CC BY
58
О ПЕРСПЕКТИВАХ СТАНОВЛЕНИЯ ГРАЖДАНСКОЙ НАЦИИ В ДАГЕСТАНЕ
Мустафа БИЛАЛОВ
доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой онтологии и теории познания Дагестанского государственного университета (Махачкала, Россия)
Введение
Одним из важнейших факторов развития социума и личности становится в наши дни приоритет гражданской
идентичности. Его формирование — одно из важнейших условий сохранения целостности современной России. Однако нынеш-
ний закат мультикультурализма в странах Запада, являющийся следствием кризиса европейской цивилизации и культуры, требует пересмотреть некоторые идеи и теории, связанные с гражданской идентичностью.
Для России вопрос состоит в том, смогут ли ее национальные регионы (в том
числе Дагестан) приобщиться к западной цивилизации в специфических условиях многонационального и многоконфессионального общества? Попытаемся пролить свет на данную проблему в рамках оценки общих перспектив развития гражданской нации в Дагестане.
Специфика и проблемы формирования гражданской нации и
идентичности на Северном Кавказе и в Дагестане
Как считают некоторые аналитики, в современном Дагестане этническую окраску приобретают даже такие классические идеологии, как марксистская (она распространена преимущественно среди лезгиноязычных народов), либеральная (среди даргинцев, кумыков и лакцев) и исламская (среди аварцев). Наблюдающиеся сегодня неблагоприятные тенденции в этнической и религиозной сфере и связанные с ними негативные политические, правовые и другие процессы настоятельно требуют выработать законодательные и политические меры, которые помогли бы разрешить имеющиеся противоречия, обеспечить устойчивое экономическое развитие региона, преодолеть экологические, социальные и кадровые проблемы.
В последние годы стало очевидно, что причиной конфликтов нередко становятся недоработки в законодательстве. Так, в ряде регионов Российской Федерации, и прежде всего на Северном Кавказе (СК), этноконфессиональная напряженность в значительной мере связана с нерешенностью некоторых вопросов федеративного устройства.
В самом начале 2010 года был обнародован Указ Президента РФ о создании нового Северо-Кавказского федерального округа (СКФО), что оказалось «сюрпризом» для ученых, политиков и общества в целом. Согласно Указу, Южный федеральный округ (ЮФО) был разделен на две части, находящиеся в весьма неравном положении с точки зрения природно-географических условий, численности населения и, самое главное, накопившихся за десятилетия проблем.
Возможно, логика авторов проекта Указа основывалась на выделении СК как целостной цивилизации, и на то есть свои основания. В новом округе сосредоточено почти все мусульманское население российского Кавказа, которое составляет около 4 млн чел. Но по существу традиционные проблемы северокавказских этносов только сконцентрировались и углубились за счет еще большей их изоляции от «благополучных» областей, таких как Ростовская, Краснодарская, Волгоградская, Астраханская и др.
На мой взгляд, и с политической, и с географической точек зрения был бы более целесообразен другой вариант: разделив ЮФО поровну по территории и численности населения, мы получили бы два крупных региона, прилегающих к Каспийскому и Черному морям. Население каждого из них составило бы порядка 10—12 млн чел., а территория — 200—250 тыс. кв. км; что сравнимо с площадью некоторых штатов США.
Хотя в условиях разнонаправленности социальной и этнической эволюции подобная «консолидация» также носит временный характер, тем не менее было бы положено
общероссийской
начало национально-языковому и религиозному единству на уровне больших, нежели республики и области, регионов. Это обеспечило бы более основательное участие этносов как гомогенных сообществ в грядущих глобализационных перипетиях1.
Специфика того же Дагестана, как, впрочем, и других национальных республик, состоит в том, что здесь все хозяйственные, культурные и политические проблемы преломляются через национальные отношения. Но никакие изменения нельзя считать достижениями, если они негативно отражаются на жизни многочисленных народностей страны. И одной из ключевых задач является сохранение этнической идентичности народностей, населяющих Дагестан.
Однако следует учесть, что важнейшая тенденция современности состоит в том, что на смену традиционным этносам идет становление гражданской нации (нации-государства, политической нации и др.).
Вместо территориального единства и экономической целостности, еще несколько десятилетий назад считавшихся определяющими факторами, на первый план в национальных процессах все увереннее выходят духовные параметры. На наш взгляд, именно это обстоятельство обусловило переход неолибералов США во второй половине XX века от теории «плавильного котла» к концепции культурного плюрализма, а затем — к различным моделям мультикультурализма, который, как было справедливо замечено, является «прямым следствием и одним из инструментов глобализации»2.
При этом даже в условиях последовательно проводимого мультикультурализма (этот процесс, как и политика, довольно противоречив) индикатором национальной идентичности становятся региональные ценности, которые отодвигают на задний план прежние, предельно локальные основы бытия этноса (язык, традиции, обычаи, нормы поведения и т.п.).
Все перечисленные тенденции (и не только они) требуют пересмотреть устоявшиеся представления об административно-территориальном устройстве РФ.
Поскольку многие правовые коллизии между субъектами РФ обретают характер взаимоотношений народов, населяющих страну, поиск способов разрешения существующих этнических противоречий, препятствующих формированию гражданской нации, традиционно приводит исследователей и политиков к правовой модели ЕС. При этом особый интерес для северокавказских этносов по-прежнему представляют принципы мультикультурализма, которые предполагают сохранение различных культурных иден-тичностей и уважение к ним. В этой модели общая культура (для которой нет отсталых или «неправильных» культур) рассматривается как база для духовного расцвета на основе диалога цивилизаций, а не как средство игнорирования других, «локальных» культур).
Однако, как известно, сегодня на Западе говорят, что мультикультурализм является лишь историческим эпизодом и его кризис завершает цикл индустриальной модернизации и либерального классического гражданского общества. «Прозорливые» политики усматривают выход в «разделении сфер культуры», считая, что в публичной сфере необходима культурная однородность, основанная на единых формальных нормах. А культурное разнообразие допустимо в приватной сфере и духовной жизни. Так, отправлять религиозные культы следует в храме, а улица — это сфера общего светского пользования.
Д. Медведев на посту президента РФ также неоднократно критиковал мультикультурализм применительно к ситуации на Северном Кавказе и упоминал о связанной с ним
1 Об этом подробнее см.: Билалов М.И. Регионализация как альтернатива негативам глобализации // Россия: многообразие культур и глобализация / Отв. ред. И.К. Лисеев. М.: Российская академия наук. Институт философии. Московское философское общество. Изд-во: КАНОН-ПЛЮС, 2010. С. 331—349.
2 Тлостанова М.В. Мультикультурализм: порождение или альтернатива глобализации? // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «Философия», 2006, № 1. С. 113.
дезинтеграции, чрезвычайно ярко проявляющейся в клановости, этническом сепаратизме и религиозном радикализме. Д. Медведев неоднократно связывал проблему преодоления подобной раздробленности с гражданской интеграцией, которую он определял по-разному: называл ее то развитием «общероссийского патриотизма», то задачей становления «российской нации».
Иногда говорят, что в нашей стране мультикультурализм существовал еще в советский период, то есть он старше, чем европейский. Полагают, что он был неотъемлемой частью советской государственной политики создания республик, округов и областей, и являлся формой поощрения этнонациональной идентичности.
Однако необходимо учесть, что существуют по крайней мере два обстоятельства, отличающие советский мультикультурализм от европейского.
■ Во-первых, в советский период народы национальных республик «оседло» жили на своих этнических территориях; их сотрудничество и содружество сводились к экономическим и культурным связям, существовавшим «на расстоянии».
■ Во-вторых, из общественной жизни был изъят религиозный фактор, что обеспечивало первенство этнической культуре, даже несмотря на ее разделяющий и обособляющий характер.
Поэтому нельзя полностью согласиться с оптимистическим мнением Д. Медведева, который, критикуя отдельные стороны мультикультурализма, все же считает его оптимальным будущим российского полиэтноконфессионального общества.
Нельзя также забывать, что на Западе усиление влияния исламского фактора на общественно-политическую жизнь началось гораздо раньше, чем в РФ; политика мульти-культурализма была подорвана даже в наиболее «продвинутых» гражданских обществах, имевших богатые исторические традиции и демократический опыт.
Этнический и религиозный факторы становления гражданской нации
Осмысливая закономерности становления гражданской нации и идентичности, нельзя не уделить особого внимания этническому и религиозному факторам: выстраивая логику исторических коллизий, сопровождавших становление социумов, можно сделать важные выводы. Нам представляется, что стремление человека соотнести свое конечное во времени и пространстве существование с Вечностью, выйти за границы своего индивидуального бытия и идентифицировать себя с социумом реализуется в первую очередь именно в этнической и религиозной сферах. Причем религиозный «выход за границы» происходит значительно позже, чем этнический, и приобретает более масштабные очертания.
Обретение индивидом общегосударственной идентичности, тесно связанное с поисками национальной и этнической «тождественности», осуществляется в процессе социализации личности и ее самосовершенствования. При этом не следует забывать, что нация и этнос — это совсем не одно и то же.
Сегодня большинство российских философов придерживаются мнения, что для нации характерно социально-политическое единство (согласие в отношении основных со-
циальных и политических ценностей) и она неотделима от становления гражданского общества.
Этнос же, как известно, — это исторически сложившаяся устойчивая совокупность людей, проживающих на одной территории и обладающих внешним сходством, единым языком, образом жизни и культурой. При этом определяющими факторами являются внутренняя (генетически наследуемые соматические и телесные черты) и внешняя (территория, ландшафт и климат) природа.
Подобное определение этноса было характерно для методологических установок, свойственных отечественному политологическому анализу в недалеком прошлом. В постсоветском же российском обществе определились две новые противоположные тенденции.
Происходит регионализация общественного сознания как реакция на кризис общенациональной идентичности в результате распада СССР. К тому времени изменился и мир в целом: начавшаяся глобализация привела к усилению этнической и национальной самоидентификации. Принадлежность индивида к какому-либо этносу стала его субъективным выбором, позволившим «приписывать» самого себя к исторически устоявшемуся целому. У этого субъективного выбора есть объективная основа — общность происхождения, языка, территории, культурного уклада и религии. Однако в современном мире эта объективная основа все более размывается; зачастую индивид всего лишь «чувствует», то есть интуитивно определяет свою этническую принадлежность.
Даже в условиях Дагестана индивиду скоро будет весьма непросто не только отстаивать свою этническую идентичность, но и «знать» о ней. В современной динамичной жизни не всегда можно говорить об общности этнической территории, так как население многих регионов смешанно и чересполосно. Достаточно зыбким критерием является и историческая судьба: нередко она оказывается достоянием не одного, а сразу нескольких этносов, причем многие совершенно не осведомлены о ней.
Под вопросом находится и такой признак этноса, как общность языка. Это во многом связано с социальными диалектами или массовым переходом населения на новый «родной» язык (в Дагестане — на русский).
Кроме того, в повседневной жизни не всем доступны этническая культура и фольклор (особенно в городах); ситуация усугубляется еще и тем, что в настоящее время весьма слабо востребованы литература, театры и музеи.
Изменилась и роль религии, которая постепенно утрачивает свою этнодифференци-рующую функцию. Появилось много формально верующих, неверующих и атеистов, а принадлежность к мировым религиям и вовсе носит надэтнический характер.
Вдобавок ко всему этническая принадлежность редко предстает как самый важный для индивида социальный статус, поскольку не достигается индивидом, а приписывается ему, то есть передается «по наследству» от родителей.
На наш взгляд, вряд ли можно говорить, что сегодня этнонациональная идентификация тормозит становление гражданской нации и общероссийской идентичности.
Другая тенденция — постепенное складывание российской общегражданской идентичности. Этот процесс идет с большим трудом, и немалую роль в нем играет религиозный фактор. «Религия... определяет предельные абстракции, на основе которых формируется базовое мировоззрение»3 человека. Она предполагает доминирование в душе человека чувства зависимости от трансцендентной и тайной силы, осмысливает и в различных версиях интерпретирует эволюцию духовной связи человека с Абсолютом.
3 Белогорцев В Н. Социокультурные трансформации и религия: концептуальный и культурно-исторический анализ. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук. Ростов-на-Дону, 2010. С. 34.
По Шлейермахеру, религия выводит человека за пределы конечного, порождая у него особое чувство зависимости от бесконечного.
Для Гегеля религия являлась самосознанием абсолютного духа, что может быть истолковано как своеобразная форма связи человека с человечеством, выводящая индивида за пределы индивидуального.
Согласно Дюркгейму, религия — это идеологический механизм, обеспечивающий солидаризацию людей и целостность общества через сакрализацию базовых общественных связей.
Что касается З. Фрейда, то он усматривал в религиозной связи выражение древнейших, сильнейших и жизненно необходимых желаний человечества.
Религия представляет собой некую трансцендентно-всеобщую силу, которая воздействует на личность, расширяя и возвышая ее жизненную позицию. В этой силе воздействия на личность человека, как отмечает Н. Бердяев, «Бог не походит ни на силу природы, ни на власть в обществе и государстве»4. Даже самые развитые биологические чувства (чувство самосохранения, чувство физического доминирования и т.п.), способные лежать в природной основе гражданского национализма и патриотизма, не в силах содержательно выразить их сущность. По мнению того же Бердяева, ничто не сопоставимо в этой функции с религией и Богом. Стремление человека к высшему качественно определяет «духовное состояние социума», «наличие внутренней трансцендентной устремленности тех, кто подчинил себя авторитету Высших ценностей и отдал себя служению некоему неуничтожимому духовному началу»5.
Таким началом в определенный период исторического развития может предстать государственная гражданская идентичность — но лишь в том случае, если общество моноконфессионально и религия в нем является государственной. А таких стран в современном мире раз, два и обчелся.
В поликультурной России и ее северокавказских республиках (в том числе Дагестане) религиозная ситуация достаточно сложна. Рассматривая становление российской гражданской идентичности и нации, надо иметь в виду, что религия оказывает на общественную жизнь не только позитивное, но и негативное влияние. Христианство и ислам (равно как и другие религии) могут разъединять этносы, живущие в одной стране, искусственно акцентируя внимание на этнонациональных признаках и придавая им особую значимость. Более того, в эпоху глобализации с ее массовым перемещением многочисленных представителей этносов и смешанным проживанием этнических групп в виде диаспор при объективном «колоссальном неравенстве в условиях существования»6 религиозный фактор предстает как конфликтогенный «заряд». Даже притом, что постмодернистская культура нивелирует многие этнокультурные различия.
Подобная ситуация наблюдается сегодня в России; оказалось, что религия может тормозить становление гражданского общества и нации, мультикультурализма и общенациональной идентичности. Сложности и противоречия в общественной жизни новой России после возрождения религии показали, что «дружба народов» на расстоянии гораздо более бесконфликтна и беспроблемна, нежели совместная жизнь в условиях поликонфессионального общества. 1990-е годы продемонстрировали, что религия может быть не только средством повышения патриотического духа и формирования обще-
4 Бердяев H.A. Царство духа и царство кесаря. В кн.: Бердяев H.A. Дух и реальность / Вступ. ст. и сост. В.Н. Калюжного. М.: ООО «Издательство ACT»; Харьков: «Фолио», 2003. С. 585.
5 Акопян КЗ. Религия и массовая культура: проблема взаимоотношения // Христианство и культура (к 2000-летию Христианства): Материалы международной научно-практической конференции. 15—18 мая 2000 года. Астрахань. В 2-х ч. Ч. I. Астрахань: Изд-во «ЦНТЭП», 2000. С. 202.
6 Путин В.В. Россия: национальный вопрос // Независимая газета, 23 января 2012.
гражданской идентичности, но и источником внутриконфессиональных, межконфессиональных и государственно-конфессиональных проблем7, угрожающих подрывом основ российской гражданственности.
Не отрицая неплохие общемировые перспективы мультикультурализма (в том числе в его обновляемых версиях), который, конечно же, концептуально выдержан в традициях либеральной демократии, отдающей приоритет правам и свободам личности, думается, что, скорее всего, необходимо разработать собственную научную теорию гармонизации национальных отношений в России (в том числе и Дагестане) и соответствующую ей программу жизнедеятельности общества на ближайший период и даже на более отдаленную перспективу.
Данный вопрос никогда не выходил из поля зрения правительства республики. Недавно был принят закон об утверждении республиканской целевой программы «Развитие национальных отношений в Республике Дагестан на 2011—2015 годы», однако концептуального подхода к этому вопросу нет, равно как и солидной политической поддержки государственной власти.
Совместимы ли права человека с правами этноса?
Какая же задача актуальнее для Дагестана: обеспечение прав человека или прав этноса? Мой ответ, который я постараюсь обосновать ниже, таков: для Дагестана, да и для всей России, при всей важности обеспечения прав человека, ближайшей и первостепенной задачей является предоставление гарантии соблюдения прав народностей, сохранения их языка, материальных и культурных ценностей. Учитывая, что наш регион далек от норм и идеалов гражданских обществ ЕС, наши проекты и программы следует строить не на приоритете прав и свобод личности, а на основе национального центризма и демократического федерализма, а также обеспечения всем народам и национальным административно-территориальным единицам подлинного равноправия.
Усилиям по обеспечению достигнутого на Западе уровня прав и свобод личности должно предшествовать юридическое и практическое соблюдение национальных и региональных интересов каждого субъекта Федерации. Особое значение приобретают согласование и разграничение полномочий по линии Центр — регионы (края, области и города) и освоение специальных механизмов предупреждения конфликтов. Следует учесть, что массовое ущемление потребностей и нужд этнического характера имеет место в большинстве регионов, и, если ситуация не изменится, активизируются как титульные нации, так и национальные меньшинства: первые будут отстаивать свои привилегии, а вторые — элементарные права, причем любыми способами, не исключая насилие.
Разумеется, не следует забывать, что особое внимание должно быть уделено защите индивидуальных прав и свобод. Но здесь важно не переусердствовать, иначе мы получим обратный эффект, который уже наблюдался в мировой практике, — речь идет о миграционных процессах, чреватых известными событиями, какие происходили в последние годы в Париже, Лондоне, Москве и ряде регионов России.
7 См.: Кратов Е. Религия в современном обществе // Газета Северного Кавказа, 2005, № 23.
Еще раз
о Северо-Кавказском федеральном округе в контексте групповых благ и прав человека
Говоря о правовых и законодательных упущениях в национальной политике современной России, нельзя не обратить внимания на некоторые особенности СКФО. Полагаю, что имеющиеся здесь проблемы во многом связаны с «новым» положением русского населения округа (его численность составляет около 3 млн чел.), сильнее других ощутившего на себе трудности постперестроечного периода. При этом изоляция СКФО от остальной России усугубляется.
Предлагаемое же административное укрупнение (в рамках политики регионализации), о котором упоминалось в первом разделе статьи, способствовало бы не только сохранению культурного многообразия нерусских этносов, но и значительному улучшению положения русского населения региона. У русских, живущих на территории национальных республик, исчезли бы основания для комплекса отдаленности и отделенности от России. Более того, позиции русских укрепились бы за счет укрупнения их традиционно-локальных расселений (возвращение в родные края выехавших в последние десятилетия, планомерное распределение специалистов в области экономики, культуры и т.п.). Русский язык и многие элементы русской культуры как основа регионализирующейся общности или гражданской нации получили бы более адекватное (а не суррогатное, как, например, русский язык в Дагестане) звучание и функционирование. В этом плане напрашивается включение в новый СКФО Краснодарского края, который с исторической точки зрения органически связан с Кавказом.
При реализации предложенного варианта разделения ЮФО возникли бы благоприятные условия для консолидации ряда разделенных административными границами этносов, к которым можно отнести даргинцев, чеченцев, кумыков, ингушей, осетин, татар, казахов, армян, азербайджанцев и др. Более того, укрупнение региона помогло бы решить задачу сближения этносов, принадлежащих к таким языковым группам, как иранская (осетины, курды, персы и таты), тюркская (казахи, татары, азербайджанцы, кумыки, карачаевцы, турки, балкарцы и ногайцы) и северокавказская языковая семья (чеченцы, аварцы, лезгины, даргинцы, ингуши, лакцы, табасараны, рутульцы, цахуры, агулы, кабардинцы, адыгейцы, черкесы и абазины).
Одновременно происходила бы консолидация и славянской этнической группы — русских, украинцев и белорусов, которые, как правильно подмечено, являются носителями особого культурного «кода». Причем носителем русской культурной доминанты «выступают не только этнические русские, но и все носители такой идентичности независимо от национальности». Эта идентичность предстает как «цивилизационная идентичность»8 России.
По мнению ряда экспертов, сегодня при выработке цивилизованным миром соответствующей реальности государственной национальной политики сталкиваются две стратегии. Как пишет В. Федотова в посвященном гражданским обществам Запада исследовании «Хорошее общество», с одной стороны, имеет место стремление «насытить права человека локальными и региональными особенностями, приспособить их к наличному человеческому материалу», что вступает в противоречие с универсальной при-
Путин ВВ. Россия: национальный вопрос // Независимая газета, 23 января 2012.
родой прав человека, ведет «к их национализации и приватизации». С другой стороны, предпринимаются попытки «приспособить данный человеческий материал к правам человека».
В Дагестане, как, впрочем, и в других регионах России, еще не созрели условия для стратегии, которой предпочитают придерживаться развитые страны. Как отмечают местные аналитики, в Дагестане проживают народы с завершившимися процессами этногенеза, то есть этнокультурные нации. Однако в социально-экономическом развитии республики все еще присутствуют тенденции к национальной консолидации. Осознавая себя в качестве самостоятельных субъектов общественного развития, дагестанские народности (аварцы, даргинцы, кумыки и др.) с присущим им развитым чувством национальности и патриотизма стремятся также обрести свою государственность, то есть стать политической нацией.
Между тем стремление народностей Дагестана, принадлежащих к различным языковым группам, религиозным направлениям, этническим ментальностям и т.п., к национальной консолидации сопряжено с множеством проблем.
Демократические преобразования в РФ должны быть направлены в первую очередь на развитие этнокультурного плюрализма, соблюдение этнического паритета и принципа равной значимости, а также поддержку культуры всех народов. Весьма отрадно, что в упоминавшемся законе о развитии национальных отношений в Дагестане предусматривается соответствующая государственная финансовая поддержка, а не возлагаются надежды на «естественное решение» этих проблем стихией рынка.
Разумеется, права человека имеют характер, «безотносительный к групповой принадлежности индивида, не зависят от нее, и тем самым решение проблемы групповой дискриминации (расовой, половой, языковой, религиозной) пресекается не посредством предоставления особых прав этим группам, а посредством обеспечения равных прав всем гражданам»9. Но последнее является довольно трудной и долговременной задачей, и, на наш взгляд, для ее решения необходимо соблюдать и гарантировать групповые права социумов. В этом мы убедились на примере всевозможных выборов, когда стремление соблюсти права человека в многонациональном регионе или районе приводило к победе отнюдь не самых лучших представителей самой многочисленной народности. В результате, помимо разочарования самих «победителей», оказались ущемленными права других дагестанских этносов.
Многим либерально-демократически настроенным отечественным политикам и экспертам (в том числе и дагестанским), стыдящимся своей «отсталости», не мешает напомнить о том, что обеспечение групповых прав (включая этнические) — предмет новых забот у лидера свободного мира — США. С другой стороны, эксперты признают, что, несмотря на значительные достижения, американская политика «преодоления несправедливого неравенства, а не обеспечения квот или представительства»10, то есть решение проблем свободы, а не блага, ныне сталкивается с почти непреодолимыми трудностями.
Одновременно на Западе набирает силу доктрина групповых прав и благ — так называемый «коммунитаристский подход», разрушающий либеральную традицию. Этот подход составляет основу постсовременного дискурса, который более чувствителен к проблемам незападного мира, не имеющего за плечами опыта Ренессанса, Реформации и Просвещения. Всемирно известный немецкий исследователь К.-О. Апель, поддерживая этот подход, отмечает, что уважение факта принадлежности индивида к вполне конкретной культурной традиции может рассматриваться как признание и уважение индивидуальных прав человека.
9 См.: Федотова В.Г. Хорошее общество. М., 2005. С. 472.
10 Там же. С. 476.
Основное положение либеральной демократии, заключающееся в признании приоритета прав и свобод личности, должно уступить ключевое место доктрине групповых прав и благ, то есть коммунитаристскому подходу. Уважение социальной группы (этноса, конфессии и социума в целом) и факта принадлежности к ней может и должно рассматриваться как уважение индивидуальных прав человека. В условиях, когда целые социумы живут в нищете, не имея доступа к качественному здравоохранению и образованию, а их родной язык и традиционная культура находятся под угрозой исчезновения, коммунита-ризм является ответом на требования совести, попыткой сделать свободу более сущностной, направленной на благо этих социумов11.
Либеральные традиции, основанные на католицизме и протестантизме, выпячивают права и свободы личности и, в конечном счете, не принимая в расчет национальное, на деле культивируют национализм, сведенный к космополитизму и шовинизму. Евразийский же дух (русский, дагестанский) должен считать моральным здоровый национализм, оберегающий самобытность культуры и религии. При этом в условиях Дагестана и СК речь должна идти не об этническом национализме, а об общенациональном дагестанском или северокавказском патриотизме, оберегающем цивилизационную основу и специфику региона.
Конституция России должна пойти навстречу региональной поликультурной специфике региона и официально закрепить принципы консоциональной демократии, предполагающие пропорциональное представительство этнокультурных групп во власти и пропорциональный доступ к ресурсам, взаимное право вето и принятие важнейших решений квалифицированным большинством. При этом можно согласиться с тем, что «принципы консоциональной демократии лишь частично решают проблемы возникновения конфликтов и крайних форм национализма» и «могут сыграть положительную роль лишь на определенном этапе «собирания воедино» многочисленных этносов данной тер-ритории»12.
Как отмечают исследователи, подобный подход близок к ценностям ислама, у которых немало общего с идеалами гражданского общества. Это позволяет надеяться на успешный результат в поиске региональных моделей гражданского общества и мульти-культурализма, приемлемых для Дагестана, СК и всей России в целом; в итоге станет возможным диалектический учет прав человека и прав этноса.
Следует избегать повторения ошибок прошлого, не стоит проявлять нетерпения и забегать вперед, поклоняться чуждому, бездумно копируя его. Нас уже тянули в «светлое будущее» и «процветание», причем искренне и с благими намерениями, при этом не особенно церемонясь с нашей историей и культурой. Можно поменять строй, экономику, и даже отказаться от друзей, но никакие высокие цели не оправдывают отказа от своей истории, а попытки сломить менталитет и дух народа, в которых заключается основа его бытия и благополучия, неизбежно наносят ущерб его национальной идентичности.
Гражданская нация и глобальное гражданское общество
Гражданская нация — это здоровое противопоставление этнической нации, определенное единство граждан страны, которых объединяет не столько общая кровь, сколько
11 См.: Федотова В.Г. Указ. соч. С. 478—486.
12 См.: Чистякова О.В. Этнический национализм как политическая проблема. В кн.: Наука. Философия. Общество. Материалы V Российского философского конгресса. Т. II. Новосибирск: Параллель, 2009. С. 534.
общее государство, общественные идеалы и общее дело. При этом подразумевается, что большая часть населения политически активна и имеет возможность влиять на курс, которым следует правительство. Причем перспективы построения гражданской нации никак не вписываются в такие известные подходы, как примордиализм, конструктивизм, инструментализм и др.; ее становление в России и, в частности, в Дагестане мы связываем с глобальным гражданским обществом, а не с западными гражданскими обществами либерального типа. Можно также согласиться с суждением, что появление гражданской нации — это победа над собой, «над внутренней враждой и распрями, когда сословия и народности осознали себя единой общностью — одним народом»13.
С конца XX века западный мир являет собой основу формирующегося глобального гражданского общества; это понятие употреблено в ряде современных концепций глобализации для обозначения предельно широкого внеполитического сообщества людей, объединяющего в себя ряд однотипных в социально-политическом отношении социен-тальных общностей на основе общих ценностей и с целью решения проблем, общезначимых для всего человечества. Несмотря на то что основным противоречием (и, соответственно, движущей силой развития) формирующегося нового глобального информационного общества, основанного на сетевых информационных структурах, является несоответствие между глобализацией мира и самобытностью (идентичностью) конкретного сообщества, существует ряд отличительных преимуществ для формирования гражданской нации и общероссийской идентичности. Однако этот вопрос является темой отдельного исследования14.
3аключение
В заключение хотелось бы обозначить некоторые наиболее важные выводы по проблемам, затронутым в статье.
■ Во-первых, гражданская идентичность во всей полноте реализуется в гражданской нации, которая, в свою очередь, зреет в рамках гражданского общества.
13 Путин ВВ. Указ. соч.
14 По данному вопросу свою точку зрения я предложил в следующих работах: Цивилизационные перспективы России и Дагестана в эпоху глобализации. В кн.: Социально-экономические, правовые и культурные проблемы региона в эпоху глобализации. Ростов-на-Дону, 2004. С. 261—266; Европейские ценности и становление гражданского общества в России. В кн.: Философский пароход. Материалы XXI Всемирного философского конгресса. Стамбул, 10—17 августа 2003 года. Доклады российских участников. Краснодар — Москва, 2004. С. 33—36; Гражданское общество в эпоху глобализации // Гуманитарные и социально-экономические науки (Ростов-на-Дону), 2005, № 1. С. 169—172; Мы не готовы. Является ли т.н. гражданское общество цивилизационной перспективой России? // Экономическая и философская газета, 2005, № 52; К глобализации и модернизации через регионализацию! // Мысль. Общественно-политический и научно-популярный журнал, 2007, № 2. С. 15—19; Постмодернистские перспективы интеграции России в глобальное гражданское общество. В кн.: Вызовы современности и философия. Бишкек, 2007. С. 63—69; Какое гражданское общество нужно России? // Вестник РФО, 2009, № 2. С. 88—91; Россия в глобальном гражданском обществе. В кн.: Материалы Международного научного конгресса «Глобалистика-2009: пути выхода из глобального кризиса и модели нового мироустройства», Москва, МГУ М.В. Ломоносова, 20—23 мая 2009 г. / Под общ. ред. И.И Абылгазиева, И.В. Ильина. В 2-х тт. Т. 1. М.: МАКС Пресс, 2009. С. 174—177; Что сулит России глобальное гражданское общество? В кн.: Человек — объект и субъект глобальных процессов. Материалы международной научной конференции. Спб, 2010. С. 236—239; Регионализация как фактор модернизации и сохранения этнокультурной идентичности северокавказских народов в эпоху глобализации. В кн.: Россия в процессе модернизации: социально-политические аспекты: материалы Всероссийской научно-практической конференции. Армавир: РИЦ АГПУ, 2010. С. 21—29; Дагестан в культуре и цивилизации. Махачкала: ГУ «Дагестанское книжное издательство», 2010. 192 с.; Диалектика культуры и цивилизации (регион России). Saarbrucken: LAP LAMBERT Academic Publishing GmbH & Co. KG, 2011. 148 с. и др.
■ Во-вторых, наиболее развитые гражданские общества Запада испытывают кризис мультикультурализма, являющийся следствием упадка европейской цивилизации и культуры.
■ И в-третьих, как следует из предыдущих пунктов, для формирования у граждан единой идентичности в условиях многонационального и многоконфессионального общества и России, и ее национальным регионам, в частности Дагестану, нужны иные культура, цивилизация, гражданское общество и гражданская нация.
