CC BY
51
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2017. № 1
И.Н. Миляева
О ПЕРЕВОДЕ ПОСЛЕДНЕЙ СТРОКИ
ПРОИЗВЕДЕНИЯ ГИЛЬОМА IX АКВИТАНСКОГО
"AB LA DOLCHOR DEL TEMPS NOVEL"
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение
высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» 119991, Москва, Ленинские горы, 1
Проблематика интерпретации и перевода на русский язык таких непростых для понимания текстов, как старопровансальская лирика трубадуров XI—XIII вв., интересует многих исследователей. На примере отрывка из произведения Гильома IX Аквитанского "Ab la dolchor del temps novel" показано, во-первых, насколько возможно для современного исследователя проникнуть в многослойную метафоричность феодально-юридических формул, использовавшихся Гильомом IX и другими трубадурами, а во-вторых, возможно ли в художественном переводе на другой язык сколько-нибудь адекватно передать то значение, которое вкладывалось в феодально-юридическую терминологию авторами столь отдаленной эпохи, жившими в культурно-исторической среде, столь отличной от современной.
Результаты проведенного исследования показали, что феодально-юридическая терминология, используемая в контексте художественного произведения, имеет дополнительные смысловые нагрузки и не может быть полнозначно переведена на русский язык. В подобной ситуации следовало бы осуществить прозаический подстрочный перевод с соответствующими комментариями.
Ключевые слова: Гильом IX Аквитанский, Н. Пасеро, М. де Рикер, О. Пах-левская, перевод, старопровансальский, трубадуры, феодальная метафора, феодально-юридическая терминология, lapessa e-lcoutel.
Старопровансальский язык, на котором в раннем Средневековье существовала богатая художественная и деловая литература, после развязанных французской короной и папством опустошительных Альбигойских войн (1209—1229 гг.) постепенно перестал существовать, распавшись на ряд окситанских говоров, и поныне бытующих на территории современной Южной Франции. Когда в конце XVIII — начале XIX в. в Европе вновь возник интерес к провансальской литературе (в первую очередь, к творчеству трубадуров), выяснилось, что тексты на этом языке весьма непросты для понимания и требуют изучения и расшифровки. Постепенно внутри романского языкознания форми-
Миляева Ирина Николаевна — старший преподаватель кафедры иностранных языков исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: italrudn@mail.ru).
руется отдельный раздел окситанистики; выходят различные монографии и антологии, создаются грамматики и словари старопровансальского языка. Эти издания включали перевод и толкование воспроизводимых текстов, и, как правило, перевод представлял собой прозаический подстрочник с комментариями. О том же, что представляет собой поэзия трубадуров, что она воспевает и какое происхождение имеет, у провансалистов до сих пор нет единого мнения. Какое содержание вкладывали трубадуры в такие постоянно используемые ими понятия, как cortes, joi, jove(n), proeza, valor, и др., существовали ли на самом деле культ прекрасной дамы и так называемые суды любви — об этом и о многом другом велись и ведутся нескончаемые дискуссии. В связи с этим, прежде чем перейти непосредственно к предмету нашего исследования, необходимо дать читателю общее представление об отечественной провансалистике и о ее достижениях в международном контексте.
Поскольку предусмотренный объем статьи не позволяет нам перечислить основные труды российских ученых, скажем следующее: российская провансалистика зарождается во второй половине XIX в., имея продолжение в разные периоды истории нашей науки. И уже с XIX в. появляются не просто прилагаемые к антологиям подстрочники, а попытки перевести произведения трубадуров на язык русской поэзии: в этом пробовали себя К.Н. Батюшков, А.Н. Майков, А.А Блок, В.Я. Брюсов, а также А. Сухотин, Ф. де ла Барт и др.
В дальнейшем работа над поэтическими переводами старопровансальской поэзии была продолжена [Дынник, 1974; Найман, 1978; Пах-левская, 1981; Парин, 1984; Мейлах, 1993].
Перед нами стоит вопрос: насколько адекватно можно передать на другом языке, в другую эпоху и для читателя, живущего в иной социальной и культурной среде, значение некоторых феодально-юридических терминов, необходимых для понимания художественного текста?
Чтобы ответить на поставленный вопрос, следует обратиться к истокам поэзии трубадуров, и трудно найти среди ее авторов более подходящую для наших целей фигуру, чем Гильом IX, герцог Аквитании, герцог Гаскони и граф Пуатье, самый первый изо всех дошедших до нас трубадуров. Ему посвящено большое количество различных публикаций, его произведения изданы, по крайней мере, в двух монографиях [Pasero, 1973; Eusebi, 1995] и обязательным образом входят в любые антологии старопровансальской поэзии.
Гильом Аквитанский (1071—1126) был крупным феодалом — не менее значительным, чем, например, тогдашний король Франции, человеком яркого и не очень сдержанного темперамента, а также любителем пожить в свое удовольствие. Он ходил в крестовые походы, расширял свои владения за счет соседей и дважды отлучался от церкви
(первый раз за попытку обобрать собственные церковные приходы, второй раз — за то, что взял себе третью жену, не разведясь со второй). Его отношение к церкви было лишено всякой почтительности: предание гласит, что Гильом явился с угрозами к отлучившему его в первый раз епископу Пуатье и закричал на него: «Сними с меня отлучение, или я тебя убью!», после чего отправил епископа в изгнание [Alphen, 1999: 802].
Такой образ жизни и такое отношение к ней не могли не повлиять на лексику и тематику его творчества. Если феодальная сторона его натуры ярче всего проявляется в произведении "Pos de chantar m'es pres talentz", то эротическая составляющая столь же ясно видна в "En Alverne, part Lemozi". Его наследие невелико (всего 11 произведений, авторство одного из которых оспаривается), но исключительно важно для понимания всей дальнейшей истории поэзии трубадуров, ее тематики, стилистики и терминологии.
Не имея здесь возможности разбирать все его переведенные на русский язык сочинения, мы сочли весьма полезным обратиться к одному из них — "Ab la dolchor del temps novel", в особенности к его последней строфе.
Вот текст этого произведения [Pasero, 1973: 250—252] с подстрочным переводом на русский язык:
Ab la dolchor del temps novel foillo li bosc, e li aucel chanton, chascus en lor lati, segon lo vers del novel chan: adonc esta ben c'om s'aisi d'acho dont hom a plus talan.
С приходом сладостного времени весны Леса начинают шуметь листвой, и птицы Поют, каждая на своем языке, Как положено петь по-новому; И, значит, хорошо, что человек радуется Тому, чему больше хочет(ся).
De lai don plus m'es bon e bel non vei mesager ni sagel,
Оттуда, где мне наиболее радостно и приятно, Я не вижу ни посланника, ни письма с печатью;
per que mos cors non dorm ni ri Отчего мое сердце не спит и не смеется,
ni no m'aus traire adenan, tro qu'eu sacha ben de la fi, s'el'es aissi com eu deman.
И я не осмеливаюсь идти дальше
До тех пор, пока я не узнаю окончательно,
Такова ли она, как я прошу.
La nostr'amor va enaissi com la brancha de l'albespi, qu'esta sobre l'arbr' en creman,
Наша любовь имеет такой путь:
Она как ветка боярышника,
Которая качается на дереве, пламенея (дрожа)1.
1 Текст произведения дошел до наших дней в нескольких рукописях, и в них, разумеется, имеются разночтения; вариант en creman, который использует Пасеро, предпочитают далеко не все провансалисты, поэтому мы приводим в скобках более распространенную версию en treman.
la nuoit, ab la ploi' ez al gel, tro l'endeman, que -l sols s'espan per la fueilla vert el ramel.
Ночью, на дожде и на холоде, До следующего дня, когда солнце разливается По зеленым листьям и веткам.
Enquer me menbra d'un mati Я всё еще вспоминаю об одном утре,
que nos fezem de guerra fi В которое мы положили конец войне,
e que-m donet un don tan gran: И которое подарило мне такой большой подарок:
sa drudari' e son anel. Ее любовь и ее кольцо.
Enquer me lais Dieus viure tan Да позволит мне Бог прожить еще столько,
qu'aia mas mans soz son mantel! Чтобы я мог еще положить руки под ее плащ!
Qu'eu non ai soing d'estraing lati Поскольку я не забочусь о чужих разговорах,
que-m parta de mon Bon Vezi; Которые могли бы меня разлучить с Добрым
Соседом,
qu'eu sai de paraulas com van, Поскольку я знаю, как идут слова,
ab un breu sermon que s'espel: По короткой пословице, где говорится:
que tal se van d'amor gaban, Пусть другие чванятся любовью,
nos n'avem la pessa e-l coutel. У нас же есть для нее (всё, что надо —) кусок и нож.
(Перевод. — И.М.)
Н. Пасеро называет это произведение «песнью примирения» [Pasero, 1973: 243-244]. Герой находится в ссоре (guerra) со своей дамой, видя ответственность за это в клеветниках, чей чуждый язык (estraing lati) вызвал отдаление — как он надеется, временное. Он ждет быстрого разрешения (fi) недоразумения нужным ему образом (com eu deman) и вспоминает о том, что это уже происходило однажды (enquer me menbra). Донна вернется к своему кавалеру, даря ему свою любовь (sa drudaria) и закрепляя вновь наступивший мир кольцом — известным символом верности; в конце концов герой удовлетворит свое желание, выраженное в последних строках: nos n'avem la pessa e-l coutel. К этому пункту приходит, развиваясь в каждой последующей кобле, идея всего произведения.
Вместе с тем его сюжет можно описать и как конфликт, выражающийся в нарушении феодального договора, заключенного ранее между вышестоящим и нижестоящим (mans soz son mantel), что может быть разрешено его возобновлением, и на это надеется наш герой. Существование Bon Vezi и примирение с ним связаны с идеей феодального покоя и равновесия сил, в то время как estraing lati является вербальной попыткой посеять рознь. Однако герой выражает уверенность в восстановлении statu quo и в обладании временно утраченным, поскольку он имеет для этого la pessa e-l coutel (центральный феодально-юридический и одновременно эротический термин произведения).
О том, какой смысл вкладывался в указанные выше и другие феодально-юридические формулы в интересующую нас эпоху, существует довольно много исследований. О выражении mans soz son mantel есть целый ряд работ, перечисляемых в монографии Пасеро [Pasero, 1973: 263—264], а о la pessa e-l coutel — большая статья того же Пасеро. Однако прежде чем продолжить тему комментариев и толкований, мы должны представить тексты переводов "Ab la dolchor del temps novel", выполненные О. Пахлевской [Пахлевская, 1981: 95—96] (текст слева) и А. Най-маном [Мейлах, 1993: 8—9] (текст справа).
Весною мир не ведает тревог, В листве зеленой слышен диалог Счастливых птиц, и эхо множит Их песни в ритме ликованья, Отрадно знать, что каждый может Изведать плен очарованья.
И всё же взор усталый строг, Без вести от нее пустынен мой чертог, И сердце потому печально и тревожно; Не прекратятся все мои терзанья, Пока не буду знать я непреложно, Достойна ли она любви и обожанья.
Любви судьба, великий Боже, С судьбой боярышника схожа. И он дрожит на ветке в ожиданье, В мороз и в дождь, беспомощен, убог,
И если солнце не уймет страданья, То жалок будет жизни всей итог.
Я вместе с солнцем возрождаюсь тоже — Войне в то утро был конец положен, Она дарила мне восторг и упованье, Свою любовь и перстень свой в залог. Я Господа молю продлить существованье, Чтоб раз еще ее коснуться смог!
Я не страшусь, что эти речи сложны, Ведь с Ближним разлучить нас невозможно; И знаю — лгут нам постоянно Все те, чье слово, разговор иль слог Любви хвастливой служат неустанно, У нас же есть всё то, что дарит Бог.
Нежен новый сезон: кругом Зеленеет лес, на своем Языке слагает стихи Всяк певец в листве, как ни мал; Все проводят в веселье дни, Человек же — всех больше шал.
Но оттуда, куда влеком,
Нет посланца с тайным письмом —
Ни взыграй душой, ни усни;
Та ль она, какую желал,
Не узнав, останусь в тени;
Прав ли я, пусть решит финал.
Беспокойной нашей любви Ветвь боярышника сродни; Нет листочка, чтоб не дрожал Под холодным ночным дождем,
Но рассвет разольется ал -И вся зелень вспыхнет огнем.
Так, однажды, в лучах зари Мы закончить войну смогли, И великий дар меня ждал: Дав кольцо, пустила в свой дом; Жизнь продли мне Бог, я б держал Руки лишь под ее плащом.
Мы с Соседом Милым близки, А что разные языки -Ничего: я такой избрал, Что на нем речь льется ручьем; О любви пусть кричит бахвал, Мы ж разрежем кусок ножом.
(Курсив мой. — И.М.)
Посмотрим теперь, насколько точно оба переводчика следуют содержанию оригинала.
Кобла 1: она открывается ставшим со временем традиционным весенним зачином, с которым переводчики вполне справляются. Единственное замечание: выражение hom a plus talan — неопределенно -личное, перекликающееся с предыдущей строкой, где в подчиненном предложении om s'aisi слово om употребляется в своем прямом значении «человек/мужчина». Оба выражения, однако, можно интерпретировать как личные, поэтому мы предложили в подстрочнике двойной вариант «чему больше хочет» и «чему больше хочется». Но не при каком варианте интерпретации нельзя сделать вывод, что человек радуется весне больше, чем птицы и прочие божьи твари; строка Наймана «Человек же — всех больше шал» (курсив мой. — И.М.) не подтверждается оригиналом.
Кобла 2: содержание передается довольно точно, хотя переводчики добавляют лишнего: Пахлевская — про «взор усталый», который «строг», чтобы с ним можно было срифмовать «чертог», а Найман — про тень, которую он, видимо, тоже придумывает для рифмы.
Следует отметить, что слово fi некоторыми исследователями интерпретируется как «договор, пакт» [Pasero, 1973: 258; Cepraga, Verlato, 2007: 23], но оба переводчика это значение игнорируют. Достоверно неизвестно, какими вариантами оригинального текста они пользовались, поэтому в тех случаях, когда толкование того или иного выражения спорно, нельзя считать ни один вариант ошибкой.
Кобла 3: переводчики следуют оригиналу, хотя Пахлевская делает слишком глобальное обобщение: «И если солнце не уймет страданья, То жалок будет жизни всей итог». Автор не утверждает, что неудача в отношениях равна итогу всей его жизни, притом печальному. Гильом вообще не похож на человека, у которого на уме не было ничего, кроме любви, и которому не нужно было ни управлять государством, ни ходить в крестовые походы, ни устраивать династические браки своих детей. Смеем предположить, что Гильом счел бы итог своей жизни печальным, скорее, в том случае, если бы лишился власти, владений и возможности делать то, что ему вздумается.
Кобла 4: здесь присутствуют сразу два символа — кольцо (anel) и руки под плащом (mans soz son mantel). С первым символом у переводчиков проблем нет, а вот со вторым сложнее: Пахлевская его вообще не переводит («Чтоб раз еще ее коснуться смог» — не передает смысла жеста), а Найман растягивает действие, как будто его значение заключается именно в том, чтобы как можно дольше не убирать руки из-под плаща.
Кобла 5: самая трудная для перевода. Пахлевская находит фразу «Я не страшусь, что эти речи сложны» и никак не упоминает о la pessa e-l
coutel, дипломатично сообщая, что «У нас же есть всё то, что дарит Бог». Из перевода Наймана же следует, что у автора и его дамы разные языки, причем поэт избирает такой, на котором «речь льется ручьем». На самом же деле героя от его дамы отделяют чужие, посторонние языки хвастливых болтунов. Это у них праздная речь льется ручьем, а вовсе не у Гильома2. Зато у Наймана правильная последняя строчка — «Мы ж разрежем кусок ножом».
К сожалению, переводчикам (и читателям) не помогают примечания. В том издании, где был опубликован перевод Пахлевской, они отсутствуют (однако мы не можем утверждать этого наверняка, поскольку издание дошло до нас в неполном виде), а в «Жизнеописаниях трубадуров» их мало, и они ненадлежащего качества. Составитель примечаний М.Б. Мейлах, упоминая о монографии Н. Пасеро, вряд ли ею пользовался [Мейлах, 1993: 584]. Произведению посвящено всего два комментария: один разъясняет, что «Милый Сосед» — это сеньяль дамы, а другой сообщает одновременно о весеннем зачине и о произведении в целом: «Песня типично куртуазная, если не считать вероятного снижения в последнем стихе, который, однако, просто может значить: сделаем всё необходимое...» [Мейлах, 1993: 585]. По нашему мнению, этот комментарий слишком лаконичен, а предположение о снижении в последней строфе не развернуто. Квалификация песни как «типично куртуазной» нуждается, таким образом, в дополнительном подтверждении.
Следует также отметить, что комментарий М.Б. Мейлаха напоминает выраженное по поводу того же произведения мнение де Рикера: "Típica canción de amor cortesana, en la cual no se advierte ningún rastro de ironía, aunque sí la expresión desenfadada, familiar y optimista de los dos últimos versos." [Riquer de, 1975: 118]
М. де Рикер улавливает некий диссонанс между образом, появляющимся в последней строке последней коблы, и всем предыдущим содержанием. Прав он или нет, по крайней мере, читателю предоставляется возможность обратиться к оригиналу; по переводу же Найма-на, выполненному в едином стилистическом ключе, самостоятельно догадаться о некоем «снижении» сложно, поскольку оригинальный текст не приводится (что недопустимо для любого западноевропейского издания подобного рода).
Обратимся к выражению, завершающему последнюю коблу, а, следовательно, несущему максимальную смысловую нагрузку. Вот результаты исследования Н. Пасеро [Pasero, 1987: 581—594].
2 Как следует отметить, в интерпретации отдельных провансалистов выражение 1аН означает именно то, что автор и его дама говорят на разных языках. Такого мнения придерживается М. де Рикер [Riqueг, 1975: 120], но большинство его коллег, и в том числе Пасеро, не разделяют эту точку зрения. Возможно, переводчик пользовался только хрестоматией Рикера.
Обычно выражение aver la pessa e-l coutel интерпретировалось с намеком на материальный низ — например, на еду. «Кусок» (pessa) — это кусок какой-либо еды, «нож» (coutel) — инструмент, чтобы этот кусок резать. В расширительном толковании «кусок» — пассивная материя, а «нож» — активный инструмент, который ею пользуется. Отсюда толкование всего образа как означающего в переносном смысле «иметь полное удовольствие; иметь всё необходимое, чтобы быть счастливым».
Однако, как мы имели возможность убедиться, при чтении "Ab la dolchor" обращает на себя внимание преобладание образов, происходящих из области феодальных юридических институтов и поставленных в параллель с природными ситуациями. Отсюда вопрос: если вся система образов в "Ab la dolchor" имеет референции с определенным семантическим полем, не туда ли следует поместить и последнюю метафору текста? Возможно, разгадка выражения la pessa e-l coutel таится в церемониале инвеституры, занимающем такую большую долю в метафорической ткани произведения. И действительно, инвеститура, заключавшаяся в передаче сеньором вассалу предмета, символизировавшего то имущество, которым он его наделял, могла быть "per ces-pitem vel guazonem, baculum, ac fustim, et cultellum" [Du Cange, IV, 1971: 411b]. Таким образом, одно из символических значений ножа могло быть связанным с феодальной юридической практикой, причем в нужном нам смысле — для выражения обладания каким-либо конкретным добром.
Однако Гильом настаивает на двойной реальности обладания, которая выражается не только через coutel, но и через pessa. Для нее установить подходящие нам случаи применения в юридическо-фео-дальном поле не так просто; кроме того, не хватает решающего доказательства — свидетельства о какой-либо инвеституре *per peciam et cultellum.
Как бы то ни было, «феодальная» интерпретация может пользоваться также аргументами, связанными с внутренней интертекстуальностью произведений Гильома. В финале его произведения "Companho farai un vers qu'er covinen" имеется пассаж, в котором любовь уподобляется феодальному обладанию, узаконенному церемониями fides и инвеститурой: De Gimel ai lo castel e-l mandamen [Pasero, 1973: 18].
Гильом утверждает, что обладает «вещью» (castel) и возможностью пользоваться ею (mandamen, юрисдикция над территорией), основывая свое утверждение на предшествовавшем акте оммажа. Ситуация аналогична той, которую мы обнаруживаем в заключительной части "Ab la dolchor". Это заставляет предполагать, что церемониалы, символизирующие двойную гарантию обладания, существовали и были известны Гильому.
Из всего изложенного следуют заключения о возможности адекватного перевода феодально-юридических формул:
1) в тех случаях, когда их прямое значение изначально нечетко или предположительно, адекватный перевод невозможен a priori;
2) поскольку переносное значение выражения la pessa e-l coutel может быть до известной степени установлено при интертекстуальном сопоставлении, его предполагаемый смысл может и должен указываться, по крайней мере, в комментарии;
3) О. Пахлевской удается перевод выражения la pessa e-l coutel путем максимального обобщения его предположительного переносного смысла: «у нас есть всё, чтобы быть счастливыми», отсюда: «У нас же есть всё то, что дарит Бог».
Список литературы
1. Бархударов Л.С. Язык и перевод. М., 1975.
2. Тер-Минасова С.Г. Война и мир языков и культур. М., 2008.
3. Alphen L. La Francia nell'XI secolo. Cambridge University Press — Garzanti Libri, 1999. P. 802.
4. Cepraga Dan O., Verlato Z., a cura di. Poesie d'amore dei trovatori. Roma: Salerno Editrice, 2007.
5. Du Cange Ch. Glossarium mediae et infimae Latinitatis. Bologna; Forni, 1971.
6. Erten A. Problems of intercultural translation // Thelen M., Lewandowska-Tomaszczyk B. (eds). Translation and meaning, part 5. Maasticht: Universitaire Pers Maastricht, 2001. P. 345-356.
7. Eusebi M., a cura di. Guglielmo IX d'Aquitania, Vèrs; Parma; Pratiche, 1995.
8. Pasero N., a cura di. Guglielmo IX d'Aquitania, Poesie. Modena, Stem-Muc-chi, 1973.
9. Pasero N. "La pessa e-l coutel": Postille interpretative a un passo di Guglielmo IX // Studia in honorem prof. M. de Riquer, II. Barcelona, Edicions dels Quaderns Crema, 1987. Р. 581-594.
10. Riquer de M. Los trovadores. Tomo I. Barcelona, Planeta, 1975.
Irina N. Milyaeva
ON THE TRANSLATION OF THE LAST LINE OF "AB LA DOLCHOR DEL TEMPS NOVEL" BY GUILLAUME IX OF AQUITAINE
1199911, Moscow, Leninskie Gory Lomonosov Moscow State University
The work deals with the problems of interpretation and translation into Russian of the 11-13th centuries troubadour lyric poetry in Old Provençal, i.e. the texts which are difficult to understand. Considering an extract from "Ab la dolchor del
temps novel" by Duke William IX of Aquitaine we are making an attempt to realize two points. The first one concerns the possibility of a contemporary scholar to penetrate into the multilayered metaphoricalness of feudal law formulae used by William IX and other troubadours. The second one is devoted to the problem of appropriate literary rendering into another language (into Russian in our case) the meaning of feudal law terms belonging to such a distant epoch and such a different cultural and historical environment.
Having studied the matters we have come to a conclusion that feudal law terms used in a piece of art have many additional interpretations and cannot be translated into Russian in their full meaning. We find a prose word for word translation with appropriate notes to be the best solution in a situation like that. We suggest that one should not try to rhyme the translation since such a translation is usually rather poor in the artistic aspect. However we can find about rare exeptions (translations by
0. Pakhlevskaya).
Key words: Duke William IX of Aquitaine, N. Pasero, M. de Riquer, O. Pakhlevskaya, translation, Old Provençal, troubadours, feudal metaphor, feudal law terms, la pessa e-l coutel.
About the author: Irina N. Milyaeva — Senior lecturer, Department of Forein languages, Faculty of History, Lomonosov Moscow State University (e-mail: italrudn@ mail.ru).
References
1. Barhudarov L.S. 1975. Yazyk iperevod [Language and Translation]. Moscow: Mezhdunarodnye otnosheniya. (In Russ.).
2. Ter-Minasova S.G. 2008. Voyna i mir yazykov i kul'tur [War and peace of languages and cultures]. Moscow: Slovo. (In Russ.).
3. Alphen L. 1999. La Francia nell'XI secolo. Cambridge University Press — Garzanti Libri. P. 802 .
4. Cepraga Dan O.,Verlato Z., a cura di. 2007. Poesie d'amore dei trovatori. Roma: Salerno Editrice.
5. Du Cange Ch. 1971. Glossarium mediae et infimae Latinitatis. Bologna; Forni.
6. Erten A. 2001. Problems of intercultural translation. In Thelen M., Lewan-dowska-Tomaszczyk B. (eds). Translation and meaning, part 5. Maasticht: Universitaire Pers Maastricht. Pp. 345—356.
7. Eusebi M., a cura di. 1995. Guglielmo IXd'Aquitania. Vers; Parma; Pratiche.
8. Pasero N., a cura di. 1973. Guglielmo IXd'Aquitania, Poesie. Modena; Stem-Mucchi.
9. Pasero N. 1987. "La pessa e-l coutel": Postille interpretative a un passo di Guglielmo IX In Studia in honorem prof. M. de Riquer, II. Barcelona: Edicions dels Quaderns Crema. Pp. 581—594.
10. Riquer de M. 1975. Los trovadores. T. I. Barcelona: Planeta.
