CC BY
77
Низкокислотная брынза, кроме отсутствия специфических вкусовых качеств, лишена стойкости в отношении вредных микробиологических процессов, которые могут явиться причиной интоксикаций и токсикоин-фекций. Подавление нормального молочнокислого процесса может произойти за счет нарушений со стороны производства, а также в связи с диссоциацией молочнокислого стрептококка.
Слабая активность молочнокислого стрептококка в брынзе в весенний период создает наиболее благоприятные условия для размножения патогенного стафилококка и других'токсигенных бактерий. Указанным обстоятельством можно объяснить большую частоту случаев интоксикаций, вызываемых употреблением брынзы весенней выработки.
Выводы
1. Овцы, больные стафилококковым маститом, повидимому, являются основным источником обсеменения молока, употребляемого для брынзо-делия. Брынза весеннего приготовления в 26% случаев была обсеменена патогенным стафилококком.
2. Степень кислотности брынзы находится в зависимости от времени ее приготовления. Брынза весенней выработки имела больший процент проб с кислотностью до 100° Т по сравнению с летней брынзой.
•3. В качестве профилактических мероприятий необходимо:
а) в практику овцеводческих хозяйств ввести ускоренные методы ранней диагностики маститов;
б) обеспечить в весенний и ранне-летний период 100% выход брынзы с кислотностью не ниже 150° Т, определяя кислотность каждой вырабатываемой партии брынзы непосредственно на брынзоварне;
в) строго соблюдать санитарно-гигиенические требования на овцефермах и брынзоварнях.
Подполковник медицинской службы доктор мед. наук Н. А. БОГОЯВЛЕНСКИИ
О некоторых элементах гигиены и санитарии в быту древней Руси
Из кафедры истории медицины Военно-морской медицинской академии
Лицевые, т. е. снабженные рисунками (миниатюрами), русские летописи не нашли себе никакого отражения в историко-медицинской литературе. В своих обстоятельных исследованиях по летописным миниатюрам искусствоведы Арциховский, Воронин, Анналов и др. тоже почему-то обходят молчанием их медицинское содержание, несмотря на то, что оно заслуживает всемерного внимания историков русской культуры.
Интересуясь общими вопросами медицины в произведениях древнерусского изобразительного искусства, мы просмотрели миниатюры Радзивиловской (XIII—XV века) и шести томов (за исключением Синодального) Никоновской летописи (XVI век), а также рисунки нескольких десятков житий, синодиков, александрий, апокалипсисов и других сборников XVI—XVII века.
Фонд просмотренных иллюстраций обнимает около 10 000 миниатюр. Более 10% ив них написаны на самые разнообразные медико-санитарные темы. Одних только сцен родовспоможения насчитывается 103.
Арциховский сравнивает миниатюры с окнами, через которые можно «идеть исчезнувший мир древней Руси. Действительно, из миниатюр
мы узнаем, как в далекую старину лечили больных, оказывали помощь раненым воинам.
Миниатюры знакомят нас с устройством монастырских больниц, с протезами, которые носили хромые в эпоху крещения Руси, медицинскими инструментами, лекарственными травами; в них приводятся любопытные портреты врачей, повивальных бабок и пр.
Материал настоящего предварительного сообщения, касающийся разделов общественной, пищевой и личной гигиены и санитарии русского народа XI—XVII века, по нашему мнению, не лишен некоторого интереса как для каждого врача вообще, так для врача-профилактика в осо-■бенности.
При выборе мест для общественного поселения русские избегали низких и болотистых участков, считая их опасными для здоровья: «И несть иныя воды вредителнее неже болотная», — говорится в одном, из старинных рукописных лечебников. Строительная площадка подвергалась предварительной мелиорации. На' миниатюре 743 листа Голицин-ского тома (1449) видно, как засыпаются болота, сравниваются ямы. В руках строителей лопаты; щебень, землю, песок они подносят на ручных носилках. При рисунке текст: «Горы рыги и нижния места на-полняти и на глушицах (болотах. — Н. Б.) столпы каменныя ставити и на них своды сводити и ровняти места».
В 1478 г. новгородцы просят Ивана III уменьшить с них дань: «Теснота бе в городе и мор на люди» (лист 252 Шумиловского тома). Скученность населения, таким образом, правильно выдвигается как одна из причин эпидемии.
Не довольствуясь природным ландшафтом, русские нередко искусственно увеличивали площадь зеленых насаждений в границах поселения. На листе 17 Шумиловского тома (1472) нарисована монастырская больница в окружении пышной древовидной растительности. Эти «сады многи» монастырь, «насади на прохлаждение болным и прокаженым».
В эпоху русского средневековья Новгород имел своих «лечцов». В нем были свои «аптики». Новогородские «алхимисты» знали искусство дестилляции воды. Существование светской больницы в Новгороде васвидетельствовано русско-немецким договором еще в 1346 г. На высоком уровне стояло там и санитарное благоустройство города. «Торго-вище» регулярно очищалось от мусора и «коневьего кала». Мощение улиц и площадей там проводилось уже в XII веке, в то время как древнейшие мостовые в Нюренберге относятся к 1368 г., Лондон впервые начали мостить в 1417 г.1.
В условиях беспрерывных войн, пандемий и голодовок оставалось много неубранных трупов. Освобождение от них территории «ради смердящего духу» составляло заботу населения. Картина массового вахоронения наиболее типична «а миниатюрах, отображающих финал Куликовской битвы (листы 215—217 Остермановского тома, ч. II). Здесь одна группа воинов занята поиском раненых, другие приносят тела убитых на руках и носилках к братской могиле, снимают с них воинские доспехи, некоторые насыпают могильные холмы. При осаде городов трупы нередко сжигались на кострах: «яко да очистити рвы и потоци» (лист 773 Голицинекого тома, 1453). По опыту войн со шведами русским было знакомо погребение воинов в море, как это явствует из миниатюр XIII века.
Гробы делались из дуба или предпочтительно из смолистых деревьев: «мертвое тело да не гниет скоро». Гроб из лубка назывался коростой (Моление Даниила Заточника, XIII век). В старой Рязани до татарского нашествия был цех «каменосечцев», изготовлявших каменные гробы.
4 Тараканова С. А., Древний Псков, М.—Л., 1946.
Покойника завертывали сплошь в белый саван и пеленали длинными узкими лентами из холста. Так выглядят сцены погребения Владимира Святославича, Ольги, Бориса и Глеба в миниатюрах Радзивиловской летописи и особенно четко — Василька Константиновича на рисунках Никоновской летописи (1237).
Перевозка трупов — наиболее частый погребальный мотив в летописных миниатюрах XI—XVI века. Транспортом служили сани, телеги, ручные и пароконные носилки, «лодия» (лодки); часто покойника перевозили на верховой лошади.
При дальней транспортировке трупа для предотвращения заразы в устранения запаха принимались меры предосторожности. Саван изготовлялся по особому покрою: холщевый шлем с повязкой на шее и такой же комбинезон с тугим поясом. Гроб вкладывался в деревянную колоду в форме челнока по росту покойника, которая в свою очередь покрывалась деревянным футляром. Концы двух продольных носилочных жердей могли крепиться к хомутам или седлам верховых лошадей. Так было доставлено в Москву 14 октября 1441 г. тело Дмитрия Юрьевича Красного. Несмотря на незаразную болезь Красного и холодное время года, тело его «осмолиша с полстми», т. е. во всем одеянии. На рисунке—большая кадка с черной жидкостью. Два мастера серповидными инструментами покрывают смолой надгробие.
На листе 61 Радзивиловской летописи есть изображение перерезки русскими воинами Корсунского водопровода (X век). Знакомство русского народа с этим санитарно-гигиеническим сооружением относится к самому раннему периоду Киевской Руси. В эпоху русского средневековья водопровод и канализация с деревянными и гончарными трубами были знакомы городам Новогородской земли. В 1633 г. в Московском Кремле был сооружен свинцовый водопровод. На холмогорских миниатюрах из жития Антония Сийского (конец XVII века) показана труба, подающая воду в монастырскую кухню.
Летописные миниатюры знакомят нас с пищевыми средствами и продуктами: жито на полях в колосьях, зерновые злаки и крупы на прилавках у торговцев, репа, дичь, молоко, сыр, вино, квас, мед, винные ягоды. Сахар различался головной и леденец. «Ух из мяса и рыбы» (бульон — Н. Б.) обычно вкушают больные лежа в постели. Пироги и булки витые чаще всего приводятся в свадебных сценах и на столиках родильниц. Хлебы пеклись из ржаной и пшеничной муки, но были и «хлебы овсяные» (лист 1661 Остермановского тома, ч. II, 1413).
Тара и транспортировка продуктов отличались большим разнообразием. Путешествующему в 1399 г. по Дону митрополиту Пимену приносят молоко в больших низких сосудах. Это татарские казаны: они без крышек и ручек, и молочники держат их, прижимая к груди или животу. На возах митрополита Алексея в его «путном шествии» в Орду для лечения ханши Тайдалы целой горой нагружены бочки с напитками, много различной гончарной и металлической посуды, мешков и рогожных кулей «с кормом» (лист 974 Остермановского тома, ч. I, 1357). Всадники войска Ивана III перевозят «покорм» в мешках на верховых лошадях (лист 222 Шумиловского тома, 1478). На листе 557 Лаптевского тома (1204) зарисованы русские телеги в виде глубоких ящиков. В них аккуратно, рядком уложены небольшие круглые хлебы. Это военно-продовольственный обоз.
При путешествиях, в военных походах, домашнем быту князей, бояр и духовенства часто упоминаются «повары», «хлебници», «пивовары», «квасници» и др. Процесс приготовления пищи изображен на многих древних миниатюрах. С особой детализацией изображена кулинария монастырей, например из жития Сергия Радонежского. Здесь приведена отдельная кухня. В одном углу приземистая печь с вмазанным в нее кот-
лом. Рядом стол для разделю» продуктов. Над ним с потолка свисает большое сито. Дежи для теста имеют вид длинных и глубоких колод.
Столы, табуреты, скамьи являются обязательной принадлежностью каждой русской пирушки. Эту мебель мы видим и в мирном быту, и в военных шатрах. Свита Пимена «обедоваша» на столах даже в условиях неспокойного корабельного плавания по Азовскому морю (1399). В отличие от этого половцы после битвы при Калке пируют, сидя без столов; пишу из чаш берут голыми руками. Миниатюры очень часто изображают прикроватные столики «с брашном, питием» и лекарственными «зелиями», которые обычно помещаются в изголовьях родильниц и недужных на дому и в больницах.
На столах видна самая разнообразная посуда: чаши, ковши, соло-ницы, кубки, ножи прямые и кривые. Вилок еще нет. Ложки деревянные и серебряные употреблялись уже в эпоху Владимира Святославича. «Лжицы» эти круглой формы, как позволяет судить миниатюра листа 69 Радзивиловской летописи. Военные повары «судовой рати», шедшей на Казань, держат в руках большие круглые «уполовники» (лист 546 Голи-цинского тома, 1469); ими перемешивается пища в котлах и ведрах, висящих над костром в поле. Скатерти изображены на миниатюрах 1475 г. в сценах угощения новогородцами Ивана III (лист 148 и последующие Шумиловского тома). Столовый прибор издавна прочно вошел в русский быт. Отсутствие, например, ножа и ложки кажется чем-то необычным для нашего народа: «а ножа гиндустанци (индусы — Н. Б.) не держать и лжицы не знають» особо подчеркивает в своем «Путешествии в Индию» тверской купец Афанасий Никитин (1475).
Слух о том, что римский папа не возбраняет своим людям «со псы из единой посуды ясти и удавленину ясти», был воспринят на Руси с большим отвращением (лист 616 Голицинского тома, 1453). Еще в эпоху Даниила Паломника (XII век) русским было известно, что мутная речная вода причиняет при питье «болесть и пакость во чреве». В XVII веке русские рукописные лечебники на своих страницах записывают, что «нутряныя глисты» у человека зарождаются «от всякого несозрелого овощу». Поэтому вопрос о чистоте пищи возводится на первую ступень. По Домострою, столовую посуду надо всегда тщательно мыть, чистить, скрести, полоскать горячей водой, просушивать.
Печи в княжеских и боярских домах Москвы упоминаются во времена Дмитрия Донского и ранее. Утепление жилищ достигалось добавочной защитой окон и дверей. Во избежание «остуды» больного рукописные лечебники XVI—XVII века советуют «двери с надвория с вертве сена и солома забити да лубьем прибити, а двери у избы в две полсти заделати». От усиленной топки могла быть духота и угар: «...а коли зиме, ино норо-вити, чтобы не лишное жарко было, чтобы болю не угорети да и в голове бы мозг не сох, потому что тоща голова».
Окна в домах Московской Руси делались из наиболее дешевого материала — слюды, хотя стекло было известно еще в Киевский период. Для освещения, кроме лучины, употреблялись свечи и лампады с растительным маслом. Есть один рисунок, где изображены фонари. Их держат в руках всадники, сопровождающие ночью тело Михаила Ярославича (лист 517 Остермановского тома, ч. I, 1319).
В XIV—XV веке появляются первые упоминания о многих обычаях, ставших впоследствии распространенными в русском укладе жизни, например, послеобеденный сон, раннее вставание утром. Обычно вставали в 6 часов утра. Это называлось первым часом дня. Спали русские люди на деревянных кроватях, имевших вид удлиненных незысоких ящиков, обращенных дном кверху. На них «покоятся» больные в своих домах, родильницы в отдельных «полатях» собственного дома. Эти же кровати стоят в военных шатрах, служивших спальней для воевод, как это видно.
в характерной сцене пробуждения от сна Всеволода Юрьевича (вторая половина XII века). Больничные кровати были такого же устройства и назывались «одрами». Подобной формы маленькие кровати делались и для грудных детей. Рисунок свисающей с потолка детской люльки без полога приведен только два раза: один относится к 1350 г. (лист 882 Остермановского тома, ч. I), другой — к 1389 г. (лист 701 того же тома, ч. II).
В наиболее ранних миниатюрах подушки изображены в виде узкого круглого валика. Эти татарские «мутаки» — результат влияния соседства половцев. С 1274 г. появляется современная четырехугольная подушка с узорами по краям. В многочисленных миниатюрах «мора на людех» у каждого больного отдельная подушка. Одеяла на рисунках разноцветные; они делались из ткани. Простыни тоже были известны. По крайней мере «чистая простыня белая» рекомендуется лечебниками XVI—XVII века для сборов лекарственных «зелий по дебрем».
Короткая стрижка волос и брадобритие не были редкостью еще задолго до Петра I. Это усматривается из одного сатирического изображения московского щеголя XVI века в проповедях митрополита Даниила: «Волосы не только бритвою вместе с кожею сбриваешь, но и щипцами с корнем исторгаешь». Мужчины до 30 лет всегда изображаются на миниатюрах без бород. Дмитрий Донской не носил бороды до 29 лет, Василий I — до 32 лет.
Практикой домашнего воспитания детей зажиточного класса в XVI—XVII веке, согласно письменным документам, предусматривалось полоскание рта ароматической водой и протирание зубов влажным или сухим «платом». В миниатюрах это не нашло отражения. Но картины умывания лица и рук встречаются нередко. Вода подается из полведер-ника, который держит помощник (лист 576 Остермановского тома, ч. I, 1399). Одна из миниатюр показывает омовение от головы до пояса тела раненого (лист 448 Остермановского тома, ч. I, 1319). Для родильниц применялась горячая вода. Ее подносит прислужница в горшке, обернутом одеждой, чтобы не обжечь руки. На многочисленных рисунках по уходу за родильницей грудных детей купают в высоком цилиндрическом сосуде, куда медленно подливается подогретая вода из посуды, похожей на чайник с двумя носиками. Бабка-повитуха пробует температуру воды в купели наощупь (лист 440 Лаптевского тома, 1193).
Бани упоминаются в самых древних письменных памятниках. Олег, например, требовал от греков русским послам и купцам в Царьграде «творити мовь, елико хотять» (907). Изображениями «мылен» более всего богата житийная литература, например, «Повесть о Петре и Февронии» (XVI век). Подогревание воды производилось опусканием в чан раскаленных камней или горячих железных гирек. Внутри бани показаны шайки, корцы, скамьи. Тело растиралось «губкою» (мицелием древесного гриба), соломой, мочалой («вехтмь»), ветвями можжевельника. Баня — излюбленное место для лечения. Петра Муромского врачуют там от «язв и струпиев». Один из юношей ■челядинцев смазывает его тело «кислеждею», пользуясь волосяной кистью. Помывка в бане сопровождалась обязательной сменой белья, ибо «чистое мытие и частое переменяние платия вшам множитися не дает» сказано в Вертограде XVII века (собр. В. Ф. Груздева, №8). «Убрусец» (полотенце. — N. Б.) приводится главным образом в житийных миниатюрах XVI—XVII века и в сцене оплакивания умершего рязанского князя Василия Ивановича (1483). Коротким полотенцем сын покойного утирает себе слезы [лист (371 оборот) Шумиловского тома1.
О стирке белья имеется летописное упоминание от XI века. В трагической сцене ослепления Василька 'Геребовльского окровавленную «сороку» его дают «мыти папади» (лист 14 Радзивиловской летописи,
'055). При стирке применялась зола, глина и растения, богатые сапонинами. Лечебники XVI века особенно хвалят одну из трав потому, что «пена от нея исходит аки от мыла». Последнее было в употреблении у богатых, и его санитарно-гигиенические качества ставились высоко: «от мытия мылного тело чисто живет».
Указания по чистке, проветриванию и хранению белья, одежды, мехов, обуви с утомительными подробностями изложены в Домострое. Обычай частой смены белья, замены обветшалой и загрязненной одежды чистой, опрятной и добротной был предметом, достойным подражания. Такой культурной привычкой отличался друг Дмитрия Донского митрополит 'Митяй. Летописец с одобрением говорит о нем, что он «во вся дни ризами драгыми и светлыми изменишася» (лист 1525 Остерма-новского тома, ч. I).
Если летописцы были носителями интересов господствующего класса, то миниатюристы рассматривали жизнь древней Руси глазами ремесленников. Поэтому их произведения наиболее объективно и полно отражают быт русской народной массы той эпохи.
Несмотря на сжатость, настоящее сообщение дает достаточно оснований, чтобы отвергнуть ложные утверждения некоторых историков о древней Руси как стране бескультурья, косности, о господстве в русской медицине того времени мистики, грубого суеверия, а в быту русского народа —вопиющей антисанитарии.
Многие памятники древнерусского изобразительного искусства и письменности показывают, что основные санитарно-гигиенические навыки русского народа стоял» на значительной высоте. Нашим предкам еще на заре их истории были свойственны правильные представления в области санитарии и гигиены — общественной, пищевой и личной. Многие из этих представлений дошли до настоящих дней мало измененными в -своей принципиальной основе. В некоторых случаях русский народ опережал соседние страны по внедрению в быт санитарно-гигиенических мероприятий (мостовые, водопровод, употребление столов, обеденных приборов и пр.).
Первый историк русской медицины немец Рихтер игнорировал многие памятники духовной и материальной культуры Руси или давал им тенденциозное освещение, чтобы принизить русскую медицину и выставить ее в непривлекательном свете — отсталой и варварской.
Задача советских врачей — тщательным изучением первоисточников способствовать разоблачению фальсификации истории русской медицины .па всех этапах ее развития.
