CC BY
54
О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ НАШЕЙ КОНСТИТУЦИИ1
Г.И. Муромцев
Кафедра теории и истории государства и права Российский университет дружбы народов Ул. Миклухо-Маклая, б, 117198 Москва, Россия
Статья посвящена рассмотрению Конституции РФ 1993 г., ее специфики, отражающей уникальность особенностей исторического этапа, переживаемого постсоветской Россией.
Итак, прошло уже 10 лет, как действует Конституция постсоветской России. Это немного в сравнении с «возрастом» большинства конституций развитых стран. Но этого достаточно, чтобы оценить ее роль в развитии правовой системы страны, понять особенности Конституции, обусловленные спецификой современного этапа российской истории.
Поэтому в нынешний юбилей есть повод подумать над тем, что в Конституции удалось, а что «работает» неэффективно и в чем корень этих проблем и т.д.
Всякую конституцию можно исследовать с различных позиций: с точки зрения ее сущности, содержания, юридической техники и т.д. Можно также с культурноисторических позиций исследовать степень соответствия конституции правовой и политической культуре данного общества, системе общественных отношений и т.д. Такой широкий и многоаспектный подход представляется здесь наиболее приемлемым. Он предполагает обязательный учет культурно-цивилизационных особенностей данного общества, характер происходящих в нем социально-политических процессов.
1. О некоторых исторических предпосылках и особенностях российской Конституции.
Формирование основ нового общественного и государственного строя, которые закрепила Конституция РФ 1993 г., началось еще в советское время, с началом перестройки. Поэтому 1985 год следует считать исходной точкой этого процесса. Перестройка, на наш взгляд, была искренней попыткой вывести страну из кризиса путем реформирования советской системы. Тот факт, что причиной ее провала стали ее же достижения, свидетельствует об утопичности этих целей и об исторической обреченности советского строя. К таким достижениям перестройки мы относим прежде всего гласность и отмену статьи 6 Конституции СССР о руководящей и направляющей роли КПСС в обществе и государстве. Гласность позволила узнать правду о советском строе, которая потрясла страну. С нее начался процесс переоценки ценностей в общественном сознании, обусловивший все более критический настрой общественного мнения по отношению к власти. С отменой статьи 6 Конституции СССР гласность превратилась по сути в идеологический плюрализм в политической системе общества, что создавало почву для формирования и политического плюрализма. Процесс перестройки все более выходил из-под контроля властей. Тогда же начинают формироваться плюрализм форм собственности и реальный, а не декоративный, как прежде, институт конституционного контроля Все эти
1 В основу статьи положен текст выступления на Всероссийской научной конференции в МГУ, посвященной десятилетию Конституции РФ (декабрь 2003 г.).
формы плюрализма, наряду с институтом конституционного контроля, будут затем восприняты Конституцией РФ 1993 г. в качестве фундаментальных основ демократии.
По мере демократизации общества и государства происходила перегруппировка политических сил. В центре борьбы был вопрос о характере будущего общественного строя России. Его важность объяснялась спецификой тогдашней ситуации, когда массовое стремление россиян к свободе и демократии сочеталось с неодинаковым пониманием их содержания. Ведь оно зависело от характера общественного строя, который еще предстояло создать. В борьбе за выбор путей развития сталкивались две противоположных политических силы. Сторонники одной из них видели выход из кризиса в реформировании и демократизации советского социализма. Представители другой позиции выступали за его демонтаж и построение общества, основанного на разнообразии форм собственности, включая частную, идеологическом и политическом плюрализме, уважении прав человека. Борьба между ними, принявшая форму противостояния между просоветски настроенным Верховным Советом и реформаторскими силами во главе с Президентом России Б.Н. Ельциным, завершилась трагическими событиями октября 1993 года. Расстрел Верховного Совета стал трагической предтечей того исторического поворота, который совершила Россия в те осенние дни. Он наложил глубокий отпечаток на ее дальнейшее социально-политическое и правовое развитие. Его исходной точкой стала Конституция РФ 1993 г.
Параллельно формировались конституционные основы иного рода. Начавшиеся со времен перестройки центробежные тенденции в государственном устройстве, представлявшие реальную угрозу единству страны, проявились в так называемом «параде суверенитетов». Суть его состояла в массовом провозглашении автономными республиками, входившими в состав РСФСР, своего государственного суверенитета. Кроме того, также в массовом порядке российские автономии преобразовывали свой статус на более высокий. Наконец, в ряде случаев ими ставился вопрос о возможности выхода из состава РСФСР. Несомненно, это делалось, исходя из эгоистических целей местных элит, наносило ущерб стране, противоречило интересам государственного единства. Возникшие вследствие таких действий деформации в национально-государственном устройстве были закреплены в Федеративном договоре, подписанном в 1992 г. С одной стороны, он спас Россию от распада, с другой, закрепил суверенитет входящих в нее республик. Как известно, Федеративный договор вошел затем составной частью в Конституцию РФ 1993 г., что означало (впервые в мире) конституционное оформление федерации с суверенными автономиями. Закреплению столь абсурдной ситуации во многом способствовал тот факт, что в течение почти 60 лет советской власти статус автономной республики как государства не был определен2. В отечественной правовой литературе убедительно показана теоретическая, практическая и политическая несостоятельность суверенизации автономий.
В любом демократическом обществе конституция есть некая разновидность общественного договора, закрепляющего основы общественного и государственного строя, а также правого статуса личности, т.е. рамки ее свободы.
Реальность прав и свобод личности покоится прежде всего на фундаменте гражданского общества. Чем более оно стабильно и благополучно, тем более позитивна в своем содержании Конституция. И наоборот при отсутствии гражданского общества, не может быть широких социальных прав, а человек не гарантирован от произвола.
В условиях крутых исторических поворотов институты и принципы власти, а также конституционный статус личности (его элементы) могут быть восприняты из иных правовых культур. Конституции, принятые в переходные эпохи истории, отличаются существенными особенностями. Декларируемые в них цели и задачи неадекватны социально-политическим условиям, в которых они принимались. По-
2 Впервые она была признана в этом качестве лишь в Конституции РСФСР 1978 г.
этому их отличает особая юридическая техника, призванная отразить эту историческую специфику. Последнее обстоятельство чрезвычайно важно для России, которая также переживает сегодня переходный период своей истории.
Его своеобразие состоит в том, что отражая общие закономерности переходных эпох, он вместе с тем обладает уникальными особенностями. Нынешний переход России к новому социальному строю принципиально отличен от процесса становления буржуазного строя в Европе. Там точкой его отсчета были буржуазные революции, означавшие качественный скачок в развитии общества.
В России же движение к иному социальному строю идет через реформы, которые затрагивают все сферы общества. В этом смысле термин «реформы» означает лишь постепенность процесса, отсутствие в нем революционных скачков. Однако по своей сути, а также целям и задачам, реформы, как это ни парадоксально, являются революцией. Начавшись с революционного шага — разрушения советской государственности и превращения бывших субъектов советской федерации в независимые государства, реформы призваны создать в стране иной тип общества, что также — революционная задача. Буржуазные революции привели к замене абсолютной власти монарха демократической властью народа, представляемого буржуазией. Преобразования в постсоветской России призваны утвердить демократическую власть народа вместо тоталитарной (т.е. по сути неограниченной) партийно-государственной власти. Однако если буржуазные революции шли в русле исторического прогресса, то в условиях России реформы есть в известном смысле откат назад, к досоветским исходным позициям. По сути дела они есть контрреволюция, поскольку конечная их цель — ниспровержение «завоеваний Октября». Следует оговориться при этом, что восстановление в России капитализма предполагается не в «чистом» виде, а с «поправками», отражающими опыт развитых стран в XX столетии. Парадоксально, что эти «поправки» явились следствием развития не столько собственно мирового капитализма, сколько влияния на него советского социализма в ходе противоборства двух систем. Это объективно обусловливает конвергентный характер того общества, создание которого является целью российских преобразований. Современное развитие России есть по существу исторический зигзаг, отражающий стратегическую бесперспективность советской социальной модели и специфику общественного сознания в нынешней постсоветской России.
Ее «откатное» развитие означает возврат к эпохе первоначального накопления капитала. Именно в эту эпоху в истории Европы и Америки формируются национальные государства, растет буржуазный национализм. В этой связи пресловутый «парад суверенитетов», начавшийся еще до распада СССР, лишь отражает мировые тенденции. В его основе — крайне слабое развитие капитализма в национальных районах России как до 1917 г., так и (особенно) в годы перестройки и постсоветское время, когда страна объективно эволюционировала к капитализму. В немалой мере этому способствовали также перегибы в советской национальной политике и попытки их спекулятивного использования представителями национальных элит. Нельзя сбрасывать со счетов и системный кризис власти в России. В ее истории, как известно, времена «смуты» порождали тенденции, опасные для единства страны.
Существенное значение для понимания специфика нынешней российской Конституции имеет характер движущих сил российских преобразований. Для сравнения, в Европе к моменту буржуазных революций общество уже было беременно капитализмом. В его недрах сложились новые отношения собственности и новый класс, способный возглавить революцию. Политические и правовые требования этого класса легли в основу буржуазного права. В России же на момент начала реформ не было ни новых отношений собственности, ни сформировавшегося класса-гегемона, ни новой общественной идеологии («национальной идеи»). При этом если политические и правовые требования европейской буржуазии отражали ее собственное мировоззрение, сложившееся в ходе острой политической борьбы за место под солнцем, то идеи российских реформ восприняты извне и отражают опыт
иных, наиболее развитых стран, перенесенный на российскую почву. Эти идеи выдвигали в советское время немногочисленные диссиденты да появившиеся уже в эпоху перестройки демократы (в кавычках и без). Те и другие, как правило, пришли к демократическим лозунгам лишь умозрительно. Исторический парадокс состоит в том, что демократами сплошь и рядом выступают представители бывшей партийно-советской номенклатуры, сыгравшей когда-то главную роль в ликвидации класса буржуазии. Неудивительно поэтому, что их демократические лозунги порой скрывают лишь стремление «притереться» к новой власти, их личные амбиции, корыстный интерес и т.д. В целом политические и правовые требования российских демократов ограничиваются, как правило, попытками перенесения на российскую почву международных стандартов в области прав человека, а также институтов и принципов власти, сложившихся в высокоразвитых странах. В силу этого российская Конституция, закрепляющая эти требования, является во многом реципированной, отражающей достижения иных правовых культур.
И еще одно важное обстоятельство. Буржуазия шла к власти в русле юридического мировоззрения, которое характеризует прежде всего правовой фетишизм. Право при таком мировоззрении воспринималось как первооснова всякого общества, что объяснялось фактом восприятия на европейском континенте римского права, пережившего многие эпохи.
В России же ситуация была по сути принципиально иной. Здесь авторитет права никогда не был высоким. Что касается советского строя, то он определяется в российской правовой литературе как «неправовой социализм» [ 1 ].
Таким образом, формирование нового правосознания с принятием Конституции РФ 1993 г. практически начинается с нуля. В политической сфере новая политическая и правовая идеология формировалась вместе с образованием множества, как правило, малочисленных политических партий, движений и т.д. Нередко они отражали не столько интересы их членов, сколько честолюбивые устремления лидеров. При этом восприятие новых идей проходило (особенно поначалу) на фоне мощной инерции старого мышления. Экономические и социально-политические предпосылки нового общественного строя практически отсутствовали. Так, в сфере экономики делались лишь первые шаги к демонтажу старой системы, основанной практически на полной монополии государственной собственности на средства производства. Уродливые формы этого процесса, прозванного в народе «прихвати-зацией», стали притчей во языцех.
Исторической закономерностью переходных эпох является фактор исключительной самостоятельности государства. Ее причина — в отсутствии у государства адекватной социальной базы. В Европе накануне буржуазных революций исключительной самостоятельностью обладало абсолютистское государство, стоявшее над схваткой буржуазии и феодальной аристократии. С приходом к власти буржуазии исключительная самостоятельность государства прекращалась.
В условиях СССР исходной точкой исключительной самостоятельности государства была, пожалуй, отмена ст. 6 Конституции СССР 1977 г. о руководящей и направляющей роли КПСС в обществе и государстве (хотя кризис власти возник значительно ранее). Именно тогда стал «рассыпаться» партийно-государственный фундамент тоталитарной власти. В условиях исключительной самостоятельности государства его социальная основа отличается неустойчивостью и «усеченностью» в силу «зависания» государства над обществом, лишенным системной целостности.
Право здесь также противоречиво и несистемно, поскольку включает институты и нормы, которые типологически несовместимы Такая же противоречивость характерна для стереотипов мышления и поведения, действующих в обществе.
Итак, в момент принятия Конституции Россия находилась на историческом распутье. Специфика исторического этапа, в который она тогда вступила, состояла в том, что переход от одной общественной системы к другой означал одновременно возврат к ценностям, отвергнутым большевиками в 1917 году.
2 Переходное общество, юридическая техника и проблема реальности Конституции.
Всякая конституция закрепляет известное соотношение сил в политической борьбе. Это положение марксизма в известном смысле применимо к данной Конституции, которая закрепила 1) историческое поражение советского строя и вступление России — как преемницы СССР — в новую полосу своей истории, 2) победу реформаторских сил, отстаивавших принципы либерализма как основы социально-политического строя. Отражением этой победы стало конституционное закрепление — впервые после 1917 г. — новой, немарксистской концепции правопонима-ния, новых принципов права и в государственности, новой концепции прав и свобод человека и гражданина.
На момент принятия Конституции Россия, обладающая огромным природным и интеллектуальным потенциалом, переживала глубокий системный кризис. В этих условиях естественно стремление найти выход из кризиса в использовании опыта развитых стран, в том числе и в области права, правовой политики. При этом рецепция принципов и норм конституционного (как всякого иного) права может иметь успех лишь с учетом специфики российских условий, в которых принята Конституция. Как уже отмечалось, они состоят в исторически переходном характере российского общества, государства и права. В этой связи не менее ценным для российского законодателя становится опыт иных стран (обычно менее развитых), принимавших конституции в сходных исторических условиях. Чрезвычайно полезен и опыт конституционного развития первых лет советской власти. Необходимость использования отечественного и зарубежного опыта обусловлена, на наш взгляд, сложностью и масштабностью задачи перевода такой огромной страны, как Россия, с рельсов социализма в его марксистском понимании на путь буржуазного развития. В свое время марксизм исходил из необходимости переходного периода от капитализма к социализму. Большевики, придя к власти, осуществляли этот переход почти 20 лет. Наивно было бы думать, что путь назад — от социализма к капитализму — можно преодолеть «одним прыжком» — за год, полгода, «500 дней» и т.д. Однако, этот наивный подход взял верх при подготовке российской Конституции. Наш законодатель, проигнорировал отечественный и мировой опыт прошлого столетия. Между тем, такой опыт позволяет выделить ряд приемов юридической техники, используемых для «привязки» конституции к реалиям переходного общества. Среди них следует назвать прежде всего включение в конституцию программных положений. Такой технический прием использовался, в частности в Ирландии, Индии, Нигерии и ряде других стран. В Индии, например, Конституция 1950 г. содержит специальный раздел «Основные принципы политики государства», в который и включены программные положения. Они не применяются в судах, но являются ориентиром в процессе законотворчества. В юридической литературе отмечается их весьма положительная роль в развитии индийского законодательства [2].
Второй прием состоит в принятии временной конституции. Такие конституции принимались, в частности, в ряде развивающихся стран Ближнего и Среднего Востока, Африки и т.д. Они, как правило, включали некую политическую декларацию, провозглашавшую цели и задачи режима, а также раздел о структуре власти. Вопрос о правах и свободах граждан в них либо опускался, либо излагался крайне кратко.
Весьма показателен в этой связи опыт первых советских конституций. К примеру, Конституция РСФСР 1918 г. хотя и не называлась временной, но включала немало положений о целях и задачах советской власти. Это обусловило программный характер многих ее предписаний, отражавших направление преобразований в обществе. В Конституции неоднократно подчеркивалось, что их действие рассчитано лишь на «настоящий переходный момент диктатуры трудящихся». Наряду с этим Конституция включала также раздел «Конструкция советской власти», включавший лишь нормы позитивного права.
Конституция СССР 1924 г., принятая также в исторически переходный период,
закрепляла лишь конструкцию Союза ССР и вообще не включала норм о правах и свободах граждан [3].
В противоположность этому в Конституции России 1993 г. нет ни упоминания о переживаемом страной переходном периоде ни норм программного характера3.
Воспринятая авторами Конституции юридическая техника развитых стран исходит из позитивного характера конституционных норм и принципов, отражающих высокий уровень правовой и политической культуры, а также социально-экономического развития общества. Такая юридическая техника, сложившаяся в иной культурно-исторической среде, оказалась в условиях России в своеобразном культурном вакууме. В итоге ряд основополагающих положений Конституции, изложенной в позитивной форме стихийно приобрели — вследствие неадекватности российским условиям — программный характер. Поэтому они были изначально обречены на инфляцию и даже на фиктивность. К примеру Конституция закрепляет весьма привлекательную концепцию прав и свобод человека и гражданина и, казалось бы, эффективный механизм их защиты. Так, Российская Федерация провозглашается демократическим правовым и социальным государством (п. 1 ст. 1, п. 1 ст. 7), человек, его права и свободы объявляются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод гражданина — обязанностью государства (ст. 2). В частности, эти права и свободы признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права, неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения (п. 1,2 ст. 17). Каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод. Решения и действия (или бездействие) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц могут быть обжалованы в суде.
При этом, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты, то каждый вправе в соответствии с международными договорами РФ обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека (ст. 46). Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы (п. 4 ст. 15). У непосвященного читателя, не знающего реального положения дел, может создаться впечатление, что Конституция закрепляет эффективный политико-юридический механизм обеспечения прав и свобод человека. Все это выглядит весьма привлекательно, если отвлечься от того факта, что в России еще нет гражданского общества, и процесс его формирования далек от своего завершения. А ведь это — основное условие и предпосылка правового государства. Нет у нас и адекватного правовому государству уровня правовой и политической культуры. Три четверти века советские люди прожили в условиях неправового общества. Поэтому сегодня этот уровень может быть лишь крайне низким, причем как у властвующих, так и подвластных. Он, с одной стороны, проявляется в коррупции, пронизывающей структуры власти, с другой — в правовом беспределе, крайне низком авторитете права и т.д.
Современное российское общество сохраняет значительные «родимые пятна» общества советского. Там человек, лишенный частной собственности, целиком зависел от государства, которое «даровало» ему права и свободы. Здесь подавляющая часть российских граждан также лишена собственности, более того живет на грани бедности. Не удивительно, что конституционное положение о социальном государстве сочетается с периодическими многомесячными задолженностями в различных регионах страны по зарплате, различным пособиям и т.д. В этих условиях высшая ценность прав и свобод человека и гражданина из конституционного принципа
3 Пожалуй в программном плане может быть истолкован лишь п. 1 ст. 7, где Российская Федерация провозглашается социальным государством, «политика которого направлена на создание условий обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека». Словосочетание «политика которого направлена на создание условий» может быть истолковано как отсутствие этих условий на данный момент.
превращается во многом в программный политический лозунг.
Все сказанное приводит к выводу об известной ограниченности и даже фиктивности действия ряда важнейших положений Конституции. В их числе и положения о высшей юридической силе, и прямом действии Конституции Российской Федерации на всей ее территории. Причины «пробуксовки», помимо прочего, дополняются здесь центробежными тенденциями в государственном строительстве, стремлением отдельных субъектов федерации «скорректировать» федеральную Конституцию в собственных эгоистических целях.
Немаловажно и то, что обреченные на «пробуксовку» положения Конституции оказались в ее структуре основополагающими. Они закреплены в главе I «Основы конституционного строя» и главе II «Права и свободы человека и гражданина». Как известно, именно эти главы, наряду с главой IX , не могут быть пересмотрены Федеральным Собранием. И лишь в остальные главы Конституции (с Ш по VIII), посвященные структуре власти, возможно внесение поправок. В этих условиях в значительной мере обесцениваются закрепленные в Конституции и представляющиеся весьма эффективными механизмы обеспечения верховенства закона, прав и свобод человека и гражданина и т.д., которые весьма эффективны в иных историко-культурных условиях.
Как оценивать в этих условиях действующую российскую Конституцию? Думается, ее правильная оценка может быть дана лишь с позиций широкого культур-но-исторического подхода. При таком подходе неизбежен вывод, что Россия была обречена на такую Конституцию. В этой связи уместно вспомнить слова американского профессора Дж. Бермана о том, что все крупнейшие революции, начиная от папской 1157 г. и кончая английской, французской и т.д., включая большевистскую революцию в России 1917 г., потрясали до основания старое общество, но в итоге так и не могли выйти за рамки старых традиций [4]. Российские демократы лишь подтвердили эту закономерность. Борясь против радикализма большевиков, они оказались еще более радикальными в стремлении одним прыжком достигнуть нового общества. Думается, нынешняя российская Конституция при всех ее недостатках играет в целом положительную роль. Являясь основой и одновременно вершиной правовой системы, намечая ориентиры социально-политического развития, она вместе с тем по мере углубления реформ и формирования гражданского общества будет все в большей мере работающей. Превращение ее в реально действующую требует времени: ведь речь идет о процессах исторического масштаба, рассчитанных на десятилетия.
ЛИТЕРАТУРА
1. Нерсесянц B.C. Юриспруденция. Введение в общую теорию права и государства.—М., 1998. С. 156.
2. Мозолин В.П. Личность, право экономика в современной Индии. — М., 1979.
3. История Советской Конституции 1917—1956. — М., 1957. С. 142-158,458-472.
4. Берман Дж. Западная традиция права эпоха формирования. — М., 1994. С. 36.
ABOUT SOME FEATURES OF OUR CONSTITUTION
G.I. Muromtsev
The Department of Theory and History of State and Law Russian Peoples’ Friendship University Miklukho-Maklaya str. 6, 117198 Moscow, Russia
The article is devoted to specific features of the Constitution oa Russia which reflect the uniqueness of the postsoviet historical period in Russia.
