CC BY
245
В. А. Бублик
Уральский государственный юридический университет (Екатеринбург)
О ПРАВОВОМ РЕГУЛИРОВАНИИ ТРАНСГРАНИЧНОЙ НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Трансграничная несостоятельность остается малоизученной темой в российской юридической литературе. Кроме того, практически отсутствует специальное правовое регулирование этой сферы: законодательные положения, касающиеся трансграничного банкротства, ограничиваются указанием на применение принципа взаимности при решении вопроса о признании иностранных судебных решений и распространение принципа национального режима на иностранных кредиторов. При этом даже принцип взаимности судами не применяется ввиду узкого его толкования. Нормы же общего характера в таких спорах по сути неприменимы.
Отечественные суды используют коллизионную привязку lex fori concursus несмотря на отсутствие ее законодательного закрепления. Невозможно признать такой подход эффективным. Анализ немногочисленной судебной практики и коллизионного законодательства позволяет констатировать неприменимость к вопросам трансграничной несостоятельности таких коллизионных привязок, как личный закон физического лица и юридического лица. В статье отмечается, что законодательные акты в исследуемой области так и не были приняты. Делается вывод о том, что существующее законодательство малоэффективно в вопросах регулирования трансграничной несостоятельности (что с точки зрения правовой политики устраивает российский правопорядок) и в сущности направлено на защиту отечественных кредиторов.
Ключевые слова: трансграничная несостоятельность, банкротство, материальные и процессуальные аспекты института трансграничной несостоятельности, иностранный элемент
Для цитирования
Бублик В. А. О правовом регулировании трансграничной несостоятельности в Российской Федерации // Российское право: образование, практика, наука. 2020. № 6. С. 4-14. DOI: 10.34076/2410 2709 2020 6 4.
УДК 341.9
Несостоятельность в бизнесе в наше время более не ограничивается юрисдикцией одного государства1. Дефолт международных компаний сказывается на экономике разных стран. Такие компании имеют собственных сотрудников, кредиторов и акционеров (участников), принадлежащих к другим юрисдикциям.
1 Стоит отметить, что термины «несостоятельность» и «банкротство» не являются равнозначными. Однако в настоящей работе они, равно как и понятия «трансграничная несостоятельность» и «трансграничной банкротство», будут употребляться в качестве синонимов.
DOI: 10.34076/2410_2 709_2020_6_4
Последние в таком случае несут существенные финансовые потери, когда компания становится неспособной исполнять свои денежные обязательства [Robert, Rasmussen 1997: 1]. Происходящие же процессы глобализации и региональной интеграции, трудовая миграция спровоцировали рост трансграничных банкротств. Все это привело к увеличению споров о том, по праву какой страны следует рассматривать дело о банкротстве должника, имущество или кредиторы которого находятся в иной юрисдикции.
В силу интеграции России в мировые экономические процессы в последнее время отечественные суды, рассматривая дела о несостоятельности, стали сталкиваться с правоотношениями, осложненными иностранным элементом. Это помогло актуализировать проблему скудности законодательного регулирования данного института и слабой научной проработанности соответствующей темы. Сложность ее исследования заключается в том, что институт трансграничной несостоятельности имеет комплексный характер и включает в себя материальные и процессуальные аспекты, которые не могут быть рассмотрены изолированно друг от друга. И «разноюрисдикционный» состав участников банкротных процедур здесь не является центральным вопросом. Непосредственное отношение к исследуемой теме имеют и вопросы признания иностранных судебных актов и иностранных банкротств, международной компетенции суда в рассмотрении спора с участием иностранного лица, искусственное изменение подсудности (бан-кротный туризм).
В Российской Федерации (повторим) практически отсутствует специальное правовое регулирование, посвященное вопросам трансграничной несостоятельности. Не менявшиеся с 2002 г. редакции пп. 5 и 6 ст. 1 Федерального закона от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее - Закон о банкротстве) устанавливают, что решения иностранных судов по делам о банкротстве признаются на территории Российской Федерации в соответствии с международными договорами Российской Федерации, а в случае их отсутствия - на началах взаимности. Иностранные кредиторы пользуются правами, предусмотренными Законом о банкротстве, наравне с отечественными кредиторами. На этом специальное позитивное регулирование заканчивается, международных договоров по вопросам трансграничной несостоятельности заключено не было.
Следует отметить, что принцип взаимности толкуется отечественными судами не вполне удачно. Так, в зависимости от наличия или отсутствия презумпции взаимности различают узкое (взаимность, основанная на территориализме) и широкое (взаимность, основанная на универсализме) понимание
принципа взаимности [Литвинский 2003: 24]. При узком толковании решение иностранного суда будет признано только в том случае, если будет установлено наличие в соответствующем государстве практики признания решений российских судов по аналогичному вопросу. Такая взаимность именуется в теории негативной. При широком же толковании взаимности (тогда она называется позитивной) ее наличие презюмируется и не подлежит доказыванию до тех пор, пока в соответствующем государстве отсутствуют случаи отказа в признании российских судебных актов.
Еще в 2006-2008 гг. в делах, рассматриваемых Арбитражным судом Санкт-Петербурга и Ленинградской области, были применены разные подходы. В деле компании «Калинка Трейд АпС» (дело № А56-56528/2005) суд применил широкий подход к пониманию принципа взаимности. Но при пересмотре дел, в частности в деле № А56-22667/2007, Федеральный арбитражный суд Северо-Западного округа исходил из того, что под принципом взаимности понимается возможность приведения в исполнение решения суда по делу о банкротстве иностранного государства на территории Российской Федерации при условии признания на территории иностранного государства аналогичных решений арбитражных судов Российской Федерации.
В деле о банкротстве В. А. Кехмана (дело № А56-71378/2015) (подробнее см. далее) суды также придерживались узкого понимания взаимности и указывали, что заявителю необходимо доказывать ее наличие.
Как можно заметить, российские суды все же узко толкуют принцип взаимности, тем самым практически лишая правопорядок единственного механизма признания и приведения в исполнение решений иностранных судов по делам о банкротстве. Если взаимность должна быть доказана, то какому-то из государств нужно первым совершить этот жест доброй воли [Собина 2010], чего Российская Федерация делать не собирается. К тому же решения российских судов по делам о банкротстве не просят признать за рубежом так часто, чтобы эта взаимность появилась. Очевидно, что имеющиеся специальные нормы не работают. Следовательно, мы вынуждены обращаться к нормам общего характера.
Так, Российская Федерация является участницей Киевского соглашения о порядке
разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности 1992 г. и Минской конвенции о правовой помощи и правовым отношениям по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. Обе конвенции устанавливают экстерриториальный характер судебных решений и их автоматическое признание на территории всех стран-участниц. С учетом отсутствия специального регулирования данные положения формально применимы в решениях по делам о банкротстве, что нашло отражение в судебной практике (определение Арбитражного суда города Москвы от 15 октября 2012 г. по делу № А40-108389/2012 «О признании решения Специализированного финансового суда г. Алматы от 08.05.2012 г. по делу № 2-7/2012 „О введении в отношении АО "БТА Банк" (Республика Казахстан) реструктуризации"»).
Статья 241 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации допускает признание и приведение в исполнение решений иностранных судов в случаях, предусмотренных международным договором Российской Федерации. Пункт 6 ст. 1 Закона о банкротстве дополняет данное правило, указывая, что при отсутствии международного договора признание решений и приведение их в исполнение осуществляются на основании принципов взаимности (как мы установили ранее, норма нерабочая).
Возможность ведения процедур банкротства в отношении иностранных лиц предусмотрена в АПК РФ лишь в ч. 1 ст. 247. Так, арбитражные суды Российской Федерации рассматривают дела по экономическим спорам с участием иностранных лиц в случае, если ответчик находится или проживает на территории Российской Федерации либо на территории Российской Федерации находится его имущество (п. 1); орган управления, филиал или представительство иностранного лица находится на территории Российской Федерации (п. 2); спор возник из договора, по которому исполнение должно иметь место или имело место на территории Российской Федерации (п. 3), из неосновательного обогащения, имевшего место на территории Российской Федерации (п. 5); в других случаях при наличии тесной связи спорного правоотношения с Российской Федерацией (п. 10).
Вообще в основе правил определения компетенции лежит принцип наличия тесной связи спорного правоотношения с территорией Российской Федерации. Тесная связь устанавливается в каждом случае с учетом всех обстоятельств дела и может подтверждаться, в частности, тем, что именно в Российской Федерации должна быть исполнена значительная часть обязательств; предмет спора наиболее тесно связан с территорией Российской Федерации; на ее территории находятся основные доказательства по делу; применимым к договору правом является право Российской Федерации; регистрация физического лица, осуществляющего функции органа управления иностранной компании на территории Российской Федерации, произведена по месту его жительства на территории Российской Федерации. Перечень оснований не является закрытым (пп. 12 и 15 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2017 г. № 23 «О рассмотрении арбитражными судами дел по экономическим спорам, возникающим из отношений, осложненных иностранным элементом»).
Поскольку согласно ст. 223 АПК РФ дела о несостоятельности (банкротстве) рассматриваются по правилам АПК РФ, формально также допустимо применение указанных положений при решении вопроса о возможности возбуждения процедуры банкротства в отношении иностранных лиц.
Мы рассмотрели все нормы общего характера, хоть как-то касающиеся отношений трансграничной несостоятельности. Однако можно ли их применять? Полагаем, что нет.
Об этом свидетельствует то, что Конвенция о признании и приведении в исполнение иностранных судебных решений по гражданским и торговым делам 2019 г. не применяется в делах о трансграничном банкротстве. Кроме того, в 2018 г. был принят Типовой закон ЮНСИТРАЛ, регулирующий вопросы признания и приведения в исполнение решений иностранных судов именно по банкрот-ным делам.
В отношениях трансграничной несостоятельности есть собственные уникальные критерии разграничения международной компетенции судов с учетом современных тенденций и потребностей, свои условия признания и приведения в исполнение решений иностранных судов.
К примеру, конкурсное производство по российскому законодательству имеет ликвидационную направленность и является основанием для исключения юридического лица из реестра. С учетом того что в силу п. 5 ч. 1 ст. 248 АПК РФ связанные с ликвидацией российских юридических лиц споры относятся к исключительной компетенции арбитражных судов Российской Федерации, российский правопорядок, имея в своем арсенале лишь рассмотренные выше нормы общего характера, не допустит признания решения иностранного суда о банкротстве российской компании. Такая позиция, в частности, была выражена в определении Верховного Суда РФ от 28 октября 2019 г. № 305-ЭС19-18154 по делу № А40-296672/2018. Отказывая в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ, судья Н. В. Павлова указала, что решение международного коммерческого арбитража, связанное с ликвидацией ООО «ЖемЭст» (Россия), не может быть приведено в исполнение на территории Российской Федерации ввиду того, что оно противоречит публичному порядку Российской Федерации, устанавливающему исключительную компетенцию национальных арбитражных судов по рассмотрению дел, связанных с ликвидацией российских юридических лиц (п. 5 ч. 1 ст. 248 АПК РФ).
Кроме того, в международном гражданском процессе имеются проблемы, связанные с признанием нефинальных судебных актов. При рассмотрении дел о трансграничной несостоятельности эти проблемы становятся еще более актуальными. Согласно ч. 1 ст. 241 АПК РФ в Российской Федерации признаются и приводятся в исполнение решения судов иностранных государств. Из буквального толкования закона следует, что в делах о банкротстве в РФ могут быть признаны только решения о признании должника банкротом. Соответственно судебные акты об оспаривании сделок, установлении моратория на совершение сделок, привлечении к личной ответственности контролирующих должника лиц опять же в силу норм общего характера не могут быть признаны на территории Российской Федерации.
В качестве примера можно привести дело № А56-7455/2000, в котором ГП НАЭК
«Энергоатом» было отказано в распространении установленного Хозяйственным судом города Киева в рамках банкротного дела моратория на удовлетворение требований кредиторов на территорию Российской Федерации. Определением Высшего Арбитражного Суда РФ от 23 июня 2008 г. № 11934/04 было отказано в передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ. Суды сошлись во мнении, что судебные акты иностранных судов о применении обеспечительных мер не подлежат признанию и принудительному исполнению на территории Российской Федерации, поскольку не являются окончательными судебными актами по существу спора.
Более того, указанные выше конвенционные механизмы не предусматривают такого основания для отказа в признании иностранного банкротства, как противоречие публичному порядку [Мохова 2017], а также иных специальных механизмов защиты (к примеру, обязанность суда убедиться в том, что интересы кредиторов и других заинтересованных лиц надлежащим образом защищены).
Таким образом, общие положения о международной компетенции, признании и приведении в исполнение решений иностранных судов не учитывают специфику отношений трансграничной несостоятельности и не способны их регулировать. Вместе с тем имеются и противоположные мнения по данной проблеме. К примеру, Л. А. Ануфриева полагает, что решения судов по делам о банкротстве не обладают особенностями, которые могли бы обусловить отклонение от общей практики принудительного исполнения [Афонин, Кондрат, Ковязин и др. 2006: 100].
Отсутствует в нашем законодательстве и специальная коллизионная привязка lex fori concursus. В самом общем виде данную норму можно определить следующим образом: к отношениям, вытекающим из процедуры несостоятельности, будет применяться право того государства, в котором открыто конкурсное производство [Международный гражданский процесс 2020: 297]. Однако пределы действия коллизионной привязки определить сложно, поскольку в законодательстве не закреплена ее дефиниция.
Lex fori concursus известна нашему правопорядку благодаря прогрессивному постановлению Президиума Высшего Арбитражного
Суда РФ от 12 ноября 2013 г. № 10508/13 по «делу Банка Снорас» (дело № А40-108528/2012). Российской компанией был заявлен односторонний зачет своего требования с встречным требованием банкротящегося в Литовской Республике АО «Банк Снорас». В связи с этим в Арбитражный суд города Москвы обратился администратор банкротства Банка с заявлением о признании данной сделки недействительной, поскольку по литовскому законодательству в период действия моратория запрещено проведение зачета. Суды трех инстанций отказали в удовлетворении заявления, поскольку посчитали, что применению подлежат нормы российского права, а несоответствие сделки по зачету российскому законодательству заявитель не доказал. Тем более по одному из встречных требований было заключено пророгационное соглашение в пользу российского права.
Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ с такой позицией судов не согласился. Отправляя дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, Президиум отметил, что судами не учтено следующее. Иск Банка Снорас заявлен в связи с осуществляемой в Литовской Республике процедурой банкротства этого банка. Соответственно судам следовало оценить действительность сделки зачета исходя из положений ст. 1202 ГК РФ и норм государства, в котором осуществляется процедура банкротства (lex fori concursus). Суды оценивали сделку зачета без правильного установления применимого права. Более того, Президиум указал, что «вступившие в законную силу судебные акты арбитражных судов по делам со схожими фактическими обстоятельствами, принятые на основании нормы права в истолковании, расходящемся с содержащимся в настоящем постановлении толкованием, могут быть пересмотрены на основании пункта 5 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, если для этого нет других препятствий».
Позднее данная позиция была применена в деле № А53-18803/2011 (постановление Федерального арбитражного суда СевероКавказского округа от 11 июля 2013 г., определение Высшего Арбитражного Суда РФ от 17 марта 2014 г. № ВАС-11777/13, постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 1 апреля 2015 г.). Частная акци-
онерная компания «Аксай АБ», признанная в 2011 г. Окружным судом Стокгольма банкротом, на основании шведского банкрот-ного права восстанавливала корпоративный контроль над дочерними обществами (оспаривала сделки купли-продажи долей российского юридического лица). В указанном деле суды также сослались на непоименованную коллизионную привязку lex fori concursus и применили к рассматриваемым отношениям банкротное право Швеции.
Стоит отметить, что в обоих делах решения иностранных судов о возбуждении процедур банкротства в отношении Банка Сно-рас и Компании «Аксай АБ» не приводились в исполнение на территории Российской Федерации.
Из этого следует, что Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ, по крайней мере в отношении фраудаторных и предпочтительных сделок, указал на применимость права того государства, в котором возбуждено дело о банкротстве, поскольку именно в силу ведения этой процедуры возникли специальные (банкротные) основания для признания сделок недействительными.
Полагаем, что, lex fori concursus должна распространяться не только на основания для оспаривания обычных сделок должника и сделок зачета1, но и на рассмотрение обоснованности возбуждения процедуры банкротства, порядок ведения банкротства и его прекращения; условия включения требований в реестр требований кредиторов; основания для привлечения контролирующих должника лиц к ответственности (доктрина «снятия корпоративной вуали»); статус и полномочия арбитражного управляющего, должника и кредиторов; последствия введения процедуры банкротства в отношении управления должником своим имуществом, совершения сделок; порядок и очередность удовлетворения требований кредиторов; освобождение от обязательств.
Однако на чем все-таки основывается применение lex fori concursus в российском правопорядке? Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации указал, что эта коллизионная привязка «при-
1 Международная практика исходит из того, что сделки по зачету встречных требований имеют свои особенности и их регулирование отличается от других сделок.
меняется исходя из положения ст. 1202 ГК РФ и норм государства, в котором ведется процедура банкротства». Включение правил банкротства в личный статут юридического лица не отвечает целям и задачам регламентации несостоятельности, осложненной иностранным элементом.
В связи с этим Е. В. Мохова предлагает следующие варианты нормативного обоснования возможности применения российскими судами lex fori concursus. Во-первых, ГК РФ содержит норму, позволяющую восполнять пробелы в коллизионном регулировании, -п. 2 ст. 1186 ГК РФ (использование принципа наиболее тесной связи при невозможности определить право, подлежащее применению). То есть в ситуации, когда сделка оспаривается в связи с банкротством иностранной компании, наиболее тесно такие отношения связаны с правом государства, в котором ведется процедура банкротства. Во-вторых, положения банкротного законодательства иностранного государства можно рассматривать как сверхимперативную норму (п. 2 ст. 1192 ГК РФ). Причем автор отдает предпочтение второму подходу [Мохова 2014].
Между тем применение lex fori concursus, существующей лишь в судебной практике, вряд ли можно назвать эффективным. Правопорядку нужен комплексный подход к урегулированию данного вопроса, который бы заключался, в том числе, в определении пределов действия данной коллизионной привязки, к примеру в части ее распространения на трудовые договоры, залоги и т. д.
В 2011 г. Министерством экономического развития Российской Федерации был подготовлен проект федерального закона «О трансграничной несостоятельности (банкротстве)». Проект предлагал закрепить компетенцию российских арбитражных судов по делам о трансграничном банкротстве, коллизионные привязки выбора подлежащего применению права, а также порядок и основания признания и приведения в исполнение судебных актов иностранных судов по делам о банкротстве (ст. 1). Под трансграничным банкротством в проекте понимались отношения, связанные с банкротством российских и иностранных юридических лиц, а также индивидуальных предпринимателей, ослож-
ненные иностранным элементом, в том числе в случаях, когда имущество должника находится за границей, кредитор должника является иностранным гражданином или иностранным юридическим лицом, в отношении должника возбуждено и осуществляется судебное или административное производство. Ограниченный круг субъектов, на которых распространялось действие проекта федерального закона (юридические лица и индивидуальные предприниматели), был обусловлен отсутствием персонального банкротства в отечественном правопорядке в 2011 г.
Анализируя положения проекта, можно сделать вывод, что Минэкономразвития России предлагал инкорпорировать в законодательство положения Типового закона ЮНСИТРАЛ 1997 г., но с учетом опыта Европейского союза.
Применение lex fori concursus, существующей лишь в судебной практике, вряд ли можно назвать эффективным
Так, проект закреплял исключительную компетенцию российских арбитражных судов в отношении должников (как отечественных, так и иностранных) в случае, если центр их основных интересов находится на территории Российской Федерации. В таком случае возбуждалось основное производство (ст. 35). В остальных случаях российские суды наделялись правом признавать и приводить в исполнение решения иностранных судов по делам о банкротстве с возбуждением неосновного производства или без такового. В первом случае возбуждалось неосновное территориальное производство, ограниченное активами, находящимися на территории Российской Федерации; применению подлежало отечественное банкротное законодательство. Во втором - Российская Федерация признавала на своей территории последствия возбуждения иностранной процедуры несостоятельности.
Кроме того, в документе устанавливались порядок определения центра основных интересов должника; механизмы сотрудничества иностранной и отечественной процедур;
опровержимая презумпция наличия взаимности при признании и приведении в исполнение решений иностранных судов (широкое понимание взаимности).
К сожалению или к счастью, но проект Минэкономразвития России так и остался проектом.
Таким образом, сегодня приходится констатировать тотальное игнорирование законодателем проблем регулирования отношений трансграничной несостоятельности. В итоге в Российской Федерации стихийно сложилась модель жесткого территориализма. Законодатель сохраняет закрытый режим иностранных банкротств, т. е. рабочие нормы по их признанию отсутствуют. В то же время Российская Федерация претендует на экстерриториальный характер своих решений по делам о банкротстве. К примеру, в 2014 г. Агентство по страхованию вкладов добилось принятия в Великобритании обеспечительных мер в отношении бывшего владельца и конечного бенефициара Межпромбанка Сергея Пугачева, который был привлечен к субсидиарной ответственности по обязательствам ЗАО «Международный промышленный банк»1.
В качестве подтверждения действия именно такого подхода часто приводят в пример «дело Кехмана» (дело № А56-71378/2015, А56-27115/2016). Российский бизнесмен В. А. Кехман имел неисполненные денежные обязательства перед ПАО «Сбербанк России» в размере более 4 млрд руб., основанные на кредитных договорах и договорах поручительства. Данная задолженность была установлена вступившими в законную силу решениями судов общей юрисдикции в 20122013 гг. Также у него имелась задолженность перед АО «Райффайзенбанк», ЗАО «ЮниКре-дитБанк», ПАО «Промсвязьбанк», ПАО «Росбанк», ПАО «Банк „Уралсиб"» и др.
В силу того что в 2012 г. в Российской Федерации отсутствовал институт банкротства физических лиц, В. А. Кехман обратился в Высокий Суд Правосудия Англии, который определением от 5 октября 2012 г. по делу № 4893-2012 признал его банкротом, списав
1 Верховный Суд утвердил взыскание с экс-сенатора Пугачева 75,6 млрд руб. по делу «Межпромбанка» // URL: https://pravo.ru/news/view/125866/ (дата обращения: 01.02.2020).
все имевшиеся у него долги, в том числе перед указанными кредиторами.
В 2015 г. принят Федеральный закон от 29 июня 2015 г. № 154-ФЗ «Об урегулировании особенностей несостоятельности (банкротства) на территориях Республики Крым и города федерального значения Севастополя и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», регулирующий, в частности, отношения, связанные с банкротством граждан. 1 октября 2015 г. ПАО «Сбербанк России» обратился в Арбитражный суд города Санкт-Петербурга и Ленинградской области с заявлением о признании В. А. Кехмана банкротом (дело № А56-71378/2015). Суды трех инстанций подтвердили обоснованность заявления и возбудили дело о банкротстве. Параллельно (после вынесения постановления судом апелляционной инстанции) В. А. Кехман обратился в Арбитражный суд города Санкт-Петербурга и Ленинградской области с заявлением о признании и приведении в исполнение решения Высокого Суда Правосудия Англии от 5 октября 2012 го. по делу № 4893-2012, в удовлетворении которого суды отказали.
Мотивы судов, отказавших в распространении последствий иностранного банкротства на территорию Российской Федерации, были следующими:
1) решение Высокого Суда Правосудия Англии на момент вынесения судебных актов судами первой и апелляционной инстанций в деле № А56-71378/2015 не было признано и приведено в исполнение на территории Российской Федерации;
2) данное решение не подлежит автоматическому признанию на территории Российской Федерации в силу отсутствия соответствующих норм в правовой системе (абз. 1 п. 6 ст. 1 Закона о банкротстве);
3) решение Высокого Суда Правосудия Англии не подлежит признанию на территории Российской Федерации на началах взаимности (абз. 2 п. 6 ст. 1 Закона о банкротстве), поскольку в материалах дела отсутствуют доказательства признания английскими судами решений российских судов о признании подданных Великобритании несостоятельными (банкротами) (узкое понимание принципа взаимности);
4) процедуры банкротства должны осуществляться по правилам личного закона физического лица (ст. 1997 ГК РФ), соответственно рассмотрение настоящего спора относится к компетенции российских арбитражных судов, а к спорным правоотношениям подлежат применению нормы российского права;
5) ПАО «Сбербанк России» не участвовал и не получал удовлетворения своих требований в иностранной банкротной процедуре, на которую ссылается должник.
По пунктам 1, 2 и 5 вопросов к судам не возникает. Действительно, каких-либо международных договоров по данному вопросу Российской Федерацией не заключено, а значит, оснований для автоматического признания нет. Следовательно, иностранное решение по делу о банкротстве нужно приводить в исполнение на территории Российской Федерации, чего на момент рассмотрения банкротного дела № А56-71378/2015 сделано еще не было. Довод о неучастии ПАО «Сбербанк России» в иностранной банкротной процедуре прозвучал в качестве возражения на мнение должника о злоупотреблении Банком своими правами, что также не вызывает возражений.
Между тем представляются неоднозначным узкий подход к пониманию принципа взаимности и абсолютно необоснованным -мнение судов о наличии исключительной компетенции российских судов по делам о банкротстве в отношении граждан Российской Федерации.
Как отмечалось ранее, узкое толкование судами взаимности «умерщвляет» из без того не вполне рабочую норму абз. 2 п. 6 ст. 1 Закона о банкротстве.
Что же касается исключительной компетенции, то в первую очередь нужно учитывать следующее. Используемая в Законе о банкротстве формулировка «банкротство граждан» никак не связана с понятием гражданства Российской Федерации, а обусловлена только контекстуальным употреблением термина. Так, было бы абсолютно неуместно использовать формулировку «банкротство человека», поскольку человек не может быть субъектом гражданских отношений. Человек имеет права на жизнь и достоинство (ст. 20 и 21 Конституции Российской Федерации), которые обусловлены его биологическими характеристиками. Право же, к примеру, го-
лосовать на выборах принадлежит гражданину не как биологическому объекту, но как участнику гражданского общества. Указанный подход нашел отражение в правоприменительной практике.
Кроме того, вряд ли верно считать, что ч. 6 ст. 27 АПК РФ закрепляет исключительную компетенцию российских судов по рассмотрению дел о банкротстве российских должников. Статья 27 АПК РФ не устанавливает международную подсудность таких дел российским судам, а разграничивает внутригосударственную подведомственность дел о банкротстве в пользу арбитражных судов.
Со ст. 248 АПК РФ все немного сложнее, поскольку п. 5 ч. 1 этой статьи (повторим) предусматривает исключительную компетенцию арбитражных судов Российской Федерации по делам с участием иностранных лиц по спорам, связанным с ликвидацией российских юридических лиц и индивидуальных предпринимателей. Поскольку конкурсное производство является ликвидационной процедурой, по завершении которой юридическое лицо исключается из реестра (абз. 2 п. 1 ст. 65 ГК РФ, п. 3 ст. 149 Закона о банкротстве), такой подход при отсутствии специального регулирования, как указывалось ранее, уместен при определении исключительной компетенции российских арбитражных судов в делах о банкротстве российских юридических лиц. Но к В. А. Кехману данные нормы неприменимы, поскольку он является физическим лицом.
Отсылка к личному закону физического лица, на наш взгляд, вообще не выдерживает критики. Согласно ст. 1195-1201 ГК РФ личный закон физического лица определяет лишь его право- и дееспособность, его право на имя [Гетьман-Павлова 2019: 134], но не вопросы его несостоятельности. Более того, неясно, почему данное правило не сработало в обратном направлении, т. е. в ситуации, когда российские суды признавали себя компетентными рассматривать дела о банкротстве иностранных граждан.
Было бы интересно посмотреть, как такой, на наш взгляд, абсурдный подход сработал бы в ситуации, если бы у должника было два гражданства или, еще лучше, двойное гражданство.
Еще более неоднозначным является «выход» на исключительную компетенцию рос-
сийских судов (процессуальная норма) через личный закон физического лица (материальная норма), т. е., по мнению судов СевероЗападного округа, личный закон физического лица определяет, в том числе, международную подсудность. С нашей точки зрения, суды допустили две грубые логические ошибки. Попробуем построить силлогизм:
большая посылка: к банкротству российских граждан, как следует из ст. 1195-1201 ГК РФ (субъект), применяется (связка) российский Закон о банкротстве (предикат);
малая посылка: В. А. Кехман (субъект) является (связка) гражданином России (предикат);
умозаключение: российский суд компетентен рассматривать дело о банкротстве В. А. Кехмана.
Во-первых, большая посылка является заведомо ложной, поскольку Гражданский кодекс РФ не говорит о том, что к банкротству российских граждан применяется российское право. Более того, используемая ранее в практике в отношении сделок коллизионная привязка lex fori concursus может и должна толковаться расширительно.
Во-вторых, умозаключение никак не могло следовать из имеющихся посылок, поскольку в них речь шла о применимом праве, а не о международной компетенции.
Аналогично Арбитражный суд Санкт-Петербурга и Ленинградской области поступил в деле № А56-42444/2015, в котором
определением от 21 января 2016 г. признал и привел в исполнение на территории Российской Федерации решение Суда первой инстанции Кюрасао от 13 декабря 2012 г. по делу № F-59239/2012 о признании банкротства частного фонда «ВК Фэмили Прайвит Фаун-дейшн» (Нидерланды). Суд, также применяя узкое толкование принципа взаимности, установил наличие «устойчивой практики» признания решений судов Российской Федерации в Кюрасао. А полномочия конкурсного управляющего должника как раз были установлены на основании ст. 1202 - личного закона юридического лица. Однако данное дело не стоит рассматривать как показательное, потому что процесс был «контролируемым».
Таким образом, несмотря на неоднозначность решений по данным делам, вернее, неоднозначность их мотивировки, итоговая позиция судов по данному вопросу ясна. Российский правопорядок не намерен претерпевать последствия иностранных банкротных процедур, каким-либо образом затрагивающих интересы государства, не намерен сотрудничать с иностранными правопорядками. Этот подход усиливается прокредиторской направленностью нашего законодательства о банкротстве, при котором имущественные интересы кредиторов стоят на первом месте. Таким образом, подход российского правопорядка соотносится с основной идеей терри-ториализма - защитой интересов отечественных кредиторов.
Список литературы
Robert K., Rasmussen A. New Approach to Transnational Insolvencies // Michigan Journal of International Law. 1997. № 19. P. 1-36.
Афонин В. Е., Кондрат Е. Н., Ковязин В. В. и др. Признание и приведение в исполнение иностранных судебных и арбитражных решений по делам о несостоятельности в международном частном праве как одна из наиболее актуальных проблем института трансграничной несостоятельности // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2006. № 4. С. 98-101.
Гетьман-Павлова И. В. Международное частное право. Общая часть: учеб. для бакалавриата и магистратуры: в 3 т. 5-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт, 2019. Т. 1. 249 с.
Литвинский Д. В. Вопросы признания и исполнения решений судов иностранных государств (на основе анализа права Франции и России): дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2003. 248 с.
Международный гражданский процесс: учеб. для вузов / под общ. ред. И. В. Гетьман-Пав-ловой. 2-е изд. М.: Юрайт, 2020. 341 с.
Мохова Е. В. Глобализация трансграничных банкротств в России: опыт движения на запад и перспективы развития в евразийском направлении // Закон. 2017. № 5. С. 124-137.
Мохова Е. В. Оспаривание в российском суде сделок банкротящегося за рубежом должника. Комментарий к постановлению Президиума ВАС РФ от 12.11.2013 № 10508/13 по делу банка СНОРАС // Вестник ВАС РФ. 2014. № 5. С. 48-66.
Собина Л. Ю. Международные тенденции и особенности признания иностранных банкротств в России // Арбитражный и гражданский процесс. 2010. № 12. С. 26-30.
Владимир Александрович Бублик - доктор юридических наук, профессор, ректор Уральского государственного юридического университета. 620137, Российская Федерация, Екатеринбург, ул. Комсомольская, д. 21. E-mail: [email protected].
On the Legal Regulation of Cross-Border Insolvency in the Russian Federation
Cross-border insolvency remains a poorly studied topic in Russian legal literature. In addition, there is no special legal regulation in this area: the legislative provisions concerning cross-border bankruptcy are limited to indicating the application of the principle of reciprocity when deciding on the recognition of foreign judgments and the extension of the principle of national treatment to foreign creditors. Moreover, even the principle of reciprocity is not applied by the courts due to its narrow interpretation. At the same time, general rules in such disputes are essentially inapplicable.
Domestic courts use the collision binding lex fori concursus despite the absence of its legislative consolidation. This approach cannot be called effective. An analysis of the small number of judicial decisions and conflict legislation allows us to state that such conflict of laws as the personal law of an individual and a legal entity are inapplicable to cross-border insolvency issues. The author notes that legislative acts in the area under study have not been adopted. It is concluded that the existing legislation is ineffective in regulating cross-border insolvency (which, from the point of view of legal policy, suits the Russian legal order) and, in fact, is aimed at protecting domestic creditors.
Keywords: cross-border insolvency, bankruptcy, material and procedural aspects of the institution of cross-border insolvency, foreign element
Recommended citation
Bublik V. A. O pravovom regulirovanii transgranichnoi nesostoyatel'nosti v Rossiiskoi Federatsii [On the Legal Regulation of Cross-Border Insolvency in the Russian Federation], Rossiiskoe pravo: obrazovanie, praktika, nauka, 2020, no. 6, pp. 4-14, DOI: 10.34076/2410_2709_2020_6_4.
References
Afonin V. E., Kondrat E. N., Kovyazin V. V. etc. Priznanie i privedenie v ispolnenie inostrannykh sudebnykh i arbitrazhnykh reshenii po delam o nesostoyatel'nosti v mezhdunarodnom chastnom prave kak odna iz naibolee aktual'nykh problem instituta transgranichnoi nesostoyatel'nosti [Recognition and Enforcement of Foreign Judicial and Arbitral Awards in Insolvency Cases in Private International Law as One of the Most Pressing Problems of the Institution of Cross-Border Insolvency], Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta MVVD Rossii, 2006, no. 4, pp. 98101.
Get'man-Pavlova I. V. (ed.) Mezhdunarodnyi grazhdanskii protsess [International Civil Procedure], Moscow, 2020, 341 p.
Get'man-Pavlova I. V. Mezhdunarodnoe chastnoe pravo. Obshchaya chast' [International Private Law. General Part], in 3 vols., Moscow, 2019, vol. 1, 249 p.
Litvinskii D. V. Voprosy priznaniya i ispolneniya reshenii sudov inostrannykh gosudarstv (na osnove analiza prava Frantsii i Rossii) [Issues of Recognition and Enforcement of Decisions of Courts of Foreign States (Based on an Analysis of the Law of France and Russia)]: cand. jur. sc. thesis, Saint Petersburg, 2003, 248 p.
Mokhova E. V. Globalizatsiya transgranichnykh bankrotstv v Rossii: opyt dvizheniya na zapad i perspektivy razvitiya v evraziiskom napravlenii [Globalization of Cross-Border Bankruptcies
in Russia: the Experience of Moving to the West and Development Prospects in the Eurasian Direction], Zakon, 2017, no. 5, pp. 124-137.
Mokhova E. V. Osparivanie v rossiiskom sude sdelok bankrotyashchegosya za rubezhom dolzhnika. Kommentarii k postanovleniyu Prezidiuma VAS RF ot 12.11.2013 № 10508/13 po delu banka SNORAS [Challenging Transactions of a Debtor Bankrupt Abroad in a Russian Court. Commentary on the Resolution of the Presidium of the Supreme Arbitration Court of the Russian Federation of 12.11.2013 no. 10508/13 on the Bank SNORAS Case], Vestnik VAS RF, 2014, no. 5, pp.48-66.
Robert K., Rasmussen A. New Approach to Transnational Insolvencies, Michigan Journal of International Law, 1997, no. 19, pp. 1-36.
Sobina L. Yu. Mezhdunarodnye tendentsii i osobennosti priznaniya inostrannykh bankrotstv v Rossii [International Trends and Peculiarities of Recognition of Foreign Bankruptcies in Russia], Arbitrazhnyi i grazhdanskii protsess, 2010, no. 12, pp. 26-30.
Vladimir Bublik - doctor of juridical sciences, professor, rector of the Ural State Law University. 620137, Russian Federation, Yekaterinburg, Komsomol'skaya str., 21. E-mail: [email protected].
Дата поступления в редакцию / Received: 01.11.2020
Дата принятия решения об опубликовании / Accepted: 01.12.2020
