CC BY
157
О ПРЕОДОЛЕНИИ ГУМАНИЗМА В ЛИТЕРАТУРЕ XX ВЕКА
А.Ю. Шелкова иное Барнаул
Один из социальных мифов XX века - миф о XX веке. В основе этого мифа лежит представление о текущем столетии как об уникальной культурной эпохе. Полагается, что эта эпоха обладает культурной парадигмой, принципиально отличной от предшествующих. Одна из характеристик данной парадигмы - нелинейность времени. Понятно, что такая характеристика не может ужиться с принципом историзма, законом хронологичности, т.к. историческое время, хронология - линейны. Однако, культура XX века - не что иное, как отрезок линейной истории культуры. Сама отсылка к хронологически определенному веку (век человека, скажем, хронологически не определен) свидетельствует о живучести «старой» эпистемы. До сих пор для гуманитария остается актуальной дата написания стихотворения, а для естественника - вера в научный прогресс.
Тем не менее, совершенно ясно, что современная культура специфична, и проявление этой специфики мы можем видеть, помимо всего прочего, в преодолении гуманизма. Речь идет не об антигуманизме, а о трансцен-дировании гуманного.
Гуманизм - не только идеологическое клише; по большому счету, это - проекция антропоцентризма на обыденное сознание. Т.о., в дальнейшем мы будем говорить о преодолении антропоцентричной картины мира в литературе. Общеизвестно, что антропоцентризм сформировался в эпоху Возрождения. Человек был помещен в центр мыслимого универсума как высшая ценность. Это послужило также и началом аксиологии - науки о ценности и системах ценностей. Единое онтологическое бытие спекулятивно разделилось на двойственное аксиологическое бытие - бытие как таковое - и бытие, ценное для человека. Теоцентризм совершенно чужд аксиологии. Сказать, что Бог -высшая ценность, - кощунство, с религиозной точки зрения. Торговля в храме - вполне подходящая аллегория аксиологического подхода к религии. Итак, ренессансный антропоцентризм, увиденный сквозь призму (или бельмо) остранения, представляет собой уникальное, действительно очень интересное явление. Просветительский гуманизм - уже автоматика. В XIX веке культ человека достигает своего апогея. Именно антропный подход обусловил такие художественные и научные тенденции, как историзм, социологизм, психологизм. Модернистский период литературного процесса, пришедший на смену классическому и проявившийся в России как Серебряный, век, уже в лице своего первого и основного направления, символизма, обнажил экзистенциальную беспомощность человека перед Реальностью. Символ смеется над «мыслящим тростником», над его гнозисным бессилием. Смеется он и над лирическим героем, между прочим. Постмодернизм и метафизический реализм, знаменующие завершение культурного цикла, каждый по-своему актуализировали преодоление «слишком человеческого» опыта. Да и все доминирующие художественные направления и школы нашего века принципиально неантропоцентричны, а антропные тенденции относятся к культурной перифе-
рии; массовая же квазикультура «зациклена» на человеке. И, несмотря на то, что в учебниках человек до сих пор провозглашается предметом литературы, доминация человеческого фактора в современной литературе является признаком художественного несовершенства.
Наиболее глубокие рассуждения о гуманизме принадлежат великому русскому философу Владимиру Соловьеву, жизнь-творчество которого во многом сформировало духовный строй русской культуры уходящего века. В «Трех речах в память Достоевского» Соловьев интерпретирует христианскую идею как триединство истинного мистицизма, истинного гуманизма и истинного натурализма. В этой чрезвычайно интересной тернарной структуре мистицизм означает веру в Бога, гуманизм - веру в Богочеловека, натурализм -веру в Богомагерию. Откровения Богочеловека и Богоматерии - Христос и Церковь соответственно. Так, по Соловьеву, истинный гуманизм есть вера в Богочеловека. Но здесь все дело в словах (вспомним о Шекспире и Витгенштейне). Истинный гуманизм Соловьева - одно из понятий соловьевской модели универсума, которую мы можем называть философией всеединства и которую так стройно описал Ю. И. Левин. Гуманизм как понятие, относящееся к той модели мира, которую построило постсредневековое общественное сознание, не имеет ничего общего с верой в Богочеловека, да и с верой вообще, ибо гуманизм - понятие секулярной культуры. Богочеловек и вера - универсалии теоцентричной картины мира.
Хосе Ортега-и-Гассет в «Дегуманизации искусства» говорит следующее: «Анализируя новый стиль, можно заметить в нем определенные взаимосвязанные тенденции, а именно: 1) тенденцию к дегуманизации искусства; 2) тенденцию избегать живых форм; 3) стремление к тому, чтобы произведение искусства было лишь произведением искусства; 4) стремление понимать искусство как игру, и только; 5) тяготение к глубокой иронии; 6) тенденцию избегать всякой фальши и в этой связи тщательное исполнительское мастерство, наконец; 7) искусство, согласно мнению молодых художников, безусловно, чуждо какой-либо трансценденции.» [1]
Велик соблазн принять эти семь принципов в качестве основополагающих для литературы современности. Однако, как нам кажется, универсальным является только шестой. Кроме того, он блестяще сформулирован. Но именно в силу своей универсальности шестой принцип не сдерживается никакими хронологическими рамками. Точкой отсчета «нового стиля» Ортега-и-Гассет полагает поэзию Малларме, а в качестве предтечи называет Бодлера. Совершенно ясно, что седьмой принцип не может распространяться на эстетику символизма, ибо символ есть орудие трансцендирования. Третий и четвертый принципы находятся в известном противоречии друг с другом, т. к. художественный и игровой дискурсы пересекаются лишь частично. Структурные различия искусства и игры, очень четко определены Ю.М. Лотманом в «Структуре художественного текста». Глубокая ирония неминуемо вызывает к себе глубоко ироничное отношение. Ирония человечна и, следовательно, гуманна. Символ же, акмэ, заумь вряд ли опустятся до автоиронизирующей антропной немощи. Конечно, акмеисты говорили о светлой иронии, не подрывающей корней адамистской веры, но ясно, что в этом случае речь идет не
о тотальной иронии, о которой пишет испанский философ. Избегание живых форм характерно для авангардизма, но не свойственно модернизму, сформировавшему парадигму современного искусства. Говоря о дегуманизации искусства, Ортега-и-Гассет связывает ее с деформацией реальности. Мыслитель понимает, что подлинный антропоморфизм - не наделение мира человеческими чертами (последнее, как правило, имеет символический характер), но изображение-выражение реальности такой, какой она видится обыкновенному человеку, руководствующемуся здравым смыслом. Но дегуманизация не есть преодоление гуманизма. Дегуманизм не предполагает трансцендирова-ния человеческого. Ортега-н-Гассет, отказывая современному искусству в трансцендентном опыте, понимает дегуманизацию как деструкцию человеческого аспекта. Итак, дегуманизация есть деструкция гуманного, преодоление гуманизма - трансцендирование гуманного. Что же важнее для вершинкой литературы XX века?
Символистское мифотворчество, футуристское конструирование, постмодернистское деконструирование (деконструкция - синтез деструкции и реконструкции) говорят о доминировании созидательных процессов.
В «Восьми этюдах о недочеловеке» А. Ровнер создает своеобразный литературно-эзотерический миф о трех великих призывах к трансцендетиро-ванию человеческою удела. Причем сам этот удел, по Ровнеру, поступательно деградирует. Для Ницше идеал - сверхчеловек, для Гурджиева - человек, для Ровнера - недочеловек. В последнем случае антропной наличностью является псевдочеловечество - «слизь, равномерно растекшаяся по плоскостям массовой информации». Ровнеровский миф о недочеловеке - универсальнодинамическая модель преодоления гуманизма как метафизического самообольщения. Такое преодоление и есть метареализм, который, в свою очередь, лишь «ступенька к Гнозису» - истинному познанию-творчеству. Прекрасным художественным воплощением метареалистической идеи представляется роман А. Ровнера «Ход королем». Король в романе - «Вечная Мужественность как универсальный принцип и конкретное лицо» -противопоставляется ««дамопочитанию» русских символистов».
Глубочайшее концептуальное обоснование метареалистического искусства находим в работе Ю. Мамлеева «Метафизика и искусство». Вот что говорит Ю. Мамлеев об эстетической задаче метареалиста: «Для писателя-метафизика задача, следовательно, состоит в том, чтобы обратить все свое духовное зрение на невидимого человека, интересуясь внешним человеком лишь постольку, поскольку в нем отражаются реалии скрытого, тайного, трансцендентного человека. Весь опыт основного направления в человековедении предыдущих нескольких столетий не существует, таким образом, для него. Он должен питаться из других источников.» [2]
Источником же метареалистического метода в современной культуре, по-видимому, следует признать творчество Д. Андреева - художественное и философское. В «Розе мира» Д. Андреев говорит о метареалистическом творчестве-вестничестве и трех методах познания трансцендентного: метаи-сторическом, трансфизическом и вселенском.
Типологически аналогична русской метареалистической традиции
линия сюрреализм - фантастический реализм в западной литературе, реконструируемая французскими авторами Луи Повелем и Жаком Бержье в книге «Утро магов». Вершиной фантастического реализма, возможно, является творчество Х.Л. Борхеса, в художественном мире которого точка зрения является точкой сборки универсума - алефом - точкой по ту сторону бесконечности.
В постмодернистской культуре преодоление гуманизма знаменуется философемами «смерти субъекта», «смерти автора» и, наконец, «смерти читателя». Последняя великолепно реализована в «Хазарском словаре» М. Павича. Сам же «Хазарский словарь» есть модель архетипического всечеловека -Адама Кадмона. Антропокосмос, каковым является Адам Кадмон, примерно так относится к человеческому, гуманному, как космос к планетарию, фауна - к зверинцу, флора - к теплице? и т.д.
Совершенно особое положение в мировой литературе занимают сочинения К. Кастанеды. Литература такого рода предполагает непрерывное йогическое восхождение скриптора. В русской литературе подобный опыт представлен прежде всего таким, в т. ч. и художественным, произведением, как «Третье открытие силы» А. Сидерского.
Преодоление гуманизма - лишь один из аспектов современного литературного процесса, далеко не самый важный и, видимо, совершенно не актуальный, ибо любая реальность трансцендентна по отношению к мнимой величине.
Примечания
1. Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры, М., 1991. С.227-228.
2. Московский эзотерический сборник, М., 1997. С.88-89.
