CC BY
62
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2017. № 1
А.Г. Цыпкина
(мл. научный сотрудник Архива РАН, Группа комплектования личными фондами ученых и их научного описания, соискатель кафедры Средних веков
исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова)*
0 ПЛАНАХ РУССКИХ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ
ИССЛЕДОВАНИЙ НА ВОСТОКЕ
ВО ВРЕМЯ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ1
В статье на основе ранее неизвестных архивных материалов впервые в отечественной историографии рассматриваются основные направления деятельности археологических обществ Москвы и Петербурга по организации исследований на Востоке во время Первой мировой войны. Основное внимание уделено Кавказскому фронту, в частности — организации экспедиций в Трапезунд под руководством академика Ф.И. Успенского в 1916-1917 гг.
Ключевые слова: Трапезунд, Ф.И. Успенский, Кавказский фронт, Первая мировая война, Православное Палестинское общество, Русское археологическое общество, Московское археологическое общество, Русский археологический институт в Константинополе.
On the base of the unknown archival materials for the first time in Russian historiography the main directions of activities of Archaeological Societies of Moscow and Saint-Petersburg in the East during the First World War are viewed. The emphasis is placed on the Caucasian front and on the organization of the Trebizond expedition by F.I. Uspensky in 1916-1917.
Key words: Trebizond, F.I. Uspensky, the Caucasian front, The First World War, the Imperial Orthodox Palestine Society, Russian Archaeological Society, Moscow Archaeological Society, the Russian Archaeological Institute in Constantinople.
* * *
В начале Первой мировой войны русские ученые стали разрабатывать планы исследования восточных территорий, которые, по мере развития военных действий, становились более доступными. В 1915 г. Императорским Московским археологическим обществом, принимавшим живое участие в организации подобных мероприятий, была издана брошюра востоковеда и ассириолога М.В. Никольского2 о задачах русской археологии в Палестине3. Автор разделил
* Цыпкина Анна Георгиевна, тел. 8-499-129-53-39; e-mail: anna021090@yandex.ru
1 Работа выполнена при поддержке РНФ, проект № 14-28-00213.
2 Михаил Васильевич Никольский (1848-1917) - российский востоковед, биб-леист, ассириолог.
3 Отдел письменных источников Государственного Исторического музея (ОПИ ГИМ). Ф. 17. Д. 685. «О задачах на Востоке русской археологии» (Палестина и Месопотамия в первую очередь).
эти задачи на несколько направлений, среди которых, по его мнению, приоритетными являлись исследования в Палестине и Месопотамии. М.В. Никольский также составил подробную записку по поручению Восточной Комиссии МАО4 с планом учреждения в Константинополе «ученого учреждения для изучения Востока» из «трех отделений: славянского, эллино-византийского и восточного». В Петрограде, однако, «вопрос был окончательно решен только в пользу византийской науки», так как Русский археологический институт в Константинополе (РАИК), директором которого был византинист Ф.И. Успенский, «обслуживает пока только интересы одной византологии»5, а Православное Палестинское общество почти не имеет научных задач. В то же время был составлен план преобразования Императорского Православного Палестинского общества с предоставлением ему научно-исследовательских функций в том случае, если в Первой мировой войне Россия и ее союзники одержат победу. На то, что Православное Палестинское общество занимается в основном сопровождением паломников и не проводит никаких научных исследований, сетовал и А.А. Дмитриевский6 в докладе «Проект положения и записка об организации института в Иерусалиме после окончания Первой мировой войны» (а если позволят условия мира — «проект положения для изучения Палестины и прилежащих к ней стран (Сирии, Аравии с Синаем и Египта»). Интерес Московского археологического общества к исследованиям на Востоке зрел постепенно, в начале XX в. этим направлением занималась особая Восточная комиссия Общества. Не стоит думать, что до 1914 г. в России никто не интересовался изучением Востока, но с началом Первой мировой войны этот интерес получил более насущное звучание. На заседании ИМАО 9 января 1915 г. профессор Б.А. Тураев, участвовавший в том числе в создании египетской коллекции ГМИИ им. А.С. Пушкина (т.е. хорошо представлявший себе, каким образом происходит комплектование как зарубежных, так и русских музеев), выступил с докладом «Задачи русской науки на переднем Востоке в связи с настоящими мировыми событиями»7, где упоминал Трапезундскую империю. Отмечая влияние немецкой науки в этом регионе, он указывал, какие научные направления могут иметь особый интерес для России: история «Ванского царства, Хеттского царства, Ассирии, Мидии,
4 До 1917 г — Императорского Московского археологического общества, после — просто МАО.
5 ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 685. Л. 110 об., 111 (или с. 2, 3 Постановлений).
6 Алексей Афанасьевич Дмитриевский (1856—1929) — русский византинист и историк церкви, секретарь ИППО в 1907—1918 гг.
7 ОПИ ГИМ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 2. Л. 28.
<нрзб> Урмии, Трапезундской империи и др.», попутно остановившись и «на значении облегчения в дальнейшем исследований и в пределах бывшей Византийской империи и древнегреческих колоний на Черном море»8.
Недостаточно высокий уровень развития восточных исследований в Российской империи по сравнению с Западной Европой отмечал академик-византинист Ф.И. Успенский: «Мы не пользуемся в Цареграде тем же почтением, какое внушили к себе "франки" или западные иностранцы. И это потому, между прочим, что в международном состязании на Ближнем Востоке мы не заняли передовых и важных позиций и что мы не подействовали на воображение турок никакими культурными учреждениями, т.е. религиозными миссиями, школьными постройками, благотворительными организациями и т.п., ни промышленными и финансовыми предприятиями, каковыми столь искусно пользуются для политических целей в Турции французы, англичане и немцы. Вообще самая слабая сторона нашего положения — скудость и недостаточность наших культурных кампаний в Цареграде, в чем далеко опередили нас конкуренты. Германия ассигновала в прошедшем году 1,5 миллиона марок на одни только немецкие школы, помещенные на Ближнем Востоке»9. Таким образом, Ф.И. Успенский напрямую связывал развитие науки и политику.
К изменению этой ситуации стали прилагаться усилия, а обстоятельства Первой мировой, казалось, способствовали их успеху. «Восточное» направление исследований ожидал определенный всплеск. В 1917 г. на одном из заседаний ИМАО10 отмечали, что русская наука должна стать «твердой ногой там, где так давно уже работают все остальные народы Европы и даже Америки»11. Еще в 1914 г. шла речь о необходимости выработки программы исследования памятников Константинополя, «независимо от того, будет ли он по окончании войны принадлежать нам или не будет»12. Как позже напишут в отчете Общества, «завоевание Трапезунда, Высочайшее указание на предстоящее обладание нами проливами, а с ними, возможно, и Константинополем, и, наконец, захват нами территории древней Армении — такая явная возможность введения после
8 Там же. Л. 29.
9 Санкт-Петербургский филиал Архива РАН (СПбФ АРАН). Ф. 116. Оп. 1. Д. 10. Записка Ф.И. Успенского от 16 февраля 1915 г.
10 Императорское Московское Археологическое Общество, с марта 1917 г. — Московское Археологическое общество. Далее, в зависимости от даты, ИМАО или МАО.
11 ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 685. Л. 28.
12 Там же. Д. 669. Л. 142.
войны Палестины в сферу влияния дружественных нам держав, быть может, сослитию с нами, — все это не могло не возбудить глубокого интереса в Обществе к задачам, предстоящим исследованию» на Востоке, особенно после того, как «наши армии и армии наших союзников приблизились вплотную к этим заветным местам»13. Хотя деятельность археологических обществ положительно сказывалась на развитии российской науки, в то же время как недостаток отмечалось, что «и по сие время вся тяжесть археологической задачи в России лежит не на казенных учреждениях, не на Академии Наук, не на Университетах и Археологических Институтах, не на Комиссиях при Министерствах и Губернских Правлениях, а на тех же свободных кружках лиц, какими в особенности являются наши главные Археологические Общества. Распространение же наших археологических интересов на лежащие вне нашего государства территории, на весь Передний Восток, потребовало бы от наших существующих Ученых Обществ такого рода работы, такой затраты сил и таких материальных средств, которые для них решительно недостижимы и недоступны при настоящих их уставах и методах деятельности, которые, по самому существу дела, не подлежат коренному изменению»14.
В деятельности археологических обществ Москвы и Петербурга участвовали крупнейшие русские ученые, которые пристально следили за успехами русской армии на Кавказском фронте. Незадолго до взятия Трапезунда побывавший там известный археолог и историк искусства И.Я. Смирнов15 подготовил и сделал на заседании РАО доклад по охране памятников «В ближайшем будущем город Трапезунд будет...»16. Им были перечислены многие памятники, которым, по его мнению, следовало бы уделить внимание и которых следовало бы защитить от возможного варварского отношения: «В руках местных греков остаются некоторые древние церкви, например Св. Василий и Св. Анна; пещерный монастырь Божией Матери Богохранимой (Пavayía ©еоокелаотод) сохраняется на его стенных росписях изображения императоров; монастырь Перистера, хотя и более поздний, богат старою церковною утварью и библиотекою; монастырь Сумела драгоценен для нас его былыми тесными связями с нашим Крымом. Греческий же мо-
13 Там же. Д. 685. Л. 32 (с. 7 брошюры М.В. Никольского).
14 Там же (с. 18 брошюры М.В. Никольского).
15 Смирнов Яков Иванович (1869—1918) — русский археолог, востоковед и историк искусства, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (1907), ординарный академик Российской Академии наук (1917).
16 Отдел рукописей Российской Национальной Библиотеки (ОР РНБ). Ф. 585. Д. 6830. Л. 1-1 об.
настырь Василия <нрзб> и Армянский Св. Креста, как и перечисленные выше и другие, находятся в более или менее близких окрестностях города. В самом городе в древних стенах его, в старых и новых домах, в фонтанах, в оградах, на пустырях и на улицах сохранилось множество целых и фрагментированных надписей, рельефов, архитектурных частей и пр., относящихся ко всем эпохам долгой исторической жизни Трапезунда». Именно от И.Я. Смирнова изначально исходило предложение послать специалистов «с самого момента занятия соответственных городов нашими войсками, дабы предотвратить возможные повреждения, которые могут потерпеть эти памятники, как от случайностей первых моментов военной оккупации, так и от хищений торговцев древностями и любителей, и, наконец, от слишком поспешного и недостаточно осмотрительного возвращения некоторых мечетей к их прежнему церковному назначению»17. И.Я. Смирнову предложили стать руководителем экспедиции в Трапезунд, но из-за его отказа руководителем охранной и научной Трапезундской экспедиции был назначен Ф.И. Успенский.
Помимо экспедиций Ф.И. Успенского, на Кавказский фронт было послано несколько других. Первый русский спелеолог И.Я Стел-лецкий также хотел создать свою научную экспедицию, причем его планы распространялись вплоть до Багдада18, однако Московское археологическое общество считало его некомпетентным человеком и именно так отозвалось о нем в письме, адресованном военным властям19. Со временем командование российской армии активнее привлекается к делу20, но ненадолго — начинается, по выражению
17 Там же. Л. 4 об.
18 Старостин Д.Н. Трапезундская экспедиция 1916—1917 гг. // Новейшая история России. 2014. № 3. С. 283—291; Российский Государственный Военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 13227. Оп. 10. Д. 1. «Археологическое дело на Кавказском фронте» (в деле содержится доклад И.Я. Стеллецкого о работе его собственной Кавказской экспедиции).
19 Центральный архив г. Москвы (ЦА г. Москвы). Ф. 454. Оп. 2. Д. 525. Л. 3. Несмотря на то, что И.Я. Стеллецким был предоставлен план экспедиции (Ф. 454. Оп. 2. Д. 520), в письме МАО от апреля 1917 г. о нем говорилось: «Пока во главе предполагаемой экспедиции И.Я. Стеллецкий, занимавший в Москве второстепенное место в одном из Архивов, незнакомый с Кавказом, ничего не знающий по Востоку, не подготовленный к предпринимаемой на себя ответственности (несмотря на звание ученого археолога) и потому готовый идти напролом, без всякой осторожности и знания дела, что может весьма грустно отозваться на памятниках и будущем их изучении». «МАО уже обратилось к Генерал-губернатору, прося его подумать о страшной ответственности, принимаемой экспедицией пред наукой, рекомендовало даже ему несколько более подготовленных ученых».
20 Подробнее см.: Цыпкина А.Г., Селиванова О.В. Трапезундский фронт 1916 г. глазами ученого-византиниста Ф.И. Успенского // Исторический журнал: научные исследования. 2014. № 2. С. 113-128. DOI: 10.7256/2222-1972.2014.2.12812
Стеллецкого, «девятый вал революции». Проект экспедиции Стел-лецкого Ф.И. Успенский просматривал: «Работы Трапезундской комиссии были для отзыва у меня»21. Но несмотря на все усилия И.Я. Стеллецкого по созданию «больших научных экспедиций в завоеванные области», эти планы не реализовались22, хотя изучение прилегающих к Турции районов продолжалось до начала 1930-х гг.23
То, что снаряжением экспедиций занималось множество учреждений, затрудняло их организацию и приводило к недоразумениям. Так, Ф.И. Шмит, участник Трапезундской экспедиции Ф.И. Успенского, изначально составил свой собственный проект исследований в Трапезунде: «Я имел честь лично докладывать Великому Князю Николаю Николаевичу, что я собираюсь поехать из Батума в Тра-пезунд морем, из Трапезунда берегом вернуться в Батум, поехать через Артвин к озеру Тортум-гёль, оттуда в Испир, исследовать среднее и, насколько сие окажется возможным, верхнее течение Чороха»24. И только 6 мая 1916 г., незадолго до прибытия в Трапе-зунд, из Министерства народного просвещения Ф.И. Шмит получает телеграмму, где Успенский назван его непосредственным начальником, так что искусствовед был вынужден отказаться от определенной научной самостоятельности. Разочарование давало о себе знать и много лет спустя.
Внимание ученых продолжает привлекать Палестинский регион. А.А. Дмитриевским была составлена записка (1915 г.) об усилении здесь роли Православного Палестинского общества после окончания мировой войны, в том числе в научной сфере. 6 февраля 1917 г. было проведено «совместное заседание Комиссии, избранной Императорской Академией Наук по вопросу об исследованиях Палестины, и членов Частного Совещания по вопросу о русских научных интересах в Палестине»25, где председательствовал Ф.И. Успенский. Во время обсуждения «Проекта положения о Палестинском Комитете при Императорской Академии Наук» академик В.И. Вернадский выступил с предложением не ограничивать деятельность
21 ЦА г. Москвы. Ф. 454. Оп. 2. Д. 525. Л. 1.
22 Планировалось обследование следующих территорий: «1) район передовых позиций; 2) Лазистан; 3) территория древней Армении (Эрзерум-Ван); 4) район Урмийского озера и западные области Персии» (СПбФ АРАН. Ф. 169. Оп. 1. Д. 1. Л. 22).
23 СПбФ АРАН. Ф. 800. Оп. 6. Д. 257.
24 Отдел рукописей научного архива Института истории материальной культуры Российской Академии Наук (ОР НА ИИМК РАН). Ф. 3. Д. 372. Л. 45-46.
25 Протокол совместного заседания Комиссии, избранной Императорской Академией Наук, по вопросу об исследованиях Палестины, и членов Частного Совещания по вопросу о русских научных интересах в Палестине 6 февраля 1917 г. // Известия Императорской Академии Наук. 1917. № 9. С. 603-605.
Комитета вопросами археологическими и историческими, но иметь в виду и изучение природы Палестины. Решено было также учредить печатное издание по «палестиноведению». Но уже в 1918 г. из-за изменения политической ситуации деятельность общества была ограничена - большевистское правительство вскоре оставит из постоянно действующего аппарата только председателя и секретаря26.
Военное время изобиловало разного рода временными комиссиями, что создавало определенные бюрократические неудобства. Так, сразу после выступления Ф.И. Успенского в РАО осенью 1916 г., после проведения первой экспедиции в Трапезунд, Комиссия по охране памятников выразила пожелание, чтобы «охрана памятников была поручена не временно действующей комиссии, но постоянно функционирующему русскому археологическому учреждению, каковым естественно является в виду незавершенного еще сформирования Кавказского археологического института, Русский Археологический Институт в Константинополе»27, потому что экспедиции, похожие на Трапезундскую, до войны регулярно проводились этим Институтом. Предполагали, что «наиболее желательным районом деятельности экспедиции» станет «прифронтовая полоса, где памятники древности подвержены ежеминутной опасности разрушения и гибели. В случае почему-либо недоступности означенного района, - наиболее глухие и неисследованные, ближайшие к фронту, местности Лазистана». Академик Успенский, давший согласие на такой вариант экспедиции, должен был проинструктировать ее в Трапезунде на месте28. Эти проекты в их первоначальном виде не состоялись, и только 9 июня 1917 г. Успенский был повторно командирован в Трапезонд29, но уже Временным правительством.
Императорское Московское археологическое общество также было обеспокоено «гибелью и разрушением старины» (особенно из-за военных действий). Еще весной 1916 г. оно «обратилось с ходатайствами к представителям военно-кавказского начальства» и командировало В.А. Гордлевского30, специалиста-тюрколога, на май-октябрь 1916 г. В.А. Гордлевский уже не раз бывал в научных командировках на территории Турции. Одним из известных научных трудов, написанных в результате такой командировки, стала
26 ОР РНБ. Ф. 253. Д. 654. Письма Успенского к Дмитриевскому.
27 ОР НА ИИМК РАН. Ф. 3. Д. 372. Протокол заседания РАО. Л. 49.
28 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 757. Оп. 1. Д. 54. Л. 48.
29 Там же. Л. 60.
30 Гордлевский Владимир Александрович (1876-1956) — востоковед-тюрколог, специалист по истории Турции и турецкому языку, академик АН СССР (1946).
книга «Силуэты Турции», разбитая на множество глав, в каждой из которых обрисовывались не только научные задачи, но и отношения между державами — Россией и Турцией. Любопытен отзыв турецкого журналиста о России, записанный Гордлевским: «Мы непременно должны быть с Россией в дружбе или в крайнем случае открыто враждовать — двойственная политика несет нам, османцам, гибель»31. «Клянусь, — однажды заявил ученому в Конье один мухаджир, — я не люблю вас, русских, но, если бы ты тонул, я протянул бы тебе руку и вытащил бы тебя из воды»32. Именно ИМАО командировало в 1916 г. на фронт профессора В.А. Гордлевского для изучения памятников Трапезунда. Однако, как филолог-тур-ковед и арабист, он занимался в основном изучением турецких рукописей, народных сказок и легенд, не связанных с византиноведением.
Были у Общества и планы исследовать Багдад, а также учредить комитет по охране палестинских древностей33. Среди документов ИМАО — «обязательные постановления, Высочайше утвержденные Его Величеством Падишахом для археологических памятников», в том числе правила обращения с ними для иностранных археологов34. В письме Ф.И. Успенскому художника и отставного генерала Г. К. Мейера, участника второй Трапезундской экспедиции, можно встретить следующие сожаления: «Неужели нам не удастся пробраться в Багдад?? Как интересно там побывать и поработать! Ведь там так много старины в научном отношении интересной»35. В стенограммах заседаний I Всесоюзного археологического совещания 1945 г., проходившего в феврале и марте, академик египтолог и ассириолог В.В. Струве напоминал, как «русские исследователи, которые были вместе с русской армией в 1916 г. в Месопотамии, заехали в Иран и произвели съемку памятника, который был описан Робинсоном36 в 1844 г.»37 Съемкой других памятников клинописи занимался князь Б.П. Шаховской38.
31 Гордлевский В.А. Избранные сочинения. Т. 3. История и культура. М., 1962. С. 144.
32 Там же. С. 145.
33 Там же.
34 ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 685.
35 РГИА. Ф. 757. Оп. 1. Д. 53. Л. 104.
36 Неразборчиво. Скорее, Роулинсоном. Дешифровка этой надписи была произведена Генри Роулинсоном в 1846 г. - год предоставления результата Лондонскому королевскому азиатскому обществу. Может быть ошибкой стенографиста ИМАО (http://rec.gerodot.ru/behistun/struve01.htm).
37 АРАН. Ф. 1909. Оп. 1. Д. 13. Л. 86.
38 ОПИ ГИМ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 2. Отчеты ИМАО.
Организацией второй экспедиции в Трапезунд под руководством академика Ф.И. Успенского в 1917 г. занималось Московское археологическое общество, которое считало интересным для исследования весь Кавказский фронт. Сведения о научных изысканиях в районе Кавказского фронта присутствуют как в полном отчете Общества, так и в отчете Восточной комиссии39. В Отчете о состоянии и деятельности ИМАО за 17 февраля 1916 г. — 17 декабря 1917 г., составленном секретарем Общества В.К. Трутовским40, было сказано, что военные события последних лет не могли не возбудить глубокого интереса в Обществе к задачам, предстоящим нашей науке в этих местах.
Отчет о деятельности МАО за 1916—1917 гг., тоже имевшего право на материалы Трапезундской экспедиции (как и РАИК), но, по всей видимости, никогда не получившего их41, свидетельствует: «Восточная комиссия имела в истекших 1916-1917 гг. пять заседаний, на которых было доложено 16 рефератов. В связи с переживаемыми военными событиями, в силу которых русские вступают на мало исследованные территории Турции, главное внимание Восточной Комиссии посвящено было вопросу о судьбе археологических памятников вновь завоеванных местностях т.н. Кавказского фронта и на дальнейшие здесь задачи русской археологической науки»42. Перечислены все имевшие место доклады. Мы не будем здесь упоминать их все, но даже из малой части будет видно, что не только сотрудники Ф.И. Успенского проявили интерес к Кавказскому фронту. А.А. Флоренский сделал доклад «Археологические впечатления «С Кавказского фронта, 1914—1916 г.», где обрисовал «картины провинциального, вандальского военного отношения к зданиям, рукописям и другим памятникам восточной древности в местах ведения войны»43. Кн. Б.Н. Шаховской представил доклад «С Кавказского фронта», частью посвященный «курдской народности, частию — судьбе клинописных урартских памятников в Ване и соседних местах. Затем кн. Б.П. Шаховской доставил в Общество большую серию превосходно им исполненных эстампажных снимков с клинописных памятников Вана и окрестностей». М.В. Ни-
39 Ее председателем до 1915 г. был Ф.Е. Корш, после его смерти — В.К. Трутов-ский; секретарь — А.Е. Крымский, участник Трапезундской экспедиции.
40 ОПИ ГИМ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 2. Л. 160.
41 Подробнее см.: Цыпкина А.Г. Трапезундская экспедиция и археологические общества // Вестник Моск. ун-та. 2016. № 4. С. 64—80.
42 ОПИ ГИМ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 2. Л. 163. «Отчет о деятельности общества в 1916—1917 гг.»
43 Там же.
кольский в выступлении «Древний Восток и мечты» «указал на упущения, делавшиеся до сих пор русским востоковедением в исследовании переднеазиатских древневосточных археологических остатков, и начертать те пути, которыми русские могут теперь опередить западных исследователей в данной области. Суть доклада М.В. [Никольского] издана отдельной брошюрой, которую Общество широко рассылает всем, причастным делу изучения восточной переднеазиатской археологии»44. В.Ф. Минорский45 в докладе «От Персидского залива до Кавказа», «дополняя свои прежние сообщения, теперь наглядно, путем демонстрации диапозитивов на экране, иллюстрировал ту богатую археологическими остатками порубежную область Турции с Персией, какую он вместе с другими дипломатическими представителями сам лично размежевывал незадолго до открытия войны»46.
Кавказскому фронту посвящались и «рефераты историко-бы-тового характера, составленные на основании личных наблюдений (Ген. И.И. Грачев, «Очерк верований секты йезидов» (курдской); А.М. Шагальдов, «Восточные сирийцы, или айсары, их прошлое, их настоящее положение»). Прошли также выступления по армяно-грузинской археологии (Х.И. Кучук-Иоаннесова, А.Г. Туманяна, А.Е. Крымского) и востоковедению (тоже А.Е. Крымский). В отчете не забыли упомянуть командировку В.А. Гордлевского: «Археологическое общество, отовсюду извещаемое о гибели и разрушении старины, обратилось с ходатайством к тем представителям военно-кавказского начальства, от которых зависит принять нужные предупредительные меры. Кроме того, Общество командировало В.А. Гордлевского на май-октябрь 1916 г. для спасения того, что может быть спасено, и для выяснения всего положения дел с археологическими остатками на Кавказском фронте. Результатом командировки явилось покамест два доклада В.А. Гордлевского ("Отчет о поездке на Кавказский фронт в 1916 году" и "Отчет о поездке к Синандакским курдам летом 1916 г.")»47.
27 января 1917 г. в доме бессменного председателя Московского Археологического Общества после смерти графа А.С. Уварова, его
44 Там же.
45 Минорский Владимир Федорович - русский востоковед еврейского происхождения, ученик А.Е. Крымского, исследователь Персии и Закавказья. В 1912 г. 2-й секретарь русского посольства в Константинополе. 4 ноября 1913 г. был включен в состав четырехсторонней русско-британо-турецко-персидской по турецко-персидскому разграничению. С 1932 г. - преподаватель Лондонского университета.
46 ОПИ ГИМ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 2. Л. 163.
47 Там же. Л. 164.
вдовы графини П.С. Уваровой, на заседании ИМАО был сделан доклад Ф.И. Успенского «Археологические задачи в Трапезунде»48. 31 января 1917 г. состоялось заседание ИМАО, на котором Ф.И. Успенский, как директор почти прекратившего на тот момент свое существование Русского археологического института в Константинополе, обратил внимание на необходимость работ «на месте большого пожара, истребившего постройки на спуске от Св. Софии к морю, где были здания Большого дворца. Места эти имеют большое значение для топографии Константинополя. Прерванные войной исследования близ храма Св. Софии должны представляться настоятельной и неотложной задачей»49. В Обществе выражали беспокойство тем, «чтобы наши союзники, столь ревниво относящиеся к археологическому Константинополю и с незапамятных времен выработавшие стройную систему приобретения памятников и перевозки их на Запад, не пожелали бы войти на равных с нами правах в организацию, которая должна постепенно выработаться для описания, охраны, поддержания и возобновления цареград-ских памятников, и не наложили бы руку на некоторые особенно важные места с целью начать на них раскопки»50. По этой причине хотели выработать готовую систему по охране памятников зара-нее51. Упоминания о планах по изучению памятников Константинополя, если вдруг он окажется под властью России52, есть и в личных письмах Успенского к П.С. Уваровой.
О серьезности намерений свидетельствует сохранившийся в фонде графини Уваровой, наряду с брошюрой М.В. Никольского, перевод законодательных «Обязательных постановлений, Высочайше утвержденных Его Величеством Падишахом для археологических памятников Константинополя» в 1908 г.53
Русским планам по изучению Константинополя не суждено было сбыться. Отечественная наука, тем не менее, возвращалась к идее археологических раскопок в этом регионе и в 1945 г., на заседаниях I Всесоюзного археологического совещания54, но дальше предложений и констатаций необходимости возрождения РАИК дело не пошло.
48 Там же. Л. 160—165.
49 Там же. Д. 669. Л. 224—225.
50 Там же.
51 Там же. Л. 142.
52 Там же. Д. 575. Л. 48. Письма Ф.И. Успенского к графине П.С. Уваровой.
53 Там же. Д. 685. Л. 6 об. (карательные статьи за нарушение).
54 АРАН. Ф. 1909. Оп. 1. Д. 14.
Многие сотрудники экспедиции Ф.И. Успенского не понимали, почему руководитель тратит много драгоценного времени пребывания в Трапезунде на изучение политической обстановки. Н.К. Клуге в письме Б.В. Фармаковскому отмечал, что Успенский думает «о переносе церкви на Кавказ»55, «затевает устроить вторую Археологическую комиссию»56, читает лекции «у генерала Яблочкина и в гимназии», ходит по городу «с учениками и учителями местной гимназии для объяснения им исторического значения памятников Трапе-зунда»57. Однако все это сознательно делалось Ф.И. Успенским. Еще в письме к Б.В. Фармаковскому58, бывшему секретарю РАИК, академик жаловался: «Очень понизилось русское политическое влияние в Константинополе, что не может не отражаться и на нашей деятельности». Интересно, что в письмах, сохранившихся в фонде Русского археологического института в Константинополе, один из адресатов Ф.И. Успенского, Е. Щепкин писал академику: «Теперь наоборот, общество делает все усилия, чтобы отрывать людей от науки, вовлекать их навсегда в политику, по возможности отрезывать им пути отступления, хотя бы компрометирующим раздуванием какого-либо временного участия в движениях эпохи»59. И это было не единственным свидетельством сильного влияния политического контекста на археологические исследования в России в начале XX в.
Список литературы
1. Аксареева В.Г. Гендерный взгляд на мемуары Прасковьи Сергеевны Уваровой // Вестник Удмурт. ун-та. История и филология. 2009. Вып. 2.
2. Басаргина Е.Ю. Трапезундская экспедиция 1916 г. // ВИД. 1991. Т XXIII.
3. Басаргина Е.Ю. Русский археологический Институт в Константинополе. СПб., 1999.
4. Бузескул В.П. Общий очерк научной деятельности Ф.И. Успенского (1845-1928) // Памяти Ф.И. Успенского. Л., 1929.
5. Бухерт В.Г. «Нам нужно очень тщательно соизмерять наши первые шаги в Цареграде...» Записка академика Ф.И. Успенского. 1915 г. // Восточный Архив. 2015. № 1 (31).
6. Каптерев С.Н. ВМ^гарЫа Uspenskiana I, II. Хронологический указать трудов. Литература об Ф.И. Успенском // Византийский временник. Т. 1 (XXVI). 1947.
55 ОР НА ИИМК РАН. Ф. 3. Д. 372. Л. 54 об.
56 Там же. Л. 55.
57 Там же. Л. 54.
58 Отдел рукописей Эрмитажа (ОР Эрмитажа). Ф. 30. Оп. 1. Д. 214. Письма Успенского. Л. 1 (дата не стоит, предположительно от 29 мая [1901 г.]).
59 РГИА. Ф. 757. Оп. 1. Д. 53. Л. 47.
7. Карпов С.П. История Трапезундской империи. СПб., 2007.
8. Кочубей Ю.Н. Трабзон и Украина // Черное море. 4 июля 2013.
9. Минцлов С.Р. Трапезондская эпопея. Берлин, 1925.
10. Старостин Д.Н. Археология на фронте // Наука из первых рук. № 6. 2006. URL: http://elementy.ru/nauchno-populyarnaya_biblioteka/430387/ Arkheologiya_na_fronte_Russkie_uchenye_v_Trapezunde
11. Старостин Д.Н. Трапезундская экспедиция 1916—1917 гг. // Новейшая история России. 2014. № 3.
12. Цыпкина А.Г., Селиванова О.В. Трапезундский фронт 1916 г. глазами ученого-византиниста Ф.И. Успенского // Исторический журнал: научные исследования. 2014. № 2. DOI: 10.7256/2222-1972.2014.2.12812; URL: http://www.nbpublish.com/library_read_article.php?id=-30871
13. Цыпкина А.Г. Трапезундская научная экспедиция 1916—17 гг. Новые архивные материалы // Причерноморье в средние века. Т. IX. СПб., 2015.
14. Цыпкина А.Г. Трапезундская экспедиция и археологические общества // Вестник Моск. ун-та. 2016. № 4.
15. Щеглов Г.Э. Хранитель. Жизненный путь Федора Михайловича Морозова. Минск, 2012.
16. Byzantium's Other Empire: Trebizond // Ed. by Antony Eastmond. Ins-tanbul, 2016.
17. Papoulidis K. (Kravaxavxivo<; К. ПапоиШп?) To PraaiKO АрхаюХоушэ Ivaxixouxo KravaxavxivounoXeax;: (1894-1914). ©eaaaXoviKn, 1987.
18. Pinar Ure. Byzantine heritage, archaeology, and politics between Russia and the Ottoman empire: Russian Archaeological Institute in Constantinople (1894-1914). A Diss. London, 2014. - URL: http://etheses.lse.ac.uk/1005/1/ Ure_byzantine_heritage_archaeology.pdf
Поступила в редакцию 21 декабря 2016 г.
