CC BY
25
. РОССИЙСКОЕ ПРАВО НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ. АКТОВАЯ РЕЧЬ НА ЗАСЕДАНИИ УЧЕНОГО СОВЕТА РУДН, ПОСВЯЩЕННОМ ДНЮ НАУКИ 17 АПРЕЛЯ 2000 Г
Г.И. Муромцев
Кафедра теории и истории государства и права Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, б, 117198, Москва, Россия
Моя актовая речь посвящена российскому праву на рубеже веков, однако, новое столетие (и тысячелетие) с правовой точки зрения - фактор случайный. Исторический парадокс состоит здесь в том, что их начало совпадает с переходной эпохой в истории России. В этом смысле словосочетание «на рубеже веков» звучит в применении к российскому праву символично. В самом деле, как право переходной эпохи оно несет на себе черты и отрицаемого, но не преодоленного прошлого, и провозглашенного, но не построенного будущего. Специфика этой переходной эпохи и есть решающий фактор в определении природы и особенностей современного российского права
1. О методологии вопроса.
Необходимость ее рассмотрения объясняется рядом обстоятельств. Первое из них связано с правопониманием и состоит, в частности, в том, что всякий разговор о праве предполагает ответ на вопрос, что мы понимаем под правом. Еще Кант заметил, что единства взглядов в. вопросе о понятии права среди юристов нет. Между тем, вне связи с правопониманием нельзя понять многих важных аспектов характеристики права.
В этом смысле правопонимание является исходным при сравнительном и историческом исследовании права.
Второе обстоятельство связано с тем, с каких позиций мы поведем разговор о праве. Дело в том, что право - это многоуровневое системное образование. Отсюда возможен многоаспектный подход к его исследованию. Поскольку в данном случае речь идет о российском праве «в целом», то для такого исследования необходимо понятие, отражающее этот целостный системный подход. Представляется, что наиболее адекватным здесь будет понятие «правовая система». Отражая наиболее высокий уровень абстракции при применении к праву понятия «система», оно позволяет не только видеть проблему «в целом», но исследовать также разные уровни системности в праве, раскрыть его связи с неправовыми социальными факторами и т.д. Сквозь их призму только и можно раскрыть социальную природу права. Мы можем использовать также сравнительный метод, сопоставляя правовую систему России с иными правовыми системами. Наконец, сама логика такого подхода приводит к вопросу об историческом месте постсоветского российского права.
Нельзя не отметить, что само понятие «правовая система» сложилось в советской теории права уже во времена перестройки, когда узконормативное понимание права как системы норм, исходящих от государства и обеспеченных его принудительной силой, уступило место «широкому» его пониманию. Узконормативное понимание права, если отвлечься от его классовых аспектов, отражало, по сути, буржуазную концепцию юридического позитивизма, отождествляющую право и закон, сводящую право к приказу суверена. Право выступало при этом лишь как форма, инструмент выражения и закрепления воли определенных классов, народа при «развитом социализме». Данная формула, с одной стороны, допускала весьма неодинаковое правопонимание, а с другой - не учитывала специфики традиционного права. (В исламе, например, обязательность норм шариата зиждется не только на государственном принуждении). Кроме того, абсолютизируя нормы, или право в объективном смысле, данная формула вообще опускала вопрос о правах человека, или о субъективном праве, а в более широком смысле — вопрос о реализации права вообще. В этом смысле, она словно предвосхищала наши «социалистические» реалии, где совмещались, казалось бы, прогрессивные нормы Конституции и законодательства с массовыми незаконными репрессиями. Поэтому «широкое» правопонимание, зародившееся в период хрущевской «оттепели», призвано было исправить дефекты узконормативного подхода. Его сторонники включали в понятие права помимо норм также правосознание и правоотношения, т.е. практику реализации правовых предписаний. В итоге была создана необходимая основа для понятия «правовая система)). Характерно, что первая монография, посвященная этой теме, вышла в
свет уже в конце 80-х годов.' Правовая система охватывает по сути всю правовую
действительность той или иной страны, включая в себя такие разнородные элементы, как:
1) док гринально-философский, или идеологический (правопонимание, понятия и категории права и т. д.);
2) нормативный, т.е. совокупность действующих в обществе правовых норм;
3) институционный, т.е. юридические учреждения правотворческие И
правоприменительные, и;
4) социологический, т.е. правоотношения, применение права, юридическая
практика.
В таком качестве правовая система выступает как одна из подсистем общества наряду с экономической, политической, религиозной и т.д., взаимодействуя с «внешней» средой, прежде всего путем обмена информацией. Иногда правовую систему отождествляют с правовой культурой общества. Таким образом, мы понимаем правовую систему как научную категорию,, "дающую многомерное отражение правовой действительности конкретного государства на ес
идеологическом, нормативном, институциональном и социологическом уровнях.2
И еще одно методологическое замечание. Рамки моего сообщения, конечно же, не позволяют всесторонне рассмотреть все аспекты российской правовой системы. Однако данное понятие будет у нас своеобразной матрицей, ориентиром при анализе поставленных в этой речи проблем.
2. Переход от тоталитаризма к демократии и сущностная характеристика российского
права.
История российского права в XX в. подтверждает историческую закономерность, состоящую в том, что даже при общественных переворотах, влекущих крутую ломку социальной природы права, сохраняется немалая преемственность в области его структуры, юридической техники, догмы и т. д. Так, российское право до 1917 г. входило в фуппу стран романо-германского права, которое основано на римском праве. Советскому праву уже выделялось на правовой карте мира особое место, отличное от права буржуазных сгран. За основу при этом брались его сущностные отличия, а также структура, система источников и т. д. Вместе с тем, догматика и основные правовые категории во многом сохранились прежними.
Российское право, возникнув из права советского, сохраняло на первых порах многае его черты. Однако дальнейшее его развитие состояло в накоплении глубоких качественных изменений, которые затрагивали все его параметры - доктрину, структуру, систему источников права, наконец, его социальную природу. Социальная сущность права, с точки зрения советской доктрины, считалась важнейшим аспектом его характеристики.
Сегодня в России она отражает и общие закономерности исторически переходных эпох, и уникальные особенности движения России от тоталитаризма к демократии. В переходные эпохи общество и право обычно утрачивают качества системности. Отсюда незавершенность является основной чертой современного российского права. Однако уникальность ситуации состоит не столько в этом, сколько в характере перехода к новому социальному строю, который (переход) принципиально отличен от процесса становления буржуазного строя в Европе. Там точкой его отсчета были буржуазные революции, означавшие качественный скачок в развитии общества. В России же речь идет лишь о реформах, затрагивающих, однако все сферы общества, включая право. В данном случае понятие «реформа» означает и процесс преобразований, и его результат. Российские реформы находятся в процессе своего осуществления и отражают движение общества от одного качественного состояния к другому. В этом смысле термин «реформы» означает лишь постепенность процесса, отсутствие в нем революционных скачков. Однако по своей сути, а также целям и задачам реформы, как это ни парадоксально, являются революцией. Они начались по существу с революционного шага - разрушения советской государственности и превращения бывших союзных республик в независимые государства. Суть и стратегическая цель реформ состоят в переходе к иному типу общества, что также — революционная задача. Буржуазные революции привели к замене абсолютной власти монарха демократической властью шрода, представляемого буржуазией. Преобразования в постсоветской России призваны утвердить демократическую власть народа вместо тоталитарной (т.е. по сути неограниченной) партийногосударственной власти. Однако если буржуазные революции шли в русле исторического
1 См.: Правовая система социализма. В 2-хт.т. Под ред. Васильев A.M., М, 1988.
2 Проблемы теории права и государства. Под рея. Нерсесянца B.C., М., 1999, с. 2§ 1-282.
прогресса, то в условиях России реформы есть в известном смысле откат назад, к досоветским исходным позициям. По сути дела они есть контрреволюция, поскольку конечная их цель -ниспровержение «завоеваний Октября». Следует оговориться при этом, что восстановление в России капитализма предполагается не в «чистом» виде, а с «поправками», которые были внесены в него в ходе XX века. Парадоксально, что эти «поправки» явились следствием развития не столько собственно капитализма, сколько влияния на него советского социализма в ходе противоборства двух систем. Это объективно обусловливает конвергентный характер того общества, создание которого является целью российских преобразований. Современное развитие России есть по существу исторический зиг-заг, обусловленный как стратегической бесперспективностью советской социальной модели, так и спецификой общественного сознания в постсоветской России.
Особенность становления нового российского государства и права состоит, прежде всего, в «откатном» характере развития общества, ведь движение к рынку означает откат к эпохе первоначального накопления капитала. Указанная специфика проявляется прежде всего в характере движущих сил российских, преобразований. Для сравнения, в Европе к моменту буржуазных революций общество уже было беременно капитализмом. В его недрах сложились и новые отношения собственности, и новый класс, способный возглавить революцию. Политические и правовые требования этого класса легли в основу буржуазного права. В России же на момент начала реформ не было ни новых отношений собственности, ни сформировавшегося класса-гегемона, ни новой общественной идеологии («национальной идеи»). При этом если политические и правовые требования европейской буржуазии сложились задолго до буржуазных революций, отражая условия ее существования, то идеи российских реформ по существу привносились извне, поскольку основывались на опыте развитых стран. Их выдвигали в советское время немногочисленные диссиденты да появившиеся уже в эпоху перестройки демократы (в кавычках или без). Те и другие, как правило, пришли к демократическим лозунгам лишь умозрительно. Исторический парадокс состоит здесь в том, что демократами сплошь и рядом выступают представители бывшей партийно-советской номенклатуры, сыгравшей когда-то решающую роль в ликвидации буржуазии как класса. Неудивительно поэтому, что их демократические лозунги порой скрывают лишь стремление «притереться» к новой власти, их личные амбиции, корыстный интерес и т. д. В целом политические и правовые требования российских демократов ограничиваются, как правило, попытками перенесения на российскую почву международных стандартов в области прав человека, а также институтов и принципов, сложившихся в условиях высокоразвитых стран. В силу этого новое российское право, закрепляющее эти требования, является во многом рецепированнным (т. е. воспринятым извне). Отражая мировые достижения, оно вместе с тем содержит пробелы по многим насущным вопросам развития страны. Такая ситуация отражает тот парадоксальный факт, что на старте реформ российское общество определилось лишь в воем отношении к прошлому. На момент распада СССР общественное мнение страны было единым, пожалуй, лишь в отрицании тоталитарного строя. Что касается вектора будущего развития, то эта проблема остается предметом' дискуссий вплоть до наших дней. В итоге процесс становления нового общества идет при отсутствии его общей модели, которая, как известно, находит свое формализованное отражение в праве. Иными словами, правовое здание строят фрагментами, блоками, без его общего «чертежа».
И еще одно важное обстоятельство. Буржуазия шла к власти в русле юридического мировоззрения, основой чертой которого был, пожалуй, правовой фетишизм. Он объяснялся тем, что основу права на европейском континенте составляло тогда римское право. Пережившее многие эпохи, оно воспринималось как первооснова всякого общества.
В России же авторитет права был всегда невысок. В частности, в отечественной юридической литературе советский строй получил определение «неправового социализма».1
Специфика формирования правовой идеологии в постсоветской России отражает не только сложность проблем выхода страны из исторического тупика, но и влияние характерного для переходных эпох фактора исключительной самостоятельности государства. Ее причина - в отсутствии у государства адекватной социальной базы. Если в условиях «нормального» развития, т. е. при относительной его самостоятельности, оно сначала выражает интересы общества, а затем уже свои собственные, то в условиях исключительной самостоятельности собственные интересы государства могут выступать на первый план. В Европе накануне буржуазных революций
1 Нерсесянц B.C. Юриспруденция. Введение в общую теорию права и государства: М., 1998. 218
исключительной самостоятельностью обладало абсолютистское государство, как бы стоявшее над схваткой буржуазии и феодальной аристократии. С приходом буржуазии к власти исключительная самостоятельность государства прекращалась. В условиях СССР исходной точкой исключительной самостоятельности государства следуег признать, пожалуй, отмену ст. 6 Конституции СССР 1977 г. о руководящей и'направляющей роли КПСС в обществе и государстве (хотя кризис власти возник значительно ранее). Именно тогда стал «рассыпаться» партийно-государственный фундамент тоталитарной власти. Исключительная самостоятельность государства проявляется, прежде всего, в чрезвычайном возрастании роли субъективного фактора в направленности развития общества, в определении целей государства и т. д. В таких условиях возможны зигзаги в развитии, откаты назад, изменения природы режимов и т. д. Социальная природа государства отличается в таких условиях противоречивостью и «усеченностыо» в силу «зависания» его над обществом, лишенным системной целостности.
Не имея широкой социальной опоры, российское государство является по своей сущности орудием защиты интересов либерально-демократической бюрократии, а также различных групп нарождающегося национального капитала, прежде всего финансово-банковского. Защита интересов других социальных слоев и групп обусловлена степенью их совместимости с интересами этого строя, а также скудными возможностями государства в условиях глубокого системного кризиса.
Поскольку сущность государства проявляется, прежде всего, через право, то социальная сущность российского права в целом адекватна вышеописанной. Одно из основных противоречий российского государства в условиях его исключительной самостоятельности состоит в объективной разнонаправленное™ устремлений общества и государственной власти. В то время как первое, устав от тоталитарного произвола и безвластия переходного периода стремится к эффективной демократической власти, второе, не имея прочной социальной опоры, нередко отождествляет эту власть с режимом бонапартистского толка. Тем более, что решение сложных проблем, стоящих перед страной, немыслимо без сильной и эффективной государственной власти. Отсюда в стране потенциально существует угроза диктатуры. Преодоление исключительной самостоятельности государства возможно лишь с созданием достаточно прочной его социальной базы, а также демократического режима власти. Социальная база государства может создаваться как «снизу», т.е. в ходе эволюции самого общества, так и «сверху» - при политике больших «скачков» либо «откатном» варианте развития. Эту базу, прежде всего в лице так называемого среднего класса, должно создавать «сверху» российское государство.
Исключительная самостоятельность государства проявляется в правовой сфере, прежде всего в глубокой противоречивости правового развития, в пробельности ряда важных сфер общественной жизни, в неадекватности целых нормативных массивов потребностям общества. Так, новое демократическое законодательство, следуя международным стандартам, исходит порой из иных, чем в России социальных и культурных условий (ведь это - уровень высокоразвитых стран). Отсюда - невольное забегание вперед, отсутствие механизмов реализации, неадекватное отражение реальности и т. д. Кроме того, в структуре права еще немало актов тоталитарных времен, которые, несомненно, тормозят общественный прогресс. Поэтому вектор правового развития не всегда следует в русле реформ.
3. Российское право: к новой парадигме.
В постсоветском развитии советского права отчетливо выделяются два этапа: до принятия Конституции 1993 г и после. Первый из них есть своего рода историческое распутье, поиск новой парадигмы, борьба правовых идей в условиях неясного соотношения политических сий. На первых порах этот период характеризует ситуация своеобразного вакуума в сфере правовой идеологии. Суть ее, по словам профессора B.C. Нерсесянца, в том, что «без марксистско-ленинской идеологии и коммунистических представлений о праве и государстве, без прежней концептуальной основы, мировоззрения, понятийного аппарата и словаря постсоветская юриспруденция оказалась в межеумочном переходном состоянии».1 Постепенно складываются различные представления о путях развития постсоветской юриспруденции. Однако и сегодня здесь можно встретить широкий спектр взглядов, идей, концепций, в частности, таких как либерально-демократическое направление; цивилитарное; прежнее (несколько словесно модернизированное) марксистско-
1 Нерсесянц B.C. Юриспруденция. Введение в курс общей теории государства и права. М., 1998, с. 154.
ленинское направление; традиционалистское (антизападническое направление, апеллирующее к дореволюционной русской юриспруденции в ее ночвегшо-славянофильской трактовке).1
Принятие Конституции Российской Федерации 1993 года означало победу либеральнодемократического направления правовой мысли, пришедшего на смену классовому марксистско-ленинскому подходу. Столь характерная для советской доктрины догматизация этого подхода чревата в теоретическом и практическом плане серьезными негативными последствиями. Так, понимание государства как машины классового господства, а права - как возведенной в закон воли господствующего класса делало излишним понятие легитимности власти. Последнее было просто несовместимо с марксистским подходом к этому вопросу. Как известно, легитимность власти означает получение ее на основе закона и в рамках установленной процедуры, а также признание ее членами общества в качестве законной, «своей» власти. Одггако марксизм оправдывает, как известно, насильственный захват власти революционным пролетариатом вне рамок закона и процедур. С другой стороны, если государство есть машина классового подавления, то элемент признания власти со стороны подвластных также становится необязательным. Неудивительно, что понятие «легитимность власти», являющееся в мире общепринятым, отсутствовало в марксистско-ленинской теории государства и права
Классовый подход признает научной лишь единственную доктрину права - марксистско-ленинскую, а все другие учения - ненаучными либо квазинаучными. При этом в основе таких оценок сплошь и рядом лежит политический, а не строго научный подход. Такой взгляд сродни средневековому делению мира на «своих» и «чужих», «верных» и «неверных». Он не только упрощал ситуацию в области теории государства и права, но и существенно обеднял проблематику и методологию научных исследований. Отказ от классового подхода в теории права означает, прежде всего, признание плюрализма правовых воззрений, «право на существование» любых правовых концепций, если они выдерживают испытание критикой. Это способствует существенному обогащению как проблематики, так и методологии правовой науки.
В соответствии с Конституцией, человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод гражданина есть обязанность государства (ст. 2). Указанное положение ставит проблему политико-юридического механизма обеспечения прав и свобод человека. В этом контексте ключевое значение приобретает положение Конституции, согласно которому Российская Федерация есть демократическое, правовое и социальное государство (ст. ст. 1, п. 1 и 7, п. 1). Лозунг правового государства с первых лет перестройки стал едва ли не самым популярным среди демократических лозунгов того времени. В нем отражалось стремление общества, вдохнувшего воздух свободы, к режиму демократии и законности. При этом в него невольно вносились элементы идеализации и упрощенчества. К примеру, порой недооценивался тот факт, что важен не сам по себе лозунг правового государства, а то, какое содержание мы в него вкладываем. Дело в том, что оно весьма подвижно и зависит от характера правопонимания и политико-правового режима в обществе. Поэтому указанный лозунг может иметь и демократический, и реакционный смысл. Так, при позитивистском провопонимании, когда право и закон отождествляются, можно признать правовым и полицейское государство. Оговоримся при этом, что в англо-американской доктрине права такая неоднозначность содержания невозможна. Там концепция господства права - эквивалент правового государства в романо-германских странах - отражает старый английский взгляд, что общее право, основанное на разуме и обычае, есть хранилище древних свобод англичан.
О недооценке фактора правопонимания в вопросах правового государства говорит и тот факт, что согласно распространенному мнению, важнейшим его признаком является верховенство закона, в то время как речь должна идти о верховенстве правового закона. Ведь критерием его легитимности, действительности является его соответствие праву. В целом амплитуда взглядов на проблему правового государства в нашей юридической литературе весьма широка. С одной стороны, данную концепцию рассматривают как большое достижение теоретической мысли,. исследуя ее на примере развитых стран, с другой - видят в ней порой величайшую утопию XX века. Думается, суть этой политико-правовой конструкции хорошо отразил российский академик Павел Виноградов. В условиях правового государства, или господства права в его англо-американском варианте, возможны, по его мнению, злоупотребления и преувеличения. Однако главную ценность «господства права» он видит в том, что в одном отношении все равны: «все
1 Нерсесянц В.С. Указ. Соч. сЛ 55. 220
одинаково подчинены закону и все имеют право требовать, чтобы закон был одинаков, справедлив и не нарушим для них. Мало позаботиться, чтобы законы хорошо составлялись, надо, главное, обеспечить их исполнение, и в этом случае более всего может делать суд правый, твердый и нелицеприятный».1
Недооценивается либо не всегда верно характеризуется столь важная предпосылка правового государства, как гражданское общество. В частности, в литературе порой не учитывается тот факт, что гражданское общество - это по своей сути буржуазное общество, которое в России лишь формируется.
Постановка в центр политической и правовой мысли человека, его прав и свобод предполагает принципиально иную, чем прежде концепцию личности, иной механизм взаимосвязи государства и общества, личности, государства и права. Советский подход к данной проблеме исходил из вторичности интересов личности в сравнении с интересами общества и государства («общественное выше личного»). В условиях господства государственных и общественных форм собственности, отрицания частного права, тотального контроля власти за всеми сферами жизни личность была практически полностью зависимой от государства. Признание концепции врожденных и неотчуждаемых прав и свобод человека делает принципиально иным механизм его связи с властью. Если раньше власть по существу стояла над законом, о чем свидетельствуют, в частности, массовые внесудебные репрессии 30-х-50-х годов, то новый подход предполагает равную связанность правом государства и гражданина. Более того, права и свободы человека становятся критерием легитимности власти, соответствия закона праву. Закрепление их п Конституции, которая, в свою очередь, подчеркивает соответствие их международным пактам о правах человека, обусловливают возможность международной защиты прав человека и гражданина, если использование национальных механизмов не дало желаемых результатов. Такая возможность сегодня предусмотрена Конституцией. Закрепление международных стандартов в области прав и свобод человека резко повышает роль и значение Конституции как их правовой основы, а также процедур их защиты, включая институт конституционного контроля. Само его видение в постсоветской России принципиально изменилось. Советская правовая доктрина отрицала буржуазную модель конституционного контроля, обосновывая это тем, что акты органа, назначенного Президентом и состоящего из нескольких лиц, приобретают в ней силу большую, чем сила закона, что нарушает иерархию актов. Поэтому в Советском Союзе органом конституционного контроля был Президиум Верховного Совета СССР как постоянно действующий орган высшего представительного органа государственной власти Союза. Казалось бы логично. Однако в условиях отсутствия разработанной процедуры такого контроля, а также просто профессиональных юристов в составе самого Президиума эффективность такого контроля должна была быть (и была) ничтожной. Поэтому нынешняя российская Конституция принципиально отличается по своему статусу от статуса советских конституций. Там конституция была фактически не защищена и в силу этого приобретала статус обыкновенного закона, который на практике был лишь каналом партийной политики. Здесь Конституция имеет достаточно эффективный механизм защиты, призванный обеспечить ее верховенство в системе источников российского права. И еще один момент. Именно в Конституции закреплены те самые врожденные, неотчуждаемые, естественные права человека, которые являются критерием легитимности закона. Поэтому правовым государством должно быть на деле демократическое конституционное государство.
Провозглашение в Конституции прав и свобод человека высшей ценностью предполагает необходимость другого важного шага в демократизации российского права - признание легитимности частного права. Ведь именно частное право есть сфера проявления человека как человека. В этом смысле советское право, из которого эта сфера была исключена, имело деформированную структуру.. Думается, российской юридической общественностью еще не до конца осознан тот вред, который принесло развитию права и страны в целом решение о включении гражданского права в сферу права публичного, принятое по инициативе Ленина в ходе кодификаций 20-х годов. Именно тогда была заложена основа той стагнации, которая, в конце концов, привела к распаду СССР. В самом деле, внедрение в традиционную сферу частного права командно- административного (т, е. публично-правового) метода правового регулирования выбило почву из-под такой экономической категории, как интерес. Экономика стала развиваться главным
1 Виноградов П.Г. Господство права. М., 1911, с. 35.
образом по приказу «сверху». Подобно римскому обществу, упадок которого был обусловлен материальной незаинтересованностью раба в производительном труде, советское общество также пришло к кризису в силу того, что не смогло создать экономических и правовых стимулов к такому труду. Их отсутствие означало неспособность советской экономики к «саморазвитию». Идея Ленина об отказе от частного права получила в свое время убийственную характеристику видного французского компаративиста профессора Рене Давида. Хотя Ленин, писал он, был юристом по образованию, однако указанная идея позволяет усомниться в его профессионализме.1
В ряду демократических достижений следует рассматривать и воспринятую сегодня концепцию социального государства. Такое государство обеспечивает необходимый минимум социальной справедливости в обществе путем перераспределения социальных благ и пользу социально незащищенных слоев. Кстати, такая концепция родилась в странах Запада как реакция на социальную функцию советского государства.
Впервые в истории российского права Конституция рассматривает общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры Российской Федерации в качестве составной части российского права. Такую норму следует рассматривать как важный шаг в деле интеграции российского права в международный правопорядок.
Вместе с тем, переходный характер российского права обусловливает нередкую разбалансированность и рассогласованность между отдельными элементами правовой системы, «пробуксовку» правовых механизмов, недопонимание отдельных институтов и т. д.
К примеру, провозглашение высшей ценностью прав и свобод человека сочетается с неспособностью государства обеспечить и защитить эти права, а граждан - использовать международный механизм их защиты. Новые структура и контуры права нередко сталкиваются с инерцией старого правопонимания и даже с пробелами в правовой науке. Такая инерция отчетливо проявляется, в частности, в вопросе о частной собственности на землю. Десятилетия развития в условиях господства общественных форм собственности, командно- административной системы, отсутствия частного права проявились в отторжении значительной частью общества самой идеи частной собственности на землю. Сегодня здесь сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, согласно Конституции, в России допускается плюрализм форм собственности на землю, гражданин может иметь ее в частной собственности на условиях, определяемых законом, с другой - указанный закон встречает жесткое противодействие в структурах Государственной Думы и потому до сих пор не принят. Незавершенность системного построения политической и правовой сферы общества проявляется, в частности, в существенной деформации вертикали системы источников права, теоретической пробельности отдельных ее звеньев, отсутствии либо крайней неэффективности механизмов исправления существующих деформаций. Кроме того, здесь сказывается инерция старого мышления, а также тоталитарных установок в области права. Так, нередко к понятиям и категориям теории права подходят со старых методологических позиций, игнорируя тот факт, что в условиях нового правопонимания, закрепленного в ныне действующей Конституции РФ, они приобретают порой иной смысл. В отдельных вопросах юридической науки проявилась наша явная теоретическая неподготовленность. Пример тому - ряд положений ст. 15 Конституции, породивших острые дискуссии в научной правовой литературе о соотношении общепризнанных принципов и норм международного права, а также международных договоров Российской Федерации с внутригосударственным российским законом.
Нередко причиной деформации системы источников права являются попытки решения некоторых проблем Федерации скорее с политических, чем с правовых позиций. Так, во многих договорах о разграничении компетенции между федеральным центром и субъектами Российской Федерации содержатся нормы, ставящие их по юридической силе выше Конституции. В этой связи следует лишь приветствовать меры по восстановлению вертикали власти в России.
Естественно, время, отведенное для выступления, позволяет остановиться лишь на некоторых вопросах чрезвычайно широкой проблемы правового развития России на рубеже веков. Позвольте на этом закончить. Благодарю за внимание!
1 Бауісі Я. Эоигсез оґ Ьауу./ЛЕСЬ. 222
LAW OF RUSSIA BETWEEN THE CENTURIES
G.I. Muromtsev
The Department of Theory and History of State and Law Russian University of Peoples' Friendship Miklukho-Maklaya sir., 6, J17J9&, Moscow, Russia
