же они «жертвы политического террора»? - Они жертвы уголовного террора, развязанного в (моей, приемлемой) стране уголовниками. Никаких судебных в нормальном смысле слова органов там не было. Как не было нормального разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. Все это были, согласно уголовным понятиям, кликухи различных уголовных банд. И «исполнительной властью» одну из этих банд можно назвать лишь в том смысле,

1 Коммерсантъ. - М., 2007. - 09.11. - № 206 (3782).

26

что она «исполняла». Когда под подушки, когда под «Интернационал» (по рассказам моей бабушки, в центре Москвы в 19-м, чтобы не мешать ответработникам ответработать и по ночам), когда под кипяще-ледяную тишину вечного небытия.

Итак, еще раз, что следует из решения Верховного суда РФ. Представитель Генпрокуратуры Инесса Ковалевская (не правда ли, исторически значимые для русских имя и фамилия) заявила: «Все сделано по закону». Таким образом, Российская Федерация законно отказала членам царской семьи в реабилитации. Это прямое подтверждение правопреемства РФ от СССР (летом 1918 - РСФСР). А теперь представьте себе: нынешняя Германия заявляет, что бессудные убийства евреев «исполнительной властью» нацистского режима были «превышением ее должностных полномочий». Но это невозможно. Послевоенная (Западная) Германия принципиально отказалась от преемства с гитлеровским режимом. А послесовет-ская Россия, напротив, своими законами фактически оправдывает палачей и отказывается от солидарности (в том числе и правовой) с Россией доуго-ловной, приемлемой. Что ж, наверное, выбор был сделан. - Скажут: юридически решение Верховного суда РФ совершенно релевантно. Так вот, именно поэтому союзники и демократическая, приемлемая Германия отказались судить нацистских преступников по их законам. Ведь правовая техника в принципе позволяет «замотать» любое дело. Да и нацистские законы принимались с целью прикрытия коричневого террора. Недаром в науке законодательство Третьего рейха квалифицируется как «внеправо-вое». Эссенция права, дух права не содержались в законах тевтонских людоедов.

«Качественно» дальше нацистов пошли большевики. С самого начала они просто-напросто отказались от «буржуазного права», т.е. права вообще. Другого же не было и нет (притом, что в рамках «буржуазного» существуют различные правовые системы). И если гитлеровский строй был узаконенным бесправием, то ленинско-сталинский - внезаконным бесправием. То, что у большевиков именовалось «законом», на деле являлось техническими нормами, с помощью которых они волюнтаристски и насильнически осуществляли свой курс. Правом здесь и не пахло.

Заявив себя правопреемницей коммунистического СССР, нынешняя Россия, хотела она того или нет, стала и наследницей, продолжательницей красной «правовой системы», духа красного законодательства. В этом смысле решение Верховного суда РФ было абсолютно логично. И нельзя не согласиться с мнением представителя великой княгини Марии Владимировны: это - «реабилитация коммунистического строя». Реабилитация убийц, а не жертв, добавим. Нельзя не оценить и радости коммунистов: «Справедливо гад получил, сам - кровавый и страной управлять не мог. За это в расход, вместе со своими гаденышами». Правда, доктор сельско-

27

хозяйственных наук, депутат Госдумы и зампред ЦК КПРФ тов. Владимир Иванович Кашин (замечу в скобках - не мое это, беспартийного, дело вмешиваться в дела партийцев), не желая, видимо, того, занимает не вполне ленинскую позицию. То, что Николай II «бездарно руководил армией», «виновен» в создании революционной ситуации в 1917 г. и «допустил» Кровавое воскресенье, это ж и дало большевикам шанс на власть. Как же им обижаться на царя. Был бы он поуспешнее, их бы не было.

Впрочем, через некоторое время наше начальство все же одумалось. Переменило точку зрения. И Верховному суду РФ, видимо («видимо», потому что точно не знаю, как это произошло, однако - произошло), было поручено императора и царскую семью реабилитировать, признать жертвами политических репрессий. Говорю об этом кратко, скороговоркой, поскольку совершенно очевидно: «пересмотр дела» был, так сказать, демонстрацией политкорректности. Умные люди в Кремле, кажется, поняли: чего из такой безделицы, давно уже потерявшего всякое практическое значение события раздражать какую-то, пусть и невлиятельную, небольшую часть общества.

Но в сознании большинства русских людей и русской верхушки ничего по сути не изменилось. Мы так и остались «законными» преемниками СССР.

Хотя в какой-то момент - и это, кстати, было связано с девяностолетием со дня убийства Николая II и его семьи - мне показалось, что ситуация отчасти меняется. Летом 2008 г. телевидение показало несколько очень неплохих и сострадающих передач, посвященных этому событию. Появились статьи, написанные умно и честно. И вроде бы это обсуждалось в обществе. С пониманием и горечью.

Однако дальнейший ход событий полностью развенчал мою наивность и доверчивость. Позор в позорном телевыборе «Имя России», позор с Комиссией по фальсификациям, позор все это допускающего общества.

Да, странная мы все-таки страна. Ничему не хотим учиться. Даже не боимся, что исторические преступления, в которых мы не раскаялись и которые не были осознаны нами именно как преступления, настигнут нас же и поглотят вовсе. И вот здесь, если можно так выразиться, в нижней точке морального самоощущения, я хочу перейти к моей главной теме -«понять Россию» и «говорить о самом личном». Для меня это - судьба русских революций. Начала века (1905, 1917) и его конца (1991, 1993). Их происхождение, содержание, последствия.

«Жалкое морализирование»

«Нет ничего более жалкого, как морализирование по поводу великих социальных катастроф», - писал Лев Троцкий в своей «Истории русской

28

революции» (24, с. 25). Вот именно этим - «жалким» - я и призываю заняться вместе со мной. Сто (примерно) лет отделяет нас от того, что называется «первой русской революцией», и девяносто - от Февральской и Октябрьской. Дистанция вполне достаточная для того, чтобы уразуметь не только «истоки и смысл» (причины и содержание), но и последствия (ближние и дальние) всех этих крутопереломных событий. То есть теперь мы видим и знаем, во что все это вылилось. И должны признать: Русская Революция является главным событием русской истории.

Замечу: в этом моем утверждении таится ревизия классической позиции В.О. Ключевского. Известно, что великий историк главным событием отечественной истории полагал отмену крепостных порядков в 1861 г. Но думаю: доживи Василий Осипович до «окаянных дней», он согласился бы с нами. - А уж в мировом контексте Русская Революция куда более значимый феномен, нежели эмансипация крестьян. Правда, как мы хорошо знаем, реформа Александра II и революция тесно связаны между собой. Или, по чеканной формуле В.И. Ленина, «реформа, породила революцию» (10, с. 177).

Однако мы забегаем вперед. Вернемся к жалкому морализированию по поводу великих социальных катаклизмов. В современном русском интеллектуальном обиходе постепенно складывается (вот-вот сложится) господствующее убеждение: пора, подобно другим народам, пережившим свои революции, становиться цивилизованными. Пора найти революции определенное место в истории, отказаться от «черно-белого» взгляда на нее, помирить жертв и палачей, победителей и побежденных. Ведь сделали же это англичане, установив друг напротив друга памятники Карлу I и Кромвелю, а французы, поселив равноправно в своей памяти Бурбонов, Робеспьера и Наполеона, «старый порядок» и Революцию (а любимый везде и всюду Токвиль, подобно нашему все менее любимому Ленину, прямо выводил Революцию из «ancien régime»).

Если мы не сделаем того же, говорят идеологи исторического примирения, исторического синтеза (они же одновременно представители идеологического мейнстрима), у нас никогда не закончится гражданская война, Россия не выздоровеет и цивилизованным народом мы не станем. Да разве не правы они? Вот и социальная практика движется в этом же направлении. Воссоединились церкви (РПЦ и РПЦЗ), потомки коммунистов и эмигрантов находят общий язык, на Родину возвращается прах белых вождей (Деникина, Каппеля, Ильина и др.), под гимн бывшего СССР, ныне - РФ, под флагом дореволюционной России (белых, власовцев), ныне - РФ, патриарх (это еще Алексий II, ныне покойный) открывает памятник одному из самых чтимых русских святых - Савве Сторожевскому. И караул офицеров и солдат, с двуглавыми орлами и красными звездочками (тоже примирение!) на фуражках, салютуют: памятнику св. Савве, пат-

29

риарху и клиру, местному начальству. И даже то, что все это странно похоже на телевизионную картинку тридцатилетней давности - открытие памятника какому-нибудь советскому герою (да, без священства и русского флага, однако, как ни странно, общий тон не изменился). Но ведь и в этом же желанный большинству синтез докоммунистического и коммунистического. Тот самый синтез, воплощением которого и должна, думают многие, стать новая демократическая Россия1.

На этом историческом фоне жалкое морализирование по поводу великих социальных катаклизмов кажется совершенно иррелевантным. Действительно, жалким и неуместным, каким-то уж очень запоздалым и никчемным. - Недавняя же «пря» вокруг учебников по истории (с участием августейшей особы Владимира Владимировича) и нынешняя - вокруг фальсификации истории показали: пора оставить ненужные споры, Россия вновь сосредоточивается и сосредоточивает эпохи, когда-то противоборствовавшие силы, мифы, идеологии и пр.

И все же я призываю заняться жалким морализированием. И не следовать совету Троцкого. И не идти в фарватере победительной идеологической эскадры. Но сделаем это все же по рецепту Льва Давидовича: «.Искусство познания есть искусство обнажения» (24, с. 26). Давайте обнажим «структуры» революции, проведем ее структурный анализ. А там посмотрим: что с чем можно примирить? И почему автор этой работы так настаивает на жалком морализировании по поводу Русской Революции.

«Истоки и смысл» Русской Революции

Понятно, что это название заимствовано у Н.А. Бердяева (знаменитые «Истоки и смысл русского коммунизма»). Но Русская Революция -явление гораздо более глубокое, широкое, сложное, чем русский коммунизм. Последний, при всем его, как говорили раньше, всемирно-историческом значении, «лишь» одна из нескольких составляющих Русской Революции.

Русская Революция - это не 1917 г. с его двумя революциями: Февральской и Октябрьской. Это и не 1905-1907 гг. плюс 1917 г. То есть это даже не совокупность трех революций. Хотя все они - важнейшие ее события. Русская Революция - это историческая эпоха между примерно 1860

1 На своем, как всегда ёрническо-антипатриотическом, немейнстримовском языке все это подтверждает и автор провидческой «Москвы 2042»: «Сегодня усердно мы Господа славим / И Ленину вечную славу поем. / Дзержинского скоро на место поставим, - Тогда уж совсем хорошо заживем» (В.Н. Войнович). - До Дзержинского, наверное, все-таки не дойдет. А вот Андропову, не исключено, памятник поставят. И Владимир Владимирович его любит, и певец «Дворянского гнезда» спел ему киногимн (А.С. Михалков-Кончалов-ский). Да, и по проспекту Андропова, как и по проспекту Сахарова, справно плетутся в пробках «дорогие мои москвичи».

30

и 1930 гг. Это - семьдесят лет, жизнь человека, жизнь поколения. Она началась реформами Александра II и закончилась победой Сталина и сталинцев во внутрипартийной борьбе, сворачиванием НЭПа и коллективизацией. Русская Революция — это период русской истории между отменой Крепостного Порядка (права) и установлением Второго Крепостного Порядка (права) большевиков (ВКП(б)).

Имея в виду грандиозные изменения, которые происходили в России в 60-80-е годы XIX в., Ф. Энгельс в 1893 г. говорил: «Освобождение крестьян в 1861 г. и связанное с ним - отчасти как причина, а отчасти как следствие - развитие крупной промышленности ввергли эту самую неподвижную из всех стран, этот европейский Китай, в экономическую и социальную революцию» (выделено мною. - Ю.П.)» (15, с. 406). Добавлю: это было также революцией в социальной психологии и массовой мен-тальности. В начале ХХ столетия революция обрела политическое измерение. Таким образом, она носила универсальный (для русского общества) характер. (Не упустим и ее правового среза.)

Содержанием и целью Русской Революции была эмансипация общества и индивида. К весне 1917 г. эта цель была достигнута (какой ценой -и это вопрос принципиальный - скажем позже). После этой победы движение повернулось вспять, в сторону восстановления рабства. Говоря красиво, Семнадцатый был пиком - русская история взлетела к свободе и, не удержавшись, рухнула вниз.

И все-таки поговорим о русских революциях в Русской Революции. Иначе мы не сможем уяснить, чем был Октябрь-17, - а это-то интересует меня больше всего на свете (с тех пор, как помню себя).

Одно из больших исторических заблуждений (как современников, так и нас, потомков) заключается в том, что революция 19051907 гг. квалифицируется как «неудачная», «незаконченная»; рассматривается как «репетиция», «прелюдия» к 1917 г., т.е. настоящей революции. С моей же точки зрения, эта революция, во-первых, была успешной (насколько вообще революция может быть успешной; ведь это всегда трагедия). Во-вторых, нормальной, вполне сопоставимой с некоторыми европейскими революциями. Скажем - 1848-1849 гг. Причем, сопоставимой и по характеру, и по интенсивности протекания, и по результатам.

Главная удача революции 1905-1907 гг. состояла в том, что она завершилась компромиссом между властью и обществом. Но не победой одной из этих двух сил. Результатом этого компромисса стала Конституция 23 апреля 1906 г., широкая политическая реформа и столыпинское преобразование страны.

При этом все составляющие успешного результата революции не были случайными. За каждой из них была своя история, своя «подготовка». Конституция стала итогом более чем столетнего - когда осмысленно-

31

го, когда «инстинктивного» - продвижения России от Самовластия к конституционной и ограниченной монархии. В. Леонтович писал: «. Конституция от 23 апреля 1906 года представляла собой правовые рамки, в которых... можно было достичь политической цели, так долго остававшейся недостижимой и состоявшей в том, что монархия принимала либерализм как свою программу, а общественность сотрудничала с традиционными силами монархии при проведении в жизнь этой программы и даже находила какое-то внутреннее единство с этими силами» (11, с. 465). О том же раньше говорил и В. Маклаков: «В России были тогда две силы. Была историческая власть с большим запасом знаний и опыта, но которая уже не могла править одна. Было общество, много правильно понимавшее, полное хороших намерений, но не умевшее управлять ничем, даже собой. Спасение России было в примирении и союзе этих двух сил, в их совместной и согласованной работе. Конституция 1906 года - и в этом ее основная идея - не только давала возможность такой работы, но делала ее обязательной. Идти вперед, менять можно было только при обоюдном согласии. Соглашение между двумя политическими силами сделано было необходимым условием государственной жизни» (13, с. 145).

Иными словами, Конституция 23.04.1906 г. создала самые благоприятные условия для продвижения России к более совершенному состоянию. Это был в высшей степени взаимовыгодный компромисс власти и общества.

Широкая политическая реформа означала признание за большей частью подданных империи политических прав и допуск их к управлению (и здесь было продолжено более чем вековое дело). Столыпинский же план предполагал фундаментальное изменение социальных, экономических и правовых условий жизни русского народа. То есть этот план не сводился только к решению крестьянского вопроса (хотя это и было сердцевиной), но затрагивал страну в целом, во всех ее измерениях.

6 марта 1907 г. П.А. Столыпин выступил с большой речью в Думе. В ней он сформулировал программу коренных преобразований русского социума. Она «представляла собой одно из самых решительных наступлений либерализма во всей русской истории» (11, с. 518). Эта программа стала основой правительственной политики вплоть до начала войны (после убийства Петра Аркадьевича ее продолжил В. Н. Коковцев). Вот ее основные положения: 1) религиозная терпимость и свобода совести - были разработаны процедуры перехода из одного вероисповедания в другое, а также создания новых религиозных общин; устранялись все правовые ограничения, связанные с вероисповеданием; 2) неприкосновенность личности - арест, обыск и цензура корреспонденции могли иметь место только на основании судебного постановления; в случае полицейского ареста законность его должна быть проверена судом в течение 24 часов; предварительное расследование по политическим преступлениям прово-

32

дят не жандармские офицеры, а судебные следователи; адвокат допускается к подзащитному уже во время предварительного следствия; предполагалось существенно изменить уголовно-процессуальный порядок, привести его в соответствие с «европейским стандартом»; 3) совершенствование системы самоуправления - создание нецензовых земств в волостях, расширение права голоса при земских выборах, придание земствам новых функций, ограничение надзора административных органов за деятельностью органов самоуправления; 4) административная реформа - создание целостной системы гражданской администрации; организация административных судов; 5) аграрная реформа; 6) трудовое законодательство -введение различных видов страхования, узаконение экономических забастовок; 7) народное просвещение.

В этот день П.А. Столыпин говорил в Думе: «В основу всех правительственных законопроектов. положена. общая руководящая мысль, которую правительство будет проводить и во всей своей последующей деятельности. Мысль эта - создать те материальные нормы, в которые должны воплотиться новые правоотношения, вытекающие из всех реформ последнего царствования. Преобразованное. отечество наше должно превратиться в государство правовое. Правовые нормы должны покоиться на точном, ясно выраженном законе еще и потому, что иначе жизнь будет постоянно порождать столкновения между новыми основаниями общественности, государственности и. старыми установлениями и законами, находящимися с ними в противоречии» (20, с. 37). Таким образом, им подчеркивалось: возникающие как результат реформ правоотношения будут иметь в соответствующих законах защиту от любой попытки их нарушения, в том числе и со стороны власти. Кроме того, П.А. Столыпин имел в виду следующее: новое законодательство необходимо для того, чтобы отменить старые установления и законы, противоречащие конституционному строю, к которому перешла Россия. Иначе говоря, им ставилась задача согласования всего правопорядка страны с Основными законами в редакции 23.04.1906 г.

Да, эта революция была удачной! Кстати, еще и потому, что ни власть, ни общество не «взорвали» народ. Народный мир, пережив волнения и повышенное напряжение, все-таки устоял, сохранил равновесие.

Зачем Февраль?

Что касается Февральской революции, то она могла быть и могла не быть. В отличие от революции 1905-1907 гг. она не была исторически «запрограммирована». Более того, даже состоявшись, имела возможности развиваться иначе. В этом ее отличие от Октябрьской революции.

33

Почему же произошла Февральская революция? Ставя этот вопрос, я имею в виду не влияние войны (а оно было; и было одной из причин революции), неэффективные, а порой безответственные действия властей (включая Николая II), не «заговор» военных, не недальновидность и (тоже) безответственность «общественников», не стечение обстоятельств (снежная зима, затруднения в подвозе к Петрограду хлеба, очень холодная погода с внезапным к концу февраля-началу марта потеплением, когда жители города, «засидевшись» дома, высыпали на улицу и т.д.) и т.д. Это все причины важные, но, так сказать, важностью второй очереди.

По большому счету Февральская революция произошла потому, что, к сожалению, ни общество, ни власть не поняли: революция уже (в 19051907 гг.) была. И максимум того, что общество могло тогда «переварить», -получило. И максимум того самоограничения, на которое тогда могла пойти власть, был достигнут. Таким образом, всем следовало оставаться в этих рамках, рамках исторического компромисса власти и общества и в рамках Конституции, не выходить за них, искать там соглашения и решения вопросов. Может быть, после войны эти рамки и расширились бы. Виновны обе стороны: царь и бюрократия (не вся, конечно) стремились к сужению этих рамок, общество стремилось их раздвинуть. И те и другие хотели выйти из этого исторического «договора».

Зимой 1917 г. общественникам померещилось: час настал. Власть можно взять в свои руки. За годы войны их влияние, практическая сноровка и самооценка резко выросли. Власть же, напротив, казалось, не знала, что делать. Суетилась, куда-то пропали адекватные люди. Все получилось очень легко. Дунул теплый мартовский ветер, и императорскую Россию сдуло. Сто лет отчаянной, смертной борьбы с царским режимом, а финал схватки - почти оперетта. Почему? Вот главный вопрос к Февральской революции.

«Две разные России» — две русские революции

А потому, что русское государство, русская институциональная система, даже русская полицейщина - при всех их грозности, громадности, при всех страхах, которые они наводили (наводят - это сохранилось) на ближних и дальних, - чрезвычайно неустойчивы, неэластичны, неэффективны, но: хрупки и ненадежны. И чуть что, разлетаются вдребезги, в щепки, в ничто. (События 1991 г. подтверждают это.) Вот и тогда, в начале Семнадцатого, легкий мартовский ветер снес Россию как Институт. А власть царь сдал добровольно (и противозаконно: нарушил и Конституцию, и закон прапрадеда Павла о престолонаследии). Общественники взяли у него власть в самом прямом смысле: как мы у кого-нибудь берем ключ и поселяемся в комнате, квартире, гостиничном номере. Все. Спор

34

был закончен. Либералы (всех оттенков, включая консервативных) и социалисты (всех оттенков, включая радикальных) получили страну в свои руки.

Но вот уже почти 90 лет историки задаются вопросом: куда «слиняло» общество летом-осенью (особенно осенью) 1917 г.? А ведь оно имело за плечами весьма приличный политический опыт, умение самоорганизоваться, разветвленную по всей России сеть различных союзов, партий и т.д., деньги, наконец. К примеру, современный российский исследователь В.М. Шевырин убедительно рассказывает нам о громадной по своему размаху деятельности Всероссийского союза городов, Земского союза и Центрального военно-промышленного комитета в годы мировой войны. Это были подлинно всероссийские организации. Скажем, в Союз городов входило 630 городов, а в Земский союз - 7728 учреждений. Они организовывали госпитали, пункты питания, стирку белья, бани, помогали беженцам. Были активны в тылу, на фронте, на путях следования войск, раненых и беженцев (27, с. 46-54).

Еще раз скажу: между 1914 и 1917 гг. «общественники» очень выросли и организационно, и политически. Почему же их противостояние тенденциям, которые вели к Октябрю, оказалось крайне неэффективным?

Ответ на этот вопрос связан с ответом на главный вопрос русской революции: что такое Октябрь 1917 г.? - Его мы не поймем, если не скажем еще об одной Революции, которая развивалась параллельно и синхронно Русской Революции. И тоже в России. Это была Революция крестьянства, т.е. Революция более 100 млн. человек, подавляющего большинства населения страны.

Следовательно, для того чтобы уяснить, что происходило в России между примерно 1860 и 1930 гг., надо исходить из факта двух одновременных, «пересекающихся», «диффузирующих» друг в друга, однако самостоятельных революций. Каждая из них имела свое собственное содержание и смысл, характер и цели (если позволительно говорить о целях исторического процесса).

Но почему две революции? Это следствие фундаментального раскола России на две субкультуры в результате преобразований Петра I. Об этом в свое время точно сказал В.О. Ключевский: «.Из древней (допетровской. - Ю.П.) и новой России вышли не два смежных периода нашей истории, а два враждебных склада и направления нашей жизни, разделившие силы русского общества и обратившие их на борьбу друг с другом вместо того, чтобы заставить их дружно бороться с трудностями своего положения» (9, с. 363). А до него А.И. Герцен: «Две России с начала XVIII столетия стали враждебно друг против друга. С одной стороны, была Россия правительственная, императорская, дворянская, богатая деньгами. С другой стороны - Русь черного народа, бедная, хлебопашенная,

35

общинная, демократическая, безоружная, взятая врасплох, побежденная. Что же тут удивительного, что императоры отдали на разграбление своей России, придворной, военной, одетой по-немецки, образованной снаружи, Русь мужицкую, бородатую, неспособную оценить привозное образование и заморские нравы, к которым она питала глубокое отвращение» (6, с. 267). И он же: «...Две разных России... община и дворянство, более ста лет противостоящие друг другу и друг друга не понимавшие. Одна Россия - утонченная, придворная, военная, тяготеющая к центру - окружает трон, презирая и эксплуатируя другую. Другая - земледельческая, разобщенная, деревенская, крестьянская, находится вне закона» (8, с. 208).

Итак, возникли две России - не понимающие друг друга, разнящиеся по всем базовым цивилизационным и культурным характеристикам. Обе они зажили собственными жизнями. Правда, одна находилась у другой в рабстве. - Здесь необходимо подчеркнуть: будущие фигуранты Русской Революции - власть и общество - принадлежали к одной субкультуре. Верхней, европеизированной, созданной Петром Великим.

Этот раскол России во многих отношениях определял ее историческое развитие в ХУШ-ХГХ столетиях.

Таким образом, каждая из двух субкультур переживала свою собственную революцию. Но этого тогда никто не знал и не понимал...

Крестьянская уравнительно-передельная-захватная Революция

Теперь о крестьянской Революции. У нее было несколько измерений. Одно из них - знаменитый «аграрный кризис». Его диспозиция такова: демографический взрыв второй половины XIX - начала ХХ в. привел к перенаселению в деревне; к этому времени были распаханы все доступные тогда целинные земли, экстенсивный же характер земледелия сохранялся; в общине началось имущественное расслоение на богатых, средних и бедных. Ситуация становилась потенциально взрывоопасной.

Сначала ведомое С.Ю. Витте «Особое совещание по сельскохозяйственным нуждам» (1902-1905) пыталось теоретически разобраться с этой проблемой, затем П.А. Столыпин и его последователи (1907-1914) решить ее - известным способом - практически. Однако спровоцированная Февралем общинная революция покончила со столыпинской реформой, почти полностью пожрав ее результаты. А 28 июня 1917 г. Временное правительство (инициатива министра-эсера Виктора Чернова) принимает решение, запрещавшее столыпинское разверствование земли и фактически частную собственность на землю.

Иными словами, общественники сдаются перед разворачивающейся крестьянской Революцией. И дело здесь не в том, что в их рядах возобладала эсеровская линия, а линия Витте-Столыпина-кадетов оборвалась.

36

Эсеровщина и стала последним словом общественников - говоря выспренно - на суде истории, потому что столыпинщина обломала зубы о хребет передельной общины.

Так где же корни крестьянской русской Революции? К концу XVIII столетия - ходом событий, властью, помещиками (во многом как реакция на пугачевщину) - была создана передельная община. Ввели «тягло» - справедливую, равную систему распределения платежей и рабочей (трудовой) повинности. Цель была одна: поддержание равенства - нет бедных, нет богатых, нет пугачевых, нет бунта. А в основе всего - перманентное перераспределение, передел земли и уравнивание всех. Таким образом, социальная энергия миллионов русских мужиков канализируется вовнутрь. Купируется возможность социального взрыва, выброса излишка энергии. Но перманентно-передельный тип социальности (уточним: передельная община рождается не только и, может быть, не столько в результате определенных действий определенных людей) - во многом следствие многовековой адаптации населения к природной русской бедности, к «запрограммированной» в этих северных широтах скудости вещественной субстанции. Что, кстати, «предполагает» низкий уровень потребления.

Самодержавно-помещичья социальная гармония закончилась, когда разразился «аграрный кризис». Экстенсивно-передельный инстинкт Всероссийской Общины выразился во все возрастающем стремлении к захвату помещичьих, государственных и пр. земель. Столыпинская земельная реформа вроде бы указала нормальный (в смысле: не кровавый) путь выхода из этой крайне опасной для всех ситуации. Действительно, ее успехов, особенно если принять во внимание, что на все-про все история «выделила» лишь семь лет, недооценивать нельзя. Однако пришел 1917 год, и в результате известных причин вновь поднялся уравнительно-передельно-захватный общинный вал.

Дуван, большевики, передельная община и «касса истории»

Вот здесь-то большевики и оказались у «кассы истории». И взяли ее. Непопулярный в научных кругах Р. Пайпс пишет: «Есть в русском языке слово "дуван", заимствованное казаками из турецкого. Означает оно дележ добычи, которым обычно занимались казаки южных областей России после набегов на турецкие и персидские поселения. Осенью и зимой 191718 годов вся Россия превратилась в предмет такого "дувана". Главным объектом дележа была сельскохозяйственная собственность, которую Декрет о земле от 26 октября (1917 г. - Ю.П.) отдал для перераспределения крестьянским общинам. Именно этим переделом добычи между крестьянскими дворами в соответствии с нормами, которые свободно уста-

37

навливала каждая община, и занимались крестьяне до весны 1918 года. На это время они потеряли всякий интерес к политике» (17, с. 121).

Молодцы большевики! Нашли дело для русского народа. А сами быстрехонько укрепляли свой режим. В январе 1918 г. провели еще одну революцию - разогнали Учредительное собрание и самоучредились в Советскую республику.

Большевики вправду нашли дело для всего русского народа. «Дуван» проходил и в промышленности (фабзавкомы и «рабочий контроль» свелись к разделу доходов, имущества, оборудования предприятий), и в армии (прежде чем отправиться домой, солдаты грабили арсеналы, склады и т.д.), и в государственной сфере. Да-да, государство тоже стало «предметом» передела. Об этом - тот же Р. Пайпс: «... Зимой 1917-18 годов население России занималось дележом не только материальных ценностей. Оно растаскивало русское государство, существовавшее в продолжении шести столетий: государственная власть тоже сделалась объектом "дувана". К весне 1918 года вторая по величине Империя мира распалась на бесчисленные политические образования...» (там же, с. 123).

Таким образом, большевистская революция во многом была именно переделом власти государства. Нельзя сказать, что ленинцы все это придумали. Тем не менее «официальный лозунг «Вся власть Советам» облегчал этот процесс, позволяя региональным советам различных уровней -краевым, губернским, уездным и даже волостным и сельским - требовать независимой власти на подчиненной им территории. Результатом стал полный хаос» (там же).

Еще раз: передел земли, фабрик и заводов, армейского имущества и -как высшая форма передела - власти-государства. Конечной же «монадой», на которую передел власти не покушался, была волость. Здесь властный передел остановился. Внутри волости шел передел земельный. На границах волости - и это не случайно - встретились два главных русских передела. - Напомню всем хорошо известное: слово «власть» происходит от слова «волость». То есть, видимо, волость является первичной ячейкой русской власти. Кроме того, именно на волостных рубежах от энергий двух этих переделов (власти и земли) рождается ключевой феномен истории России — властесобственность. Фундаментальность волости хорошо понимал крупнейший российский государствовед, юрист и историк Н.Н. Алексеев (1876-1964): «Известное количество сельских советов объединяются в некоторое высшее целое, именуемое волостью. Эту административную единицу советский строй унаследовал от старой России - и не только петербургской, но и древней, московской... Волость осталась в качестве органа местного крестьянского самоуправления после реформ императора Александра Второго. Большевики связали старую волость с советской системой...» (3, с. 329).

38

Но все далеко не так просто с этой русской передельной общиной, учинившей революцию, которая смела все результаты деятельности послепетровской европеизированной субкультуры (хотя и сама она была не незаконным, не побочным «ребенком» этой субкультуры). Исследования общины давно уже показали: ее экзистенция строится на двух противоречащих друг другу тенденциях (обычаях-институтах) - к становлению нормальной частной собственности на землю и необходимости постоянно поддерживать принцип «равных для всех оснований» (перманентный передел). Общим местом этих исследований стало утверждение, согласно которому антагонистические отношения этих тенденций несли в себе зерно разрушения общины. В конечном счете должен был, полагали аналитики, победить один из двух принципов. Но они ошибались.

Эволюция общины после завершения общинной революции 19171922 гг. и до начала коллективизации 1929 г. показала: обе эти тенденции суть обязательные условия ее существования. Саморазвитие общины шло не в двух противоположных направлениях. Как бы это парадоксально ни звучало, но эти тенденции были лишь разными проявлениями одной «субстанции».

В скобках замечу: субстанция общины тоже менялась. Община становилась более открытой миру, более гибкой, принимавшей теперь и определенное неравенство, и новые формы организации - кооперацию, в первую очередь. То есть не исключено, что община трансформировалась в нечто социально устойчивое, эффективное, адекватное русской Современности. В нечто в духе Чаянова-Кондратьева... Однако, как мы знаем, общине сломали хребет в 1929 г.

Так что же, большевики пришли к власти на волне общинной, крестьянской революции? На волне общенационального «дувана», место для которого было расчищено затуханием революции европеизированной субкультуры, подъемом той же общинной, войной, развалом государства? Да, без этого большевики не победили бы.

В 1917 г. «столкнулись» две Революции. Столкнулись как поезда. И подобно железнодорожной катастрофе, произошла историческая катастрофа. Оба поезда сошли со своих путей.

К весне-лету 1917 г. Революция европеизированной субкультуры достигла всех своих целей. Здесь бы ей остановиться, передохнуть, «подумать» и начать строить. Но именно в этот момент в нее врезалась Революция традиционалистской, крестьянской субкультуры. Ее мощь лишь начинала разворачиваться. Большевики сумели сыграть на этом столкновении. На «временном» угасании одной Революции и подъеме другой. Развал государства и армии дал еще одну волну мощного разрушительного свойства.

39

И чтобы ни говорили о вторичности Октября по сравнению с Февралем (мы еще вернемся к этой теме), к сожалению, «моментом истины» тех социальных процессов, которые тогда разворачивались в России, стала именно Большевистская революция. Она радикализировала общинно-передельно-уравнительную революцию, способствовала «дувану» в общероссийском масштабе... Впоследствии коммунистам пришлось наложить лапу на этот передел. Умыть всех кровью и подморозить-заморозить «Россию, кровью умытую». С оттепели 50-60-х пошла размо-розка.

О природе Октября и об исторических аналогиях

И все-таки неужели Октябрьская революция была «лишь» производным двух, о которых кратко было уже сказано, революций и следствием войны, развала и т.д.? - Нет. Она имела свою собственную природу. Какую? - Отвечу на это не прямо.

Сначала приведу два гениальных пророчества относительно Русской Революции. Они принадлежат Льву Толстому и Карлу Марксу. И сделаны они примерно в одно и то же время: примерно за полстолетия до 1917 г. Графу Толстому приснился сон и он записал это в дневник: «Всемирно-народная задача России состоит в том, чтобы внести в мир идею общественного устройства без поземельной собственности (т.е. частной собственности на землю. - Ю.П.). «Собственность - кража» останется большей истиной, чем истина английской конституции, до тех пор, пока будет существовать род людской. Это истина абсолютная, но есть и вытекающие из нее истины относительные... Первая из этих истин есть воззрение русского народа на собственность. Русский народ отрицает собственность самую прочную, самую независимую от труда (т.е. частную собственность вообще, как институт. - Ю.П.), и собственность поземельную (повторим: частную на землю. - Ю.П.). Это истина не есть мечта - она факт, выразившийся в общинах крестьян, в общинах казаков. Эту истину понимает одинаково ученый русский и мужик... Эта идея имеет будущность. Русская революция только на ней может быть основана. Русская революция не будет против царя и деспотизма, а против поземельной собственности... Самодержавие не мешает, а способствует этому порядку вещей» (23, с. 259-260).

Заметим, когда самодержавие стало мешать этому порядку, его убрали. Когда царь перестал быть деспотом, его расстреляли. А Россия эту свою идею «внесла в мир». То есть выполнила «всемирную задачу». Как и французская революция, которая окончательно («Code civil») утвердила идею и практику частной собственности. В этом смысле русская революция оказалась прямо противоположной французской.

40

Что касается Маркса, то его прогноз, думаю, не во всем пришелся «по душе» его победившим последователям: «Настанет русский 1793 год; господство террора этих полуазиатских крепостных будет невиданным в истории, но оно явится вторым поворотным пунктом в истории России, и в конце концов на место мнимой цивилизации (выделено мною. - Ю.П.), введенной Петром Великим, поставит подлинную и всеобщую» (14, с. 701).

Ну, относительно «подлинной и всеобщей» Маркс ошибался, а вот предсказание «невиданного в истории террора» и гибели петровской «мнимой цивилизации» оказалось стопроцентно точным.

Теперь же укажем на историческую аналогию Октябрьской революции (так, окружными путями, осторожно мы и будем приближаться к главному ...).

В конце XVII столетия Русь была расколота на два «лагеря» (еще не субкультуры). Одна, говоря условно, смотрела на Запад и в будущее. Другая - на собственно-русское прошлое. Церковный раскол четко зафиксировал это. У «западников-прогрессистов» была программа реформ по модернизации страны (активная внешняя политика, предполагавшая борьбу за выход к Балтийскому и Черному морям, создание регулярной армии, оптимизация налоговой политики, развитие системы образования и т.д.). Важнейшим пунктом этой программы (ее главный выразитель кн. В.В. Голицын - «первый министр» царевны Софьи и влиятельнейший сановник при Федоре Алексеевиче) было освобождение крестьян с землей. То есть у этой программы было существеннейшее эмансипационное измерение.

Кроме того, эта программа «предполагала» мягкую, осторожную вестернизацию и опору на традиционно-русско-православный фундамент. Разрыв с традиционной идентичностью, ментальностью, органикой ни в коем случае не входил в планы реформаторов.

Противостояние этих двух «лагерей», как мы знаем, было в высшей степени жестким. Один из наиболее символических эпизодов этого противостояния зафиксирован русским изобразительным искусством - прения о вере в Грановитой палате летом 1682 г. (диспут между патриархом Иоа-кимом и вождем староверов Никитой Пустосвятом в присутствии царевны Софьи). Какая во всем этом экспрессия! Столкнулись два мощнейших энергетических потока!

А через двадцать лет ничего от всего этого не осталось. Ни тех, ни этих. Пришли другие люди, другие лица, другие темы «прении». Пришел Петр и реализовал программу реформаторов. Только вместо освобождения крестьян он еще больше закрепостил их и все остальное население страны. То есть вместо реформ и свободы мы получили реформы и рабство. Вместо осторожно-деликатного внедрения «западнизма» и безусловного ува-

41

жения к себе и своему прошлому - варварская вестернизация и нигилизм по отношению к почвенной культуре. (Разумеется, это все «идеальные типы», «модели»; в реальной истории все было сложнее, противоречивее.)

Причем если у реформаторов Петр «наследовал» программу, то у традиционалистов-староверов - страстную энергию, железную волю, «сектантскую» нетерпимость, узость и проч. Революция Петра, которую он обрушил на Россию, вышла из противостояния двух этих «лагерей». Он воспользовался ими, их ограниченностью, «частностью» и «частичностью». Он противопоставил им свою революцию, которая началась «уничтожением» обоих лагерей и создала новую Россию.

Типологически схожей была большевистская революция. Она началась в апреле 1917 г. с приезда Ленина в Петроград (так же как петровская после его возвращения из «великого посольства») - Революция большевиков покончила с двумя субкультурами императорского периода русской истории, поставив на их место новую Россию. Коммунисты занялись модернизацией страны, заковав ее в рабство. Они по-варварски взялись за дело, которое цивилизованно делали Витте и Столыпин.

Февраль и Октябрь

Но и это, конечно, далеко не все, что мы должны знать об Октябре. Одна из важнейших тем здесь, т.е. в деле понимания Революции, это - соотношение Февраля и Октября. Сколько же об этом написано! Какие интеллектуальные силы участвовали в решении этой задачи! И что же? В общем и целом имеются две позиции. Первую занимают либералы, которые убеждены: Февраль - это хорошо, Октябрь - плохо. Общего у них нет. Более того, Октябрь есть отказ и отрицание Февраля. Вторая позиция занята всеми остальными. Когда-то в свойственной для него манере (я бы назвал ее нагло-самоуверенным экспрессионизмом, или - отвратительно-талантливым журнализмом) Л.Д. Троцкий описал ее следующим образом: «Февральская революция была только оболочкой, в которой скрывалось ядро Октябрьской революции. История Февральской революции есть история того, как Октябрьское ядро освобождалось от своих соглашательских покровов» (24, с. 24). Февраль и Октябрь, говорил он, связаны между собой так же, как зерно, породившее колос (там же).

Если отбросить характерные для вождя большевиков «соглашательские покровы», если отбросить соответствующие (для троцких) коннотации, то так думает подавляющее большинство думающих о Революции. А разве позиция А.И. Солженицына, эксперта № 1 по всем этим революционным темам, иная? - Вот, например: «Если в Феврале было мало крови и насилия и массы еще не раскатились, - то все это ждало впереди: и вся

42

кровь, и все насилие, и захват народных масс, и сотрясение народной жизни... Наша революция разгуливалась от месяца к месяцу Семнадцатого года - вполне уже стихийно, и потом Гражданской войной, и миллионным же чекистским террором, и вполне стихийными крестьянскими восстаниями, и искусственными большевицкими голодами по 30, по 40 губерний - и, может быть, закончилось лишь искоренением крестьянства в 1930-1932 и перетряхом всего уклада в первой пятилетке. Так вот и катилась революция - 15 лет» (19, с. 78). Мастерски выстраивает Александр Исаевич сущностную хронологию Русской Революции, как из одного «разгуливается» другое. Как от исходной точки - Февраля - приходим к чекистскому террору. А изучая протоколы работы Временного правительства, он видит: «...накатывается... продовольственная реформа.. , через которую мы начинаем уже с мурашками угадывать большевицкие продотряды» (там же, с. 74).

Какая же из этих позиций адекватная или хотя бы ближе к истине? -Обе и одновременно не та и не другая. Разумеется, правы либералы, защищающие свой Февраль. Какой террор, какая гражданская война, голод, истребление крестьянства? - Сто лет послепетровская европеизированная субкультура шла к самоэмансипации и эмансипации русского общества. С 60-х годов XIX столетия, о чем мы уже говорили, в стране начались революционные изменения. Наконец, к Февралю 1917 все цели были достигнуты. И содержательно эта революция себя исчерпала. Да, она не сумела построить новую, демократическую Россию. Но ведь это уже задача пореволюционная...

Однако правы и сторонники второй позиции (вот парадокс: трудно найти менее схожие исторические фигуры, чем Троцкий и Солженицын, а в этом - ключевом для русских - вопросе по сути дела стоят на одной точке зрения). Конечно, Февраль развязал руки Октябрю. Событийно, конкретно-исторически одно перетекло в другое. И главные действующие лица как-то очень плавно и убедительно сменяют друг друга. Сначала царская бюрократия и либерально-социалистическая общественность, затем либералы и социалисты, социалисты и большевики и, наконец, только БОЛЬШЕВИКИ.

Тогда в чем же ошибочность обеих позиций? - И та и другая - поверхностны. Они не идут в глубь социальных процессов, развертывавшихся столетиями. Нужен принципиально иной взгляд на Русскую Революцию, иной подход к ней.

Структура Русской Революции

Первое. Русская Революция (1860-1930) была двойной комбинацией трех революций. С одной стороны, это 1905 г., Февраль и Октябрь 1917 г. (как нас учили в школе). С другой, это была - Эмансипационная револю-

43

ция послепетровской европеизированной субкультуры, предвестниками которой выступили декабристы и которая победила весной 1917 г. Победила и почила в бозе. Свои задачи она выполнила, а строить новое ей было не по силам, не по плечу. Далее. Общинная революция второй послепетровской субкультуры - традиционалистской, почвенной, старомосковской. Она началась весной 1917 г. и, по мнению специалистов, закончилась к 1922 г. Ее результат: все пахотные земли России наконец-то принадлежали Общине, столыпинская же реформа - последнее, что могла предложить ей европеизированная субкультура, была похоронена.

Второе. Ничего общего - содержательно - между двумя этими революциями не было. Это - следствие послепетровского раскола на две субкультуры. Но, разумеется, и мы отмечали это, дело происходило в одной стране, и потому эти революции «пересекались», сталкивались, «вмешивались», диффузировали друг в друга. Эмансипационная революция лезла в деревню, проводила там реформы, провоцировала и т.д. Процессы, происходившие в общине, безусловно, затрагивали город (разными способами и путями, сейчас об этом говорить не будем) и всю европеизированную субкультуру в целом. Тем более, что барьеры между ними постепенно рушились. Вместе с тем имплицитно общинная революция была направлена против «русских европейцев», европеизации и модернизации России. Против всего этого «восставали» те ценности, традиции, модели социальной психологии и социального поведения, которые в своей известной работе о русской революции (1906) Макс Вебер квалифицировал как «первобытный коммунизм».

Особо следует подчеркнуть: все три русские революции -Эмансипационная, Общинная и Большевистская - показали, увы, невысокий моральный квалитет русского народа. Но что особенно обидно - это низкие моральные стандарты общинников. Ведь это и есть великий, святой и униженно-оскорбленный русский народ, во имя которого и для которого жили, творили и умирали лучшие наши сердца и умы! - В одной из своих прежних работ я уже обращался к замечательной статье двух казанских авторов В.М. Бухараева и Д.И. Люкшина «Крестьяне России в 1917 г.. Пиррова победа общинной революции» (5). В ней на примере вполне благополучной (по меркам того времени) Казанской губернии показывается, что и как начали делать русские крестьяне зимой 1916-1917 гг.

«... Казанская губерния продолжала относиться к числу районов, в которых наблюдался некоторый избыток производства хлеба над потреблением. Усилиями только государственного аппарата в ней заготовлялось продовольствие для Нижегородской, Ярославской, Владимирской и Тверской губерний. Нормы отпуска продовольствия в губернии превышали аналогичные показатели Нижегородской губернии в 8-10 раз. К тому же, несмотря на введение твердых цен на хлеб осенью 1916 г., крестьяне про-

44

должали на свой страх и риск спекулировать хлебом. За счет разрушения в годы войны хлеботоргового аппарата в хозяйствах накапливались запасы продовольствия, так что основная масса крестьянства едва ли имела основания для недовольства» (там же, с. 131-142).

Итак, перед нами сытый и в минимальной степени затронутый мировой войной уголок стомиллионной русской крестьянской вселенной. «Конечно, - замечают авторы, - говорить о процветании мелких сельскохозяйственных производителей тоже нельзя: уменьшилась площадь посевов, резко сократилось число самих пахарей (45% трудоспособного мужского сельского населения было призвано в армию. - Ю.П.), из-за развала (иллегализации) внутреннего хлебного рынка у ряда хозяйств возникли проблемы с уплатой налогов... » (там же, с. 132-133).

Тем не менее в 1917-1918 гг. в Казанской губернии, как, впрочем, и во всей России (и в относительно благополучных, и в неблагополучных регионах), произошли события, которые в современной науке принято называть «общинной революцией». В чем же дело? Где подлинные причины этой революции?

В.М. Бухараев и Д.И. Люкшин дают следующий ответ: «Основная проблема хозяев-общинников в этот период состояла в наметившемся и все более углублявшемся разрыве между положением крестьянских хозяйств с позиций этики выживания и их финансово-экономическим положением. С одной стороны, еды было достаточно и угроза голода не возникала, с другой - накапливалась задолженность по налогам, сужались возможности погашения банковского кредита... Перед общинным самоуправлением вставала задача выравнивания стандартов: организационно-хозяйственного и экономического. Решить ее можно было двумя способами: либо, задействовав компенсаторные механизмы общинной этики выживания, обеспечить экономическую дееспособность захиревших хозяйств, либо... понизить уровень организации всей национальной экономики до стандарта этики выживания. При условии сохранения государственного строя - о втором пути не приходилось даже мечтать, однако именно он гарантировал выживание общины как социального института. На практике это означало стремление общины переложить свои тяготы на плечи не вмонтированных в систему "моральной экономики" хозяйственных субъектов, включая промышленный город, что она и постаралась сделать после того, как общинные структуры "чудесным" образом оказались облеченными властью. Однако решающим условием победы общинного "мятежа" явился захват общинниками пахотных земель и изгнание прежних владельцев. Проведенная явочным порядком "социализация" на некоторое время сделала крестьянские миры единственными властителями на земле бывшей Российской империи» (там же, с. 133).

45

Надеюсь, что эта обширная цитата выписана нами не зря. Однако проясним в ней некоторые места (определенная небрежность стиля, к сожалению, несколько затемняет смысл). Община, столкнувшись с трудностями (об их природе еще будет сказано), могла пойти двумя путями. Первый: преодолевать их экономически эффективно и в этическом плане действовать на высоте. Второй: хозяйственные и этические стандарты свести до минимума, выходить из кризиса (не такого уж и острого, как выясняется) за счет иных, некрестьянских социальных субъектов (города, в первую очередь). Что и произошло. Возможным это стало по причине развала государства. Община сама - впервые в своей истории - стала властью. Единственной реальной властью в стране. И тут же «позволила» себе захватить все необщинные пахотные земли, изгнать их прежних владельцев, «послать» город куда подальше, опустить уровень экономики (сельской сначала и, как результат всего этого, общенациональной) до мыслимого (вообще-то, немыслимого) предела.

Но было еще одно крайне важное обстоятельство, позволявшее общине (всероссийской) действовать именно так. «Временное правительство, уничтожив корпус жандармов, департамент полиции и институты полицейского сыска, фактически расправилось с государственным аппаратом, поскольку именно эти структуры обеспечивали связь между отдельными частями и общее функционирование... эстатистской машинерии Российской империи. Все остальные институции немедленно автономизи-ровались под влиянием внутренних ведомственных интересов. Кроме того, жандармско-полицейский аппарат был едва ли не единственным государственным органом, проникавшим на волостной уровень, что в стране, где сельское население составляло порядка 80%, имело решающее значение. Утратив это "государево око", правительство как бы враз ослепло, лишившись не только контроля над деревней, но и просто информации с мест» (там же).

Заметим: полиция (в широком смысле слова) признается главным властным инструментом России. Именно она обеспечивала единство всего механизма управления и контроль над основной массой населения страны. И стоило «отменить» полицию, как империя рассыпалась в пух и прах.

Как уже отмечалось, безусловно, одной из важнейших причин русского Семнадцатого года был знаменитый аграрный кризис. Низкая культура сельскохозяйственного производства и быстрый рост населения привели к земельному голоду и, соответственно, взрывоопасной социальной ситуации. Война несколько сняла напряжение. Но когда летом 1917 г. мужчины стали возвращаться в родные места, все вернулось на круги своя. И «демография» сыграла здесь роковую роль. Именно солдаты-фронтовики «выступили застрельщиками первых крестьянских беспорядков. Акции эти носили аффективно-спонтанный характер и напоминали

46

хулиганские выходки. Направлены они были прежде всего против разбогатевших односельчан, хуторян. Нападавших интересовали продовольственные запасы, самогон, вещи. Поскольку государство было неспособно остановить погромщиков, все большее число крестьян присоединялось к беспорядкам, которые порой охватывали целые волости. Если учесть, что в рамках морально-экономического мироощущения, присущего крестьянам-общинникам, акция, не повлекшая за собой наказание, считается справедливой, то очевидно, что отсутствие конных стражников побуждало общинников к новым социальным экспериментам» (там же, с. 133-134).

В скобках скажу: по сути, то же самое мы наблюдали в 90-е годы. Только уже не в деревне, а по всей стране (впрочем, и в деревне, но не она одна к концу столетия определяла русскую жизнь). Видимо, общинное морально-экономическое мироощущение сохранилось у нас и в нас, несмотря на все перемены ХХ в. Как только «начальство ушло» и уже никто не мог дать по рукам, большая часть популяции бросилась к новому переделу (кстати, и значительная доля «начальников» ушла как раз на воровское дело). Однако оставим сейчас наши «окаянные дни», послушаем еще о тех.

«Большинство крестьяноведов квалифицируют социальные стратегии крестьянства как оборонительные. Крестьяне не проявляют социальной агрессивности, однако возмущение по поводу попранных прав проявляется у них на «тактическом уровне в виде насильственных актов (потрава, порубка, пьяный дебош и т.п.). Поскольку «возмущение» - состояние субъективное, постольку претензии крестьянства не ограничиваются решением конкретных вопросов. Они, так сказать, безбрежны, удовлетворить их в принципе невозможно. На протяжении тысячелетий агродеспо-тии для ограничения претензий общинников прибегали к аргументам военно-полицейского порядка. Когда общинникам казалось, что у них урывали слишком много, происходили беспорядки. «Дискуссионное поле» ограничивалось, с одной стороны, частоколом штыков, с другой - заревом горящих усадеб. И когда разошедшийся крестьянин чувствовал у своей груди штык, он понимал - дальше нельзя. Приступая к беспорядкам, общинники рассчитывали на появление, рано или поздно, полицейской стражи. Но ни весной, ни летом 1917 г. они так и не дождались представителей силовых структур. А раз нет стражников, значит, государство не считает поступки крестьян несправедливыми и можно расширить набор претензий» (там же, с. 135).

Конечно, картина, написанная В.М. Бухараевым и Д.И. Люкшиным, не очень-то и симпатична. Но - справедлива и честна, исторически достоверна. Здесь вновь хочу напомнить современникам: а что мы с вами делали в 90-е, да и сейчас продолжаем делать? Разве не то же самое, что общинники в семнадцатом-восемнадцатом?

47

Третье. Большевистская революция пришла на историческую «площадку», которую ей расчистила (от государства) Эмансипационная революция. Причем пришла в тот момент, когда «эмансипаторы» полностью выдохлись. Это было весной-летом 1917 г. И уже вовсю полыхала Общинная революция, которая не только не мешала, но в высшей степени им способствовала и была ими использована (мы уже говорили об этом).

В чем эссенция большевизма?

Но какова же была субстанция самой большевистской революции? Как ни странно, при всей культурной элементарности большевизма ответить на этот вопрос сложно. В нем, безотносительно к тому, что думали его идеологи и вожди, было намешано много всего. В этом, кстати, характерная черта большевизма: смесь элементарности со сложным содержанием. Более того, будучи, с одной стороны, безусловной идеократией, с другой - являлся идеологически беспринципным, всеядным. Впитывал в себя множество разнообразных идей, настроений, энергий. В этом отношении большевистская революция была более сложным историческим явлением, чем Эмансипационная и Общинная революции.

Однако что же все-таки лежало в самой-самой ее сердцевине? Насилие и упрощенчество (не случайно Г.В. Плеханов назвал Ленина гением упрощенчества). Причем упрощенчество и насилие как универсальные и единственные способы решения всех вопросов. Ставка делается на низменное, на слабости человека или социоисторической общности, на больное и наболевшее. Эксплуатация всего этого и есть ленинизм—троцкизм—сталинизм (большевизм). Кроме того, большевикам удалось соединить парохиальную (в смысле «parochial political culture» Г. Алмонда)1 волостную передельную энергию, общероссийский «дуван» 1917-1918 гг. и универсалистский и современный (в смысле Modernity) дух европеизированной субкультуры. Что значит «удалось»? Они были порождением всего этого.

Это означает: большевистская революция была русской народной революцией? Да, народной. Только совсем не в том смысле, какой мы привыкли вкладывать в это слово. Народность Октября и того, что за ним последовало, в том, что это стало судьбой всех русских, определило жизнь нескольких поколений (говорю здесь только о нас, о всемирно-историческом измерении пусть скажут другие), воплотило ряд коренных исторических черт, психологических комплексов, утопий и пр. русского человека (и «простого», и «непростого»).

1 Американский политолог Г. Алмонд ввел в науку концепцию политической культуры. «Political culture» он дифференцировал по типам. «Парохиальный» - характерен для примитивных, локалистских, деревенских обществ.

48

Каких? - Сошлюсь на мнение П.Б. Струве, одного из первых, кто понял нашу Революцию, раз и навсегда. В ноябре 1919 г. в Ростове-на-Дону им была прочитана публичная лекция. В ней этот «крестоносец русской свободы» (как назвал его при отпевании о. С. Булгаков) зафиксировал: «Бытовой основой (выделено мною. - Ю.П.) большевизма, так ярко проявившейся в русской революции, является комбинация двух могущественных массовых тенденций (выделено мною. - Ю.П.): 1) стремление каждого отдельного индивида из трудящихся масс работать возможно меньше и получать возможно больше и 2) стремление к массовым коллективным действиям, не останавливающимся ни перед какими средствами, осуществить этот результат и в то же время избавить индивида от пагубных последствий такого поведения. Именно комбинация этих двух тенденций есть явление современное, ибо стремление работать меньше и получать возможно больше существовало всегда, но всегда оно подавлялось непосредственным наступлением пагубных последствий для индивида от такого поведения. Эту комбинацию двух тенденций можно назвать стихийным экономическим или бытовым большевизмом (выделено мною. -Ю. П. )... Но большевизм, как он обнаружился в России, есть не только это, а целое политическое и социально-политическое движение, опирающееся на указанные... тенденции и стремящееся, опираясь на них, организовать социалистический строй при помощи захвата государственной власти. Большевизм есть комбинация массового стремления осуществить то, что... Кафарг назвал "правом на лень", с диктатурой пролетариата. Эта комбинация именно осуществилась в России, и в осуществлении ее состояло торжество большевизма... » (22, с. 11-12).

Обидно? Но разве это не так? А весь этот дуван-грабеж в городе и деревне, постыдное разложение армии*, падкость на очевидно-демагогические, обманные обещания и призывы невесть откуда взявшихся агитаторов? - Все это Струве точно подметил. И точно определил: в соединении с диктатурой (он говорил: «пролетариата», мы скажем: всероссийско-интернациональной черни) это и есть большевизм, торжествующий и победный.

Вообще пора перестать жалеть так называемый народ. Народом, напомню, на Руси полагали малообразованное и малокультурное большинство. Когда пытаются понять, почему все так дурно сложилось в ходе Рус-

* Да, по количеству пленных в мировой войне мы рекордсмены (2,4 млн. человек); это притом, что потери по убитым и раненым вполне сопоставимы с французами (1 млн. 385 тыс. и 3 млн. 44 тыс. человек), англичанами (947 тыс. и 2 млн. 122 тыс. человек), немцами (1 млн. 808 тыс. и 4 млн. 247 тыс. человек), у нас - 1 млн. 650 тыс. и 3 млн. 850 тыс.; а ведь в плен сдавались не только из-за плохих командиров и плохой военной готовности, в плен сдавались из-за трусости, малодушия и т.п.; у англичан всего 192 тыс. человек пленных, французов - 446 тыс., немцев - 618 тыс. человек (18, с. 585-586).

49

ской Революции, счета предъявляются интеллигенции, бюрократии, царю, буржуазии, Церкви и т.д. Но никогда - народу. Попробуй тронь, руки оторвут. А ни будь этот народ таковым, каким он был, никакие ленины-зиновьевы и троцкие-сталины здесь не победили бы. Мы можем успокоиться: это относится и ко всем другим народам. К примеру, немецкому. Там все дело было не во «взбесившемся и неотесанном плебее» (Т. Манн о Гитлере) и его банде, а в великом, гениальном, музыкальном, просвещенном, трудолюбивом немецком народе. Как справедливо указал Григорий Мелихов своей подруге Аксинье Астаховой, если сучка не захочет, кобель не вскочит («Тихий Дон»). А русский и немецкий народы в ХХ в. «захотели».

Да, вот о том же народе снова П.Б. Струве в январе 1940 г. писал известной Е.Д. Кусковой: «"Народ", то есть большинство "простонародья", во время гражданской войны было в стороне от обоих лагерей (когда Добровольческая Армия покидала в конце декабря 1919 г. Ростов, простонародье злорадствовало, а когда Кутепов через несколько недель снова занял временно тот же Ростов, то же простонародье ликовало самым подлинным образом и приветствовало его как освободителя). Гражданская война была состязанием двух меньшинств, при политическом безразличии "народа", т.е. большинства простонародья, "настроения" которого колебались так же, как колеблется погода» (16, с. 205). - И в этом смысле Большевистская революция была народной.

Большевизм делал ставку и на это. Он принял во внимание природу «простонародья»: себялюбие и глубокое (можно сказать: онтологическое) безразличие ко всему, что не касается лично каждого конкретного человека. А еще для «простонародья» было характерно фундаментальное презрение к культуре, «высокой культуре» («НосЬкикиг», говорят немцы уже два столетия). Здесь большевизм и «простонародье» нашли друг друга. П.Б. Струве еще в эпоху революции 1905-1907 гг. назвал большевизм и некоторые фракции неонародников (эсеров) «черносотенным социализмом». Это - точное определение; черносотенство (в трактовке Петра Берн-гардовича), безусловно, относится к «святая святых» большевизма. При этом Струве тонко подметил: большевизм - это «азиатский марксизм», законченная форма народничества, аккумулировавшая в себе все антикультурные и антиевропейские энергии и комплексы последнего.

Он писал: «Наш народнический социализм (повторю: это в основном о большевиках и тех, кого позднее будут именовать "левыми эсерами"; правые эсеры - при всех их изъянах, другое. - Ю.П.) перекрещивается с черносотенством, образуя с ним некоторое внутреннее духовное единство. Сущность и белого ("традиционного". - Ю.П.) и красного черносотенства (выделено мною. - Ю.П.) заключается в том, что образованное (культурное) меньшинство народа противополагается народу, как враждебная сила, которая была, есть и должна быть культурно чужда ему.

50

Подобно тому, как марксизм есть учение о классовой борьбе в обществах -черносотенство... есть своего рода учение о борьбе культурной» (21, с. 16).

Опираясь на эту мысль П.Б. Струве, скажем: большевизм был «черносотенным марксизмом». Он соединил в себе классовую борьбу и борьбу культурную. Причем в этой последней борьбе большевизм пил яд ненависти эксплуатируемой традиционалистской субкультуры к субкультуре европеизированной. Пропитавшись, он залил этим ядовитым напитком всю страну. Только одно замечание: для всех эту ядовитую жидкость перегнали в аппарате, сделанном инженерами европеизированной субкультуры и по рецептам спецов этой субкультуры. Другая метафора: большевизм - это черносотенец, стоящий у любимого Лениным конвейера Форда.

Большевистская революция продолжается

В этой статье (по сути своей тезисной, имплицитное содержание которой еще следует раскрывать и раскрывать) я совсем не собирался рассказать «всю правду» о нашей революции (безусловно, это невозможно вообще, в принципе). Я хотел поговорить о структурах, структурном измерении этой грандиозной исторической драмы. То есть ставил перед собой задачи исключительно исследовательские. Но я всегда понимал: здесь не обойтись без жалкого морализирования по поводу великих социальных катастроф (помните наказ Троцкого?). И как бы стилистически ни пытался скрыть этой своей слабости, повторю: это и есть главное в моем рассуждении о революции.

Главное же в жалком морализировании заключается в том, что Россия напрочь проиграла ХХ век. Первым об этом вслух сказал А.И. Солженицын (если на Петра Россия ответила Пушкиным (по Герцену), то на Ленина - Солженицыным; нам пора понять современниками кого мы являемся; со времени протопопа Аввакума такого человека у нас не было, с эпохи Достоевского - Толстого - такого учителя-мыслителя-писателя). - Но русский двадцатый век стал результатом напрочь проигранной Революции. Поражение потерпели все: народ, интеллигенция, священство, элиты и пр. К сожалению, русское общество не хочет этого понимать. Оно закрывается от этого исторического дефолта «победой в войне», «космосом», «индустриализацией», «второй великой державой» и тому подобным. Я не хочу вступать в дискуссию с этими «победителями», но - более античеловеческого, немилосердного и губительного для собственного народа социального порядка в новой истории припомнить не могу. В России в ушедшем столетии произошла антропологическая катастрофа. И это делает все эти «космосы» ничем.

Два немца после национал-социалистических «побед» сказали: «Прошлое будет проработано лишь тогда, когда удастся преодолеть сами

51

причины событий прошлого. Лишь потому, что эти причины продолжают действовать, чары прошлого до сих пор не развенчаны» (1, с. 45). «Где подлинное сознание вины колет как жало, там само сознание поневоле преобразуется» (28, с. 83). Эти слова было впору поставить эпиграфом к статье. Поскольку это и есть важнейшее, что нам необходимо намотать на ус. Если А.И. Солженицыну было горько от «нашей сегодняшней тревожной неустоенности» (19, с. 6), то мне и горько, и страшно от того, что «причины продолжают действовать», «чары прошлого не развенчаны, а «сознание вины не колет как жало». Это означает: большевистская революция продолжается.

О разрывах в русской истории и революции конца ХХ века

А теперь немного поисториософствуем. Традиционная хронология русской истории выглядит примерно так. Киевская Русь, ордынско-удельный период, Московское царство, петербургский период, Эсэсэрия и постсоветская Россия. Ничего против подобной квалификации не имею. Но, разумеется, всегда интересны переходы из одной эпохи в другую. Не станем опускаться в древность, посмотрим на два последних, случившихся в ХХ в.

Вне всякого сомнения, первый переход (революция, Гражданская война, 20-е) был разрывом. И хотя в Сталинской России «прочитывались» (проглядывали) какие-то черты нашего традиционного деспотизма, совсем другое было здесь системообразующим, определяющим. Второй же переход (начало 90-х) разрывом не стал. Не стал - по сути, по преимуществу. Мой тезис заключается в следующем (он, конечно, далеко не только «мой», об этом писали разные люди - и я тоже; сейчас хочу выделить определенные, нужные для этой темы, измерения): «постсоветская» Россия есть «законное» (не в юридическом смысле - генетическом) продолжение советской. А вот советская, повторю, не была законной наследницей царской.

Внешне разрыв был и во втором случае. Однако этот разрыв явился формой, способом окончательного становления того, что складывалось в стране в хрущевско-брежневский период. Вспомним, чему учили нас в школе: в недрах феодализма зарождаются капиталистические формы и посредством революционных родовых схваток утверждаются в этом мире. Следующая (нам говорили: более прогрессивная) формация приходит на смену предыдущей. - Примерно по этой схеме и произошел переход начала 90-х. Сталинский строй, завершив героическую фазу своего развития, окончательно победив всех и вся, полностью сформировавшись и полностью преобразовав «данную» ему историческую материю, перешел в новую, спокойную, «равновесную», компромиссную, зрелую фазу.

52

Около трех послесталинских десятилетий страна живет нормальной советской жизнью. Именно в этот период она приобретает те внешние и внутренние черты, которые определяют ее и поныне. Внешние - это города, дома, улицы и т.п., которые своей большой частью построены и устроены именно в те годы. Это - новая урбанистическая Россия, страна, разместившаяся по преимуществу не в деревне, как это было тысячу лет, но в городах и поселениях городского типа. Впервые русские в своем большинстве перестали работать на земле и оказались вырваны из традиционного природного ритма. Таким образом, Россия перешла к Современности (Modernity). Не природа, а социальные условия города начали детерминировать судьбу и поведение человека. Иначе говоря, русские вышли из круга органической, естественной обусловленности и зависимости и вошли в круг других обусловленностей и зависимостей - разных, но главное - неприродных, неорганических.

В этом новом кругу и формируется русский массовый современный индивид и русское массовое современное общество. Поражение либерали-зирующейся, эмансипирующейся, плюралистической России в 1917-1920 гг. и было связано и с отсутствием такого массового индивида, и, соответственно, такого массового общества. Несмотря на мощный социально-экономический подъем и громадные ментальные перемены в пореформенной России, к мировой войне все это еще не поспело. И в годину испытания не удержалось, не устояло. Этим Русская Революция принципиально отличалась от хронологически предшествовавших ей европейских. Там уже существовало - пусть и в незрелых формах - современное массовое (и городское) общество.

Но русский модерный социум и русский модерный человек были (есть) в высшей степени специфическими. Воспитанные не в рамках религии, в условиях запрета на предпринимательство (в различных его обли-чиях), обязанные к «исповеданию» низкокачественной и злобно-воинствующей идеологии (грубой смеси наивного натурализма-материализма, элементов поверхностного гуманизма, провинциального социал-дарвинизма и фальшиво-оптимистического, низкопробного исторического телеоло-гизма), оторванные от мейнстрима мировой культуры и социальной эволюции, они представляли (представляют) собой очень странный - наукой в общем-то, несмотря на все старания зиновьевых, левад, иностранцев, -малопонятый тип социальности. Его мы не встретим ни на Западе, ни на Востоке.

Это абсолютно советские люди, это - продукт коммунизма, «made in USSR». В них мало русского в смысле традиции, корней и причастности к русской культуре. Если использовать мою терминологию, то они выросли в неприемлемой стране. Но - являются единственным массовым модерным человеком в русской истории. Этого человека можно было встре-

53

тить и в рядах партийной номенклатуры, и крупных и мелких хозяйственников, в райкомах ВЛКСМ, вузах, НИИ, офицеров армии и ГБ, МИДе и МВТ, КМО и ЧМО... То есть повсюду, даже и в многочисленной прослойке творческой интеллигенции. - Этот человек энергичен, оптимистичен, смышлен, вненравственен, циничен и т.п. Он и построил современную послесталинскую Россию. Он и захотел ею пользоваться.

Более того, этот человек совершил невозможное. Властная верхушка этой модерной массы похоронила коммунизм - господствовавший социальный строй, но сохранилась сама и - в новых условиях - сохранила свою власть. Иными словами, системообразующий элемент пожертвовал Системой ради спасения себя самого. Систему выбросили за борт как ненужный и опасный балласт. Об этом в свое время точно сказал Г.А. Явлинский: «Ключевой вопрос 1992 года заключался в том, какой путь избрать: освободить старые советские монополии или освободить общество от старых советских монополий? Надо ли полностью освободить коммунистическую номенклатуру от всякого контроля, сказать директорам-коммунистам и коммунистической номенклатуре: вы свободны, делайте, что хотите?» (цит. по: 26, с. 82). Разумеется, Г.А. Явлинский подчеркивает экономический аспект этого невероятного социального кульбита, нас же интересуют все аспекты!

Здесь хочу напомнить то, о чем писал несколько лет назад. Мое (и предыдущие советские) поколение выросло, выучивая наизусть ленинский «основной закон» революции. Который «состоит вот в чем: для революции недостаточно, чтобы эксплуатируемые и угнетенные массы осознали невозможность жить по-старому и потребовали изменения; для революции необходимо, чтобы эксплуататоры не могли жить и управлять по-старому. Лишь тогда, когда "низы" не хотят старого и когда "верхи" не могут по-старому, лишь тогда революция может победить».

Позволю себе слегка подправить коммунистического теоретика. В России революции происходят тогда, когда действительно верхи «не могут по-старому». А побеждают: когда верхи начинают мочь по-новому. В ходе революций верхи обновляются - от почти полного набора «свежих» игроков до незначительных замен. Но смысл революции заключается в поиске новой технологии «быть сверху». Что касается низов, то верхи в своем перерождении, переформатировании используют энергию низов, направленную против старых методов их эксплуатации. А также рекрутируют из этих самых низов наиболее социально, морально и психологически «отвязанных».

То есть нормальная и нормативная русская революция — это восстание верхов и низов против старых, традиционных методов эксплуатации. Но не против нее как таковой...

54

Что же такое революция конца 80-х - начала 90-х годов? - Это борьба за освобождение номенклатуры от оков коммунистической системы. Господствовавший слой бессобственников-управленцев, управленцев-пролетариев восстал против порядка, лишавшего его права владеть и распоряжаться. Это была первая в мире победившая революция пролетариата. Попутно замечу: чуть раньше на Западе прошла когда-то очень громкая (сейчас ее подзабыли) «революция управляющих» (менеджеров). Помню, как на уроках политэкономии нам рассказывали о борьбе капитала-функции (управленцы) с капиталом-собственностью (правообладатели капитала). Верх взяли функционеры; собственникам пришлось делиться.

Но у нас другая история. У нас собственников вообще не было. И наши менеджеры (номенклатура) сумели перейти в совершенно новое качество, сбросив с себя пролетарские оковы, - принципиально бессобственническую Систему. Кроме того, пролетарии-номенклатурщики захватили не просто собственность, «просто» в России не бывает. Они овладели властесобственностью, т.е. и государством, и экономикой. Вообще-то они пользовались всем этим и до революции 1989-1993 гг. Но именно «пользовались», а не владели и не могли передать в наследство своим детям. Ныне - могут.

И еще о нашей Великой пролетарско-номенклатурной революции. Сторонники старой советской Системы ругательски ругают М.С. Горбачева и его приспешников: они-де оказались слабаками, предателями, неадекватными, неумехами и т.п. «Ничего подобного», - с возмущением прокричу я. Напротив, М.С. Горбачев и ведомое им руководство КПСС возглавили великий номенклатурный поход, номенклатурный транзит из страны (Системы) временно-условного обладания в страну (Систему) полновесно-правового владения и распоряжения. Когда-то К.Н. Леонтьев, с ужасом чувствуя приближение гибели его России, бредил: вдруг в обозримом будущем «какой-нибудь русский царь, станет во главе социалистического движения» (цит. по: 2, с. 95). Не случилось. И не могло случиться по всем историческим причинам. У Николая II была совершенно иная траектория трансформации. За которую и убили (я писал об этом в книжке «Русская политика в ее историческом и культурном отношениях»). А вот Михаил Сергеевич «стал во главе капиталистического движения». Правда, он не очень-то это понимал. Но это - исторически -не важно. История «угадала» с ним, с его ускорением и перестройкой.

Так вот, те сторонники старой советской Системы, которые квохчут о русской неудаче, о том, что у китайцев - Дэн Сяопин - спаситель, а у нас Михаил Горбачев - разрушитель, ничего не понимают в «матери-истории» (выражение Владимира Владимировича). Дэн Сяопин во имя тамошней конфуцианско-коммунистической Системы заставил всех, включая ихнюю «номенклатуру», модернизироваться. Горбачев оказался во главе истори-

55

ческого движения, смысл которого заключался в разрушении обветшалой Системы во имя спасения и окончательного вызревания системообразующего элемента - позднесоветской номенклатуры. Кутузов сдал Москву, но сохранил армию; и это было исторически важнее. Горбачев сдал Систему, и номенклатура сохранилась.

Результат - пока не совсем ясен. Но не будем сейчас касаться этой темы (мы еще вернемся к ней). - Порассуждаем о недавней революции. Неужели все ее содержание сводится к апофеозу номенклатуры, которому предшествовали долгие годы труда, терпения, борьбы. Нет, конечно. Подобно основной Русской Революции и эта была комбинацией трех революций. Во-первых, удалась антиимперская революция (де-факто антирусская). Ленинская национальная политика взрастила новые нации, и они выступили против русского Центра. «Национальным окраинам» (выражение XIX в.) России удалось то, что задавили в ходе Гражданской войны 1918-1920 гг. Во-вторых, случилась криминальная революция - революция «теневиков», бандитов, асоциалов, всякого прочего «мелкого люда» (и не только «мелкого»), которой Система не давала «состояться» в полный рост. И, наконец, революция демократическая. Под ее покровом и пошла в бой номенклатура. Права человека, правовое государство, политический плюрализм и толерантность, рыночная экономика и частная собственность, причастность к европейской цивилизации, высшие моральные (религиозные) ценности - вот что было написано на знаменах освободительного, антисоветского и антикоммунистического демократического движения. У этого движения было два главных отряда - свободолюбивая интеллигенция (ядро - диссиденты-инокомыслящие) и прогрессивная номенклатура (от «партийных либералов» до современного покроя хозяйственников). Оба отряда в целом сформировались в 60-80-е годы. Один был ориентирован на политико-правовую и этико-эстетическую эмансипацию, другой - на экономическую и юридическую.

«...И тех же эр сопоставленье»

Вернемся, однако, к любимому русскому занятию - историософст-вованию (любимому, конечно, наряду с морализированием). И хотя оно, вроде, полностью разоблачено строгой и трезвой наукой ХХ столетия и для современного ума относится скорее к алхимии, чем химии (вспоминается: Эрнст Юнгер, блистательный и безответственный немецкий гений, пронзительно заметил, что, чем крупнее химик, тем больше его тянет в алхимию), мне кажется, что еще не все его резервы исчерпаны. Для - «understanding Russia». Уж больно странная и загадочная, необъяснимая (привычным рациональным знанием) и противоречивая (не в смысле традици-

56

онной диалектики) судьба нашего племени (иронизируй над тютчевским приговором, не иронизируй.).

К примеру, ведь согласны же мы (профессиональные исследователи) с основополагающим выводом социальной науки: история не повторяется, история не ходит по кругу, история - это развитие. А посмотришь на русскую и ахнешь от недоумения.

Поразительным образом история Советской России повторила - типологически, ритмически - историю России дореволюционной. Московско-Петербургской - от начала XVI в. до начала ХХ в. - Как родилась Россия на рубеже XV-XVI столетий? Путем освобождения от двух зависимостей: белого монгольского царя и константинопольской патриархии (здесь, в этом контексте, несколько десятилетий несовпадения не очень-то и важны). Так же родилась и Советская Русь (возможно, «Русь» для обозначения страны после 1917 г. и до конца 80-х подходит больше, чем «Россия»): путем эмансипации от белого немецкого царя (это, кстати, не игра в слова; в международном обиходе правящая династия именовалась «Голштейн-Готторп-Романовы»; причем двойная немецкая составляющая была впереди русской), а также двух «духовных» зависимостей - петер-бургско-протестантского Синода и мирового интеллектуального мейнст-рима (включая марксистский).

Как созидались Московия и Петербургская империя? Для решения своих задач власть формирует сословно-профессиональные группы и по очередности формирования закрепощает их. Эта очередность была следующая: дворянство, крестьянство, посадские люди; по сути было закрепощено и духовное сословие. Такой порядок нашел свое полное и законченное выражение (оформление) в Конституции 1649 г. Фактически эта Конституция действовала до эпохи реформ Александра II. Петр (и т.д.) и Сперанский, независимо от их личных стремлений-побуждений, лишь несколько модернизировали ее. Правда, существенным изъятием из первой романовской Конституции был указ Петра III, того самого Голштейн-Готторпа, о вольности дворянства 18.02.1762. (Видимо, в порядке благодарности эти самые дворяне и прикончили его через несколько месяцев. Так сказать, провели обряд инициации. Это типологически похоже на то, что Русская История сделала с лишними людьми: каталог прав, за которые они боролись и которые полностью обрели к марту Семнадцатого, был зафиксирован в советской Конституции 1918 г. как список законодательно закрепленных поражений в правах.)

Теперь от Московии-Петербургии перейдем к Совдепии-Московии. Группа Ленина, в той или иной степени контролируя Петроград, Москву, ряд губернских городов и индустриальных центров, подпитываясь энергией разложения традиционных институтов и воюющей армии, заявив о своих глобальных претензиях, начала созидать РКП (б)-ВКП (б) и его дочер-

57

ние предприятия за рубежом (Коминтерн). Подчеркну: не РСДРП (б) и не КПСС, а именно РКП (б)-ВКП (б). И это новое верхнее сословие новая власть закрепощает первым. Они обязывались служить всю свою жизнь и только служба давала им привилегии. Причем главной привилегией было распоряжение жизнью других. Взамен власть брала на себя распоряжение их жизнью. Было создано принципиально новое в мировой истории правящее массовое меньшинство, которое получило важнейшее из всех на земле прав, тут же, естественно, ставшее обязанностью, - распоряжение над человеческой биологией. Имею право (обязан) съесть тебя, а могу (пока) и не есть. Большевики густо взбили свою биолого-политэкономо-кратократическую сметану. В этом смысле нацисты - близкие им люди. Но большевики последовательнее и шире. Ведь арийские головорезы загодя заявили, кого будут есть. Большевики же оставили этот вопрос открытым: съесть могут всех. Вот это право-обязанность «съесть» и было дано взамен обладания собственностью. Первое в русской истории верхнее сословие бессобственников стало также первым сословием людоедов. Бартер, так сказать. Исторический компромисс, как учили Ленин и итальянские еврокоммунисты.

После кончины тов. Сталина его наследники отказались от права (обязанности) распоряжения над жизнью правящего крепостного сословия и, разумеется, лишили и его этой правообязанности. Мыкита отменил крепостное право номенклатуры и она отблагодарила его традиционным способом (политически, слава Богу политически, а не как Петра III физически) - убила его. И тут же власть и верховное сословие перешли от преимущественно внеэкономического управления (потребления, распоряжения) страной к экономическому. Причем готовились и власть, и верхние к этому давно. Еще хозяин жив был, а они уже - в предвкушении - переименовали себя в КПСС. И, кстати, реализовали впоследствии предвидение своих классиков о двух фазах социализма-коммунизма. В послеста-линский, хрущевско-брежневский период они осуществили «низовой» принцип - «от каждого по способностям, каждому по труду». То есть они (не «мы», «нас» здесь вообще не стояло), каждый как мог, отдавали себя Системе и получали от нее по тому, как она это оценивала. Иначе говоря, Власть-Система различными способами регулировала меру потребления (разграбления, воровства). Второй период - это коммунизм номенклатуры; он наступил в результате и в ходе горбачевско-ельцинской перетряски. Был наконец осуществлен великий принцип - «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Экс-номенклатура в союзе с комсомоль-ско-бандитской молодежью получила (получает) по потребностям. Последние, как известно, границ не имеют. При этом опять же в соответствии с надеждой их классиков произошло отмирание государства. Коммунизм же! И уже никто (Власть-Система) не регулирует меру потребления

58

(разграбления, воровства). Могут мне возразить: так было при пьющем Борисе Николаевиче, но при трезвом Владимире Владимировиче Власть-Система вернула себе субъектность. Пожалуй, соглашусь. Субъектность нынешней Власти-Системы напоминает мне субъектность ГАИ в идеально отлаженном автомобильном движении российских крупных городов. И не только субъектность, но и эффективность, мотивированность и авторитет.

...А то, что коммунистический принцип осуществился для немногих, не должно нас депримировать1. Ведь и Запад в середине века отказался от руссоистского понимания демократии как прав и возможностей для всех. На смену пришла элитистская демократия2. Она трактует всякие там разборки и сотрудничество «элит». Нас же с вами объявляет «аполитичной глиной» (Р. Даль, американский классик элитистской теории).

Но вернемся к верхнему советскому слою. Большевики поняли (скорее не умом, а инстинктом) недостаток прежнего московско-петербургского устройства. Он заключался в разделенности функций управления и духовного окормления, в разделенности дворянства и церкви (и даже некоторой их антагонистичности). РКП (б)-ВКП (б) явилась своеобразным «снятием» этого противоречия. Новое сословие получило в полное владение тела, умы и души наличного населения.

Соответственно традиции после создания РКП (б)-ВКП (б) последовало - закрепощение крестьянства (1929-1933). Народ все понял правильно, когда расшифровал ВКП (б) - Второе Крепостное Право (большевиков). За колхозниками пошли горожане (ранее - посадские). Режим обязательной прописки и обязательного проживания по адресу прописки был дополнен в предвоенный период рядом нормативных актов, закрепощавших жителей города предприятиям, на которых они работали, и лишавших их права перехода на другие (не правда ли, узнаваемый исторический «дизайн»?)

Римейком же Конституции 1649 г. была Конституция 1936 г. У этих «основных законов» один и тот же внутренний стержень и esprit (или, по крайней мере, близкий). С одной стороны, Уложение 1649 г. всех закрепощает, а с другой - делает равными. Все равны, но не перед законом, как это со временем устроилось в Европе, - перед властью. И равны в своем бесправии. Когда-то С.Ф. Платонов, крупнейший русский историк начала ХХ столетия, припечатал петровский режим - «равенство всеобщего бесправия». Это же в полной мере относится и к тому, что сотворил папа Петра, Алексей Михайлович. И вот на основе этого эгалитарного бесправия власть дает гарантии - обратим на это внимание - неравного жизненного минимума. Не в прямую, конечно. Однако подразумевалось: соблюдение установленных наверху правил обеспечит какое-никакое выжива-

1 От нем. - deprimieren; я бы вольно перевел этот глагол так: «опускать».

Шумпетер И. Капитализм, социализм и демократия. - Лондон, 1942.

59

ние. Нарушение их смертельно опасно. В этом была слабость московско-петербургской системы: равенство в бесправии, но неравенство в потреблении. Здесь надо подчеркнуть: «равенство в бесправии» перед властью, а не в отношениях между сословиями; там равенства, понятно, не было. Это важная, однако иная тема. Мы еще коснемся ее. - Эта слабость исторически простительна (русской власти). Она отражала всеобщую бедность. Ресурсов на всех не хватало. Потом власть всегда думала так, как говорит ее поздний speaker Виктор Степанович: «Кто сказал, что давать надо всем»1.

Большевизм стал попыткой преодоления этих самых недостатков, противоречий, слабостей московско-петербургской системы. Во второй раз (не сомневаюсь, в последний) русский народ решил устроить свою судьбу на тех же, но идеально выправленных, основаниях. Это - сознательный отказ от движения в сторону свободы и права, т.е. отказ от исторической субъектности, и сознательный выбор рабства в обмен на более или менее равный минимум потребления (за это последнее соглашались даже - в принципе - жертвовать жизнью; лучше, конечно, чужой, но обернулось для миллионов своей). Да, это было во многом обусловлено бедностью природных условий (не устану повторять это; все разговоры о нашем потенциальном богатстве - сплошной разврат; русская история проходит в суровых климатических и т.п. данностях).

Итак, повторим, РКП (б)-ВКП (б) играла роль дворянства и церкви. То есть реализовывала две важнейшие социальные функции - управленческую и сотереологическую (разумеется, в секулярном варианте). Колхозное крестьянство по сути вновь прошло путь своих предков - крепостных общинников. Иными оказались судьба, роль и функции горожан. Хотя возникновение и предназначение городов и в московско-петербургской, и в советской системах было очень похожим. В первом случае города строились как военные форпосты, крепости, а также инструменты и опорные пункты колонизации завоевываемых пространств. Во втором - как военно-индустриальные центры и опорные пункты уже завоеванного пространства.

Разница же заключалась в том, что советская система, независимо от того, хотели этого ее творцы или нет, оказалась для России способом перехода от крестьянской цивилизации к урбанистической. И потому роль горожан (городского «сословия») была здесь гораздо важнее, чем в предшествующей системе.

1 24 августа 2009 г. слышал по телевизору ответ русского народа В.С. Черномырдину. Он прозвучал из уст какого-то хитроватого зауряд-чиновника (разбойного, впрочем, вида): «У нас нет не дающих, у нас есть плохо просящие». И это тоже «правда-матка» русской истории. Разумеется, она не «отменяет» общей бедности, нехватки ресурсов. Просто надо уметь попросить и - дадут. Ведь наша власть (и мы с ней) не только папа и Лютер в одном лице (по известному выражению), она (и мы с ней), как говаривал по другому «поводу» любимый герой русского народа И.В. Сталин, «полумонашенка-полублудница».

60

Что касается Конституции-36, то в ней большевики действительно преодолели противоречие Конституции-49: было достигнуто полное (насколько это вообще возможно) равенство в бесправии. Хотелось бы обратить внимание на то, что это равенство в бесправии носило как положительный, так и отрицательный характер. Например, для всех не существовало права выбора (речь, конечно, идет не об институте сталинских выборов, а о выборе как основе свободной социальной жизни). Но для некоторых групп населения это равенство носило и положительный характер. Так, была ликвидирована категория «лишенцев» - одна из важнейших составляющих советского общества первых двух десятилетий. Представители бывших «эксплуататорских классов» уравнивались в правах (в бесправии) с представителями новых советских «классов». Или, говоря политологически, «опущенных» (бывших) подняли до «честных фраеров» (новых).

И одновременно законодательно декларировалось равенство в потреблении. Конечно, это равенство носило зачаточный характер - принцип «каждому по труду», но объявлялось переходным к ситуации полного равенства - «по потребностям».

Подобно московско-петербургской системе, советская, достигнув высшей точки крепостничества и бесправного равенства, разворачивается в другую сторону. В тот момент, когда РКП (б)-ВКП (б) переименовывает себя в КПСС, начинается эмансипация этого сословия. И в этом смысле Маленкова можно сравнить с Петром III, а Хрущева - с Екатериной II. Кратковременные правители запускают этот процесс, а их «долгоиграющие» сменщики реализуют его содержание. В эпоху между Петром III и Николаем I (1762-1825) происходит становление дворянского сословия как особого культурно-исторического типа. И одновременно социально-культурной основы для будущих эмансипационных процессов. В хрущев-ско-брежневский период (1953-1982) формируется номенклатурное сословие так же, как особый культурно-исторический тип, в недрах которого начнутся новые эмансипационные процессы.

Схожим образом решались и крестьянские вопросы. В 1861 г. крестьян освободили, но оставили в рамках общины; в целом они так и не обрели правосубъектности; выход из общины был существенно затруднен. После первой русской революции и в ходе столыпинских реформ крестьяне получили и право на выход, и правосубъектность, и паспорта с фамилиями. Маленковская реформа 1953-1954 гг. освободила крестьян от крепостничества, но оставила в колхозах; фактически отсутствовало право выхода, была ограничена правосубъектность, не было паспортов. Бреж-невско-косыгинские реформы середины 60-х годов принесли крестьянам право выхода, полную правосубъектность, паспорта.

Совершенно другая участь ждала советских посадских. В хрущев-ско-брежневский период это была количественно превалирующая соци-

61

альная группа, и от ее судьбы зависела судьба всей Системы. Точнее, ее будущее или то, что будет после этой Системы. Поскольку именно те процессы, которые шли в этой среде: а) сгубили эту Систему, б) не дали возможности восстановить ее. Следовательно, эволюция сословия советских посадских является ключом к пониманию того, что случилось в России в последние десятилетия ХХ в.

Поначалу все было не так уж плохо (для Системы). Пришедшие в город миллионные массы (что-то схожее с овладением Рима варварами; кто только не упражнялся на эту тему, а для А. Тойнби - она одна из важнейших; и тем не менее еще раз скажем: варвары вошли в Рим; «скифский праздник на берегах Невы» - припечатал революцию сразу все понявший О. Мандельштам) принесли с собой традиции и стереотипы поведения первичной для них передельно-общинной формы существования. Но и сверху, «хозяева», «РКП (б)-ВКП (б)», так же во многом представители этого жизненного уклада, начали обустраивать новое городское существование по привычным лекалам. Жизнь в многолюдных коммуналках и бараках (о них почему-то вспоминают меньше ностальгирующие по всему этому пожилые индивиды; а ведь бараки стояли повсюду, даже в центре Москвы; у меня был дядя, участник войны, израненный и измученный к сорока своим годам, который с семьей (двое детей) вольготно помещался в восьмиметровой комнате вместе с семьей сестры жены (тоже двое детей); от коридора их комната отделялась тончайшей стенкой, каждый шорох был отлично слышен, во дворе колонка с водой и удобства деревенского типа; барак находился в двухсот метрах от только что выстроенной гостиницы «Украина»; большая часть людей, проживавших в бараке, были из одной деревни и работали на фабрике «Сакко и Ванцетти»; далеко за околофабричные окрестности, как правило, они не выходили; Москву не знали совсем, к городской жизни по сути отношения не имели; их локальный крестьянский мир был перенесен в Москву и лишь их дети, рожденные в 50-х в каком-то смысле стали горожанами), работа в многолюдных, «мас-совидных», как сказал бы Ильич, коллективах (заводы, фабрики etc.), обязательное участие в массовых акциях (демонстрации, митинги, физкультура, детсадовско-пионер-комсомольское начало) - сформировали нового человека русской истории, основу «советского народа - новой исторической общности» (Леонид Ильич, а скорее кто-то из его либерал-коммунистических холуев - по англ. «спичрайтеров»): парохиально-массового человека. Который пришел на смену парохиально-локальному человеку.

«Массовый» означает принадлежность к «массовому обществу», урбанистическому типу социума ХХ столетия. Большое или массовое общество, Gesellschaft, пришло на смену локальному, Gemeinschaft, общине.

62

Массовый человек Запада имеет подданнически-активистский характер1, «наш» сумел сохранить парохиальный. Еще раз: «мы» в результате советских преобразований получили массово-парохиального человека. И если бы этот тип не эволюционировал, не менялся бы, стоять бы и стоять СССР в веках. Никакие бы внешние (США, НАТО, жидомасоны) и внутренние (диссиденты, стиляги, жидомасоны) враги ничего бы с ним не поделали.

Все начало ломаться в прекрасных (после 1953-го) пятидесятых. А в шестидесятых-семидесятых пошло-поехало. Массовое жилищное строительство с отдельными квартирами, довольно широкая возможность получить за городом клочок земли и построить незамысловатую дачу, чуть позже индивидуальный («диким путем», образом, как тогда говорили) отдых, включая туризм в маленьких, своих, тесных компаниях, постоянно - несмотря ни на что - увеличивающаяся покупка личных автомобилей и пр., пр. привели к своеобразному советскому privacy. Возник новый личност-но-приватный мир, включающий в себя элементы выбора, свободы, повышенных стандартов потребления (причем не только материального характера). Появление миллионов и миллионов подобных людей означало смертельный приговор Русской Системе в ее коммунистическом изводе.

Демографический взрыв в русской деревне во второй половине XIX -начала ХХ в. снес царский режим. Не успели, не сумели справиться с его негативными влияниями и последствиями. Хотя усилия предпринимались героические и весьма эффективные. Коммунизм снесли «демографический взрыв» в городе (здесь взрыв был в основном обеспечен, повторим, переселением из деревни) и формирование массового приватного русского в новых русских городах. И на этот раз власть пыталась остановить, купировать опасные для нее тенденции, но оказалась вновь неспособной.

К счастью для русской истории, массовый городской приватный человек на руинах коммунистического порядка начал не «войну всех против всех», а довольно рутинную новую жизнь, скорее похожую на элементарное социобиологическое выживание, чем на бессмысленный и беспощадный бунт. В этом главный наш шанс (профессиональных патриотов прошу не обижаться; шанс, и весьма неплохой, у нас есть).

Вдогонку поговорим немного о сходстве верхних сословий в московско-петербургской и советской системах. Ю.М. Лотман писал: «Дворянство Московской Руси представляло собой "служилый класс", то есть состояло из профессиональных слуг государства. Их. труд оплачивался тем, что за службу их "помещали" на землю, иначе - "верстали" деревнями и крестьянами. Но ни то, ни другое не было их личной и наследственной собственностью. Переставая служить, дворянин должен был вернуть

1 Это термин Г. Алмонда. «Подданнический» (от англ. subject) - значит принадлежность к авторитарному обществу (и политической культуре); «активистский» - к современному либеральному, «открытому» обществу.

63

пожалованные ему земли в казну» (12, с. 18). - Разве это не схоже с судьбой номенклатуры? Разве не условно было все их обладание привилегиями, которые также не были их «личной и наследственной» собственностью. «Переставая служить», и номенклатура теряла львиную долю «пожалованного» ей на время.

И так же как в определенный исторический момент дворянство получило земли и крестьян в наследственное владение, так и номенклатура в свой час обрела себе в собственность то, чем она ранее лишь временно пользовалась и распоряжалась. Для московско-петербургской системы это была эпоха Петра III - Екатерины II, для советской - эпоха самого ее конца и начала постсоветской. То есть если в первом случае пришлось пожертвовать всеобщей гармонией службы, что было raison d'etre системы, и тем самым обрекло ее на эволюцию-эмансипацию с параллельными усилиями по консервации, то во втором - пришлось пожертвовать самой Системой.

И еще одно соображение Ю.М. Лотмана. «Культурный парадокс сложившейся в России ситуации состоял в том, что права господствующего сословия формулировались именно в тех терминах, которыми философы Просвещения описывали идеал прав человека» (там же, с. 40). Но и горбачевско-ельцинская номенклатурная революция шла под лозунгами прав человека, правового государства, права частной собственности и т.д. И в том, и в другом случае верхние слои эгоистически узурпировали права всех и права для всех.

А вот умные и глубокие наблюдения Шейлы Фицпатрик. «Главное свое значение в советском обществе классы имели для государственной системы классификации, определяющей права и обязанности различных групп граждан. Вот еще один парадокс: всячески подчеркивая идею классовой принадлежности, новый строй умудрился de fаcto вернуться к прежней, столь презираемой сословной системе, при которой твои права и привилегии зависят от того, кем ты официально считаешься - дворянином, купцом, представителем духовенства или крестьянином. В советских условиях "класс" (социальное положение) является атрибутом, определяющим отношение человека к государству.» (25, с. 20). - Действительно, все по сути совпадает в Москово-Пербургии и Москово-Совдепии.

Американская исследовательница точно отмечает и то, что «отношения между классами в сталинском обществе имели сравнительно небольшое значение. Главными были отношения с государством.» (25, с. 21). Да, и в первом, и во втором случае сословия ориентировались на власть, а не друг на друга. Сословия различались по взаимодействию с властью, но не между собой. Далее Ш. Фицпатрик объясняет, почему отношения с государством были для сословий главными. Поскольку именно оно являлось «распорядителем товаров в системе экономики хронического

64

дефицита. Согласно марксистской теории, главная классовая черта - это отношение к средствам производства. В СССР собственность на средства производства принадлежала государству. В зависимости от интерпретации это могло означать либо то, что все стали собственниками, либо то, что все превратились в пролетариат, эксплуатируемый собственником-государством. Но, так или иначе, производство больше не служило базисом классовой структуры в советском. обществе. В действительности значимые социальные иерархии в СССР. основывались не на производстве, а на потреблении. "Классовый" статус в реальной жизни был связан с большим или меньшим доступом к жизненным благам, что, в свою очередь, зависело от степени обладания привилегиями, даруемыми государством» (25, с. 22).

В этом пассаже крайне важна мысль, что - либо все собственники, либо все пролетариат. Как будто есть основания для прямо противоположных выводов. Но это вполне соответствует идее властепопуляции: все -власть, все - никто. То есть все и собственники, и пролетарии. Все вверху и внизу. Так по-русски «снимаются» краеугольные социальные противоречия и решаются фундаментальные социальные вопросы. Что же касается темы потребления (доступа к ним, привилегиям), то это, естественно, центральная тема для общества передельного типа. Бесконечная и высочайшая активность по поводу потребления и есть советская форма передельного социума.

Послесловие к «Послесловию».

Буквально два тезиса

1. Наивные люди, даже такие опытные и знающие, как, скажем, Марк Раев1, полагают, что ancien régime погибают, поскольку что-то «исчерпали» в себе (все»), что-то не смогли решить и т.п. В том-то и дело, что нет. Режимы гибнут на взлете. Когда «сладкая жизнь» откармливает крепких и эффективных протестантов. И еще есть одна весьма неприятная закономерность: французская, русская и немецкая (1933) революции случились на фоне (наверное, и в результате) демографического взрыва (об этом в своей известной книге убедительно и ярко говорит В.П. Булдаков, но на русском только материале). Здесь, видимо, порядок не выдерживает избыточных энергий, которые до поры до времени «гуляют сами по себе». А затем нечто канализирует их (эти энергии) на разрушение.

2. Когда в гору пошел парламентаризм и вообще принцип представительства? В Англии в XVIII в., т.е. после революции. Во Франции в XIX в., т.е. после революции. А.И. Герцен писал: «Европа догадалась.., что пред-

1 Raeff M. Understanding the imperial Russia. - L.: Overseas publications interchange ltd., 1990. - 304 p.

65

ставительная система - хитро придуманное средство перегонять в слова и бесконечные споры, и общественные потребности, и энергическую готовность действовать» (7, с. 69).

Правильно, именно - перегонять в слова, парламент - говорильня. Но ведь был и опыт всяких там генеральных штатов, рейхстагов, парламентов; традиция, уходящая в века. А до этого - церковные соборы и «съезды», где в «слова перегонялись» вопросы веры, т.е. центральные тогда. Оказалось, что это путь свободы и права.

Типологически схожие вопросы решала Русская Система. На путях рабства и бесправия. Причем всегда.

Говоря языком Гегеля, они предпочли Aufhebung, мы - Verneinung. .Революция per se, безусловно, способ снятия проблем, связанных с усложнением социальной ткани. То есть всякая революция есть упрощение. Самое «развитое», плюральное, социально богатое общество - интен-ционально предреволюционное. Если, образно говоря, революция заканчивается парламентом, сложность восстанавливается, если диктатурой, то -нет.

Какие еще послесловия о революциях в контексте «understanding Russia» возможны? Результатом Русской Революции (1860-1930) стала полная историческая аннигиляция приемлемой страны. Результат революции конца ХХ столетия - сохранение неприемлемой постоктябрьской России (несмотря на отказ от коммунистической системы) и политико-экономическая победа социального авангарда (номенклатуры, ее исторических союзников и попутчиков) русского массового модерного человека. И очередное поражение русского либерализма. Поражение русской надежды. В очередной раз, говоря языком героев Достоевского, «русский бог спасовал перед дешевкой». Тем не менее, как никогда, велики шансы вновь стать приемлемым народом. Есть и опыт, и люди; не сомневаюсь, Россия вновь попробует это сделать.

Список литературы

1. Адорно Т. Что означает «проработка прошлого» // Неприкосновенный запас. - М., 2005. -№ 2/3 (40/41). - С. 36-45.

2. Александров А. Памяти К.Н. Леонтьева. - Сергиев Посад: Тип. Св. Тр. Сергиевой лавры, 1915. - 199 с.

3. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. - М.: Аграф, 1998. - 635 с.

4. Барт К. Очерк догматики. - СПб.: Алитейя, 1997. - 272 с.

5. Бухараев В.М., Люкшин Д.И. Крестьяне России в 1917 году: Пиррова победа общинной революции // Октябрьская революция: От новых источников к новому осмыслению. -М., 1998. - С. 131-142.

6. Герцен А.И. Избранные философские произведения: В 2-х т. - М.: Политическая литература, 1948. - Т. 1. - 372 с.

66

7. Герцен А.И. Избранные философские произведения: В 2-х т. - М.: Политическая литература, 1948. - Т. 2. - 366 с.

8. Герцен А.И. Письма издалека: Избранные лит.-крит. ст. и заметки. - М.: Современник, 1984. - 463 с.

9. Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. - М.: Наука, 1983. - 415 с.

10. Ленин В.И. Полное собрание сочинений: В 55 т. - Изд. 5-е. - М.: Политиздат, 1974. -Т. 20. - 583 с.

11. Леонтович В.В. История либерализма в России, 1762-1914. - Париж: УМСА Press, 1980. -549 с.

12. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства, (XVIII -начало XIX века). - СПб.: Искусство, 1994. - 399 с.

13. Маклаков В. Власть и общественность на закате старой России: (Воспоминания современника). - Рига, [Б.г.]. - 155 с.

14. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. - Изд. 2-е. - М.: Политиздат, 1958. - Т. 12. - 879 с.

15. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. - Изд. 2-е. - М.: Политиздат, 1962. -- Т. 22. - 804 с.

16. Мосты: Сборник статей к 50-летию русской революции. - Мюнхен: Товарищество зарубежных писателей, 1967. - 231 с.

17. Пайпс Р. Создание однопартийного государства в Советской России, (1917-1918) // Минувшее: Исторический альманах. - М.: Прогресс: Феникс, 1991. - Т. 4. - С. 95-139.

18. Пушкарев С.Т. Россия, 1801-1917: Власть и общество. - М.: Посев, 2001. - 672 с.

19. Солженицын А.И. Размышления над Февральской революцией. - М.: ИИК «Российская газета», 2007. - 96 с.

20. Столыпин П.А. Речи, 1906-1911. - Нью-Йорк: Телекс, 1990. - 383 с.

21. Струве П.Б. Patiriotica: Политика, культура, религия, социализм. Сборник статей за пять лет, (1905-1910). - СПб.: Жуковский, 1911. - 619 с.

22. Струве П.Б. Размышления о русской революции. - София, 1921. - 87 с.

23. Толстой Л.Н. Собрание сочинений: В 22-х т. - М.: Худ. лит-ра, 1985. - Т. 21. - 575 с.

24. Троцкий Л.Д. История русской революции: В 2-х т. - М.: ТЕРРА; Республика, 1997. -Т. 1. - 464 с.

25. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история советской России в 30-е годы: Город. - М.: РОССПЭН, 2001. - 336 с.

26. Хлебников П. Крестный отец Кремля Борис Березовский или История разграбления России. - М.: Детектив-Пресс, 2002. - 304 с.

27. Шевырин В.М. Власть и общественные организации в России, (1914-1917). - М.: ИНИОН РАН, 2003. - 152 с.

28. Ясперс К. Вопрос о виновности: О политической ответственности Германии. - М.: Прогресс, 1999. - 146 с.

67