CC BY
49
3. Григорьев С.Г. Мультимедиа в образовании: сетевой учебно-методический комплекс электронных средств поддержки обучения [Электронный ресурс] / С.Г. Григорьев, В.В. Гриншкун. - URL.: http://www.ido.edu.ru/open/multimedia
4. Гуськова Е.И. Методика применения инструментальных средств для создания учебных компьютерных курсов в системе базовой подготовки по информатике студентов педагогического вуза: автореферат дис. ... канд. пед. наук: 13.00.02 /Е.И. Гуськова. - М., 1997. - 21 с.
5. Ковригин А.В. Построение курса информатики для гуманитарных специальностей педагогического вуза: На примере факультета иностранных языков: дис. ... канд. пед. наук: -13.00.02 / А. В. Ковригин. - Новосибирск, 2005. - 191 с.
6. Лавина Т.А. Совершенствование системы непрерывной подготовки учителей в области использования средств информационных и коммуникационных технологий в профессиональной деятельности: автореферат дис. ... д-ра пед. наук: 13.00.02 / Т.А. Лавина. - Москва, 2006. - 37 с.
З.А. Тычинских
о некоторых аспектах формирования АБОРИГЕННОЙ
ПОЛИТИКИ В СИБИРИ В XVH-XVHI вв.
Ключевые слова: Сибирь, ясак, аборигены, инородческая политика, управление, служилые татары.
Включение в XVI в. обширных полиэтничных территорий в состав России требовало особого внимания правительства к аборигенному фактору. Государство в населении присоединенных территорий видело, прежде всего, плательщиков ясака, и лишь затем представителей иной веры и этнической принадлежности. Главной целью на данном этапе аборигенной политики являлось обложение ясаком, который имел не только финансовое значение, обеспечивая пополнение казны пушниной, но и политическое, выступая главным показателем подданства и признания русской власти.
Приводясь к «шерти», «иноверцы» (в данном случае термин «иноверцы» - условное название по отношению к аборигенному населению Сибири. В официальной лексике термин «иноверцы» стал употребляться с начала XVIII в., заменив использовавшийся до этого термин «иноземцы». А в конце XVIII в. заменяется термином «инородцы») должны были платить ясак и хранить верность, взамен чего российский государь предоставлял им право проживать и хозяйствовать в районах их исконного обитания, а также обещал держать их «в своем царском милостивом призрении» и «оберегать накрепко». Русская сторона трактовала шерть как признание аборигенами своего подданства, те же могли воспринимать ее в зависимости от своей военной силы и характера взаимоотношений с русской властью как равнозначный союз или мирный договор.
В основе инородческой политики в Сибири на протяжении конца XVI - начала XVIII вв. лежало сочетание сотрудничества (в первую очередь, с нерусскими военно-политическими элитами) и прямого насилия и администрирования. Причем, если методы насилия и администрирования возлагались обычно на представителей местной власти, то верховная власть позиционировалась как нейтральная, проводившая политику сотруд-
© Тычинских З.А., 2013
ничества. Возможно, именно поэтому в менталитете как в целом российского населения, так и в такой его особой части, как аборигенное население присоединенных в ходе колонизации обширных российских территорий, достаточно отчетливо сформировался и долго сохранялся собирательный образ доброго «царя-батюшки», являвшегося гарантом справедливости и защитником от произвола местной власти. Формированию образа, безусловно, способствовала нейтральная позиция, которую изначально занимали российские правители, и та гибкая политика, которую они вели по отношению к аборигенному населению.
Ярким примером может служить ситуация с татарской феодальной знатью Сибирского ханства. Как отмечал С.В. Бахрушин, татарская военная знать «безболезненно перешла на царскую службу, переменив без резкого перерыва одного господина на другого» [3, с. 165]. Наградой для бывших сибирских мурз, теперь «лутчих людей», становится сохранение привилегированного положения и выдача государева жалованья (денежного и хлебного). За это служилые татары несли военную службу новому сюзерену - московскому государю. Характер условно прямого подчинения служилых татар царю подчеркивался возможностью и правом их прямого обращения через челобитные с жалобами и просьбами. В ответ обычно верховной властью было гарантировано заступничество.
Демонстрацией лояльного отношения к покоренным сибирским правителям стал организованный в Москве прием плененной в ходе «взятия Сибири» семьи хана Кучу-ма. Насколько важен был данный акт для российских правителей, говорят описанные в источниках известия о том, что для создания пышности и торжественности церемонии, въезд сибирских пленников было приказано сопровождать эскорту богато и пышно одетых дворян. Позаботились и о достойном представлении сибирских цариц и царевичей, для которых были специально сшиты наряды. Впоследствии бывшие сибирские царевичи получают наделы в Касимовском ханстве, становятся правителями этого «царства» [4, с. 2], а также получают земли в других княжествах.
Малочисленность русских вооруженных сил в Сибири, значительная территориальная дисперсность военно-административных пунктов, существовавшая в течение всего XVII в. постоянная угроза отпадения Сибири от центра обязывали Российское правительство предпринимать меры по установлению прочных административных, политических и экономических связей с «дальней сибирской вотчиной». Исходя из этих установок, на первых порах государство всячески старалось поощрять служилых татар и оберегать их интересы, в том числе и от представителей местной власти. Когда в 1598 г. воевода Ефим Бутурлин, «мимо государеву указу», наложил на юртовских татар ясак по 10 соболей с человека и «не в меру, но по большому окладу» наложил ясак на тобольских «кречатников», которые прежде «за ясак давали кречеты», а после обложения ясаком «государю изменили, побежали», то служилые татары обратились к царю с челобитной, в которой жаловались, что «у них вотчин никаких нет и соболями не промышляют» и прежде ясака с «них не имали». Царь освободил юртовских татар от ясака, а новым воеводам предписал произвести розыск об этих незаконных действиях Ефима Бутурлина и велел «за то на Ефима опалу свою государеву положить». Из Москвы поступило предписание воеводам «льготить и беречи...» юртовских татар и чтобы «.. .они б жили в государевом жалованье безо всякого сумненья и юрты свои полнили» [3, с. 167]. «Имянной указ» царей Ивана и Петра Алексеевичей от 21 января 1696 г. гласил: «.будет по розыску явится, что ясачные люди разбрелись в дальние страны и изменили от воеводских нападков и тех воевод, которые по совершенным уликам будут тому вины - за то самих казнить смертью же» [8, с. 314].
Служилые татары обращались напрямую к царю и за прибавкой к жалованью. Так, в грамоте от января 1618 года царя Михаила Федоровича в Тюмень воеводе Федору Коркодинову, сообщалось: «В нынешнем во 126 году, декабря в 9 день, писали есте к нам и прислали Тюменского города юртовских служивых татар головы Маитмаса Ачекматова челобитную» [8, с. 349-353]. В челобитной Маитмас Ачекматов указывал, что на государевой службе он состоит с тех пор «как Тюменский город стал», т.е. уже более 30 лет. Там же перечислялись заслуги М. Ачекматова, и излагалась просьба увеличить тому жалованье «против тобольского служилаго татарина Кызылбая Капландыева». Жалованье Маитмаса Ачекматова составляло 8 рублей, в то время как денежное жалованье Кызыл-бая Капландыева составляло 12 рублей. Кроме того, Капландыеву выдавалось от казны по две чети ржи и овса. Следует заметить, что первое время сумма денежного жалованья служилых татар не была фиксированной и зависела от степени «заслуг лучших людей», причем в главных городах она была значительно выше, чем в прочих.
Размеры жалованья существенно различались не только между различными категориями служилого населения, но и внутри определенной категории в разных городах. Оклады тобольских служилых, в том числе и служилых татар, были намного выше, чем у служилых других городов. В Москву направлялись многочисленные челобитные от тюменских, тарских, томских служилых татар с просьбой уравнять их денежное жалованье с тобольскими служилыми татарами. Так, в 1629 г. тарские юртовские служилые татары направили к царю челобитную о «придаче» к денежному жалованью «против» тобольских служилых татар и о поверстании в службу их сыновей, племянников и пр. В ответ на эту челобитную последовал царский приговор о том, что «государь слушал и указал: отписать на Тару - велеть юртовским татарам сказать, чтоб они о том не били челом, быть им в тех своих окладах и впредь по-прежнему: и в московских городах у государя городы не все ровны, а им с Тобольском не ровнятся» [8, с. 118].
Центральная власть предписывала сибирским воеводам проявлять к мусульманскому населению «береженье... и ласку» и не ущемлять религиозные чувства татар [7, с. 118]. Как отмечает Е.В. Перевалова, в Сибири «на этапе военных захватов туземных земель российское государство не стремилось к конфессиональному подчинению.» [10, с. 62]. Генеральную линию конфессиональной политики московского государства в течение XVII в. в отношении сибирских инородцев можно определить словами из указа царей Иоанна и Петра Алексеевичей, направленного тобольскому воеводе П.С. Прозоровскому, а также грамоты на имя митрополита Павла от 5 апреля 1685 г. В указанных документах говорилось: «.для того, что Сибирь государство дальнее и состоит меж бусурманских иных вер многих земель, чтоб тем тобольских татар и бухарцев и иных земель приезжих иноземцев не ожесточить...» [1, с. 331-333]. Высочайшими грамотами тобольским митрополитам было предписано «неволею никаких иноземцев крестить не велеть». Однако на месте эти распоряжения часто не соблюдались. В связи с этим от тобольских татар и бухарцев поступали многочисленные жалобы на местную духовную власть, стремившуюся всеми способами увеличить паству. В ответ на эти жалобы государи приказали воеводам взять под свое наблюдение «чтоб неволею в православие иноземцев не обращали».
По челобитью тобольских служилых, захребетных, ясачных татар и бухарцев Авазбакея Кульмаметева с товарищами в 1686 г. из Москвы было направлено предписание о том, чтобы желающие принять православие подавали прошения сначала в приказную избу, и, лишь после рассмотрения их воеводой, направлять эти прошения к митрополиту для обращения в христианскую веру. Самому митрополиту было запрещено принимать эти прошения, а также приказано «не дождався из приказныя избы памятей
- тех людей не крестить» [1, с. 331-333]. Эта мера была вызвана тем, что для привлечения в православие тобольский митрополит принимал тех людей, которые, совершив какое-либо преступление, бежали от единоверцев с тем, чтобы, изменив веру, избавиться от наказания или от прежней кабалы. В очередной раз распоряжения о недопустимости насильственного обращения в православие подтверждаются в наказе тобольскому воеводе от 1697 г.: «насильством никого не крестить».
Ситуация изменилась в период правления Петра I. С начала XVIII в. наступает новый этап колонизации Сибири, который известный сибиревед А.В. Головнев назвал «эпохой Филофея Лещинского», или эпохой конфессионального захвата [5, с. 90]. В первой четверти XVIII в. начинает активно проводиться политика массовой христианизации сибирских народов. В целом она определялась внутренней политикой Петра I, который «ставил перед церковью на первый план практическую задачу: средствами религиозного воздействия на верующих служить делу укрепления самодержавной власти» [9, с. 27]. В 1706 г. Петр поручает митрополиту Филофею Лещинскому ехать к остякам и вогуличам с проповедью Евангельскою, для того, чтобы «все кумиры и кумирницы, где только будут найдены, сожигать и истреблять, и на их местах строить церкви, часовни и ставить иконы». Самих остяков и вогулов было велено «от мала до велика крестить». В итоге миссионерской деятельности Ф. Лещинского, его сподвижников и последователей к 40-70-м годам XVIII в. основная часть остяцкого и вогульского населения Березовского края была крещена [9, с. 265]. Наряду с вогулами, остяками, якутами указ 1714 г. предписывал крестить и татар [13].
В то же время нельзя не отметить, что этап «конфессионального захвата» в отношении сибирских татар в целом, и служилых татар, в частности, проходил гораздо мягче, чем в отношении служилых татар Поволжья, и менее успешно, чем в отношении языческих народов Сибири. В этот же период проходит активная кампания по христианизации служилых татар в бывших Казанском и Касимовском ханствах. Государственными указами 1713, 1715 гг. инородцам-магометанам, владевшим поместьями и вотчинами, было предписано перейти в православие. В противном же случае их земли отходили государству или же их крещеным родственникам [12, с. 22-23]. Политика насильственной христианизации в Поволжье была направлена на устранение инородческого служилого землевладения, на котором была основана социальная мощь татарской служилой аристократии [11, с. 55]. «Мягкость» же в отношении сибирско-татарского служилого сословия, на наш взгляд, была обусловлена рядом причин, и, прежде всего, тем, что в Сибири не сложилось дорусское служилое землевладение, отсутствовал класс феодалов-землевладельцев, который мог бы представлять реальную социальную силу. А также такими факторами, как сравнительная малочисленность служилых татар, необходимость как социальной, так и военной поддержки татарской аристократии, значительная отдаленность от центра огромной по размерам сибирской вотчины, постоянная угроза ее отпадения, необходимость в татарской коннице в борьбе с «башкирцами и киргис-кайсаками» в течение всего XVIII в.
Очередной этап в конфессиональных отношениях наступает с воцарением Екатерины II, которая отходит от насильственных методов и стремится использовать ислам, наряду с православием, в своих политических интересах. Во второй половине XVIII в. на имя татарского головы мурзы Авазбакея Кульмаметева и ахуна Абтигарима Тацимова, а также головы Сабанака Кульмаметева приходит предписание о том, что дела по «махо-метанскому закону. препоручены в единственное их ведение». Им также должны были
быть «по духовным делам в послушании» состоящие «в том махометанском законе» татары Тарского, Томского, Тюменского и Верхотурского ведомств [14, Л. 3].
Преданную усердную службу аборигенной элиты верховная власть поощряла богатыми дарами и земельными угодьями. Так, по указу Петра I (1703 г.) известному «велено владеть им и детям их [Авазбакея и Сабанака — З.Т.] ...в Тобольском уезде вверх по Тоболу и Иртышу рекам по изъясненным в грамотах дачам пашенными землями, сенными покосами, и рыбными ловлями и всякими угодии...» [15, Л. 15 об.]. Кроме земельных пожалований «за многия службы» Авазбакея и Сабанака указом от 20 февраля 1714 года из казны Великого государя мурзе Сабанаку был дарован «тесак булатный, у которого черен каменной яшмовый оправлен серебром, с чернью, турецкого дела», а внуку Аваз-бакея мурзе Нематулаю - оправленная серебром турецкая сабля. Несколько позже «от ближнего боярина Федора Салтыкова» было отправлено жалованное письмо от царицы Параскевьи Федоровны с подарками «на кафтан прадеду и мурзе Авазбакею сукна серого пять аршин, да двум татарам, которые приезжали от того прадеда к Москве сукна темно-зеленого по пяти аршин» [16, Л. 99 об.].
Земельные пожалования от верховной власти татарам за службу являлись одной из главных форм приобретения обширных земельных владений. По указу царей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича воеводе А.Ф. Нарышкину от 7 августа 1695 г. были предоставлены татарскому голове Азбакею (Авазбакею) Кульмаметеву и его сыну Саба-наку с потомками права «на пашенные земли, сенные покосы, рыбные ловли, озера и всякие угодья вверх по рекам Тоболу и Иртышу» [2, с. 91]. Такое расплывчатое определение дарованных владений, без указания границ, позволяло Кульмаметевым претендовать на значительные земельные владения, а также самовольно захватывать свободные участки. Правом обращения с челобитными пользовались не только служилые татары, но и другие категории населения, например, бухарцы.
Во второй половине XVIII в. формируется новая система отношений между аборигенами и верховной властью, которая окончательно утверждается в начале XIX в. в связи с реформами М.М. Сперанского. Происходит процесс интеграции аборигенов в систему общероссийской социальных, политических и экономических связей. Это подчеркивалось и введением нового соционима «инородцы», признающее аборигенное население как уже российское, хотя и особое сословие. Нивелирование положения инородческой знати с рядовым населением, а с другой стороны, уравнивание прав аборигенного населения с русским крестьянским знаменовало ликвидацию особого статуса «иноземцев», «иноверцев», что исключало основания для права пользования ими прежней привилегией обращения напрямую к высшей власти. Тем не менее, вплоть до начала ХХ в. представители аборигенной элиты на особом статусе «инородцев» включались в состав делегаций, например, по случаю коронационных торжеств, юбилеев дома Романовых и т.д.
Библиографический список
1. Андриевич В.К. История Сибири. Ч. 2. / В.К. Андриевич. - СПб., 1889. - 487 с.
2. Андроников И.А. Материалы по землевладению и экономическому быту оседлых инородцев Тобольской губернии / И.А. Андроников. - Тобольск, 1911. - 396 с.
3. Бахрушин С.В. Сибирские служилые татары в XVII в. / С.В. Бахрушин // Научные труды. - М., 1955. - Т. III; Ч. 2. - C. 153-175.
4. Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских царях и царевичах: в 3 Ч. / В.В. Вельяминов-Зернов. - СПб., 1866.
5. Головнев А.В. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров / А.В. Головнев. - Екатеринбург: УрО РАН, 1995. - 607 с.
6. Миненко Н.А. Северо-Западная Сибирь в XVIII - первой половине XX в. / Н.А. Минен-ко. - Новосибирск: Наука, 1975. - 308 с.
7. Небольсин П. Покорение Сибири. Историческое исследование / П. Небольсин. - СПб., 1849.
8. Оглоблин Н.Н. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592-1768 гг.). Ч. 3 / Н.Н. Оглоблин. - М.: Университетская типография, 1900.
9. Огрызко И.И. Христианизация народов Тобольского Севера в XVIII в. / И.И. Огрызко. -Л., 1941.
10. Перевалова Е.В. Северные ханты: этническая история / Е.В. Перевалова. - Екатеринбург: УрО РАН, 2004. - 414 с.
11. Степанов Р.Н. К вопросу о служилых и ясачных татарах // Сборник аспирантских работ. Право, история, филология. - Казань: КГУ, 1964. - С. 52-70.
12. Шарифуллина Ф.Л. Касимовские татары / Ф.Л. Шарифуллина. - Казань, 1991. - 127 с.
13. Щеглов И.В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири (10321882 гг.) / И.В. Щеглов. - Иркутск: Восточно-Сибирский отдел ИРГО, 1883. - 778 с.
14. РО ТИАМЗ - Рукописный отдел Тобольского историко-архитектурного музея-заповедника. № 12 864.
15. РГИА - Российский государственный Исторический архив. Ф. 1286. Оп. 2. Д. 347.
16. ГУТО ГА в г. Тобольске - Государственное учреждение Тюменской области Государственный архив в г. Тобольске. Ф. 329. Оп. 13. Д. 7.
Т.Л. Шабанова
особенности переживания социальных и учебных страхов старшеклассниками и студентами вуза
Ключевые слова: базовые эмоции, социальный страх, учебный страх, тревога, учебная, самооценочная, межличностная тревожность; толерантность к страхам.
В современном мире, где все больше усиливаются социальные, экономические и политические противоречия и увеличивается зона опасности для эмоционального самочувствия человека, современное образование, к сожалению, мало внимания уделяет проблеме эмоционального становления молодых людей, особенно воспитанию у них толерантности к негативным переживаниям и трудностям. Это отнюдь не способствует саморазвитию молодежи в направлении психологической независимости, взросления, успешной адаптации в наше бурное время.
По мнению ряда исследователей, базовыми переживаниями человека, определяющими становление всей его личности, а поэтому заслуживающими особенно пристального внимания, являются тревога и страх (Бинсвангер Л., Боулби Дж., Вилюнас В.К., Из-ард К., Маслоу А., Лэйнг Р., Мэй Р., Селье Г., Салливан Г., Тиллих П., Франкл В., Фрейд З., Фрейд А., Хайдеггер М., Хорни К. и др.) [1; 3; 4]. Несмотря на повышенный интерес специалистов к этой проблеме многие ее аспекты остаются недостаточно изученными и
© Шабанова Т.Л., 2013
