CC BY
57
© В.Г. Пономарев, 2004
О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ СОУЧАСТИЯ В ПРЕСТУПЛЕНИЯХ ПРОТИВ ПРАВОСУДИЯ
В.Г. Пономарев
В настоящее время у правоприменителя нередко возникают трудности, связанные с юридической оценкой посягательств, в которых совместно участвуют лица, по каким-либо причинам не отвечающие признакам субъекта преступления, предусмотренного нормой Особенной части УК.
Уголовный закон в общем плане положительно решил вопрос о возможности соучастия со специальным субъектом, установив в п. 4 ст. 34 правило, согласно которому лицо, не являющееся субъектом преступления, специально указанным в соответствующей статье Особенной части Кодекса, участвующее в совершении преступления, предусмотренного этой статьей, несет уголовную ответственность за данное преступление в качестве его организатора, подстрекателя либо пособника.
Представляется, что возникновение некоторых ситуаций на практике исключает применение данного правила. Так, возникает вопрос о квалификации действий субъекта, склонившего заведомо не подлежащего уголовной ответственности в силу недостижения соответствующего возраста лица к даче заведомо ложных показаний. На первый взгляд налицо подстрекательство к преступлению, предусмотренному ст. 307 УК РФ. Однако при углубленном изучении данной проблемы выясняется, что указанные действия не являются подстрекательством, поскольку имеется лишь одно виновное лицо, и, следовательно, соучастие отсутствует. Другой выход из создавшейся ситуации еще более сомнителен. Имеется в виду случай посредственного исполнения. Однако и здесь существуют непреодолимые препятствия. Дело в том, что для квалификации указанного деяния как посредственного исполнения преступления необходимо, чтобы склоняющее лицо обладало признаками специального субъекта, предусмотренного ст. 307 УК рФ.
Проблема, как нам представляется, коренится в нормах Общей части УК о соучастии. Налицо противоречие ст. 33 и ч. 4 ст. 34 УК, и для его разрешения необходимо изменить законодательную конструкцию понятия «исполнитель», указав в ч. 2 ст. 33 УК РФ на признаки специального субъекта.
И это не единственный случай. Проблема возникает и при оценке действий лица, которое путем обмана в фактах склоняет другое лицо, чтобы то, добросовестно заблуждаясь, дало ложные показания. Здесь так же, как и в предыдущем случае, отсутствует исполнитель преступления, однако не в силу отсутствия у последнего признаков специального субъекта, а поскольку в его действиях нет признака заведомости в ложности даваемых показаний. В УК Австрии для привлечения такого лица к уголовной ответственности в § 292 «Предоставление неправильных доказательств» сконструирован отдельный состав преступления, предусматривающий наказание в виде лишения свободы на срок до 3 лет:. Думается, что в УК РФ нет необходимости конструировать такой состав преступления, так как если для каждой отдельной ситуации предусматривать уголовную ответственность нормами Особенной части, получится никчемное нагромождение. В этой связи представляется, что и здесь необходимо прибегнуть к расширению понятия «исполнитель» в ч. 2 ст. 33 УК РФ.
Похожая ситуация может возникнуть и в случае применения в отношении подозреваемого (обвиняемого) меры пресечения в виде заключения под стражу. Согласно действующему УПК РФ, такая мера процессуального принуждения реализуется только по судебному решению. Поводом для решения данного вопроса в соответствии со ст. 108 УПК является вынесение прокурором, следователем или дознавателем с согласия прокурора постановления о возбуждении соответствующего ходатайства перед судом. При наличии сговора между прокурором и судь-
ей о заведомо незаконном заключении под стражу подозреваемого (обвиняемого) квалификация действий вышеуказанных должностных лиц трудностей не вызывает. Здесь применима норма Общей части, указывающая на необходимость оценки деяния прокурора в зависимости от выполняемой им роли — организатора, подстрекателя или пособника. Иными словами, такое деяние со стороны прокурора будет квалифицироваться в зависимости от наступивших последствий в соответствии с ч. 2 или 3 ст. 301 с ссылкой на ст. 33 УК РФ.
Однако представим себе другую ситуацию, когда следователь и прокурор, заранее договорившись между собой о необходимости заключения под стражу лица, заведомо зная, что такие действия незаконны, вводят в заблуждения судью, который, исходя из представленных прокурором материалов, выносит желанное для последних постановление. Как оценить их действия в данной ситуации? Ввиду того, что судья заблуждался относительно законности совершаемых им действий, его уголовная ответственность исключается.
К подобным вопросам также относится вопрос о квалификации действий субъекта фальсификации доказательств (ст. 303), который фактически участвовал в совершении преступления как исполнитель (соисполнитель), но в силу законодательной конструкции нормы исполнителем признан быть не может. Думается, что поддерживаемое многими учеными мнение, согласно которому исполнитель должен отвечать в пределах санкции той статьи УК, которая признает его субъектом преступления, ошибочно. В данном случае характер общественной опасности совершаемого таким лицом посягательства явно не соответствует таковому в норме, признающей его исполнителем (ст. 327).
Подобная трудность возникает и в том случае, когда в избиении подозреваемого (обвиняемого, потерпевшего, свидетеля) с целью принуждения его к даче показаний, наряду со следователем или дознавателем, принимают участие и другие лица, не являющиеся субъектами преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 302 УК РФ.
Так, Верховным судом Кабардино-Балкарской Республики Маргушев приговорен к лишению свободы по ч. 2 ст. 171 и ч. 2 ст. 179 УК РСФСР. По этому же делу был осужден Борсов в соответствии с ч. 1 ст. 112
УК РСФСР. Маргушев был командирован в отдел уголовного розыска для оказания помощи в раскрытии краж из универмага и из домовладения Борсова. В числе подозреваемых был К. 24 июля 1994 г., обнаружив его с семьей и родственниками на отдыхе на берегу реки, Маргушев, одетый в гражданскую одежду, не объяснив причину, отозвал К. в сторону, где стоял Борсов (домовладелец, у которого была совершена кража). Бор-сов нанес К. удар ногой по ноге, после чего Маргушев и Борсов посадили К. в автомашину и в пути следования в РОВД Маргушев, превышая свою власть, нанес К. удар кулаком по голове. По приезде в отделение Маргушев и Борсов завели К. в кабинет Мар-гушева. Когда К. стал отрицать участие в краже, Маргушев совместно с Борсовым и двумя неустановленными лицами с целью добиться от К. признания в совершении преступлений вчетвером избили его, нанося удары по голове и другим частям тела. В результате избиения потерпевшему были причинены закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга, кровоподтеки нижних век обоих глаз и левого плеча и др. Через некоторое время они сказали К., что обознались, и он был отпущен из милиции2.
Из указанного примера можно сделать вывод о неверной квалификации действий Борсова ввиду того, что последний фактически является непосредственным исполнителем принуждения к даче показаний. Следовательно, оценка его действий как причинение легкого вреда здоровью потерпевшего представляется в данном случае неуместной.
Однако в указанной ситуации законодатель в Федеральном законе от 8 декабря 2003 г. «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации» № 162 ФЗ попытался устранить имеющиеся противоречия путем внесения в диспозицию ч. 1 ст. 302 УК РФ указания на общий субъект преступления: «после слов “производящего дознание” дополнить словами “а равно другого лица с ведома или молчаливого согласия следователя или лица, производящего дознание”»3.
Тем не менее указанные изменения, как представляется, вызывают больше вопросов.
Так, вызывает некоторые сомнения предложенный законодателем способ разрешения проблемы, возникающей в ситуациях при соучастии со специальным субъектом преступления. Если быть последовательным, то ему следовало бы внести измене-
106
В.Г. Пономарев. О некоторых вопросах соучастия в преступлениях против правосудия
ния и в другие статьи УК, где указанные противоречия все еще имеют место. Но при таком решении вопроса, как уже говорилось, УК РФ будет являть собой никчемное казуистическое нагромождение и, следовательно, потеряет свою универсальность.
Более того, предложенные законодателем дополнения ст. 302 УК словами «с ведома или молчаливого согласия» представляются неудачными ввиду возможности их неоднозначного толкования и применения. Например, что подразумевается под «молчаливым согласием» и изменится ли квалификация, если такое согласие будет «немолчаливым»?
Все же в целях решения имеющейся проблемы представляется, что формулировка ч. 4 ст. 34 УК РФ должна быть уточнена таким образом, чтобы было ясно, что она рассчитана и на случаи непосредственного участия в совершении преступления, исполнителем которых может быть лицо, обладающее особыми качествами, субъектами, такими свойствами не обладающими.
Далее, субъектами преступления, предусмотренных ст. 302 УК, являются, следователь и лицо, производящее дознание. Возникает вопрос: как квалифицировать действия работников милиции, принуждающих путем применения насилия к предоставлению правдивой информации относительно совершенного лицом преступления?
Так, 11 февраля 1997 г. около 20 часов Е. был задержан по подозрению в незаконном приобретении и хранении наркотического средства и доставлен в РОВД.
К. и Р., старшие оперуполномоченные отделения по борьбе с незаконным оборотом наркотиков РОВД, стали избивать его, требуя признания им факта незаконного приобретения и хранения наркотика без цели сбыта. Избиение Е. продолжалось в течение всего следующего дня. 13 февраля 1997 г. он был госпитализирован с телесными повреждениями.
Президиум Верховного суда РФ приговор в части осуждения К. и Р. по ч. 2 ст. 302 УК РФ отменил и дело прекратил за отсутствием в их действиях состава преступления, указав следующее: поскольку Е. задержан по подозрению в преступлении, предусмотренном ч. 1 ст. 228 УК РФ, однако он не был признан подозреваемым согласно ст. 122 УПК РСФСР, а следовательно, Е. не относился к лицам, перечисленным в ст. 302 УК РФ (подозреваемый, обвиняемый, потер-
певший, свидетель), а осужденные не являлись лицами, производящими дознание и предварительное следствие4.
В связи с изложенным, деяния осужденных по данному эпизоду квалифицируются как совершение должностными лицами действий с применением насилия, явно выходящих за пределы их полномочий и повлекших существенное нарушение прав и законных интересов граждан.
Однако представим себе ситуацию, когда в рамках уже возбужденного уголовного дела произведенное сотрудниками милиции задержание подозреваемого не было оформлено в соответствии с требованиями ст. 91, 92 УПК РФ. Причины могут быть разные, в том числе отсутствие доказательств вины задержанного, а следовательно, и дальнейшей перспективы завершения уголовного преследования постановлением обвинительного приговора. Принуждение к предоставлению правдивой информации (о показаниях имеет смысл говорить только при наличии у задержанного лица статуса подозреваемого или обвиняемого) осуществляется следователем и лицом, производящим дознание, совместно. Как в данном случае дать уголовно-правовую оценку содеянному? Думается, что квалификация такого посягательства не должна измениться. Таким образом, для признания действий указанных субъектов принуждением к даче показаний необходимо, чтобы принуждаемое лицо также обладало указанным в законе статусом подозреваемого, обвиняемого, свидетеля или потерпевшего.
Другая трудность возникает, если свидетели объединяют свои усилия для дачи заведомо ложных показаний. Степень общественной опасности такого сплочения сильно возрастает в сравнении с ситуацией, когда свидетель дает ложные показания в одиночку, и соответственно появляется большая степень вероятности достижения поставленной цели. Целью такого объединения может служить, скажем, оправдание обвиняемого. Для выхода из сложившейся ситуации в науке предлагалось сконструировать квалифицированный состав лжесвидетельства.
Так, Н.С. Косякова предлагала следующую конструкцию квалифицированного вида: «Лжесвидетельство, совершенное группой лиц по предварительному сговору или организованной группой». Мотивировка такого предложения заключалась в том, что «за истекшие годы преступность становилась все
более организованной. При условии усиления борьбы с ней обычным явлением станет и организованное лжесвидетельство — одна из эффективных форм противодействия правосудию. Поэтому решение о включении в УК квалифицированного вида лжесвидетельства (совершенного группой лиц по предварительному сговору и особо квалифицированного (организованной группой) в большей степени соответствовало бы справедливости»5.
Однако данная позиция представляется небесспорной. На наш взгляд, при конструировании квалифицированного состава лжесвидетельства в целях учета повышенной опасности объединения усилий лжесвидетелей вряд ли можно прибегнуть к использованию традиционно указываемого законодателем признака «совершение преступления по предварительному сговору группой лиц». Преступление в данном случае не приобретает характера группового деяния, каждый из свидетелей дает показания самостоятельно. Взаимное способствование друг другу при совершении преступления отсутствует. Усилия лжесвидетелей объединяются не для дачи ложных показаний, а для достижения определенной цели. Следует отметить, что в данном случае объединение усилий свидетелей лежит вне рамок группового соучастия и соучастия вообще, поскольку, согласно ст. 32 УК РФ, последнее есть совместное участие в совершении одного и того же преступления.
Таким образом, при конструировании квалифицированного вида лжесвидетельства
следует учитывать выдвинутое Л.В. Лобановой предложение о целесообразности усмотрения в качестве квалифицирующего признака дачи ложных показаний следующего: «...те же действия, если они совершены свидетелями (потерпевшим, экспертом, переводчиком) по предварительной договоренности о даче ложных показаний с другими лицами»6.
Кроме того, предложение Н.С. Косяковой о необходимости внесения в УК РФ особо квалифицированного вида лжесвидетельства (как совершенного организованной группой) представляется поспешным. В настоящее время такой способ совершения данного преступления еще не приобрел достаточных масштабов. А, как известно, для конструирования нового состава преступления соответствующее предложение должно быть в достаточной степени криминологически обосновано.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Уголовный кодекс Австрии / Пер. с нем. М., 2001.
2 См.: Определение Судебной коллегии Верховного суда РФ от 4 сентября 1995 г. // Бюллетень Верховного суда РФ. 1996. № 4. С. 8.
3 См.: Российская газета. 2003. 16 дек.
4 См.: Постановление № 253п2001 по делу К. и др. // Бюллетень Верховного суда РФ. 2002. № 4. С. 11—12.
5 См.: Косякова Н.С. Лжесвидетельство // Государство и право. 2001. № 4. С. 72.
6 См.: Лобанова Л.В. Уголовная ответственность за ложную информацию и понуждение к нарушению обязанности содействовать правосудию. Волгоград, 1997. С. 173.
108
В. Г. Пономарев. О некоторых вопросах соучастия в преступлениях против правосудия
