CC BY
231
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ И АРХЕОЛОГИЯ
УДК 94(430)
Яблоков Борис Владимирович
Государственный академический университет гуманитарных наук
О РОЛИ «ФАКТОРА ГДР» В ПОЛИТИКЕ РАЗРЯДКИ*
Статья посвящена внешнеполитическому развитию ГДР на рубеже 1960-1970-х гг., когда резко обозначился кризис доктрин, строившихся на постулатах взаимного непризнания ГДР и ФРГ и становившихся решающим препятствием для налаживания политики разрядки международной напряженности. На основании архивных материалов дается представление о выработке единой тактики стран восточного блока в отношении новой восточной политики Брандта. Делается вывод о схожести внешнеполитической ситуации, в которой оказались ГДР и ФРГ, и различиях в способах практической реализации целей их дипломатии. Так, оба немецких государства на международной политической арене, как правило, воспринимались не столько в качестве самостоятельных игроков, сколько в качестве носителей идей соответствующего военно-политического блока. Любые их дипломатические шаги неизбежно рассматривались в контексте глобального противостояния Советского Союза и США. Опасаясь стать «лишними» в ландшафте холодной войны, руководство ГДР и ФРГ прилагало максимум усилий для интенсификации развития собственных экономик. Задача преодоления дипломатической блокады решалась через налаживание и координацию внешнеэкономических отношений внутри таких транснациональных объединений, как Совет экономической взаимопомощи и Европейское экономическое сообщество. Данные мероприятия привели к несоответствию уровня экономического развития этих стран их политическому весу на мировой арене. В этой связи острую полемику вызывал вопрос международно-правового статуса ГДР и ФРГ, основанный на тезисе о неправомерности притязаний ГДР или ФРГ по отдельности представлять интересы всего немецкого народа. Принципиальная позиция руководства ГДР в отношении новой восточной политики привела к отставке В. Ульбрихта и, как следствие, отказу от дальнейшего реформирования восточногерманской экономики.
Ключевые слова: ГДР, ФРГ, СССР, СЭВ, новая восточная политика, экономическая дипломатия, В. Ульбрихт, В. Брандт.
В 1990-е гг. преемственность в развитии отечественной исторической науки была в известной степени нарушена, что связывалось в первую очередь с отходом ученых от устоявшихся методов исследования. На фоне общего падения интереса к неудавшемуся эксперименту по построению в странах Восточной Европы социалистической общественно-политической модели это зачастую приводило к безусловному уничижению всего опыта пребывания этих стран в социалистическом лагере. Этим, наряду с ограниченной в советское время доступностью для широкого круга исследователей документальных материалов, было обусловлено неравномерное распределение научной литературы и публицистики по отдельным проблемам и периодам новейшей истории. В этой связи представляются несправедливо «забытыми» -особенно в контексте возвращения к проблематике холодной войны - страницы становления и развития Германской Демократической Республики, от которой в отличие прочих стран народной демократии, как иронично заметил Б.В. Петелин, «ничего не осталось, кроме ностальгии» [14].
Введение в научный оборот новых архивных источников и активная публикация документов в последнее десятилетие дают возможность не только для систематизации опубликованных прежде работ, но и переосмысления основных проблем истории разделенной Германии, а также выявления тем дискуссионных и недостаточно изученных.
Следует заметить, что исторические исследования редко обращались к изучению феномена ГДР
комплексно, как правило, ограничиваясь описанием отдельных сторон ее развития, что отмечали еще советские историографы [19, с. 4-6]. Причиной тому становилось наличие так называемых проблемных вопросов - проявлений специфических особенностей, которые опыт ГДР вносил в теорию и практику социалистического строительства, не позволяя, исходя из марксистско-ленинской теории, четко описать его общие закономерности, а также выявить наиболее типичные процессы и тенденции. Значительные усилия историков зачастую сводились к тому, чтобы сопоставить эти специфические черты с элементами социалистического строительства, присущими другим странами народной демократии [11; 13].
В западной, прежде всего западногерманской, историографии разрешение этих вопросов нередко переносилось в плоскость соотношения в практике государственного строительства элементов советизации и исконно присущих национальных традиций, на стыке которых и возникала некая структурная амбивалентность, проявлявшаяся в отступлении восточногерманского руководства от советских образцов [7, с. 82].
Отдельное место в ряду проблемных вопросов принадлежало внешнеполитическому развитию ГДР, что было обусловлено неразрешенным германским вопросом, остававшимся ключевым для безопасности и политической конфигурации Европы на протяжении всего послевоенного периода. Наиболее ярко кризисные явления во внешней политике ГДР проявились в конце 1960-х гг. и были
* Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта Российского научного фонда (проект № 14-18-02677), полученного ФГБУН «Институт всеобщей истории РАН».
44
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова Л>- № 5, 2015
© Яблоков Б.В., 2015
О роли «фактора ГДР» в политике разрядки
связаны с началом новой восточной политики кабинета В. Брандта - В. Шееля.
В отношении новой восточной политики в советской историографии сложилось устойчивое представление как об объективно «вынужденной уступке» правящих кругов ФРГ перед лицом изменения «реального» соотношения сил в мире и укрепления социалистического лагеря. С этой точки зрения определенная корректировка внешнеполитического курса не могла служить свидетельством отказа от прежних «империалистических» претензий Бонна, ибо подлинной трансформации «классовой сущности» западногерманского режима не произошло. В этом отношении весьма показателен труд коллектива ученых ГДР «Внешняя политика и международные отношения ГДР», в котором четко проводится мысль о том, что успехи социалистических стран и международного рабочего движения, достигнутые в совместной антиимпериалистической борьбе, явились именно тем фактором, который привел к изменению соотношения сил на международной арене в пользу социализма в целом, и тем самым - к завоеванию и укреплению международных позиций ГДР в частности [3, с. 26].
Необходимо отметить, что новая восточная политика рассматривалась преимущественно через призму взаимоотношений СССР и ФРГ. Причиной этого, с одной стороны, стало «адресное» признание руководством ФРГ руководящей роли СССР по отношению к прочим странам социалистического содружества в соответствии с так называемой доктриной ограниченного суверенитета, или, иначе, доктриной Брежнева. Фактическое решение о признании незыблемости послевоенных границ в Европе, зафиксированное в Московском договоре 1970 г., принималось без участия Польской народной республики и ГДР, о границах которых собственно и шла речь. С точки зрения западногерманского руководства это был исключительно важный тактический маневр: помимо того, что инициативы ФРГ упирались в принципиальность позиций, занимаемых руководством этих стран, попытки установления прямых двухсторонних соглашений могли быть также неверно интерпретированы советской стороной как подрывные действия в отношении стран восточного блока по аналогии с налаживанием «особых отношений» с Румынией в 1966-1967 гг. в духе концепции «наведения мостов», а также событиями 1968 г. в Чехословакии [9; 21, с. 292-293, 300-301; 22, с. 184].
Более того, сама по себе ФРГ на международной политической арене, как правило, воспринималась не столько в качестве самостоятельного игрока, сколько в качестве носителя идей «атлантической» военно-политической системы, а ее взаимоотношения со странами социалистического содружества оценивались в контексте позиции Запада в этом вопросе. В результате любые контакты Москвы
и Бонна неизбежно переносились в глобальный контекст блокового противостояния Советского Союза и США, при этом внешняя политика ФРГ хоть и отвечала общей стратегии США в Европе, но все же имела с ней достаточно ограниченную сферу совпадения интересов. Американо-западногерманское партнерство складывались из различия положения, роли и возможностей этих стран в мировой и европейской политике. Без помощи США ФРГ могла выступать только с декларированием своих требований, но не могла проводить практическую дипломатию по их реализации [10, с. 7, 13; 12, с. 73].
Но все же главным препятствием, лишавшим исследователей возможности объективной оценки роли «фактора ГДР» в процессе европейской разрядки, становилась официальная позиция ГДР, декларировавшая свою безоговорочную приверженность миролюбивой политике СССР, основываясь, как считалось, на классовой однородности общественно-политического строя СССР и ГДР. В научной литературе двух стран, следовавшей за официальными заявлениями партийного руководства, всячески подчеркивалось, что «залог успешного продвижения вперед всего социалистического содружества - успешное развитие каждой из входящих в него стран» [24, с. 17-18], что исключало уже саму возможность для возникновения разногласий. Национальные интересы отдельных социалистических стран были, таким образом, органично растворены в коллективном интересе всего содружества.
Тот же самый подход распространялся и на сферу внешней политики. Так, отмечая внешнеполитические успехи ГДР, уточнялось, что они в первую очередь связаны с историческими достижениями СССР в борьбе за разрядку международной напряженности и упрочение мира [4, с. 450; 5, с. 24]. Подобная установка в теоретическом плане опиралась на ленинский принцип сочетания национального и интернационального, что позволяло с формальной точки зрения отметать обвинения Запада в подавлении Советским Союзом национальных интересов отдельных стран восточного блока и подчинении их политической воли интересам СССР [5, с. 20-21]. Этому противопоставлялись разногласия в лагере западных стран, дававшие повод делать вывод о вынужденном характере союза ФРГ и США, в котором каждый из участников искал пути решения своих собственных внешнеполитических задач за счет другого [10, с. 6-7].
Однако именно подобная, как считалось на Западе, «безальтернативная» солидарность в действиях социалистических стран на международной политической арене долгое время служила основанием для западных публицистов называть ГДР вовсе не «бастионом социализма», а «бессловесной колонией» Советского Союза. Внешняя
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова «S> № 5, 2015
45
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ И АРХЕОЛОГИЯ
же политика стран восточного блока в целом, хоть и с небольшими отступлениями, но все же ставилась в зависимое от СССР положение [2, с. 102; 20, с. 224—225].
Свою негативную роль сыграла и риторика холодной войны, характеризовавшая ГДР исключительно как искусственное образование, чуждое интересам немецкого народа и порожденное советской оккупационной политикой, нашедшей свое выражение в насильственно-принудительных методах, практикуемых СЕПГ [17, с. 12].
В этом кроются причины того, что западные исследователи в своих попытках научного анализа взаимоотношений социалистических стран неизбежно оказывались в плену идеологических штампов, совершенно не допуская вариативности принятия отдельными участниками содружества самостоятельных решений.
Следуя такой логике, координация внешнеполитической деятельности понималась исключительно как согласование партийным руководством шагов тактического порядка, никак не влияющих на долгосрочное стратегическое планирование. Долгое время характерным было и восприятие руководящей элиты стран восточного блока как некого монолита, в то время как на самом деле выработке единого внешнеполитического курса в этих странах придавалось огромное значение, и далеко не всегда принимаемое в конечном счете решение находило единодушную поддержку всех заинтересованных сторон. Напротив, к решению насущных задач предлагались самые различные подходы. Этот феномен получил название «внутрисистемного инакомыслия» [21, c. 10].
В силу обозначенных причин из внимания исследователей также совершенно ускользала схожесть ситуации, в которой оказались в конце 1960-х гг. оба немецких государств. К этому времени резко обозначился кризис внешнеполитических доктрин, строившихся на постулатах взаимного непризнания ГДР и ФРГ и все в большей степени становившихся решающим препятствием для налаживания разрядки международной напряженности. Приход к власти в ФРГ в октябре 1969 г. Вилли Брандта и социал-демократов, выступивших с качественно новой внешнеполитической платформой, отражал объективную необходимость включения Германии в этот процесс.
Ситуация усугублялась тем, что политический вес ФРГ на мировой арене, как уже отмечалось выше, оставался на необычайно низком уровне, в то время как успехи экономического развития при другой внешнеполитической ситуации позволяли бы западногерманскому руководству выступать с совершенно иных позиций [8, с. 122-123, 128]. Именно это несоответствие определяло то значение, которое Брандт придавал успеху реализации новой восточной политики. Он не скрывал,
что «...восточная политика, помимо всего прочего, преследует цели добиться для Федеративной Республики равноценного положения также по отношению к нашим западным партнерам» [12, с. 73].
Не случайно с самого начала развертывания интеграционных процессов в Западной Европе ФРГ непосредственно рассматривала свое участие в таких транснациональных объединениях, как Европейское объединение угля и стали и Евратом, в качестве средства завоевания бомльшей политической самостоятельности, а в перспективе -и признания своего суверенитета. Аналогично этому решалась задача преодоления дипломатической блокады и руководством ГДР - прежде всего через налаживание и координацию внешнеэкономических отношений внутри Совета экономической взаимопомощи. Большое значение также придавалось развитию торговых связей с развивающимися странами и участию ГДР в таких международных экономических организациях, как ЮНКТАД [23].
В этой связи особую остроту приобретал вопрос международно-правового статуса обоих немецких государств в системе международных отношений, основанный на тезисе о неправомерности притязаний ГДР или ФРГ по отдельности представлять интересы всего немецкого народа.
В частности, отмечая рост влияния ГДР в восточном блоке, западногерманские исследователи пытались доказать, что экономическое сотрудничество в рамках СЭВ противоречит ее национальным интересам и ущемляет суверенитет. Нередко можно было встретить утверждения, что зависимость от экспортных поставок Советского Союза вынужденно ограничивала свободу действий ГДР во внешней торговле с капиталистическими странами, в том числе с ФРГ [25, S. 65—67].
Проведение в ГДР в середине 1960-х гг. экономических преобразований дало основание говорить о наличии противоречия между требованиями индустриального развития общества и коммунистическими методами управления экономикой и необходимости «изменения социализма изнутри». Новая экономическая модель, принятая VI съездом СЕПГ в январе 1963 г., истолковывалась на Западе как проявление элементов капиталистического хозяйствования, на основании чего делался вывод о том, что ГДР потеряла перспективы дальнейшего социалистического строительства и находится на пути к реставрации капитализма, что создает возможность для устранения конфликтов между двумя германскими государствами и конвергенции их общественно-политических систем [1, с. 221; 19, с. 190].
Что характерно, идеологическое противостояние ГДР и ФРГ весьма ограниченно распространялось на сферу их экономического сотрудничества, в котором были заинтересованы оба немецких государства. В частности, на переговорах, предше-
46
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова jij- № 5, 2015
О роли «фактора ГДР» в политике разрядки
ствовавших заключению в 1957 г. Римских соглашений, было принято требование ФРГ не считать «советскую зону оккупации», иначе говоря ГДР, иностранной державой, а значит и торговлю между ними следовало рассматривать исключительно как внутригерманскую, не облагаемую таможенными сборами и пошлинами [6, c. 86, 90]. Советское руководство с неодобрением отмечало рост значения внутригерманской торговли для ГДР и существенное усиление в этой связи экономического давления на нее ФРГ. Как следовало из протокола заседания Политбюро ЦК КПСС от 1 декабря 1969 г., «.. .в настоящее время торговля между ГДР и ФРГ достигла или приближается к такому рубежу, переход которого был бы чреват нежелательными политическими последствиями» [15, л. 23].
Таким образом, оба немецких государства, опасаясь стать «лишними» в ландшафте холодной войны, шли на определенный политический риск, прилагая максимум усилий для интенсификации развития собственных экономик. Но если западные немцы все же старались проводить достаточно гибкий курс по отношению к внешней политике США в регионе, то руководство ГДР принципиально отстаивало за собой право на определение позиции социалистического лагеря по отношению к ФРГ, что не могло не вызвать определенного раздражения в Москве. Даже несмотря на события 1968 г. в Чехословакии, к которым апеллировал Ульбрихт в качестве примера вмешательства ФРГ во внутренние дела и потенциальной угрозы прямой военной агрессии НАТО в отношении социалистических стран в Европе, советским руководством подобные допущения не были восприняты всерьез: в своей оценке краха А. Дубчека и Пражской весны решающее место отводилось не столько подрывным действиям Запада, сколько несостоятельности чехословацкого реформизма [16, л. 16], что, в свою очередь, негативно сказывалось на репутации Ульбрихта как сторонника экономических реформ и тем самым служило идейной подпиткой его противников в СЕПГ.
Сложившаяся ситуация, несмотря на известный популизм внешнеполитических заявлений Брандта, создавала благоприятные перспективы для советско-западногерманского экономического сближения. Как следовало из протокола заседания Политбюро ЦК КПСС от 1 декабря 1969 г., советское руководство придерживалось мнения, что именно заинтересованность деловых кругов ФРГ в дальнейшем развитии торговых отношений с СССР удерживает правительство ФРГ от шагов, заключающих в себе опасность обострения отношений со странами социалистического содружества. Это, в частности, подтверждалось положительной динамикой установления и поддержания прямых контактов с западногерманскими фирмами на протяжении 1969 г. С учетом того, что в 1970 г.
вступало в силу положение, ограничивающие страны ЕЭС в заключении двухсторонних договоров, возможность подписания долгосрочного торгового соглашения отвечала как интересам СССР, считавшим предпринимаемые странами Общего рынка «защитные мероприятия» дискриминационными, так и интересам ФРГ, нуждавшейся в укреплении своих позиций в конкурентной борьбе с американскими, британскими, французскими и японскими предприятиями [15, л. 19-20].
В результате опасения, вызываемые очевидной заинтересованностью Москвы в улучшении отношений с Бонном, заставили Ульбрихта активизировать усилия внешней политики ГДР, направленные на консолидацию позиции социалистического содружества в отношении новой восточной политики Брандта. 3-4 декабря 1969 г. по инициативе ГДР в Москве состоялась встреча руководства стран восточного блока. Позиции СССР и ГДР в оценке прихода к власти социал-демократов и образования нового западногерманского правительства оказались в значительной мере схожими. Так, по мнению Ульбрихта, смена правительства ФРГ не только не привела к каким-либо коренным изменениям во власти, но более того - дополнила и усилила ее, включив в правящие круги Западной Германии социал-демократические силы, тесно связанные с рабочим классом, и сбалансировав тем самым общественные настроения внутри страны [17, л. 7; 10-11]. Однако если Л.И. Брежнев все же допускал использование сложившейся ситуации для решения задач «на перспективу» и выказывал готовность принимать в этой связи компромиссные решения, то Ульбрихт в категоричной форме указывал на принципиальную невозможность предпринимать какие-либо шаги навстречу ФРГ, тем более - в одностороннем порядке, без согласования с остальными странами восточного блока. Основным условием ведения диалога, как и прежде, оставалось взаимное международное признание ГДР и ФРГ: «только после этого... установление дипломатических отношений между странами народной демократии и ФРГ может быть политически приемлемым без ущерба для нашего общего дела» [17, л. 33].
Дальнейшей обмен мнениями по вопросу о выработке единой тактики в отношении ФРГ выявил разную степень готовности партийных лидеров к конкретным внешнеполитическим шагам.
Наиболее близкую ГДР позицию ожидаемо занимал Первый секретарь Польской объединённой рабочей партии Владислав Гомулка, опасавшийся, что неучитывание интересов ГДР в настоящий момент автоматически допускало в дальнейшем возможность пересмотра ранее заключенных соглашений, а вместе с тем - и государственных границ Польши. Именно поэтому отправной точкой диалога с ФРГ следовало, по его мнению, считать
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова «S> № 5, 2015
47
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ И АРХЕОЛОГИЯ
окончательное и безоговорочное признание Западной Германией Згожелецкого договора между ГДР и ПНР от 6 июня 1950 г., зафиксировавшего границу между странами по Одеру и Нейсе, что отвечало бы «не только жизненным интересам Польши, но также интересам всех социалистических стран, интересам мира и безопасности в Европе» [17, л. 42].
Генеральный секретарь Болгарской коммунистической партии Тодор Живков вовсе заявил, что для нормализации отношений с ФРГ еще не сложились условия. Шаткая позиция Брандта в бундестаге вынуждает его пытаться укрепить свое положение во власти за счет популистских дипломатических заявлений, за которыми не последует конкретных действий. Подлинные же намерения нового правительства смогут показать только результаты возможных переговоров между ГДР и ФРГ «по вопросам об отношениях эти двух суверенных и независимых германских государств» [17, л. 12, 13-14].
За согласованные с ГДР действия в отношении ФРГ выступал и Первый секретарь Коммунистической партии Чехословакии Густав Гусак. Но в отличие от Живкова он считал неправильным ограничиваться выжидательной позицией и требовал «побуждать Брандта к действиям, которые бы отвечали нашим целям и нашим намерениям». Гусак также с сожалением отмечал, что новая восточная политика все же обнаруживает в себе значительную преемственность прежнему внешнеполитическому курсу ФРГ [17, л. 24].
Наиболее осторожную позицию в рассматриваемом вопросе занимал Генеральный секретарь Венгерской социалистической рабочей партии Янош Кадар, предложивший ограничится в сотрудничестве с ФРГ, как и прежде, экономической его составляющей: «Большинство наших стран вот уже длительное время имеет широкие экономические связи с ФРГ. Это соответствует проводимому нами принципу мирного сосуществования. <...> Расширение наших экономических связей с ФРГ может, по нашему убеждению, способствовать и достижению наших политических целей» [17, л. 41].
На этом фоне достаточно резко прозвучало выступление Генерального секретаря Румынской коммунистической партии Николае Чаушеску. По его мнению, недооценка положительного значения сдвигов в ФРГ может не только замедлить ритм улучшения международного положения в Европе, но и привести к повторению ошибок 1930-х гг., когда недооценка роли социал-демократов в антифашистском фронте способствовала приходу Гитлера к власти [17, л. 61].
Чаушеску призвал «придать большое значение расширению контактов... содействующих развитию отношений между каждой социалистической страной в отдельности и ФРГ», а также целесоо-
бразности любых действий, «которые привели к установлению дипломатических отношений между соцстранами и ФРГ». Чаушеску особо подчеркивал, что это не должно ставиться под условие предварительного установления отношений между ГДР и ФРГ [17, л. 55].
Заведомо ультимативная позиция Ульбрихта, полагавшего, что «...ни о каком подчинении ГДР условиям боннского правительства не может быть и речи» [17, л. 21], фактически лишала Брандта какой-либо свободы дипломатического маневра без риска для своего внутри- и внешнеполитического положения [21, с. 287], что подтвердили последовавшие за этим в марте и мае 1970 г. встречи В. Брандта и главы Совета министров ГДР Вилли Штофа.
Побудить ГДР к сотрудничеству с ФРГ путем двусторонних переговоров без предварительной договоренности с СССР оказывалось, таким образом, невозможным [21, с. 300—301]. Московский договор 12 августа 1970 г. между СССР и ФРГ зафиксировал существующие послевоенные границы в Европе и отсутствие территориальных претензий. Его заключение послужило прологом к подписанию 21 декабря 1972 г. договора об основах отношений между ГДР и ФРГ.
Однако, несмотря на то что Московский договор стал фактическим признанием суверенитета ГДР, проявленное Ульбрихтом недовольство советской политикой, наряду с обозначившимся ранее желанием освободиться от слишком жесткого идеологического и политического контроля со стороны СССР, привели к его отставке в 1971 г. с поста Первого секретаря СЕПГ. Успешная реализация новой восточной политики, ставшей символом перехода от конфронтации к разрядке международной напряженности, положила конец эпохе ограниченного реформизма Ульбрихта. Несмотря на общее настороженное отношение к правительству Брандта, изменение внутриполитической ситуации в ФРГ открывало новые горизонты во взаимоотношениях между Западом и странами социалистического содружества, и бескомпромиссная позиция, занимаемая руководством ГДР, становилась в этих условиях самодовлеющей.
Создание договорно-правовой основы для нормализации отношений, бывшее на протяжении 1960-х гг. одним из определяющих векторов внешнеполитического развития ГДР, было достигнуто во многом вопреки стратегической линии Ульбрихта и перечеркивало тем самым усилия его экономической дипломатии, в основу которой и были положены успехи внутриэкономических преобразований в ГДР, а также попытки их перенесения в сферу внешнеэкономической деятельности по линии СЭВ. Новое руководство ГДР во главе с Эрихом Хонеккером фактически отказалось от самостоятельности во внешней политике и пред-
48
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова jij- № 5, 2015
О роли «фактора ГДР» в политике разрядки
почло, следуя в фарватере политики разрядки и в целях обеспечения стабильности режима СЕПГ, проводить предельно лояльный курс в отношении СССР. Как оказалось в дальнейшем, выбранный Хонеккером путь оказался в стратегическом плане наименее перспективным из возможных: усугубив импортную зависимость ГДР от Советского Союза, он менее чем за десятилетие привел ГДР к стагнации экономического развития и политическому банкротству СЕПГ.
Библиографический список
1. Ватлин А.Ю. ГДР: Строительство социализма в эпоху В. Ульбрихта (1945-1971) // Германия в XX веке. - М.: РОССПЭН, 2002. - С. 248-274.
2. Виноградов В.И. Из истории нормализации и развития взаимоотношений ГДР и США // Германское рабочее и демократическое движение в новейшее время. - Вып. V. - Вологда: Вологод. гос. пед. ин-т, 1977. - С. 101-105.
3. Внешняя политика и международные отношения ГДР. - М.: Прогресс, 1974. - 294 с.
4. ГДР: становление и рост / под ред. А.Я. Богомолова. - М.: Прогресс, 1977. - 455 с.
5. Гроссман А.С. СССР - ГДР: сотрудничество и сближение (новейшая историография истории ГДР и отношений двух стран 1979-1984) // Историография проблем международных отношений и национальных движений в странах Западной Европы и Северной Америки. - М.: МГИАИ, 1985. -С. 17-31.
6. Грюнер В. Европейская интеграция и германский вопрос с 1945 г.: проблемы и перспективы // История европейской интеграции (1945-1994) / под ред. А.С. Намазовой и Б. Эмерсона. - М.: Институт всеобщей истории РАН, 1995. - С. 68-107.
7. Клессман К. Советские и национальные компоненты в истории ГДР в эпоху Ульбрихта // Власть и общество в условиях диктатуры: Исторический опыт СССР и ГДР. 1945-1965 гг. - Архангельск: Поморский университет, 2009. - С. 81-89.
8. Кремер И.С. ФРГ: этапы «восточной политики». - М.: Международные отношения, 1986. - 224 с.
9. Липкин М.А., Филитов А.М. Развитие новых форм сотрудничества в эру разрядки: советско-западногерманские отношения в конце 1960-х - начале 1970-х гг. // История: электронный научнообразовательный журнал. - 2015. - Вып. 2 (35). [Электронный ресурс]. - Доступ для зарегистрированных пользователей. - URL: http://history. jes.su/s207987840000989-6-1 (дата обращения: 27.09.2015).
10. Нарочницкая Н.А. США и «новая восточная политика» ФРГ. - М.: Наука, 1977. - 175 с.
11. Недорезов А.И. Об изучении в СССР истории социалистического развития стран Центральной и Юго-Восточной Европы // Из истории социалистического строительства в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. - М.: Наука, 1979. - С. 5-20.
12. Новик Ф.И. Восточная политика ФРГ в 70-х гг. // Ежегодник германской истории. - М.: Наука, 1982. - С. 71-89.
13. Павлова-Сильванская М.П. Строительство развитого социалистического общества в ГДР. -М.: Наука, 1979. - 240 с.
14. Петелин Б.В. Крах ГДР: эволюция оценок в российской историографии // История: электронный научно-образовательный журнал. - 2014. -T. 5. - Вып. 3 (26). [Электронный ресурс]. - Доступ для зарегистрированных пользователей. - URL: http://history.jes.Su/s207987840000710-0-1#2 (дата обращения: 12.08.2015).
15. РГАНИ. - Ф. 3. - Оп. 72. - Д. 304.
16. РГАНИ. - Ф. 10. - Оп. 1. - Д. 235.
17. РГАНИ. - Ф. 10. - Оп. 1. - Д. 410.
18. Сазонов Ю.А. Новые тенденции в буржуазной литературе ФРГ о ГДР // Критика современных буржуазных исторических концепций. - Ярославль: Яросл. гос. ун-т, 1977. - С. 3-32.
19. Сапова Н.В. Советская историография социалистического строительства в ГДР, 1949-1985 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. - М., 1986. - 18 с.
20. Сухоруков С.Р. Актуальные проблемы истории ГДР в западногерманской историографии // Ежегодник германской истории. - М.: Наука, 1981. - С. 214-231.
21. Филитов А.М. Германия в советском внешнеполитическом планировании. 1941-1990. - М.: Наука, 2009. - 333 с.
22. Филитов А.М. Советский Союз и «новая восточная политика» ФРГ // Холодная война и политика разрядки: дискуссионные проблемы. - М.: Институт всеобщей истории РАН, 2003. - С. 163186.
23. Яблоков Б.В. Экономическая дипломатия ГДР 1963-1973 гг. в контексте политики разрядки // История: электронный научно-образовательный журнал. - 2015. - T. 6. - Вып. 2 (35). [Электронный ресурс]. - Доступ для зарегистрированных пользователей. - URL: http://history.jes. su/s207987840000982-9-1#25 (дата обращения: 12.08.2015).
24. X съезд Социалистической единой партии Германии. - М.: Политиздат, 1982. - 216 с.
25. Osten W. Die Aussenpolitik der DDR im Spannungsfeld zwischen. - Moskau und Bonn, Verlag: Leske Verlag Opladen, 1968. - 124 s.
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова «S> № 5, 2015
49
