CC BY
61
ШМИГОМИННИИ
осмысление ноосферы
УДК 332.01 ББК 63 65.9 (053)
Ю.Н. Гладкий
О НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ ПРИРОДНО-ДЕТЕРМИНИСТСКОЙ КОНЦЕПЦИИ ОТСТАЛОСТИ РОССИИ
Исследуется экономическая и социальная цена «российского холода». Аргументируется, что природа многих субъектов РФ никогда не мешала созданию эффективной экономики. В этой связи отвергается идея фатальной роли географической среды в запаздывании социально-экономического развития страны.
Ключевые слова:
географическая среда, климат, поляризованное развитие, ресурсоемкость, рыночное развитие, территориальная концентрация производства, экономическая цена холода, энергоемкость.
Знаменитый французский географ Элизе Реклю, подвергая сомнению жизнеспособность канадского государства, полагал, что оно создано «вопреки физической географии», а Вольтер утверждал, что из-за этих «нескольких арпан снега» Франции вообще не стоило воевать. Подобная позиция объяснялась тем, что во времена французского Просвещения вся Канада считалась «запредельным» севером. Что же говорить в этой связи о нашей стране, расположенной в значительной своей части на «выстуженном» северо-востоке Евразии, еще в меньшей степени «оборудованном» для нормальной, безбедной жизни человека?
Можно привести множество хрестоматийных примеров того, как отразилась природа не только на общей судьбе народов России, но и на их культуре, этническом или национальном характере. Географическая среда России отмечена колоссальными различиями, которые в свою очередь повлияли на экономику, обычаи, психический склад местного населения, сказались на его материальной и духовной культуре. Мысли Н.А. Бердяева, С.М. Соловьева, В.О. Ключевского о роли природных особенностей (в частности Восточно-Европейской равнины) для истории и культуры хорошо известны. А вот мнение о «холодности» евразийской цивилизации» нашего современника А.И. Субетто: «сама общинность как основание и как
закон развития российской цивилизации обусловлена российским евразийством, «холодностью» российской цивилизации, т.е. ее северным широтным расположением. Энергетическая стоимость жизни человека и общества в целом в России в 5 раз выше, чем энергетическая стоимость жизни в странах Европы. Благоприятный период для посева и для уборки урожая на территории России в среднем всего 2 недели весной и 2 недели осенью, а иногда и того меньше. Жесткость климатических условий российской Евразии изначально формировала общинный уклад жизни как уклад выживания» [3, с. 343].
Население нашей страны (впрочем, как и других государств) не только зависит от природы, вмещающего и «кормящего ландшафта», но и является неотъемлемой частью его, постоянно обменивается с ним веществом и энергией. Однако нас интересуют вполне конкретные вопросы: какова экономическая цена холода и является ли роль природной среды в развитии российского государства фатальной?
Экономическая цена холода. Обсуждение в российском научном сообществе известных публикаций А. Линча [6], А.П. Паршева [2], Ф. Хилл и К. Гэдди [5] и др. авторов об экономической цене суровых природных условий носило явно противоречивый характер. При всей тенденциозности этих публикаций некоторым отечествен-
Среда обитания
Terra Humana
ным критикам, похоже, несколько изменило чувство научной корректности, когда они без очевидных на то оснований, пытались поставить в вину своим оппонентам даже «умеренный» географический детерминизм.
С одной стороны, рассуждения заокеанских «доброжелателей» о стране, расположенной на евразийском «неудобье», небеспристрастны, а порой и вовсе беспардонны. Так, в заключительных строках авторы книги «Сибирское проклятье: как коммунистические плановики выставили Россию на холод», как бы жалея сибиряков, наставляют: «В настоящее время ресурсы Сибири достаются слишком высокой ценой... Сибирь, по существу, остается смягченной формой Гулага, который сначала приволок сюда людей на работу, а потом принудил остаться. Сибирские ресурсы могут внести свой вклад в будущее процветание Сибири, а региональная экономика может однажды стать жизнеспособной, если только российское правительство не будет упорствовать в своих попытках сохранить гигантские потемкинские города, заброшенные коммунистическими плановиками в холод» [5, с. 212-213].
С другой стороны, разве сибирские морозы и мерзлота не являются важнейшими факторами формирования молодого российского рынка? Разве российская экономика не отличается запредельной ресурсо-емкостью и энергоемкостью (в том числе по сравнению с Канадой и другими северными государствами)? Разве территориальная концентрация производства и населения («уплотнение») и формирование отраслевых и региональных кластеров - это не императив любой рыночной экономики? И стоит ли подвергать остракизму, например, следующую мысль: наметился «переход от долгого упорного расширения внутрирос-сийской ойкумены, видимо, достигшего предела, к ее сжатию» [4], и видеть в ней не иначе как антироссийскую подоплеку?
Советская экономика достигла впечатляющих успехов, если судить о них по количественным показателям добычи угля, нефти, газа, железной руды. СССР оставался бесспорным лидером по производству цемента, стали, минеральных удобрений. Более того, он превосходил США по количественному выпуску даже такой «облагороженной» продукции обрабатывающей промышленности, как станки с числовым программным управлением и трактора. Однако с одной стороны, падали среднегодовые темпы роста национального дохода и снижалась экономическая эффективность производства, с другой - увеличение
добычи сырья и тракторов почти не сказывалось на повышении уровня жизни простого советского человека.
Совершенно очевидно, что сырьевые, природоэксплуатирующие отрасли хозяйства, ориентирующиеся на, казалось бы, безвозмездную эксплуатацию природных богатств, на самом деле не только очень капиталоемкие и экономически наименее эффективные, но и чрезвычайно дорогостоящие с экологической точки зрения. Если бы в экономике использовался такой показатель, как КПД природопользования, характеризующий степень полезного использования первичного сырья, то стало бы очевидным, что в конце второго тысячелетия человечество утилизирует в конечном продукте не более 2-3% используемых природных ресурсов: все остальное теряется, порождая антипри-родную, «мусорную» цивилизацию. Россия же как преемница СССР, бесспорно, занимает первую строку среди промышленно развитых стран мира по масштабам грандиозного и дорогого «перелопачивания земли» (т.е. по КПД природопользования). И признание этого горького факта «не уменьшает любви к отечеству», а лишь побуждает искать выход из создавшегося положения.
Общеизвестна повышенная энергоемкость валового внутреннего продукта России в сравнении с ведущими странами Запада и Японией. Как известно, энергетическая стоимость отражает реальные затраты энергии на производство единицы валового внутреннего продукта, товара, технологий и т.д. А.И. Субетто полагает, что «для того, чтобы экономика России была конкурентоспособной и обеспечивала воспроизводство жизни населения, т.е. была бы менее человекоемкой, для этого она должна базироваться: или на 5-7 раз менее энергоемких технологиях, чем в Европе и США, или же (при потреблении в 5-7 раз больше энергии на единицу валового продукта) на ценах энергоресурсов на внутреннем рынке в 5-7 раз меньше, чем в Европе или в США» [3, с. 343].
Энергостоимость как регулятор экономических процессов действительно стратифицирует мировую экономику по странам и регионам в соответствии с действием механизма географического детерминизма, хотя такое ранжирование в реальной жизни «смягчается» иными рычагами и способами (дешевизной рабочей силы, протекционистской политикой государства и т.д.). В целом энергостоимость в условиях нашей страны не может и не должна быть препятствием на пути расширения ее мирохозяйственных связей и формирования интеграционных союзов.
Повторимся: континентальность российского климата, характеризующегося низкими зимними температурами, краткостью переходных сезонов года (весны и осени), повышенной возможностью заморозков в теплое время года - главный и неотрицаемый специалистами лимитирующий фактор для отечественного сельского хозяйства. Внимательный анализ изменения специализации земледелия Европейской части по зонам в зависимости от обеспеченности теплом позволила бы проследить истинную роль континенталь-ности климата в развитии сельского хозяйства. Хотя северная граница сельскохозяйственных культур открытого грунта в Европейской России достигает 65-66-й параллели (Карелия, Мезень, Усть-Циль-ма и др.), несколько снижаясь за Уралом (Березово - 64о, Енисей - 60о и др.) и далее опускаясь на Дальнем Востоке (Камчатка - 57-58°), сумму температур вегетационного периода никто «не отменял».
Ощутимое влияние природные условия России оказывают на развитие животноводства. Традиционно северная граница скотоводства в Европейской России примерно совпадает с границей земледелия, а в Сибири эта граница проходит даже несколько севернее, поскольку сочные травы в долинах рек растут и при более суровом климате. Лишь олени, хорошо переносящие холода и питающиеся ягелем, а также собаки, использующие рыбу и мясо, разводятся значительно севернее границы возделывания хлебов.
Разносторонни связи между человеком и природой в промышленной сфере России. Они не столь специфичны, как в агросекторе, но важно помнить, что в сравнении с главными индустриальными странами мира необыкновенно суровые климатические условия Сибири и Дальнего Востока приводят к беспрецедентному росту себестоимости продукции практически всех отраслей материального производства. Здесь особенно актуальна формула «больше техники - меньше людей», и ее пропаганда никоим образом не связана с «выселением» людей из Сибири. Причем эффективная замена живого труда машинами возможна только при широчайшем использовании техники, выполненной именно в «морозоустойчивом» варианте и максимально приспособленной к работе в условиях Севере.
Далеко не «либеральные» природные условия традиционно мешали развитию сухопутного транспорта в стране. Будучи на Кубе, автор был весьма удивлен вполне сносным состоянием местных дорог (и это
в экономически слаборазвитой стране!), построенных американцами еще в начале XX в. Но никакого секрета в этом нет - чем меньше перепады температур, тем долговечнее дороги.
В складывающихся сегодня в России условиях географическая среда детерминирует развитие различных форм собственности, становление рыночных механизмов в отдельных сферах экономики, в том числе на транспорте: если транспортные тарифы будут формироваться на сугубо рыночной основе, то пересечь страну с запада на восток смогут очень немногие, не говоря уже о неминуемом банкротстве подавляющего числа сибирских товаропроизводителей, себестоимость продукции которых в значительной степени будут определять транспортные издержки.
Фатальна ли роль природной среды в отставании России? Не желая вникать в осмысление глубинных корней хронического отставания от стран Запада, различные политические силы, стоявшие у власти, и рядовые авторы среди причин, мешавших процветанию и счастью граждан России, поочередно указывали на татаро-монгольское иго, на самодержавие, помещиков и капиталистов, на казнокрадов, на коммунистов и номенклатуру, на демократов и мафию. Либерально же настроенные социологи и лукавые властолюбцы рассуждали о России как о каком-то исключении из всех социально-экономических норм и правил, некоей аберрации, «искривлении общественно-экономического пространства» или даже божественном капризе. Но «вечный» аргумент хронического отставания, подающийся в латентной, неназойливой форме, - это невероятная суровость ее природных условий, гибельность русской Зимы, неприспособленность северо-восточного евразийского «неудобья» для жизни, обрекавших на неудачу все евро-ориентированные реформы.
Так можно ли говорить о фатальности. колоссального влияния неблагоприятной природной среды на ход и темпы социальной эволюции российского социума и об отсутствии иного исторического варианта развития вследствие «изгнания» в далеком прошлом предков россиян из «теплого Рая» на трудно осваиваемый евразийский северо-восток? Этот вопрос не праздный, хотя бы потому, что некоторые авторитетные авторы (в т.ч. российские) происшедшее запаздывание социально-экономического развития страны считают неизбежным.
С одной стороны, в рамках менее обширного, чем бывший СССР, пространства организовать самодостаточный, внутренне
Среда обитания
Terra Humana
стабильный и устойчивый социально-территориальный комплекс действительно было бы легче. Отсутствовала бы физическая разобщенность российского социума, более ярко проявлялись бы какие-то внешние факторы и обстоятельства, которые подталкивали бы его к интенсивной эволюции. В условиях же обширной Российской империи внешние для нее обстоятельства не только никак не толкали сложившуюся столетиями структуру отношений и общения к изменениям, но напротив, всячески способствовали консервации деревенско-общинных отношений, переносу их в города, а во многом даже и в элитарные слои общества. Объективно наличие колоссальных неосвоенных территорий естественно выступало в роли консерванта общественных отношений, не создавало достаточно стимула, тем более необходимости к их быстрой, серьезной и глубокой эволюции.
С другой стороны, природно-детерминистская концепция «фатального» запаздывания социально-экономического развития России представляется малоубедительной хотя бы потому, что природа Юга России (особенно Краснодарского, Ставропольского краев и Ростовской области), Центрально-Черноземного региона, Средней Волги, Приморья (не говоря уже от «отпавших» Украине, Закавказье, Средней Азии) никогда не мешала созданию эффективной экономики, а в их не столь уж многолюдных пределах могла бы разместиться не одна Япония (Великобритания, Франция или Швеция).
Однако при всем при этом отрицать тормозящее влияние суровой природы на социально-экономическое развитие России, на наш взгляд, несерьезно. Не столько «антилиберальная» природа, сколько перманентная территориальная экспансия, порождавшая «экстенсивные поползновения» во всех сферах бытия (то есть, субъективные факторы!), - вот те реалии, которые в значительной мере обусловили стадиальное запаздывание в развитии российского социума. Когда деревянные Киев и Новгород горделиво вознесли к небу купола своих первых каменных храмов, Париж и Лондон уже блистали своей архитектурой; в то время как страны Запада, осуществив буржуазные революции, окунулись в «пучину» промышленного переворота, Россия, одержимая «зудом колонизации», только прилагала неимоверные усилия для «склеивания» своей огромной территории; когда западные общества «плотнились», демонстрируя остальному свету искусство «концентрации», наша страна с маниакальным упорством «рыла каракумские каналы» и «затевала» гига-
нтские новостройки в Сибири, вместо того, чтобы освоить «псевдоосвоенное», оставляя в нищете и «непролазной грязи» кристаллизующее ядро российского государства.
Сегодня становится очевидным, что в условиях действия рыночных механизмов многие овеянные романтикой социалистических новостроек территориально-производственные комплексы и предприятия горнодобывающей промышленности России, возникшие буквально на «краю света», из-за своей фантастической капиталоемкости, а то и убыточности вряд ли были бы сооружены вообще. Конечно, некоторые из них создавались в ответ на внешнюю угрозу (взять хотя бы Печорский угольный бассейн с колоссальной себестоимостью угля, подлежащий в условиях развитого рынка неизбежной консервации), или вследствие автаркических тенденций развития отечественной экономики и стремления повысить обороноспособность СССР в условиях противостояния двух «лагерей» (например, Норильский комплекс, при создании которого речь шла о национальной безопасности, а не об экономической эффективности). Мало продуманные и в высшей степени расточительные способы вовлечения в хозяйственный оборот богатых природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока невольно подталкивали страну к формированию специфической социально-экологической системы, по всем принципиальным характеристикам отличной от той, что параллельно формировалась в условиях Западной и Центральной Европы.
Этот географический «рок» никуда не исчез, он и сегодня предстает в существе многообразных «лимитирующих» и «обусловливающих» факторов экономической, социальной, культурной и политической жизни российских людей. И для того, чтобы «выжить» на обширных евразийских просторах, десятки народов, развивающиеся в рамках единой макрогосударственной структуры, со временем, во что бы то ни стало, обязаны овладеть «искусством концентрации» (как это сделали в свое время западные европейцы, а позже - американцы, японцы и другие народы), которое ассоциируется с поляризованным развитием..
Возвращаясь к книге Ф. Хилла и К. Гэдди, нам трудно согласиться с лейтмотивом, который вкладывается С.В. Казанцевым в ее содержание: «Холодно, дорого, освободите территорию» [1]. Холодно - да, дорого - да, но призыва «освободить территорию» в упомянутой книге не содержится, если, конечно, не руководствоваться собственным воображением. «В названии мы не пытались ска-
зать, - отмечают Ф. Хилл и К. Гэдди, - что Сибирь является проклятьем для России, но хотели подчеркнуть, что ее освоение пошло не самым лучшим путем (курсив наш - Ю.Г). Сибирь могла бы стать большим благом для России, если бы ее развитие осуществлялось на основе принципов рыночной, а не плановой экономики» [5]. (Похоже, что, используя выражение «проклятье», авторы были неплохо осведомлены о лексических оборотах Николая I по поводу необъятных просторов Российской империи).
Абстрагируясь от идеологических пристрастий цитированных авторов, эта мысль заслуживает самого серьезного внимания со стороны отечественных «рыночников-феде-ралов». Сегодня никто не понуждает Россию «сжиматься» и «вывозить людей из Сибири». Однако у страны должны быть четкие концепция и стратегия регионального развития в условиях рынка с учетом того обстоятельства, что 140 миллионов - явно недостаточно для благоустройства обширной территории. Увы, таковых концепции и стратегии у федерального Центра все еще нет.
Сегодня можно согласиться с точкой зрения, в соответствии с которой «научные рекомендации в части комплексного развития Сибири реализовывались в той степени, в какой они совпадали с интересами отраслевых министерств, с периодической необходимостью расшивки узких мест в снабжении специфическими ресурсами, и, наконец, с целями национальной безопасности в условиях многолетнего давления извне» [1]. При этом вопрос об эффективности подобного территориального распределения производительных сил в условиях командно-административной экономики тогда не стоял - ответ на него был очевиден, поскольку принимавшийся критерий эффективности имел мало общего с его рыночной интерпретацией. Речь шла о торжестве экстенсивных методов развития экономики (освоение целинных и залежных земель, увеличение поголовья крупного рогатого скота без существенного увеличения его продуктивности и т.д.), благодаря которым удавалось поддерживать падающие темпы
список литературы:
роста советской экономики. В той или иной мере эти методы проявлялись и при возведении некоторых сибирских новостроек.
Сибирские авторы Л.В. Мельникова и С.В. Казанцев цитируют интересное мнение на этот счет блестящего специалиста по Сибири М.К. Бандмана (почерпнутое из его неопубликованных рабочих материалов). Отвечая на «хлесткие высказывания против Сибири» он отвечал с традиционной для него академической объективностью: «Говоря о Севере, очевидно, можно ставить под сомнение не сам факт его освоения путем вовлечения в народнохозяйственный оборот его ресурсов, а методы осуществления этого процесса (курсив наш - Ю.Г.). Но и при этом нельзя не учитывать социальноэкономическую и политическую ситуацию в стране, а также внешние условия» [1]. С таким мнением можно вполне согласиться.
В заключение подчеркнем: речь ни в коем случае не идет об «антисибирских» пристрастиях автора и, тем более, об отказе в патерналистской помощи коренным народам Севера. Напротив, интенсивное хозяйственное освоение достаточно узкой полосы Южной Сибири (примерно вдоль Транссиба) и далекого Приморья вряд ли привело бы к случившейся деформации социальноэкологической системы России. Оно становилось неизбежным (хотя бы для установления своеобразного «геополитического коридора» для связей с Центральной Азией и Тихоокеанским Востоком) и экономически («рыночно») было вполне безубыточным мероприятием, тем более что идея скрепления двух все более удаляющихся друг от друга частей нашей страны становится все более актуальной. Ясно, что основным фактором, который позволил удержать за Россией Дальний Восток и Восточную Сибирь, был Транссиб, вокруг которого и поныне концентрируется жизнь в этих регионах.
Таким образом, речь не может идти о фатальной роли природной среды в запаздывании социально-экономического развития - ее неблагоприятное влияние можно было значительно уменьшить, но этого властям как раз и не удалось сделать.
[1] Мельникова Л.В., Казанцев С.В. География России - лучшее объяснение неудач // Альманах «Восток». - 2004, № 8 (20). - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www.situation.ru
[2] Паршев А.П. Почему Россия не Америка. - М., 2006. - 352 с.
[3] Субетто А.И. Критика «экономического разума». - Кострома: КГУ им. Н.А.Некрасова, 2008. - 508 с.
[4] Трейвиш А. Россия: население и пространство. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://demoscope. ru/weekly/2003/095/tema03.php
[5] Hill F., Gaddy C. The Siberian Curse: How Communist Planners Left Russia in the Cold. - Washington D.C.: Brookings Institution Press, 2003. - 304 p.
[6] Lynch, A. Roots of Russia’s Economic Dilemmas: Liberal Economics and Illiberal Geography // Europe-Asia Studies. Vol. 54. - 2002, № 1. - Р. 31-49.
Среда обитания
